"Homo Soveticus": специфика социального стереотипа в современном российском обществе (на материале ассоциативного эксперимента)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Московский городской педагогический университет

«Homo Soveticus»: специфика социального стереотипа в современном российском обществе (на материале ассоциативного эксперимента)

И.А. Бубнова,

Несмотря на то, что со дня исчезновения Советского Союза с политической карты мира прошло тридцать лет, аббревиатура СССР остается символом, до сих пор вызывающим в обществе различные, причем часто прямо противоположные, эмоции и оценки. В связи с этим интерес к существовавшим в ХХ в. типу общественно-политического устройства и качествам человека, обозначаемого сегодня как «homo soveticus», растет и в гуманитаристике - истории, философии, политологии, социологии, психологии. При этом многие ученые, отмечая современную тенденцию к замещению в общественном сознании исторического образа советского человека сложно идентифицируемым термином «совок», который активно продвигается через дилетантские оценки при помощи массмедиа, считают, что в научном осмыслении концепта «советский», типа советского человека, могут помочь лингвистические работы, где существуют специальные методы и методики, позволяющие, во-первых, проследить динамику формирования и развития понятий, составлявших основу советского социального пространства, и, во-вторых, выявить факторы, определяющие отношение современных жителей России к феномену «советскости».

Очевидно, что в современной лингвистике такой областью является прежде всего психолингвистика, с позиций которой мы и попытались рассмотреть данную проблему.

Цель исследования - изучение представлений современных носителей русской лингвокультуры, принадлежащих к разным поколениям и, соответственно, имеющих различный субъективный опыт, о модели советского типа личности. В гуманитарных науках подобные представления определяются как социальные стереотипы, под которыми понимаются схематичные модели, обусловленные культурой, позволяющие человеку не только упорядочить окружающую реальность, связав увиденное с известными идеями, но и экономить усилия при восприятии сложных социальных феноменов. Важнейшая роль системы стереотипов состоит в том, что они служат гарантией самоуважения, обеспечивают безопасность человека и «могут быть ядром личной традиции, защитой нашей позиции в обществе» Зд. и далее перевод наш. - И. Б. [Lippman 1966, с. 95]. С точки зрения психолингвистики данное предвзятое, не просто заменяющее беспорядочное восприятие реальности на упорядоченное представление о ней, но и наполненное чувствами восприятие людей, событий или явлений отражено в смысловом содержании слова, которое выявляется через исследование психологической структуры значения - сложной, лабильной, постоянно изменяющейся под влиянием различных внешних и внутренних факторов в системе эквивалентов психологических взаимосвязей слов [Леонтьев 1971].

Методологической основой исследования являлись:

1) основные положения культурно-исторического подхода [Выготский 2004];

2) разработанные в общепсихологической теории деятельности идеи о двойственности существования значений в индивидуальном сознании, а также о потребности (в широком смысле, включая высшие) как негативном состоянии нужды и мотиве, представляющем собой материальный или идеальный предмет потребности, который воспринимается чувственно или дан только в мысленном плане. Важно, что мотив, как правило, не осознаваемый субъектом, тем не менее всегда входит в его сознание, отражаясь в результатах деятельности и придавая ей личностный смысл [Леонтьев 1984; Леонтьев 2004];

3) положения о слове как «превращенной форме деятельности», представленной в сознании человека комплексной структурой, включающей в себя различные формы и уровни отражения объекта познающим мир субъектом, и психологической структуре значения как системе «ассоциативных связей слов… то есть его ассоциативной структуре» [Леонтьев 1971, с. 11], развитые в рамках отечественной психолингвистики.

Основной методикой исследования явился свободный ассоциативный эксперимент (АЭ) со стандартной инструкцией, стимулом при проведении которого послужило словосочетание «советский человек».

Здесь следует подчеркнуть, что использование словосочетаний в психолингвистических экспериментах является достаточно типичной процедурой, причем полученные реакции (отдельные слова и высказывания) могут анализироваться как результаты не только ассоциативного, но и проективного экспериментов, что позволяет выявлять мотивы, «скрытые» за словом. Наибольший интерес для исследователя в данном случае представляют парадигматические реакции, актуализирующиеся с повышением сходства семантического значения, а также реакции, связь которых не очевидна для внешнего наблюдателя, так как именно они обусловлены деятельностным, отношенческим контекстом, и поэтому являются наиболее содержательными.

Респондентами в исследовании стали студенты вуза (n = 25, средний возраст 23 года) и люди, получавшие образование и прошедшие социализацию в советское время (n = 25, средний возраст 48 лет).

