Размещено на http://www.allbest.ru/

Оглавление

Введение

Глава 1. Теоретические аспекты распределения глобальной экологической ответственности между государствами

1.1 История исследований международной экологической политики

1.2 Обособление климатической политики

1.3 Трагедия глобальных общественных благ

1.4 Принятие концепции «общей, но дифференцированной ответственности»

Глава 2. Анализ политики государств в отношении исполнения международных экологических норм (на примере Киотского протокола)

2.1 Экологическая политика в «пост-политическую» эпоху

2.2 Значение Киотского протокола для развития механизмов международного климатического регулирования

2.3 Сравнительный анализ причин выхода ключевых стран из сферы действия Киотского протокола

Глава 3. Перспективы дальнейших возможных соглашений

3.1 Существующие альтернативные проекты

3.2 Наиболее эффективные нормы и механизмы дальнейших регуляций

Заключение

Список источников и литературы



Введение

Проблемы экологии и экологического регулирования в последние десятилетия стали одними из самых обсуждаемых в политике, и существует мнение, что именно вопросы экологии раскрывают сущность современных политических процессов в целом, потому что лучше других представляют суть политического взаимодействия по глобальным вопросам. Поэтому именно вопросы экологии, вошедшие в политическую повестку дня на постоянной основе всего около трех-четырех десятилетий назад, как проблемы «нового типа», способны привнести существенных вклад в исследования принципов межгосударственного и надгосударственного регулирования на современном этапе.

Также, экологические вопросы представляются очередным вызовом традиционным теориям национального государства и национального суверенитета. В 1990-е годы исследователи международной экологической политики практически единогласно утверждали, что сама природа экологических проблем ведет к неминуемому переосмыслению оснований существования системы государств, потере значения государственного суверенитета и, следовательно, переходу мировой экологической политики в новое, надгосударственное измерение.

Однако, как мы видим более 20 лет спустя, отношение между глобальными экологическими проблемами и вопросами национального суверенитета государств не так просты и однозначны, как раньше казалось. Налицо возрождение, в определенном смысле видоизмененного, понятия «национального интереса» в вопросы экологической политики, и по состоянию на 2013 год все обсуждения соглашений и мер экологического регулирования все еще происходят с использованием глобальной риторики, но все еще в национальной логике. Появляется круг ученых, говорящих о том, что экологические вызовы современности, интерпретированные под определенным углом зрения, являются основаниями «новой территориальности» Kytheotis P. Progress in Global Climate Change Politics? Reasserting National State Territoriality in a `Post-Political' World // Progress in Human Geography, 2012. Vol. 36. P. 457 - 474. doi: 10.1177/0309132511427961 или «нового суверенитета» национальных государств.

Актуальность

Актуальность темы исследования связана с тем, что совсем недавно, в декабре 2012 года состоялась международная конференция по вопросам изменения климата в г. Доха, в ходе которой было принято неоднозначное решение продлить действие Киотского протокола до 2020 года. Однако трудно не заметить, что подобное решение не было встречено с хоть какой-либо долей энтузиазма по разным причинам подавляющим большинством стран-участниц, несмотря на декларативные заявления о том, что продление Киотского протокола можно назвать успехом. Несмотря на все противоречия, была четко осознана необходимость хоть и в компромиссной форме сохранить единственное существующее на данный момент рамочное соглашение по вопросам защиты климата.

Так что, в связи с сохраняющимся высоким уровнем неопределенности относительно будущего дальнейшего международного климатического регулирования, необходимо более глубокое и общее понимание закономерностей происходящих в данной сфере политических процессов. И поскольку указанные события произошли совсем недавно, на данный момент сложно найти релевантный не публицистический, а академический анализ событий.

Согласно второму раунду Киотского протокола обязательства по сокращению выбросов приняли на себя только Евросоюз и Австралия, что ставит под сомнение сохраняющийся за протоколом статус общемирового регуляционного механизма. Нужно ли на самом деле новое глобальное соглашение? Если да, то какое, а если нет, то чем его можно заменить? Попыткам ответа на эти вопросы было посвящено огромное количество литературы, особенно в период острых обсуждений перспектив протокола с начала 2000-х годов, однако тема далека от того, чтобы быть исчерпанной.

Что же касается актуальности самого исследования, она выражается в следующем.

В данной работе предпринята не проводившаяся ранее попытка сравнительного анализа причин выхода из механизмов протокола трех ключевых для него стран: Канады, Японии и России, а также обобщение существующих подходов к альтернативным Киото проектам климатического регулирования и вывод о том, какие нормы в него должны входить.

Необходимо сразу добавить оговорку о том, что поскольку экологическая политика -- крайне широкая сфера, в данной работе мы ограничим наш фокус на климатической политике, потому что, во-первых, именно вопрос изменения климата Земли затрагивает в той или иной степени всех участников политического процесса, во-вторых, по этому вопросу существует реальная глобальная политическая программа действий, в-третьих, в данной области существует политический консенсус.

Из данных утверждений ярко вырисовывается проблема всей климатической политики, которую можно сформулировать так: почему несмотря на наличие политического консенсуса относительно того, что нужно делать, и одинаковой заинтересованности каждого участника взаимодействия в результатах деятельности, климатическая политика на современном этапе зашла в тупик и остановилась на полумерах по продлению неэффективных методов регуляции?

