Воля к жизни и культура: модели взаимодействия

1

Размещено на http://www.allbest.ru/

ВОЛЯ К ЖИЗНИ И КУЛЬТУРА: МОДЕЛИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

Специальность 24.00.01 - Теория и история культуры

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени

доктора философских наук

Трунев Сергей Игоревич

Саратов 2010

Диссертация выполнена в ГОУ ВПО «Саратовский государственный технический университет»

Научный консультант - доктор философских наук, профессор Волошинов Александр Викторович

Официальные оппоненты - Заслуженный деятель науки РФ, доктор философских наук, профессор Воронина Наталья Ивановна

- доктор философских наук, профессор Орлова Надежда Хаджимерзановна

- доктор философских наук, профессор Михель Дмитрий Викторович

Ведущая организация - Уральский государственный университет им. А.М. Горького

Защита состоится 23 ноября в 13.00 часов 2010 года на заседании диссертационного совета ДМ 212.242.12 при ГОУ ВПО «Саратовский государственный технический университет» по адресу: 410054, Саратов, ул. Политехническая, 77, Саратовский государственный технический университет, корп. 1, ауд. 319.

С диссертацией можно ознакомиться в научно-технической библиотеке ГОУ ВПО «Саратовский государственный технический университет»

Автореферат размещен на сайте ВАК « » 2010 г., разослан « » 2010 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета Ососкова Н.М.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования:

Существенные изменения, претерпеваемые мировой культурой, начиная со второй половины ХХ века, продолжают привлекать внимание исследователей, в центре внимания которых по настоящее время находятся процессы культурной глобализации, информатизации, перехода общества к постисторическому состоянию и т.п. Так, в начале ХХI века в рамках философских и культурологических исследований культуры были продолжены магистральные направления, в общих чертах оформившиеся во второй половине ХХ века. Одной из принципиальных отличительных характеристик этих исследований является, на наш взгляд, их тяготение к рассмотрению любого феномена культуры через призму двух взаимосвязанных теоретических концептов: пространства и человека.

Актуализации интереса исследователей к проблеме пространственной укорененности культуры способствовало развитие так называемого «сетевого общества», описанного такими классиками современной гуманитарной мысли, как З. Бауман, М. Кастельс, Дж. Урри и др. Очередной антропологический поворот, в свою очередь, явился следствием формирования - сначала на Западе, а спустя буквально несколько десятилетий и в России - общества потребления, радикальным образом трансформировавшего как повседневные социокультурные практики, так и образ современного человека в целом. В частности, радикальным изменениям подверглись ценностные ориентации «обывателя», принявшие ярко выраженный гедонистически-потребительский характер, а также вся система его отношений с самим собой, другими и миром в целом, в рамках которой абсолютно доминирующими оказались его («обывателя») потребности и интересы. Указанные изменения позволяют сделать вывод о том, что существенной характеристикой современной культуры (в наибольшей степени западной) становится ее способность быстрого и качественного обслуживания интересов конкретного субъекта, в контексте данного исследования определяемого в качестве индивидуального существования, индивидуальной воли к жизни. Это, в свою очередь, позволяет сделать предположение о том, что именно рассмотрение современной культуры в ее взаимодействии с индивидуальной волей к жизни может оказаться крайне перспективным и плодотворным исследовательским подходом.

При подобных условиях возможны два ракурса рассмотрения взаимодействия воли к жизни и культуры, во-первых, как взаимодействие ценностей, навязываемых обществом потребления, с традиционными (во многом унаследованными от западноевропейского Просвещения) российскими и западными ценностями, взаимодействие, принимающее подчас драматический характер. Во-вторых, как не менее драматичная экспансия воли к жизни во все сферы человеческого бытия (например, в науку, искусство, целый ряд повседневных практик), уже к настоящему времени до определенной степени трансформировавшая их. Возможно, в результате исследования удастся обнаружить социальные и культурные ресурсы противостояния произволу индивидуального над всеобщим.

Большинство россиян еще помнит, как в недалеком прошлом государство стремилось всецело подчинить индивидуальное всеобщему, потребности индивида потребностями общества. Из этого подчинения рождались передовая наука, высокое искусство и высокие идеалы нравственности. Однако не следует забывать и о том, что все достижения советской культуры стали возможными благодаря репрессивному воздействию государства и соответствующей ему идеологии, благодаря подавлению уникального, идеализации реального, уничтожению радикально инакового.

Исходя из данного положения, логично предположить, что культура в целом развивается по циклической траектории, крайними состояниями которой являются, в первом случае, произвол индивидуального существования (субъекта) и анархия, во втором - произвол всеобщего (культуры) и тоталитаризм. Логика данного предположения базируется на том, что культура далеко не во все исторические периоды гибко отвечает на запросы индивидуального существования. Противоположным ее состоянием представляется достаточно жесткая «формовка» (в терминах Е. Добренко) индивидуального, тотальное подчинение его всеобщему, надличностному, идеальному. Наличие противоположных состояний взаимодействия воли к жизни и культуры, таким образом, открывает возможность для построения идеальных моделей данного взаимодействия и, соответственно, позволяет нам по-новому репрезентировать процессы культурного развития.

