Историческая память, социальная память: диалектика взаимодействия

Размещено на http://www.allbest.ru/

Кубанский государственный университет

Институт фундаментальных наук, Кубанский государственный технологический университет

Историческая память, социальная память: диалектика взаимодействия

B.В. Касьянов

C.А. Чупрынников

Аннотация

В данной статье в качестве отправной методологической предпосылки к последующему анализу исследовательского материала послужило утверждение, в соответствии с которым изучение памяти как сложноорганизованного феномена жизни связывается с существованием как минимум двух подходов - исторического и социального. Проблематика исследования, направленного на установление диалектики взаимодействия исторической и социальной памяти, позволяет нам дифференцировать социальную память как нечто особенное, ибо исторический опыт запускает механизмы функционирования социальной памяти. В статье раскрывается фундаментальная природа памяти посредством последовательного объяснения совокупности таких процессов, как: запоминание (отбор информации), сохранение, воспроизведение и референция информации (стирание из памяти определенных событий, вычеркивание из исторической памяти того или иного факта). На основе анализа диалектики взаимодействия исторической и социальной памяти делается вывод о тесной взаимосвязи и взаимодополнении исторических процессов, отражающихся в исторической и социальной памяти, нацеленной на осмысление событий прошлого с целью поиска и определения ценностно-смысловых ориентиров в настоящем.

Ключевые слова: историческая память, социальная память, диалектическая взаимосвязь, события, факты, общество, историческое развитие, прошлое.

Abstract

V.V. Kasyanov,

Kuban State University

S.A. Chuprynnikov

Keywords: historical memory, social memory, dialectical relationship, events, facts, society, historical development, past.

В настоящее время междисциплинарный исследовательский интерес научного сообщества к осмыслению феномена памяти и анализу его содержательно-смысловой нагрузки неуклонно возрастает и в последнее десятилетие именуется «бумом памяти» [1]. Такой интерес обусловлен, с одной стороны, изменениями представлений о роли социально-исторической памяти в свете глобальных преобразований, когда историческое прошлое подвергается определенной фальсификации. Обострение «битвы за прошлое» (историческую память), по мнению А.И. Тетуева, следует «рассматривать в контексте современной геополитической конкуренции за глобальное лидерство и стратегический контроль над ресурсами» [2; 620]. С другой стороны, интерес к осмыслению феномена памяти детерминирован формированием различных подходов, связанных с рассмотрением этого феномена в философском, психологическом, социальном, культурном и историческом контекстах и выделяющих, в соответствии с определенными теоретико-методологическими предпосылками своего исследования, разноплановые параметры памяти как сложного феномена жизни человеческого сообщества. Ибо сообщество, предполагающее прожить достаточно долго, поставлено перед необходимостью «систематической разработки различных аспектов прошлого» [3; 98], установления взаимосвязи между памятью и историей. При этом особого внимания заслуживают точки бифуркации истории и социальной памяти, которые «не содержат тождественных свойств», но взаимопересекаются [4; 4]. Так, исходя, например, из семиологического подхода, память рассматривается как родовая характеристика на уровне общественно-исторического развития, поскольку «социальная память - это не только реальность, имеющая особые способы бытия, это еще и определенный уровень отношений, которые постоянно образуются в рамках социальной памяти, связуя прошлое, настоящее и будущее» [5; 49]. исторический социальный память

В качестве исходного методологического положения к последующему семантическому наполнению понятия «память» может послужить утверждение, согласно которому исследование памяти как сложного феномена может связываться с существованием как минимум двух подходов: социального и исторического и, исходя их них, рассматриваться в категориях «социальная память» и «историческая память».

Как показывает анализ современной научной литературы, феномен памяти обладает междисциплинарным статусом в силу того, что является предметом изучения гуманитарных и общественных наук. В частности, в рамках проблемного поля исследования, касающегося диалектической взаимосвязи исторической и социальной памяти, известны труды зарубежных исследователей, таких как: А. Ассман, Я. Ассман, М. Хальбвакс и др.; а также российских авторов: М.В. Колмаковой, Л.Ю. Логуновой, О.Т. Лойко, Л.А. Тюкиной, В.Б. Устьянцева, П.Ю. Черникова и др.

