Александра Коллонтай в дискурсе современного феминизма

Радикальные феминистки в первую очередь озабочены равенством в семье и семейной жизни. Равенство должно работать, например, применительно к уходу за ребенком и к другим семейным обязательствам, к половому влечению и удовлетворению.

В то же время другие феминистки защищают скорее различие, чем равенство. Стремление быть равным мужчине предполагает, что женщины отождествляются с мужчинами, и тогда они определяют свои цели исходя из того, кто такие мужчины и что они имеют. Требование равноправия в таком контексте, следовательно, воплощает стремление быть «как мужчины». И хотя феминистки стремятся к свержению патриархата, многие предупреждают об опасности имитировать мужчин, что привело бы, например, к принятию соревновательного и агрессивного поведения, присущего мужскому обществу.

Многие феминистки понимают движение за равноправие как стремление к развитию и реализации потенциальных возможностей женщин. Интеллектуальное пространство феминизма и гендерных исследований постоянно расширяется и проблемно уплотняется. Можно это показать на примере актуальной в человеческом мире темы заботы [1].

В практиках повседневной заботы и ухода в самых разных институциональных контекстах непропорционально больше заняты женщины фактически во всех обществах. И в семье, и в сфере оплачиваемого труда устойчиво воспроизводится гендерный дисбаланс, наблюдается феномен феминизации практик заботы. Профессиональную и институциональную заботу выполняют, в основном, женщины: работают нянями, домработницами, акушерками, воспитательницами в детских садах, медсестрами и сиделками на дому, в медицинских учреждениях и домах для престарелых. Гендерный дисбаланс в практиках домашней заботы сохраняется и при массовом вовлечении женщин в сферу оплачиваемого труда. Он воспроизводится даже в тех обществах, где политика гендерного равенства и поддержка социального государства имеет устойчивые традиции и достижения - такими являются скандинавские страны.

Сложившееся в патриархатном обществе гендерное неравенство в осуществлении заботы усиливается тенденциями неолиберальной политики, при которой рыночные механизмы считаются наиболее эффективными для решения социальных проблем, и государственная социальная поддержка сводится к минимуму. Если в обществе доминируют консервативные идеологии и традиционные представления о гендерных ролях, то основными акторами непосредственной заботы считаются семьи, а в них - женщины, которым приписывается большая компетентность в выполнении этих функций и готовность выполнять заботу бесплатно. Именно поэтому проблематика заботы находится в центре гендерных и женских исследований начиная с конца 1970х гг. Исследователи отвечают на вопросы: что такое забота как тип деятельности; почему именно женщины выполняют повседневную заботу; каковы гендерные, этнические, расовые, возрастные и классовые маркеры заботы, кто реально осуществляет практики первичного ухода и долгосрочной заботы о зависимых членах общества; как складываются отношения власти в практиках долгосрочной заботы, каковы режимы организации заботы, принятые в тех или иных обществах; как возможно преодолеть гендерное неравенство в практиках заботы и способствовать росту ценности заботы в современном обществе.

Долгое время повседневная забота рассматривалась социологами в двух ипостасях: как семейная роль, которую конвенционально выполняют женщины, и как домашний труд в сфере воспроизводства. Первая интерпретация характерна для функционалистской теории половых ролей, вторая - для марксистской социальной теории.

В начале XXI в. проблематика заботы, первоначально находившаяся на периферии академического внимания, оказывается в центре интереса не только в гендерных исследованиях, но и в основном русле социологии. Интеграция проблематики заботы в поле социологии происходит под воздействием гендерных исследований, изучения социальной политики государств всеобщего благосостояния и давления общественных движений, борющихся за социальные права разных категорий граждан, в том числе тех, кто занят долгосрочным уходом за зависимыми членами семьи. В настоящее время эта тематика занимает одно из самых заметных мест в социологии, её можно найти в разных предметных областях - исследованиях гендера, старости, родительства и детства, медицины и здоровья, общественных движений и социальной политики. Актуальны также исследования практик заботы, их тренды и тематика, формирование нормативных теорий заботы, разработка стратегий преодоления гендерного неравенства в практиках заботы.

Феминизм в международной политике. Феминизм освоил поле международных отношений лишь в последние десятилетия, но и здесь обнаружил свою идейную продуктивность.