Степень научной разработанности проблемы невозможно однозначно оценить. Как таковое взаимодействие воли к жизни и культуры в современной философской литературе не анализируется. Однако отдельные аспекты данного взаимодействия находят свое отражение в творчестве как отечественных, так и зарубежных философов, культурологов, социологов, искусствоведов.

Формирование авторского определения воли к жизни стало возможным благодаря проведению компаративистского анализа дефиниций понятия воли к жизни, изложенных в трудах основных представителей философии жизни (А. Бергсона, В. Дильтея, Г. Зиммеля, Ф. Ницше, А. Швейцера, А. Шопенгауэра), а также мыслителей, концептуально близких к волюнтаризму и философии жизни (Г. Гегеля, И. Гердера, К. Лоренца, Г. Маркузе, З. Фрейда, Э. Фромма, Н. Чернышевского, Ф. Шеллинга, О. Шпенглера). Что касается современных зарубежных исследований философии жизни, то, несмотря на огромное количество сносок в Интернете, работ, посвященных анализу данного философского направления, практически нет. Более того, сам термин «философия жизни» («philosophy of life») трактуется, скорее, как «жизненная философия» и/или «философия ежедневной жизни», вследствие чего включающие его тексты представляют собой описания индивидуальных выигрышных жизненных стратегий в стиле Д. Карнеги или Дж. Кришнамурти.

Специфику аксиологической оценки феномена воли к жизни во многом определили работы отечественных и зарубежных критиков (Н. Бердяева, Э. Канетти, Г. Риккерта, Вл. Соловьева, Ф. Степуна, Е. Трубецкова, Й. Хейзинга). Наиболее полезными для автора диссертации оказались идеи Г. Риккерта, осуществившего критику философии жизни с неокантианских позиций. Провести концептуальный анализ фигуры традиционного (патриархального, тоталитарного) властителя автору помогли работы В. Жириновского, Э. Канетти, А. Кожева, А. Комт-Спонвилля, Платона. При ретроспективном анализе искусства использовались идеи, почерпнутые из работ И. Винкельмана, Г. Гегеля, И. Гете, А. Лосева, Б. Лукьянова. При освещении ряда антропологических аспектов культуры использовались работы Ф. Арьеса, К. Богданова, Ж. Бодрийяра, С. Гурина, Р. Жирара, К. Лоренца, Д. Михеля, А. Секацкого, Ю. Шичаниной.

Исследованию современной (постмодернистской, общества потребления) отечественной и западной культуры посвящены использованные автором диссертации работы Ж. Бодрийяра, В. Кутырева, Б. Латура, А. Левинсона, Ж.-Ф. Лиотара, А. Секацкого, Ю. Хабермаса, А. Цветкова, Т. Чередниченко. Теории постиндустриального (сетевого) общества представлены работами З. Баумана, П. Вирилио, М. Кастельса, Дж. Урри, Ф. Фукуямы. Благодаря наличию ярко выраженного критического момента, для диссертационного исследования в наибольшей степени оказались полезны идеи Ж. Бодрийяра, З. Баумана, В. Кутырева, А. Цветкова. Богатым источником концептуального и эмпирического материала оказалось исследование Т. Чередниченко «Россия 1990-х в слоганах, рейтингах, имиджах». Авторское исследование постепенных трансформаций научного знания опирается на работы Ж. Делеза, П. Бурдье, А. Бергсона, В. Визгина, П. Вирилио, В. Ильина, К. Лоренца, К. Маркса, Э. Маха, А. Назаретяна, Ю. Хабермаса, М. Хайдеггера, Ф. Энгельса. Феномен современной власти как власти, с одной стороны, экстерриториальной (власти элит) и, с другой, укорененной в культуре и ландшафте (власти пространства), рельефно репрезентируется в трудах З. Баумана, М. Кастельса, Дж. Скотта, А. Флиера, М. Фуко.

Аксиологические аспекты отечественной и зарубежной культуры стали доступны для исследования, благодаря работам Дж. Агамбена, Ж. Бодрийяра, А. Камю, В. Кутырева, Х. Ортега-и-Гассета, Ж.-П. Сартра, А. Секацкого, В. Степина, Й. Хейзинга, А. Цветкова, А. Швейцера.

Культурное своеобразие советской России и нацистской Германии составляет предмет исследований Х. Арендт, Р. Арона, К. Богданова, В. Волкова, П. Вуда, И. Голомштока, Б. Гройса, Х. Гюнтера, Е. Добренко, И. Есаулова, Э. Канетти, Г. Карлтона, Г. Карповой, К. Кларк, В. Михайлина, В. Паперного, Б. Парамонова, А. Реймона, Б. Розенталя, А. Романенко, П. Романова, М. Рыклина, Ф. Серса, В. Хазановой, М. Шубина, М. Эпштейна, Е. Ярской-Смирновой. При этом следует отметить, что сфера внимания части исследователей сосредотачивается на анализе феноменов тоталитаризма и демократии как таковых, что в меньшей степени интересовало автора, использовавшего в своей работе данные понятия лишь в качестве условных обозначений разработанных им моделей культуры. Другая часть исследователей подвергают подробному анализу специфику тоталитарного искусства и архитектуры, что также интересовало автора диссертации лишь до некоторой степени. Исключение представляют работы К. Богданова, В. Михайлина и М. Эпштейна, содержащие исследование различных аспектов советской повседневности, а также работа известного саратовского филолога А. Романенко, посвященная анализу тоталитарной риторики. Исключительно ценным для анализа советской социальной политики оказался сборник «Советская социальная политика 1920-1930-х годов: идеология и повседневность» под редакцией П. Романова и Е. Ярской-Смирновой. Список источников содержит не только монографические исследования и коллективные сборники статей, но также широкий спектр философско-культурологической периодики, включающей журналы: «Вопросы философии», «Логос», «Неприкосновенный запас», «Обсерватория культуры», «Социально-гуманитарные знания», «Социологический журнал», «Философия и общество».