Полученные в группах ассоциативные реакции (АР) ранжировались по частоте, частотные АР (употребленные не менее 3 раз), которые рассматриваются в психологии как высокоинформативные в групповом ассоциативном эксперименте в силу низкой вероятности случайного выбора для испытуемых с нормальным развитием речи, послужили материалом для построения ассоциативных семантических универсалий стимула «советский человек» в исследуемых группах. Семантические универсалии в каждой из групп анализировались качественно и затем сравнивались между собой.

На заключительном этапе выявлялась условная групповая мера выраженности наиболее частотных параметров описания стимула «советский человек», а также мера семантической близости ассоциативных полей в исследованных группах.

Основная часть

Всего в ходе эксперимента было получено 206 АР, из них в группе взрослых - 107 АР, в группе студентов - 99 АР.

В группе взрослых первой по рангу частоты была реакция труженик (10), эксплицитно выражающая отношение к типу личности, существовавшему в советский период.

Весьма информативными с точки зрения отраженной в них эмоции и оценки оказались АР, близкие к ядру и получившие ранг частоты 2-5 - патриот (4), стабильный (4), идеал морали и трудолюбия (4), пионер (4), а также следующие за ними реакции с рангом частоты 5-8 - честный (3), коммунист (3), уверенность в завтрашнем дне (3), светлое будущее (3).

В целом проведенный эксперимент показал, что в ассоциативном поле стимула советский человек явно выделяется ядро и ближайшая периферия, причем АР, образующие их, носят положительный характер. Более того, позитивное отношение к исследуемому модельному типу (единственное исключение - АР послушный, которая может интерпретироваться и в отрицательном ключе) отражается и АР, образующими дальнюю периферию (ранг частоты 6-24) - строитель коммунизма (2), энтузиаст (2), идейный (2), комсомолец (2) добросовестный (2), мир, труд, май (2), идеология (2), доверчивый (2), наивный (2), послушный (2), душевный (2), дружная семья (2), рабочий (2), звучит гордо (2), равенство (2), коллективизм (2).

Негативные реакции - это единичные АР с рангом частоты 2560: дефицит, талоны, совок, заложник системы, загнанный в рамки, наивный дурак, обязан ходить на демонстрацию от завода, всё принимающий и безотказный. Число этих АР составляет 9,6% от общего количества единичных АР, т.е. оно относительно невелико, а доминируют в этой группе также реакции комплиментарного характера, многие из которых одновременно содержат эксплицитное либо имплицитное сравнение с человеком сегодняшнего дня: новая общность людей разных национальностей, интернационалист, духовный, проживающий на своей родине (люди не уезжают в другие страны для заработка), жил для блага общества и людей, социально защищен, основная масса не воровала.

Из 107 АР, полученных в ходе эксперимента, в групповую семантическую универсалию стимула «советский человек» вошли следующие реакции (38): труженик (10), патриот (4), стабильный (4), идеал морали и трудолюбия (4), пионер (4), честный (3), светлое будущее (3), уверенность в завтрашнем дне (3), коммунист (3).

Таким образом, полученные АР не дают оснований утверждать, что современный социальный стереотип «советский человек» включает в себя только представления о его жизни как борьбе за выживание и погоней за дефицитом: реакция дефицит единична и присутствует в паре с реакцией талоны, так что они, скорее, относятся к воспоминаниям о периоде конца восьмидесятых [Фицпатрик 2001]. В фокусе внимания респондентов, социализация которых проходила в советский период, оказываются не воспоминания о неудовлетворенных тогда материальных потребностях, а духовно-нравственные качества и характеристики социальной жизни советского человека, которые отсутствуют в современной реальности, но личностно значимы для испытуемых.

В группе студентов было получено 99 АР, первой по рангу частоты оказалась реакция трудяга (6).

Ближняя периферия амбивалентна и представлена небольшим числом АР с рангами частоты 2 - ответственный (4) и 3-4 - счастливый (3), постоянный страх (перед правительством) (3), преданный (3), серый (3).

Таким же противоречивым оказался и ряд АР, получивший ранг частоты 5-15: с одной стороны, честный, идейный, коммунист, высокие моральные нормы, любящий свою страну и верящий своему государству, уверенный в будущем и завтрашнем дне, а с другой - дефицит, жертва, ограниченный, боязливый, подчиненный советской идеологии, однако и в данном случае, как и в слое АР, расположенном в непосредственной близости к ядру, количество негативных АР меньше, чем положительных.

