Иван Пименович Четвериков: судьба со множеством загадок

Размещено на http://www.allbest.ru/

Иван Пименович Четвериков: судьба со множеством загадок

Стоюхина Н.Ю., Мазилов В.А.

Можно сказать, что эмпирическая психология была господствующим направлением в XIX и начале XX столетия. Причина этого лежит в самом характере пережитой нами эпохи и культуры. Неокантианство в философии и науке, импрессионизм в искусстве и жизни, всё это -- характерные явления тогдашней эпохи. Бытие растворялось в явлениях, предметы исчезали в игре красок, теней (Монэ, Ренуар и др.); явления распадались на элементарные и мимолетные впечатления (пуан- тизм); наука стремилась освободиться не только от бытия, которое еще до неокантианцев оказалось по ту сторону знания, но и от всякого конкретного содержания, приближаясь к чистой математике.

И.П. Четвериков Большим событием для ученых-гуманитариев стало издание в Киеве двухтомной энциклопедии «Киевская духовная академия в именах: 1819-1924 Киево-Могилянской академии Київська духовна академія в іменах: 1918-1924: енциклопедія: в 2 т. / упоряд. i наук. ред. М. Л. Ткачук; відп. ред. В. С. Брюховецький. Т. 1: А -- К. К.: Вид. дім «Києво-Могилянська академія», 2015.740 с. Т. 2: Л -- Я. К.: Вид. дім. «Києво-Могилянська академія», 2016. 1004 с.. Среди 648 имен выпускников, преподавателей, ректоров, инспекторов академии один очерк посвящен выпускнику и преподавателю Ивану Пименовичу Четверикову (1875-1969).

«Времена не выбирают, в них живут и умирают», -- блистательно написал российский поэт А. Кушнер. Вот и И. П. Четверикову выпали совсем не простые времена, но в них протекала его жизнь. В 1929 г. он писал про эпоху импрессионизма. Начиналась другая эпоха. Возможно, еще найдутся документы более позднего времени, в которых Четвериков определил наступившую. Жизнь непредсказуема, времена действительно не выбирают...

Непроясненность фактов жизни до сих пор удивляет исследователей его судьбы и творчества Российское научное зарубежье: материалы для библиографического словаря. Вып. 2. [пилотный]: Психологические науки: XIX -- первая половина XX в. / Под ред. Н. Ю. Масоликовой, М. Ю. Сорокиной. М.: Дом Русского Зарубежья им. А. И. Солженицына, 2010.124 с. С. 104-105. Сизинцев П. В. Критический обзор биографии профессора И. П. Четверикова // Общество: философия, история, культура. 2016. № 12. С. 26-28.; в этом вопросе, впрочем, надо отдать должное усилиям профессора Марины Леонидовны Ткачук, на сегодняшний день создавшей наиболее полный рассказ о жизни Четверикова Ткачук М. Л. Четвериков Іван Піменович // Київська духовна академія в іменах. Т. 2. С. 796802.. Мы постараемся расширить представление о его судьбе за счет привлечения недавно найденных биографических данных. Выражаем благодарность за помощь Изабелле Фёдоровне Четвериковой, жене сына Ивана Пименовича, неутомимой искательнице новых фактов из жизни ее свекра, и внучатой племяннице Ивана Пименовича, редактору сайта «Русские Латвии» Татьяне Фейгмане.

Заметим, что трудности в установлении точных данных, касающихся биографии Четверикова, будто были специально заданы самим Иваном Пименовичем. Так, будучи 1875 года рождения, он с какого-то времени (до 1920 г.) начинает указывать другие даты; например, только в карточке-формуляре, хранящейся в архиве Государственной академии художественных наук (ГАХН), встречается несколько расходящихся указаний. Так, указаны годы рождения -- 1879 и 1880; время поступления на службу в ГАХН -- и 4 мая 1921 г., и «с 1922 г. состою на службе в данном учреждении» Российский государственный архив литературы и искусства (далее -- РГАЛИ). Ф. 941. Оп. 10. Д. 685. Л. 19.; на вопрос, какое учебное заведение закончил, дважды отвечает: «Киевскую академию», избегая слова «духовную», и диссертацию свою называет так: «Понятие о личности в новой философии» РГАЛИ. Ф. 942. Оп. 10. Д. 685. Л. 5., хотя в действительности это известная диссертация «О Боге как личном существе» (1903).

Итак, окончив Венёвское духовное училище, Тульскую духовную семинарию и Киевскую духовную академию, в 1899 г. Четвериков, кандидат богословия, приступил к педагогической и научной деятельности, тем самым определив свою жизнь на долгие годы вперед: он преподавал в Ека- теринодарском епархиальном училище, Калужской духовной семинарии, на Высших женских курсах А. В. Жекулиной, во Фребелевском женском педагогическом институте, Музыкально-драматической школе М. К. Лес- невич-Носовой, Киевской духовной академии и пр.; стажировался в Лейпцигском, Мюнхенском и Геттингенском университетах, стал членом Института экспериментальной психологии Вундта. Его диссертация «О Боге как личном существе. Богословско-философское исследование» заслужила высокие оценки коллег. В 1918 г. избран профессором психологии в новый Таврический университет, но после занятия Крыма Красной Армией в ноябре 1920 г. в числе других профессоров был выслан из Крыма Подробнее см.: Ткачук М. Л. Указ. соч. С. 796-798..

мая 1921 г. нарком просвещения А. В. Луначарский подписывает удостоверение на право выезда из Крыма профессора Четверикова с семьей: жена Аделаида Адольфовна (венчались 19 января 1920 г.), дочь Наташа, теща (Доротея Гольденберг), а также семьи неустановленных Зелениных и Полыновых, и просит «советские и железнодорожные власти, как в Крыму, так и вдоль пути, оказывать всяческое содействие в проезде этих лиц, приезд которых в Москву по разным причинам найден совершенно необходимым» Из домашнего архива Четвериковых..

