Политический протест российской молодежи: специфика формирования и актуализации

Размещено на http://www.allbest.ru/

Политический протест российской молодежи: специфика формирования и актуализации

Виктор Валериевич Титов

Аннотация

Статья посвящена особенностям генерирования протестных настроений в молодежной среде современной России и их проявлениям в различных форматах - физическом и цифровом. При этом особое внимание уделяется таким тенденциям развития молодежного протеста, как его виртуализация - перенос в пространство интернет-коммуникаций, преобладание эмоциональной составляющей над когнитивной, структурная аморфность. Не менее важными тенденциями кристаллизации политического протеста молодежи являются его все более выраженная социальная направленность, проблемная локализация, а также деидеологизация, что приводит к частичному слиянию социального и политического протестных дискурсов. Также отмечается, что политический протест российской молодежи характеризуется внутренними поколенческими различиями. Представители старшей возрастной группы - поколения миллениалов (26-35 лет) - более рациональны и рассматривают выбор в пользу протестных форм поведения в прагматическом ракурсе собственных социально-экономических интересов и жизненных перспектив. При этом поколение 14-25-летних россиян - условные зумеры - сегодня представляет собой социально-политический сегмент, в наибольшей степени подверженный протестным настроениям и обладающий высоким мобилизационным потенциалом протестной активности.

Ключевые слова: молодежь, социально-политический протест, протестные настроения, цифровая трансформация, самоидентификация, проблемная локализация, симулятивная реальность, поколение Y, поколение Z

Abstract

Political Protest of Russian Youth: Specifics of Formation and Actualization Viktor V. Titov

The article is devoted to the peculiarities of generating protest sentiments among young people of modern Russia and their manifestation in various formats - physical and digital. At the same time, particular attention is paid to such trends in the development of youth protest as its virtualization - the transfer to the Internet communications environment, the predominance of the emotional component over the cognitive one, and its structural amorphousness. Equally important trends in the crystallization of youth political protest in modern Russia are its increasingly pronounced social orientation and problematic localization, as well as de-ideologization, which leads to a partial fusion of social and political protest discourses. It is also noted that the political protest of Russian youth is characterized by internal generational differences. Representatives of the older age group - the generation of millennials (26-35 years old) - are more rational and consider the choice in favor of protest forms of behavior in the pragmatic perspective of their own socio-economic interests and life prospects. At the same time, the generation of 14-25-year-old Russians (zoomers) - today represents the socio-political segment that is most susceptible to protest sentiments and has a high mobilization potential of protest activity.

Keywords: youth, socio-political protest, protest sentiments, digital transformation, self-identification, problematic localization, simulated reality, generation Y, generation Z

Проблема изучения молодежного политического протеста - его причин, специфики и форм актуализации - сегодня находится в центре внимания российской политической науки. Причем на первый план выходит как анализ кейсов протестного поведения (среди которых особое место занимает переосмысление акций несистемной оппозиции в начале 2021 г.), так и поиск глубинных факторов, способствующих кристаллизации протестных настроений у различных групп молодых россиян. Среди широкого спектра исследований, посвященных протестной активности молодежи в современной России, представляется необходимым особо выделить работы Е.В. Бродовской (Бродовская, Хуанг, 2019); Р.В. Пармы, М.А. Давыдовой (2022); Д.Н. Карзубова (2016); Г.И. Авци- новой, М.А. Бурды (2019) и др.

