Размещено на http://www.allbest.ru/

ПРАВИТЕЛЬСТВО РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

гроза островский премия уваровский

ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА

на тему:

Уваровская награда для драматургов в истории русской критики

(на материале отзывов о творчестве А.Н. Островского)

основная образовательная программа магистратуры по направлению подготовки 45.04.01 «Филология»

Перникова Анастасия Сергеевна

Научный руководитель:

к.ф.н., доц. Зубков К.Ю.

Рецензент:

к.ф.н., PhD, преп. МГУ им. Ломоносова. Федотов А.С.

Санкт-Петербург-2018

Оглавление

Введение

Глава I - «Гроза» А.Н. Островского в оценке рецензентов Уваровской премии

Глава II - Рецепция пьесы «Грех да беда на кого не живет» в отзывах П.В. Анненкова

Глава III. Пьеса «Воевода или Сон на Волге» в рецепции Н.Н. Булича

Глава IV - Рецепция пьес А.Н. Островского в отзывах А.В. Никитенко

Заключение

Приложения

Список литературы

Введение

Рецепции пьес А.Н. Островского посвящено большое количество монографий и статей, но основным объектом их изучения являются отзывы публики и литературная критикаН-р: Кашин Н. П. Этюды об А. Н. Островском в 2 т., 1912; Журавлева A. И. A. Н. Островский -- комедиограф. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981; Штейн А. Л. Мастер русской драмы: этюды о творчестве Островского. М.: Советский писатель, 1973 и др.. За пределами этих работ остается достаточно важная группа отзывов, многие из которых ранее не были учтены и опубликованы. К подобным документам относятся рецензии А.В. Никитенко на пьесы «Волки и овцы», «Богатые невесты», «Снегурочка», «Не все коту масленица», «Лес», «Горячее сердце», «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»; отзыв Н.Н. Булича на пьесу «Воевода или Сон на Волге»; рецензия Н.Ф. Щербины на пьесу «Козьма Захарьич Минин-Сухорук»; отзыв П.В. Анненкова на пьесу «Грех да беда на кого не живет». Все эти тексты появились в рамках функционирования Уваровской премии для драматургов.

Эта премия была учреждена в 1856 году сыном министра народного просвещения графа Сергея Семеновича Уварова Алексеем Сергеевичем Уваровым в память об отце. Для вручения наград собирались две специальные комиссии из семи действительных членов Академии наук под председательством Непременного секретаря: одна - для оценки драматических сочинений, другая - для исторических. Каждая из них могла приглашать для содействия сторонних рецензентов. Выбор человека на эту «должность» происходил посредством баллотировки и принятыми считались лишь те, кто не получил при голосовании ни одного отрицательного шара. Голос рецензента приравнивался к голосу академика - члена комиссии. К рассмотрению на конкурс принимались сочинения оригинальные (не переводы и не переделки), написанные на русском языке и обязательно предварительно одобренные цензурой. Драматическое произведение (строго: комедия, трагедия, драма) должно было состоять не менее чем из трех действий, иметь сюжет, заимствованный из русской истории или современного русского быта и «обличать в авторе несомненный литературный талант <…> соответствовать главным требованиям драматического искусства и строгой критики» Положение о наградах графа Уварова. СПб, 1857 г. С. 3., показывать знание автором эпохи. Сочинения, получившие в комиссии не менее двух третей положительных голосов, удостаивались большей награды (1500 рублей), причем если в один год обе комиссии хотели удостоить избранный ими труд такой наградой, ее отдавали драматическому сочинению. Историческое сочинение в таком случае удостаивалось поощрительной награды (500 рублей), коих в рамках премии было предусмотрено три. Награды выплачивались из ежегодного взноса А.С. Уварова, составлявшего 3000 рублей серебром. Все отзывы на награждаемое сочинение печатались Академией наук в отчете о присуждении премии.

Соискателями премии на протяжении 15 лет ее существования выступали самые разные лица - от знаменитейших драматургов своего времени (А.Н. Островского, А.А. Потехина, А.Ф. Писемского), до любителей, имена которых не вошли в историю литературы (А.В. Тимофеева, В.Я. Титова, Е.А. Никольского). Чтобы адекватно ориентироваться в столь разных произведениях, вручавшим премию критикам и ученым приходилось очень серьезно задумываться о критериях, по которым можно оценивать драматическое искусство, о соотношении собственно эстетической и общественной его важности, о том, в каких случаях значимой награды может заслуживать в чем-то несовершенное произведение, и напротив, почему хорошо написанная пьеса не в любых обстоятельствах достойна поощрения. Авторы отзывов должны были принимать на себя роль литературных, театральных критиков и цензоров - и им приходилось решать, как строить свою аргументацию, учитывая специфику соответствующих дискурсов. В качестве экспертов могли выступать представители разных кругов, так или иначе связанных с литературной деятельностью: известные русские писатели (причем как авторы пьес, так и сочинители романов), критики, ученые, академики даже привлекли театральных актеров в 1858 году. Экспертное сообщество представляло собой достаточно широкий круг людей так или иначе соприкасавшихся в своей деятельности с художественными произведениями, но не всегда непосредственно опытных в их анализе.

Благодаря этому столкновению широкого поля известных произведений и известных критиков и не слишком популярных, а иногда и совсем неизвестных, текстов и отзывов людей, ранее не высказывавших свое мнение о художественной литературе, перед исследователем открывается ценный материал для изучения. Кроме того, литературная премия является особым институтом со своей сложной структурой и значением. Вручающие ее рецензенты и академики формируют уникальное авторитетное сообщество, которое выделяет одно произведение и его автора из множества других и отмечает его наградой, то есть признает образцовым. В этом заключается одна из главных особенностей такого социального института, как премия.

Конкретно об Уваровской премии на данный момент не написано ни одной академической монографии, хотя некоторые ее аспекты были освещены в небольших статьях отдельных авторов Н-р.: Хартанович М. Ф. Награды графа Уварова в Императорской Академии наук // Академия наук в истории культуры России XVIII-XIX веков. СПб, 2010. С. 328-330; Рейтблат А. И., Дубин Б. В. Литературные премии как социальный институт // Критическая

масса. 2006. № 2. С. 8-16.. Премиям же как институту посвящено достаточное количество исследований различного характера. Мы подробно остановимся лишь на двух из них - монографии «Экономика престижа» Дж. Инглиша и статье А.И. Рейтблата и Б.В. Дубина «Литературные премии как социальный институт». Первой мы будем пользоваться для рассуждений о премиях в целом, второй - для описания особенностей премий в России.