Оказавшись в Москве, Четвериков начинает работать сразу в нескольких местах. Одним из них был Медико-педологический институт Наркомздрава. В воспоминаниях педагога, поэтессы, писательницы и литературоведа Софьи Николаевны Шиль (1863-1928), писавшей под псевдонимом Сергей Орловский, мы находим упоминание об Иване Пименовиче -- лекторе, работавшем в ее литературном и художественном вольном кружке «Камена» с января 1922 г. Курс эстетики читал И. П. Четвериков, лекции которого, изданные на каких-то педагогических курсах, С. Н. Шиль видела. Автор заинтересовал ее «философской широтой своей и яркой определенностью». И хотя «первая лекция по эстетике профессора И. П. Четверикова собрала полную залу и доставила ему всеобщее поклонение», в дальнейшем Софья Николаевна огорчалась из-за равнодушия слушателей к этим лекциям: «Должно думать, они были слишком трудны, или непривычка к философскому мышлению сказывалась. Обстановка тоже была плохая. В темном пустынном деревянном доме отпирала нам двери престарелая няня; мы являлись со своей лампочкой, привинчивали ее и озирали запущенные поломанные старые скамьи, доверху промерзшие окна и всё то заброшенное, что к 1922 г. осталось от прежнего. Мерзли, сидя все наши часы в шубах, с удовольствием уходили. Так, у И. П. Четверикова собиралось человек 10, а иногда и 4. Он обижался». Впрочем, плохо посещали не только лекции Ивана Пименовича, но и других профессоров, и вскоре кружок закрылся Там же..

Современный исследователь Л. П. Борейко в работе по истории ВысокоПетровского мужского монастыря добавляет следующий факт: «С 1921 г.

в храмах Высоко-Петровского монастыря проходили занятия Московской духовной академии, которая была изгнана властями в 1919 г. из Трои- це-Сергиевской Лавры. Владыка Варфоломей ранее был ее насельником и профессором духовной академии по кафедре Ветхого Завета». В группе профессоров, читавших лекции, были профессора Московской духовной академии: святитель Иларион (Троицкий), протоиерей Иоанн Смирнов, священник Павел Флоренский, И. В. Попов, С. С. Глаголев, Н. Д. Кузнецов, С. И. Соболевский и др., а также Иван Пименович Четвериков -- экстраординарный профессор по кафедре логики и психологии. Официальное существование высших богословских курсов вскоре закончилось Борейко Л. П. Высоко-Петровский мужской православный монастырь в истории Русской Православной Церкви. Выпускная квалификационная работа по экскурсоведению. Рук.: к.ф.н. Н. В. Лапшина. М.: Отдел религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви; Богословско-педагогические (катехизаторские) курсы во имя сщмч. Фаддея, архиепископа Тверского, 2010. 63 с. РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 10. Д. 685. Л. 1, 35..

Еще об одном месте работы Ивана Пименовича мы должны сказать особо -- Российская академия художественных наук (затем -- Государственная академия художественных наук, ГАХН), куда он поступил на работу, как он пишет, 4 мая 1921 г.11 (в энциклопедии -- 4 мая 1922 г. См.: Ткачук М. Л. Указ. соч. С. 798.). Здесь он занимал должность заместителя заведующего Президиума физико-психологического отделения (1923-1924 гг.), куда входили также: А. В. Бакушин- ский (заведующий), П. И. Карпов (ученый секретарь). За 1922-1923 гг. три четверти докладов, представленных на общих собраниях академии, подготовлены физико-психологическим отделением, а Четвериков докладывал «Об экспериментальной лаборатории» Кондратьев А. И. Российская академия художественных наук // Искусство. 1923. № 1. С. 416-417.. В задачи отделения входило «изучение материала, из которого формируются произведения искусства; изучение формы и законов ее реализации; изучение конструкции в творчестве, как принципа воплощения художественного замысла; изучение законов синтетического художественного выражения; изучение композиции в искусстве, как принципа построения идеи произведения» Физико-психологическое отделение / Отчет Государственной академии художественных наук: 1921-1925. М.: ГАХН, 1926. С. 8.. О работе Государственной академии художественных наук повествуется в книге «Искусство как язык -- языки искусства» Искусство как язык -- языки искусства. Государственная академия художественных наук и эстетическая теория 1920-х годов / Под ред. Н. С. Плотникова и Н. П. Подземской при участии Ю. Н. Якименко. М.: «Новое литературное обозрение», 2017. Т. 1. Исследования. 456 с.; Т. 2. Публикации. 928 с., а более подробно о работе И. П. Четверикова в ней -- в одной из наших статей Стоюхина Н. Ю., Мазилов В. А. Четвериков Иван Пименович: данные биографии. № 1 // История российской психологии в лицах: дайджест. 2016. № 4. С. 34-50..

Сам Иван Пименович пишет о характере своих работ в ГАХН с 1921 по 1929 гг.: «В своей работе в академии я руководствовался 2 основными принципами: 1. Производить строго научное накапливание фактов, имеющих жизненное значение в данный момент. А. Мною производилось экспериментальное исследование художественного ритма в его отношении к основным функциям психофизического детского организма (интеллектуальной, волевой и эмоциональной). Этим путем я хотел определить воспитательное значение ритма. Б. В Комиссии по художественному воспитанию, в ее исторических работах, поставлена была задача накапливания фактов по истории художественного воспитания. Работа начата была с Греции и Рима по тем соображениям, что греческая постановка проблемы художественного воспитания возродилась теоретически и практически в современной Германии и что тогдашние методические приемы воспитания могли бы иметь значение и для нашего времени. В предисловии к сборнику “История художественного воспитания. IV--I. Греция и Рим” я указываю, что наша работа носит характер только накапливания фактов, что мы воздерживаемся от их толкования, т. к., являясь пионерами в этой области (ни в русской, ни в западной литературе нет трудов по истории художественного воспитания), должны ограничиться предварительной стадией исторического исследования -- накапливанием фактов. 2. Второй руководящий принцип моей работы состоял в том, что я брал для исследования проблемы, имеющие жизненное значение, и только такие, в разрешении которых не вступал в противоречие с марксизмом. По ходу работы в своей Комиссии мне приходилось касаться принципиальных вопросов психологии в связи с переживаемым ею в настоящее время кризисом. Результатом целого ряда докладов в этом явилась моя работа “Эмпирическое в психологии”. Здесь я ставлю своей задачей показать, 1. что психология не может быть оторвана от того или другого миросозерцания, как утверждается эмпириками, 2. что нельзя вслед за старой эмпирической психологией (под «старой» психологией я разумею психологию Вундта, Джемса, Эб- бингауза и т. д.) изучать человека вне пространства, времени, оторванно от среды, 3. и что статичность эмпирической психологии искажает динамичность живой человеческой личности. Отсюда я намечаю те пути, по которым должно произвести коренную реформу современной психологии. Думаю, что вскрытие и обоснование этих положений, неотчетливо намечавшихся в сборнике Института экспериментальной психологии (“Психология и марксизм”), отнюдь не противоречит марксизму. Правильность моих утверждений может быть проверена рассмотрением 1. всего сборника по истории художественного восприятия и моих статей в нём, 2. подготовленной к печати работы “Эмпиризм в психологии” (рукопись находится у заведующего лабораторией при ГАХН т. Р. А. Пельше, выразившего желание познакомиться с моим последним трудом), 3. и находящихся в канцелярии ГАХН протоколов наших комиссий, в которых дано подробное изложение моих докладов» РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 10. Д. 685. Л. 35-36..