Феминизм - широкий термин, обозначающий работы тех ученых, которые стремились внести гендерные проблемы в академические исследования международной политики, чтобы лучше понять глобальную политику и международные отношения. Феминистский подход сгруппирован в широкую категорию рефлексивных подходов, что представляет собой расхождение с подходами, придерживающимися рационалистического мировоззрения, основанного на предпосылках теории рационального выбора. Рефлексивные подходы рассматривают государственную идентичность и интересы как постоянно меняющиеся, так что нормы и идентичность играют такую же роль в формировании политики, как и материальные интересы. Феминизм полагает, что высоко маскулинизированная культура внутри оборонного истеблишмента способствовала отделению войны от человеческих эмоций. Феминистская теория международных отношений включает в себя рассмотрение того, как международная политика влияет и на неё влияют как мужчины, так и женщины.

Окончание «холодной войны» и переоценка традиционных теорий международных отношений в 1990-е гг. открыли пространство для гендерного анализа международных отношений. Появилась потребность смотреть на них с «феминистским сознанием». Феминистское сознание, вооруженное гендерной линзой, позволяет ученым обсуждать международную политику с более глубокой оценкой и пониманием вопросов, касающихся гендера во всем мире. При переговорах о прекращении огня, мирных соглашениях и формировании новых конституций их участники придумали слово «комбатант» для обозначения тех, кто нуждался в этих, как правило, напряжённых переговорах. Использование слова «комбатант» подразумевает один тип военизированных людей, обычно мужчин с оружием, и исключает женщин и девочек, задействованных в качестве носильщиков, поваров и принудительных «жён» комбатантов-мужчин. Этот термин фактически делает потребности этих женщин невидимыми и исключает их из критического разговора о том, кому что нужно на войне и в мире. Мужская идентичность увековечивается и в конечном итоге является продуктом практики международных отношений. Мужская идентичность формировалась в обществе с течением времени в результате различных политических процессов. В обществе преобладают три основные модели маскулинности: модель греческого гражданина / воина, иудео-христианская модель и протестантская буржуазная рационалистическая модель. Они вполне прослеживаются на протяжении всей истории, где мужественность измеряется милитаризмом и гражданством, владением и авторитетом отцов и, наконец, конкурентным индивидуализмом и разумом. Концепции мужественности сформировали внешнюю политику, государственную идентичность, безопасность и вооружение во время и вне войны.

Важной основой для большинства феминистских исследований войны является подчёркивание того, что только мужчины рассматриваются как единственные действующие лица на войне. Если признается, что женщины участвуют на протяжении всего конфликта и его разрешения, то утверждается их роль только как «скорбящих вдов и матерей, бескорыстных медсестер и антивоенных активисток». Реальность же такова, что женщины играют разные роли на войне и по разным причинам, в зависимости от конфликта. Женщины активно участвовали в войнах с середины XIX века. Этот процесс исключения женщин из войны - инструмент, используемый для дискредитации женщин как акторов и агентов на международной арене. В центре внимания феминизма - массовые изнасилования во время войны. Возникает вопрос: почему сексуальное насилие во время войны так широко распространено в истории и сегодня? Феминистки считают, что изнасилование нередко рассматривается как оружие или как награда солдатам во время войны. Другие считают сексуальное насилие неизбежным следствием снятия социальных ограничений.

Сформировалась традиция феминистского антимилитаризма, которая выступает против оружия массового уничтожения в военных, политических или сдерживающих целях, но при этом она отличается от пацифизма тем, что не отвергает все формы войны.

Либеральный феминизм имеет дело конкретно с формированием политики и требует, чтобы женщины, а также взгляды на реалии жизни как женщин, так и мужчин, были справедливо включены и представлены в процессе разработки политики. Феминизм различий фокусируется на расширении прав и возможностей женщин, в частности, посредством конкретных разработок, реализации и оценки политики, учитывающей материальные и культурные различия между мужчинами и женщинами и их значение. Постараюсь показать, вынужденно фрагментарно, аргументацию феминизма при анализе некоторых проблем международной политики, опираясь на материал статьи о сексуальном насилии в условиях вооруженных конфликтов [15].

Проблема сексуального насилия в условиях вооружённых конфликтов долгое время оставалась без внимания исследователей и международного сообщества. Однако случаи сексуального насилия в военное время были зафиксированы как в более ранней истории, так и в таких военных инцидентах и конфликтах XX века, как захват Польши нацистской Германией в 1939 г., Нанкинская резня в Китае, взятие Берлина советскими войсками, война во Вьетнаме, война в Корее и вторжение в Афганистан.