Джеймс Инглиш исследует рост популярности литературных премий на материале из истории наград в Америке, Англии, Франции и других странах. При описании стратегий их функционирования он использует термины Пьера Бурдье «поле» и «капитал», но понимает их значительно шире. «Капиталом» Инглиш называет все, что можно определить как ресурс и с пользой применить в одной из областей человеческой деятельности; «полем» - сами эти области, в которых может происходить обмен и использование «капитала» (например, ученая степень в области филологии может быть использована в поле образования). Основа концепции Инглиша состоит в том, что каждая форма капитала находится во взаимосвязи не только с конкретным полем ее применения, но и со всеми остальными полями и формами капитала. Для него не существует «чистых» форм капитала, поскольку каждый из них хотя бы частично измеряем и каждый владелец капитала постоянно старается использовать его, чтобы как-то повлиять на эти изменения в выгодную для себя сторону English J.F. The Economy of Prestige. Prizes, Awards, and the Circulation of Cultural Value.

Cambridge, Massachusetts, London: Harvard University Press, 2005. P. 10.. Таким образом, по Инглишу, литературные премии являются универсальным способом взаимообмена культурного/символического капитала на экономический, социальный и политический, поскольку они связаны со всеми этими сферами (н-р: книга, получившая премию, символический капитал в виде статуса и признания, будет лучше продаваться в магазинах и принесет реальный капитал в виде денежной прибыли). Всех, причастных к вручению или получению премии, Инглиш называет агентами взаимообмена и предлагает рассматривать процессы, в которые они вовлечены, не как схватку чистого искусства с миром коммерции, а как сложную игру, в которой каждое действие имеет некий экономический смысл.

В статье Рейтблата и Дубина поднят вопрос о том, почему в современном мире литературные премии не слишком сильно влияют на выбор читателей, и поставлена задача рассказать историю литературных премий в России. Исследователи начинают с определения того, зачем изучать такой институт, как литературные премии. Во-первых, в качестве выражения коллективной воли авторитетного сообщества, которое называет некое произведение образцовым: «Соответственно, можно говорить о ценностях, разделяемых данным сообществом и консолидирующих его, о стратегиях их утверждения, распространения, тиражирования, усвоения либо неприятия, вытеснения, опровержения со стороны других групп. Акт коллективного признания (награждение) выражает эти ценности и тем самым символически сплачивает и возвеличивает сообщество, выделяет и отграничивает его» Рейтблат А.И., Дубин Б.В. Литературные премии как социальный институт // Критическая

масса. 2006. № 2. С. 8. Во-вторых, премирование обобщает различные значения, относящиеся к литературе, причем как внутреннее присущие ей (эстетические качества, стилистические особенности), так и привносимые в нее извне (связанные с моралью, политикой). Изучение этой практики позволяет соединить в анализе семантику словесных образцов и социальные характеристики тех, кто его признает, учреждает или ему противится. Появление в стране литературных премий свидетельствует об определенной стадии ее развития, на которой появляется самостоятельный институт литературы, отделенный от любых источников власти; общество в широком смысле, готовое отстаивать свои интересы и национальное сообщество. Рейтблат и Дубин поясняют, что премии за драматические сочинения имели особый характер, поскольку с их помощью можно было расширить сферу влияния общества на формирование театрального репертуара, которое обыкновенно происходило под контролем Дирекции императорских театров. И в этой области премия графа Уварова, по их мнению, большой роли не сыграла. Зато появившиеся впоследствии Грибоедовская и премия Литературно-художественного общества функционировали достаточно успешно, помогая молодым авторам выдвинуться и поддерживая популярность маститых писателей. И в целом последующие премии за драматургию оказались влиятельнее чисто литературных, поскольку их вручали общественные организации, стремившиеся противостоять государственным структурам (театрально-литературным комитетам, дирекции), а не наоборот.

В этой работе мы не будем подробно обращаться к вопросам функционирования премии, поскольку наша цель состоит в том, чтобы ввести в научный оборот отзывы на пьесы Островского, написанные для Уваровской премии, определить их место в истории рецепции произведений драматурга и соотношение их с литературно-критическими статьями. Для достижения этой цели необходимо решить несколько задач, каждая из которых определит содержание отдельной главы диссертации.

В начале работы мы обратимся к первому конкурсу, в котором принял участие Островский, и к его самой известной драме «Гроза». Мы разберем отзывы А.Д. Галахова, И.А. Гончарова и П.А. Плетнева, подробно опишем процесс функционирования награды в этом году и проанализируем ту роль, которую Уваровская премия сыграла в рецепции знаменитой пьесы.

Во второй главе мы изучим рецепцию драмы «Грех да беда на кого не живет» в отзывах П.В. Анненкова. Мы последовательно проанализируем его впечатления о пьесе, высказанные в письмах, в статьях и в отзыве, сопоставим их с другими работами критика и сделаем выводы о специфике его позиции по отношению к произведению Островского.

Третья глава будет посвящена неопубликованному отзыву профессора Н.Н. Булича на пьесу «Воевода или Сон на Волге». Мы подробно проанализируем текст отзыва, сопоставим его с литературно-критическими статьями о «Воеводе», и сделаем выводы о специфике позиции Булича.

В четвертой главе мы рассмотрим несколько отзывов на поздние пьесы Островского, составленных А.В. Никитенко. Мы покажем специфику его восприятия творчества драматурга через призму различных статей и других работ, в которых критик высказывал свои эстетические воззрения.

Таким образом, объектом исследования станут отзывы на пьесы Островского, поданные на Уваровскую премию, и литературно-критические статьи о его произведениях. С помощью их подробного описания и анализа мы сделаем выводы о рецепции драматурга разными лицами, о специфике позиции каждого из них и дополним новыми материалами историю изучения творчества А.Н. Островского.