Феномен современного (постмодернистского) искусства анализируется в трудах Ж. Бодрийяра, Р. Барта, Ж. Ваттимо, Р. Голдберга, Б. Гройса, С. Гундлаха, К. Давида, Е. Деготь, В. Ермаковой, А. Ерофеева, И.П. Ильина, И. Кабакова, Г. Кизевальтера, М. Кравцовой, К. Крылова, В. Курицына, А. Лошак, А. Люсова, Н. Маньковской, Л. Невлера, М. Оганьяна, Б. Парамонова, А. Рондарева, М. Рыклина, А. Секацкого, Д. Смирновой, Е. Стрелкова, А. Цветкова, Д. Швидковского, М. Эпштейна. В большинстве своем данные работы стали доступны благодаря периодическим изданиям, среди которых наиболее информативными для репрезентации визуального искусства представляются «Артхроника», «Декоративное искусство», «Новый мир искусства», в то время, как литературный процесс охватывается журналами и альманахами «Воздух», «Волга», «Вопросы литературы», «Знамя», «Иностранная литература», «Новое литературное обозрение», «Новый мир», «Октябрь». Некоторые аспекты культуры общества потребления стали доступны благодаря анализу текстуального и визуального материала русскоязычных версий таких «глянцевых» журналов, как: «Cosmopolitan», «Harper's Bazaar», «LґOfficiel», «ОМ», «VOGUE». В качестве эмпирического материала автор привлекал также ряд произведений художественной литературы и публицистики, принадлежащих таким отечественным и зарубежным авторам, как: Д. Асламова, В. Белков, С. Боровиков, Л. Брежнев, Г. Гессе, Б. Голдман, Л. Гурский, О. Дарк, А. Колобродов, Э. Лимонов, В. Маяковский, Н. Медведева, И. Мосашвили, А. Сергеев, Б. Фаликов, А. Цветков, С. Чиковани. В этом же качестве использовались фотографические проекты Е. Рождественской из журнала «Караван историй» за период с 2001 по 2009 годы.

Объектом исследования является жизнь как основание культурного развития.

Предметом исследования являются модели взаимодействия воли к жизни и культуры в ХХ- начале ХХI веков.

Цель работы: выявление специфики взаимодействия воли к жизни и культуры в период ХХ - начала ХХI веков. При этом основное внимание будет сфокусировано на анализе процессов развития отечественной культуры, однако при раскрытии ряда тем автор будет с необходимостью обращаться к анализу закономерностей развития западной культуры.

Заявленная цель исследования предполагает последовательное решение ряда задач, в совокупности определяющих специфику структуры исследования:

на основании анализа текстов представителей философии жизни выявить содержание понятия воли к жизни, сформулировать рабочую дефиницию понятия воли к жизни;

определить концептуальное соотношение понятий воли к жизни и воли к власти;

выявить основные способы взаимодействия воли к жизни и культуры;

сформулировать теоретические модели взаимодействия воли к жизни и культуры;

концептуально описать динамику циклической смены данных моделей;

определить специфику влияния феномена воли к жизни на науку, этику и эстетику ХХ - начала ХХI веков;

выявить место воли к жизни в структуре повседневности человека ХХ- начала ХХI веков.

Основная гипотеза исследования: детерминированная волей к жизни динамика развития культуры имеет отчетливый циклический характер.

Теоретические и методологические основы исследования. Теоретический фундамент исследования составили работы основных представителей философии жизни (А. Бергсона, В. Дильтея, Г. Зиммеля, Ф. Ницше, А. Швейцера, А. Шопенгауэра), а также мыслителей, концептуально близких к волюнтаризму и философии жизни (Г. Гегеля, И. Гердера, К. Лоренца, Г. Маркузе, З. Фрейда, Э. Фромма, Н. Чернышевского, Ф. Шеллинга, О. Шпенглера). Осмысление проблемных аспектов философии жизни стало возможным благодаря трудам отечественных и зарубежных критиков (Н. Бердяева, Э. Канетти, Г. Риккерта, Вл. Соловьева, Ф. Степуна, Е. Трубецкова, Й. Хейзинга).

Одной из основных методологических предпосылок данного исследования является непринятие автором бессубъектных объяснений развития общества и культуры (синергетика). Сущность методологической позиции автора достаточно полно представляет следующее высказывание: «Предпосылки, с которых мы начинаем, - не произвольны, они - не догматы; это - действительные предпосылки, от которых можно отвлечься только в воображении. Это - действительные индивиды, их деятельность и материальные условия их жизни, как находимые ими уже готовыми, так и созданные их собственной деятельностью» Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. М., 1934. С. 10.. Добавим лишь, что, с точки зрения автора, деятельность индивидов в конечном счете направляется волей к жизни, которая в зависимости от конкретной культуры может обретать различные формы и реализоваться, соответственно, в различных видах интеллектуальной, художественной и материально-практической деятельности. Именно поэтому при анализе культурной динамики были использованы идеи К. Маркса и П. Бурдье. Идеи, изложенные в «Философии права» и «Эстетике» Г.В.Ф. Гегеля, а также эстетическая концепция Н.Г. Чернышевского оказались полезными при анализе как современной культуры в целом, так и специфики соответствующего ей искусства. В этом же аспекте автор использовал интенции, заложенные в работах С. Лишаева. Репрезентировать собственно циклические изменения культуры автору помогли концепции В. Паперного и В. Михайлина.

