Коммуникационный подход к исследованию социальной памяти

Размещено на http://www.allbest.ru/

Коммуникационный подход к исследованию социальной памяти

Денис Сергеевич Артамонов, Владимир Борисович Устьянцев

Аннотация

В статье рассматриваются теории социальной памяти в контексте применения коммуникационного подхода к исследованию представлений о прошлом. Понимание коммуникационной природы коллективной памяти было заложено в работах М. Хальбвакса, считающегося основателем направления memory studies, что нашло отражение в исследованиях советских теоретиков социальной памяти и зарубежных авторов. Опираясь на анализ исследовательских подходов теоретиков коммуникации М. Маклюэна и Ю. Хабермаса, они приходят к выводу о перспективности изучения социальной памяти в рамках коммуникационной парадигмы. Представления о прошлом конструируются в актах коммуникации, определяя мировоззренческие установки, нормы поведения, навыки социальной деятельности человека. Теории социальной памяти, учитывающие коммуникационный подход к ее осмыслению, могут дать адекватное описание процессов конструирования прошлого и познания в современной медийной среде.

Ключевые слова: социальная память, представления о прошлом, коммуникационный подход, теория коммуникации, memory studies Карточка проекта, поддержанного научным фондом // Российский научный фонд. URL: https://rscf. ru/project/22-18-00153/..

Abstract

Communication Research Approach towards Social Memory Denis S. Artamonov, Vladimir B. Ustyantsev

The article examines the theories of social memory in the context of applying a communication research approach towards narratives of the past. The understanding of the communicative nature of collective memory was established in the works of M. Halbwachs, who is considered the founder of memory studies, which is reflected in the studies of Soviet social memory theorists and foreign authors. Based on the analysis of the research approaches of the communication theorists M. McLuhan and J. Habermas, they conclude that the study of social memory within the communication paradigm is promising. Narrative of the past are constructed in acts of communication, defining worldview attitudes, norms of behavior, and skills of human social activity. Theories of social memory that take into account the communicative approach to its comprehension can provide an adequate description of the processes of constructing the past and cognition in the modern media environment.

Keywords: social memory, narratives of the past, communication approach, communication theory, memory studies.

Исследования социальной памяти восходят к идеям М. Хальбвакса о существовании неких общих представлений о прошлом, ограниченных социальными рамками. Опираясь на идеи Э. Дюрк- гейма, описавшего коллективные представления как социологический феномен, М. Хальбвакс показал встроенность индивидуальных воспоминаний в социальный контекст. По мнению Э. Дюркгейма, социальная группа оказывает давление на каждого из своих членов, не позволяя им свободно судить о понятиях, выработанных сообществом, обеспечивая свое единство и формируя идентичность через практики коммеморативных ритуалов, являющихся основным медиумом коллективной памяти, сохраняющим и воспроизводящим представления о прошлом. М. Хальбвакс считал, что «индивид вызывает в памяти свои воспоминания при помощи рамок социальной памяти» (Хальбвакс, 2007: 336); индивидуальное мышление способно к воспоминанию только потому, что оно заключено в коллективные рамки, которые служат орудием для «воссоздания таких образов прошлого, какие в данный период согласны с господствующими идеями данного общества» (Хальбвакс, 2007: 30).

Советским исследователям социальной памяти не были известны работы М. Хальбвакса, однако, характеризуя феномен, они в основном повторяют его выводы. Так Я. К. Ребане, один из первых в СССР проводивший исследования в этой области, понимал социальную память как «хранилище результатов практической и познавательной деятельности, выступающих в информационном отношении базисом формирования сознания каждого человека, а также базисом функционирования и развития индивидуального и общественного познания» (Ребане, 1982). Полагая, что социальная память служит основанием индивидуальных сознаний, Я. К. Ребане считал ее совокупностью функционирующих в обществе механизмов информации, связанных с логической структурой мышления, формами общественного сознания, накопленными знаниями и социальными ценностями. По его мнению, социальная память представляет собой универсальную информационную систему, которая охватывает значительно большую сферу, чем передаваемые из поколения в поколение знания, умения, навыки.