В частности, работы М. Хальбвакса, А. Ассман и Я. Ассман базируются на процессе взаимодействия индивидуальной, коллективной, социальной и исторической памяти, и в такой интерпретации т.н. «социальные рамки памяти» (по определению М. Хальбвакса) в обществе являются следствием интеракций внутри коллектива, сообщества. При этом французский социолог М. Хальбвакс указывал на существенную значимость социокультурных факторов в формировании высших форм социальной памяти человечества [6].

Осмысление диалектического взаимодействия дефиниций «социальная память» и «историческая память» целесообразно вначале очертить рамками понимания памяти в классическом социальном измерении. Так, в словаре русского языка С.И. Ожегова память определена как «способность сохранять и воспроизводить в сознании прежние впечатления, опыт, а также самый запас хранящихся в сознании впечатлений» [7; 343].

Заметим, что в фундаментальном значении (с позиций междисциплинарного подхода) память трактуется как сложное явление, представляющее собой совокупность таких процессов, как: запоминание (отбор информации), сохранение, воспроизведение и референция информации (стирание из памяти определенных событий, вычеркивание из исторической памяти того или иного факта).

В Российской социологической энциклопедии социальная память (СП) определена как совокупность социокультурных средств, институтов, которые производят отбор и преобразование социальной информации, одновременно отслеживая ее как в настоящем времени, так и в раках ретроспективного анализа, в целях сохранения аккумулированного общественного опыта и трансляции его от поколения к поколению [8]. Память формируется как определенный результат практической повседневной жизни сообщества и детерминирована конкретно-исторической ситуацией.

Анализ характера диалектической взаимосвязи и детерминации «социальной действительности исторической памятью предполагает изучение самого явления исторической памяти» [9; 79].

Исторической памяти приписывается более длительная история, она восходит к более ранним исследованиям социальной и культурной памяти [10], поэтому ее по праву можно считать более ранней формой рефлексивной рецепции человеческого бытия, ибо пусковым механизмом ее формирования и развития являются описания далекого исторического прошлого, материально запечатленного и сохраненного в письменных источниках и артефактах.

Историческая память обладает таким важным свойством, как избирательность (впрочем, как и всякая память), это проявляется в том, что она, оперируя различным набором фактов, акцентирует внимание на одних и абстрагируется от других, тем самым предавая их нивелированию и забвению. Таким образом, историческая память способна конструировать коллективную идентичность и определять структуру коллективного сознания, детерминируя социальную память.

Историческая память, по мнению В.Н. Бадмаева, непосредственно включена в систему политического знания и «выступает фактором современной политической жизни» [9; 78]. Будучи продуктом деятельности политического института государства, а также области исторической науки, историческая память предполагает обращение к историческому прошлому, независимо от его наполненности положительными или отрицательными событиями. Иными словами, эта память «априорна» и «мобильна», она фиксирует то, что было ранее, наделяя прошлые события эмоциональной оценкой (в эмоциональной оценке и мобильности (как способности к быстрому изменению), кстати, состоит отличие исторической памяти от истории как науки) [11; 355]. Но при этом историческая память, обращаясь к прошлому, имеет две стороны «медали». Так, с одной стороны, она стремится к восстановлению реальных событий и фактов прошлого, которое может быть травматичным и предполагающим «имплицитную «виновность» настоящего по отношению к прошлому» [9; 80]. Этот факт «виновности», в свою очередь, может повлечь за собой интенцию «восстановления» исторической правды. Поэтому историческая память, с другой стороны, отражает определенный государственно-политический заказ на то или иное видение прошлого, вследствие чего может произойти переоценка исторического прошлого, «в котором его содержание сознательно профанируется или, напротив, сублимируется» [12; 159]. Подобную мысль находим и у П.Ю. Черникова, утверждающего, что всякое историческое событие - это «нарратив, являющийся рычагом власти, политической детерминации, которая корректирует восприятие прошлого» [4; 5].

По умозаключению Л.А. Тюки- ной, существуют три процесса, формирующие историческую память - это актуализация прошлого (в частности, его воспроизведение и узнавание), его забвение и различные интерпретации фактов и событий прошлого [13; 185], в том числе и его искажение как результат политической ангажированности исторической памяти, «когда ее используют для защиты «правильных» смыслов мнемических образов и исторических фактов» [14; 229].

