Социальный феномен неформальной молодежной субкультуры

Однако благодаря регги растафари как система идей получила новое дыхание, да еще какое! Появилась неформальная молодежная субкультура, превратившаяся еще и в международную. И это было вполне ожидаемо, поскольку приятная мелодичная музыка Боба Марлей, так рано ушедшего из жизни, несла идеи растафари: став популярной среди молодежи, музыка привнесла в ее жизнь и модель устройства новой неформальной молодежной субкультуры. Ведь практически все уже было готово: и музыка, и символика, и внешний вид, и система идей и ценностей, и собственный причудливый язык "Я-разговор" ("I-Talk"). Оставалось лишь все это использовать. Что и было сделано. Однако если в любой религии, в том числе и в секте, на первый план выходит поклонение Богу либо тем или иным высшим силам, то в неформальной молодежной субкультуре данная составляющая уходит на периферию, если вообще не исчезает. При этом любопытно, что внешне религиозная составляющая может сохраняться в неформальной молодежной субкультуре, но даже несмотря на разговоры молодых людей о Боге, в действительности он не является для них предметом поклонения.

Растафари как неформальная молодежная субкультура не возникла на пустом месте. У нее были своеобразные предшественники или, если так можно в данном контексте сказать, прародители, которые поучаствовали в ее появлении, частично наградив ее своими составляющими элементами, а то и переродившись в расту. И такими неформальными субкультурными прародителями для расты были клиппи, рудиз, или руд бойз, и хиппи. Однако растафари как неформальная молодежная субкультура не возникла бы без регги и ее легендарного исполнителя и создателя текстов песен Боба Марли: эта музыка вызвала интерес у молодежи, одновременно породив стиль жизни и став его выражением. А потому растафари как неформальная молодежная субкультура возникает как бы одновременно с соответствующим ей музыкальным стилем и неотделима от него.

В рамках данной статьи я не буду разбирать причины возникновения неформальной молодежной субкультуры как таковой, поскольку здесь мне важно не то, почему молодые люди обращаются к неформальной молодежной субкультуре (об этом см. ^[15]), а то, что повлияло на возникновение именно этой разновидности неформальной молодежной субкультуры, а также в чем своеобразие неформальной молодежной субкультуры растафари. Итак, получились следующие составляющие, способствовавшие возникновению растафари как неформальной молодежной субкультуры: это - клиппи, рудиз, хиппи плюс музыка регги. Ну и, естественно, система идей и положений религиозной секты растафари. Что представляют собой эти составляющие?

Клиппи возникли в 1960-х гг., и это явление относится исключительно к Ямайке. Их появлению предшествовало то, что в 1962 г. Ямайка перестала быть колонией Великобритании, получив независимость, что сопровождалось выходом из подполья секты растафари, которая до этого времени уже имела за плечами более чем тридцатилетнюю историю, однако за все это время о ней было лишь одно отрицательное упоминание в местной прессе: в газете "Daily Gleaner" растаманы были названы враждебными обществу полусумасшедшими подонками ^{[5, с. 127]}. В свою очередь выход из подполья секты растафари привел к росту ее влияния, распространяющегося уже на все слои островного сообщества. Растафари получили доступ к средствам массовой информации: они начали выступать на радио и издавать собственные газеты.

Однако свобода, сменившая колониальную зависимость, не разрешила проблем безработицы, экономического спада, коррупции и преступности, а также обернулась тем, что к власти пришли владельцы крупных плантаций сахарного тростника и бокситовых шахт. Это привело в том числе и к появлению клиппи ("стриженных") - молодых людей из среднего класса, которых к расте толкнула духовная неудовлетворенность происходящим. Не будучи готовыми полностью идентифицироваться с растафари, эти молодые люди не стали делать на голове дреды и продолжали стричь волосы. Раста же для них превратилась не в образ жизни, определяющий их поведение в целом, а в место и форму проведения досуга, быстро ставших модой. Так началось превращение растафари в неформальную молодежную субкультуру, а точнее, возникновение на основе религиозной секты неформальной молодежной субкультуры и отпочкование от нее.

Рудиз, или руд бойз, в английском написании "rude boys", переводится как "грубые, невежливые, невежественные, невоспитанные, неприличные, неумелые, резкие, неаккуратные, примитивные, крепкие, естественные парни", однако в отечественной литературе название данной неформальной молодежной субкультуры традиционно принято переводить как "крутые парни", что, естественно, передает лишь часть смыслов. Ведь в нашем понимании "крутым" может быть любой: от миллионера до нищего. Но название неформальной молодежной субкультуры в английском варианте подчеркивает не столько саму "крутость" молодых людей, сколько то, что речь идет о полукриминальной трущобной неформальной молодежной субкультуре насилия, аналогом которой в России могли бы в определенном смысле стать люберы или гопники. Рудиз были именно детьми низов, трущоб, нищета и безысходность жизни которых в сочетании с желанием постоять за себя объединили их в неформальную молодежную субкультуру со всем набором необходимых для того элементов: собственным языком, символическими поведением и манерой одеваться, музыкой ("ска"), системой ценностей и естественной позицией противостояния большому обществу и его культуре, где им практически не было места.

Рудиз - это неформальная молодежная субкультура приблатненных сорванцов, шпаны, не признававших норм "приличного общества" и находившихся в состоянии войны с ним. Однако здесь следует говорить о "непризнании" особого рода. Поскольку речь идет о трущобной неформальной молодежной субкультуре, то вряд ли возможно говорить о наличии хорошего образования или воспитания у ее представителей. А потому рудиз, с одной стороны, не признавали норм "приличного общества", поскольку не очень-то их и знали, а с другой - в их среде были приняты совсем иные нормы, которыми они и руководствовались. К обычной же "войне" с обществом неформальной молодежной субкультуры по линии "отцы - дети" у них добавлялась "война" по линии "трущобы - приличное общество".

Структурно неформальная молодежная субкультура рудиз состояла из ряда аналогичных по составу и манере поведения соперничающих между собой группировок. Таким образом, практически рудиз представляли собой сбившихся в "стаи" необразованных молодых людей, которые, не имея иных занятий (а следует отметить, что безработица на Ямайке была столь высока, что применения себе не находили не только молодые люди, но и их родители) и развлечений, были заняты лишь выяснением отношений с аналогичными "стаями", причем частенько для этого они пускали в ход ножи.