Добавим еще работу в Ярославском университете (1921-1930 гг.), о содержании которой известно немного. Так, в 1924 г. Четвериков докладывает на Ярославском губернском медико-санитарном съезде о решении создать в городе центральную психологическую лабораторию, где были бы объединены усилия губоно, губздравотдела и университета на почве борьбы с беспризорностью. Это дало бы возможность сблизить университет с жизнью, привлечь студенчество к общественной работе, придать кафедрам экспериментальной педагогики и экспериментальной психологии производственный характер, тогда можно будет проводить практикумы по экспериментальной психологии и педагогике, детской неврологии и психопатологии, изучая беспризорных Ярославского края Четвериков И. К организации центральной психологической лаборатории в Ярославле // Наш труд. 1924. № 7. С. 44-45..

О работе Ивана Пименовича в Тверском педагогическом институте в середине 1920-х гг. мы узнаём из сохранившихся воспоминаний очевидцев и статьи самого Четверикова. В. А. Никольский, студент той поры, пишет: «Особенное впечатление на нас, первокурсников, производил профессор И. П. Четвериков. Читавшийся им курс общей психологии вводил в совершенно новую для нас область знания, позволявшую заглянуть в самих себя. Небольшого роста, с глуховатым голосом, державшийся прямо, не размахивающий руками даже при ходьбе, он казался нам человеком особенной породы. А когда он на улице в своем строгом полупальто и полуцилиндре, со старинным саквояжем в руке, встречался с местным художником-футуристом, украшенным кусочком березовой коры вместо галстука, с нарисованными на щеках цветочками и брючишками до щиколоток, -- контраст получался поразительный.

И. П. Четвериков задержался в психологии на позициях психофизиологического параллелизма и считал учение И. П. Павлова недостаточным для понимания психического мира человека. У него на заседаниях ученой комиссии происходили на этой почве стычки с профессором-фи- зиологом Воскресенским» Л. Н. Воскресенский читал курс физиологии животных, в 1920-е гг. -- председатель Тверского биологического общества; Никольский В. А. В Тверском педагогическом. Двадцатые годы / / Мои университеты: Сб. воспоминаний выпускников и сотрудников университета. Тверь, 2006. С. 78-79..

Впрочем, другой участник тех событий отмечает, что студенты были недовольны лекциями Четверикова, и, «не видя практического приложения знаний из психологии в том виде, как она читалась в институте проф. Четвериковым, большая группа студентов IV курса просила организовать чтение особого курса педагогической психологии» Калининский государственный педагогический институт им. М. И. Калинина: Сб. ст., посвященный 40-летию института: 1917-1957. Калинин, 1958. С. 34..

Из статьи самого Ивана Пименовича узнаём о его практической деятельности в Твери: предстоит большая совместная со студентами института работа во время педологического практикума -- «установление степени общей и интеллектуальной одаренности» детей, поступивших в городские школы 1-й ступени. Такое исследование было характерным для того времени в рамках выявления трудных детей и проводилось во множестве школ и педологических лабораторий в СССР. Учителя, врачи были обеспокоены приходом в школы детей, «зачатых и родившихся в тяжелые годы разрухи конца мировой войны, начала революции и гражданской войны. Целый ряд ненормальных явлений этого периода не мог не отразиться на организме родителей, а через них -- и детей. <...> Эти дети заражающим образом действуют на остальную более или менее уравновешенную массу, они тормозят нормальный ход педагогической работы в классе, они нуждаются в особом уходе и особых педагогических приемах, наконец, они, выброшенные из школы, пополняют собою всё еще не убывающую, но растущую армию беспризорных. <...> Их необходимо выделить из остальной массы детей» Четвериков И. П. Педологический практикум Тверского педагогического института // Известия Тверского педагогического института. 1926. Вып. 1. С. 83.. Иван Пименович отмечает главную трудность подобного обследования -- выбор диагностических методик. Из всех учеников 1-й ступени 23-х школ Твери признано было безусловно отсталыми или сомнительными в этом отношении 230, их-то и предстоит обследовать тестом Бине в переработке П. П. Соколова и методом профилей Г. И. Россолимо, т. к. результаты одной методики проверяются результатами другой, в случае расхождения результатов можно прибегнуть к методике Н. Аха. Как о проведенной работе педологического кружка студентов и педологического кабинета он говорит об обследовании идеалов детей Твери и области, результаты которого обрабатываются.

В том же 1926 г. Четвериков приступает к занятиям в Высшей военной педагогической школе в качестве преподавателя РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 10. Д. 685. Л. 20..

В изданном двухтомнике писем княгини Н. Д. Шаховской ее мужу М. В. Шику, находившемуся в ссылке в Турткуле, мы находим сведения, что Иван Пименович был известен в Москве как детский доктор. Вот, Наталья Дмитриевна обеспокоена здоровьем своих малолетних детей и везет их к Четверикову: «Маше и Сереже назначили обтирания, но теплые, Елочке несколько изменен питательный режим» Непридуманные судьбы на фоне ушедшего века. Письма М. В. Шика (свящ. Михаила) и Н. Д. Шаховской (Шаховской-Шик): в 2-х тт. М.: Культурно-просветительский фонд «Преображение», 2016. Т. 2. С. 49, 62, 272, 275.. У Маши энурез, она капризничает, и Наталья Дмитриевна считает, что «дело в нервах, и возможно, что есть маленькая истерия, хотя Четвериков этого не нашел» Там же. С. 182..