Первыми о проблеме сексуального насилия в условиях конфликта начали говорить исследователи феминистской школы международных отношений. Феминистская теория международных отношений, получившая развитие в 80-е гг. XX века, стремилась дать альтернативное объяснение таким международным процессам, как война и анархичность международной системы, терроризм и гонка вооружений, используя гендерные образы и обличая патриархальную подоплёку существующей системы международных отношений. В то же время феминисты призывали расширить круг вопросов, которые наука о международных отношениях должна признать проблемными. Поэтому они стали первыми, кто задал вопрос о роли женщин в международных отношениях и подверг критике их подчинённое и пассивное положение. В то время как традиционная международная теория сфокусирована на вопросах предотвращения войны и в большинстве своём выбирает государственный и международный уровни исследования причин войны, учёные-феминисты занимаются изучением последствий военных конфликтов, рассматривая разрушительное влияние войны на микроуровне.

Феминисты обращают внимание, что те группы населения, которые обычно рассматриваются государствами как защищаемые, на самом деле являются наиболее уязвимыми в ходе военных действий, причём за последнее столетие их доля среди общего числа военных потерь выросла с 10 % до 90 %. Согласно данным Комиссии ООН по делам беженцев, женщины и дети составляют около 75 % от числа людей, нуждающихся в защите. Кроме того, именно статус защищаемого превращает мирное население в объект атаки для враждебной стороны: феминисты убеждены, что высокая доля жертв среди мирного населения в современных конфликтах не является случайным побочным действием военной конфронтации - смерть есть суть любой войны, а замалчивание политическими лидерами и СМИ числа жертв и обстоятельств смерти гражданского населения служит легитимации современных методов ведения войны и войны как таковой. В ситуации, когда женщины оказываются по большей части исключены из сфер внешнеполитического и военного дела, атака на гражданское население неизбежно приобретает гендерный характер.

Поэтому вторым вектором в исследованиях сексуального насилия в условиях конфликта является обличение связи женщины и образа нации. Женщины признаются как своего рода «границы нации», поскольку они не только биологически воспроизводят новое поколение, но и являются носителями культуры и традиций, отвечая за воспитание детей. По этой причине материнский долг женщин часто сравнивается с воинской обязанностью мужчин, а символы нации нередко имеют женское обличье. Представляя собой репродуктивный ресурс государства, женщина становится объектом его особой защиты. Сексуальное насилие против женщин, прежде всего военное изнасилование, в этом случае становится способом демонстрации превосходства над врагом. Проигравшая сторона видит изнасилование «своих женщин» как унижение, акт лишения чести всего сообщества. Сравнительный анализ случаев военного изнасилования (или его отсутствия) в различных военных конфликтах последних десятилетий позволил выявить, что доля сексуального насилия выше в тех конфронтациях, линией раскола в которых служит этническая и религиозная идентичность. Кроме того, обращаясь к случаю Боснийско-Сербского конфликта, исследователи отмечают, что в этом конфликте, где этнические и религиозные различия играли определяющую роль, изнасилование стало не только способом унижения и обесчеловечивания противника, но и намеренной попыткой уничтожения боснийского этноса. Впоследствии изнасилование боснийских женщин было признано актом геноцида и новой тактикой ведения войны.

В то же время феминисты призывают не забывать о прямой связи сексуального насилия в конфликтных ситуациях со всеобъемлющей системой гендерного неравенства и характером гегемонической маскулинности, обретающей особо сильное воплощение в условиях войны. Маскулинный характер войны, института армии и характера задач военных приводят к проявлению негативных сторон военной мужественности. Насилие войны подпитывает насилие сексуальное, а преступления сексуального характера зачастую воспринимаются военным командованием как неизбежный побочный эффект и не находят порицания или наказания.

Несмотря на то что сбор данных об этом роде военных преступлений крайне затруднён, различные статистические исследования ООН позволяют определить, что число жертв, пострадавших от сексуального насилия в Боснийском конфликте, составило около 20 тысяч человек, 15 тысяч в год во время конфликта в Демократической Республике Конго, и как минимум 250 тысяч жертв во время геноцида в Руанде.

Критика феминистов и высокая статистика сексуального насилия в современных конфликтах привлекли внимание мирового сообщества к этой проблеме. Впервые особое положение женщин в конфликтах, в частности, их уязвимость перед сексуальным насилием, было отмечено в Резолюции Совета Безопасности ООН 1325 (2000). Резолюция признает, «что гражданское население, особенно женщины и дети, составляет подавляющее большинство среди тех, на ком негативно сказываются вооруженные конфликты ... и все чаще становится мишенью для комбатантов и вооруженных элементов» и призывает не только «принимать специальные меры для защиты женщин и девочек от обусловленного половой принадлежностью насилия, особенно от изнасилования и других форм сексуального надругательства», но и по этой причине «обеспечить более активное участие женщин на всех уровнях принятия решений в рамках национальных, региональных и международных институтов и механизмов предотвращения, регулирования и разрешения конфликтов».