Рудиз оказались прекрасной "базой", "материалом" для создания неформальной молодежной субкультуры растафари, поскольку первые были материально бедны, если не нищи, а растафари не предъявляла особых требований к материальному достатку своих членов. Наоборот, в рамках растафари считалось, что счастье не в материальном достатке, что главное - духовная составляющая при минимуме материальных благ, которые, в свою очередь, являются элементами Вавилона (то есть США, олицетворяющими ад на Земле) и с которыми необходимо бороться. Для рудиз же растафари сыграла роль некоего спасительного круга, поскольку логика развития подобных агрессивных неформальных молодежных субкультур такова, что если ничего не происходит и неформальная молодежная субкультура продолжает развиваться как полукриминальная, то в конечном итоге она рано или поздно перерождается в банду, руководство которой чаще всего берет в свои руки более взрослый, уже побывавший в переделках человек, заставляющий молодых действовать в своих интересах, идущих вразрез с законом. Рудиз же, увлекшись растафари, увидев в ней систему идей, вполне укладывающуюся в их мироощущение, смогли избежать этого сценария. Обнаружив вдруг внешнего врага не в окружавшем их обществе и Системе, а в Вавилоне, который далеко, олицетворением которого являлись США, они сменили вектор своей ненависти: ведь нож не поможет в битве с Вавилоном. А потому ненависть осталась лишь для чего-то далекого и мистического, а в сердцах ее место заняли любовь и братание с себеподобными окружающими.

Вместе с ненавистью к Вавилону обращенные в растафари рудиз приняли и новое внешнее обличие, и новую систему ценностей, и новые для них привычки: вместо рома они приобщились к курению марихуаны. Также они заговорили о Джа и обо всем, связанном с ним. Однако на деле они восприняли скорее лишь стиль, нежели действительное внутреннее содержание растафаризма как религии.

Тем не менее, рудиз были именно теми молодыми, которые начали превращать религию в неформальную молодежную субкультуру. И здесь примечательно, что кумир и идол нынешних неформальных субкультурных растафари - Боб Марли - тоже начинал как рудиз. И здесь стоит отметить, что Боб Марли и его товарищи по ансамблю "Уэйлерс" ("Wailers", что в переводе с английского означает "издающие продолжительный скорбный звук, вопиющие; воющие; причитающие, стенающие; оплакивающие") - Питер Тош и Банни Ливингстон - запечатлены на обложках их первых пластинок именно в "униформе" рудиз.

На появление растафари как неформальной молодежной субкультуры серьезное влияние оказали и хиппи. Однако если в случае с рудиз можно говорить о том, что они, восприняв идеи и символику растафари, практически превратились в создателей одноименной неформальной молодежной субкультуры, став либо ее первыми представителями, либо "промежуточным звеном" между религиозной сектой растафари и одноименной неформальной молодежной субкультурой, то о хиппи в контексте растафари можно говорить лишь в смысле влияния, которое те оказали на создававшуюся тогда, родственную им неформальную молодежную субкультуру.

В действительности, открытие хиппи в 1960-х гг. тогда еще только религии и лишь зарождающейся неформальной молодежной субкультуры растафари поразило их многими моментами созвучности собственным представлениям. А потому они стали совершать регулярные паломничества на Ямайку, а особенно увлекшиеся даже остались жить на этом острове, где их можно повстречать и поныне, правда, изрядно постаревшими. Это было следствием того, что особенностью американских хиппи 1960-х гг. было то, что им очень нравились неевропейцы, особенно пострадавшие от белых, например, индейцы Северной Америки. Однако, несмотря на то, что периодически встречаются утверждения, будто растаманов породили хиппи, на деле это не так и мы имеем дело с двумя различными, хотя и родственными по духу неформальными молодежными субкультурами. А о том, что они близки, говорит очень многое. Так, и хиппи, и растаманы говорят о необходимости мира во всем мире и о том, что все люди братья, а также у хиппи и у растаманов созвучными оказываются и лозунги-призывы - если хиппи не устают, начиная с 1960-х гг., повторять: "Love. Peace. Freedom" ("Любовь. Мир. Свобода"), то у растаманов можно услышать нечто похожее: "Love. Peace. Unity. Respect" ("Любовь. Мир. Единство. Уважение"), - однако "единство" и "уважение" растаманы в первую очередь распространяют лишь на растаманов, а не вообще на людей, как это делают хиппи. При этом язык жестов в данном случае у хиппи и растаманов не будет совпадать: хиппи будут указательным и средним пальцемами показывать латинскую букву "V", символизирующую их победу ("Victory" = "Победа"), а растаманы будут сжимать руки в кулаки в знак единства людей расты и поочередно ударять сверху вниз одним кулаком о другой.

Но что привлекло хиппи в религии растафари и какова их роль в формировании одноименной неформальной молодежной субкультуры?

Начать следует с идеи ухода из искусственного, фальшивого, постоянно обманывающего Вавилона и возвращения "домой", на свою духовную родину, а также со связанной с ней проповедью естественности - не об этом ли говорили и сами хиппи, украшавшие себя живыми цветами и предпочитавшие ходить босиком, да еще и не позволявшие ножницам касаться своих волос, дабы не нарушать естественности, которая, обязательно, с их точки зрения, должна быть прекрасна во всех ее проявлениях. Однако это положение требует того, чтобы его разбить на два: о Вавилоне и о естественности.

Начну с Вавилона. Идея порочного цивилизованного мира белых людей возникла у Гарви Маркуса еще на стадии создания национально-освободительного движения чернокожих против белых, поработивших их, правда, тогда слово "Вавилон" еще не фигурировало. Несколько позже, создавая религиозную секту и ища подтверждения своим идеям в Ветхом Завете, Маркус обратил внимание на легенду о Вавилоне и понял, что именно этот город является символом современного ада, цивилизованного мира, который воплощают собой Соединенные Штаты Америки. В трактовке Маркуса, взятой на вооружение религиозной сектой растафари, Вавилон был построен только для того, чтобы наказать и одновременно испытать избранный Богом Джа провинившийся перед ним чернокожий народ. Орудием же Вавилона стала церковь, которая давно обманывала чернокожих, скрывая от них их богоизбранность. Другим орудием и приманкой Вавилона являются деньги, приводящие лишь к неравенству между людьми. Попытки же установить естественное равенство в Вавилоне ведут только к кровопролитию и в конечном итоге к концу света.