Необходимость, с одной стороны, проведения анализа взаимодействия воли к жизни и культуры и, с другой, формирования двух моделей данного взаимодействия определила использование как синхронных (системно-структурный, компаративистский), так и диахронных (сравнительно-исторический) методов исследования. Так, использование элементов системно-структурного анализа позволило выстроить идеальные модели взаимодействия воли к жизни и культуры, периодические смены которых составляют саму ткань культурного развития.

Научная новизна исследования.

В итоге разработки темы исследования диссертантом получены следующие результаты: воля жизнь культура власть

сформулирована авторская дефиниция воли к жизни, позволяющая проследить данный феномен в качестве базового онтологического основания культуры;

выявлена специфика взаимоотношения понятий воли к жизни и воли к власти: воля к жизни трансформируется в волю к власти при взаимодействии индивидуального существования с пространством; определены основные способы взаимодействия воли к жизни и культуры: с одной стороны, культура является объективацией воли к жизни и, с другой, она оказывает репрессивное воздействие на жизнь;

разработаны авторские модели взаимодействия воли к жизни и культуры, первая из которых представляет культуру в качестве надындивидуального ограничивающего и формирующего принципа, а вторая - в качестве инструмента, обеспечивающего удовлетворение потребностей и интересов воли к жизни;

описана динамика смены указанных моделей, обусловливающая циклическое развитие общества и культуры, производная от циркуляции различного уровня элит и характера политической власти;

впервые отчетливо определена специфика влияния воли к жизни на науку, этику и эстетику ХХ - начала ХХI веков; данное влияние повлекло за собой: распространение экологического знания, формирование «технонауки», доминирование ценности жизни и существенные трансформации эстетического объекта;

впервые отчетливо выявлено место воли к жизни в структуре повседневности человека ХХ- начала ХХI веков: фактически, воля к жизни является основанием большей части видов повседневной деятельности современного человека.

Теоретическая и практическая значимость работы.

Результаты диссертационного исследования имеют теоретическое и практическое значение для разработки теоретических репрезентаций отдельных культурных феноменов, понимания механизмов (как локальных, так и глобальных) периодических социальных и культурных трансформаций, формирования культурных проектов и программ, направленных на сохранение культурного наследия, а также на корректировку аксиологических оснований современного общества. Идея циклического развития российской культуры позволяет прогнозировать очередные политические и общественные колебания, более гибко и эффективно выстраивая социальную, образовательную и культурную политику.

Основные положения и выводы, сформулированные в диссертационной работе, могут быть использованы при разработке курсов по теории, истории, социологии и философии культуры, а также культурологии и истории искусства для студентов, магистрантов, сотрудников и преподавателей социально-гуманитарных специальностей, а также работников организаций и учреждений культуры.

На защиту выносятся положения:

Авторская дефиниция понятия воли к жизни: воля к жизни - это надындивидуальный биологический импульс, основными функциями которого являются формирование объекта и обеспечение его приспособляемости к среде обитания. Сформированный волей к жизни объект есть индивидуальное биологическое существование. В рамках индивидуального биологического существования воля к жизни проявляется в двух взаимосвязанных аспектах: негативный аспект составляет стремление всякого живого существа избежать страданий и смерти; позитивный аспект составляет стремление всякого живого существа к достижению и, по возможности, продлению удовольствия и счастья. По отношению к другим живым существам воля к жизни проявляется как борьба за обеспечение собственного существования необходимыми ресурсами. Основными ресурсами представляются, с одной стороны, пространство и вещи и, с другой, собственное тело субъекта, а также тела других живых существ. По отношению к культуре воля к жизни также проявляется в двух аспектах: во-первых, как движущая сила формирования ряда феноменов материальной и духовной культуры и, во-вторых, как объект ограничивающего, запрещающего и направляющего воздействия со стороны культуры.

Воля к жизни вызывает соперничество между индивидами, обусловленное: а) необходимостью физического выживания и б) нацеленностью на получение дополнительных видов удовольствия. Достижение указанных целей осуществляется индивидуальной волей к жизни за счет реализации: а) стремления к обладанию пространством, б) стремления к обладанию помещенными в пространство вещами, в) стремления к самообладанию и г) стремления к обладанию другими существами. Власть над пространством имеет целью превращение как можно более обширных фрагментов физического ландшафта в пространство контроля. С другой стороны, удовольствие от обладания пространством имеет основание в радости самообладания, т.е. обладания самим собой, воплощенным во внешнем объекте. Стремление субъекта к власти над вещами, собственным телом и телами других субъектов также коренится, с одной стороны, в стремлении индивидуального существования к тотальному контролю и, с другой, в его стремлении к нарциссическому наслаждению от созерцания себя во внешнем объекте. Таким образом, контроль над пространством, вещами, собой и другими обеспечивает выживание (безопасность и доминирование) и расширение спектра получаемых индивидуальным существованием удовольствий.