А вообще, как он сам перечисляет в одном из документов, хранящихся в семейном архиве, в 1920-е гг. Четвериков состоял на службе в ряде советских вузов (Ярославский университет и Ярославский педагогический институт, Медико-педологический институт, Институт ритмического воспитания, Институт дефектологии, Высшая военно-патриотическая школа, Тверской педагогический институт); в Ярославском педагогическом институте организовал кабинет экспериментальной психологии и педологии, средства на который были получены от Ярославского губ- оно и Здравотдела за несколько прочитанных докладов на заседаниях этих организаций и на врачебно-санитарном съезде; с 1922 по 1924 гг. состоял заместителем председателя одной из подсекций ГУСа; был действительным членом Центрального педологического института, действительным членом ГАХН (до 1930 г.). эмпирический психофизиологический параллелизм эмпиризм

Вероятно, в 1929 г. он пришел на работу в Научно-исследовательский институт автодорожной безопасности, где сосредоточился, в основном, на актуальных и больных вопросах о причинах аварийности на транспорте (особенно автотранспорте) и о психофизиологических методах профилактики катастроф. Как пишет Иван Пименович, «по этому вопросу мною закончены два больших исследования, которые имеют интерес для всякого активно участвующего в индустриализации СССР. Компетентный в этих вопросах и единственный в СССР Научно-исследовательский институт автодорожной безопасности признал мою работу имеющей научную ценность, постановив напечатать ее в Ученых трудах института. Также и Психотехническое общество, приняв тезисы этой работы для доклада на Всесоюзном психотехническом съезде, тем самым достаточно засвидетельствовало актуальное значение ее для советской науки» Из домашнего архива Четвериковых.. В домашнем архиве обнаружены две рукописные статьи: скорее всего, это и есть упомянутые исследования.

В статье «Характерологический метод в изучении профессий и профотбора шоферов» (первое название: «Типологическое изучение труда автоработников») Четвериков доказывает зависимость частоты несчастных случаев у шоферов от их характерологических черт, утверждает, что «число несчастных случаев в последующей работе зависит (не причинно, конечно) от числа несчастных случаев в предшествующей работе». Он пишет, что характер не есть что-то неподвижное, он изменяется под влиянием окружающей среды. Но при всей его изменчивости в нём всё время остаются некоторые неизменные черты, которые дают себя знать во все последующие периоды и остаются одними и теми же при всех его вариациях под воздействием среды. Он рассматривает шофера как представителя определенной профессии, поэтому обосновывает метод профессиональной характерологии, в основу которого он положил профессиографи- рование и такой феномен, как «осмысление поступка», понимание его смысла. В результате проведенных исследований Четвериков получил следующие профессиональные типы характеров: хладнокровно-рассудительный, сангвинический, холерический, флегматический и меланхолический, описав их с точки зрения тенденции попадания в аварийные ситуации. Работа издана не была, хотя рукопись показывает полную готовность к печати. Иван Пименович даже сконструировал по составленному им проекту прибор для характерологических исследований шоферов, который потом сдал институту, освободив последний от валютных затрат на выписку из-за границы аналогичного прибора В. Поппельройтера.

Второй работой, подготовленной, скорее всего, также в 1929 г., стала статья «Эмпиризм в психологии», сохранившаяся в рукописи. Об этой работе немного скажем.

О человеке мы обыкновенно судим по делам, об ученом -- по его трудам. В целом, это справедливо, но часто бывают обстоятельства, приводящие к тому, что труды в силу тех или иных причин не публикуются. Как, скажем, в случае с Л. С. Выготским, когда его знаменитый трактат «Исторический смысл психологического кризиса» ждал своей публикации долгих 56 лет. Правда, Л. С. Выготский некоторые идеи этой работы высказал в статьях и предисловиях. И. П. Четверикову это не удалось. Его работа 1929 г. «Эмпиризм в психологии» так и осталась неопубликованной. Из статьи очевидно, что автор -- не только глубокий психолог (об этом можно судить по опубликованным в разное время работам и фрагментам), но также является методологом и историком психологии, причем высокого уровня. Поэтому для методологии психологической науки обнаружение этой рукописи означает открытие нового, неизвестного ранее имени в этой сложной области психологии. Яркость фигуры методолога и историка психологии в этом тексте налицо и совершенно очевидна.

Хотя двадцатые годы XX столетия и были в известном смысле расцветом методологии психологии, собственно методологических, специальных сочинений было не так много. Текст рукописи свидетельствует, что автор продолжает традиции российской методологии (Н. Н. Ланге, В. Н. Ивановский, Л. С. Выготский, А. Р. Лурия, С. Л. Рубинштейн и др.). Работа И. П. Четверикова стоит в одном ряду с этими классическими сочинениями.

Машинописная рукопись, довольно объемная, 80 листов. Работа посвящена истории и методологии психологии. Автор анализирует истоки и развитие направления в психологии, которое сформировалось во второй половине XIX в., и показывает превосходное знакомство с литературой, в том числе и не переводившейся в России. Сказываются годы пребывания в Германии, знание европейских языков.

Обратим внимание: это психологическое исследование, специальная работа по методологии психологии. «Эмпиризм -- это линия направления в развитии психологии, которая определяла психологическую работу на протяжении целого полустолетия. Понять природу эмпиризма как направления, выявить его основные предпосылки и вытекающие отсюда характерные черты эмпирической психологии особенно важно в настоящее время, когда психология у нас и на Западе ставит своею задачею преодолеть эмпиризм и построить совершенно новые исходные предпосылки».

И. П. Четвериков предпринимает именно методологическое исследование. «Наша задача заключается в опыте имманентной критики психологического эмпиризма, т. е. в указании 1. его внутренних противоречий, 2. невыявленных и часто бессознательно принятых метафизических предпосылок, 3. методологической предвзятости и односторонности. Только такая имманентная критика может наметить те пути, по которым должна идти разработка новой психологии, не просто идущей на смену старой, но органически вырастающей из нее, путем преодоления ее недостатков и усвоения всех ее ценных достижений».

Текст работы выдает прекрасное знакомство автора с философскими учениями эпохи, что делает анализ удивительно глубоким. Не имея возможности в рамках настоящего текста анализировать работу в целом, отметим лишь чувствительность автора к веяниям, духу и стилю эпохи. По Четверикову, это, в частности, была эпоха импрессионизма.