Несмотря на то, что первоначальной целью Резолюции СБ ООН 1325 была интеграция женщин в миротворчество и постконфликтное урегулирование на правах активных участников в силу их особого опыта войны, последовавшая группа резолюций в поддержку Резолюции 1325 оказалась сконцентрирована на роли женщин как пассивных жертв конфликта, требующих защиты от сексуального насилия. В 2009 г. Резолюцией 1820 сексуальное насилие было признано особой тактикой ведения войны, а текст резолюции провозглашает такие военные преступления поводом для введения санкций в отношении ответственных стран или даже военного реагирования сил ООН на случаи сексуального насилия как на нарушения прав человека.

Современные миротворческие миссии ООН, а также страны, внедрившие гендерную перспективу в свою миротворческую деятельность, сделали защиту безопасности женщин важной задачей миротворчества. Хотя такой подход, по сути, был вдохновлен феминистскими исследованиями проблемы сексуального насилия, современные феминисты выступают с критикой повышенного внимания к военным преступлениям сексуального характера по нескольким причинам.

Несмотря на то что проблема сексуального насилия получила отражение в большом количестве документов ООН, а такие страны, как Канада, Швеция, Финляндия, Норвегия, Нидерланды и др. разработали национальные планы по имплементации Резолюции 1325, женщины из числа гражданского населения в зонах конфликтов по-прежнему преимущественно видятся как пассивные жертвы, а не равноправные участники конфликта и постконфликтного строительства. Так, за годы с момента принятия Резолюции 1325 количество женщин среди миротворцев ООН увеличилось незначительно - с 1,5 % до 4 %. В 31 важнейших переговорах о мире в период с 1992 по 2011 гг. лишь 9 % от числа медиаторов и 4 % от лиц, подписавших договоры о мире, составляли женщины. В то же время необходимость защиты женщин и детей в зонах конфликтов становится все более распространённой риторикой среди политических лидеров и в сообщениях СМИ. В таком диспаритете между стремлением международного сообщества защитить женщин от опасностей войны и слабом прогрессе по включению женщин в миротворческий процесс, проделанном за почти два десятилетия, исследователи видят воплощение дихотомии «защитник/защищаемые», но уже не в национальном, а международном масштабе.

Сохранение концепции о «защищаемых» в международном контексте остаётся проблематичным по тем же причинам. Такие отношения по определению нельзя считать равноправными, поскольку тот, кто оказывается под защитой, непременно представляется объектом, пассивной стороной, не имеющей веса в определении мер и способов защиты, и должен быть не только благодарен, но и следовать определённым правилам, чтобы оправдать право быть защищённым.

Из этого вытекает второй аргумент критики, а именно - опасение, что права женщин, заполучив прочное место в международной повестке, могут стать инструментом империалистической политики крупных сил Запада. Многие феминисты скептически относятся к инициативе внедрения идей феминизма в работу структур, созданных и управляемых решениями патриархатных государств, таких как Совет Безопасности ООН - орган, санкционирующий миротворческие операции ООН. В частности, они указывают на недемократический характер Совета Безопасности, равно как и на присутствие в нем ведущих военных сил мира, ответственных за многие современные конфликты и действующих в соответствии с маскулинной логикой и положениями реализма, которые феминисты широко критикуют. Кроме того, использование риторики о защите прав женщин и детей может быть использовано странами Совета Безопасности для санкционирования интервенций в собственных интересах. Зачастую упрощенное представление о характере сексуального насилия в войне может также привести к демонизации одной из сторон конфликта с целью оправдания особенно брутальных методов борьбы с ним. Примером такой практики является нарратив о военных изнасилования в Боснийско-Сербском конфликте, когда странами НАТО был проигнорирован двухсторонний характер насилия (Боснийская сторона тоже, хоть и в меньших масштабах, прибегала к сексуальному насилию) и его более сложная гендерная структура (акты насилия не всегда совершались исключительно мужчинами против женщин). В то же время известны случаи, когда внедрение женщин в миротворческие миссии или попытки Совбеза воспрепятствовать сексуальным преступлениям в конфликтах блокировались такими постоянными и непостоянными членами Совета, как Россия, Китай, Пакистан и Колумбия. Кроме того, гендерный подход к миротворчеству не был использован в наиболее важных и опасных миссиях ООН - операциях, требующих новых нестандартных подходов и особой защиты гражданского населения. Это подтверждает тот факт, что для многих стран-членов ООН, в особенности для крупнейших военных сил международной системы, защита прав женщин служит идеологическим щитом для международной интервенции.