В указанных исследованиях четко отражены актуальные тенденции структуризации про-тестных настроений, характерные для современной России. Прежде всего речь идет о мощной аффективной составляющей, относительной слабости условной «конструктивной» повестки про-тестующих, волнообразности и, безусловно, о превращении социальных сетей Рунета в главную и многопрофильную площадку репрезентации протестной активности. При этом нельзя не заметить известную разность аналитических диспозиций: в одних случаях молодежный протест трактуется как «естественное состояние», приемлемая форма политической активности, в других - в ключе неконвенциональных политических практик, вызванных слабостью институтов гражданско- политической социализации и несущих серьезную угрозу дестабилизации социально-политической ситуации в России (Авцинова, Бурда, 2019). Фиксируя указанную двойственность по поводу понимания политического протеста, его функциональных особенностей, М.А. Давыдова отмечает: «Протесты выступают способом реализации прямой демократии, когда граждане получают возможность высказывать свое отношение, выражать несогласие и требовать изменений. В период 2020-2021 гг. в России протестные движения стали частым явлением, дополняющим политические процессы. При этом протестная деятельность не только является инструментом выражения общественного несогласия, но и может использоваться как метод дестабилизации политического режима» (Давыдова, 2021: 163). политический протест российская молодежь

Таким образом, отдельный вектор научного поиска связан с изучением воздействия фактора цифровой трансформации политики на модели протестного поведения молодежи. При этом исследователи уделяют существенное внимание как вопросу выстраивания онлайн-инфраструк-туры протеста, так и проблеме его диагностики по цифровым следам - раннего выявления мар-керов, позволяющих говорить о формировании «запроса на протест» у различных сегментов ин-тернет-аудитории.

По нашему мнению, размышляя об особенностях протестного поведения молодежи в се-годняшней России, прежде всего следует разграничить два системных момента . Первый - это устойчивая ориентация на протест как психологическая особенность молодежи в качестве кол-лективного социального субъекта, в том числе политического. Однако, строго говоря, в данном случае речь идет именно о возрастных психологических чертах, которые не являются специфи-ческими для современной России. Они в большей степени относятся к базовым поведенческим характеристикам молодежи как самоценного и обособленного политического поколения: интегра-тивного социального и политического актора, стремящегося занять нишу в социально-политической структуре общества. Такое самоопределение происходит в том числе путем отрицания сло-жившегося политического порядка (по крайней мере если речь идет о молодежных протестных практиках второй половины ХХ - начала XXI в.). Следовательно, общепризнанным является тот факт, что протестное поведение молодежи есть способ самоидентификации и обретения субъ- ектности, не просто попытка ситуативно артикулировать некоторый набор политических требо-ваний по отношению к действующим политическим институтам, но и специфическая, не всегда конвенциональная форма репрезентации собственного политического «мы» в социальном про-странстве (Васильева и др., 2022).

Основываясь на представленных исследованиях, можно выделить наиболее рельефные черты, характеризующие политический протест молодежи в современной России. Безусловно, значительная часть приведенных далее характеристик не являются сугубо эксклюзивными ни в поколенческом, ни в национальном ракурсе - присущими только лишь российской молодежи. Од-нако нельзя отрицать, что именно указанные характеристики в целом отражают облик молодежного протеста в России и его мобилизационный потенциал.

Первая специфическая черта, на которую обращают внимание большинство политологов и социологов, - это виртуализация политического протеста. Она связана главным образом с тем, что в последнее десятилетие социальные сети Интернета выступают естественной «средой обитания» значительной части молодежи. В результате происходит активное становление прин-ципиально новых поведенческих моделей симулятивного характера. В их основе лежит симуля- тивная реальность, феномен которой в настоящее время до конца не изучен, но сейчас подвер-гается переосмыслению именно в политическом контексте. В самом общем виде такой тип ре-альности можно трактовать как пространство разнородных, но, как правило, аффективно выра-женных (т. е. провоцирующих эмоциональные реакции) политических симулякров, на базе которых различные сообщества молодежи пытаются обрести собственное политическое «мы».