Отметим также, что это глубокое методологическое сочинение: за прошедшие с момента написания без малого 90 лет оно не утратило своего значения и интереса для психологического сообщества.

В это же время (1929-1930 гг.) Иван Пименович переживает большие неприятности: 1 февраля 1930 г. он был уволен с должности действительного члена ГАХН «по сокращению штатов на основании постановления Главнауки от 21-го января 1930 г.» РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 10. Д. 685. Л. 37.; по результатам обследования института комиссией Наркомпроса он был уволен «как ярый противник курса рефлексологии и настроенный антиобщественно» Профессора ЯГПУ 1918-2008: биографические очерки / Сост. А. В. Ерёмин; под ред. д-ра истор. наук, проф. М. В. Новикова. Ярославль: Изд-во ЯГПУ 2008. С. 136.. К тому времени он читал курс «Основы педагогики», был известным специа- листом-педологом.

Кстати, к пребыванию Четверикова в Ярославле относится пока не вполне понятный нам документ. Это запрос из Ярославского областного бюро врачебной экспертизы в ГАХН: просят сообщить, «как справлялся с работой гр. Четвериков И. П. 54 лет, какие имел замечания, пропуска, почему оставил работу» РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 10. Д. 685. Л. 38, 40.. Ответа не дали, т. к. из-за реорганизации ГАХН отдел, где работал Четвериков, был расформирован и работавшие с ним коллеги уволились.

И в Институте автодорожной безопасности против него начинается кампания: Четверикова отказываются перерегистрировать в секции МОСНР (Московское отделение секции научных работников), что ему представляется как «несправедливое и необоснованное опорочивание человека, который свыше 20 лет был профессором в ряде вузов и является учителем не одной тысячи современных советских работников в области школьной педагогики, психологии и проч.». Ему стало известно, что он прошел перерегистрацию, но «затем, под чьим-то влиянием, эта перерегистрация была отменена, и начали поступать от МОСНР требования дополнительных сведений». Осенью 1930 г. было предложено представить работы за последние годы, а через месяц, как он пишет, «потребовали выявить в письменной форме мое отношение к марксизму. В ответе я указал, что темы моих работ и основные принципы их методологии вполне совпадают с основными положениями марксистской методологии. Наконец, от меня затребовали официальной справки о моей общественной работе за 1930 г. Таковая справка мною была предоставлена. Но несмотря на всё это, вторичное постановление по моему делу оказалось отрицательным» Из домашнего архива Четвериковых..

13 февраля 1933 г. И. П. Четвериков был арестован, во время следствия содержался в Бутырском изоляторе. В протоколе допроса читаем его «показания по существу дела»: «Приблизительно года два или три тому назад ко мне на квартиру явилась неизвестная женщина и отрекомендовалась, что она от еп. Варфоломея. Эта женщина просила меня взять на себя обязанности читать в духовной академии лекции по психологии. Так как для меня ясен был вопрос о том, что эта академия нелегальная, а также по причине своей занятости я от этого предложения категорически отказался. Больше по вопросу нелегальной духовной академии я ни с кем не говорил. Священника Н. Н. Смирнова я знаю по Киевской духовной академии. Здесь, в Москве, я его встречал в церкви, где он служит (по ул. Воровского), он всегда при встрече со мной расспрашивал меня о наших общих киевских знакомых. Разговор со Смирновым происходил всегда в церкви.

Вспоминаю, что однажды Смирнов в порядке информации рассказал мне о том, что в Москве существует нелегальная духовная академия и что студенты этой академии ходят к нему, и он им читает лекции. Т. к. разговор этот происходил в церкви, подробностями существования академии я не интересовался. Смирнов мне предложений быть преподавателем в этой академии не делал». Далее дополнение: «О своей советской и научной деятельности могу сказать: с 191... г. я был деканом в Народном, а потом преобразованном Киевском университете им. К. Маркса, об этом может подтвердить тов. Луначарская София Николаевна, член ВКП (б), работает в НКП. Ежегодно с 1908 г. я читал публичные лекции в пользу политзаключенных, об этом может подтвердить она же -- Луначарская. Был членом нелегального о-ва “Молодая академия”, ставившего своей целью борьбу с правой профессурой, -- это может подтвердить Отто Юльевич Шмидт, -- работает директором издательства “Сов. Энциклопедия”, чл. ВКП (б). В последнее время я работаю в ряде научных советских учреждений. С 1929 г. я по вечерам работал в книжной палате -- рецензировал книги и статьи, относящиеся к психотехнике» Из протокола допроса. Копия из архива ФСБ, хранящаяся в домашнем архиве Четвери

ковых..

Обвинительное заключение по делу № 1497 по обвинению 21 человека гласило: «ОГПУ стало известно о существовании контрреволюционной организации церковников, возглавляемой архимандритом б. Петровского монастыря Полянским (осужденным в апреле мес. 1933 г. по делу “Союза христианской молодежи”). Данная организация ставила своей задачей активную борьбу с соввластью и состояла в своем большинстве из бывш. людей и выходцев из бурж. семей. Практическая к.-р. работа организации выражалась: в насаждении тайных монахов в сов- учреждениях, занимающихся пропагандой к.-р. идей и обработкой в а/с духе служащих, главным образом, молодежи; в создании нелегальных монастырей, являющихся очагами развернутой а/с агитации среди населения; в создании специальной нелегальной духовной академии для подготовки кадров к.-р. актива; в распространении монархической литературы (дореволюционного издания) и создании спец-фонда помощи ссыльным за к.-р. деятельность церковникам.

Произведенным расследованием установлено, что активисты организации Полянский, Ширинский-Шахматов, Скачков, Прокофьев и др. группировали вокруг церкви Сергия на Дмитровке беглых с разных мест монахов, привлекая одновременно антисоветски настроенную молодежь из числа проверенных «ревнителей церкви». Эта молодежь вербовалась в тайное монашество и обрабатывалась в духе активной борьбы с безбожием и соввластью. <...> Подготовка к.-р. кадров для борьбы с безбожием и соввластью производилась через нелегальную “академию”, -- это были бывшие профессора духовных академий.