Растаманам-сектантам Вавилон представлялся как индустриальный мир, скопище пороков и бездушия, всего корыстного и ненастоящего, неестественного. Он словно мифический Молох (в мифологии древних финикиян, карфагенян, аммонитян, израильтян и др. Молух был богом солнца, огня и войны, которому приносились человеческие жертвы; поэтому до настоящего времени он является символом жестокой силы, требующей множества человеческих жертв), требуя все новых и новых жертв, заставлял людей делать то, что те не хотели, однако от чего не могли отказаться. Вавилон превращал нормальных людей в наркоманов и алкоголиков, лишал их крова. Такова была судьба тех, кто не хотели думать и просто отдавали себя ему полностью. Вавилон же выпивал все их соки, пережевывал их, а затем за ненадобностью выплевывал на обочину жизни, обрекая на мучительную смерть.

Чтобы удержать людей под контролем, Вавилон заранее программирует их на страдания, замаскированные под повседневные жизненные заботы. Приучая всех к потребительскому фетишизму, он низводит людей до положения зомби. Растаману, верующему в Джа, нелегко приходится, пока все еще существует Вавилон. Чтобы выжить, он вынужден терпеть многое. Но оправданы ли жертвы Вавилону? Вовсе нет. А потому надо не терпеть, а отказаться от любых контактов с Вавилоном: следует прекратить работать на Вавилон, что, кстати, верующим растаманам сделать было нетрудно, поскольку их религия была ориентирована на те слои населения, большинство которых просто не имели работы; также следует не соблюдать общепринятые нормы и требования, в том числе и не платить налоги властям. Именно таков путь избавления от Вавилона и возвращения на родину. Когда же Вавилон падет (любопытно, что растаманы уже в 1930-х гг. верили, что орудием разрушения Вавилона станет зверь из откровения Иоанна, и этим зверем будет Россия), наступит рай на всей Земле, а избранный Джа приведет народ к бессмертию и торжеству справедливости.

Безусловно, такое представление о Вавилоне как символе США не могло понравиться хиппи, которые в основном были гражданами именно этой страны. А потому в неформальной молодежной субкультуре растафари образ Вавилона сохранился, но его смысл изменился. И этому в немалой степени способствовали хиппи, твердившие о революции в сознании. В результате в неформальной молодежной субкультуре растафари Вавилон стал символом различных пороков, предрассудков, которые есть у человека, а также немилых, постылых лживых ценностей господствующей культуры, с которыми он должен бороться и от которых должен избавляться. Сделав это, он преобразится, произойдет революция в его сознании, свершится столь милый сердцу хиппи Великий Отказ. А потому одной из главных целей растаманов становится свержение Вавилона в них самих, то есть духовное самосовершенствование, что очень похоже на мысль из пьесы Евгения Шварца "Дракон", в которой ясно дается понять, что Дракон не где-то там, откуда он повелевает твоей жизнью, а в тебе самом, и необходимо убить Дракона именно в себе. Именно такое свержение для растаманов и есть долгожданная репатриация, понимаемая как возвращение на родину, к своей подлинной сути.

Однако здесь не следует переоценивать влияние хиппи на неформальную молодежную субкультуру растафари, поскольку еще Гарви Маркус говорил: "Освободите сознание людей - и вы освободите в конце концов их тела" ^{[16, с. 98]}. Так что о революции в сознании растаманы впервые услышали вовсе не от хиппи. Более того, в растасекте большое внимание уделялось борьбе с порабощением сознания чернокожего человека, что выражалось в том числе и в том, что растаманы не отдавали своих детей в школы, организованные белыми, а создавали собственные школы, в которых обучали их истории Африки и амхарскому языку. А потому уже в раста-секте у понятия "репатриация" появился смысловой оттенок возрождения утраченной культуры, возвращения к истокам. В секте растаманов вменялось в ожидании физической репатриации морально готовиться к ней, поскольку самая большая беда, постигшая черных иудеев в неволе вавилонской, заключалась в утрате ими самобытности. В случае же с неформальной молодежной субкультурой произошло лишь смещение акцентов, и революция в сознании стала пониматься как свержение Вавилона в самом себе. (Не это ли имел в виду Боб Марли, когда говорил, что растаманы хотят выжечь огнем иллюзии капиталистического сознания?). При этом из секты в неформальную молодежную субкультуру пришло представление о том, что революция в сознании должна опираться на любовь как связующую силу всего доброго и истинного, делающую их естественным состоянием человека.

Трактовки идеи естественности у хиппи и растафари во многом перекликаются. Однако в данном случае говорить о каком-либо влиянии хиппи на представления неформальной молодежной субкультуры растафари не приходится, поскольку последние перенесли их в уже готовом виде из одноименной религиозной секты.

Естественность растаманов начинается с противопоставления "черная Эфиопия" (читай: Африка) - "белый Вавилон" (читай: США): в Эфиопии все естественно, в то время как в Вавилоне все искусственно (растаманы передают из уст в уста нетленный завет Гарви Маркуса: "Черное - прекрасно!"). А раз они - частичка Африки, то чем более естественны они будут, тем менее в плену Вавилона они окажутся. В светлое же будущее попадут лишь свергнувшие Вавилон, а потому надо максимально развивать в себе естественность (в этом явно прослушиваются руссоистские мотивы "Назад к природе!", столь характерные и для хиппи). Это предполагает соблюдение ряда запретов предписаний, касающихся внешнего вида, манер поведения, продуктов питания, способа мышления и др.

Прежде всего, чтобы быть естественным, растаману вменяется не быть рассудочным, прагматичным, как вавилоняне, а стремиться к мистическому, духовному восприятию действительности, поскольку раста поддается лишь духовному пониманию. Это положение явно заимствовано ими из древней индийской философии. Так и хочется, перефразируя Тютчева, воскликнуть: "Умом расту не понять..."!