Степень культурной обработанности исходного жизненного материала позволяет разделить историю любой страны на совокупность сменяющих друг друга периодов стабильности и нестабильности, в целом совпадающих с периодами сакрализации и десакрализации политической власти данной страны. Периоды стабильности характеризуются жесткой политической властью и относительно устойчивой социальной структурой, предполагающей минимальную социальную мобильность. При этом власть репрезентируется (в официальном дискурсе) и воспринимается обществом в качестве сакрального института, а официальная идеология принимается большинством как система догм. В культуре данного периода господствует уверенность в истинности имеющейся совокупности знаний (научной картины мира), на основе которых выстраивается система идеологической, т.е. педагогической (политической, морально-нравственной) и эстетической («стилистической») обработки реальности, а также включенного в нее человека. В рамках данной модели культура противостоит воле к жизни.

Культура периодов нестабильности характеризуется множественностью научных репрезентаций реальности, ни одна из которых не признается абсолютно истинной. Наука обретает инструменталистский характер. Релятивизация научного знания и неспособность политиков выражать свою волю от имени реальности приводят к тому, что они трансформируются в демократических лидеров, фокусирующих волю определенных социальных групп. Вслед за разрушением устойчивой системы представлений о реальности релятивизации подвергаются этические и эстетические ценности. Релятивизация этических ценностей приводит к доминированию ценности жизни, т.е. индивидуального существования, по причине чего педагогическое воздействие на индивида затрудняется и формируется минимально обработанный культурой человек. Релятивизация эстетических ценностей имеет следствием как изменение в понимании эстетического объекта, так и искусства в целом (которое становится совокупностью стратегий обладания следами индивидуальной жизни, историей, пространством). В науке формируется ситуация методологического анархизма, в политике и педагогике - идеологической конкуренции, в искусстве - конкуренции эстетических программ и концепций. В рамках данной модели культура служит интересам воли к жизни и средством самоутверждения индивидуального существования в обществе.

Одной из наиболее существенных причин тотальной экологизации является углубление кризисного состояния ценностных основ мировой культуры, производное, с одной стороны, от ослабления влияния мировых религий (прежде всего, христианства) и, с другой, от признания ценности жизни (выживания) в качестве доминирующей. Доминирование ценности жизни привело к появлению систематических экологических исследований, призванных, насколько возможно, продлить существование человечества. Если принять институциональный подход к понятию власти, экология оказывается совокупностью идеологически обусловленных представлений о качестве окружающей среды и системой мероприятий по обеспечению требуемого уровня качества. Если придерживаться фукольдианской концепции власти-знания, то экология представляется системой научного знания, обусловливающей тотальный контроль над пространством и помещенными в него объектами. Основным объектом контроля являются отходы. Применяемые по отношению к отходам основные стратегии эковласти следует разделить на позитивные и негативные. К позитивным стратегиям относятся: 1) возвращение в производство (инкупирация), подразделяемое на производство предметов быта и производство продуктов питания и 2) выставление (экспозиция, выставление на показ); к негативным - 1) предание земле (ингумация), 2) предание огню (кремация). По отношению к некоторым видам отходов используются также дополнительные негативные стратегии забвения и умолчания. Наиболее интересной стратегией борьбы с отходами следует признать экспозицию, поскольку именно выставление отходов в пространстве современных художественных музеев является беспрецедентным в истории визуального искусства феноменом.

В истории науки мы наблюдаем несколько способов ее организации: 1) Классическая (реалистская) наука, основной целью которой представляется формирование всеобъемлющей картины мира, способной служить мировоззренческим и ценностным основанием, как для конкретного общества, так и для его отдельного представителя. Данная наука характерна для периодов стабильности и, как правило, парадигмально организована, т.е. базируется на некоем ядре теорий, признаваемых абсолютно истинными научным сообществом конкретного государства. В рамках реалистской науки ученый «раскручивает» свое имя, с одной стороны, посредством изыскания дополнительных подтверждающих господствующую парадигму аргументов и, с другой, посредством критики типов науки, базирующихся на иных парадигмальных основаниях. 2) Переходным этапом является неклассическая наука, совмещающая в себе методологические принципы реализма и инструментализма. 3) Наука конца ХХ- начала XXI века («технонаука», «неонеклассическая наука», «постнеклассическая наука») является, с одной стороны, следствием развития ряда инструменталистских концепций науки и, с другой, результатом формирования и популяризации системы экологического знания. Понимаемая в качестве предприятия, обслуживающего интересы коллективной воли к жизни, технонаука есть эффективный инструмент приспособления человека как биологического вида к изменяющимся условиям окружающей среды и контроля над их изменениями. Осмысливаемая в контексте индивидуальной воли к жизни, она есть: 1) способ обретения символического и материального капитала за счет формирования теорий с высокой рыночной стоимостью, т.е. актуальных и скандальных теорий и 2) способ приращения виртуальных пространств мысли с последующей их реструктуризацией.