Один из преподавателей нелегальной академии профессор (поп) Смирнов по существу этого показал: “...перечисленные мною профессора (Лапшин, Четвериков), а также лично я идею организации нелегальной академии широко пропагандировали среди прихожан, в том числе и рабочих. <...> Сама организация академии носила строго конспиративный характер, т. е. преподающие профессора знали только определенных студентов, так что перечислить состав студентов, за исключением указанных мною в предыдущих показаниях, я не могу”. Аналогичные показания по данному вопросу даны обвиняемыми Скачковым, проф. Лапшиным и др.» Из протокола допроса. Копия из архива ФСБ, хранящаяся в домашнем архиве Четвериковых..

На основании таких показаний, целиком выдуманных, был осужден 21 человек, среди них И. П. Четвериков: с 28 марта 1933 г. -- ссылка на три года в Казахстан, в г. Актюбинск 15 декабря 1956 г. «Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР не обнаружила каких-либо материалов, свидетельствующих о контрреволюционной деятельности кого-либо из привлеченных к ответственности. в связи с чем постановление Особого совета в отношении всех осужденных подлежит отмене, а дело -- прекращению производством за отсутствием состава преступления».. Тогда это был совсем небольшой город, областной центр: 243 автомобиля на всю область, только что открытый аэропорт, звуковой кинотеатр «Культфронт»; в 1934 г. установили телефонную связь с Алма-Атой, открыли городскую музыкальную школу и государственный учительский институт (зачислили 77 человек, из которых 49 -- казахи). В 1936 г. начал работать Химкомбинат им. С. М. Кирова. В 1935 г. население Актюбинска составляло 41,5 тысяч человек.

Иван Пименович жил здесь на ул. Орской, заведовал ДЛПА -- Детской лечебно-профилактической амбулаторией. Вероятно, для Актюбинска фигура Четверикова была значимой, и он, несмотря на свой статус ссыльного, был назначен заведующим. В нормативных документах к заведующему предъявлялись следующие требования: «Заведывание специальными кабинетами поручается врачу-педологу или педагогу-пе- дологу в соответствии с квалификацией того и другого, так: заведывание кабинетом уха, горла, носа, глазным, зубоврачебным, педиатрическим, психоневрологическим, биохимическим, антропометрическим, врачебного контроля над физкультурой и санитарно-гигиеническим поручается врачу-педологу; кабинетом педолого-педагогическим, социальной среды, педологической пропаганды и агитации поручается педагогу-пе- дологу; заведующие психотехническим кабинетом и по изучению труда замещаются по конкурсу» Об организации педологической работы в краевых и областных центрах // Педология. 1929. № 4. С. 651-652..

О жизни Четверикова в этот период мы можем немного узнать из сохранившегося письма жене, где Иван Пименович пишет, что купил 6 метров бельевого материала и беспокоится, как переслать побыстрее; сетует, что в магазине было черное шелковое полотно, но он не успел купить из-за работы. Ее так много, что он не успевает покупать керосин, который можно приобрести раз в месяц. Нужно еще купить дров, но это тоже проблема времени. Сообщает о прибавке к зарплате 10 рублей, а также обсуждает слухи о серьезном пересмотре зарплат врачам. С удовольствием рассказывает о местной научной деятельности: «У нас в Актюбинске при мне второй раз организуется “Научное медицинское общество”. Первое было организовано в прошлом году и умерло, не проявив жизни. Второе было организовано месяца три тому назад и тоже пока не проявляло своей деятельности, если не считать отчетного доклада о проф- заболеваемости на здешнем химическом комбинате врача Старикова. Для оживления общества решили прибегнуть к принудительным мерам. Первой жертвой наметили меня. 10 марта я должен прочитать доклад. Темою наметил себе свою работу с трудными детьми. У меня накопился некоторый материал, который я собираю с большой любовью; мне очень жалко несчастных детишек, которые тяжело переживают свою неуспеваемость в школе. Собственно, хотел бы сказать о методике их исследования. Давно я уже не делал публичных выступлений; но прежде доклады в научных обществах всегда доставляли мне большое удовольствие, поэтому и теперь с большим удовольствием готовлюсь к возобновлению своих выступлений». Ну и беспокойство о близких, огромная любовь и нежность к жене и сыну -- в каждой строке письма.

В домашнем же архиве хранится «Выписка из протокола» заседания Президиума Актюбинского городского совета от 16 марта 1936 г., где после заслушанного заявления Четверикова о восстановлении его в избирательных правах «постановили: на основании ст. 43 инструкции о выборах в Советы Четверикова Ивана Пименовича из списка лишенных избирательных прав исключить, как окончившего срок ссылки».

Только эти скудные факты сообщают нам о жизни Ивана Пименовича в ссылке в Казахстане. Потом он селится в Малоярославце Московской области (сейчас -- Калужская область), т. к. крупные города были закрыты для него. Протоиерей Андрей Лобашинский, настоятель церкви Покрова Пресвятой Богородицы с. Карижа Малоярославец- кого района, называет Малоярославец «духовной столицей 101 километра», потому что судьбы многих священников, монахов, монахинь и глубоко верующих мирян оказались в 1930-е гг. связаны с этим городом. Бытовые и материальные условия были тяжелые, постоянной работы не было, его жена Аделаида Адольфовна и сын Николай продолжали жить в Москве, и он тайком ездил к ним. Бывшие коллеги иногда давали ему научные тексты для перевода (например, В. И. Вернадский пишет, что Четвериков по заданию Корнилова занимался переводом с немецкого «какой-то книги по психологии, Левина») Вернадский В. И. Дневники. 1935-1941. Кн. 1: 1935-1938 гг. М., 2006. С. 345..