Другой советский исследователь В. А. Колеватов также связывал социальную память с информационными механизмами функционирования средств сохранения социально значимой информации индивидов, коллективов, социальных групп и общества в целом. Функции сохранения и передачи информации для В. А. Колеватова стали важнейшей характеристикой социальной памяти, которую он рассматривал в рамках коммуникационных процессов, определяющих ее роль в познании и мышлении. Средствами реализации коммуникативной функции социальной памяти, по его мнению, были материальные предметы, жесты, речь, изображения, имитация действий - все то, что составляло различные формы социального наследования (Колеватов, 1984).

Концепт «социальное наследство» стал ключевым для характеристики социальной памяти, данной Б. С. Илизаровым. Он полагал, что ее основной функцией является обеспечение «присвоения», под которым понимается наследование исторически конкретным человеком определенной совокупности культурно-информационных средств, созданных или приобретенных в обществе в процессе исторического развития. Б. Илизаров выделяет оперативную и ретроспективную формы существования социальной информации, которые обеспечивают разделение социальной памяти на кратковременную (оперативную) и долговременною. Происхождение кратковременной памяти связывалось им с дописьменной культурой, когда новое знание накапливалось крайне медленно и обращение к нему представляло собой простое воспроизводство. Это позволило Б. Илизарову дать ей название репродуктивной памяти, значение которой после возникновения письменности перестало играть ведущую роль. Письменные документы, приобретя статус социального наследства, стали выполнять функцию описанных и упорядоченных исторических памятников, сохраняя возможность для зафиксированного в них прошлого быть актуализированным при помощи механизмов социальной памяти, обеспечивающей участие ретроспективной информации в формировании мировоззрения человека (Илизаров, 1985).

Феномен документирования социальной реальности позволил итальянскому исследователю М. Феррарису сформулировать теорию документальности, объясняющую механизмы функционирования коллективной памяти. По его мнению, социальные объекты создаются и существуют не путем интенциональных действий, а в процессе регистрации социального действия, т. е. его записи. Конститутивный закон социальных объектов выглядит следующим образом: Объект = Записанный (Inscribed Act - англ.) (Феррарис, 2014: 154). Происхождение социального объекта, таким образом, зависит от сознания людей, но в отношении своего существования он независим.

Социальный мир полон документов, число которых бесконечно увеличивается, они заполняют ящики письменных столов, бумажники, архивы, а в последнее время мобильные телефоны (Феррарис, 2010) и другие средства электронной записи, поэтому характеристика общества не соответствует определению «коммуникационное», являясь по сути «обществом записи и регистрации» (Николаева, 2020), однако очевидно, что документированию предшествует коммуникационный акт. Цифровые носители информации создали предпосылки для тотального документирования социальной реальности, они снабдили человека мощными инструментами архивирования и хранения данных, с помощью которых происходит регистрация коллективной памяти.

М. Феррарис отталкиваясь от идей Платона, выдвигает теорию «восковой доски» памяти, согласно которой теперь всё может храниться вечно и всё, что записано, сказано, увидено, можно найти «здесь и сейчас» настоящим и будущими поколениями (Ferraris, 2009). Он предлагает рассматривать социальные объекты как записи на коллективной «восковой доске», так как ничто социальное не существует вне текста, зафиксированного любым способом. В качестве средства фиксации может выступать и память - воспоминания такие же документы, так как они являются материалом социального объекта, определяют его содержание и идентичность (Ferraris, Torrengo, 2014). Если индивидуальные воспоминания (М. Феррарис приводит в пример показания свидетеля в суде, но речь может идти и о свидетельстве очевидца) выступают способом регистрации социального акта и превращения его в документ (социальный объект), то коллективную память следует рассматривать как документальность, понимаемую как объективацию социальной реальности. Способы объективации всегда тождественны любой форме записи, следовательно, средства фиксации и хранения документов и есть память.