Кроме того, крупные силы международной системы не только подвергают виктимизации женщин в зонах конфликтов, но и, в терминах гендерной теории, феминизируют страны, переживающие конфликты, т.е. представляют их нестабильными, недемократичными, неспособными защитить своих граждан и потому нуждающихся в международном покровительстве. В этой ситуации дискурс о правах женщин способствует яркому проявлению другого вида бинарного неравенства: превосходства глобального Севера над Югом, развитых западных демократий над нестабильными регионами мира. Представляя сексуальное насилие как преступление, совершаемое мужчинами против женщин, международное сообщество игнорирует более комплексную природу этого явления. Феминисты отмечают, что изнасилование есть прежде всего акт гендерного, а не сексуального характера. Не всегда совершаемое мужчинами против женщин, оно тем не менее всегда служит методом унижения жертвы. Далеко не все ареалы международной политики освоены феминизмом, но даже некоторые примеры демонстрируют углубление аргументации и расширение поля исследований.

Эпилог. Александра Михайловна Коллонтай сама задала траекторию своей жизни и прожила её ярко и продуктивно. Откровенная эмансипированность и феминистская самостоятельность составляли внутреннюю пружину её натуры. Ей выпала небывалая эпоха: две мировых войны, череда русских революций, жесточайшая гражданская война, голод, разруха, смерть на каждом шагу. Она приняла её как собственную судьбу.

Недолгая деятельность Коллонтай на посту наркома вылилась в проведение политики государственного феминизма: вопросы в отношении женщин ставились как приоритетные и государственные задачи. Политика государства первых лет советской власти была направлена на отказ от регулирования семейных отношений и контроля над женщиной. Многие нововведения в правах женщин устанавливались при самом непосредственном участии наркома А. М. Коллонтай.

Чрезвычайным оказался в 1918 г. брак Коллонтай с наркомом по военным и морским делам первого советского правительства Павлом Ефимовичем Дыбенко. Чрезвычайным потому, что Дыбенко в момент его заключения находился под трибуналом за тяжкое военное преступление - его отряд моряков оставил фронт под Нарвой во время немецкого наступления. Коллонтай напрягала все силы, вплоть до обращения к Ленину, чтобы как-то его вызволить. Со временем этот брак назовут первым советским браком. Петрограде, в подготовке флота к Октябрьскому вооружённому восстанию. 5 июля был арестован и заключён в тюрьму «Кресты». По настоянию большевиков, 5 сентября 1917 г. освобождён и вернулся в Гельсингфорс Дыбенко - активнейший участник революции и гражданской войны. С марта 1917 г. был членом Гельсингфорсского Совета депутатов армии, флота и рабочих; с апреля 1917 года - председатель Центробалта (Центрального комитета Балтийского флота), сыгравшего выдающуюся роль в победе большевизма в октябре 1917 г. Дыбенко принимал участие в антиправительственном выступлении в июле 1917 г. в .

В конце сентября 1917 г. Дыбенко - делегат 2-го съезда моряков Балтийского флота. Во время Октябрьской революции Дыбенко руководил формированием и отправкой из Гельсингфорса и Кронштадта отрядов революционных моряков и военных кораблей в Петроград; во время выступления Л. Г. Корнилова - красными отрядами в Гатчине и Красном Селе, арестовывал генерала П. Н. Краснова. На II Всероссийском съезде Советов вошёл в состав Совета народных комиссаров.

В ноябре 1917 г. избран депутатом Учредительного Собрания от Балтийского флота. 6 (19) января 1918, имея в своем распоряжении более 5 тыс. революционных матросов, сосредоточенных в Петрограде «для охраны общественного порядка» в связи с созывом Учредительного Собрания, Павел Дыбенко принял непосредственное участие в разгоне «Учредиловки».

В феврале 1918 г., в период общего наступления германских войск на российско- германском фронте, командовал отрядом моряков под Нарвой. Отряд Дыбенко самовольно оставил Нарву. Отступивший до Гатчины отряд 6 марта 1918 г. Был разоружён. Дыбенко исключили из РКП(б), а 16 марта, на IV съезде Советов, он был лишён всех постов.