Что же касается социальной памяти, то, во-первых, она в меньшей мере подвергается искажению содержания по причине того, что охватывает значительный объем информации при запоминании и несколько «меньше связана с вещественными носителями своего содержания, слабее подвержена манипуляции» [12; 160], ибо смыслы социальной памяти, по словам Л.Ю. Логуновой, «конвенциональны, защищены от насильственных изменений ментальными структурами общности» [14; 229]. Однако при этом, в результате переоценки исторического прошлого в «правильном», «нужном» направлении для политических акторов, «в структуре социальной памяти начинается внутренний конфликт между смыслами, воплощенными в образы и слоганы» [14; 229]. Вообще, в целом историческая память сопряжена с постоянными спорами и даже конфликтами, выходящими и на политический уровень [15].

Во-вторых, на разных этапах общественного развития социальная память дает различную, порой «диаметрально противоположную оценку» событиям и явлениям прошлого, что и «определяет их неодинаковое звучание в памяти различных общественных классов», поэтому, как подчеркивает Б.Г. Могильницкий, «неудивительно, что функция социальной памяти имеет ярко выраженный мировоззренческий характер» [16; 158].

В-третьих, социальная память охватывает сущностные параметры общества, которые своими корнями уходят в архетипы, мифы, легенды, позволяющие обществу идентифицировать и выстраивать ценностно-смысловые ориентации собственного наличного бытия [17, 18].

Как подчеркивают О.Т. Лойко и Н.А. Вакурина, именно «ценностно-смысловая нагруженность исторической памяти стимулирует исследование ее взаимосвязи с памятью социальной» [12; 158].

Под исторической памятью современный исследователь О.Т. Лойко понимает хронику тех или иных событий, по отношению к которым уже сформированы ценностные ориентиры; таким образом, историческая память обращена к минувшему прошлому; в то время как социальная память соотносится с настоящим, длящимся бытием, автором указывается: «то, что не закончено, не забывается... должно выступать в определенных формах» [19; 17].

В-четвертых, функционируя по принципу «здесь и сейчас», социальная память наделена способностью ввести в поле своего содержательного наполнения не только факты социального бытия, которые имеются, но и те факты, которые непосредственно скрыты, недоступны осознанию, но потенциально в будущем могут произойти. Как подчеркивает В.Б. Устьянцев, общественная память «объединяет совокупность способов и алгоритмов познавательной деятельности» [20; 415].

В-пятых, социальная память порождается именно «той социальной группой, которую она сплачивает», она «укоренена в конкретном», повседневном [3; 82]. И, формируя континуум опыта повседневной жизни, память реализует как минимум три функции: сохранения накопленного опыта и его трансляции, а также функцию информационную - обозначение наличной информации, которая присутствует в обществе. Так, например, описывая измерения социальной памяти, вышеупомянутый исследователь В.Б. Устьянцев полагает, что она предстает своеобразной информационной системой, в которой функционируют «особые закономерности сохранения, переосмысления и передачи информации о прошлом» [20; 415].

Ж.Т. Тощенко применяет категорию «историческая память» и, сопоставляя ее с социальной памятью, дает такое определение: «определенным образом сфокусированное [историческое] сознание, которое отражает особую значимость и актуальность информации о прошлом в тесной связи с настоящим и будущим» [21; 3]. Проще говоря, условная демаркационная линия между двумя видами памяти начинается в тот момент, когда человек, общество в целом «переживают прошлое» [14; 231].

Говоря о соотношении исторической и социальной памяти, можно отчасти согласиться с точкой зрения М. Хальбвакса, что «существуют основания различать две памяти, одну из которых можно, если угодно, назвать внутренней, а другую - внешней. автобиографическая память и историческая память. Первая использует вторую, поскольку история нашей жизни является частью истории. Но вторая, естественно, шире первой» [6].

Однако, на наш взгляд, не стоит постулировать дихотомию исторической и социальной памяти, но в свете всего сказанного выше можно умозаключить, что сегодня будет позволительным в рамках наличной исторической памяти дифференцировать социальную память как нечто особенное. Это общее и особенное, по нашему мнению, могут быть разведены на том основании, что общее - это историческая память, которая «начинается в тот момент, когда заканчивается традиция, когда затухает или распадается социальная память. Пока воспоминание продолжает существовать, нет необходимости фиксировать его письменно» [6; 9].

