Город как культурологический феномен в русской, американской и западноевропейской литературах

После того как римляне оставили Париж, на него стали надвигаться варвары - вандалы, франки, авары, гунны. К этому времени относится удивительное предсказание Святой Женевьевы о том, что гунны не войдут в Париж. Как бы то ни было, Париж не избежал завоевания. Вместо Атилы пришли франки. Король франков Хлодвиг утвердил за Парижем звание столицы. Париж в то время, как пишет Хорн, был грязным городком с жалкими лачугами, как и Лондон, страдающий от пожаров. В VIII веке Париж едва не подвергся завоеванию войск ислама, а в IX - был разграблен викингами.

Париж еще долгие годы оставался заштатным городом, так что жена короля Генриха I Анна, дочь Ярослава Мудрого, жаловалась в письмах к отцу на варварскую жизнь в этом «ужасном городе».

А.Хорн прослеживает историю Парижа и парижан, начиная со дня основания и до эпохи де Голля. Заканчивает он свою книгу кладбищем Пер-Лашез, где нашли свое земное пристанище многие известные люди Франции. Но, прослеживая историю Парижа, мы наблюдаем и историю всей Франции, ибо эти две истории неразделимы, также как Париж и парижане. Парижане всегда отличались строптивым нравом и склонностью к бунтарству. Но, несмотря на это, город привлекает к себе атмосферой дружественности и гостеприимства. Сохраняет свою актуальность выражение «Увидеть Париж и умереть» Хорн, А. Тайны Парижа. Ключ к истории города [Текст] /А.Хорн. - М.,2010..

Выводы по первой главе:

1) Писатели документально-публицистического направления изображают город объективно, внося в свое видение города минимум субъективного. Это позволяет создать наиболее реальный образ города.

2) Писатели-публицисты создают гуманистический портрет города, исследуя его историко-культурные составляющие, создавая благоприятный имидж города.

Глава вторая «Культурологический образ города в русской литературе» посвящена освещению образа«больших» и «малых» городов в русской художественной прозе и поэзии. Основной упор сделан на выявлении специфики городов-мегаполисов - Москвы, Санкт-Петербурга - и восприятию их ведущими русскими писателями. Выявляются два основных подхода к этим городам: гуманистический и отчужденный, вступающий в противоречие с реальным образом, акцентирующий мрачные, темные стороны города и городского пространства.

В первом параграфе «Город как культурологический феномен» выясняется, почему город играет такую важную роль в жизни людей, как он повлиял на человеческую культуру и какую роль он играет в переходе от культуры к цивилизации.

Город формирует собственную культуру. Повышенный интерес к городу, к городской жизни обозначился еще в XIX -началеXX века. В середине прошлого века сформировалась специальная наука - урбанистика. Эта наука занялась исследованием проблем, связанных с географическим, социологическим, демографическим, архитектурным, историческим положением города. Однако урбанистика оказалась не в состоянии ответить на все социально-культурные вопросы, возникающие в связи с понятием «город».Вот почему урбанистика вошла в тесный контакт с культурологией. Если урбанистика занимается «предметным» изучением города, то культурология рассматривает эту проблему в целом, комплексно, в социально-культурном ракурсе.

Изучение города с культурологических позиций представляет его исследование как феномен, в совокупности всех его проявлений, как целое. Культурологический подход позволяет рассматривать город в его ипостасях: древний город, средневековый город, современный город.

Культура города является особой категорией, обозначающей созданную людьми искусственную среду обитания, включающую в себя такие компоненты, как традиции, нормы и ценности, образ жизни, менталитет.

Выделяется три типа городской культуры. Первый тип возник в древности и объединял традиционную городскую культуру периода доиндустриального общества. Второй тип связан с индустриализацией. Он характеризуется резкой урбанизацией, ростом численности городов, притоком сельских жителей. Третий этап знаменует победу урбанистической культуры, вернее урбанистической цивилизации, и характерен для постиндустриального общества, котороев США и Западной Европе наступило во второй половине XX века, а в России в конце века прошлого и начале века нынешнего. Но ростки урбанистической цивилизации мы находим еще в конце 20-х-30-е годы XX века. Наиболее полно и ярко этот процесс нашел отражение в произведениях западных писателей - Ж.П. Сартра и Г. Миллера, а первым писателем, выразившим угрозу наступления урбанистической цивилизациив своем творчестве, был Максим Горький.

Однако среди горожан во второй половине XX века наметилась тенденция к «рураризации», то есть стремлению приобрести недвижимость за городом, в сельской местности. Но этот процесс коренным образом отличается от Западной Европы, особенно от Англии, где 80% населения живет в городах и где иметь загородный дом означает приобщиться к«избранным». В России этот процесс до недавнего времени был связан с чисто практическими интересами- получить дополнительную возможность обеспечения себя продуктами питания, и лишь в последнее время предпочитают(особенно интеллигенция)«отдыхать» на своем участке земли.

С недавних пор набирает силу тенденция, которая также пришла в Россию с Запада - «дауншифтерство», когда люди, обладающие престижной работой и материальным благополучием , переходят, так сказать, на более низкий уровень жизни вне цивилизации.

Еще одним отличием горожан от сельских жителей являются досуг и развлечения. На этот счет обстоятельно выразился в своей статье «От Рима до дискотеки» профессор Е. Дуков, который заметил, что для городского человека развлечения и досуг занимают гораздо большее место в жизни, чем для сельского Набилкина, Л.Н. Город как культурологический феномен [ Текст]/ Л.Н. Набилкина // Мир науки, культуры, образования. №4(29), 2011. С.71-74..

Во втором параграфе «История русского мегаполиса» рассматривается вопрос о крупнейших городах России - Москве, Петербурге и Киеве с исторических позиций.

Автор рассматривает «варяжскую» теорию российской государственности, происхождение и роль князя Рюрика, подвергает сомнению фразу из «Повести временных лет» о призвании варягов на Русь. Диссертант утверждает, что на Руси издавна приглашали князя на «владение» в качестве, говоря современным языком, «внешнего управляющего», или «сити менеджера», с которым заключали «контракт на управление». Точно также, как «умелый администратор» был приглашен и Рюрик. В случае же «неуспеха» контракт с ним расторгался, а князь «изгонялся» из города, как это и случилось с Александром Невским. Автор прослеживает историю Киева, замечая, что с принятием христианства он сыграл особую роль в объединении славян и превращении их в единый народ. Диссертант акцентирует внимание на выборе веры князем Владимиром. Остановившись на христианской вере византийского толка, князь Владимир избежал печальной участи Хазарии, религиозный раскол которой привел к ее падению. Новая религия несла и новую мораль, основываясь на любви к ближнему, а не на ненависти и вражде к «иному-чужому», создавая новое государство с единой верой и верховной властью - Русь.