Из данной проблемы органично вытекает и проблема данного исследования, заключающаяся в явном несоответствии декларируемых государствами стремлений в отношении климатической политики, и их реальных политических действий. Другими словами, за все время существования глобальной климатической политики государства все более склонны говорить о ее важности, и в то же время все менее склонны предпринимать конкретные шаги на международном и локальном уровне для согласованного принятия и применения регуляций.

Объектом исследования являются международная климатическая политика. Предмет исследования - поведение отдельных государств относительно международных договоренностей по вопросам климатический политики.

Гипотеза

Смена парадигм в экологической науке принципиальным образом повлияла на произошедшие изменения в международной климатической политике, а именно: вслед за тем, что экология перешла от концепции мер «предотвращения» негативных экологических изменений к стратегии «адаптации», климатическая политика, из всех сфер глобальных политических регуляций, становится именно той областью, в которой национальные государства могут в наибольшей степени отстаивать свой суверенитет. И именно поэтому достигнуть договоренностей на международном уровне становится все сложнее.

Другими словами, национальное реагирование и национальные инициативы в сфере климатической политики закономерно возрастают, представляя новое основание для различения государств, их иерархии в зависимости от национальной способности тем или иным образом независимо реагировать на последствия изменения климата и предлагать собственные инициативы по проектам климатического регулирования.

В частности, наблюдаемые в прошлом году решения некоторых стран дальше не поддерживать Киотский протокол выражают данную тенденцию, и за декларируемыми на первом плане экономическими детерминантами подобного поведения скрываются более глубокие уровни аргументации, такие как вопросы глобальной ответственности, политической самостоятельности и международной инициативы.

Следовательно, необходимый механизм при создании последующих форм международной кооперации заключается в повышении ощущения ответственности за мировое будущее в конкретной стране. В идеале же, разработка механизма, позволяющего со временем выровнять перекосы в распределении ответственности между странами в вопросах, касающихся глобальных общественных благ.

Целью данной работы является поиск (теоретический) наиболее эффективных международных мер нормативного регулирования климатической политики отдельных стран, которые давали бы наилучший результат, были бы более эффективными и менее спорными, чем существующие регулятивные нормы, установленные Киотским протоколом.

Для этого необходимо решить следующие задачи:

Описать, ход и логику развития международного экологического и, в частности, климатического регулирования;

Описать основные теоретические концерты и принципы, на которых строятся международные климатические регуляции;

Проанализировать причины, по которым стратегически важные для результативности мер протокола страны отказались от дальнейшего в нем участия;

Рассмотреть, какие альтернативные инициативные проекты помимо (или вместо) Киотского протокола предлагаются другими странами;

Оценить перспективы и указать на общие точки, вокруг которых должны строиться последующие соглашения относительно климатической политики для того, чтобы быть эффективными.

Решению поставленных задач соответствует следующая структура работы.

В первой главе будут рассмотрены исторически сложившиеся подходы к международному экологическому регулированию, и далее рассмотрены теоретические основы современной климатической политики, на которых основываются реальные регулятивные практики и практические политические действия стран-участниц.

Во второй главе будет рассмотрен Киотский протокола как единственное реально существующее воплощение описанных в первой главе принципов и как итог развития международных климатических регуляций. В качестве практического исследования в этой главе будет предпринят сравнительный анализ причин выхода отказа от участия во втором периоде протокола Канады, России и Японии, на основании которого будет сделан вывод об основных упущениях в механизме данного соглашения.

В третьей главе будет будут рассмотрены существующие альтернативные проекты международного климатического регулирования, и проведено теоретическое выделение и обобщение таких регулятивных мер, которые показали бы себя более эффективно и были бы менее запутанными, чем существующие.

В заключении будут суммированы краткие выводы по всем частям работы, приведен общий вывод по всей работе и дан ответ относительно высказанной во введении гипотезы.

Методологическое основания исследования - новый реализм.

Применяемые в работе методы исследования: «кейс-стади», сравнительный анализ, анализ документов, нормативное прогнозирование.



Глава 1. Теоретические аспекты распределения глобальной экологической ответственности между государствами

1.1 История исследований международной экологической политики

Заинтересованность политики вопросами экологического регулирования тесно связана с появлением самой экологии как научной дисциплины. Можно смело утверждать, что сфера экологической политика - самая зависимая от научного консенсуса относительно ее необходимой повестки, лежащего, по определению, за рамками политики как таковой. Решения в сфере экологического регулирования не могут быть приняты на основы интуиции или общего знания, им необходимо четкое и непротиворечивое научное обоснование.

Когда и в связи с чем оформилась экология? Несмотря на то, что вопросы сосуществования человечества и природной среды относятся к самым базовым онтологическим категориям, можно смело утверждать, что как научная дисциплина экология оформилась очень поздно. Некоторые исследователи склонны объяснять возможность и необходимость ее появления именно существующей культурой Модерна. То есть, современная экология базируется на том же механистическом понимании окружающей среды, которое стало залогом успешного функционирования индустриального общества Модерна, с его гипотезой о верховенстве человека над окружающей его действительностью, которая придает ему во всех теориях Модерна преобразовательную силу, возможность по собственной воле менять мир вокруг себя.

Термин «экология» был предложен в 1866 году немецким естествоиспытателем Эрнестом Геккелем, хотя его понимание было далеко от современного. До 1950-х годов сам ключевой для экологии термин «окружающая среда» (environment) появлялся только в контексте разговоров о «экологии домохозяйств» Маврищев В.В. Основы экологии / Минск: Выш. шк., 2007. - С. 8., и в привычном нам значении появился только после Стокгольмской конференции ООН по окружающей среде 1972 года. Именно эта конференция считается большинством местом зарождения современного подхода экологической науки.