В ряду научного осмысления исторической памяти как первичного явления следует обратить внимание на взгляд П.Ю. Черникова, который полагает, что историческое наследие, опыт «является причиной функционирования социальной памяти», а историческая наука «может расширять коллективную память за пределы реального воспоминания» [4; 3]. Понимая, что историческую память формируют историки, так или иначе претендующие на объективность, Л.Ю. Логунова указывает на то, что историки «отсеивают все субъективное, индивидуальное», но «социальная память может не отражать истинной истории. Ее функция - помощь человеку в поиске коллективной идентичности, сохранение рецептов опыта выживания общности» 14; 231], поскольку социальная память связана с обычными, повседневными событиями, а историческая - с исключительными событиями исторического прошлого. В.В. Богданов, А.В. Байлов,

Е.А. Макарова рассматривают социальную память как объект исторического исследования и компонент исторической памяти, подчеркивая, что современная социальная память «становится все более локальной памятью групп» и «группы хотят помнить только то, что им выгодно» [22; 88].

Кроме того, те или иные события или «места» памяти могут быть «закрытыми», т.е. фиксирующими строго установленную интерпретацию исторического факта для коллективной памяти, или «открытыми» [9; 83], позволяющими вести диалог и фиксировать в социальной памяти различные трактовки того или иного события прошлого.

Таким образом, проведенный нами анализ диалектики взаимодействия исторической и социальной памяти свидетельствует о тесной взаимосвязи и взаимодополнении исторических процессов, отражающихся в исторической и социальной памяти, ибо исторический опыт запускает механизмы функционирования социальной памяти. Диалектическое взаимодействие исторической и социальной памяти нацелено на осмысление событий прошлого с целью поиска и определения ценностно-смысловых ориентиров в настоящем.

Примечания

1. Романовский Н.В. Новое в социологии - «бум памяти» // Социологические исследования. 2011. № 6. С. 13-23.

2. Тетуев А.И. Историческая память о Великой Отечественной войне в нарративных источниках // История, археология и этнография Кавказа. 2020. Т. 16, № 3. С. 620-638.

3. Романовская Е.В. История и память // Власть. 2012. № 9. С. 80-82.

4. Черников П.Ю. Проблема изучения исторіиіеской и соїщюіьной шиши // Вестник Российского экономического университета им. Г.В. Плеханова. 2016. № 5 (88). С. 1-6.

5. Лойко О.Т. Философский анализ памяти: постановка проблемы // Вестник ТГПУ. 2004. Вып. 2 (39). С. 47-51.

6. Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. 2005. № 2-3. С. 9.

7. Лойко О.Т., Вакурина Н.А. Социальная память в контексте историзма // Вестник Томского университета. 2011. № 1 (13). С. 158-161.

8. Ожегов С.И. Словарь русского языка / под общ. ред. Л.И. Скворцова. М., 2008. 640 с.

9. Российская социологическая энциклопедия / под общ. ред. Г.В. Осипова. М., 1998. 664 с.

10. Бадмаев В.Н. Ментальность и историческая память // Вестник Калмыцкого университета. 2012. № 1 (13). С. 78-84.

11. Касьянов В.В., Самыгин С.И. Историческая и коллективная память и социальный порядок // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2019. № 10. С. 76-80.

12. Колмакова М.В. Сущность, структура и свойства исторической памяти как социально-педагогической категории // Научные труды республиканского института высшей школы. 2016. № 16-2. С. 352-357.

13. Тюкина Л.А. Память и историческая память: соотношение понятий // Верхневолжский филологический вестник. 2020. № 1 (20). С. 181-187.

14. Логунова Л.Ю. Историческая и социальная память: парадоксы и смыслы // Идеи и идеалы. 2019. № 1-2. Т. 11. С. 227-253.

15. Касьянов В.В. Историческая память как ресурс национальной безопасности // Причерноморье в контексте российской цивилизации: история, политика, культура: материалы Междунар. науч.-практ. конф., 24-26 октября 2019. Краснодар, 2019. С. 3-13.

16. Могильницкий Б.Г. Введение в методологию истории. М., 1989.

17. The role of trust in the formation of ethnic tolerance and social health in the modern Russian society / M.M. Shakhbanova, V.V. Kasyanov, N.Kh. Gafiatulina [et al.] // Revista Inclusiones. 2019. Т. 6, № 2. С. 296-305.

18. Семенов А.А., Касьянов В.В., Чупрынников С.А. Постреволюционный хаос на Северном Кавказе в воспоминаниях очевидцев: социоисторический анализ // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2019. № 12. C. 117-122.