Вскоре арестован. 25 марта 1918 г. выпущен на поруки с условием нахождения в Москве до суда, но бежал в Самару, откуда возвращён в Москву. В мае 1918 г. отдан под суд и приговорен к расстрелу, однако по ходатайству Коллонтай помилован. Летом 1918 г. направлен на подпольную работу в ЗападноЧерноморский регион (в Одессу). В августе 1918 г., находясь в Севастополе, был арестован крымскими властями и содержался в севастопольской тюрьме, но в октябре был обменян на пленных германских офицеров. С ноября 1918 г. Дыбенко в Украинской советской армии - командир полка, бригады, группы войск, дивизии. Возглавлял 1-ю Заднепровскую Украинскую советскую дивизию, в которую влились многотысячные отряды известных на Украине партизанских атаманов - Никифора Григорьева и Нестора Махно.

В апреле 1919 г. украинские советские войска под командованием Павла Дыбенко захватили Перекопский перешеек, затем весь Крым (за исключением Керчи). С мая 1919 г. П. Дыбенко - командующий 9-тысячной Крымской советской армией, сформированной из частей 1-й Заднепровской дивизии и местных отрядов, и одновременно нарком по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета провозглашённой Крымской советской республики. В мае-июне 1919 г. командует советскими войсками в Крыму, отступающими под натиском белогвардейцев, с июня по сентябрь 1919 г. - в Северной Таврии; принимает участие в подавлении «григорьевщины» и «махновщины».

В сентябре 1919 г. отозван в Москву, в октябре зачислен слушателем Академии Генерального штаба РККА, однако уже через месяц назначен начальником 37-й стрелковой дивизии. В конце декабря 1919 г., командуя соединениями, отличился при освобождении Царицына. Участник разгрома армии генерала Деникина на Северном Кавказе весной 1920 г. С 3 марта по 11 мая 1920 г. - начдив 1-й Кавказской кавалерийской дивизии.

Летом 1920 г. командовал соединениями в Северной Таврии, сражающимися с Русской армией генерала Врангеля и махновцами. С 28 июня по 17 июля 1920 г. - начдив 2-й Ставропольской кавалерийской дивизии имени М. Ф. Блинова. В марте 1921 г., под общим командованием М. Н. Тухачевского, Дыбенко во главе Сводной дивизии был одним из руководителей подавления Кронштадтского восстания. После ликвидации восстания - комендант Кронштадтской крепости. В апреле 1921 г. участвовал в подавлении крестьянского восстания в Тамбовской губернии. Ленин называл матросов физической силой революции. Павел Дыбенко олицетворял этот образ - беспримерным геройством, своеволием, самоуправством, стихийностью, бытовым анархизмом. Тем более, что при всех подвигах, он всё глубже погружался в пьянство и разгул. Коллонтай, спасшая его от расстрела, участвовала в его странствиях по южным фронтам, побывала на его родине - Черниговщине. Это была любовь, романтика и трагические будни гражданской войны.

Активное участие приняла Коллонтай в дискуссии о профсоюзах, это отдалило её от Ленина, а формулировка ею основ марксистского феминизма - от верхушки партии. Почётная ссылка на дипломатическую работу разрешила эту коллизию. Наступление на А. М. Коллонтай началось в 1923 г. Критика велась в развязном пасквильном стиле, с дискредитацией содержания её идей. Было обидно, но она была уже далеко, в том числе от Павла Дыбенко, и с головой погрузилась в новые проблемы, навалившиеся на неё. Кстати, первый советский орден, орден Ленина, она получила в 1933 г. «за успешную работу среди женщин». Это была, пусть запоздавшая, но справедливая награда. Коллонтай запустила процесс формирования советской женщины, на пути которой были Большой террор, Великая война, ленинградская блокада, народная победа в войне, успехи советской науки, отечественная атомная бомба, авиация для всего Союза, первый спутник, полёт Гагарина, голодная жизнь в великой стране, Чернобыльская катастрофа и развал Союза.

Александра Михайловна, благодаря своей высокой культуре, была готова к дипломатической службе, но потребовалось изменить сам стиль жизни. Всю жизнь она стремилась быть открытой, предельно искренней, иногда даже эпатажной. Здесь же пришлось от такого стиля избавляться, контролировать себя и свои привычки. Оказалось, что это тоже достижимо. Главное же - полная отдача для достижения целей государства, которое ты представляешь, не всегда правильных и праведных, но Советский посол направляется необходимых в конкретных ситуациях. На приеме Коллонтай быстро усвоила, что такая задача приобретает реальность, если быть диалектиком - и учитывать интересы страны, в которой работаешь, иногда даже вопреки намерениям прямого начальства. Это было трудно, и несколько раз Александра Михайловна прибегала к помощи Сталина, не находя взаимопонимания в своём наркомате. Это были вопросы договоров, в которых не учитывались интересы стран, в которых она работала.