Таким образом, новое христианское государство вливалось в русло христианской цивилизации, утрачивало свою варяжскую деструктивную основу, особенно ярко проявившую себя при первых русских князьях-язычниках Олеге, Игоре и Святославе.

«Матерью городов русских» назвал Олег Киев. И действительно, он блистал на протяжении IX - XII веков в созвездии русских городов. Но в XIII веке с нашествием татаро-монголов слава Киева гаснет, и постепенно на небосклоне загорается новая звезда - Москва.

Первое упоминание о Москве мы находим в Ипатьевской летописи в связи с тем, что шестой сын Владимира Мономаха Юрий Долгорукий призвал в свою вотчину Москву своего союзника князя Святослава и дал в его честь 28 марта 1147 «обед силен». После 1453 года Москва стала центром не только русских земель, но и всего православного мира. Для превращения Московского княжества в православное царство были предприняты следующие шаги: московское княжество берет на себя герб Византии - двуглавого орла, утверждает собственный герб Москвы - Георгия Победоносца, венчает на царство Ивана Грозного и обретает собственного Патриарха. Таким образом, Москва получила все права, чтобы стать объединительницей не только всех русских земель, но и всех православных славян.

С эпохи Петра I в России начинается «санкт-петербургский» период. Личность Петрадо сих пор вызывает противоречивые споры у ученых. Такие же споры вызывают и разговоры о значении Москвы и Петербурга.

Третий параграф «Москва и Петербург Петра Великого» посвящен двум столицам, двум крупнейшим мегаполисам России в восприятии А.Н. Толстого и А. Белого. Диссертант рассматривает роман Толстого «Петр Первый», его изображение Москвы. Толстой показывает Москву в нескольких ракурсах: как первопрестольный город, как средоточие боярской власти, как Кукуй - Немецкую слободу, как город, в котором молодой Петр хочет, но не может «расправить крылья» под звон «сорока сороков»,под неусыпным взором Боярской Думы и Патриарха. Писатель разворачивает перед читателем всю панораму Москвы, показывая ее с разных сторон. Кроме городской фактуры, Толстой сосредотачивает свое внимание на внутреннем укладе столичной жизни, противопоставляя Немецкую слободу Боярской Думе и Церкви и показывая, в каких условиях проходила юность Петра, как вызревал в нем царь-реформатор.

Патриархальная Москва никак не годилась для Петра. Надо было строить новую столицу. На Руси закладывалась новая социальная общность - «птенцы гнезда Петрова». Эта общность складывалась из людейдерзких, смелых, предприимчивых, а таким людям была нужна новая столица. Строительство Петербурга шло в чудовищных условиях. Тысячи и тысячи крестьян со всех губерний России легли в болотистую землю новой столицы. Может быть, поэтому лапландские колдуны предрекли городу скорую гибель. Но как бы то ни было, город был построен. Наверное, никто не выразилтак сильно любовь к «Петра творенью», как это сделал Пушкин в поэме «Медный всадник». Но, как ни парадоксально, в русской литературе почему-то, сложилось скорее негативное, чем позитивное отношение к этому поистине сказочному по красоте городу - Северной Венеции.

Возьмем, к примеру, самый известный роман о Петербурге Андрея Белого с одноименным названием. В нем рисуется апокалиптический образ города. Этот апокалиптический образ неразрывно связан с именем Петра. Петр воздвиг Петербург по примеру западных городов - рационально. Проектировали город иностранцы. Если верить легендам, то многие проектировщики и архитекторы Петербурга были масонами и значительное количество зданий носит на себе масонские знаки. Петербург не похож на остальные русские города. И это подчеркивает Белый. Петербург стоит между Востоком и Западом, вернее он сам -и Восток, и Запад. Точно также и Петр соединил в себе и Восток, и Запад. С присущим Востоку жестоким деспотизмом, он повернул Россию к Западу. Но поворот этот оказался незавершенным. И наэто обстоятельство вновь указывает Белый, говоря о памятнике Петру: конь вот-вот рухнет в бездну.

Почему же Петербургу грозит гибель? Андрей Белый связывает это с Петром I. Кто такой «незнакомец», разгуливающий по Петербургу? То ли восставший из мертвых Петр, то ли сам Дьявол. Истина как всегда лежит где-то рядом.

В романе обречено на гибель все, что связано с именем Петра. Холодом и смертью веет от этого произведения. Как была «унижена» Москва в романе «Петр Первый», так и «унижен» Петербург в романе Белого. Этот роман содержит больше вопросов, чем ответов.

Андрей Белый - писатель-модернист. Идеи модернизма носятся в воздухе, поэтому роман «Петербург» создается практически одновременно с «Улиссом» Д. Джойса. Эти романы похожи даже по стилистическим приемам: та же игра с цветом, со словами, с образами. Так же географически точно и достоверно прописан сам город. Тот же философский подтекст. Речь здесь идет не о контактном сближении, а о типологическом. Недаром замечательный знаток и русской, и зарубежной литературы В.В. Набоков сравнивал эти два романа.

Таким образом, диссертант показывает, как похоже раскрывают тему города два столь разных писателя - реалист А.Н. Толстой и модернист Андрей Белый Набилкина, Л.Н. Москва и Петербург Петра Великого [Текст]/ Л.Н. Набилкина//Преподаватель 21 века, №4, 2012..

В четвертом параграфе «Трагедия «маленького» человека в «большом» городе» рассматривается судьба рядового жителя мегаполиса на примере Евгения из поэмы «Медный всадник» А.С. Пушкина и Акакия Акакиевича Башмачкина из повести «Шинель» Н.В. Гоголя.

Трагедия «маленького» человека в «большом» городе долгое время была центральной в мировой, особенно русской, литературе. Первыми, кто затронул эту тему, были Пушкин и Гоголь. Великий русский поэт первым противопоставил «маленького» человека Евгения с его наивной, простой любовью к величественному владыке царю Петру. Трагедия Евгения разыгрывается на фоне не менее величественного города - Петербурга.