Единичные положительные ассоциации (общее количество 44) также превышают по своему количеству отрицательные. Важно отметить целый ряд таких АР, которые включают в себя не просто оценку, но отображают некий общий фон знаний о советском периоде: Шостакович, «Летят журавли», гуманизм, гражданин СССР, который воспринимает себя частью большой страны, которая растет и процветает благодаря совместному вкладу всех граждан этого государства и т.д., причем значительная их часть, как можно предположить, определяется субъективным опытом, полученным в ближайшем социальном круге, что косвенно подтверждается следующим ассоциативным рядом: как мой батя, бабуля, дедушка, все общаются и дружат дворами.

Явно негативная оценка стимула «советский человек», переданная АР: зажат рамками правил и общественных взглядов, бедность, голодающий, вороватый, хамоватый, слепой трутень, глупый, устаревший, красный, - напоминает определенный список «общеизвестных» фактов, транслируемых через массмедиа, и отсылает к известному замечанию Ж. Бодрийяра о «наименьшей общей культуре» - той типичной современной ситуации, когда человек, «потребляя» информацию, не осуществляет свой выбор, так как этот выбор (в данном случае - выбор реакции) предопределен обществом [Бодрийяр 2020].

Двойственная оценка советского человека, отраженная АР, полученным в группе студентов, определила и контрадикторный характер ассоциативной универсалии: трудяга (6), ответственный (4), счастливый (3), преданный (3), серый (3), постоянный страх перед правительством (3), вполне объяснимый противоречивой информацией, получаемой современными молодыми людьми из самых разных источников.

Сравнительный анализ ассоциативных полей, отражающих психологически реальное значение словосочетания «советский человек» в исследуемых группах, позволил также выявить условную групповую меру выраженности наиболее ярких параметров описания.

Так, в группе взрослых ассоциативное трудолюбие советского человека равно 0,4: патриотизм, моральность и стабильность - 0,16, уверенность в завтрашнем дне, в светлом будущем, честность - 0,12, энтузиазм - 0,08.

В группе молодежи ассоциативное трудолюбие советского человека равно 0,24: ответственность - 0,16, счастливость, страх, серость и преданность - 0,12, дефицит, уверенность в завтрашнем дне, честность - 0,08.

Здесь обращают на себя внимание два момента. Во-первых, практически при полном совпадении оцениваемых параметров, их групповая оценка у студентов в два раза ниже, чем у взрослых людей, иными словами, последние считают советского человека более трудолюбивым, патриотичным, честным и уверенным в завтрашнем дне. Во-вторых, именно в группе студентов выявляются такие характеристики советского человека, как счастливость и преданность, хотя следует отметить, что наряду с ними студенты выделяют страх и серость, которые имеют такую же меру выраженности.

Однако наиболее неожиданными оказались данные, полученные в ходе выявления меры семантической близости ассоциативных полей, определяемой их пересечением. Из 206 полученных реакций в обеих группах общими оказались 100 АР: труженик (трудяга), идеал морали (высокие моральные нормы), уверенность в завтрашнем дне (уверенный в будущем), идейный, патриот, духовный, честный, интернационалист (дружественно относящийся к другим народам), новая общность людей разных национальностей (мультикультурен и многоязычен), дружелюбный, равенство, т.е. мера семантической близости ассоциативных полей оказалась равна 0,48.

Таким образом, несмотря на тот факт, что респонденты, входящие в исследованные группы, отно сятся к разным поколениям, их ассоциативные поля, т.е. структуры психологически реального значения, оказываются достаточно близкими, следовательно, социальный стереотип советского человека разделяется значительным числом современных носителей русской лингвокультуры. Именно это обстоятельство объясняет отмечаемую многими исследователями ностальгию всего общества, и не только представителей старшего поколения, по советскому периоду жизни, связанную, как можно предположить, с глубинными неосознаваемыми мотивами и потребностями, которые сегодня оказываются фрустрированными как у тех, кто жил в советское время, так и у рожденных уже в новом веке - высшими потребностями в идеях, придающих смысл жизни, в уверенности в завтрашнем дне, в чувстве принадлежности к какому-то общему делу и будущему всей страны. Именно эти скрытые потребности, как показывают результаты, а не «борьба за дефицит», за выживание, зависть и ущербность оказываются основными характеристиками и мотивами деятельности человека не только советского, но и современного [Фицпатрик 2001; Лебина 2006; Гудков 2007].