На награду подавались следующие произведения:

· «Гроза» (1860), отзывы Гончарова, Галахова и Плетнева опубликованы;

· «Козьма Захарьич Минин-Сухорук» (1862), отзыв Н.Ф. Щербины опубликован;

· «Грех да беда на кого не живет» (1863), отзыв П.В. Анненкова опубликован;

· «Воевода или Сон на Волге» (1866), отзыв Н.Н. Булича опубликован нами;

· «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» (1867), отзыв А.В. Никитенко опубликован в сб. «Складчина» 1874 года. В архиве критика в ИРЛИ РАН сохранился черновой фрагмент отзыва;

· «Горячее сердце» (1869), отзыв А.В. Никитенко хранится в виде чернового автографа в ИРЛИ РАН, содержит две редакции: раннюю, менее развернутую, и позднюю; помещен в приложения к диссертации;

· «Лес» (1870), отзыв А.В. Никитенко сохранился в архиве ИРЛИ РАН в виде чернового автографа и писарской копии, сделанной с него, помещен в приложения к диссертации;

· «Не все коту масленица» (1872), отзыв А.В. Никитенко сохранился в архиве ИРЛИ РАН в виде чернового автографа с авторской правкой. Он состоял из двух частей и изначально содержал также рецепцию пьесы «Не было ни гроша да вдруг алтын» (1872), но вторая часть была утрачена. Текст первой части помещен в приложения к диссертации;

· «Снегурочка» (1874), отзыв сохранился в архиве ИРЛИ РАН в виде чернового автографа, помещен в приложения к диссертации;

· «Волки и овцы» (1876), «Богатые невесты» (1876), отзывы А.В. Никитенко сохранились в виде черновых автографов в архиве ИРЛИ РАН и помещены в приложения к диссертации.

Научная новизна исследования состоит в том, что многие из разбираемых отзывов ранее не публиковались и не анализировались; те же, которые были введены в научный оборот, изучались вне непосредственной связи с Уваровской премией и не всегда в контексте других работ их авторов для выявления стратегий рецепции.

Актуальность исследования лежит в той же области - приведенные тексты можно использовать для изучения творчества Островского, дополнения научных монографий или статей о П.В. Анненкове, А.В. Никитенко, Н.Н. Буличе и др. Кроме того, значение Уваровской премии как первой частной литературной премии в России нельзя переоценить, и наша работа служит частью ее комплексного изучения, которое было начато в рамках гранта Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых - кандидатов наук (проект МК-2628.2017.6).

Результаты работы были апробированы на конференции «Текстология и историко-литературный процесс» в 2017 и 2018 годах, по результатам опубликована статья в сборнике работ участников этой конференции; так же в 2017 году результаты работы апробировались на конференции «Текст-комментарий-интерпретация».

Глава I - «Гроза» А.Н. Островского в оценке рецензентов Уваровской премии

Для Островского закончилась «эпоха Москвитянина», с которым он сотрудничал вплоть до закрытия журнала в 1856 году, и началась работа в «Современнике». Вместе с Д.В. Григоровичем, И.С. Тургеневым и Л.Н. Толстым он подписал «Обязательное соглашение», по которому должен был отдавать все свои произведения в этот журнал в течение 4 лет начиная с 1857 года.

К началу 60-х гг. Островский уже был довольно известным драматургом: он опубликовал несколько пьес («Доходное место», «Не в свои сани не садись» и др.), которые были высоко оценены критиками, однако народная слава, поджидающая его после постановки «Грозы», еще не наступила; Г.А. Кушелев-Безбородко начал издавать первое собрание сочинений писателя. При этом цензура запретила постановку драмы Островского «Свои люди сочтемся», что вызвало резонанс в литературных кругах.

В 1857 году драматург вернулся из экспедиции по Волге, которая «дала Островскому обильную пищу, указала ему новые темы для драм и комедий и вдохновила его на те из них, которые составляют честь и гордость отечественной литературы» Максимов С.В. Литературная экспедиция // А. Н. Островский в воспоминаниях современников. М.: Художественная литература. 1966. С. 167.. Одним из произведений, созданных на волне впечатлений от экспедиции, и стала драма «Гроза».

Она является самой изученной среди творческого наследия А.Н. Островского, поэтому мы не будем подробно останавливаться на истории ее написания, постановок, рецепции и разбирать уже существующие монографии. Нас будет интересовать ее история в рамках Уваровской премии.

До появления Островского среди ее участников, награда успела привлечь достаточно много известных лиц, например: А.Д. Галахова, И.А. Гончарова, А.А. Григорьева, А.В. Дружинина и А.С. Хомякова в качестве рецензентов, А.А. Потехина с комедией «Мишура» (1858) и Н.М. Львова с пьесой «Свет не без добрых людей» (1856) в качестве соискателей. Она так же привлекла и внимание критики - в «Северной пчеле» появилась статья Нонноса Паннонского, критикующая «Положение», и сам замысел премии за драматические произведения, вручаемой академиками, а не литераторами Ноннос Паннонский. Нечто о наградах графа Уварова относительно драмы // Северная пчела. 1858. № 79. 11 апр.. Там же вышла и статья Барона Розена, который подавал свои произведения «Царевич» и «Князья Курбские» на конкурс, но так и не получил награды. Содержание статей сходно: Розен указывает на абсурдный характер Положения, ведь даже пьеса Шекспира не может быть «абсолютно художественной»; он считает, что академики совершили большую ошибку, не оценив его сочинений, и что они принимают решения, противоречащие намерению учредителя премии, отбирают лишь произведение, удобные к постановке, а вовсе не выдающиеся в плане художественном Барон Розен. Вторая неудача Уваровских наград // Северная пчела. 1859. № 7. 10 янв.. Таким образом, Островский принимает участие в конкурсе, который уже приобретает черты общественно значимого явления.

«Гроза» была отправлена в Академию после получения цензурного разрешения 9 декабря 1859 года. К этому моменту Островский уже читал ее в кругу литераторов; она была опубликована в «Библиотеке для чтения» и поставлена в двух основных театрах страны Островский А.Н. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 2. М.: Искусство, 1974.. Следовательно, среди представителей литературного сообщества (в том числе членов Академии наук), пьеса уже приобрела некоторую известность.

