Некоторые закономерности установления региональных категорий особо охраняемых природных территорий

Некоторые регионы активнее заимствуют систему категорий охраняемых территорий по классификации МСОП, чем это делается на федеральном уровне, где всё ограничивается требованием указывать международную категорию в государственном кадастре5. Речь идёт в первую очередь об «охраняемых ландшафтах» (категория V) и о «территориях с устойчивым использованием природных ресурсов» (категория VI, в России представлена, по-видимому, «ресурсным резерватом» и «ресурсоохранной территорией»). В законе об особо охраняемых природных территориях прямые аналоги таких категорий отсутствуют [Благовидов, Очагов, Птичников 2002]. Также стоит упомянуть «природные резерваты» и «заповедные участки», которые отсылают к категории Ia, strict nature reserve (наиболее близкий российский аналог -- государственные природные заповедники [Благовидов, Очагов, Птичников 2002: 27]).

Судя по названиям, существенную долю региональных категорий составляют те, основной функцией которых является сохранение зелёного фонда населённых пунктов: зелёные зоны, парки и лесопарки, городские леса, скверы. Ситуация получается несколько двусмысленная, потому что охрана зелёного фонда предусмотрена законом об охране окружающей среды6; кроме того, такие территории охраняются Лесным кодексом как защитные леса, а с 2017 г. могут также включаться в состав лесопарковых зелёных поясов7. Тем не менее во многих регионах им дополнительно придаётся статус особо охраняемых природных территорий. Возможно, это следствие того, что природоохранные требования, установленные разными законами для зелёного фонда, недостаточны для его эффективной охраны в населённой местности [Минина 2016]. Установление дополнительного статуса особо охраняемой природной территории в таком случае направлено на то, чтобы повысить уровень правовой охраны городских насаждений, которые, с одной стороны, имеют не только экологическое, но и социальное значение, а с другой стороны, подвержены повышенному риску уничтожения из-за застройки.

Ещё одну группу региональных категорий образуют территории рекреационного назначения. Здесь нужно вспомнить, что до конца 2013 г. лечебно-оздоровительные местности и курорты считались одной из категорий особо охраняемых природных территорий, предусмотренных федеральным законом. С 2014 г. они рассматриваются как «особо охраняемые территории» -- это понятие является более широким. Исключение лечебно-оздоровительных местностей и курортов из числа особо охраняемых природных территорий, установленных федеральным законом, было спорным решением. Часть исследователей считают, что оно ведёт к ослаблению правовой охраны территорий, ценных в рекреационном и оздоровительном отношении, было необоснованным и поэтому в целом должно расцениваться как негативное [Игнатьева 2010; Бриних 2014; Хмелёва 2014, Выпханова 2016: 122]. По мнению других специалистов, данное решение является разумным и правильным, поскольку назначение курортов и лечебно-оздоровительных местностей и их фактическое использование отличаются от того, что типично для природоохранных территорий [Галиновская 2010: 33; Анисимов 2017: 65]. Однако все авторы согласны, что природные лечебные ресурсы и территории, на которых они находятся, должны охраняться, и спор идёт вокруг того, должен ли здесь применяться особый, оригинальный подход или же следует использовать правовую конструкцию особо охраняемой природной территории. Решить этот спор довольно сложно, поскольку регулирование лечебно-оздоровительных местностей и курортов осуществляется в отсутствие научно обоснованной концепции и является объёмным, разнородным и противоречивым, включает правовые нормы из актов природоресурсного, градостроительного, медицинского законодательства, законодательства о социальном обеспечении, о развитии территорий [Выпханова 2016; Жаворонкова, Выпханова 2019а: 26]. Наличие территорий лечебно-оздоровительного назначения среди региональных категорий -- проявление и следствие этой разнородности и теоретической неопределённости. Оно свидетельствует о том, что некоторые субъекты Федерации при регулировании таких территорий по-прежнему предпочитают вариант использования имеющейся правовой конструкции, а не оригинального подхода. Тот факт, что такие субъекты сохранились после изменения федерального законодательства, является аргументом в пользу того, что лечебно-оздоровительные местности и курорты всё же следует относить к особо охраняемым природным территориям. Конечно, данный аргумент не следует переоценивать, потому что число таких субъектов невелико, и до конца неясно, идёт ли речь о твёрдой позиции или же просто о сохранении традиции. Однако в любом случае сложившаяся ситуация является признаком того, что необходимо разработать теоретические основы правового регулирования в санаторно-курортной сфере, в том числе понятийный аппарат [Жаворонкова, Выпханова 2019b].