При этом показательно, что указанная виртуализация политического протеста, характерная для значительной части молодых россиян, рассматривается исследователями двояко. С одной стороны, заслуживает внимания точка зрения, что медиапространство Рунета удобно и от-носительно безопасно именно как сфера ретрансляции протестных настроений (условного «эмо-ционального выхлопа», не приводящего к действиям в физическом пространстве) и их постепен-ного угасания, чему способствует гипердинамичность - калейдоскопический характер - совре-менной политической повестки дня. Иными словами, событийная турбулентность содействует тому, что первоначальной протестный импульс утрачивается и быстро растворяется в информационном конгломерате, формируемом глобальной сетью, часто успев проявить себя только на эмоциональном уровне репрезентации и в исключительно негативной форме («мы против»), не имея возможности наполниться внятным и позитивным когнитивным содержанием. Причем, говоря о таком воздействии событийной динамики на протестную активность в Рунете, ученые подчеркивают, что ее триггерами могут выступать не только факторы, имеющие отчетливую со-циально-политическую природу, но и любые резонансные события негативного характера (например, техногенные инциденты), получившие широкое освещение в социальных медиа (Карзубов, 2016; Титов, 2020).

С другой стороны, некоторые ученые, наоборот, говорят о существенном потенциале про-тестных настроений, артикулированных в цифровой среде, по сравнению с традиционными - физическими - формами протестной активности. Они связывают это в первую очередь с высокой скоростью обмена информацией между территориально дистанцированными по отношению друг к другу носителями протестных настроений, способностью цифровой коммуникации эффективно стимулировать цепную реакцию протеста. Эта своеобразная экстерриториальность в сочетании с потенциально высокой скоростью мобилизации позволяет рассматривать соцмедиа Рунета уже в принципиально ином ракурсе - не с точки зрения фактической сублимации протеста, а как эф-фективный инструмент политической мобилизации (Карзубов, 2016; Парма, Давыдова, 2022).

На наш взгляд, говоря о вопросе эффективности именно мобилизационной функции совре-менных социальных медиа, важно заострить внимание в первую очередь не на свойстве «сжатия времени» - быстрого обмена информацией между звеньями протестной сети, а о том, что экстер-риториальность в данном случае - еще и способ разрушения общеизвестной «спирали молчания». В частности, некий интернет-пользователь, являясь носителем протестных настроений, быстро из-бавляется от психологического ощущения одиночества, обретая референтную группу - условных единомышленников. Причем важно заметить, что часто речь идет не о совпадении взглядов и политических позиций (и тем более - фундаментальных политических ценностей и базовых уста-новок поведения), а именно о ситуативной схожести социально-политических настроений, эмо-циональной консолидации на основе совместно разделяемого переживания.

По нашему мнению, данный момент является крайне существенным, поскольку он важен для комплексного понимания генезиса «моды на протест», наблюдаемой среди значительной части молодых россиян (в том числе слабо вовлеченных в политику) в конце 2010-х - начале 2020-х гг. Вместе с тем эту особенность необходимо учитывать и при объяснении следующей черты современного молодежного протеста - частичной его «безадресности», объектной рас-фокусировки. Важно оговориться, что указанная тенденция не является (в отличие от предыду-щей) отчетливой и однозначной, но обнаруживает себя при детальном анализе цифровых следов молодежной протестной активности (Титов, 2020). Ее содержание заключено в том, что полити-ческий протест в обозначенном случае выступает одной из слабо конкретизированных форм ре-презентации тотального социального протеста - протеста против всего и всех, где важен не адресат, которому предъявляются претензии, а сам факт неприятия молодежью сложившейся социальной действительности (включая, разумеется, и ее общественно-политическое измерение). В основе такого неприятия находится как глубокая и длительная неудовлетворенность социальной реальностью в различных ее проекциях - от повседневно-бытовой до политической, так и общеизвестный феномен депривации: недовольство собственным положением в обществе.