С 1820-х годов в творчество Пушкина входит новая тема - тема «ничтожных героев». Типичным примером является Иван Петрович Белкин - ничем не примечательный человек, мелкий помещик, бывший гусарский офицер, поселившийся в своем имении и изнемогающий там от скуки. Таким «ничтожным героем» является и Евгений. Он где-то служит, живет в затрапезном уголке и мечтает жениться на простой, скромной девушке. Но в одно мгновенье его мечты о счастье разбиваются в прах. Причина тому наводнение в Петербурге.

Петербург всегда оставался мистическим местом, порождающим многочисленные мифы. «Медный всадник» - один из них. Потрясенный гибелью своей возлюбленной, Евгений винит в ее смерти «кумира на бронзовом коне» и, сойдя с ума, бросает ему обвинительные слова. Если Петр ассоциируется с величественным Петербургом, то Евгений - с маленьким домиком в пригороде - Коломне, ставшим его могилой.

На смену Пушкину пришел Гоголь. Его критика Петербурга стала еще более резкой. Для него этот город- воплощение обмана. Рисуя Невский проспект, он рисует всю построенную по ранжиру Россию. Россия для него одна сплошная лестница, лестница, ведущая на свой «этаж». В «Шинели» нет широкой панорамы Петербурга, но весь чиновный мир как на ладони. Изображение лестницы - непременный рефрен повести.

«Вся русская литература вышла из гоголевской «Шинели». Эти слова подчеркивают значимость этого, казалось бы, проходного рассказа. «Ничтожные герои» одержали верх над князьями и прочими аристократами, над «романтическими героями», которые властвовали в литературе до этого. Гоголь, с его язвительностью, вскрыл язвы и пороки российского общества и самого блистательного русского города - Петербурга.

В пятом параграфе «Город Мастера» рассматривается Москва, изображенная М.А. Булгаковым в романе «Мастер и Маргарита».Прием, когда Город и горожане становятся героями произведения, не нов в литературе. Впервые «колорит места и времени» был обоснован В. Гюго в предисловии к драме «Кромвель»(1827). Данный прием усиливал правдивость детали изображения. Видный литературовед и культуролог М.М. Бахтин ввел в научный оборот понятие «хронотоп», подчеркивающий взаимодействие времени и пространства. С тех пор прием занял одно из ведущих мест в литературе. Петербург для Достоевского, Лондон для Диккенса, Прага для Кафки, вымышленные места - округ Йокнопатофа для Фолкнера, Уайнсбург для Шервуда Андерсона, Зенит для Льюиса, Гиббсвилл для О'Хары, хутор Татарский для Шолохова, Макондо для Маркеса, полустанок Буранный для Айтматова стали той «маленькой почтовой маркой», тем «космосом романиста», на который указывал Уильям Фолкнер. Таким местом для Булгакова стала Москва. Но не вся Москва, а Москва, ограниченная с одной стороныТверской, а с другой-Кропоткинской набережной, Садовым и Бульварным кольцом. Вслед за героями Булгакова диссертант прослеживает памятные места романа. Москва сравнивается с Ершалаимом. Один из исследователей темы города в творчестве БулгаковаВ.Н. Топоров предложил два образа города - город «прославленный» и город «проклятый». Москва и Ершалаим объединяют оба начала. Величие обоих городов - несомненно, но и их «проклятость» налицо. В обоих городах творится История, и оба этих города становятся ареной жизненной драмы героев Набилкина, Л.Н. Город Мастера [Текст]/ Л.Н. Набилкина, Н.А. Кубанев// European Social Studies Journal. №5 2013. С.197-203..

Шестой параграф «Культурологический образ Москвы - дегуманизированный и гуманистический» посвящен двум основнымспособам изображения действительности - гуманистическому и отчужденному. Эти два способа пришли из литературы Запада и стали ведущими в ХХ веке.

Как известно, тенденция отчуждения, дегуманизированног овосприятия города пошла от Э. Верхарна,от его поэтического сборника «Города-спруты»(1895). Ее подхватил М. Горький с его неприятием городов. Апофеозом неприятия стал памфлет «Город Желтого Дьявола»(1906-1907), создающий до предела отталкивающий образ Нью-Йорка.

Несмотря на то, что Москваявляется одним из красивейших городов мира, ее образ в художественной литературе далек от положительного. Город как культурологический феномен создавался Д. Джойсом и Дос Пассосомв их романах «Улисс» и «Манхэттен». Приблизительно в то же время в русской литературе появился роман «Москва» Андрея Белого. Роману «Москва» предшествовал роман «Петербург», созданный тем же автором и в той же деструктивной манере. Оба города в романах обречены на гибель.

Диссертант разбирает роман А. Белого «Москва», выявляя его дегуманизированные пассажи и гуманистические отрывки, связанные с природой. Говоря о традициях и преемственности, следует сказать, что у Белого очень сильны гоголевские традиции, на что обращает внимание автор очень глубокого предисловия к роману «Москва» С.И. Тимина. Москва видится Белому в образе коня с «ланьими глазами». Так и Гоголь видел в России «птицу-тройку».

Еще одним светлым пятном описания служат церкви. Церкви неотделимы от «поленовских двориков», московских переулков, придающих Москве уют и своеобразие, но никак не вяжущихся с образом столицы.

Любой большой художник - провидец. Роман был закончен в июне 1930 года перед началом грандиозной реконструкции Москвы, когда были уничтожены и церкви, и «поленовские» дворики, и многочисленные московские переулки. И как апофеоз варварского разрушения-был взорван Храм Христа Спасителя.

Еще более неприглядной предстает Москва в повести Б. Ямпольского «Арбат, режимная улица». Книга написана в промежутке между смертью Сталина и смертью самого Ямпольского. Более точно времяее написания установить довольно затруднительно, если не учитывать то обстоятельство, что в ней слились и Кафка, и Сартр, и Хемингуэй, и Камю. Эти книги советский читатель открыл для себя в короткое время хрущевской «оттепели», когда над страной немного приподнялся «железный занавес» и советский читатель был «допущен» к мировой литературе.

Книга производит ошеломляюще-гнетущее впечатление. Это уже не советская, а русская литература с влиянием Достоевского и Гоголя. Москва в ней неразрывно связана с именем Сталина.