В сохранившемся в домашнем архиве письме Ивана Пименовича из Малоярославца от 24 августа 1941 г. мы читаем о переживаниях отца за ушедшего на фронт сына: «Значительно ухудшаются его бытовые условия: опять -- блохи, клопы, грязь, неспокойная жизнь... Николень- ку мне очень и очень жалко; он такой хороший, с такою нежною душой, и еще совершенно не сложившийся внутренне. И вот, этот еще несфор- мировавшийся организм брошен в жизнь в самую тяжелую пору! Остался совершенно один, вдали от нас, на своих еще неокрепших ногах; должен решать сложные вопросы, впервые сталкиваться с жизненной неправдой, переносить незаслуженные обиды, бояться всяких возможностей. и в то же время трепетать за нас, собственно, за тебя. Переживает он много. Очень живо представляю, как он, возвращаясь на прежнее место, проехал станцию, шел по садам, желая “переварить” полученный удар. И всё -- один! Представляю, как он волновался за тебя! Сегодня получил его письмо. Оно полно перепуга за тебя, полно отчаяния: “Почему не телеграфирует ответ на мою телеграмму? Сегодняшнее сообщение о боях в смоленском направлении заставляет еще больше беспокоиться. Каждый день подхожу к вновь приходящим письмам, и мне нет ничего!” Он растерян, а письма не шли, ни его к нам, ни наши к нему. Это письмо шло с 17.VII по 20.УШ! На него навалились переживания, слишком большие для его юного организма. Но я уверен, что он выйдет окрепшим из этих ударов, лишь бы сохранил свое здоровье. Думаю, что он пока останется там. За него больно, его жалко, но опасаться за него пока нет оснований». Бесконечное беспокойство за жену и попытка ее утешить: «Больно мне, что ты одна, проливаешь слёзы, и нет поддержки кругом; больно, что не могу тебе помочь. Не согласен с твоим “фатализмом”. Что все, даже злые поступки людей, в целом, приводят к положительным результатам, это -- мое давнишнее убеждение. Но это -- не “фатум”, а Разум мировой; и наша роль -- не пассивность ожидания, а содействие этому Разуму. Но философию -- в сторону! Верь только в разумность жизни, в правду и не допускай отчаяния, слабости в свою душу... Будь, моя дорогая, спокойна и береги себя. Не придавай значения “свинствам”. Такова эпоха. Помни, что мы -- на грани перелома европейской, даже шире, -- нужно включить и Америку, -- человеческой мысли и жизни. Мировой дух в своем историческом шествии отметет всё ему мешающее и, конечно, всякое “свинство”. И опять -- философия. Не сердись за нее».

Малоярославец был занят немецкой армией 18 октября 1941 г. и освобожден советскими войсками 2 января 1942 г. Подробности жизни Ивана Пименовича в период оккупации нам неизвестны, кроме того, что он работал в открытой немецкими властями газете «Неделя» и выступал с речью на открытии закрытого большевиками храма См.: Ткачук М. Л. Указ. соч. С. 799.. Из города Иван Пименович ушел с немецкими войсками и оказался в Риге, где находилась типография издания «Православный христианин» -- печатного органа «Православной миссии в освобожденных областях России». Четвериков был там ответственным редактором в 1944 г. «Начало его издания было положено в августе 1942 г., спустя год после основания Псковской миссии. В первый год было издано пять номеров журнала, по 30 тыс. экземпляров каждый номер. В 1943 г. число номеров выросло до 14, хотя тираж некоторых с 30 тыс. опустился до 20 тыс. экземпляров. Помимо «Православного христианина», печатались молитвенники (100 тыс. экз.), и накануне 1943 г. вышел Православный календарь на этот год (30 тыс.), имевший большую популярность».

Об издательской деятельности Миссии в советских публикациях писали: «Деятельность православной миссии шла в направлении проведения среди населения оккупированных немецкими войсками районов Ленинградской области широкой антисоветской агитации путем специальных лекций, бесед, выступлений по радио, церковных проповедей, издаваемых антисоветских листовок, воззваний и газеты “Православный христианин”, а также организации с этой целью массовых религиозных торжеств, крестных ходов, освящения храмов, церквей и т. д. Одновременно с проведением антисоветской агитации теми же средствами проводилась широкая агитация по восхвалению фашистской Германии. как “освободительницы” русского народа от большевистского ига» Веверс Я. Я. Православная духовная миссия -- агентура фашистской разведки. Рига,

1973. С. 14.. Или: «Организуя и всемерно поддерживая религиозную диверсию в оккупированных областях, гитлеровцы, конечно же, и не думали удовлетвориться чисто религиозной деятельностью православных церковников, вставших на путь сотрудничества с ними. Захватчиков устраивала только такая религиозная пропаганда, которая имела бы ярко выраженную антисоветскую направленность, воспитывала бы ненависть к советскому строю. Ярким примером такого рода религиозно-антисоветской агитации были писания, публиковавшиеся в ежемесячнике “Православный христианин” с августа 1942 г. В этом издании, ответственным редактором которого был небезызвестный деятель прикрывавшихся церковным флагом белоэмигрантских организаций И. П. Четвериков, религиозная тематика служила только фоном для оголтелой фашистской пропаганды» Балевиц З. Православная Церковь Латвии под сенью свастики (1941-1944). Рига, 1967. С. 41-42..

О чём на самом деле были публикации в «Православном христианине»? Как пишет К. Обозный, материалы здесь были самые разнообразные: поучения святых отцов Церкви, вероучительные статьи, материалы о новых мучениках за веру, «делалась даже попытка разобраться, в чём причина тяжелых испытаний, обрушившихся на Россию, на Русскую Церковь»; в рубрике «Ученые люди и вера в Бога» писали об Ампере и Бисмарке, Песталоцци и Пушкине, Павлове и Лейбнице; печатались произведения классиков русской литературы -- А. Плещеева, А. Майкова, А. Ремизова, Ф. Достоевского. «Главное, что хотели донести издатели “Православного христианина” до своих читателей, это понимание закономерности трагических событий последних 20 лет. Народ православный в своем большинстве, по сути, отвернулся от Бога. Продолжая совершать обряды, соблюдая внешние стороны культа, на деле он всё дальше уходил от «праведных и истинных путей Царя святых» (Откр. 15:3). Только покаяние и оживление духовной жизни могло вернуть его в лоно Церкви».

Иван Пименович стал ответственным редактором «Православного христианина» только в 1944 г., уже в Риге (мы опять ничего не знаем о его жизни и деятельности до этого времени). Архивы сохранили домовую книгу, где указаны даты регистрации Четверикова для проживания в Риге: 26 октября 1943 г. -- 30 мая 1944 г. Где же он был до Риги и куда отправился после?