Вместе с «Грозой» на конкурс были поданы «Псковитянка» Л.А. Мея, «Опричник» И.И. Лажечникова, «Фельдмаршал Суворов и камердинер его Прошка» доктора Задлера, «Свои люди - сочтемся» Р.М. Зотова, две пьесы М.П. Руднева и «Горькая судьбина» А.Ф. Писемского. В этом конкурсе, к награде были впервые представлены две драмы сразу - «Гроза» и «Горькая судьбина». Этот уникальный случай может быть рассмотрен в качестве иллюстрации того, как академики перераспределяли культурный капитал в виде премии, скрываясь за «независимым» мнением эксперта. Стратегия, выработанная ими, состояла в создании иллюзии «объективной» работы института премирования, в котором сама Комиссия выполняла лишь роль медиатора между представителями экспертного сообщества, принадлежащего полю литературы, и публикой, обществом. В процессе анализа отзывов на каждую из пьес, Отчета о присуждении премии за 1860 год и отзыва П.А. Плетнева мы подробно опишем, как реализовывалась эта стратегия.

К 30 января 1860 года все произведения были получены Академией, и состоялось заседание по подбору рецензентов СПбФ АРАН. Ф. 2. Оп. 1-1860. № 2. Л. 29-42.. Через 10 дней (11 и 12 февраля) всем им были разосланы письма с текстами для рассмотрения. Рецензировать «Грозу» было поручено И.А. Гончарову и А.Д. Галахову, а «Горькую судьбину» - А.С. Хомякову и Н.Д. Ахшарумову. Широко известная положительная рецензия Гончарова была получена Академией 8 марта 1860 года, дата получения рецензии Галахова нам неизвестна. Последний противопоставляет силу русской драмы и комедии, заключенную в произведениях Островского, упадку этих же родов в европейских странах. Галахов называет драматурга продолжателем Гоголя, видит главное его достоинство в наличии нового в произведениях, что свидетельствует об интересе к ним публики «и образованной, умеющей сознавать то, что ей нравится, и необразованной, бессознательно воспринимающей эстетическое наслаждение» Отчет о четвертом присуждении наград графа Уварова. 25 сентября 1860 года. СПб., 1860. С. 45. . Сравнение с Гоголем проходит через всю рецензию, которая охватывает и другие произведения Островского, написанные до «Грозы». Галахов считает основной стезей автора «поэтическое представление купеческого класса» Там же. С. 46., темные стороны быта которого он исследует в своем новом произведении.

Именно в трагическом элементе, в тяжелом впечатлении, оставляемом драмой, Галахов видит ее превосходство О “Грозе” как трагедии см. Ревякин А.И. «Гроза» А.Н. Островского. М.; Л.: Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1948. С. 66-74.. В завершение своей рецензии он причисляет Островского к определенной драматической школе: «Я называю эту школу двумя именами: историческою, потому что она относится ко всем явлениям также, как история относится к явлениям прошлой жизни, и физиологическою, потому что она изображает отправления нравственной и духовной жизни, как физиология рассматривает действия органов. Такая школа не влагает в жизнь того, чего в ней нет, не населяет ее небывалыми идеалами добра или зла, и, конечно, не заглядывает в будущее на том основании, что поэт и пророк - одно и тоже. Дело поэзии - созерцать действительно существующее, в этом действительно-существующем подмечать законы явлений, их сущность, их идею, и схваченную идею выражать по-своему, <конкретно>, т. е. влагая ее в созданный творчеством образ» Отчет о четвертом присуждении наград графа Уварова. 25 сентября 1860 года. СПб., 1860. С. 49. . Обе эти рецензии несомненно подсказывали вручить автору премию, но бок о бок с «Грозой» развивалась история пьесы А.Ф. Писемского «Горькая судьбина», тоже посвященной трагическим обстоятельствам быта, но уже крестьянского, а не купеческого. «Горькая судьбина» тоже была хорошо известна публике и академикам, но не имела такого успеха у назначенных рецензентов.

Комиссия решила обратиться за оценкой этой сложной пьесы к славянофилу А.С. Хомякову, известному своим отрицательным отношением к крепостному праву и придававшему большое значение крестьянской общине. Академия явно рассчитывала на его сочувствие главному герою и положительный отзыв о пьесе в целом, однако Хомяков не оправдал их ожиданий. В первой части своего отзыва он называет характеры верными народной жизни и с этой точки зрения очерченными удачно. В том же духе им характеризуется и язык драмы, который похож на диалект определенной местности, а потому тоже верен действительной жизни. Но на этом положительные стороны произведения для него заканчиваются и вся вторая часть отзыва является развернутым опровержением первой: «…женщина, жена крестьянина, около которой собирается все происшествие, просто дура, не внушающая к себе никакого сочувствия. Крестьянин, муж ея, отталкивает от себя всякое участие зрителя или читателя тем, что сам нисколько не сознает нравственных своих отношений к браку и относится к жене просто как к законной и неотъемлемой собственности. Его верность, даже в отсутствии, и уважение к своей семейной или домашней чести лишены всякой внутренней и нравственной основы, и потому самому являются скорее как отметки в добром аттестате, чем как начало какого бы то ни было действия в нем самом, или сочувствия к нему других. Таким образом два главныя лица, недостатком в них внутренней жизни, убивают весь интерес драмы» Там же. С. 51.. Характерам двух главных действующих лиц было отказано во внутренней жизни, из-за отсутствия которой пропадает сочувствие зрителя, а следовательно и интерес к драме. Язык оказывается вовсе не живым примером диалекта неназванной местности, а ответами подсудимых на допросе, а автор и вовсе назван дьяком, ведущим следствие: «Отношения автора к своей драме кажутся более похожими на отношения дьяка, производившего следствие, чем на отношения художника-творца. Он равнодушен не только к лицам, но и к самому нравственному миру, в котором они движутся, и к самому нравственному вопросу, около которого должен был сосредоточиться весь интерес» Там же. С. 52.. В заключении Хомяков делает вывод, что драма Писемского представляет собой «нехудожественное целое» и следовательно недостойна Уваровской премии.