Посольство - это не тихая заводь, это тоже передний край борьбы, подчас напряжённой и беспощадной. В посольстве всегда находишься на виду, под пристрастными взорами спецслужб и недоброжелателей, нужно твёрдо проводить свою линию, не поддаваясь слабостям и настроениям.

Повседневная жизнь в чужой стране требует повышенной и перманентной адекватной адаптации. Александра Михайловна, свободно читавшая газеты и книги почти на всех европейских языках, знавшая на память множество стихов и поэм разных народов, умевшая аргументированно формулировать своё мнение, была чистым родником в любой среде и вызывала симпатии как у обывателей, так и у представителей высокого истеблишмента. Она с ходу расположила к себе чопорного шведского короля Георга V, подписавшего в 1914 г. указ о её экстрадиции из Швеции.

В 1922-1926 и 1927-1930 гг. Коллонтай работала советским полпредом и торгпредом в Норвегии и добилась чрезвычайно важного политического признания СССР этой страной. В 1926-1927 гг некоторое время она работала в Мексике, где также добилась определённых успехов в улучшении советско-мексиканских отношений. В 1927 году Коллонтай снова становится полпредом в Норвегии, совмещая этот пост с исполнением поручений в торговом представительстве в Швеции.

В 1930-1945 гг. Коллонтай - постоянный поверенный и посол в Швеции (кроме того, она входила в состав советской делегации в Лиге Наций). Генеральной задачей, стоявшей перед ней в Скандинавии в межвоенный период и тем более в войну, была нейтрализация влияния гитлеровской Германии в Скандинавии. Эта задача была архисложная, поскольку и фашистская Германия, и СССР, и европейские страны перманентно изменяли конфигурацию политики, но в целом Коллонтай справилась и с этими проблемами.

Коллонтай полюбила Швецию, с уважением относилась к шведским социал-демократам, с 1920 г. возглавлявшим правительство и последовательно проводившим в Швеции социальную политику, воплощая концепцию «народного дома» {[о1ккешше(), выведших страну в число самых демократических и социальноориентированных государств.

Представляет интерес факт выдвижения в 1946 г. группой депутатов норвежского стортинга кандидатуры А. М. Коллонтай (уже после ухода её в отставку и возвращения в СССР) на получение Нобелевской премии мира. Выдвижение поддержали женские организации Швеции и Норвегии, а также видные общественные деятели этих стран. Нобелевский комитет не поддержал эту инициативу, что было вполне ожидаемо. В те годы Европу запугивали агрессией СССР. Но на следующий год выдвижение было вновь подтверждено (правда, с тем же результатом). Такая настойчивость дорогого стоит.

Вообще её профессиональная деятельность как дипломата была результативной, хотя время её работы на этом поприще было исключительно сложным. И проблемы возникали на каждом шагу. Одним из кризисных периодов стала, например, советско- финская война. Швеция, поддерживаемая Великобританией, отправила в Финляндию два батальона добровольцев и стояла на грани открытого вступления в войну против СССР. Коллонтай добилась от шведов смягчения их позиции и посредничества в советско-финских переговорах. В 1944 г. она вновь взяла на себя роль посредника в переговорах о выходе Финляндии из войны. Девизом жизни А. М. Коллонтай следует считать беспрерывность деятельности, она была трудоголиком от природы. Она не стала учёным, но её работы читаются и обсуждаются больше века (такой феномен беспрецедентен); её нельзя назвать писателем, но её книги всегда имели и имеют огромную аудиторию. Феноменальным следует признать финиш её жизни: после двух инсультов она была частично парализована и вернулась из Стокгольма в Москву в инвалидной коляске.

Первое, что она сделала, - запросила два чемодана своего архива, изъятых спецслужбами и перевезённых в Москву, и засела за мемуары. Не всё она успела сделать, хотя её книги выходили годами после её смерти, но многое упорядочила, и уже в нынешнем веке мы смогли прочесть её дипломатические дневники [4]. Александра Михайловна после многих лет напряжённой посольской службы, скорее всего, забыла о своей революционной молодости. Между тем в Европе назревала «студенческая революция» 1968 г., которая принесла «новые ветры» в политическую и духовную реальность.

Философ Франкфуртской школы, идеолог «новых левых» Герберт Маркузе в лекции «Марксизм и феминизм» в Стенфордском университете 7 марта 1974 г. говорил о феминизме высокие слова: «Феминизм - это бунт против разлагающегося капитализма, против отживающего капиталистического способа производства. Феминизм - это шаткая связь между утопией и реальностью: социальная почва движения как потенциально радикальной и революционной силы; сердцевина мечты. Феминистское движение в этой борьбе играет всё более важную роль».