Из статьи «Чествование Митрополита Экзарха Сергия» в газете «Двинский вестник» «Двинский вестник» -- русская еженедельная газета, выходившая в г. Даугавпилсе (Двинске) для Латгалии в 1942-1944 гг. от 20 октября 1943 г. мы можем получить ответ на первый вопрос. Речь шла о праздновании в честь 10-летнего служения митрополита Сергия (Воскресенского), проходившего в Риге. Автор, перечисляя гостей, пишет: «Прибывший из Смоленска профессор бывшей Киевской академии И. П. Четвериков указал, что в тяжелое для Церкви время, в котором пришлось служить в Советском Союзе юбиляру, 10-летний юбилей может быть воспринимаем как юбилей гораздо более продолжительной деятельности. Темп жизни достиг такой скорости, что десять лет в Сов. России едва ли не равняются пятидесяти годам в России дореволюционной. В дальнейшем профессор И. Четвериков указал, что мы живем во времени исторических битв, долженствующих решить исход борьбы между этими миросозерцаниями: миросозерцанием “снизу”, т. е. материалистическим учением, и миросозерцанием “сверху”, которое, однако, не соответствует общепринятому философскому идеалистическому учению. Это последнее миросозерцание “сверху” является духовно-религиозным пониманием жизни и ее проблем, и поэтому понятно, что теперь Церковь не может остаться в стороне от великих мировых борений. Церковь становится воинствующей, и вождем такой Церкви является владыка митрополит» Чествование Митрополита Экзарха Сергия // Двинский вестник. 1943.20 октября.. Как мы видим, Четвериков приехал из Смоленска.

Работая в Риге главным редактором «Православного христианина», Иван Пименович и сам пишет заметки и статьи. Нам удалось обнаружить некоторые из них. Это «Преподобный Серафим Саровский» -- биографический очерк об известном в православии святом, «для которого смысл жизни человека и истории всего человечества -- “стяжание Духа Святого”». Через рассказ о трудной жизни преподобного Серафима автор стремится внушить читателю терпение и оптимизм: «Внешнее устроение жизни его не привлекало; он весь ушел в таинственную глубину своего сердца, где оно соприкасалось с глубиной Божества и откуда начинается мост к сердцу ближних. И в других он старался, прежде всего, пробудить внимание к “потаенному сердцу человека”» Преподобный Серафим Саровский // Православный христианин. 1944. № 1/2 (18/19).. Статья не подписана, но в домашнем архиве хранятся машинописные страницы этого текста, которые семья получила после смерти Четверикова из Германии.

Статья «О смысле поста» была опубликована в пасхальном номере журнала; автор писал: «Смысл поста, -- прежде всего, в преображении человека, в освобождении его от рабства плоти, в одухотворении тела, в возвращении любви, направленной после грехопадения на удовольствия, от удовлетворения стихийных процессов к цели этих процессов, к преображению мира». Поэтому пост -- никак не уныние и траур, а «весна души нашей», которая «должна быть непрерывным нашим делом, “весна постная” должна постоянно цвести в нашей душе» Проф. И. Ч. О смысле поста // Православный христианин. 1944. № 3/4 (21/21)..

В предисловии к двум рассказам духовного писателя В. Н. Никифорова-Волгина (1900-1941), репрессированного и расстрелянного в Кирове, мы видим Четверикова-филолога. Приведем большую цитату, т. к. это единственный известный нам образец литературоведческого текста «зрелого» Ивана Пименовича: «В освобожденных от большевизма странах остро стал вопрос о советском языке: является ли он дальнейшим развитием русского языка или его упадком? Под влиянием советских газет и книг, митинговых речей в народный язык проникали целые массы новых слов и оборотов. Обогащение ли это народной речи или затемнение чувства родного языка? Некоторые говорят, что все эти новые слова и обороты “выстраданы” народом, что он никогда не откажется от них, а обязанность интеллигенции -- их хранить.

Здесь смешиваются два вида новых слов: 1) слова, действительно в муках рожденные народом, и 2) слова жаргонной, частью кружковой, частью интернациональной речи. Первая группа слов незначительна, и не она характеризует так называемый “советский язык”. Последний организовался из жаргонной речи. Проф. Селищев (Московский университет) в конце 20-х годов текущего столетия выпустил капитальную работу “Язык революции”, в которой собрал и классифицировал все новые, “революционные” слова и обороты. Для каждой группы он установил источник их происхождения, а именно -- жаргоны: семинарский, тюремный, “юго-западной России”, проще -- еврейский и т. п. Это -- вовсе не языковое творчество, а заимствования, совершенно не соответствующие духу русского языка ни по словообразованию, ни по ударению, ни по смыслу.

Русский язык загрязнялся еще и до революции, особенно грязными терминами русской ругани. Возрождение России предполагает и возрождение русского языка. А для этого необходимо вернуться к старорусскому языку, языку Пушкина и его преемников в литературе. Но не для того, чтобы остановиться на нём, а чтобы устранить все языковые наслоения, как результат начавшегося разложения русской души, завершившегося большевизмом, чтобы возродить в народе чувство русского языка и чтобы пробудить действительное народное творчество.

Еще Пушкин отметил, что “язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство перед всеми европейскими; судьба его была счастливейшая”, он питался от трех источников -- древнегреческого, церковно-книжного и простонародного... Особенно необходимо подчеркнуть: “книжно-славянский язык”, в годы советчины изгнанный из школы не только средней, но даже и высшей и нами теперь забытый» И. Ч. Из книги В. Никифорова-Волгина «Земля-именинница». Предисловие // Православный христианин. 1944. № 5 (22).. Это предисловие предваряет рассказы Никифорова-Волгина, ярко иллюстрирующие красоту церковнославянского языка.

И еще одна статья Четверикова, обнаруженная в журнале «Православный христианин». Она написана на трагическую смерть митрополита Виленского и Литовского Сергия (Воскресенского, 1897-1944), бывшего с 24 февраля 1941 г. Патриаршим экзархом Прибалтики (в юрисдикции Московской Патриархии). Он был убит 29 апреля 1944 г., 4 мая его отпевали в кафедральном соборе Рождества Христова в Риге, и вскоре вышел номер журнала со статьей «Вечная память». Иван Пименович пишет об экзархе как о трагической личности, в чьем сердце «боролись две могучие силы: жизненная мощь и устремленность в мир красоты, в Царство Христа-Солнца», и чья «житейская внутренняя трагическая борьба завершилась окончательной победой духа, а любовь до смерти победила смерть».