При установлении региональных категорий наблюдаются попытки обеспечить внутригосударственные меры по охране территорий с международным статусом. В России есть территории, включённые в список водно-болотных угодий, охраняемых в рамках Рамсарской конвенции, и в нескольких субъектах установлена специальная категория «водно-болотное угодье» (варианты: «болотный комплекс», «болото»). Отсутствие в российском федеральном законодательстве специальных норм для охраняемых территорий с международным статусом -- недостаток, давно отмечаемый специалистами, но по-прежнему не устранённый [Шестаков 2003; Хмелёва 2009; 2014]. Нужно, конечно, уточнить, что международные договоры не требуют устанавливать какие-либо специальные категории особо охраняемых природных территорий -- водно-болотное угодье, включённое в международный список, по российскому законодательству вполне может считаться, например, государственным природным заказником или вовсе не являться особо охраняемой природной территорией [Dudley 2008: 73]. Правда, это не снимает обязательств по эффективной охране с учётом особого статуса территории, а этот особый статус применительно к водно-болотным угодьям в законе об особо охраняемых природных территориях вообще никак не учитывается [Хмелёва 2014]. Таким образом, в данном случае субъекты Федерации осуществляют «опережающее регулирование» в отсутствие каких-либо норм и даже общего подхода на федеральном уровне.

Под опережающим регулированием в конституционном праве понимается принятие субъектом Федерации закона по предмету совместного ведения до принятия соответствующего федерального закона. Возможность опережающего правотворчества прямо не закреплена в Конституции России, но косвенно следует из её норм и была подтверждена практикой Конституционного Суда РФ в 1990-е гг. [Андриченко, Юртаева 2013: 8]. Среди специалистов ведется дискуссия о том, каковы пределы такого полномочия региональных законодателей: одни полагают, что право на опережающее регулирование -- неотъемлемый элемент конституционно-правового статуса субъектов и конституционного механизма разграничения предметов ведения и полномочий [Краснова 2008: 50], другие считают, что издание закона субъекта до принятия федерального закона возможно только в исключительных случаях [Безруков 2003: 22], третьи придерживаются промежуточных позиций [Анисимов 2019a: 66]. В 1990-е гг. опережающее регулирование встречалось широко, но впоследствии, по мере принятия федеральных законов и централизации власти, стало менее распространённым явлением [Андриченко, Чертков 2009: 8; Личичан 2009]. К числу современных примеров опережающего регулирования можно отнести государственную поддержку инновационной деятельности [Андриченко, Юртаева 2013: 8]. В сфере экологического права отмечается наличие опережающего регулирования по вопросам продовольственной безопасности [Анисимов 2019a]. В случае с региональными категориями, направленными на охрану водно-болотных угодий, речь, по сути, идёт не только о категории как таковой, но и о самостоятельном регулировании отношений по охране территорий, обладающих международно-правовым статусом: можно представить, что принят отдельный закон о водно-болотных угодьях на территории субъекта, включение статей которого в состав закона об особо охраняемых территориях является лишь делом юридической техники. Следовательно, установление таких категорий -- именно опережающее регулирование, а не реализация полномочий, определённых на федеральном уровне. Положительным следствием такого опережающего регулирования становится восполнение пробела федерального законодательства. Опыт регулирования на региональном уровне упрощает совершенствование федерального законодательства в части правовой охраны природных территорий с международно-правовым статусом (если такая инициатива всё же возникнет). Можно порекомендовать тем субъектам Федерации, где есть водно-болотные угодья, но нет отдельного регулирования для них, внести необходимые изменения в законодательство в порядке «опережающего регулирования». Отрицательным следствием могут быть сложности координации, если водно-болотные угодья как природный объект находятся на территории нескольких регионов, а также необходимость привести региональное законодательство в соответствие с федеральным, если на федеральном уровне появятся нормы о международных особо охраняемых природных территориях.