Я полагаю, что эти слова оживили бы память Коллонтай и вошли в её душу. В истории мысли, как и в природе, всё быстро стареет, увядает, как листья, становится идейным перегноем, и нужны специальные усилия, чтобы разглядеть структуру этого перегноя.

Выводы

Современный феминизм - эффективное средство преобразования общества под знаменем свободы. Реальная демократия, механизмы гражданского общества испытали мощное воздействие феминизма. Марксистский феминизм, существенно трансформировавшись, вошёл в современный фундамент гуманитаристики как радикальная форма феминизма.

References

1. Zdravomy'slova, E. A., Tomkina, A. A. (2015). 12 lekczij po gendemoj socziologii: uchebnoe posobie [12 lectures on gender sociology: a textbook]. SPb.: Izd-vo Evropejskogo universiteta v Sankt-Peterburge, 768 s. (in Russian).

2. Ajvazova, S. G. (1998). Russkie zhenshhiny' v labirinte ravnopraviya [Russian women in the labyrinth of equality]. Ocherki politicheskoj teorii i istorii. Moskva: RIK Rusanova, 408 s. (in Russian).

3. Kollontaj, A. M. (2003). Avtobiografiya seksual'no e'mansipirovannoj kommunistki [Autobiography of a Sexually Emancipated Communist]. Marksistskij feminizm: Kollekcziya tekstov Aleksandry' Kollontaj. Tver', 298 s. (in Russian).

4. Kollontaj, A. M. (2001). Diplomaticheskie dnevniki: 1922-1940 gg. [Diplomatic Diaries: 1922-1940]. Moskva: Academia, tom. 1, 528 s., tom. 2, 543 s. (in Russian).

5. Kollontaj, A. M. (1923). Sem'ya i kommunisticheskoe gosudarstvo Moskva, 1918.; Dorogu kry'latomu E'rosu! (Pis'mo k trudyashhejsya molodezhi) [Family and the communist state, Moskva, 1918; Make way for winged Eros! (Letter to the working youth)]. Molodaya gvardiya, 1923, № 3, s. 111-124; Polozhenie zhenshhiny' v e'volyuczii khozyajstva: Lekczii. chitanny'e v Un-te im. Ya. M. Sverdlova / A. Kollontaj. Moskva: GIZ, 1923, 208 s. (in Russian).

6. Koroleva, T. A. (2010). Feminizm kak idejno-politicheskij fenomen [Feminism as an ideological and political phenomenon]. Izv. RGPI im. A. I. Gerczena. Socziologiya. Politologiya, s. 312-319 (in Russian).

7. Uspenskaya, V I. (2003). Radikal'ny'j proekt zhenskoj e'mansipaczii Aleksandry' Kollontaj [The radical project of female emancipation by Alexandra Kollontai]. Aleksandra Kollontaj: teoriya zhenskoj e'mansipaczii v kontekste rossijskoj gendemoj politiki. Tver', s. 26 (in Russian).

8. Khartmann, Kh. (2016). Neschastlivy'j brak marksizma s feminizmom: put' k bolee progressivnomu soyuzu [The unhappy marriage of Marxism with feminism: the path to a more progressive union]. Moskva: Svobmarksizd. Gendernaya seriya, 76 s. (in Russian).

9. Yukina, 1.1. (2014). Na puti k marksistskomu feminizmu. Deyatel'nost' Aleksandry Kollontaj [Towards Marxist Feminism. Activities of Alexandra Kollontai]. Socziologiya nauki i tekhnologij, tom 5, № 2, S. 82-92 (in Russian).

10. Barrett, M. (1987). Marxist Feminism and the Work of Karl Marx / A. Phillips (ed.), p. 43.

11. Beauvoir, S. de. (1974). Alt Said and Done. London: Andre Deutsch and Weidenfeld and Nicolson, p. 3.

12. Elshtain, J. (1981). Public Man, Private Woman. Oxford: Martin Robertson, p. 29.

13. Oakley, A. (1972). Sex, Gender and Society. London: Maurice Temple Smith, p. 24.

14. Offen, K. (1994). Feminism. Encyclopedia of Social History / Ed. by Peter N. Stears. NY., p. 32.

15. Zhigaleva, Y. E. (2017). Seksual'noe nasilie v uslovijah konflikta: problema viktimizacii zhenshhin [Sexual violence in conflict settings: problem of women's victimization]. Juridicheskie nauki i politologija, № 4, p. 32-44.

Размещено на Allbest.ru