За отличающееся от М. Хальбвакса понимание коллективной памяти высказался в конце XX в. Дж. Олик, когда стало очевидно влияние на данный феномен медиа. Он исходил их того, что память - это социальная реальность, которая все более экстернализируется и объективизируется в искусственно создаваемых человеком областях, в основном в печати (Olick, 1999). Он трактовал социальное производство прошлого как сложный процесс, завязанный на средства передачи памяти. Помнить - значит передавать информацию сквозь время, связывая прошлое и настоящее. Память передает опыт через репрезантационные формы и с помощью какого-либо способа коммуникации. Дж. Олик называет их «медиумами памяти», имея в виду посредничество при передаче представлений о прошлом, и отмечает у них способность определять сообщение.

«Медиумы памяти» неотделимы от сообщения и существуют в изменчивых формах, трансформирующих его. Даже если и может существовать какая-либо истина о событиях прошлого, формы репрезентации и средства доставки представлений о них в настоящее неизбежно меняют ее. Процесс воспоминания, считает Дж. Олик, можно рассматривать не как сохранение и восстановление прошлого, а как процесс передачи представлений о нем. По его мнению, средства передачи памяти конструируют события, но они и сами конструируемы событиями, которые передают, за счет чего и прирастают новыми смыслами.

Социальная память представляет собой множество мнемонических форм и практик, осуществляемых с помощью сложных коммуникационных механизмов, которые попали в еще более сложные фигурации полей, тем и контекстов. Средства коммуникации тем самым определяют что помнить и как помнить, доставляя коммуникантам представления о прошлом в различных фигурациях, обусловленных обстоятельствами их воспроизводства (Олик, Хлевнюк, 2012).

В пространство социальной коммуникации социальная память была вписана в работе Дж. Фентресса и К. Уайкема. Они обратили внимание на активную роль индивида в конструировании представлений о прошлом, так как социальная память не может быть оторвана от реальных мыслительных процессов, проявляющихся при коммуникации, любого конкретного человека, (Fentress, Wickham, 1992).

Один из первых теоретиков медиа М. Маклюэн отмечал, что тенденция средств коммуникации к визуализации повлияла на чувство времени. Появление письменности у древних греков привело к возникновению представлений о хронологическом порядке и однонаправленном движении событий (Маклюэн, 2005: 84). Ссылаясь на Бернарда ван Гронингена, М. Маклюэн показывает, что идея прошлого была для греков, несомненно, новым явлением, зарождение которого он связывает с визуализацией хронологии, возникшей благодаря фонетическому письму. Основополагающие компоненты визуального мира гомогенность, однородность, воспроизводимость они стали использовать «как своего рода мост, перебрасываемый от настоящего к прошлому» (Маклюэн, 2005: 87). Визуализация хронологии позволила Геродоту освободиться от мифологических спекуляций и использовать прошлое для объяснения настоящего, а новые эмпатические методы искусства и культурного анализа сделали возможным не только созерцание обществ прошлого, но и воссоздание их (Маклюэн, 2005: 89). Тем самым М. Маклюэн утверждает непосредственное влияние коммуникационных технологий на возможность человеческого сообщества обладать памятью, чтобы воспроизводить прошлое в настоящем. социальный память коммуникационный

Ю. Хабермас утверждал, что в основе формирования представлений о прошлом и исторического сознания лежат коммуникативные практики. По его мнению, Х.-Г. Гадамер убедительно показал, как герменевтическое усилие, которое направлено на преодоление временного и культурного расстояния в постижении прошлого, зависит от межличностного соглашения, но в целом оно ориентируется на традицию, выбираемую индивидом для конструирования своей идентичности. В то же время, полагал Ю. Хабермас, в современном мире продолжение традиций избирательно и эта избирательность «процеживается сквозь фильтр критики, продуманного овладения историей» (Хабермас, 2005: 146), т. е. осознания исторических процессов. Продуктивность понимания прошлого зависит от ориентации участников межличностных соглашений придавать одинаковым высказываниям одно и то же значение, а возникновение интерпретаций, в том числе и ложных, предопределяется коммуникативным действием по достижению консенсуса в постижении истории. В коммуникативных актах, направленных на понимание или предпонимание, основаниями познания выступают исторические традиции, интеракция, языковая игра, диалог, текст. Рамки описания и понимания прошлого задаются коммуникативным действием, представляющим собой символически опосредованную интеракцию, которая также является основой исторического процесса производства социальной реальности.