Книга открывается описанием Арбата и прилегающих переулков, без которых немыслима старая Москва. Но в эту благостную картину вдруг врывается тревожная нота. Арбат живет «скрытой, режимной жизнью»: по Арбату ездит на «ближнюю» дачу Сталин. Далее следует описание огромной коммунальной квартиры и ее обитателей. Доминирует в квартире - Свизляк, который «задавил» всех соседей. «Свизляк»- просто сочетание фонем. Но это сочетание производит омерзительное, отталкивающее впечатление. Ледяным холодом веет от дома, от квартиры, в которую приходит герой. Создается впечатление, что дом этот стоит в ледяной пустыне, а ведь он располагается в самом центре Москвы. И также как у Андрея Белого, от чувства полнейшего омертвения, ледяного отчаяния героя спасает природа. Природа то вступает в противоречие со сталинской Москвой, то полностью подчиняется ей, отвечая внутренним чувствам героя.

Герой К., как и в романах Кафки, испытывает чувство ничем не объяснимой вины, но необъяснимо оно только на первый взгляд. Вся страна переживалаэто самое чувство, и, в первую очередь, интеллигенция. Особенно по-кафкиански выполнен эпизод с допросом у батальонного комиссара: бессмысленный и ничем не закончившийся. Комиссар вышел и не вернулся, и, не дождавшись его возвращения, К. просто встал и ушел.

Ямпольский оставляет своего героя, а по сути и своего alter ego, наедине с сумрачной, жуткой Москвой, которая могла родиться в сознании, а вернее в подсознании К.

Однако не во всех произведениях русской литературы описание Москвы дается в мрачном ключе. В радостных красках предстает Москва в творчестве писателя-эмигранта И.С. Шмелева. Вот перед нами рассказ «Москва». Он весь пронизан солнцем, радостью, счастьем. Точно такое же ощущение передает и сборник рассказов «Лето Господне».

Шмелев - один из самых «русских» писателей-патриотов, под пером которых восставала Русь-Россия в благолепии и чистоте. Это была та самая Святая Русь, о которой мечтала русская консервативная интеллигенция.

Нет плохих городов, тем более «прославленных», но есть их авторское видение, есть особый угол зрения художника, из-под которого он смотрит на тот или иной город. И от этого зависит, насколько светлым или мрачным будет его образ. Москва испытала на себе и то, и другое. Но, как бы то ни было, Москва остается «матушкой» для всех русских людей, для всего русского народа.

Седьмой параграф «Городские повести Юрия Трифонова» обращается к изображению Москвы и ее жителей известным советским писателем Ю. Трифоновым.

Одной из неотъемлемых сторон культурологического образа города является городская среда. Ю. Трифонов как никто мог передать эту самую городскую среду, дух города, его ни с чем не сравнимый аромат. Его повести - «Другая жизнь», «Обмен», «Предварительные итоги», «Долгое прощание» повествуют о конце 60-х- 70-х годах прошлого века, о так называемом «брежневском застое», когда, казалось бы, все шло своим чередом и все было «хорошо»: никого не сажали в тюрьмы, как при Сталине,никто не давил бульдозером картины непонятного содержания, как при Хрущеве, но страна постепенно превращалась в гнилое болото.

Герои Трифонова, вернее персонажи, ибо героями их назвать трудно, простые москвичи, не очень удачливые, вечно спешащие, вечно занятые повседневными хлопотами, но такие милые и родные, до боли знакомые всем нам.

Весь цикл называют «городские» или «московские» повести, так как главным Героем является Москва. С упоминания Москвы начинается и заканчивается повесть «Предварительные итоги», а сами герои этой и других повестей являются горожанами. В повести мелькают московские названия - Хорошево-Мневники, ГУМ, «улица, которая сейчас не существует», «дом, крепкий, пятиэтажный», построенный в стиле дешевого модерна начала века. В повести «Обмен» мы видим Москву с окраины, белеющую «громадными домами на горизонте». И все это придает атмосфере повести особый колорит, узнаваемость, ощущение правды, погружает нас в атмосферу городской, «всамделишной» жизни. Вот герои повести сидят на кухне однокомнатной квартиры Ларисы в «доме-башне у Сокола» и пьют кофе из «болгарских чашечек», и сразу же проникаешься уютом и духом дома. Упоминание, что даже кофе, который в шестидесятые-семидесятые годы был редкостью в провинции, где пили в основном чай, говорит о том, что кухня была любимым местом в СССР, которая служила местом самых доверительных разговоров от политики до самых интимных тайн ее обитателей.

Вот герой повести получает вызов к следователю. Этот эпизод напоминает нам Кафку, его роман «Процесс». Получив этот вызов, герой лихорадочно начинает выискивать у себя вину, за которую ему пришлось бы расплачиваться. Ведь он типичный рефлексирующий интеллигент. Так никогда бы не поступил житель села. У селянина конкретно-предметное мышление, и в том числе и этим он отличается от горожанина, и опять же поэтому герой повести близок городскому читателю.

Трифонов уловил еще в конце 60-х годов то, чего не было раньше. Все мы дружно что-то строили, куда-то неудержимо шли. Но нам не приходилось «карабкаться», как это приходится делать герою повести. И то были уже первые ростки «застоя», который стал проникать в людские души.

«А Москва катит все дальше…» [Трифонов, 1979, 378]. Эти строки напоминают нам слова пророка Екклезиаста, взятые Э. Хемингуэем в качестве эпиграфа к своему роману «И восходит солнце». На белом свете все приходит и все проходит, «а Земля пребывает вовеки». Так и Москва пребывает вовеки, не обращая внимания на мелочные заботы москвичей, становясь все краше и краше, разрастаясь ввысь и вширь.

Завершается цикл повестью «Другая жизнь»(1975), наверное, наиболее зрелой и философской.

Повесть напоминает рассказы Э. Хемингуэя: настолько она наполнена бытовыми подробностями, недосказанностью, невысказанными чувствами. Хемингуэй даже упоминается на страницах повести, а его стиль чувствуется на каждом шагу.

В повести все наполнено аллегориями и аллюзиями.