Такой духовно-мистически воспринимающий мир растаман должен избегать всего искусственного, консервов, "химии", синтетики; не делать ничего противоестественного, а именно: не курить табак, не пить ром и вино, не употреблять в пищу соль и уксус. Почему-то под запрет для него попадает и коровье молоко во всех его видах (имеется в виду и сыр, и творог и т. п.). Противоестественным для него оказывается и употребление в пищу свинины, моллюсков и так называемых "голых" рыб, т. е. рыб без чешуи. Эти запреты вполне объяснимы, поскольку в иудаизме запрещается употреблять в пищу свинину и "голых" рыб, а моллюски ведь тоже "голые"; поскольку Маркус настаивал, что эфиопы - читай африканцы - являются чернокожими израильтянами, то и этот запрет для них оказывается естественным. Такие ограничения на потребление продуктов питания у растаманов сопровождаются желательным, но вовсе не обязательным и не строгим вегетарианством, допускающим периодическое употребление в пищу говядины.

Кстати, вегетарианство стало распространяться среди растаманов еще в 1930-х гг. по двум достаточно банальным, а не религиозным причинам: во-первых, растафари собирала свою братию вовсе не из богачей, а среди часто безработной бедноты, которой просто не по карману была иная пища; во-вторых, поскольку и Ямайка, и Индия были английскими колониями, то, естественно, на остров были завезены индусы для выполнения определенных видов работ, которые, в свою очередь, привезли с собой и некоторые культурные особенности своей страны, в число которых входило и практикуемое вегетарианство, перенятое у них чернокожими обитателями Ямайки, в частности растаманами. Правда, в секте растафари также запрещается есть пищу, приготовленную другими людьми, но этот запрет в неформальную молодежную субкультуру не перешел.

Противоестественным, а потому и запретным в религии растафари считаются игра в азартные игры, прикосновение ко всему мертвому, с чем отчасти связано и вегетарианство растаманов; проповедь недостойным, поклонение богам иных религий (то есть не Джа), получение наслаждений от порочного внешнего общества; искушение подачками, титулами и богатствами; а также ненависть, ревность, зависть, обман, вероломство, предательство и т. п. Естественным же, а потому поощряемыми являются любовь и братство между всеми людьми и в первую очередь растаманами; простота; доброта и милосердие; помощь всем, кто попал в беду, будь то человек, животное или растение; сердечная чистота; всеобщая справедливость; равенство всех людей перед Джа; пацифизм и мир во всем мире; соблюдение древних законов Эфиопии; забота о своем здоровье. Интересно, что при декларировании положения о равенстве всех людей перед Джа в религиозной секте растафари одновременно подчеркивалось, что все же для Джа существует определенная иерархия, когда на первое место выходят растаманы, за ними следуют остальные чернокожие, а уже потом все остальные люди. Подобное разделение людей на первых, вторых и остальных пропало в неформальной молодежной субкультуре растафари. Хотя здесь следует оговориться: не во всех странах положение таково. Так, к примеру, в Великобритании, где растафари в основном является неформальной молодежной субкультурой детей пришлого туда чернокожего населения, идея равенства всех перед Джа лишь декларируется, но не практикуется.

Еще одна очень важная установка растаманов на естественность связана с тем, что данный Богом Джа человеку облик нельзя никак изменять или, что тоже самое, осквернять какими бы то ни было надрезами, уродованиями, татуировками, бритьем, стрижкой волос. И здесь следует отдельно остановиться на волосах, поскольку к ним у растаманов особо трепетное отношение, что придает их облику специфический вид.

В отличие от хиппи, считающих, что все, что естественно - прекрасно, и просто не мешающих своим волосам расти так, как тем хочется, а потому не стригущих их, за что хиппи и получили прозвище "волосатые", растаманы подводят серьезную идеологическую основу под свою прическу, замешанную на мощной эклектике из библейских мифов, африканской мифологии, обычаев странствующих индийских монахов-мудрецов, а также созданных Гарви Маркусом мифов. Это выливается в то, что растаманы утверждают, будто расческа, ножницы и "химия", то есть шампунь и кондиционер, убивают волосы, которые не только являются частью растаманов, но и играют очень важную роль в их жизни. Растаманы верят, что, как и у библейского героя Самсона, сила которого была заключена в его волосах, длинные волосы придают им силы и делают их непобедимыми. А потому они очень осторожны с волосами: считается, что ни в коем случае нельзя оставлять собственные выпавшие волоски где ни попадя, а также, что следует остерегаться чужих волос, поскольку, даже будучи отрезанными, они остаются частью человека и поддерживают с ним связь: ведь не зря их и используют для магии, колдовства, сглазов, приворотов.

Однако вьющаяся структура волос африканцев и жаркий климат Ямайки делали невыносимой копну нестриженных, непричесанных волос. И тогда на помощь пришли странствующие мудрецы из далекой Индии, постигавшие в длительных путешествиях смысл жизни. Дело в том, что те, ведя аскетический образ жизни и находясь вдали от людей, просто не имели возможности ни стричь, ни расчесывать волосы, не говоря уже о том, чтобы их мыть, в результате чего у них на голове образовывались колтуны. Для растаманов такой опыт был просто находкой: со скрученными в колтуны-косички длинными волосами было не так сложно управляться, а также не так жарко. Вот именно эти колтуны-косички, называемые дредлокс, или просто дредами, стали играть в жизни растаманов очень важную и не только практическую, но и символическую роль, подобную той, которую играет крестик на груди христианина, с той лишь разницей, что крестик надевают, а дреды являются природной частью растамана.