Наблюдается некоторое смешение режимов охраны природных и культурных ценностей: среди региональных категорий попадаются «историко-культурные», «природно-этнические» и «садово-парковые» местности, территории и ансамбли, которые относятся, скорее, к объектам культурного наследия8, чем к охраняемым природным территориям, и на них распространяется (или, как минимум, должно распространяться) действие соответствующего законодательства. В принципе, учитывая современную концепцию охраняемых природных территорий, совместная охрана природных и ассоциированных с ними культурных ценностей является вполне нормальной [Dudley 2008; Иванов, Чижова 2019], поэтому пересечение между законодательством об особо охраняемых природных территориях и о памятниках истории и культуры неизбежно. Вопрос в том, чтобы такое смешение не приводило к конкуренции норм из разных отраслей права, способной породить трудности и ошибки при правоприменении [Изъюров, Огородовая 2015]. В отношении каждой конкретной территории и объекта должен быть выбран какой-то один способ охраны -- либо в рамках экологического права как охраняемой природной территории, либо в рамках административного права как объекта культурного наследия.

Некоторые примеры региональных категорий сложно интерпретировать иначе как недостатки юридической техники. Особенности и дефекты юридической техники регионального законотворчества давно обсуждаются в науке [Ромашов, Сергевнин 2003: 60]. Одной из наиболее существенных проблем считается дублирование нормативного материала [Ромашов, Сергевнин 2003; Иванюк 2008: 157; Казанцев 2013: 105]. Такие региональные категории, как водоохранные зоны и прибрежные защитные полосы, скорее всего, являются именно необоснованным дублированием положений Водного кодекса России. Впрочем, возможен и другой вариант оценки: это установление статуса особо охраняемой природной территории в дополнение к уже имеющемуся правовому режиму и проявление принципиально широкого подхода к пониманию особо охраняемых природных территорий, принятого в регионе. Так или иначе, использование совпадающих названий и дословное воспроизведение федеральных законов при установлении региональных категорий -- это редкость, что согласуется с тенденцией повышения качества регионального законодательства [Казанцев 2013: 107]. Сложнее оценивать те ситуации, когда происходит не механическое и дословное копирование текста федерального закона, а содержательное дублирование: слова правовых актов различаются, но правовые нормы в них одинаковые или очень похожие. При установлении региональных категорий такое происходит часто; например, как отмечалось выше, многочисленные разновидности «охраняемых природных объектов» близки к памятникам природы. Однако в данном случае следует говорить, скорее, о заимствовании (частичной рецепции) норм права, чем о дублировании, хотя вопрос об обоснованности такого заимствования тем не менее остаётся.

Дублирование может происходить не только «по вертикали» (из федеральных законов в региональные), но и «по горизонтали» (между региональными законами) [Личичан 2009: 232; Андриченко, Юртае- ва 2013: 13]. Точки на графике, представленном на рисунке 4, различаются по размеру в зависимости от количества региональных категорий с одинаковым названием, и некоторые названия встречаются одновременно в законах нескольких субъектов Федерации. Следовательно, горизонтальное движение нормативного материала тоже наблюдается, причём не менее активное, чем вертикальное. Правда, установить, у кого именно позаимствовали конкретную категорию -- у Федерации или у другого субъекта, по имеющимся данным не представляется возможным. Как и в случае с использованием материала из федерального законодательства, здесь нужно различать дублирование и заимствование.

Наличие одинаковых или похожих положений в законодательстве подавляющего большинства субъектов может свидетельствовать о необходимости обобщить их и добавить в федеральное законодательство. В то же время, когда одни и те же нормы уже закреплены в законах множества субъектов, регулирование на региональном уровне может оказаться достаточным, и, следовательно, менять федеральные законы не нужно [Андриченко, Юртаева 2013: 9]. В случае с региональными категориями заимствований много, но их распространение не очень большое: самые часто встречающиеся названия региональных категорий используются максимум в 11 субъектах. Таким образом, из разнообразия региональных категорий не вытекает ни одного очевидного варианта некоторой новой категории особо охраняемых природных территорий, что, впрочем, не исключает необходимости других изменений и более глубокого изучения, чем просто анализ названий.

Заключение

Методы статистической обработки текстов на естественном языке помогают структурировать и визуализировать информацию из нормативно-правовых актов в экологической сфере. Это позволяет обнаружить тенденции и закономерности, неочевидные при простом прочтении правовых текстов. Многозначность некоторых слов, широко используемых в экологическом законодательстве (например, «парк» и «зона»), отличие их смысла от того, что принят в обыденной речи, затрудняют автоматизированную обработку. Для смыслового анализа нормативно-правовых актов модели, основанные на методах дистрибутивной семантики, целесообразно тренировать не на текстах общей тематики, а на наборах нормативно-правовых актов соответствующей отрасли законодательства. Результаты количественного анализа не дают готовых выводов и требуют интерпретации на основе положений юридической догматики, однако предварительная математическая обработка облегчает толкование правовых актов, особенно при большом объёме нормативного материала.