19. Лойко О.Т. Миф - архетип - текст - литургия: бытие социальной памяти. Томск, 2018. 194 с.

20. Устьянцев В.Б. Социальная память в жизненном пространстве социума // Известия Саратовского университета. 2018. Т. 18, вып. 4. С. 414-418.

21. Тощенко Ж.Т. Историческое сознание и историческая память. Анализ современного состояния // Новая и новейшая история, 2000. № 4. С. 3-14.

22. Богданов В.В., Байлов А.В., Макарова Е.А. Социальная память как объект исследования // Вестник Таганрогского института управления и экономики. 2015. № 1. С. 85-94.

References

1. Romanovsky N.V. New in sociology - “memory boom” // Sociological research. 2011. No. 6. P. 13-23.

2. Tetuev A.I. Historical memory of the Great Patriotic War in narrative sources // History, archeology and ethnography of the Caucasus. 2020. Vol. 1(5, \o. 3.1³. 66(0633.

3. Romanovskaya E.V. History and memory // Power. 2012. No. 9. P. 80-82.

4. Chernikov P.Yu. The problem of studying historical and social memory // Bulletin of the Russian Economic University of G.V. Plekhanov. 2016. No. 5 (89). P. 1-6.

5. Loyko O.T. Philosophical analysis of memory: problem statement // Bulletin of TSPU. 2004. Iss. 2 (39). P. 47-51.

6. Halbwhachs M. Collective and historical memory // Emergency reserve. 2005. No. 2-3. P. 9.

7. Loyko O.T., Vakurina N.A. Social memory in the context of historicism // Bulletin of Tomsk University. 2011. No. 1 (13). P. 158-161.

8. Ozhegov S.I. Dictionary of the Russian language / general ed. by L.I. Skvortsov. M., 2008. 640 pp.

9. Russian sociological encyclopedia / general ed. by G.V. Osipov. M., 1998. 664 pp.

10. Badmaev V.N. Mentality and historical memory // Bulletin of the Kalmyk University. 2012. No. 1 (13). P. 78-84.

11. Kasyanov V.V., Samygin S.I. Historical and collective memory and social ordee // Humanities, socio-economic and social sciences. 2019. No. 10. P. 76-80.

12. Kolmakova M.V. The essence, structure and properties of historical memory as a socio-pedagogical category // Scientific works of the republican institute of higher school. 2016. No. 16-2. P. 352-357.

13. Tyukina L.A. Memory and historical memory: the relationship of concepts // Verhnevolzhski Philological Bulletin. 2020. No. 1 (20). P. 181-187.

14. Logunova L.Yu. Historical and social memory: paradoxes and meanings // Ideas and ideals. 2019. No. 1-2. Vol. 11. P. 227-253.

15. Kasyanov V.V. Historical memory as a resource of national security // Black Sea region in the context of Russian civilization: history, politics, and culture: materials of the Intern. scient. and pract. conf., October 24-26, 2019. Krasnodar, 2019. P. 3-13.

16. Mogilnitsky B.G. Introduction to the methodology of history. M., 1989.

17. The role of trust in the formation of ethnic tolerance and social health in the modern Russian society / M.M. Shakhbanova, V.V. Kasyanov, N.Kh. Gafiatulina [et al] // Revista Inclusiones. 2019. Vol. 6. No. 2. P. 296-305.

18. Semyonov A.A., Kasyanov V.V., Chuprynnikov S.A. Post-revolutionary chaos in the North Caucasus in the memoirs of eyewitnesses: socio-historical analysis // Humanities, socio-economic and social sciences. 2019. No. 12. P. 117-122.

19. Loyko O.T. Myth - archetype - text - liturgy: the existence of social memory. Tomsk, 2018. 194 pp.

20. Ustyantsev V.B. Social memory in the living space of society // Bulletin of Saratov University. 2018. Vol. 18. No. 4. P. 414-418.

21. Toshchenko Zh.T. Historical consciousness and historical memory. Analysis of the current state // New and newest history, 2000. No. 4. P. 3-14.

22. Bogdanov V.V., Baylov A.V., Makarova E.A. Social memory as an object of research // Bulletin of Taganrog Institute of Management and Economics. 2015. No. 1. P. 85-94.

Размещено на Allbest.ru