Однако не будем углубляться в споры о зарождении экологии как дисциплины. Для нашего исследования важно то, что со второй половины XX века экология постепенно, но неуклонно становится основой новой сферы политического - глобальной экологической политики.

Представители неправительственных и некоммерческих организаций утверждают, что базу для кооперации и сотрудничества по экологическим вопросам еще в начале XX века заложили именно они, государства же вынуждены были политически реагировать на экологический кризис 1960-1970-х годов, что и привело к всплеску международных экологических инициатив. Государственные же деятели и некоторые политологи склонны приписывать именно странам (и объединениям стран) инициативу внесения экологической повестки в сферу политического регулирования.

Как бы то ни было, сфера глобальной экологической политики начала появляться в конце 1960-х начале 1970-х годов. Одновременно проходило бурное развитие такой дисциплины, как «экономика окружающей среды», основанной на применении классических экономических теорий к сфере управления окружающей средой. Экономика окружающей среды оформилась в отдельную экономическую дисциплину, которая тесно переплетена, особенно в американской традиции, с вопросами политического регулирования климатической политики. Долгое время именно она являлась незыблемо основой обоснования необходимости и оправданности тех или иных политических действий по отношению к окружающей среде.

Далее мы кратко остановимся на основных теоретических работах, которые повлияли на восприятие этой сферы политики, а также кратко опишем основные событийные вехи, положившие начало глобальной экологической политике в ее современном виде.

Если говорить о ключевых работах того времени, повлиявших на отношение и угол рассмотрения экологических проблем современности, то первой следует назвать статью Гаррет Хардин «Трагедия общественных благ», написанную в 1968 году. Она до сих пор часто используется в качестве объяснительного механизма для понимания таких вопросов, как климатическая политика. В общем виде основная мысль статьи заключается в том, что любой индивидуальный или групповой интерес относительно общественного блага всегда будет превышать сам ресурс этого общественного блага, что неминуемо ведет к трагическим последствиям.

Изначально вопросы международной экологической политики начали разрабатываться в рамках теории международных отношений. В 1970-е годы существовало довольно небольшое сообщество исследователей экологической политики. Основной фокус их исследований был направлен на сравнительный анализ экологических политик национальных государств, и шире политику развития стран «третьего мира» Dauvergne P. (ed.) Handbook of Global Environmental Politics / University of British Columbia, Cananda, 2005. P. 12. (R. Falk (1971), H. & M. Sprout (1971), W. Ophuls (1977) etc.).

История исследования экологической политики в рамках именно политической науки довольно непродолжительна. Разные исследователи предлагают разные точки отсчета, наиболее общей из которых все же считается выход в 1972 году статьи Барри Коммонера, радикального эколога и бывшего кандидата в президенты США под названием «Замыкающийся круг».

Высказанные в этой сразу получившей широкое распространение статье мысли оказались крайне новыми и необычными для того времени. Коммонер одним из первых пишет о том, что проблема окружающей среды не является отвлеченной от политических, социальных или экономических конфликтов. «Наоборот, проблемы окружающей среды каким-то образом помогли проникнуть в самую суть тех проблем, которые больше всего угнетают современный мир. Начав с кризиса окружающей среды, мы подошли к более глубоким вопросам, которые затрагивают самую суть нашей системы социальной справедливости и бросают вызов нашим основным политическим целям». То есть интерес политической науки к вопросам экологии обусловлен следующим простым базовым предположением: если от существующей политики страдает природа, значит, она (политика) неадекватна и требует пересмотра.

От Барри Коммонера происходит подход, указывающий на то, что экологические вопросы обладают уникальной особенностью входить в политическую повестку дня сами по себе, потому что не заметить их, умолчать или скрыть последствия не возможно.

Возникшее позже противоположное предположение утверждает, что вопросы экологии становятся центром политических обсуждений именно и только потому, что их актуализируют политические лидеры. Из этого базового различия проистекают различные политические подходы к проблемам управления экологией: экологические проблемы воспринимаются или, исходя из первого подхода, как глобальные риски, или, исходя из второго, как регулируемое глобальное общественное благо.

Главные международные события того времени: в 1971 году в ЮНЕСКО разрабатывается исследовательская программа «Человек и биосфера», позже послужившая основой введенного международного понятия «биосферного заповедника». Принятие первого международного консенсусного решения подобного уровня можно считать серьезным шагом вперед на пути международной кооперации по экологическим вопросам.

Следующей важной вехой можно считать состоявшуюся в 1972 году в Стокгольме конференцию ООН по проблемам окружающей среды и человека. Позже день открытия конференции, 5 июня, был провозглашен Всемирным днем окружающей среды.

Количество исследований в рамках политической науки начало расти в 1980-х годах (Young (1981), Caldwell (1984), Haas (1989)). Знаменательным событием стала публикация стала публикация статья «Наше общее будущее» комиссией по окружающей среде и развитию ООН.

Также нельзя не отметить роль в развитии «экологической политики» как в ее теоретическом, так и в прикладном измерении американского политолога Линтона К. Колдуэлла (Lynton Caldwell). Именно ему принадлежит инициатива введения в научный оборот самого термина «экологическая политика» Wertz, Wendy Read. Lynton Keith Caldwell (1913-2006): His Pathbreaking Work in Environmental Policy and Continuing Impact on Environmental Professionals // Environmental Practice, Vol. 8, No. 4, 2006, - P. 210.. В своей самой известной статье под названием «Окружающая среда: новый фокус публичной политики» автор говорит о том, что окружающая среда - это большой и очень сложный интегративный механизм, и что его нужно воспринимать как целое, во всей его полноте, и никакие механизмы упрощения в данной сфере не допустимы.