При таком результате Комиссия единогласно решила обратиться к Н.Д. Ахшарумову, который привлек ее внимание разбором «Обломова», вышедшем в «Русском вестнике» в том же 1860 году. Его отзыв о пьесе оказался подробнее ранее представленного Хомяковым, поскольку содержал в себе не только непосредственный разбор драмы Писемского, но и размышления самого Ахшарумова о литературе и искусстве. Он считает появление драмы Писемского закономерным следствием господствующего направления в литературе, повышенного внимания к народу и национальному. Но пока выражение этого национального в литературе остается на поверхностном уровне формы и грешит лишь внешней передачей бытовых особенностей жизни народа, а не глубоким исследованием характеров. От этого же пострадала и драма Писемского, в описании которой Ахшарумов прежде всего обращает внимание на обилие «простонародных слов» в языке героев, которые настолько часто всплывают в речи, что читатель начинает сомневаться, говорят ли так крестьяне вообще? «Манерность - вот первое, что кидается в глаза при изучении настоящей драмы. <…> Все лишнее в этом смысле дает картине его карикатурный тон, который годен разве для мелкой комедии или сценической шутки, а не для драмы, смотрящей серьезно на жизнь. Мы ни мало не сомневаемся, что г. Писемский брал свои краски с натуры; мы говорим только, что он неловко их выбрал: вместо существенного, он выбрал случайное и испестрил им свое произведение так щедро, как это редко случается даже у самых страстных любителей манерного стиля» Там же. С. 54.. В рамках своего разбора он последовательно останавливается на всех частях драматического произведения, в создании которых Писемский «переусердствовал». Например, в характере Анания, который сначала ведет себя как простой, сильный и честный русский мужик, а потом совершает преступление недостойное подобного образа. Признавая за автором несомненный талант, Ахшарумов утверждает, что он еще недостаточно зрел для создания стоящей народной драмы и на данном этапе его произведение остается непонятным читателю без предварительного подробного анализа. При этом он продолжает рассуждения об искусстве и литературных школах, начатые им на первых страницах отзыва, и видит еще одну причину неуспеха драмы Писемского в отдалении искусства в целом от действительной жизни. В заключении отзыва Ахшарумов приходит к выводу, что «Горькую судьбину» нельзя считать образцовым произведением Писемского, что она не соответствует тем строгим требованиям, которые заключены в Положении о наградах, поэтому и премию ей присудить не представляется возможным. Между тем, в Отчете о присуждении премии за 1860 год, где опубликована разбираемая нами рецензия, мы находим совершенно противоположный вывод. Теперь, хотя произведение все еще нельзя считать образцовым, премию ему за несомненный талант, присудить все-таки стоит. Исправления в тексте сделаны другой рукой чернилами, поэтому мы вполне можем предположить, что академики их внесли, хотя нам и неизвестно поставили ли они Ахшарумова в известность об этом.

После получения дополнительных отзывов на «Грозу» и «Горькую судьбину» Плетнев принял решение еще раз обратиться к тексту последней пьесы и составить отдельный разбор этих произведений: «Недавно собирались мы для чтения новых разборов “Грозы” и “Горькой судьбины”. Первую очень хвалят и удостоивают премии, а вторую даже Ахшарумов (так!) не признает достойною награды. Я хочу еще раз внимательно прочитать “Грозу” (“Горькая судьбина” мне очень известна), чтобы не подпасть осуждению и не сделать действительной несправедливости» Переписка Я.К. Грота с П.А. Плетневым: В 3 т. Т. 3. СПб., 1886. С. 662.. В первую очередь он отметил, что оба автора поднимают темы важные в гражданском обществе и достойные драматического исследования: «Поэтому, основание обоих сочинений равно говорит в пользу того и другого автора. Ещё замечательнее то соображение, что каждый из сочинителей остановился на мысли, вполне достойной драматического исследования по особенной важности ея в гражданском обществе. Развитие столь высоких истин, не ясно сознаваемых жизнию и часто пренебрегаемых людьми по увлечению страстей или по невежеству, есть одна из прямых заслуг гражданственности» Отчет о четвертом присуждении наград графа Уварова. 25 сентября 1860 года. СПб., 1860. С. 60. .

Это заключение дано им в исключительно положительном ключе, в отличие от того же Ахшарумова, который избранную тему прежде всего приписывает господствующему направлению в литературе, а не таланту Писемского. Во всем тексте отзыва содержится неявная, но легко считываемая внимательным взглядом, отсылка к тем недостаткам, которые эксперты ранее выделили в драме. Плетнев последовательно и кратко реабилитирует язык пьесы, характеры героев и само движение драматического действия: «Внимательно следуя за автором “Горькой судьбины” в драматическом развитии избранной им истины, нельзя не убедиться, что он глубоко проникнул в состав жизни, которую решился вызвать общее сочувствие к главной своей мысли. Правильное решение дела касательно оскорбленной чести, предмета, столь же щекотливого, как и утончённого, он не побоялся перенести в область простонародья, которого не только понятия, но и язык, на каждом шагу должны были затруднять писателя. Он умел так счастливо рассчитать все шаги действующих лиц, такую внести верность в представление их жизни и так прекрасно уклониться от часто вымышляемых, охлаждающих зрителя пособий для возбуждения эффектов, что все драматическое в его создании приходит само собою, как неизбежное следствие той жизни, которую он понял и разложил. Самое высшее достоинство сочинения его заключается в удивительной простоте движения драмы. Но это не простота безжизненности, или отсутствия потрясений. Напротив, с каждым поступлением вперед, с каждою переменою положения лиц, вам становится все страшнее и тягостнее от предчувствия неотвратимых следствий той роковой нити, за которую все открыто перед вами держатся» Там же. С. 63..

В результате мы, во-первых, под маской сводного отзыва, призванного помочь лучше разобраться в присланных рецензентами мнениях, можем обнаружить мнение самого Плетнева, а, во-вторых, академик противопоставляет свой авторитет и видение тому, как оценило пьесу экспертное сообщество, и в результате решение принимается не на основании заключений сторонних рецензентов, а под влиянием этой пост-фактум оценки. Чтобы подтвердить нашу мысль, обратимся к отчету.