Юрий Трифонов был сыном высокопоставленного советского руководителя, репрессированного при Сталине. Он жил в привилегированном «доме на Набережной», и поэтому даже малейшие детали той жизни не могли пройти мимо писателя. Так, описывая институтские интриги, Ольга Васильевна вспоминает некоего Шарипова, «железного малыша», который мастерски умел их плести. Это явный намек на «мастера интриги» «железного Шурика» - одного из главных заговорщиков против Хрущева, бывшего «комсомольца», бывшего шефа КГБ, а впоследствии шефа советских профсоюзов Шелепина. А вот главный намек на «брежневский застой».Ольга Васильевна едет с «группой товарищей» на институтском автобусе за грибами и теряется в лесу вместе с мужем. Несмотря на отчаянные поиски шоссе, они все дальше и дальше углубляются в лес. Наконец, они встречают женщину, которая обещает вывести их на шоссе. Они долго идут по лесу и выходят не на шоссе, а к болоту. Женщина протягивает руку и, указывая на заросли осоки, говорит: «Это шоссе. Вон стоит ваш автобус»[Трифонов Ю.В. Другая жизнь. М.: Известия, 1979. С.155]. Оказывается, эта женщина из сумасшедшего дома, который они встретили по пути. Неясно, то ли это воспоминания, то ли сон, морок. Так и в реальной действительности: нас уверяли, что мы идем правильной дорогой к светлому будущему, на самом деле мы шли в «болото». Упоминание сумасшедшего дома тоже не случайно. Ведь в брежневские времена сталинский ГУЛАГ был заменен на психиатрическую больницу.

В повести нет масштабного описания города, но город изображается как бы изнутри, посредством убранства квартир, изображения домов, улиц, отдельных зданий.

Женщина бальзаковского возраста Ольга Васильевна размышляет о своей жизни. Размышляет она в процессе «молчаливого монолога», не предназначенного внешнему слушателю. Молчаливый монолог- один из признаков лирического романа, давно вошедший в западную литературу, но мало известный в литературе русской, тем более в советской. В лирическом романе нет автора, осуждающего героя, герой всегда вызывает симпатию читателя, будь он трижды неправ. Поэтому мы с сочувствием относимся к героине.

Описание квартиры родителей Ольги Васильевны несет очень большой сокровенный смысл. Все эти этажерки, антикварная мебель и картины, развешенные на стенах, говорят о стабильности, о традициях семьи и о былой, «другой» жизни.

Но эта «другая жизнь» неразрывно связана с Москвой. И поэтому никуда не едет Сережа, а Ольга Васильевна смотрит на Москву в объятиях другого человека, и эта «другая жизнь была вокруг, была неисчерпаема, как этот холодный простор, как этот город без края, меркнущий в ожидании вечера» [Трифонов. 1979, 157].

Юрий Трифонов относится к тем писателям, которые стояли у истоков «урбанистической прозы». В отличие от «деревенщиков», они не поднимали «грандиозных» тем, их проза не открывала читателю необъятный мир русской деревни, не поражала новизной.Вроде бы, они погружались в мелкотемье, в «бытовуху», в мир простых житейских проблем. Но за всем этим стояло философское осмысление судеб всей советской интеллигенции. Решался вопрос, что случилось с русской творческой мыслью, как из великого русского интеллигента получился приспособленец и обыватель. Эти проблемы решались на фоне города - Москвы. Побочно мы видим, как меняется Москва, как из новостроек вырастает новая столица, как она переходит «через линию окружной, через овраги, поля, громоздит башни за башнями, каменные горы в миллионы горящих окон» [Трифонов, 1979, 378]. Не будучи явным диссидентом, Трифонов, однако, вызывал подозрения у власти. Печатаясь легально, он все-таки перешел черту, отделяющую «советских писателей» от «писателей советской эпохи». От официозной повести «Студенты» до «Московских повестей» - «дистанция огромного размера».

Выводы по второй главе:

1. Изучение города с культурологических позиций представляет его исследование как феномен, в совокупности всех его проявлений, как целое. Культурологический подход позволяет рассматривать город во всех его ипостасях как социокультурный объект, как исторический, цивилизационный, архитектурный и т.д.

2. Русский город возникает как поселение свободных горожан, а не как место правящего лица.

3. Русский город возникает и развивается по мере развития культуры и перехода ее в цивилизацию.

4. Русские города Киев и Москва носят сакральный характер, являясь выражением русской души, в то же время Петербург является выражением«нового духа Европы» - внешне привлекательным, но внутренне холодным.

5. Москва и Петербург служат ярким примером имагологического подхода к изображению реального мира. В имагологическом подходе в полной мере выражается авторская позиция, отражается субъективное видение писателем реальной действительности.

6. В городе проявляются специфические отличия между горожанами и сельскими жителями в их образе жизни, отношении к свободному времени, менталитете и т.д.

Третья глава диссертации «Культурологический образ американского города» посвящена рассмотрению образа городов Америки преимущественно в литературе США.

В первом параграфе «Образ Нью-Йорка: гуманистический и отчужденный» представлены два подхода к изображению мегаполиса.В литературе и культуре мы находим по крайней мере два подхода к изображению окружающего мира, окружающей действительности: гуманистический и дегуманизированный, отчужденный. Первый - рисует мир в оптимистических, жизнерадостных тонах. Второй - в холодных, мрачных красках. Первый мы встречаем у писателей, восприятие которых пронизано духом оптимизма, уверенности в будущем. Второй появился в ХХ веке, когда, по мнению отдельных мыслителей, в том числе и писателей, человечество стало терять свои оптимистические черты, а отдельный человек стал погружаться в самоизоляцию, одиночество, мрачное уныние.

Эта тенденция стала проявляться в начале ХХ века, особенно в США, которые первыми стали интенсифицировать производство, применять конвейер, вводить стандартизацию во все области жизни. Первыми эту тенденцию уловили писатели, но не американские, а русские. Рассмотрим два образа Нью-Йорка. Первый создан писателем-революционером Г.Мачтетом, прибывшим в США в конце XIX века и выражавшим веру в демократическую, свободную Америку. Диссертант приводит несколько отрывков из рассказа«Нью-Йорк». Русский писатель видит, что в этом городе созданы все условия для удобства человека, это город, где человек чувствует себя свободно и комфортно, это город, который отличается деловитостью и организованностью. Писатель доброжелательно описывает Нью-Йорк, подчеркивая силу жизни, кипящую на его улицах. Отрывок, посвященный Нью-Йорку,-яркий пример гуманистического изображения действительности.