Самым публично известным его достижением стало авторство первого закона об экологической политике, принятого в США в 1969 году. Некоторые положения данного закона позже будут реализованы в широко известной концепции устойчивого развития.

Экологическая политика в 1990-х годах инкорпорировала многие разработки и теоретические достижения из совершенно разных областей знаний. Остановимся на некоторых наиболее широко обсуждаемых из них.

С 1991 года стандартной функцией для описания экологической политики стала так называемая кривая Кузнетца, описывающая взаимоотношение между качеством окружающей среды и экономическим развитием. Как показано на графике, согласно гипотезе при экстенсивном росте экономики различные индикаторы экологической деградации достигают худших показателей, однако с достижением определенного уровня среднедушевого дохода наблюдается обратный тренд.

Однако, несмотря на широкое применение данной гипотезы в исследованиях у нее существует очень много противников. Основной аргумент заключается в том, что для нее нет убедительного эмпирического подтверждения. Даже США, с одним из самых высоких уровней ВВП на душу населения все еще далеки от достижения точки перехода.

Как можно судить из вышесказанного, основные исследования в 1990-х годах проводятся в рамках экономической теории, эконометрики, а также теории игр.

После Конференции в Рио 1992 года количество исследований резко возросло, ведущие отделения политической науки стали предлагать курсы по экологической политике. К этому же периоду учреждение ведущих академических журналов по экологической политике (Global Environmental Politics (2001), etc.).

Далее уже оформившаяся дисциплина разделялась на более узкие направления, среди которых выделяется отдельная область - исследования глобальной климатической политики.

1.2 Обособление климатической политики

Сфера, которую можно объединить под термином экологическая политика крайне широка, и климатическая политика является ее составной частью. Тем не менее, именно климатическая политика, из всех возможных, больше всего обсуждается на самом высоком международном уровне, и самые масштабные международные регуляции предприняты именно в этой сфере. Отсюда можно сделать вывод о том, что на основании исследования национальных ответов на глобальные регуляции климатической политики можно путем экстраполяции с некоторыми ограничениями перенести полученные выводы на более широкую сферу экологической политики как таковой.

«Адаптация к климатическим изменениям - сокращение уровня непредсказуемости климатических изменений - возможно, является самой мало исследованной политической проблемы современного мира» - говорит Дебора Джавлин (Debra Javeline), профессор политологии Гарвардского университета.

Вышедшая всего лишь за несколько десятилетий из сферы узко-специализированной научной дискуссии в сферу глобальной публичной политики, климатическая политика регулярно становится предметом различных исследований. Так, социологическими организациями регулярно проводятся массовые опросы жителей разных стран, с целью узнать, насколько важной они считают проблему глобального изменения климата.

Данные последнего на сегодня Интерент-исследования, проведенного Нильсоном в 2011 году, показывает, что 69% из 25000 интернет-пользователей из 51 страны заявляют о своей обеспокоенности вопросами изменения климата. Данный показатель незначительно вырос с 2009 года, когда подобным образом ответило 66% респондентов, однако во всех странах наблюдается некоторое падение обеспокоенности данным вопросом, пик которой пришелся на 2007 год (72% респондентов, согласно тому же исследованию).

Климатические изменения сказываются на различных странах не одинаково. Как показал доклад межправительственной панели по изменению климата (IPCC), подготовленные в апреле 2007 года, самые сильные негативные последствия изменение климата принесет странам «глобального Юга», в которых урбанизация и индустриализация уже достигли существенных показателей, в то время как их способность и национальные механизмы к адаптации остаются на крайне низком уровне Parry M., Canziani O., Palutikof J. (eds) Climate Change 2007: Impacts, Adaptation and Vulnerability / Cambridge: Cambridge University Press, 2007. - P. 26. .

В 2012 году, по заявлениям многих авторитетных людей, к примеру президента всемирного фонда дикой природы, «климатическая политика мирового сообщества вступила с новый этап». Точкой перехода стала конференция сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата (КС РКИК ООН), состоявшаяся в Катаре, городе Доха. Формально конференция закрепила продолжение деятельности Киотского протокола до 2020 года, что послужило поводом для волны критики со стороны различных общественных организаций и СМИ. Председатель конференции, бывший глава ОПЕК Абдулла бин Хамад Аттийя, после зашедших в тупик переговоров, начал быстро зачитывать пункты финального соглашения, игнорирую продолжавшие поступать возражения. Самое явное разочарование в принятом решении высказывали в основном представители маленьких островных государств Океании, для которых угроза затопления в связи с поднятием уровня мирового океана стоит острее, чем для прочих участников.

В связи с огромных количеством критики к процедуре проведения конференции и ее повестке может сложиться впечатление о том, что никаких принципиально значимых решений на конференции принято не было. Подобное впечатление не удивительно, поскольку широкую общественность гораздо больше интересуют реальные решения, нежели утвержденные концепции. Однако, именно переход к новой концепции политического климатического регулирования был утвержден в Дохе.