Массовая коммуникация и массовый туризм, по мнению Ю. Хабермаса, постепенно расширяют оптику восприятия прошлого, настроенную на групповую мораль и традицию, скроенную по мерке собственной территории, до размеров всемирности. Образы врага и стереотипы, отгораживающие от Другого, все меньше влияют на обращение к разным временам прошлого, что приводит к исчезновению альтернатив морального сознания и нивелировке его в сторону универсальности. Образцовое прошлое обесценивается и заставляет обнаруживать моральные принципы, «нормативным образом содержащие современный опыт и современные жизненные формы» (Хабермас, 2005: 88). Культ нового и прославление актуальности порождает субъективно заполняемое прошлое в мобильном обществе, новое осознание времени которого приводит к ускорению истории, неопределенности и случайности будущего, к тоске по соблюдению границ настоящего, мимолетных и эфемерных в современном мире. Такое осознание времени не является антиисторичным, но обращается «против ложной нормативности понимания истории, черпающегося из подражания образцам» (Хабермас, 2005: 11); оно пользуется объективированным прошлым, но превращает его в наличное, восстав против стандартов историзма, пытавшегося запереть историю в музеи. Осознание времени, свойственное модерну, Ю. Хабермас вслед за Р. Козеллеком видит в увеличении различий между «пространством опыта» и «горизонтом ожидания» (Тихонова, 2005). Модерное сознание становится перегруженным историческим знанием, а общество не отгораживается от собственных творческих возможностей в объяснении прошлого, оно образует с ним подвижное единство, которое и есть само общество.

Таким образом, обращаясь к проблеме социальной памяти, исследователи изначально исходили из ее коммуникационной природы. Для них было очевидно, что помимо воспоминаний, возникающих из личного опыта, в сознании присутствуют представления о прошлом, которые формируются социумом в процессе коммуникации. Коллективные воспоминания имеют символический характер и отражены в языке, знаках, ритуалах, социальных актах и документах, т. е. в коммуникативном социальном действии, что было показано рядом советских, российских и зарубежных исследователей. Теоретики коммуникационного подхода М. Маклюэн и Ю. Хабермас также рассматривали коллективную память в рамках коммуникационных процессов. Можно заключить, что коммуникационная парадигма исследования социальной памяти является наиболее перспективной при ее изучении в современном цифровом обществе, так как социальный характер формирования коллективно-разделяемых представлений о прошлом позволяет говорить об определяющем влиянии средств коммуникации на механизмы хранения, воспроизводства и забывания социально значимой информации.

Список источников

1. Илизаров Б.С. Роль ретроспективной социальной информации в формировании общественного сознания (В свете представлений о социальной памяти) // Вопросы философии. 1985. № 8. С. 63.

2. Колеватов В.А. Социальная память и познание. М., 1984. С. 74.

3. Маклюэн М. Галактика Гутенберга: становление человека печатающего / Пер. И. О. Тюриной. М., 2005. 495 с.

4. Николаева Ж.В. Документирование социальной реальности // Фотография. Изображение. Документ. 2020. № 9 (9). С. 4.

5. Олик Д., Хлевнюк Д. Фигурации памяти: процессо-реляционная методология, иллюстрируемая на примере Германии // Социологическое обозрение. 2012. Т. 11. № 1. С. 40-74.

6. Ребане Я.К. Информация и социальная память: к проблеме социальной детерминации познания // Вопросы философии. 1982. № 8. С. 46.

7. Тихонова С.В. Пространственные структуры эпохи «Пост»: человек в глобализирующемся мире. Саратов, 2005. С. 56.

8. Феррарис М. Ты где? Онтология мобильного телефона / Пер. с ит. К. Тименчик, М. Устюжаниновой. М., 2010. 346 с.

9. Феррарис, М. Что такое новый реализм? // Вопросы философии. 2014. № 8. С. 145-159.