Прежде чем остановиться на том, что символизируют собой дреды, и какова их функция, несколько слов о них самих. Дредлокс - в английском написании "dread locks" - традиционно на русский язык переводятся как "ужасные патлы", "жуткие локоны", реже "колтуны". В принципе, переводы вполне адекватны, хотя в них опять же теряются некоторые оттенки смыслов, на которые бы хотелось обратить внимание. Слово "dread" имеет еще значение чего-либо, внушающего благоговейный страх, трепет, ужас; чего-либо, таящего в себе угрозу, опасность; чего-либо почитаемого, перед чем преклоняются, благоговеют. Слово же "lock", кроме значений "волосы, локон, клок", имеет значения: "сцепление, взаимное связывание, соединение, сплетение". Именно эти важные для растаманов значения, поскольку они им лишний раз напоминают о связи с Джа, оказались потерянными в русском переводе.

Для растаманов дреды являются не просто оригинальной и удобной прической. Они обладают смысловой и символической нагруженностью. И, прежде всего, следует остановиться на том, что дреды напоминают растаманам об их африканских корнях При этом они не только напоминают, но и символизируют корни. А коль скоро это так, то необходимо удобрение, которым у растаманов является петел от выкуренных косяков, то есть папирос с марихуаной. Растаманы втирают в дреды пепел от скуренной марихуаны по двум причинам: во-первых, у них считается, что конопля является священным растением (об этом речь пойдет ниже), а потому от нее все во благо; а во-вторых, они твердо уверены, что пепел священного растения, с которым они никак не хотят расставаться, якобы улучшает состояние дредов и полезен для кожи головы.

Но все-таки что символизируют собой дреды, и какова их функция? Да, действительно, дреды напоминают растаманам об их африканских корнях И если в религии растафари речь идет именно о географическом месте происхождения растаманов, то в неформальной молодежной субкультуре этот смысл трансформировался в представление об утрате собственной идентичности и в напоминание о том, что она существует и к ней следует стремиться.

Кроме того, множество дредов на голове растамана внешне очень похожи на гриву льва - Царя зверей, обладающего божественной силой, Воинствующего Льва Иудейского, символизирующего мощь Эфиопии, Африку и Хайле Селассие I. Это чисто внешнее сходство помогает растаману в его нелегкой жизни: когда ему плохо, он становится злым и начинает рычать, как лев, чем распугивает все свои неприятности, а те в ужасе разбегаются; когда же ему хорошо, он горд и непобедим. Именно поэтому изображение льва присутствует и на одежде растаманов и одновременно является символом растафари. Кроме изображения Льва Иудейского растаманы часто используют для "украшения" себя Звезду Давида, дабы подчеркнуть, что истинными израильтянами являются именно они. Не забывают они и о Гарви Маркусе, значки с его изображением дополняют их облик.

Но самое главное для растамана в дредах - это то, что они являются средством общения, "антеннами" в духовный мир Джа. Когда же наступит Конец Света, именно по дредам Джа узнает свою братию и, ухватив за эти косички, вытащит ее на небо.

В то же время и хиппи оказали некоторое влияние на прическу растаманов. Благодаря хиппи у них стали и до сих пор остаются популярными так называемые рaсточки, представляющие собой несколько длинных волосков с вплетенными в них нитками, камушками, шариками или еще чем-нибудь.

Однако дредами и расточками не ограничивается убранство головы растамана. Эту голову часто венчает огромных размеров цветастый красно-желто-зеленый вязаный берет-шапочка. Почему обязательно красно-желто-зеленый? Эти цвета - зеленый, красный и золотой - представляют национальный флаг Эфиопии. Есть и другое объяснение выбранной растаманами цветовой гаммы, пришедшей из национально-освободительного движения начала ХХ в.: красный символизирует кровь всех борцов, пролитую за освобождение чернокожего населения; черный - цвет кожи последователей движения; зеленый - надежду на освобождение; а золотой (он же желтый) - цвет национального флага Ямайки. Эти цвета присутствуют у растаманов как на беретах, так и на нашивках. И все было бы хорошо, если бы злые языки некоторых наших соотечественников не окрестили растаманов "светофорами" и не заговорили бы об их "светофорном прикиде".

Не менее естественной, чем прическа, часто увенчанная цветастым беретом-шапочкой, у растаманов должна быть и одежда, хотя следует сразу отметить, что если бы не дреды, то внешне растаманы мало чем отличались бы от хиппи. Но у них есть и свои особенности. Первым правилом для растаманов в отношении одежды является то, что нельзя носить вещи с чужого плеча. Своя же одежда должна быть из естественных материалов (никакой синтетики) обычно состоит из просторных рубахи и полотняных штанов. Этот внешний вид дополняют голые ноги в сандалиях, что позволяет растаману чувствовать земные вибрации, и деревянный жезл в руке. До возникновения неформальной молодежной субкультуры религиозные растаманы больше походили на люмпенов в босяцких лохмотьях и единственное, что их выделяло из общей массы, так это дредлоки. Не без влияния хиппи внешний облик неформальных субкультурных растаманов дополнили линялые или/и потертые джинсы, балахоны, шерстяные джемперы и пояса, шарфы с трехцветной символикой, униформы коммандос цвета хаки, да майки с изображением конопляного листа.

Если спросить у любого современного молодого человека, кто такие растаманы, то, вероятнее всего, можно будет получить в ответ: "А, это те, которые курят травку". И действительно, ратующие за естественность растаманы, которым запрещается пить спиртное и курить табак, совершают, казалось бы, совершенно противоестественное дело. Однако в растафари-секте под это подведена столь серьезная идеологическая база, что оказывается, что курение "травы" является для них вполне естественным. Подобная собственная апология галлюциногенов в свое время привела в восторг хиппи, не гнушавшихся экспериментами с различными наркотиками, ратовавшими за "расширение сознания". Перекочевавшее в неформальную молодежную субкультуру растафари отношение к курению "травки" как к чему-то естественному привело к не всегда верному отношению к растаманам как к наркоманам. Истины ради стоит заметить, что в среде растаманов есть и такие молодые люди, которые идут в расту, где, как им кажется, вполне легально можно курить "травку". Дальнейшую судьбу таких молодых людей не трудно просчитать. Но как в действительности обстоят дела с наркотиками как в религиозной секте, так и в неформальной молодежной субкультуре растафари? Кстати, вопрос о курении "травки" не возникал на стадии национально-освободительного движения, а появился вначале лишь как элемент раста-религии.