Старая концепция базировалась на четком разграничении обязанностей между развитыми и развивающимися странами, в новой же концепции декларируется объединение действий всех стран. В это положение входят все согласованные и не согласованные, коллективные и индивидуальные действия стран по развитию механизмов по регулированию выбросов и внесению новых инициатив. Подобное развитие парадигмы климатического регулирования можно назвать вполне закономерным и ожидаемым, если обратить внимание на различия между Киотским (1997) и Копенгагенским (2009) соглашениями. Однако данный факт не умоляет значимости принятой парадигмы для мировой политики. Как смена парадигм повлияла на изменение в поведении стран?

Благодаря ей все же удалось продлить Киотское соглашение с максимальным страновым участием, однако преодолеть неравенство в положениях стран так и не удалось, что ставит под сомнение жизнеспособность модели.

С близкой к нашей точки зрения вопрос исследуется в недавно опубликованном обобщающем научном труде под редакцией Кейт Гаррисон (Keith Harrison) “Global Commons, Domestic Decisions: The Comparative Politics of Climate Change” (American and Comparative Environmental Policy, MIT, 2010).

В книге исследуется, почему индустриально развитые страны, для которых подписание протокола несет существенные материальные издержки, все же приняли решение протокол подписать. Отдельные разделы посвящены исследованию мотивов подобного поведения исходя из внутриполитических детерминант. Рассмотренные страны, соответственно: Европейский Союз (так как подписывал протокол как единый политический актор), Япония, Канада, Австралия.

Исследования отдельно Киотского протокола, его сильных и слабых сторон, издержек и перспектив скорее всего нужно выделить в отдельную группу, хотя они и не составляют отдельного направления.

В России на тему Киотского протокола также выходило много публикаций, особенно в период действия первого его периода, когда от решения России присоединится или нет к регуляциям Киотского протокола зависело будущее всего проекта. К кругу наиболее авторитетных авторов следует отнести В.И. Данилова-Данильяна, А.О. Кокорина и др.

Практически все исследователи климатической политики признают целесообразность рассмотрения климата и атмосферы Земли как глобального общественного блага. Остановимся подробнее на этой концепции.

1.3 Трагедия глобальных общественных благ

Для того, чтоб приступить к исследованию политики государств по отношению к реализации глобальной климатической политики, необходимо определить угол зрения, под которым данный вопрос будет рассматриваться. Мировая политика в сфере экологического регулирования неизбежно оперирует понятием глобальных общественных благ (global common goods).

Здесь важно провести разграничение между частично пересекающимися понятиями общественных благ (commons) и «глобальными объектами всеобщего достояния» (global commons). Первое понятие включает в себя как природные ресурсы, так и сферу мировой человеческой культуры, в то время как второе понятие более узко, и концентрируется только на сфере общих природных благ. Поэтому мы в дальнейшем будем рассматривать именно это понятие.

Фактически, широкое распространение словосочетание “global commons” приобрело именно благодаря переходу экологической проблематики из узкоспециальной научной дисциплины в круг политических проблем. Следовательно, возникает вопрос: откуда появилось определение глобальных общественных благ и в чем его современный инструментальный смысл?

Понятие зародилось в русле правовых исследований и политической теории, позже перекочевав в антропологию и далее в экологические исследования, где оно и приобрело наибольшее распространение. Однако можно посмотреть глубже и найти аналогии данному понятию в гораздо более отдаленном историческом периоде.

В римском праве было определено четыре типа собственности: res publica, res communes, res nullius, res privatae. Первый тип был собственностью государства, res nullius не принадлежала никому конкретно, res privatae - аналог современной частной собственности, а вот res communes - блага, принадлежащая всем - самый близкий аналог современным глобальным общественным благам. В римском праве было прописано, что к данной категории относятся вода, воздух и т.д.. Основная же разница с современным понятием заключается в том, что res communes имели реальный статус в римском праве, что позволяло до определенной степени легально ими управлять. Современные же глобальные общественные блага никакого юридического статуса не имеют и остаются чисто риторической конструкцией.

И несмотря на большое количество научных и публицистических материалов, оперирующих данным понятием, нельзя говорить о существовании консенсуса относительно того, что конкретно обозначается данным словосочетанием.

Поскольку данная работа посвящена экологической политике, остановимся на подходах экологии и политической науки к трактовке данного понятия.

Во-первых, в экологии термин «глобальное общественное благо» относится к тем ресурсам Земли, которыми никто не владеет и владеть не может. По определению Оксфордского толкового словаря это: мировой океан, атмосфера земли и космос.

То есть к общим относятся те ресурсы, притязания на контроль или преимущественного права одного государства на распоряжение ими заведомо будет рассмотрено как неправомерное. Конфликт же возникает из того, что в условиях экологического кризиса и признанного негативного антропогенного воздействия на окружающую среду возникла необходимость согласованных политических решений в отношении этих глобальных общественных благ.

Приведем также более инструментальную трактовку данного определения, приведенную в официальном стратегическом документе ООН, переведенном на русский язык как «Стратегия сохранения мировой окружающей среды», подписанном в 1980 году 30 странами и подтвержденном в 2009 году.

«Глобальные объекты всеобщего достояния включают в себя те части Земли, которые находятся за границами национальной юрисдикции - а именно открытый океан и все находящиеся в нем живые существа - или те, которыми государства владеют сообща - а именно атмосфера Земли. Единственная часть суши, которая может считаться всеобщим достоянием - это Антарктика, хотя некоторые страны заявили о своем праве на некоторые ее части».