Среди региональных категорий выделяются несколько больших групп: (1) охраняемые природные объекты и достопримечательности (по сути, памятники природы); (2) охраняемые ландшафты и природные комплексы; (3) охраняемые зелёные насаждения населённых пунктов; (4) природные территории рекреационного назначения; (5) природные территории, имеющие историко-культурное значение. Далеко не все региональные категории можно однозначно отнести к какой-то группе. Есть множество категорий, которые не попадают ни в одну из групп. В целом группирование является приблизительным и ориентировочным.

Некоторые региональные категории, по-видимому, заимствованы из классификации категорий охраняемых территорий по версии МСОП: охраняемые ландшафты, ресурсные резерваты, ресурсоохранные территории, природные резерваты. Отдельные региональные категории напрямую связаны или, как минимум, своими названиями отсылают к международным системам охраняемых территорий -- водноболотным угодьям, биосферным резерватам, объектам Всемирного природного наследия. Это свидетельствует о том, что ряд субъектов России -- в опережение федерального законодателя -- воспринимают международные тенденции территориальной охраны окружающей среды и восполняют давно замеченные пробелы права, вытекающие из недостатков законодательства на федеральном уровне.

В названиях региональных категорий наблюдается приверженность ландшафтному подходу. Правда, частое употребление понятий «ландшафт» и «природный комплекс» в законах ещё не означает, что природоохранная деятельность в регионах построена в соответствии с ландшафтным подходом.

Названия некоторых региональных категорий, установленных субъектами России, свидетельствуют о низком уровне юридической техники регионального законотворчества.

Обилие региональных категорий, аналогичных памятникам природы, государственным природным заказникам и заповедникам, а также иным охраняемым природным территориям (лечебно-оздоровительным местностям и курортам, защитным лесам), подтверждает давно выдвинутый тезис о дублировании федерального законодательства на региональном уровне. Правда, это не означает, что похожие категории должны быть механически удалены, поскольку, во-первых, сходство не означает тождественность, а во-вторых, дублирование является следствием проблем, а не самостоятельной проблемой. Можно сформулировать три исходные проблемы: (1) избыточная «жёсткость» системы категорий, установленных на федеральном уровне, когда категория неразрывно связана со значением; (2) нестабильность федерального законодательства, когда ряд территорий исключается из числа особо охраняемых; (3) наличие изъянов в правовой охране территорий, не относящихся формально к особо охраняемым, но ценных для сохранения биоразнообразия, отдыха людей и поддержания качества окружающей среды.

Литература

1. Андриченко Л. В., Чертков А. Н. 2009. Взаимодействие Государственной Думы и законодательных органов субъектов Российской Федерации. Журнал российского права. 2: 3-10.

2. Андриченко Л. В., Юртаева Е. А. 2013. Конституционные основы российского федерализма. Журнал российского права. 6: 5-16.

3. Анисимов А. П. 2017. Актуальные проблемы реализации концепции устойчивого развития в Российской Федерации. В сб.: Заячковский О. А. (ред.) Современные проблемы юридической науки и правоприменительной практики. Калининград: Балтийский федеральный университет имени Иммануила Канта; 61-66.

4. Анисимов А. П. 2019а. Законодательство субъектов РФ в области обеспечения продовольственной безопасности: сравнительно-правовое исследование. Научный вестник Волгоградского филиала РАН- ХиГС. Серия: Юриспруденция. 5 (1): 64-71.

5. Анисимов А. П. 2019b. Концепция «кооперативного федерализма» и ее влияние на практику охраны окружающей среды зарубежных стран. ВеснікМагтёускага дзяржаунагаутверстэта імя А. А. Ку- ляшова. Серыя D. Эканомта. Сацьіялогія. Права. 2 (54): 100-107.

6. Анисимов А. П., Рыженков А. Я., Чаркин С. А. 2019. Экологическое право России. М.: Издательство Юрайт. URL: https://biblio-online.ru/bcode/431157

7. Безруков А. В. 2003. Совместная компетенция и совершенствование взаимодействия Российской Федерации и её субъектов. Известия высших учебных заведений. Правоведение. 4 (249): 16-23.

8. Благовидов А., Очагов Д., Птичников А. 2002. Сохранение биоразнообразия лесов России: вклад ООПТ и лесов I группы. М.: МСОП -- Всемирный союз охраны природы, Представительство для России и стран СНГ.