Итак, "травка" - это индийская конопля, или марихуана, анаша, ганджа, каннабис, кайя ["кайя" ("kaya") - одно из местных наименований марихуаны или ганджи. Одна из песен Боба Марли так и называется "Kaya". Ее припев звучит так: Мне необходима кайя сейчас, Мне необходима кайя сейчас, Мне необходима кайя сейчас, Потому что идет дождь], кому какое название больше нравится. В рамках растафари она почитается как "трава мудрости", священное растение, дарованное братии Богом Джа, который и научил ее курить, чтобы эта братия входила в особые экстатические состояния для общения с ним. Священность и богоугодность марихуаны растаманы обосновывают упорно ходящей в их среде легендой, что первым растением, выросшим на могиле царя Соломона, мудрейшего человека из всех людей, когда-либо живших на Земле, была именно конопля. Более того, в подтверждение версии священности конопли растаманы даже приводят положения из Библии: "И сказал Бог: вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; - вам сие будет в пищу" ^[17]. Правда, остается не понятным, какое отношение имеет данная, а также ряд других, приводимых ими цитат из Библии ^[18], к конопле и курению ее, поскольку в них есть лишь упоминание о флоре вообще.

Не следует думать, что курение конопли, называемой на острове ганджа, входило в традиции Ямайки. Да она и не росла там. Однако в середине XIX в. ее привезли с собой индийские рабочие. "Каннабис индика", или индийская конопля, прижилась на острове, поскольку климат и почвы Ямайки оказались для нее очень благоприятными. Индусы же считали коноплю священной травой богини Кали, жены бога Шива. Они, молясь Шиве, общаясь с ним, всегда курили индийскую коноплю. Вот это-то и было подмечено, а затем перенято у индусов создателями религии растафари, а потом перекочевало и в неформальную молодежную субкультуру. Кстати, привычка курить ганджу вообще широко распространилась среди ямайцев, и не только по религиозным мотивам.

Ритуальное курение "травки" для более глубокого проникновения в суть вещей и смысл Писания, а также для общения с Богом Джа очень хорошо вписывалось в создававшуюся концепцию религиозной секты растафари. Дело в том, что в 1925 г. была подписана Международная опиумная конвенция, в соответствии с которой конопля в качестве наркотического вещества и, естественно, все ее производные объявлялись вне закона. А если вспомнить историю Маркуса, то окажется, что на Ямайку он был депортирован из США в 1927 г., когда Конвенция уже действовала. Это позволило ему утверждать, что власти - читай Вавилон - знают о просветляющем действии "травы мудрости", о том, что она, кроме мудрости, дает также здоровье и бессмертие, а потому намеренно запрещают ее, продолжая обманывать чернокожих. Вавилон боится, что марихуана поможет растаманам познать себя и великого Джа, установить связь между реальностью и миром гармонии, поскольку эта трава очищает от "умственного рабства" западного рационализма и помогает глубоко проникнуть в мистическую суть вещей и событий. А потому курение "травки" превращается в оружие против злых сил Вавилона.

Организация религии растафари такова, что там практически нет церкви как культового сооружения. Каждый человек сам является для себя храмом. Но ведь в православном-то храме, а растафари создавалась как ответвление православия, принято зажигать свечи и возжигать священный фимиам. Для растаманов же курение марихуаны заменяет и это, и обряд причащения к Джа. А сам растаман, куря "траву мудрости", превращается в священный Храм Огня. Вот как об этом говорится в журнале британских растаманов: "Посредством священной травы, которую создатель дал человеку для пищи (духовной), ЕГО слуга отделяет себя от Вавилона, даже находясь посреди него. Человек очищает Храм свой, воскуривая в нем этот божественный фимиам. Эта трава есть причащение Я и Я ["Я и Я" на особом языке, придуманном растаманами, означает "мы" - прим. автора ] к Джа, к Псалмам, чтобы изгнать порочные понятия из Живой Церкви человека и преградить Вавилону дорогу назад. И хотя Система борется с травой, она не может помешать расте пользоваться этим божественным средством очищения, чтобы возносить хвалу Джа Растафари" [Цит. по:19].

Этому вторит и легендарный Боб Марли, так много сделавший для популяризации идей растафари (кстати, умер он 11 мая 1981 г. в возрасте 36 лет от опухоли мозга): "Когда ты куришь траву, это открывает тебе твою собственную суть. Все недостойные поступки открываются тебе травкой - это твоя совесть, и она дает тебе честную картину самого себя. Травка заставляет тебя предаться созерцательному размышлению... Это всего лишь природный продукт, и она растет, подобно дереву" [из книги "Боб Марли своими собственными словами"]. Приравняв курение травы к совести человека, не забыв подчеркнуть, что трава - это всего лишь естественный продукт, в котором нет никакой химии, а, следовательно, и вреда, Боб Марли "помог" еще колебавшимся молодым людям побороть страх перед первым косячком. В итоге религиозное священнодействие плавно перекочевало в неформальную молодежную субкультуру растафари.

Если в рамках религии растафари под курение марихуаны была подведена серьезная объяснительная база, то для одноименной неформальной молодежной субкультуры такую базу следовало создать, чтобы избавиться от лишних нареканий, что молодые люди, дабы легализовать собственные наркотические пристрастия, идут в растаманы (хотя, можно подумать, что на растаманов не действует закон о наркотиках). И это было сделано: была создана легенда о распутье трех дорог, на котором стоял растаман и определялся, с какой целью он курит "травку". Растаман, словно тот витязь из русских народных сказок, выбиравший из трех вариантов - направо пойдешь: коня потеряешь; налево пойдешь: меч сломаешь; прямо пойдешь: сам погибнешь, - стоя на перекрестье трех дорог, ведущих к своеобразным воротам, и разбирался, к чему он стремится, куря косячок (кстати, интересно, что сама проблема "курить" или "не курить" в данной истории даже не поднималась): если к удовольствиям, то ему следовало идти направо и входить в Серые Ворота, за которыми скрывался Вавилон со всевозможными плотскими наслаждениями. Однако этот путь вел в конечном счете лишь к боли, порабощению Вавилоном и неминуемой мучительной смерти.