Заключение

Подводя краткие итоги выскажем предположение, что выявленный в ходе исследования, выполненного в рамках психолингвистики, социальный стереотип «советского человека» как человека, живущего не только обыденной жизнью, но и высшими идеями, который пока доминирует в сознании разных поколений, может объясняться психологическим конфликтом, связанным непосредственно с культурой и человеческим «Я», с «идентификационной спутанностью», заключающейся в неспособности личности определить свою моральную и национальную идентичность, имеющую, как считает Э. Эриксон, функцию коллективного эго [Эриксон 1996]. И это состояние, определяемое многими современными учеными как ностальгия по прошлому, связано, скорее, не с прошлым, а с утраченной мечтой о будущем, с поисками истинных жизненных смыслов, берущих начало в родной культуре, которые не могут быть заменены миром бессмысленных знаков, не имеющих содержания.

Подчеркнем, что данное предположение в настоящее время может рассматриваться лишь как гипотеза, требующая подтверждения либо опровержения как в силу глобального характера самой затронутой проблемы, так и по причине нехватки экспериментальных данных. Тем не менее представляется, что проведенный пилотажный эксперимент достаточно убедительно показывает возможности психолингвистики в изучении данного вопроса, поэтому широкие комплексные исследования смыслового содержания феномена «советский» в массовом сознании в психолингвистическом аспекте, которые могут внести весомый вклад в понимание происходящих процессов, еще впереди.

Список литературы / References

социальный стереотип советский общество

1. Бодрийяр Ж. Общество потребления. М.: АСТ, 2020. [Baudrillard, J. (2020). Obshchestvo potrebleniya (Consumer society). Moscow: AST, 2020. (In Russ.)].

2. Выготский Л.С. Психология развития человека. М.: Смысл: Эксмо, 2004. [Vygotsky, L.S. (2004). Psikhologiya razvitiya cheloveka (Human developmental psychology). Moscow: Smysl: Eksmo, 2004. (In Russ.)].

3. Гудков Л.Д. «Советский человек» в социологии Ю. Левады // Общественные науки и современность. 2007. №6. С. 16-30. [Gudkov, L.D. (2007). «Soviet man» in the sociology of Yuri Levada). Obshchestvennyye nauki i sovremennost', 6, 16-30. (In Russ.)].

4. Лебина Н.Б. Энциклопедия банальностей: Советская повседневность: Контуры, символы, знаки. СПб.: Дмитрий Буланин, 2006. [Lebina, N.B. (2006). Entsiklopediya banal'nostey: Sovetskaya povsednevnost': Kontury, simvoly, znaki (Encyclopedia of Platitudes: Soviet Everyday Life: Outlines, Symbols, Signs). St. Petersburg: Dmitriy Bulanin. (In Russ.)].

5. Леонтьев А.А. Психологическая структура значения // Семантическая структура слова. М.: Наука. 1971. С. 6-28. [Leont'ev, A.A. (1971). Psikhologicheskaya struktura znacheniya (Psychological structure of meaning). Semanticheskaya struktura slova (pp. 6-28). Moscow: Nauka. (In Russ.)].

6. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Смысл: Академия, 2004. [Leontiev, A.N. (2004). Deyatel'nost'. Soznaniye. Lichnost' (Activity. Consciousness. Personality). Moscow: Smysl. Akademiya. (In Russ.)].

7. Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы и эмоции // Психология эмоций. Тексты / под ред. В.К. Вилюнаса, Ю.Б. Гиппенрейтер. М.: МГУ 1984. С. 162-171 [Leontiev, A.N. (1984). Potrebnosti, motivy i emotsii (Needs, motives and emotions). V K. Vilyunasa, Yu. B. Gippenreyter (ed.). Psikhologiya emotsiy Teksty (pp. 162-171). Moscow: Lomonosov Moscow State University. (In Russ.)].

8. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история советской России в 30-е годы: город. М.: РОССПЭН, 2001. [Fitzpatrick, Sh. (2001). Povsednevnyy stalinizm. Sotsial'naya istoriya sovetskoy Rossii v 30-ye gody: gorod (Everyday Stalinism. Social history of Soviet Russia in the 30s: Gty). Moscow: ROSSPEN. (In Russ.)].

9. Эриксон Э.Г. Детство и общество / пер. с англ. А.А. Алексеева. 2-е изд., перераб. и доп. СПб.: Ленато: АСТ: Университетская книга, 1996. [Erikson, E.G. (1996). Detstvo i obshchestvo: per. s angl. A.A. Alekseeva. 2^nd ed., pererab. i dop. (Childhood and Society). St. Petersburg: Lenato: AST: Universitetskaya kniga. (In Russ.)].

10. Lippman W. Public Opinion. N.Y., 1966.

Размещено на Allbest.ru