Понимание жизни как героического подвига служения обществу, партии и государству, в своих наивысших формах предполагающего полное самоотречение и самоотдачу (т.е. отречение от собственной «частной» жизни и отдание ее служению), характерно для периодов общественной и культурной стабилизации. Жизнь здесь ценна ровно настолько, насколько ее индивидуальность преодолена всеобщими интересами и требованиями (трудового коллектива, общества, государства). Кульминационным завершением подвига служения, подводящим итог и придающим ценность индивидуальной человеческой жизни, оказывается героическая смерть. Признание в качестве доминирующей ценности индивидуального существования имеет не только позитивные, но также и негативные последствия. Во-первых, ценность выживания придает всем остальным ценностям аксиологической системы служебный характер. Необратимо обесцениваются ценности старости и смерти. Пожилые и мертвые оказываются группами, фактически вытесненными за пределы социального пространства. Во-вторых, данная ценность, будучи по своей сути противоречивой, продуцирует как минимум две проблемы, значимых в контексте повседневных практик: а) проблему ограничения индивидуальной воли к жизни при ее взаимодействии с другими волями; б) проблему соблюдения баланса между потребительски трактуемой полнотой жизни, т.е. получением максимума удовольствий, и стремлением к увеличению продолжительности жизни. В-третьих, вокруг нее формируются идеалы современных религиозных и полурелигиозных учений, часть которых имеет ярко выраженный деструктивный характер. В-четвертых, ценность выживания отражается в массовой культуре, в ряде случаев продуцирующей привлекательные образы героев, деятельность которых направлена на разрушение и присвоение.

Непосредственное влияние философии жизни на сферу искусства произвело революционные изменения: если классическая эстетика представляла произведение искусства как индивидуальный образ, выражающий эстетический идеал, неклассическая эстетика стала усматривать его в индивидуальном образе, несущем на себе следы индивидуальной воли к жизни. Классический эстетический объект был заменен в некоторых видах искусства (живопись, пластика, литература) объектом-следом. Периодическое появление объектов-следов в той или иной мере характерно для периодов нестабильности, когда индивидуальное становится самоценным. Результатом стабилизации общества и его культуры представляется в этой связи формирование устойчивой системы ценностей, норм и идеалов, а также возвращение искусства к классическому эстетическому объекту, в образной форме утверждающему новую «правду жизни». В периоды стабильности автор, способный создавать идеологически корректные произведения искусства, чувствует себя вполне комфортно, поскольку «система» в обмен на демонстративную лояльность обеспечивает его всеми необходимыми для жизнедеятельности ресурсами. Это означает, что для обеспечения собственной жизни автору необходимо стать частью «системы» и проводником утверждаемых ею норм и ценностей. Немаловажным фактором видится овладение автором совокупностью способов обработки реальности - художественным стилем. Семантическая ясность является неотъемлемым качеством классического (тоталитарного) искусства. Чтобы понять авторский замысел, потребитель не должен совершать излишних интеллектуальных усилий: правильные ориентиры, направляющие его понимание в нужное русло, как правило, заложены в произведении. Герменевтика, согласно которой текст (в широком смысле: как визуальное или аудиальное сообщение) сводим к авторскому замыслу, в данном контексте оказывается способом восприятия текста, характерным для периодов культурной стабильности и их крайней формы - тоталитаризма. Находясь в жесткой системе идеологических и культурных доминант, потребитель должен лишь правильно понять замысел, разделить авторское видение сюжета и/или персонажа и, в конечном итоге, внести необходимые коррективы в собственное существование. Истинным результатом потребления подобного произведения является, таким образом, сам потребитель, подчинивший собственную индивидуальность системе транслированных автором норм и ценностей.

Постмодернистская концепция смерти автора, декларирующая освобождение искусства от авторской воли и утверждающая освобождение потребителя от навязываемой автором системы прочтения, в реальных художественных практиках оборачивается вненаходимостью самого автора, обеспечивающей как стагнацию критики, так и возможность тотальной манипуляции культурным материалом и потребителем. Процесс перманентной смены художественных элит, характерный для искусства постмодерна, предполагает изменение характера художественной деятельности, разделяемой на два последовательных этапа: 1) террористическая деятельность художника, направленная на деструктурирование пространства искусства, и 2) реструктурирование пространства искусства с целью превращения его в контролируемое пространство перфоманса. В этом аспекте произведения авангардного искусства всегда есть лишь материальные воплощения авторской воли к жизни, которая в данном случае теснейшим образом смыкается с волей к власти.

Выделенные вслед за Г.В.Ф. Гегелем способы вступления в собственность имеют свою специфику, если объектом присвоения является пространство. Применение в отношении последнего конкретных стратегий обладания имеет целью, во-первых, его трансформацию в пространство контроля и, во-вторых, его превращение в объект, отражающий индивидуальность собственника (представляющий собой внешнее выражение его воли к жизни). Вне зависимости от того, является ли собственник индивидуальным или коллективным, процесс смены властителей определенного ландшафта происходит, как правило, по одной и той же схеме: на первом этапе претендующая на власть группа применяет в отношении пространства стратегии, направленные на его деструктурирование, на стирание знаков принадлежности данного пространства предшествующей группе собственников; второй этап знаменуется применением стратегий, направленных на структурирование пространства и нанесение знаков, указывающих на его принадлежность новому собственнику.