Следующая специфическая черта, на которой необходимо заострить внимание, связана со все более выраженной социальной направленностью и проблемно ориентированным характером политического протеста молодых россиян. По большому счету она является следствием диагностированной еще в начале 2010-х гг. тенденцией всеобъемлющей деидеологизации, а отчасти и деполитизации протеста в России, когда на первый план вышла социальная повестка, часто в ее локальном - условно бытовом - измерении. Таким образом, происходит не только подмена политического протеста социальным недовольством, но и в известной степени смысловая локализация протеста, его заострение на прагматических вопросах, связанных с жизнедеятельностью местного сообщества. Указанная тенденция проблемно-ситуативной локализации (в сочетании с первичной деполитизацией) ярко проявилась с середины 2010-х гг., когда одним из магистральных направлений структуризации протестной активности - как в онлайн-формате, так и в офлайн - стал экологическо-урбанистический дискурс: вопросы, связанные с точечной застройкой, мусорными полигонами, развитием городской транспортной инфраструктуры и т. д.

Еще один аспект осмысления протестной политической активности российской молодежи обусловлен существующими в ней внутрипоколенческими различиями, вытекающими из специфики двух ее основных возрастных сегментов - поколений миллениалов (той его части, которая сегодня формально продолжает оставаться молодежью: 1987-1997 годов рождения) и зумеров.

По нашему мнению, сегодня все еще продуктивным для понимания психологической спе-цифики протестного поведения поколения Y (миллениалов) является обращение к социально-психологической концепции frustrated achievers, сформулированной К. Грэм в начале 2000-х гг. (Graham, Pettinato, 2002). Ее содержательный аспект, например в преломлении к опыту «болотного движения» 2011-2012 гг., состоит в следующем: некоторая сравнительно малая и относительно успешная часть «старшей молодежи» стала испытывать завышенные социально-политические ожидания, частично переориентируясь при этом на ценности высшего порядка (свободу, справедливость и т. д.), в сочетании с неизменным акцентом на дальнейший рост потребления. В этом смысле активное социальное меньшинство, готовое протестовать в той или иной форме (frustrated achievers), противопоставляется пассивному и во многом аполитичному большинству (недвусмысленно именуемому satisfied losers).

В то же время активная вовлеченность представителей поколения Z («дети Навального», «сытые тиктокеры» и т. д.) в протестные акции, имевшие место в России в 2017-2021 гг., привела к новому пониманию сложившейся в российском обществе ситуации . Так, по оценкам Е.И. Васи-льевой и ее коллег, в России начала 2020-х гг. «романтизация протестной активности в большей степени свойственна молодежи младшей возрастной группы» (Васильева и др., 2022: 180). Рас-сматривая структуру антивластных протестов 2021 г., психолог Д. Охотникова выделяет три группы молодых россиян, принимавших в них участие. Первая, интегрирующая главным образом предста-вителей студенческой молодежи, может быть охарактеризована как зрелая и высказывающая пре-тензии на политическую субъектность. Вторая ориентирована на тренды социальной моды: «Сей-час очень модно отметиться в протестных акциях. <...> Такие молодые люди не очень разбираются в политике и приходят просто потому, что это "прикольно"» . Третья группа может быть описана как компенсаторно-девиантная. Представители поколения Z, в нее входящие, как правило, также не интересуются политикой, но и не следуют трендам социальной моды. Они рассматривают свое участие как способ сублимации конфликтов с собственным социальным окружением: родителями, сверстниками и т. д. («они вообще не собирались - они пошли назло» ).

Таким образом, молодежный политический протест в современной России характеризуется высокой степенью фрагментации и внутренней противоречивостью. Пожалуй, главной и наиболее яркой его тенденцией является виртуализация протестной активности. В то же время заслуживают внимания и такие особенности, как проблемно-пространственная локализация, выраженная ситуативная и социальная направленность, усиление аффективного компонента в протестном поведении молодых россиян.

Список источников:

Авцинова Г.И., Бурда М.А. Молодежная политика современной России: абсентеизм и политический протест // Во-просы политологии. 2019. Т. 9, № 4 (44). С. 649-655.

Бродовская Е.В., Хуанг Т. Цифровое поколение: гражданская мобилизация и политический протест российской мо-лодежи // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2019. № 5 (153). С. 3-18. https://doi.org/10.14515/monitoring.2019.5.01.