Споры вокруг Антарктики наиболее наглядно демонстрируют неустойчивость и спорность самого определения, включающего в себя по сути разные вещи. Антарктика является глобальным общественным достоянием потому, что объявление ее таковой соответствовало национальным интересам сторон, подписывающих договор о присвоении ей данного статуса. В самом же тексте договора прописано, что этот статус может быть изменен.

В случае же атмосферы Земли дела обстоят принципиально иначе. Если Антарктика является общественным природным достоянием потому, что мы объявляем ее таковой, атмосфера Земли является общественным достоянием независимо от нашей воли, и любое определение лишь закрепляет ее наличное состояние. То есть не существует никакого физического способа превратить атмосферу в собственность одного или нескольких политических акторов и исключить возможность всех остальных влиять на ее состояние.

Некоторые авторы идут в своих рассуждениях дальше, утверждая, что в тот момент, когда цивилизация достигла естественных пределов планеты, стерлась граница между глобальными и локальными общественными благами, поскольку не существует больше разницы в масштабах между цивилизацией и контекстом ее существования, то есть природной средой.

Для упрощения данного утверждения можно сказать, что именно в данном аспекте кроится коренное противоречие экологической политики и ее отличите от всех других.

Если в традиционной теории международных отношений государство может решить не участвовать в каком-либо международном регулировании, оно не подписывает никаких международных соглашений и считает себя полностью свободным от любых обязательств по данного вопросу. Оно политическим решением обозначает исключение себя из данной сферы международных регуляций. Однако ни одно государство не может политическим решением исключить себя из экосферы путем простого не подписания международных договоренностей.

В чем же, собственно, заключается «трагедия» общественных благ? В общем виде она может быть выражена так: общие блага (ресурсы) чрезмерно и не рационально эксплуатируются, поскольку ни у одного человека или института нет рациональной мотивации или возложенной на него ответственности обращаться с ними экономно.

Включенность любого государства в экосферу исключает его возможность действовать в отношении окружающей среды полностью по своему усмотрению. То есть, государства, как физические участники природного пространства Земли, согласно концепции глобальных общественных благ, должны вести себя экологически-ответственно вне зависимости от того, являются ли они участниками того или иного экологического соглашения, или нет.

Данное рассуждение подводит базу для объяснения того, почему теории международных отношений настолько трудно адоптироваться к особенностям международного экологического регулирования. До появления глобальной экологической политики в мировой истории не было случаев, когда независимые государства были бы «обречены» быть вовлеченными в какую-либо сферу межгосударственного регулирования без их на то воли или формального согласия.

Подходы к подобной новой ситуации и к инкорпорации глобальных общественных благ в анализ экологической политики в данной время активно ищутся в теории игр. Она позволяет описывать взаимозависимость решений государств в сфере глобальных благ и оценивать возможное влияние проблемы «безбилетника» Wood P. Climate Change and Game Theory // Ecological Economics Review, Vol. 1219, 17.02.2011, pp. 153 - 170. . Однако теория игр не дает ответы на интересующие нас в данной работе вопросы соотношения глобальных регуляций и национального суверенитета в вопросах климата.

«Глобальные общественные блага забивают последний гвоздь в гроб суверенитета», утверждает в своей работе политолог Пол Хертцег.

Подобная точка зрения, пусть и не выраженная в столь метафоричной форме, господствует среди политических мыслителей, утверждающих, что идея национального суверенитета - мыслительный конструкт прошлой эпохи, который не может больше служить объяснительным инструментом для описания международных отношений и поведения отдельных стран в международных регуляциях.

Обращая внимание на одновременный рост общественных и неправительственных организаций, занимающихся в вопросах климатического регулирования примерно тем же, чем занимаются государства, и механизмов глобального и надгосударственного регулирования тех же вопросов, многие исследователи склонны говорить о размывании роли государств в связи с обострением проблем глобального уровня.

В данной работе будет показана преждевременность, а возможно и несостоятельность данного утверждения для современного этапа развития, так как будут показаны действительные механизмы, с помощью которых страны используют экологическую политику для упрочнения своей национальной самостоятельности.

1.4 Принятие концепции «общей, но дифференцированной ответственности»

Экологические проблемы по самой своей природе выходят за границы национальных государств Esty D., Ivanova M. Toward a Global Environmental Mechanism // Worlds Apart: globalization and the environment / edited by James Gustave Speth. - Island Press, 2003. - P. 75-80.. Однако считается, что государства, как основа формирования современной политической системы, традиционно противостояли трансграничным регуляционным механизмам, вмешивающимся в вопросы национальной компетенции, обращаясь к доктринам национального суверенитета Faure M., Goodwin M., Weber F. Bucking the Kuznets Curve: Designing Effective Environmental Regulation in Developing Countries // Virginia Journal of International Law. - Vol. 51:95. - P. 96 - 156.. Известно, что в условиях глобализации само понятие суверенитета проходит стадию перерождения и переосмысления, и в этом аспекте вопросы климатического регулирования выступают наиболее очевидным примером, раскрывающим суть происходящих процессов.

С этими изменениями напрямую связана концепция «общей, но дифференцированной ответственности», так как она раскрывает суть взаимодействий не равных государств в мире, в котором их различия в равной степени влияют на всех остальных.

Дифференцированная ответственность, еще не оформившись как принцип, проявляет себя во многих международных договоренностях. Так, впервые в ходе Лондонской конвенции по предотвращению загрязнения мирового океана появляется пункт о том, что меры должны быть предприняты сторонами в «соответствии с их научными, техническими и экономическими возможностями». Развитие этот принцип получил в 1976 году в преамбуле к конвенции ООН по законодательному оформлению отношений в мировом океане, где отдельным пунктом отмечены особенные потребности и особые обстоятельства развивающихся стран.