В 1860 году академики задумались о своей роли в процессе присуждения премии и о тех проблемах, которые неизбежно возникают при оценке произведений изящной словесности, и поместили свои рассуждения на эту тему в Отчете. Они указывают на невозможность судить произведения по каким-то единым законам, сложность высказывания и, главное, доказывания любого суждения, касающегося области искусства. В результате такого рассуждения, они приходят к выводу, что «главным и единственным основанием при оценке <…> является общее мнение образованнейшей части общества, или, по крайней мере, большинства» Там же. С. 68.. Задача же академии состоит в простом транслировании этого мнения, при полном отсутствии у нее своего или какого бы то ни было пристрастия к определенной литературной школе. Именно этими соображениями, по утверждению академиков, и был вызван сводный обзор Плетнева.

В результате получается, что академики - представители авторитетного в литературном поле сообщества, наделенные полномочиями распределять культурный капитал как среди рецензентов (выбирая лишь определенных людей на эту должность), так и среди авторов (премируя некоторые произведения), с помощью инструментов управления премией им доступных (баллотировка рецензентов, тексты отзывов, отчеты) старались создать определенный образ Комиссии. Они представляли ее как собрание людей, далеких непосредственно от сферы изящного искусства, а потому одновременно и несомненно объективных (не участвуют в полемиках) и несамостоятельных (все решения принимаются с опорой на мнения экспертов). При том что, на самом деле, именно академики были ответственны за то, какая пьеса какому рецензенту будет отправлена, чьи мнения как будут выглядеть и, наконец, кто из авторов получит Награду в результате. Отраженная в документах картина саморегулирующегося поля литературы на деле оказалась намного сложнее. Ученые, которые утверждают, что представляют мнение публики (или по крайней мере руководствуются им), на самом деле стараются его регулировать, с помощью предоставленных им рычагов влияния на представителей поля литературы.

Дополнительными аргументами в пользу нашей точки зрения может стать, во-первых, факт получения Ахшарумовым золотой медали за рецензию - первой в истории функционирования премии, разработанной специально для этого случая Ее рисунок был утвержден лишь в конце 1860 года.. Во-вторых, подбор рецензента для следующего сочинения Островского, поданного на Уваровский конкурс. Драматическую хронику «Козьма Захарьич Минин-Сухорук» (1862) рецензировал поэт Н.Ф. Щербина, автор нескольких резко-сатирических эпиграмм на Островского, с которым у «молодой редакции» «Москвитянина» на тот момент были достаточно напряженные отношения «Современник» против «Москвитянина». Литературно-критическая полемика первой половины 1850-х годов / изд. подгот. А.В. Вдовин, К.Ю. Зубков, А.С. Федотов. СПб.: Нестор-История, 2015. С. 655.. Разумеется, доставленный отзыв был отрицательным и пьеса не удостоилась премии.

По рассмотрении даже этих двух случаев мы можем видеть, что члены академии контролировали процесс вручения премии не только с помощью описанных в Положении полномочий. На всех этапах работы с произведением-соискателем они добивались необходимого им решения, в результате распределяя культурный капитал на максимально широком поле - и среди литераторов, и среди представителей экспертного сообщества.

Причем сами участники конкурса тоже хорошо понимали, какую роль академики играли в их успехах, что подтверждается письмами Писемского к Плетневу и Островскому после получения премии. «Позвольте мне представить Вам экземплярчик моей драмы “Горькая судьбина” и еще раз поблагодарить Вас за ваше лестное для меня внимание к ней. Память об этом я сохраню навсегда, как о величайшей чести, которую когда либо я надеялся заслужить моими слабыми трудами. Вы были другом и советником Пушкина и Гоголя и поверьте, что ваше ободрение для нас (юнейших и далеко ниже стоящих перед этими великими маестро) дороже самого громкого успеха в публике, часто создающей себе, бог <знает> за что и почему, кумирчики» Писемский А.Ф. Письма. Подготовка текста и комментарии М.К. Клемана и А.П. Могилянского. М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1936. С. 137., - обращается он к Плетневу. Вскоре после этого пишет он и Островскому: «Посылаю теперь разбор Плетнева по Уваровским премиям. Говоря по правде, по милости его мы и получили премии. Напиши ему письмецо благодарственное. Ему будет очень это приятно <…> Да пришли ему и экземплярчик драмы с надписью» Неизданные письма к А.Н. Островскому. М.;Л.: Academia, 1932. С. 384.. Писем автора «Грозы» за этот период сохранилось очень мало, и среди них нет ни одного благодарственного обращения к Плетневу.

Таким образом, рассмотренный случай свидетельствует о сложности механизма премирования. И хотя при первом рассмотрении материалов конкурса кажется, что выносимое решение основывается на совокупной оценке художественных достоинств произведений рецензентами и академиками, на деле оно оказывается тщательно подготовленным последними.

Глава II - Рецепция пьесы «Грех да беда на кого не живет» в отзывах П.В. Анненкова

Эпоху 1860-х годов по праву можно назвать эпохой развития журнальной критики в России. Именно в это время появились многие известные периодические издания («Русский вестник» и «Русская беседа» (1856), «Русское слово» (1859), «Время» (1861) и «Эпоха» (1864)); получили новое развитие уже существовавшие («Современник», «Библиотека для чтения»). Начали свою деятельность молодые критики - Н.Г. Чернышевский, Д.И. Писарев, Н.А. Добролюбов, которые сформировали в ней свое направление реальную критику. В противовес этому направлению сложились другие - органическая критика Аполлона Григорьева и эстетическая критика Дружинина. Такое разнообразие позиций, взглядов на литературу и общественную ситуацию, заставило критиков активнее задумываться о специфике занимаемого ими места в литературной системе и пределах влияния, которым они обладают. Одним из примеров подобного размышления и разведения дискурсов может быть случай с отзывами П.В. Анненкова на пьесу Островского «Грех да беда на кого не живет». В этой главе мы проанализируем письмо Анненкова к Тургеневу с первым впечатлением о драме; статью в «Санкт-Петербургских ведомостях», где критик подробно анализирует содержание пьесы; отзыв, составленный для Уваровской премии. Последние два текста мы дополнительно сопоставим с отзывом Анненкова на пьесу П.Д Боборыкина «Ребенок» и статьей об исторической пьесе Островского «Козьма Захарьич Минин-Сухорук». По результатам анализа перечисленных текстов мы сделаем выводы о специфике позиции Анненкова и его восприятии творчества драматурга.