Васильева Е.И., Зерчанинова Т.Е., Никитина А.С. Протестная активность молодежи: опыт сравнительного анализа возрастных групп // Государственное управление. Электронный вестник. 2022. № 90. С. 172-182.

https://doi.org/10.24412/2070-1381 -2022-90-172-182.

Давыдова М.А. Массовые политические протесты в Российской Федерации 2020-2021 гг.: триггеры, технологии, ин-фраструктура информационного потока // Гуманитарные науки. Вестник Финансового университета. 2021. Т. 11, № 4. С. 162-168. https://doi.org/10.26794/2226-7867-2021-11-4-162-168.

Карзубов Д.Н. Новые методы исследования политического протеста (на примере протестных акций в г. Минеральные Воды, 2014 г.) // Локус: Люди, общество, культуры, смыслы. 2016. № 4. С. 87-93.

Парма Р.В., Давыдова М.А. Триггеры политической мобилизации массовых протестов в социальных медиа Россий-ской Федерации и Республики Беларусь в 2020-2021 гг. // Власть. 2022. Т. з0, № 3. С. 97-103.

https://doi.org/10.31171 /vlast.v30i3.9045.

Титов В.В. Стратегии социального протеста молодежи в Рунете: сравнительный анализ поколений Y и Z // Монито-ринг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2020. № 3 (157). С. 139-158.

https://doi.org/10.14515/monitoring.2020.3.1674.

Graham С., Pettinato S. Frustrated achievers: Winners, losers and subjective well-being in new market economies // Journal of Development Studies. 2002. Vol. 38, no. 4. P. 100-140. https://doi.org/10.2139/ssrn.285811.

References:

Avtsinova, G.I. & Burda, M.A. (2019) Youth Policy of Modern Russia: Absenteeism and Political Protest. Voprosy Politologii. 9 (4), 649-655. (In Russian)

Brodovskaya, E.V. & Huang, T.-Y. (2019) Digital Generation: Civil Mobilization and Political Protest among Russian Youth. Monitoring of Public Opinion: Economic and Social Changes. (5), 3-18. Available from: doi:10.14515/monitoring.2019.5.01. (In Russian)Davydova, M.A. (2021) Mass Political Protests in the Russian Federation 2020-2021: Triggers, Technologies, Information Flow Infrastructure. Humanities and Social Sciences. Bulletin of the Financial University. 11 (4), 162-168. Available from: doi:10.26794/2226-7867-2021-11 -4-162-168. (In Russian)

Graham, С. & Pettinato, S. (2002) Frustrated Achievers: Winners, Losers and Subjective Well-Being in New Market Econo-mies. Journal of Development Studies. 38 (4), 100-140. Available from: doi:10.2139/ssrn.285811.

Karzubov, D.N. (2016) New Methods of Study of Political Protest: Case - Public Protest in Mineralniye Vodi in 2014. Locus: People, Society, Cultures, Meaning. (4), 87-93. (In Russian)

Parma, R.V. & Davydova, M.A. (2022) Triggers of Political Mobilization of Mass Protests in Social Media of the Russian Federation and the Republic of Belarus in 2020-2021. Vlast. 30 (3), 97-103. Available from: doi:10.31171/vlast.v30i3.9045. (In Russian)

Titov, V.V. (2020) Strategies of Youth Social Protest on the Russian Internet (RuNet): A Comparative Analysis of Generations Y and Z. Monitoring of Public Opinion: Economic and Social Changes. (3), 139-158. Available from: doi:10.14515/monitor- ing.2020.3.1674. (In Russian)

Vasileva, E.I., Zerchaninova, T.E. & Nikitina, A.S. (2022) Youth Protest Activity: Comparative Age Groups Analysis. E-Journal Public Administration. (90), 172-182. Available from: doi:10.24412/2070-1381-2022-90-172-182. (In Russian)

Размещено на Allbest.ru