В тоталитарных культурах подлинным собственником тела является высшая политическая власть, применяющая стратегии формирования и означивания в своих интересах. Равно как и в классической эстетике, индивидуальное тело здесь с необходимостью преодолевается (формируется) идеалом. Идеальным в полной мере представляется тело вождя, соединяющее в себе высшую индивидуальность и божественную креативность. Лучшими образцами воздействия тоталитарных телесно ориентированных практик, могут быть признаны тела спортсменов и солдат. Стратегии означивания в тоталитарных культурах также инициируются высшей властью. Означивание здесь есть инструмент поощрения или наказания за действительные или подразумеваемые поступки. Означивание как инструмент поощрения включает в себя систему почетных званий, знаменующих достижение спортивных, военных и (вос -) производственных успехов, добавляемых к имени. Означивание как инструмент наказания включает в себя совокупность общественно порицаемых характеристик, добавляемых к имени или заменяющих имя номеров (порядковый номер, номер статьи). В противоположность тоталитарным, тела общества потребления совершают действия лишь для получения очередного продукта или услуги, после чего застывают в нарциссическом любовании собственным совершенством. Стратегии формирования тела, помимо собственно власти, дают субъекту возможность приблизиться к идеальному, т.е. вечно юному, телу, основными характеристиками которого являются отсутствие следов опыта, времени и смерти, а также сексуальность, проявляющаяся в избытке жизненных сил. Здесь воля к жизни приходит в противоречие с самой собой, поскольку для того, чтобы существовать в идеальном теле, она должна перейти в свою противоположность, т.е. умереть. Стратегии означивания и превращения в знак, помимо власти над собственным телом дают субъекту возможность насладиться им (телом) как чем-то внешним, манипулируя им и вписанной в него историей. Все телесно ориентированные практики восходят к описанным Г.В.Ф. Гегелем основным видам вступления в собственность и фактически идентичны стратегиям, применяемым индивидуальным существованием по отношению к физическому ландшафту и находящимся в нем объектам.

Агрессивные виды спорта являются ответом воли к жизни на дисциплинирующее воздействие урбанистического пространства, конкретно - на его дисциплинирующие грани: ограды, бордюры, лестницы и т.п. Техники паркура, как и виды спорта, в основе которых лежит скольжение, дают субъекту возможность ощутить состояние свободы, существенно расширив спектр направляющих уличное движение русел. В этой связи указанные виды спорта представляются своеобразными способами освоения и/или присвоения отчужденного от рядового гражданина городского пространства. Посредством агрессивных видов спорта субъект демонстрирует способность как к самообладанию (собственным телом и собственной жизнью), так и к управлению обстоятельствами собственной жизни, т.е. своей индивидуальной судьбой. Ощущение власти над присвоенным пространством является также искомым и наиболее интенсивным переживанием туриста-любителя. В этом аспекте туризм дает возможность временного приобщения к элитарному способу существования всем, кто в силу финансовых и/или иных обстоятельств не имеет шанса постоянно пребывать в подобном подвижном состоянии. Привлекательность данного способа существования состоит в том, что, будучи экстерриториальным, т.е. находясь вне своей родной территории, субъект становится свободным от любых обязанностей и обязательств. Туристические стратегии обладания ландшафтом по мере убывания материального элемента следует разделять на: а) нанесение маркировки (царапины, краски) на реальный объект ландшафта; б) присвоение рукотворного сувенира; в) фотографическое означивание объекта. Фотографическое означивание «себя на фоне» объекта вызывает удовольствие двойного обладания, т.е. одновременного господства автора снимка над его собственным телом и освоенным объектом.

В периоды стабильности биография имеет форму истории статусного, нормативного персонажа, жизнь которого фактически сливается с его профессионально-классовыми обязанностями и событиями «большой», надличностной истории. В периоды нестабильности биография принимает форму автобиографии или «малой истории», выполняющих функции автосакрализации и позволяющих автору выдвинуть самого себя в качестве социальной нормы. Включая индивидуальную историю в историю коллектива, периоды стабильности утверждают идею власти всеобщего над индивидуальным; отдавая индивидуальную историю на произвол субъекта, периоды нестабильности утверждают идею самообладания, как обладания субъектом следами его собственной жизни. Фальсификация истории посредством слова и фотографического изображения, ближайшим следствием чего оказывается сакрализация изображаемого, позволяет последнему укорениться в истории и, соответственно, увеличить собственный символический капитал.

По отношению к мертвым телам цивилизация использует стратегии, идентичные уже рассмотренным, т.е. позитивные: 1) возвращение в производство (инкупирацию), подразделяемое на производство предметов быта и производство продуктов питания и 2) выставление (экспозиция, выставление на показ); и негативные: 1) предание земле (ингумация), 2) предание огню (кремация). Мертвое тело возвращается как сырье или как эстетически значимый объект, и оба указанных варианта возвращения являются следствиями тотального распространения рационалистических воззрений на него. Причинами распространения современного нерелигиозного каннибализма являются: Во-первых, потребность субъекта в переживании ощущения собственной значимости, Сверхчеловеческого достоинства, производного от способности, преодолев известные культурные ценности и приобщившись в опыту экзотических культур, растворить в себе часть чужого тела. Второй причиной видится технологическое развитие западной медицины, технологии которой превратили человеческое тело в материал (сырье) для продления жизни другого тела. Вся выявленная совокупность причин производна от системы рациональных воззрений на человека и его тело. Вытеснение мертвого тела в космос представляется прямым продолжением начатой в ХХ веке линии на вытеснение смерти как ценности и мертвого как физического объекта за границы, соответственно, культуры и социума.