10. Хабермас Ю. Политические работы / Сост. А.В. Денежкина; пер. с нем. Б.М. Скуратова. М., 2005. 361 с.

11. Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М., 2007. 346 с.

12. Fentress J., Wickham C. Social Memory. Oxford; Cambridge, 1992, 229 p.

13. Ferraris M. Documentalita. Perche e necessario lasciar tracce. Roma-Bari, 2009. 446 p.

14. Ferraris M., Torrengo G. Documentary: A Theory of Social Reality // Rivista di estetica. 2014. № 57. P. 20-21. https://do i.org/10.4000/estetica. 629.

15. Olick J.K. Collective Memory: The Two Cultures // Sociological Theory. 1999. Vol. 17. №. 3. P. 336.

References

1. Fentress, J. & Wickham, C. (1992) Social Memory. Oxford; Cambridge, Blackwell, 229.

2. Ferraris, M. (2009) Documentalita. Perche e necessario lasciar trace [Documentary. Why it is Necessary to Leave Traces]. Rome-Bari, Editori Laterza, 446. (in Italian)

3. Ferraris, M. (2010) Ty gde? Ontologiya mobilnogo telefona [Where Are You? The Ontology of the Mobile Phone]. Trans. from Italian Timenchik, K. & Ustyuzhaninova, M. Moscow, Novoye literaturnoye obozreniye, 346. (In Russian)

4. Ferraris, M. (2014) What is the new realism? Voprosy filosofii, 8, 145-159. (In Russian)

5. Ferraris, M. & Torrengo, G. (2014) Documentality: A Theory of Social Reality. Rivista di estetica, 57, 11-27. Available from: doi:10.4000/estetica.629.

6. Habermas, Yu. (2005) Politicheskie raboty [Political Works]. Trans. from Deutsch Skuratov, B. M. Moscow, Praksis, 361. (In Russian) Halbvaks, M. (2007) Socialnye ramki pamyati [The Social Framework of Memory]. Moscow, Novoe izdatelstvo, 346. (In Russian) Ilizarov, B.S. (1985) Rol' retrospektivnoy sotsial'noy informatsii v formirovanii obshchestvennogo soznaniya (V svete pred- stavleniy o sotsial'noy pamyati) [The Role of Retrospective Social Information in the Formation of Public Consciousness (In t he Light of Notions of Social Memory)]. Voprosy filosofii, 8, 63. (In Russian)

7. Kolevatov, V.A. (1984) Socialnaya pamyat i poznanie [Social Memory and Cognition]. Moscow, Mysl, 74. (In Russian) McLuhan, M. (2005) Galaktika Gutenberga: stanovlenie cheloveka pechatayushchego [Gutenberg's Galaxy: the Formation of a Printing Man]. Trans. from Tyurina, I.O. Moscow, Akademicheskiy proyekt; Fond “Mir”, 495. (In Russian)

8. Nikolaeva, Zh.V. (2020) Documenting the social reality. Fotografiya. Izobrazhenie. Dokument, 9 (9), 4-5. (In Russian)

9. Olick, J.K. (1999) Collective Memory: The Two Cultures. Sociological Theory, Vol.17, 3, 333-348.

10. Olik, J. & Khlevnyuk, D. (2012) Figurations of Memory: A process-relational methodology illustrated on the German case. Russian sociological review, Vol. 11, 1,40-74. (In Russian)

11. Rebane, Ya.K. (1982) Informatsiya i sotsial'naya pamyat': k probleme sotsial'noy determinatsii poznaniya [Information and Social Memory: On the Problem of Social Determination of Cognition]. Voprosy filosofii, 8, 46. (In Russian)

12. Tikhonova, S.V. (2005) Prostranstvennye struktury epohi “Post”: chelovek v globaliziruyushchemsya mire [Spatial Structures of the Post Era: Man in a Globalizing World]. Saratov, Saratovskiy gosudarstvennyy sotsial'no-ekonomicheskiy universitet, 56. (In Russian)

Размещено на Allbest.ru