Первое упоминание о драме «Грех да беда на кого не живет» содержится в письме А.Н. Островского Ф.М. Достоевскому от 19 августа 1861 года, где в послесловии драматург сообщает, что задумал еще одну пьесу для издаваемого Достоевским журнала и просит не торопить его с этим замыслом. Его просьба остается невыполненной, и весь октябрь в переписке с Островским уже М.М. Достоевский напоминает об обещанном произведении и просит доставить его как можно скорее. 25 октября 1862 года М.М. Достоевский посылает Островскому давно обещанные 300 руб, и именно эта дата стоит на черновом автографе «Грех да беды». Работая в своем привычном ритме (по пьесе в месяц) Островский 26 ноября 1862 года завершает ожидаемую драму. Первое чтение ее проводится в доме брата А.Н. Островского М.Н. Островского 11 декабря в 9 вечера, и именно здесь П.В. Анненков впервые знакомится с текстом нового произведения. Как передает сам автор в письме к С.С. Кошеверову: «Когда я прочел пиэсу Анненков сказал: «за эту пиэсу не надо ни хвалить, ни благодарить, а надо поздравлять автора» Островский А.Н. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 11. М.: Искусство, 1979. С. 163.. Судя по всему, положительное впечатление, произведенное на вечере, несколько поулеглось за три дня, поскольку 14 декабря того же года Анненков пишет Тургеневу: «Островский написал комедию: “Грех и беда на всякого живут” (так!), похожую содержанием на “Горькую судьбину”, но только без фальшивой закваски посредством крепостного права. Вещь хорошая, особенно муж-лавочник жены дворянки из салопниц с порывами любви, ревности и глубоко-гуманной натурой - весьма поразителен. Последнее качество не мешает ему убить жену за блядовство, как не мешало и Отелло расправиться с более достойной супругой. Не знаю как вам, а для меня есть всегда страшная пикантность в зрелище благородного сердца, припахивающего дегтем, рыгающего и выражающегося по лошадиному. На эту штуку меня всегда поддеть можно» Анненков П.В. Письма к И.С. Тургеневу. Книга 1 (1852-1874). СПб.: Наука. 2005. С. 130-131. . Запомним этот яркий отзыв и вернемся к хронологии. Из того же письма Кошеверову мы знаем, что Островский сам представлял пьесу в Театрально-литературный комитет, и она была одобрена уже 22 декабря. Очевидно, М.М. Достоевскому он ее отправил еще раньше, поскольку в письме от 28 декабря он сообщает, что корректуры уже готовы и драма в наборе. 31 декабря было получено цензурное разрешение и дело оставалось лишь за постановками. Они прошли 21 января в Москве и 23 января в Санкт-Петербурге, соответственно. Пьеса была напечатана в первой январской книжке «Времени» Островский А.Н. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 2. М.: Искусство, 1974. С. 776-778..

Прежде чем перейти к рассмотрению критических отзывов, появившихся после выхода пьесы на сцене и в печати, мы кратко напомним ее содержание. Мещанин Лев Краснов из желания улучшить свою жизнь, привнести в нее элемент красоты и образованности, предлагает вступить в брак бедной дочери приказного Татьяне (Жмигулиной), получившей в свое время воспитание в дворянском семействе. Девушка, из расчета на выход из бедного семейства и лучшую жизнь, принимает предложение. Казалось бы выгодная сделка должна принести мужу и жене желаемое и окончательно удалить драматический элемент из пересказываемого сюжета, но все осложняется сложной и сильной любовью Краснова к жене, которую она в силу своей образованности презирает и игнорирует. Мещанин показывает себя «настоящим джентльменом», как писали некоторые критики Ермолаева Н.Л. Русская критика 1860-х годов о пьесе А.Н. Островского «Грех да беда на кого не живёт» // Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 1, 2015. C. 81., когда терпеливо ждет взаимного чувства от своей жены, защищает ее от нападок родных (особенно от своего нервного и больного брата Афони), старается выполнять ее просьбы и желания. Всего этого оказывается недостаточно, и когда сестра сообщает Татьяне, что в городе появился помещик Бабаев, в которого она в молодости была влюблена, дело доходит до измены. Родственники «заботливо» информируют Краснова о случившемся, и он, после признания жены в преступлении думая, что она собирается теперь покинуть его, убивает ее и сознается в преступлении. В последнем действии драмы он получает приговор от деда Архипа - самого строгого и молчаливого члена семьи, образ которого был отмечен многими критиками: «Что ты сделал? Кто тебе волю дал? Нешто она перед тобой одним виновата? Она прежде всего перед богом виновата, а ты, гордый, самовольный человек, ты сам своим судом судить захотел. Не захотел ты подождать милосердного суда божьего, так и сам ступай теперь на суд человеческий! Вяжите его!» Островский А.Н. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 2. М.: Искусство, 1974. С. 448.