Если растаман пытался найти в марихуане лекарство от всех своих невзгод и бед, искал в ней временное забвение, то ему следовало идти налево в Черные Ворота, но это был путь в никуда, поскольку его ожидал все тот же Вавилон, только безо всяких удовольствий и наслаждений. И только тот растаман, который стремился, чтобы марихуана стала для него опорой в его благих начинаниях и попытках подняться с колен, обратив свой взор к небу, шел прямо и проходил через Белые Ворота, за которыми в свою очередь была еще одна дорога, обязательно попадал в Сион (проще говоря, в рай). А потому девизом растамана могло стать только: "Накуриться, чтобы жить; но не жить, чтобы накуриться".

История, конечно, красивая, однако не все так просто и однозначно в отношении к "травке" у растаманов как религиозных, так и неформальных субкультурных. Далеко не все растаманы курят марихуану. Так, например, настоящие, то есть ортодоксальные религиозные растаманы, не употребляют ее вообще. Более того, Ортодоксальная церковь Эфиопии выступает категорически против подобного использования индийской конопли, поскольку считает подобную практику очень вредной, опасной и разрушающей здоровье. Напротив, в некоторых религиозных общинах растафари допускается культовое применение "травы мудрости", чтобы достигать определенных медитативных состояний, позволяющих вступать в прямое общение с Богом Джа, а также для "ублажения Бога благовониями"; однако подобное применение строго регламентировано и лимитировано и совершается под жестким контролем.

Примерно так же с курением, как некоторые острословы говорят, "сорняка мудрости" дело обстоит и в неформальной молодежной субкультуре с той лишь разницей, что и регламентирует, и контролирует, и решает "курить или не курить" сам молодой человек. Правда, надо понимать, что даже если мы имеем дело с некурящим растаманом, то на практике свою дозу он все равно, так или иначе, получает, хотя и не активным, а пассивным путем, находясь в насквозь прокуренном помещении вместе со своими собратьями по неформальной молодежной субкультуре. Те же, которые либо редко, либо часто курят "травку", находят массу объяснений и оправданий своим действиям. Самым частым является заявление, что марихуана - это легкий наркотик и что лучше курить травку, которая придает легкость в общении и поднимает настроение, чем пить водку или самогон и потом с красным носом валяться в овраге и дурным голосом орать неприличные слова и песни. То есть здесь применяется аргументация по принципу: из двух зол я выбираю наименьшее. Но как-то скучно вступать в дебаты по этому поводу, тем более что возникает вопрос: кто же так прижал к стенке молодого человека, что ему приходится выбирать из этих двух зол. А он даже не подумал, что кроме зла есть еще добро и можно выбрать его.

После такого, как некоторым молодым людям кажется, сногсшибательного аргумента наступает черед более простым, типа того, что травка - это просто средство, способ чувствовать тоньше; что она - путь к увеличению способности сопереживать и понимать; что марихуана согревает растамана, приближает его к Джа; что травка напоминает, что день падения Вавилона близок и т. п. И все это подытоживается восклицанием: марихуана для растамана не смысл жизни, а способ расширить сознание. При этом интересно, что их же ровесники отвечают на это: на самом деле это не расширение сознания, а всего лишь иллюзия [См.: 20].

И еще один немаловажный момент, серьезно сближающий хиппи и растаманов - и те, и другие создают общины-коммуны. Несмотря на то, что большая часть растаманов, как и большая часть хиппи, живет обычной жизнью, не оставляя общество, меньшая часть все же предпочитает жизнь в различного рода коммунах. Причем неформальная молодежная субкультура растафари переняла манеру создавать коммуны и, естественно, жить ими, вовсе не у хиппи, а у своей одноименной секты. Однако если коммуны большинства ортодоксальных растаманов-сектантов напоминают монастыри, аналогичные ашрамам индусов, жизнь в которых строго регламентирована (здесь можно хотя бы вспомнить о лимитируемом и контролируемом курении "травки"), а коммунары-общинники разделены по половому признаку, то коммуны неформальных субкультурных растаманов представляют собой их противоположность: ничем и никем не ограниченную вольницу. В качестве примера можно назвать общину-студию "Таф Гонг". То, что происходило там, мало чем отличалось от обычных общин-коммун хиппи: там было много еды, "травки", неизвестно чьих детишек, музыки и случайного секса. Создателем этой общины был Боб Марли [настоящее имя Роберт Нэста (Robert Nesta)], давший ей название собственного лейбла ("Tuff Gong"). Именно этот музыкант, популяризировавший музыкой рэгги идеи растафари, способствовал появлению одноименной неформальной молодежной субкультуры, которая и по числу входящих в нее, и по географии распространения по миру намного превзошла растафари-секту. И вряд ли слова "растафари" и "растаман" были бы столь широко известны, если бы не неформальная молодежная субкультура и "запустившая" ее музыка рэгги.

Музыка рэгги зародилась на Ямайке в 1960-х гг. Ее предшественницей была излишне быстрая музыка ска. В рэгги же ритм стал более спокойным, расслабляющим; а сам новый музыкальный стиль явился результатом соединения местной музыкальной традиции, опирающейся на африканские национальные стили, и североамериканских стилей соул и ритм-энд-блюз. В результате получилось нечто неповторимое, завораживающее, одновременно и тягучее и ритмичное. Кстати, ритм в регги размеренно-монотонный, раскачивающийся, корнями уходящий в традиционное для Ямайки искусство ритмической декларации под музыку, используемой проповедниками для того, чтобы островитяне лучше воспринимали то, о чем им говорят.