Далее диссертант приводит еще один отрывок, посвященный Нью-Йорку. Он содержит восторженное описание этого города и его жителей. Мы ощущаем гордость за Нью-Йорк, гордость за его обитателей. Этот отрывок напечатан в американском журнале «New York American» 12 апреля 1906 года. Его автор Максим Горький. А вот второй отрывок, также принадлежащий тому же автору, взятый из памфлета «Город Желтого Дьявола». Отличие этих отрывков разительное. Светлое, счастливое настроение первого отрывка сменяется темным и депрессивным. Дух свободы и умиротворения вытеснен атмосферой гнета и ужаса. «Великие здания, устремляющиеся в небо», «красоты Нью-Йорка», содержащиеся в первом отрывке, превращаются в «тупые, тяжелые здания, лишенные желания быть красивыми». «Великолепное развитие торговли, промышленности и финансов» стало чудовищным пауком, затягивающим обитателей города в свою зловещую паутину. «Прямые люди с ясными светлыми лицами» переродились в безликих зомби, «темные куски пищи» для города-монстра.

Почему произошла столь разительная трансформация? Исследователи творчества писателя по этому поводу выдвигают различные точки зрения, среди которых и личная обида на власти Нью-Йорка. Но дело, конечно, не в личной обиде. Горький был выше этого. И не в антиамериканизме писателя(которого у него никогда не было).Дело в том, что русский писатель стоит у истоков нового стиля, который стал одним из ведущих в западной литературе - стиля отчуждения, алиенации.

Диссертант приводит выдержки из книги американского критика С. Финкельстайна «Экзистенциализм и проблема отчуждения в американской литературе», который утверждает, что этот стиль сопутствует социальному кризису, охватывающему общество, приближение которого чувствуют писатели. Задолго до них этот стиль стал использовать Горький. Писатель, будучи в Нью-Йорке, работал над произведением социалистического реализма -романом «Мать». Этот роман имеет свои особенности. Рисуя «нового» человека, Горький должен был показать «старый» мир, лишенный радости. Его описание «рабочей слободки» очень схоже с изображением Нью-Йорка в памфлете «Город Желтого Дьявола».

Конечно, к дегуманизированному стилю американские писатели могли бы прийти и без Горького. Эта связь может быть не контактной, а типологической, возникшей благодаря примату действительности. Но не исключено, что толчком к дегуманизированному восприятию действительности послужил опубликованный в 1906году в журнале «Эппэлтон» англоязычный вариант«Города Желтого Дьявола» - «Города Мамоны». Как бы то ни было, именно Горький первым изобразил Нью-Йорк в стиле отчуждения и положил начало подобному изображению для американских авторов.

Через двадцать лет мы находим подобное изображение Нью-Йорка в замечательном романе Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби». Здесь мы вновь сталкиваемся с противопоставлением двух изображений: дегуманизированного и гуманистического.

Тему одиночества и одиночества в толпе диссертант рассматривает на примере рассказа Горького «Моб» и романа Н. Уэста «День саранчи», показывая озабоченность художников слова растущим отчуждением людей, живущих в городах, их повышенную агрессивность в толпе.

Тему одиночества, отчуждения человека и города продолжает Г. Миллер. Диссертант разбирает его роман «Тропик Козерога», приводя многочисленные пассажи, выражающие негативное отношение к городу. Миллер относится к самым непримиримым и последовательным критикам Америки. И образ Нью-Йорка был бы до предела мрачен, если бы не русские писатели. В своих произведениях они не воспринимают Нью-Йорк, да и всю Америку, трагично. Они открывают для себя Америку новую, лишенную мрачной окраски. Они пытаются отойти от образа, созданного Горьким и другими писателями, подхватившими стиль отчуждения. Они видят Нью-Йорк, как и русские дореволюционные писатели, в жизнеутверждающих красках. Диссертант приводит в качестве примера роман классика советской литературы В. Катаева «Алмазный мой венец» и травелог В. Некрасова «По обе стороны океана».

Таким образом, мы познакомились с двумя взглядами на Нью-Йорк, на Америку: гуманистическим и отчужденным. Оба взгляда отражают мировидение и мироощущение художника, поставленную художественную задачу. И оттого, каким является это ощущение и эта задача, зависит и образ Нью-Йорка Набилкина, Л.Н. Образ Нью-Йорка:гуманистический и отчежденный [Текст]/ Л.Н. Набилкина// Мир науки, культуры, образования. №3(28), 2011. С.71-74..

Во втором параграфе «Утраченные надежды: Нью-Йорк в восприятии Ф.С. Фицджеральда и Генри Миллера» рассматривается вопрос восприятия образа города двумя большими американскими писателями с юности до зрелых лет, проблема трансформации их взглядов.

Город часто отражает чувства людей, является выражением их внутреннего состояния, квинтэссенцией их переживаний. Так и Нью-Йорк выразил чувства двух великих писателей- Ф.С. Фицджеральда и Г. Миллера. Нью-Йорк выразил всю гамму чувств и переживаний Фицджеральда: от радости и юношеских ожиданий кумира «золотой молодежи» Америки, преуспевающего молодого писателя до разочарования и горечи постаревшего литератора. Эти разительные перемены уложились в одно десятилетие - от времен послевоенного «просперити» до Великого кризиса и Великой депрессии.

Лучше всего Фицджеральд выразил перемену своих настроений в сборнике автобиографических эссе «Крах» (The Crack- Up). Но первые ростки тревоги проявились уже тогда, когда он только вступил в пору славы и процветания в рассказе «Первое мая». Казалось, что ничто не предвещает беды. Америка только еще вступила в эпоху благополучия и процветания. Но уже тогда у Фицджеральда проявилось его знаменитое «двойное видение»(double vision), когда за цветущим фасадом художник видит реальную картину неблагополучия.

Образ Нью-Йорка присутствует и в лучшем романе Фицджеральда «Великий Гэтсби».Вначале он завораживает Ника Каррауэя -alter ego автора. Но он -ловушка для провинциалов с Запада. И постепенно из города надежд он превращается в «долину шлака».

Почему же цветущий город превращается в «долину шлака»?Еще в конце XIX века столпы американизма объявили об «избранности» американского общества. Американские города, с их точки зрения, счастливые города, а Нью-Йорк - самый счастливый из счастливейших. Фицджеральд увидел одним из первых одну из главных проблем «счастливого» американского общества - проблему одиночества. Далее диссертант на конкретных отрывках из романа демонстрирует «видение» Фицджеральда касательно этой темы.

Стиль отчуждения, к которому прибегает Фицджеральд в ряде своих произведений, говорит об утрате иллюзий, которые столь свойственны молодежи. У Фицджеральда эта утрата особенно зримо проявляется в изображении Нью-Йорка и других городов Америки и судьбы людей, связавших с ними жизнь.