Апробация основных результатов исследования. Основные положения и выводы диссертационного исследования докладывались на методологических семинарах и заседаниях кафедры культурологии СГТУ (2006-2009), на межвузовских, межрегиональных, всероссийских и международных научных и научно-практических конференциях, среди которых наиболее значимы следующие: Межвузовская конференция - школа молодых ученых «Актуальные проблемы социального и производственного менеджмента» (Саратов, 2003, 2004); Межрегиональная научная конференция «Комплексный анализ современных проблем общества и науки» (Саратов, 2003); Всероссийская научная конференция «Синергетика культуры» (Саратов, 2001); Всероссийская научная конференция «Смысл жизни личности в эпоху посткнижной культуры» (Саратов, 2002); Всероссийская научно-практическая конференция «Педагогика художественного музея и коммуникационные процессы в современном обществе» (Саратов, 2002); Всероссийская научно-практическая конференция «Современный город: социокультурные и экономические перспективы» (Саратов, 2003); Всероссийская научная конференция «Мир России в зеркале новейшей художественной литературы» (Саратов, 2004); Третьи Всероссийские Аскинские чтения. (Саратов, 2004); Всероссийская научно-практическая конференция «Социальные ориентиры современного города: здоровье, спорт, активный туризм» (Саратов, 2006); Всероссийская научно-практическая конференция «Наука, власть и общество перед лицом экологических опасностей и рисков» (Саратов, 2007); III Всероссийская научная конференция «Сорокинские чтения» (Москва, 2007); Всероссийская научная конференция «Стратегии и идеалы общественного развития» (Саратов, 2007); Всероссийская научная конференция «Мир человека: нормативное измерение» (Саратов, 2008); V Всероссийские Аскинские чтения (Саратов, 2009); Международная конференция «Города региона: культурно-символическое наследие как гуманитарный ресурс будущего» (Саратов, 2003); Международная научная конференция «Современные коммуникативные практики» (Саратов, 2004); V Пирровы чтения «Культурная память» (Саратов, 2007); Международный коллоквиум «Историческая память и общество: эпохи, культуры, люди» (Саратов, 2007); Международная научная конференция «Современная онтология III: Категория взаимодействия» (Санкт-Петербург, 2008); Международная научная конференция «Мужское и мужественное в современной культуре» (Санкт-Петербург, 2009).

Основные положения диссертации изложены в авторских монографиях, научных статьях и тезисах. Всего по теме исследования опубликовано 40 работ общим объемом 41 п.л.

Структура работы обусловлена целью философского анализа и логикой раскрывающих ее исследовательских задач. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, формулируются его объект и предмет, цель и задачи, определяются степень разработанности проблемы, научная новизна и практическая значимость, представляются основные положения, выносимые на защиту.

Первая глава «Концептуализация феномена воли к жизни в философии XIX-XX веков» посвящена определению основного содержания понятия воли к жизни, анализу соотношения понятий воли к жизни и воли к власти, а также формированию теоретических моделей взаимодействия воли к жизни и культуры. В параграфе 1. 1 «Воля к жизни: формулировка рабочей дефиниции» проводится компаративистский анализ текстов основных предшественников и представителей философии жизни, а также близких к ним мыслителей и критиков. Ближайшим предшественником философии жизни является И.Г. Гердер, представивший весь чувственно воспринимаемый мир пронизанным божественной креативной силой. Наиболее полно идея последовательной эволюции от природы к культуре воплотилась в ряде концепций представителей немецкой классической философии (Ф. Шеллинг, Г.В.Ф. Гегель). Основы философии жизни заложил А. Шопенгауэр, согласно которому воля к жизни пронизывает все объекты феноменального мира (включая человека), определяя их внешний облик и поведение. Поведение живых существ характеризуется эгоизмом, поскольку воля к жизни ввергает живые существа в состояние непрерывной борьбы за выживание. В понимании А. Бергсона воля к жизни - это иррациональный, непознаваемый «жизненный порыв». Пронизывая различные уровни материи, жизнь создает формы живых существ и обеспечивает их приспособление к условиям окружающей среды. Ф. Ницше указал, что воля к жизни проявляется в сфере социальных отношений как воля к власти. Этические нормы, ценности значимы лишь в той мере, в какой они способствуют возрастанию воли к власти. В противном случае они ослабляют человека как биологический вид, в связи с чем должны быть подвергнуты переоценке. В. Дильтей не использовал понятия воли к жизни; для него жизнь есть поток переживаний, наиболее устойчивые и часто повторяющиеся из которых объективируются впоследствии в ряде объектов культуры, например в произведениях искусства. Подобное мнение было характерно и для Г. Зиммеля, во-первых, разделившего общую точку зрения на культуру (культура есть дух, обретший предметность) и, во-вторых, выдвинувшего понятие «трагедии культуры»: обретая культуру в её объективной форме, человек обедняет собственную субъективную жизнь.

Значительно расширили семантическое поле понятия жизни представители психоанализа (З. Фрейд, Г. Маркузе, Э. Фромм), которые, понимая жизнь в качестве индивидуального чувственного влечения (либидо), с одной стороны, отметили ее противостояние культуре как системе запретов. С другой стороны, они указали на возможность сублимации либидо в трудовой и творческой деятельности.