9. Боголюбов С. А. 2003. Соотношение федерального и регионального законодательства в области охраны окружающей среды. Журнал российского права. 2: 7-13.

10. Болтанова Е. С. 2016. Место законодательства субъектов Российской Федерации в системе земельного законодательства. Юрист. 10: 23-27.

11. Бриних В. А. 2014. Комментарий к Федеральному закону «О внесении изменений в Федеральный закон “Об особо охраняемых природных территориях” и отдельные законодательные акты Российской Федерации» от 28 декабря 2013 г. № 406-ФЗ. Астраханский вестник экологического образования. 1 (27): 23-31.

12. Васильева М. И. 2005. Закон субъекта Российской Федерации «Об охране окружающей среды»: опыт правового моделирования. Законодательство и экономика. 11: 75-88.

13. Выпханова Г. В. 2016. Концептуальные основы совершенствования законодательства о лечебнооздоровительных местностях и курортах. Lex Russica. 6 (115): 119-131. URL: https://doi. org/10.17803/1729-5920.2016.115.6.119-131

14. Галиновская Е. А. 2010. О правовых основах образования системы особо охраняемых природных территорий в России. Журнал российского права. 5: 28-34.

15. Галсанова А. Б. 2016. Иные категории особо охраняемых природных территорий по законодательству субъектов Российской Федерации. В сб.: Сукиасян А. А. (отв. ред.) Интеллектуальный и научный потенциал XXI века. Т. 5. Уфа: Аэтерна; 86-89.

16. Гафина Л. М. 2008. Правовая охрана ландшафтного разнообразия в Российской Федерации. Ульяновск: Ульяновский государственный университет. URL: https://dlib.rsl.ru/01003451503

17. Головина А. А. 2017. Дефекты законодательной техники как препятствие обыденному толкованию права. Журнал российского права. 4: 16-26.

18. Дубовик О. Л. (ред.) 2015. Комментарий к Федеральному закону от 14 марта 1995 г. № 33-ФЗ «Об особо охраняемых природных территориях». М.: Консультант Плюс.

19. Евдокимова Т. В. 2011. Правовая охрана эстетических свойств ландшафтов. М.: Институт государства и права РАН. URL: https://dlib.rsl.ru/01004847599

20. Жаворонкова Н. Г., Выпханова Г. В. 2019a. Теоретико-методологические проблемы совершенствования государственной политики в области развития курортов и лечебно-оздоровительных местностей. Вестник Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА). 1: 22-36. URL: https://doi.org/10.17803/2311- 5998.2019.53.1.022-036

21. Жаворонкова Н. Г., Выпханова Г. В. 2019b. Проблемы совершенствования понятийного аппарата в сфере охраны и использования природных лечебных ресурсов, лечебно-оздоровительных местностей и курортов. Актуальные проблемы российского права. 4 (101): 186-194. URL: https://doi. org/10.17803/1994-1471.2019.101.4.186-194

22. Иванов А. Н., Чижова В. П. 2019. Охраняемые природные территории. М.: Юрайт. URL: https://biblio- online.ru/bcode/438513

23. Иванюк О. А. 2008. Качество закона и проблемы юридической техники. Журнал российского права. 2: 150-161.

24. Игнатьева И. А. 2010. Последние направления в развитии законодательства об особо охраняемых природных территориях. Бизнес, менеджмент и право. 1 (21): 132-138.

25. Изъюров Е. Ю., Огородовая Л. Я. 2015. Правовые вопросы создания и развития особо охраняемых природных территорий местного значения. Экологическое право. 6: 22-27.

26. Исаченко А. Г. 1991. Ландшафтоведение. М.: Высшая школа.

27. Казанцев М. Ф. 2013. Региональное законодательство в России: тенденции развития и уровень качества. Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. 13 (3): 99-110.

28. Краснов А. Н. 2008. Юридическая техника российского экологического законодательства (общеправовой анализ). Нижний Новгород: Нижегородская академия МВД России. URL: https://dlib.rsl. ru/01003167859

29. Краснова О. И. 2008. Законодательное регулирование разграничения полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Федерации: состояние, проблемы и перспективы совершенствования. Государство и право. 12: 48-59.

30. Кревер В. Г., Стишов М. С., Онуфреня И. А. (сост.). 2009. Особо охраняемые природные территории России: современное состояние и перспективы развития. М.: WWF России.