Большинство рецензий на пьесу были написаны непосредственно после ее постановки и отражают скорее впечатление от сценического воплощения, чем от самого текста Островского. Кроме того, рецензенты часто опирались на статью Н.А. Добролюбова «Луч света в темном царстве» и использовали ее терминологию для описания конфликта в «Грех да беде». Например, в одной из первых статей после петербургской постановки: «Автор снова вводит нас в темное царство самодуров, но на этот раз самодур - человек страстно влюбленный, бессильный перед красотой жены» Санкт-Петербургские ведомости // Театральная хроника. 30 января 1863 года. № 25. С. 102.. Автор последовавшей за ней статьи в «Иллюстрации», очевидно, посетил тот же спектакль в Мариинском театре. Оба рецензента недовольны игрой Ф.А. Бурдина, мелодраматичными пассажами Ф.А. Снетковой, но в целом постановка произвела на них благоприятное впечатление. Рецензент «Санкт-Петербургских ведомостей» рад, что среди однообразных, наполнявших репертуар водевилей появилась новая пьеса Островского «с ее живым разговором и типичными лицами»; рецензент «Иллюстрации» - что автор «не сбился с пути» и показывает новую точку зрения на ту жизнь, которую и прежде подробно описывал в своих произведениях. Это еще одно общее место в потоке прижизненной журнальной критики на «Грех да беду» - поиск сходства между героями нового произведения и героями старых. Например, в «Санкт-Петербургских ведомостях» Курицын сравнивается с Титом Титычем («В чужом пиру похмелье»), Лукерья Жмигулина - с Ариной Федоровной («Не в свои сани не садись») из-за стремления к светскости и с Варварой из «Грозы» из-за ловкости в делах сердечных. В «Иллюстрации» нет таких ярких сравнений, но повторяется параллель с темным царством: Краснов является натурой, освободившейся от его гнета, осознавшей новые законы жизни, но не способной еще действовать согласно им. Его женитьба на Татьяне была попыткой оторваться от враждебной среды: «…он женился на ней, любивши в ней не только женщину, но существо, в котором он видел высшее образование сравнительно с тем тесным кругом понятий, в которых он был воспитан и которыми был окружен. Она сделалась для него воплощением идеала, к которому стремилась душа его, жаждущая выхода из темного царства» Иллюстрация. 31 января 1863 года. С 73.. И все же попытка оказывается провальной, поскольку «темное царство» сильнее одной светлой личности: «…в исступлении Краснов ищет ножа; Афоня спешит сунуть ему нож в руки, и Краснов убивает жену. В этом кровавом исходе заключается полное торжество темных людей» Там же. С. 74.. В том же ключе составлена рецензия «Библиотеки для чтения», ее автор сравнивает всех лиц с героями комедии «Не в свои сани не садись» и считает, что единственное новое лицо в пьесе - это мальчик Афонька, остальные же персонажи уже когда-то встречались в текстах драматурга и лишь поставлены в новые обстоятельства. Хотя вся рецензия представляет собой очень подробный пересказ пьесы Островского, в самом конце содержатся те же сведения о постановке - похвала Снетковой, недовольство декорациями, радость от возвращения на сцену В.И. Васильева вместо Бурдина Библиотека для чтения. Т. 175. Январь 1863 год. С. 219-226..

Подобным образом выглядят не только первые рецензии после постановки, но и «Письмо в редакцию “Времени”» Н.Н. Страхова. Хотя в нем содержится и взгляд на ситуацию на русской сцене в этом году, и другие полезные рассуждения, в целом разбор пьесы проводится в тех же добролюбовских терминах, с той только разницей, что «темное царство» заменено на «мир проходимцев», и в него входит не только семья главного героя, а вообще все лица в пьесе. Краснов назван «коренным русским человеком», который один умеет любить и страдать, потому и погибает в неравном бою с мещанской средой Страхов Н.Н. Письмо в редакцию времени // Время. № 2. Февраль 1863 год. С. 161-179..

Другим общим местом среди критических статей является сила художественного изображения, которая не позволяет Островскому осудить ни одного из изображенных героев Библиотека для чтения. Т. 175. Февраль 1863 год. С. 36-40.. Читателю остается лишь посочувствовать тому, как для них сложились обстоятельства. Внимание рецензентов привлекли и два новых образа в драме Островского - Афони и Архипа: первого - как не до конца разработанного, но удивительного героя, способного глубоко переживать за свою семью и достоинство брата; второго - как максимально отстраненного от реальной жизни возвышенного старца, прекрасно воплощенного актером Самойловым.

В таком большом количестве сходных по сути критических отзывов статья П.В. Анненкова, помещенная в «Санкт-Петербургских ведомостях» от 23 февраля 1863 года, выделяется глубиной взгляда критика на разбираемый текст. В ней так же сделан акцент на «высокое художническое правосудие, с каким автор относится к главным действующим лицам» Санкт-Петербургские ведомости. № 43. 23 февраля 1863 года. С. 111., однако подробно объяснено, что именно он делает, чтобы обеспечить читателю такое впечатление. Изначально Татьяна Краснова из-за своего происхождения и поведения стоит ниже своего мужа, а после сцены, где, вернувшись от Бабаева, она пытается усыпить его бдительность, претворяясь влюбленной в него, - окончательно падает в глазах зрителя. Таким образом, главный герой очевидно оказывается правым и должен получить поддержку от публики. Единственный вопрос, который ее беспокоит в проявлении симпатий к Краснову, каким образом он приобрел такие противоречащие его среде понятия о любви, о браке, как он сумел так отделиться от того окружения, в котором вырос, тогда как его жена настолько же сильно в этом окружении погрязла? Ответ на этот вопрос дает сцена перед убийством, когда Краснов кричит «от мужа только в гроб - никуда больше» и «на ком же я теперь свою обиду возьму». Здесь трактовка Краснова Анненковым приобретает ту самую глубину, которая отличает ее от статей других критиков, - он видит в нем не просто «влюбленного самодура», которого страсть оторвала от среды, но не настолько, чтобы он перестал использовать привычные замашки. Он видит в этом логичный вектор развития. Все это время его благородное поведение, воспринятое читателями как признак внутренней нравственной силы, возвышающей этот характер над средой, из которой он вышел, было продиктовано убеждениями этой самой среды: стерпится-слюбится, союз заключенный богом не может быть разрушен человеком и т.д. Анненков не считает Краснова новым уникальным типом или самодуром, поставленным в новое положение, а лишь логичным продолжением, развитием мещанского типа, научившегося «по образованному» выражать свои чувства. Но этого оказывается недостаточно: «Мы совсем не желаем унизить Краснова или ослабить то участие, которое он возбуждает благородством своих стремлений в пьесе. Мы только хотим сказать, что автор не успевает водворить этот тип в воображении зрителя так легко и беспрекословно, как многие другие типы из народного быта, им созданные. <….> Краснов, конечно, не идеальное лицо, созданное на основах чисто народного представления о красоте и морали, как некоторые другие лица того же художника, но он также и не живой образ существа, которое может возникнуть на русской земле из прикосновения городской умягчающей цивилизации к простому человеку» Там же. С. 113..