Однако рэгги так и остался бы локальным музыкальным стилем и достоянием лишь Ямайки, если бы не получил широкую аудиторию за пределами острова благодаря двум обстоятельствам. Во-первых, альбом его исполнителя - Боба Марли - "Catch a Fire" в 1973 г. был издан в США, где стал успешно продаваться. Примечательно то, что до выхода этого альбома Боб Марли имел опыт выступлений и на Ямайке, и в США, который особого успеха ему не принес. Бытует мнение, что невероятно удачное соединение идей растафари и нового музыкального стиля рэгги явилось причиной его мирового успеха. Однако если бы не американская компания "Айленд" (Island), являющаяся подразделением "Юниверсал" (Universal), менеджер которой, Крис Блэкуэлл, белый уроженец Ямайки, не почувствовал, что мятежный дух Острова Солнца, который несла в себе музыка Боба Марли, будет востребован, и не предложил ему выпустить диск в США, то вряд ли мы знали сейчас и о Марли, и о регги - ведь сколько существует музыкальных стилей и исполнителей, которые из-за отсутствия рекламы оказываются невостребованными. Кстати, интересен и тот факт, что спустя три года после выхода своего первого диска в США, то есть в 1976 г., Боб Марли переехал жить и работать (то есть записывать диски и выступать с концертами) в эту страну-Вавилон. При этом со временем тексты рэгги становились все более и более политизированными, направленными против социальной и экономической несправедливости, превращаясь в голос угнетенных вообще, а не только угнетенных чернокожих. Однако если бы не ранняя кончина Боба Марли, то как бы сложилась его дальнейшая судьба в Вавилоне? Ведь борьба с Вавилоном внутри Вавилона при одновременном пользовании всем тем, против чего борешься - это достаточно распространенная модель поведения, которая в конечном итоге, приводит к полному приятию того, против чего боролся. И здесь можно вспомнить хотя бы судьбу скандального предводителя йиппи Джерри Рубина.

Во-вторых, в том же 1973 г. на экраны США вышел фильм "Тем сильнее они становятся" ("The Harder They Come") с певцом Джимми Клиффом в главной роли, исполнявшем музыкальные произведения в стиле рэгги. Эти два обстоятельства сделали музыку рэгги модной сначала в США, а затем практически и во всем мире. А поскольку Боб Марли, первый исполнитель и популярнейшая звезда рэгги, "черное солнце рэгги", "посланник Бога Джа", которого на Ямайке многие считали полубогом, а его выступления воспринимали как откровения святого, начал в своих песнях излагать идеи и пророчества растафари, превратив локальное учение, замешенное на причудливом сочетании мистики, религии, философии, политики, в международную культурную моду, то возникло серьезное увлечение не только музыкой в стиле рэгги, но и растафари как культурным феноменом. Появление же неформальной молодежной субкультуры растафари не заставило себя долго ждать. Религиозная же, как и национально-освободительная составляющие растафари были практически потеряны или, вернее сказать, не взяты неформальной молодежной субкультурой. И здесь имеется в виду вовсе не то, что в рамках неформальной молодежной субкультуры растафари не идут разговоры о Боге Джа и всем, связанном с ним, а то, что действительные вера и поклонение, даже если и остались в неформальной молодежной субкультуре, то ушли на периферию и не являются основной причиной превращения молодого человека в растамана.

Роль музыки в формировании и развитии неформальной молодежной субкультуры, а также в привлечении в ее ряды все новых молодых людей и в трансляции ее идей переоценить просто невозможно. Студенческая революция 1960-х гг. в США, а затем и практически во всех индустриально-развитых странах впервые обнаружила, что музыка может быть основным каналом пропаганды идей. Отпала необходимость в броневиках и выступающих на них ораторах. Можно было пропеть или прокричать под музыку то, что наболело и рвется наружу. И молодежная аудитория воспринимала это лучше всяких речей, научных трактатов, книг и т. п. Оказалось, что увлечение той или иной музыкой подспудно заставляло принимать транслируемые ей оценки тех, кто этого даже не осознавал. Сначала это была рок-музыка - чего стоил один только Вудсток! В России примерно в это время запели у костров КСПэшники. А вырос бы панк в мощную неформальную молодежную субкультуру, если бы не та музыка, на которой он держался? Этот ряд можно продолжать и дальше и упомянуть, к примеру, готику и ее музыку. Но сейчас речь о регги и об идеях растафари.

Явлением популярной музыки, или поп-культуры, регги вначале стала, естественно, в Соединенных Штатах Америки, где ее и стали "раскручивать", о чем говорилось выше. Только потом мода на музыку регги докатилась до Европы и других частей Света. И, конечно, первыми молодыми, откликнувшимися на идеи, транслируемые Бобом Марли, были чернокожие. Однако интересно, что неформальные молодежные субкультуры растафари начали возникать преимущественно в Европе, где в то время стремительно росло число чернокожего населения, и практически не прижились в самих США. В отношении США здесь, возможно, сработало несколько моментов. Прежде всего, чернокожее население США было завезено туда очень давно (более 400 лет назад) и за время проживания в стране перестало ощущать себя пришлым, давно считая эту страну своей. В результате у них сложилась устойчивая преемственность собственных разновидностей неформальной субкультуры афроамериканской молодежи, полнее отражавших местную специфику. И несмотря на то, что раста пользовалась у чернокожих жителей США определенной популярностью, она в основном была быстро ассимилирована в другие "черные" неформальные молодежные субкультуры. Белым же американцам в то время более чем хватало хиппи, которые, по сути, были очень близки растаманам. Кроме того, в США тогда только что "отгремела" Студенческая революция и американцы, вволю насмотревшись на ее плоды, изрядно подустали от подобных способов самовыражения молодежи. Недаром же молодые США ударились тогда в другую крайность: в здоровый образ жизни, в превращение в яппи, а чуть позже в стрейт-эдж и т.п. Так что об утраченной идентичности на деле стали скорбеть вовсе не те, кто ее утратили, будучи вывезенными в рабство в США (или их потомки).

Иная ситуация была в Европе, на которую обрушилась волна чернокожего населения из бывших колоний. Практически маргинальная по сути, молодежь (например, рассуждавшая примерно так: "Мы живем в Англии и уже как бы не африканцы, но все, в том числе и цвет кожи, выдает нас, да и живем мы здесь без году неделя") чернокожей Европы с восторгом, не будучи в состоянии в силу расовых и иных предрассудков полноправно интегрироваться в чужое для нее общество, увлеклась идеями растафари, привнесенными музыкой рэгги, дала толчок возникновению растафари как неформальной молодежной субкультуры: возвращаться на только что покинутую родину, в Африку, они не собирались, а потому им не нужны были ни национально-освободительная, ни религиозная составляющие растафари как таковые.