31. Круглов В. В. 2010. О проблемах правового регулирования охраны окружающей среды и рационального использования природных ресурсов в регионе. Российское право: образование, практика, наука. 5: 15-22.

32. Крусс В. И., Вихрова В. А. 2017. Федеративные аспекты конституционализации правовых режимов особо охраняемых природных территорий. В сб.: Шагидуллин Р Р, Кадырова Х. Р (науч. ред.) Устойчивое развитие регионов: опыт, проблемы, перспективы. Казань: Академия наук Республики Татарстан; 640-643.

33. Кучаков Р К., Савельев Д. А. 2018. Сложность правовых актов в России: лексическое и синтаксическое качество текстов. СПб.: ИПП ЕУСПб. URL: http://www.enforce.spb.ru/images/analit_zapiski/ memo_readability_2018_web.pdf

34. Личичан О. П. 2009. Правовые системы субъектов Российской Федерации: современное состояние и развитие. Вестник Томского государственного университета. 324: 230-233.

35. Минина Е. Л. 2016. Тенденции развития законодательства о растительном мире. Журнал российского права. 5: 108-117.

36. Некипелова М. В., Изъюров Е. Ю., Огородовая Л. Я. 2010. Актуальные проблемы управления особо охраняемыми природными территориями регионального (республиканского) и местного значений в Республике Коми. В сб.: Современное состояние и перспективы развития сети особо охраняемых территорий европейского Севера и Урала. Сыктывкар: Институт биологии Коми НЦ УрО РАН; 115-118. URL: https://ib.komisc.ru/add/conf/undp/?page_id=7

37. Ромашов Р А., Сергевнин С. Л. 2003. Региональное законодательство в современной России: проблемы теоретического моделирования и практического воплощения. Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2 (247): 57-61.

38. Савельев Д. А. 2018. О создании и перспективах использования корпуса текстов российских правовых актов как набора открытых данных. Право. Журнал Высшей школы экономики. 1: 26-44. URL: https:// doi.org/10.17323/2072-8166.2018.1.26.44

39. Савельева Е. А. 2014. Правовое регулирование экологического зонирования в Российской Федерации. Российская юстиция. 2: 12-14.

40. Ткаченко Н. 2017. Статистической анализ федерального законодательства. М.: Центр стратегических разработок. URL: http://csr.ru/wp-content/uploads/2017/02/Issledovanie_TSSR_statistika-po- zakonoproektam.pdf

41. Хмелёва Е. Н. (сост.) 2009. Проблемы законодательства об особо охраняемых природных территориях и предложения по его совершенствованию. (Аналитический обзор законодательства и проект новой редакции Федерального закона «Об особо охраняемых природных территориях»). М.: Всемирный фонд дикой природы (WWF). URL: https://wwf.ru/upload/iblock/9b0/oopt_zakon.pdf

42. Хмелёва Е. Н. 2014. Правовое регулирование особо охраняемых природных территорий: проблемы, их решения и вопросы без ответов. Астраханский вестник экологического образования. 1 (27): 16-23.

43. Черданцев А. Ф. 2012. Логико-языковые феномены в юриспруденции. М.: Норма: НИЦ Инфра-М. URL: http://znanium.com/catalog/product/258096

44. Шестаков А. С. (ред.). 2003. Охраняемые природные территории в России: правовое регулирование. Аналитический обзор федерального законодательства. М.: КМК.

45. Bojanowski P. et al. 2016. Enriching Word Vectors with Subword Information. arXivpreprint. URL: https:// arxiv.org/abs/1607.04606

46. Chalkidis I., Kampas D. 2018. Deep Learning in Law: Early Adaptation and Legal Word Embeddings Trained on Large Corpora. Artificial Intelligence and Law. 2: 171-198. URL: https://doi.org/10.1007/s10506-018- 9238-9

47. Dudley N. (ed.). 2008. Guidelines for Applying Protected Area Management Categories. Gland, Switzerland: IUCN. URL: https://portals.iucn.org/library/sites/library/files/documents/PAG-021.pdf

48. Grave E. et al. 2018. Learning Word Vectors for 157 Languages. arXiv preprint. URL: https://arxiv.org/ abs/1802.06893

49. Lausche B. 2011. Guidelines for Protected Areas Legislation. Gland, Switzerland: IUCN. URL: http://portals. iucn.org/library/node/9869

50. Lawton J. H. 1999. Are there General Laws in Ecology? Oikos. 84: 177-192.

Размещено на Allbest.ru