Однако более конкретно принцип начал себя проявлять именно в климатическом регулировании. Самое часто цитируемое выражение данного принципа относительно развивающихся стран можно найти в статье 3 конвенции рамочной конвенции ООН по вопросам изменения климата: необходимо принимать во внимание «особые нужды и особые обстоятельства развивающихся стран».

Официально же принят принцип был в 1992 году секретариатом рамочной конвенции ООН об изменении климата в пунктах 3.1 и 4.1. С тех пор данный принцип был базовым основанием группировки государств с разным уровнем ответственности.

Крайне актуален же сегодня вопрос, в каком виде принцип будет существовать в соглашении после 2012 года, так как Копенгагенское соглашение внесло в принцип серьезные корректировки. Согласно Копенгагенскому соглашению было предложено дополнительно разделение развивающихся стран, согласно которому «развивающиеся страны» также, как и развитые, должны будут взять на себя количественные обязательства по сокращению, в то время как «наименее развитые страны» (Least Developed Counrty - LDC) и островные развивающиеся страны (Small Island Developing Countries - SIDC) могут по-прежнему принимать на себя обязательства добровольно.

Как операционально будет применено новое разделение - покажет время.



Глава 2. Анализ политики государств в отношении исполнения международных экологических норм (на примере Киотского протокола)

2.1 Экологическая политика в «пост-политическую» эпоху

Перед началом практического рассмотрения позиций стран необходимо определить теоретические основания исследования. Поскольку в рабочей гипотезе сказано о наличии глобального политического консенсуса в вопросах климатической политики, следует чуть подробнее остановиться на происхождении и обосновании этого консенсуса.

Глобальный олитический консенсус становится возможным в условиях «пост-политизации». Шанталь Муфф определяет «пост-политизацию» как процедуру, которая фактически исключает возможность политического, так как отрицает возможность идеологических различий и предполагает всеобщую универсализацию политических требований. Таким образом политическая сфера превращается в поле консенсусного управления, главная роль в котором отводится управленческим техникам. Все становится «политизированным» в том смысле, что его можно обсуждать, но подобное обсуждение не может привести к прямому конфликту, и политика становится тем, что можно осуществлять без принятия таких решений, которые бы разделяли некоторые группы, оставляя их при своем, неизменном мнении. В вопросе международных климатических отношений данный подход исключает возможность существования «национального интереса» отличного от общего. Таким образом политика глобального управления климата становится основным местом конструирования глобального консенсуса, ведь только на основе консенсуса могут строится подобные Киотскому соглашения с практически полно-охватным участием. В классической, или даже новой теории международных отношений не возможно представить такого положения, с которым были бы единодушно согласны все участники политического процесса, а разногласия были бы возможны только в вопросе технической реализации мер, необходимых для реализации конкретных шагов достижению общей для всех цели.

Действительно, споры на конференциях сторон Киотского протокола ведутся ожесточенные, но они затрагивают лишь вопросы методов достижения такого количества выбросов, которое будет обеспечивать удержание роста глобальной температуры на уровне 2 градусов по Цельсию. Относительно необходимости достижения именно этого состояния существует политический консенсус (хотя в научной среде это далеко не единственное допущение).

Добавляет понимание в вопрос политического консенсуса и возвращает возможность наличия «национальных интересов» Эндрю Китеотис (Kytheotis). Как утверждает он в своей статье, используя кондицию пост-политического как теоретическое допущение, «территориальность» национального государства все еще играет ключевую роль в формировании глобальной экологической политики. Видя ситуацию внешнего наличия консенсуса он доказывает, что действительный консенсус в сфере, где нет и не может быть четких эмпирических доказательств в силу слишком длинного временного периода проверки предположений, существует и может существовать ни что иное, как воображаемый консенсус. Kytheotis P. Progress in Global Climate Change Politics? Reasserting National State Territoriality in a `Post-Political' World // Progress in Human Geography, 2012. Vol. 36. P. 458.

Опираясь на подход Энтони Гидденса, он уверяет, что в таких переговорах глобального уровня как Киото или Копенгаген проявляется ярко традиционная политическая категория разделения на «мы» и «они», что противоречит идее консенсуса. То есть государство не может быть полностью вовлечено в вопросы кооперации, разделения ответственность и коллективных действий в то же самое время, когда ему необходимо обеспечить свое экономическое выживание Там же, С. 468..

Автор акцентирует внимание в первую очередь на географической составляющей государства, ставя во главу своих рассуждений географический и геополитический аспекты.

Однако складывается впечатление, что в трактовку понятия «территориальность» вкладывается гораздо более широкий, нежели чисто географический смысл, и описанную подобным образом территориальную детерминанту национальных решений вполне возможно связать с понятием суверенитета.

Из данной работы в качестве теоретического основание взято предположение о воображаемом консенсусе, поскольку именно оно позволяет объяснить практически наблюдаемое несоответствие между декларативными утверждениями («поддержка воображаемого консенсуса») и реальными политическими действиями по отношению к входящим в этот консенсус вопросам.