В отличие от Фицджеральда, который приезжал в Нью-Йорк время от времени, Г. Миллер родился в этом городе. Нью-Йорк нравился будущему писателю. Он любил бродить по его улицам и складывать впечатления на «дно памяти». Нью-Йорку посвящен один из трех романов Миллера («Тропик Рака», «Черная весна» и «Тропик Козерога») - «Тропик Козерога». В романе он продолжает свою главную тему - тему тотального одиночества в толпе, в городе, в стране. В «Тропике Рака» Миллер уже выразил свое отношение к Америке как вселенской угрозе, мировому злу. В «Тропике Козерога» он продолжает подвергать свою страну остракизму. Ненависть Миллера к Америке воплощается в Нью-Йорке. Создается ощущение, что этоне книга американского писателя, а памфлет«Город Желтого Дьявола» М.Горького. Неприятие Нью-Йорка зрело у Миллера еще во время создания его предыдущего романа о Париже «Тропик рака», то есть это не было случайно возникшим чувством, а вполне осознанным, последовательным ощущением. Париж в книге Миллера постоянно сравнивается с Нью-Йорком. Но если к Парижу автор испытывает амбивалентные чувства, то Нью-Йорк вызывает у героя злобу и отвращение постоянно.

Г.Миллер пытается опровергнуть Г. Элджера, воспевавшего Америку и верившего в «американскую мечту», прославлявшего Американца. Напротив, Г. Миллер принижает Американца. Он уверен, что такие люди, как американцы, не могут добиться жизненного успеха. Это люди внутренне несвободны, ибо живут в «тюрьмах». Они «мертвы, ибо живут в мертвых городах». Эта тема появилась еще в «Тропике Рака» и нашла продолжение в «Тропике Козерога» в изображении Нью-Йорка.

Мы познакомились с двумя образами Нью-Йорка, созданными одним из самых утонченных, элегантных писателей Америки Ф.С. Фицджеральдом и «анфан террибль» Г. Миллером. У каждого из них свой Нью-Йорк. Они относятся к городу своеобразно, и оба недолюбливают его. Для обоих Нью-Йорк - город «утраченных иллюзий». Но, почему-то, и тот и другой стремятся возвратиться в Нью-Йорк. В город, который притягивает и отталкивает, в город любви и ненависти Набилкина, Л.Н. Нью-Йорк:утраченные иллюзии. Город в восприятии Ф.С. Фицджеральда и Г. Миллера [Текст]/ Л.Н. Набилкина, Н.А. Кубанев // Мир науки, культуры, образования. №2 (33), 2012..

В третьем параграфе «Город «больших возможностей»: Нью-Йорк в восприятии Д. Дос Пассоса» рассматривается образ Нью-Йорка в изображении писателя-экспериментатора Д. Дос Пассоса. Писатель вошел в американскую и мировую литературу с полным набором самых разнообразных качеств - экспериментатор, символист, коммунист, революционер, близкий друг Советского Союза. Настолько близкий, что в журнале «Знамя» (№№5-6, 1933) была проведена целая дискуссия - «Советская литература и Дос Пассос», в которой с жаром приняли участие советские литераторы и партийные функционеры от искусства.

1925 год был очень плодовит для американской литературы. В этот год мир увидел три великих романа, посвященных Америке: «Американскую трагедию» Т. Драйзера, «Великого Гэтсби» Ф.С. Фицджеральда и «Манхэттен» Д. Дос Пассоса. Все эти писатели по-своему рассказали о своей стране и времени, в котором они жили. Но вывод, к которому пришли авторы, был один: в великой стране, в городе «больших возможностей», в стране «великой» Американской мечты счастье - очень редкая вещь, и счастливых людей встретить очень трудно.

Все эти романы повествуют о судьбе героев в американских городах: «Американская трагедия» - в глубинке, «Великий Гэтсби» - на окраине Нью-Йорка Лонг Айленде, «Манхэттен» -в деловой части Нью-Йорка, в его сердце.

Экспрессия романа связана с развитием кинематографа. Унаследовав у русских кинематографистов С. Эйзенштейна и В. Пудовкина принцип монтажа, Дос Пассос удачно перенес его на бумагу. Мелькают имена, лица, детали городской жизни. Как в киноленте, сменяются городские сцены. Но из сотни персонажей мы можем выделить главных действующих лиц, вокруг которых движется повествование. Это юрист-неудачник Болдуин, актриса красавица Эллен Тэтчер и ее муж Джим Херф. Их жизнь, полная взлетов и падений, происходит в Нью-Йорке, а точнее в Манхэттене.

«Америка - страна больших возможностей» - этот рефрен пронизывает роман. Но, как правило, эти возможности оказываются нереализованными. И это показывает автор. Другой рефрен связан с попыткой уехать из Нью-Йорка.Но город так просто не отпускает людей.Диссертант на конкретных отрывках из романа показывает, что Нью-Йорк - «опасное» место для жизни и что Дос Пассос ведет повествование кинематографически.

Нью-Йорк объединяет разных людей, и мы видим город сквозь призму их восприятия и ощущений. Манхэттен наполнен то запахом омаров и дорогого хереса и сигар, то вонью китайских прачечных и гниющих отбросов. Каждому персонажу соответствует и свой городской пейзаж. Безработный Бэд изображается на фоне сточных канав, пустырей, ржавых консервных банок. Джордж Болдуин, вначале адвокат-неудачник, а затем преуспевающий юрист, изображен на фоне величественных зданий, серо-синего неба и хрупких ветвей деревьев. Эллен - на фоне ярких рекламных огней, садов, пахнувших орхидеями, где она танцует со своим возлюбленным в золотисто-зеленом платье. Джимми Херф- на фоне пропитанного дегтем щебня, кладбищенских ворот, закопченных рабочих, серых лавок гробовщиков и серых домов.

Каждому персонажу соответствует свой запах и цвет. Херфу - запах чеснока и пота. Эллен - свежий запах моря и золотистый цвет. Бэду - запах помоев и дешевой еды, Гэсу - запах пива, Джо Харленду соответствует запах помойного ведра и гнилого дерева. Посетителям ресторана - запах омаров, хереса и сигар.