В дополнение к вышеуказанному теоретическим основанием исследования также стал известный подход Гаррет Балкли (Harriet Bulkeley). Ее позиции можно противопоставить позициям предыдущего автора в вопросах территориальности. Они считает, что традиционное измерение политики попало в ловушку территориальных детерминант, в то время как в современности любое территориальное определение - в первую очередь социальный конструкт. Однако если отстраниться от вопроса, что же представляет собой территориальность национальных государств - объективную данность или устаревший мыслительный конструкт, подходы авторов вполне могут быть взаимодополняемыми, поскольку оба автора концентрируют внимание на том, что в вопросе климатической политики происходят процессы, не объяснимые с точки зрения ни одной из существующих теорий и школ. В этом смысле пространство «пост-политического» Китеотиса можно соотнести с «новой политикой» Балкли.

Гарет Балкли в своих статьях и лекциях указывает на то, что есть основания говорить о «новой политике» в сфере климатических изменений. Предлагая обзор развития климатической политики с 1990-х годов, она опирается на утверждение Альберта Вейла (Albert Weale), который выделяет 3 измерения этой новой политики:

1. новая шкала измерения политики;

2. новые формы взаимодействия между членами политического сообщества;

3. новые интеллектуальные и идеологические концепции политических проблем.

Гарет утверждает, что «новая» политика появилась в ходе переосмысления пространственной шкалы глобальной экологической политики и переосмысления роли различных акторов в политике управления климатическими изменениями.

Оба автора рассматривают Киотский протокол как пример для доказательства своих предположений, и на них мы будем основываться в следующем параграфе нашей работы.

2.2 Значение Киотского протокола для развития механизмов международного климатического регулирования

Итак, Киотский протокол предоставляет нам достаточно широкий эмпирический материал для анализа возможностей глобального экологического регулирования. Тем не менее сильно усложняет задачу его уникальность, отсутствие адекватного примера подобного же рода соглашения, с которым Киотский протокол можно было бы эффективно сравнить. Киотской протокол к рамочной конвенции ООН по изменению климата - единственное действующее на сегодняшний день международное соглашение подобного масштаба по вопросам климатического регулирования.

Нельзя не сказать о том, что наличие лишь Киотского протокола в качестве соглашения подобного масштаба довольно удивительно само по себе, так как антропогенное повышение температуры Земли - лишь одна из многих возможных прогнозируемых экологических катастроф. Даже в сфере того же климата в среде ученых-экологов не менее активно обсуждается проблема озоновых дыр, изменения направления океанских течений и т.д. Однако именно вопрос антропогенного изменения климата стал основной политической повесткой экологической политики современности, и в данном разделе будет в том числе рассмотрен вопрос, почему произошло именно так.

Впервые механизм глобального потепления в результате антропогенного выброса «парниковых» газов, в частности углеводорода, метана и фреонов, был описан Сванте Аррениусом в 1987 году Штер Н., Шторх Х. Погода - Климат - Человек / Нико Штер, Ханс фон Шторх; пер. с нем. К.Г. Тимофеевой. - Спб.: Алатейя, 2011. - с. 135.. Предположения об антропогенной природе актуальных в то время тенденций потепления высказывались задолго до современных дискуссий. Американский метеоролог и Бертон Кинсен, бывший в то время президентом Американского метеорологического общества, обратил внимание читателей журнала «Monthly Weather Review» на нехарактерные прежде тенденции потепления. Уже позже британский инженер Гай Стюарт Кэллиндер предположил, что подобная тенденция может быть связана с повышением концентрации углеводородов.

Вскоре после высказывания робких предположений о потеплении наблюдаемая температура начала снижаться, и уже в 1970-х годах, как раз во время расцвета экологических движений и периода активной критики губительного антропогенного воздействия на атмосферу, американский климатолог Стивен Шнайдер начал говорить об угрозе нового ледникового периода. Интересно заметить, что уже несколько лет спустя он изменил свое мнение и предупреждал читателей уже об опасности глобального потепления, вызванного «парниковым эффектом» Штер Н., Шторх Х. Погода - Климат - Человек / Нико Штер, Ханс фон Шторх; пер. с нем. К.Г. Тимофеевой. - Спб.: Алатейя, 2011. - с. 136..

До сих пор существует большое количество авторитетных научных школ и направлений, с разных точек зрения оспаривающих предположение о вызванном человеком потеплении климата. Они указывают либо на то, что наблюдаемые изменения находятся в пределах естественных колебаний и не могут свидетельствовать о действительном изменении климата, либо на то, что изменение вызвано сменой полюсов Земли, а не антропогенным воздействием, либо на то, что любое сокращение выбросов парниковых газов уже не способно восстановить нарушенный баланс. И тем не менее 192 страны-участниц протокола подписалось под своим согласием с лишь одной из многих научных парадигм. Это согласие принято называть базовым научным консенсусом.

Вся сложная и неоднозначная структура Киотского соглашения становится понятной исходя из истории его принятия. Так что кратко опишем основные события и этапы его развития.

Политическая история данного соглашения началась в 1992 году, во время известного «Саммита Земли» в Рио-де-Жанейро 189 стран подписали Рамочную конвенцию ООН об изменении климата (РКИК), целью которой было достижение стабилизации концентрации парниковых газов в атмосфере на приемлемом для стабильности климата Земли уровне. Именно эта конвенция заложила механизм разделения стран на группы, у каждой из которых были свое особое положение в соглашении. Первую группу составили развитые страны - члены организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). В их обязанности по соглашению входит количественное окращение выбрасываемых ими в атмосферу парниковых газов.

Вторая группа стран - члены ОЭСР, взявшие на себя обязательства по финансовой помощи развивающимся странам в разработке механизмов экологически ответственного развития экономики.

...