Нью-Йорк, Манхэттен - «обманный» город. Он привлекает и губит. Привлекает своим динамизмом, кажущимися возможностями, своей атмосферой свободы. Дос Пассос создает удивительно насыщенный, калейдоскопический образ «большого города». «Манхэттен» явился новым словом в американской, но не в мировой литературе. Антиурбанистические настроения близки представителям европейской и русской литератур - Э. Верхарну, А. Белому, М. Горькому. Хотя кинематографические находки ДосПассоса были ярки и оригинальны и нашли продолжение в его последующем творчестве.

Именно экспериментальная формароманов Дос Пассоса, его революционное искусство вызвало творческую дискуссиюв СССР Набилкина, Л.Н. Город «больших возможностей» в изображении Джона Дос Пассоса [Текст] / Л.Н. Набилкина, Н.А. Кубанев // Ценности американской культуры вчера и сегодня. М.: МГУ, 2013..

В четвертом параграфе «Поиски «другой Америки» в рассказах О. Генри»анализируется изображение города в творчестве известного американского писателя. О. Генри (Уильям Сидней Портер) - создатель «городской новеллы» США. Он был одним из первых писателей в американской литературе, кто затронул тему «маленького человека в большом городе». Тему, которая уже век волновала русскую литературу. Он одним из первых бросил вызов «изысканной традиции» в литературе США, согласно которой Новый Свет лишен пороков Старого. В Новом Свете все счастливы, богаты и полны оптимизма. Однако это не совсем так. Такой вывод может сделать читатель после прочтения рассказов О. Генри. Герои его произведений -простые американцы среднего класса, горожане, живущие в «большом городе». Когда-то они тоже надеялись на великое будущее, на успех и богатство. Хотя «великая американская мечта» прошла мимо них, но они не отчаиваются и довольствуются малым, в надежде, что когда-нибудь и в их двери постучится эта пресловутая Мечта.

О. Генри из трехсот рассказов 140посвятил Нью-Йорку. Перед читателем раскинулся действительно «большой город», где живут миллионы «маленьких» жителей и очень небольшая кучка Гарун-аль - Рашидов.

Хотя О. Генри и называли великим «развлекателем и утешителем», но иногда сквозь маску комика проглядывал едкий и беспощадный сатирик.

Квинтэссенция безумной жизни в Нью-Йорке выражена в рассказе «Роман биржевого маклера». Биржевой маклер забывает, что уже обвенчался со своей стенографисткой, и снова просит выйти за него замуж.

Американская критика не сочла О. Генри серьезным писателем, несмотря на всю оригинальность его творчества. Но именно этот писатель стал родоначальником «городской новеллы», и в ней крупнейший город США - Нью-Йорк описан с разных сторон, а нью-йоркцы показаны во всем многообразии жизненных ситуаций. Перед читателем проходят не только простые люди - продавщицы, служанки, клерки, неудачливые художники и бродяги, но и сильные мира сего - банкиры, крупные биржевые дельцы и миллионеры. Их всех объединяет Нью-Йорк. Именно Нью-Йорк является главным героем произведений О. Генри. Его новеллы пользовались огромной популярностью в России в 20-30 годы ХХ века. Русская критика лучше разглядела талант американского писателя. Серьезные литературоведы А. Аникст, И. Левидова, А. Старцев, А.Б. Эйхенбаум посвятили ему свои исследования. «Художником большого капиталистического города» назвал О. Генри А. Аникст [О. Генри. Послесловие // О. Генри. Избранное. М.,1977. Т.2. Стр. 412]. Он замечает, что нью-йоркцы порой ждут милости с небес, не замечая, что сокровища лежат у них под ногами, в них самих. На это и указывает О. Генри. Писатель ищет «другую Америку». Америку не Акулы Додсона, а Америку простых американцев, тех, кому предназначены «дары волхвов», как Джим и Делла, или тех, кто«просто любит»,как Джо и Дилия.

О.Генри испытывал к Нью-Йорку амбивалентные чувства. С одной стороны, он любил этот город, полный жизни и энергии. С другой, он не может пройти мимо его холодности, безжалостности и отсутствия гостеприимства. Разница между человеком природы, неиспорченным цивилизацией, и «большим городом» показана в рассказе «Квадратура круга».

Талант О. Генри признан русской критикой. Недаром О. Генри удостоился места вфундаментальном исследовании «История литературы США» под редакций Я.Н. Засурского [Развитие американской новеллы. О. Генри // История литературы США. М.: ИМЛИ РАН, 2009].

Пятый параграф «Американские города глазами Ильи Эренбурга и Виктора Некрасова» посвящен восприятию Америки «правоверным» коммунистом И. Эренбургом и диссидентом В. Некрасовым.

Америка всегда привлекала внимание советских журналистов и писателей. Она получила освещение в публицистических произведениях С. Есенина «Железный Миргород» и В. Маяковского «В Америке», травелоге Б. Пильняка «О'Кей, или Американский роман», И. Ильфа и Е. Петрова «Одноэтажная Америка». Стоит сказать несколько слов о травелоге И. Ильфа и Е. Петрова «Одноэтажная Америка». Это было наименее идеологизированное произведение об Америке с первых лет советской власти. Писатели попытались взглянуть на Америку без идеологических шор, с позиций доброжелательности и объективности. Они попытались рассказать правду о заокеанской стране, не используя черную краску. Через десять лет, в 1946 году, это же попытался сделать Илья Эренбург.

Нью-Йорк поразил Эренбурга не небоскребами, не рекламой, а тем, что его жители «куда-то несутся». Как и подобает советскому журналисту, Эренбург останавливается на «контрастах» Нью-Йорка: на разноплеменном населении города, где представители каждой нации живут в своем районе, на Пятой авеню, где можно встретить супругу короля холодильников или жевательной резинки, на Гарлеме, где негры ждут в очереди, пока стирается их единственная рубашка. Писатель находит теплые слова о Нью-Йорке и его небоскребах.

Он вступает, пусть и с оговорками, в полемику с устоявшимся в советской литературе образом Нью-Йорка, вылепленным Горьким, который прочно вошел в литературно-художественный оборот практически всех советских писателей и журналистов. Эренбург находит образ Нью-Йорка не омертвляющим, а, напротив, оживляющим, передающим его живые чувства.

Однако Эренбург, будучи по-настоящему талантливыми правдивым литератором, не мог не почувствовать вторичность написанного. Ему не удалось внести в облик Америки живых красок, как ему удавалось это сделать в своих травелогах о Европе. Может быть, поэтому он написал: «в Америке я не открыл никакой Америки».