Институциональная структура занятости в российской экономике и основные противоречия ее развития на этапе восстановительного подъема

В третьей части третьего раздела автор, анализируя трансакционный сектор российской экономики, исходит из предположения, что одной из главных его особенностей является «специфическое поведение» структур власти, которые «соединяют» свои контрольные и регулирующие функции с непосредственным интересом бизнеса. Речь идет, по мнению Е. Скаржинской, о действии в условиях переходных экономик специфического фактора рыночного обмена, который приобретает качества «особого ресурса», являющегося предметом торга между бизнесом и представителями власти. В его структуру входят множество «теневых» посредников, получающих за счет участия в контроле над правами собственности и действиями того или иного предприятия (фирмы) дополнительные выгоды. В качестве этих посредников выступают, помимо администрации и предприятия, лица и структуры, осуществляющие давление, то есть влияющие на перераспределение переговорной силы между основными участниками (государством и частной фирмой). См.: Скаржинская Е.М. Микроэкономический анализ индивидуального обмена. М., 2002. с. 182.Этот рынок является своеобразной институциональной надстройкой над официальными и конституционно декларируемыми нормами экономического обмена, «доступ» к которой обеспечивается избирательно.

Опираясь на исследования Р. Капелюшникова и Е. Скаржинской о параметрах поведения рынка административных ресурсов, автор формулирует и дает свою собственную версию издержек «вхождения в рынок». Эти издержки отражают специфические особенности трансакционного сектора российской экономики и ложатся дополнительным бременем на экономику конкретных предприятий, особенно находящихся на этапе легализации.

«Дополнительные» издержки, возникающие в рамках трансакционного сектора переходных экономик

Анализируя последний вид издержек, автор систематизирует случаи оппортунизма между агентами (представителями чиновничества) и принципалами (представителями бизнеса), которые возникают на рынке административных ресурсов. Первый случай оппортунизма заключен в самом факте анонимности отношенческого контракта между ними. Поэтому сговор между сторонами имеет силу до тех пор, пока он не станет достоянием гласности. Второй случай оппортунизма заложен объективно в самих условиях контракта. Они носят явно дискриминационный характер, поэтому в процессе реализации отношенческого контракта клиенты постоянно ищут альтернативы, связанные с возможностью выхода из зависимого положения от институциональных посредников. Третий случай оппортунизма возникает, когда собственник «особого ресурса» пытается в перспективе избавиться от своего «партнера», осуществляя поиск других клиентов, могущих предоставить более выгодные условия рентных платежей.

Рассматривая различные варианты оппортунизма в неформальном институциональном секторе переходной экономики, автор выделяет специально две относительно самостоятельные формы оппортунизма. Внутренняя форма оппортунизма касается только частных конфиденциальных отношений институционального посредника и его клиентов, которые по определению должны постоянно находиться в состоянии риска оппортунистических действий по отношению друг к другу. Внешняя форма оппортунизма между институциональным посредником и его клиентами заключается в том, что издержки от нее несет все общество в целом.

В заключение диссертант констатирует, что латентная структура экономического обмена, возникшая между администрацией и бизнесом, существенно деформирует систему управления переходной российской экономикой. Внутри ее наблюдается существенное расхождение между декларируемыми методами (целями) управления и разделения властей и той системой экономического обмена преференциями, которая формируется на персональном и клановом уровне личных интересов представителей администрации (чиновничества, лоббистов различного уровня) и представителей бизнеса. Это одна из основных проблем российской экономики в настоящее время.

В четвертой части третьего раздела автор, опираясь на исследования Р. Капелюшникова, А. Радыгина и др., рассматривает основные тенденции становления корпоративной собственности на российских предприятиях. Суть их заключается в том, что инсайдерские модели возникновения корпораций (акционерных обществ), где «количественным» преимуществом вначале обладали рядовые работники, сменяются моделями, где на первое место выходит или собственность менеджеров (Р. Капелюшников), или внешних «частных» владельцев (А. Радыгин). Сопоставляя статистику их исследований, диссертант отдает предпочтение точке зрения Р. Капелюшникова.

Важным аргументом в предпочтении менеджеристской модели является следующее. Даже если официально зарегистрированные доли менеджеров в акционерной собственности предприятий уменьшаются (А. Радыгин), то их неофициальный контроль над активами предприятий возрастает прежде всего за счет собственности рядовых работников, т.к. она неявно находится под контролем высших менеджеров предприятия. Аналогичные выводы можно сделать из исследования Р. Капелюшникова. Он указывает на постоянное возрастание доли собственности менеджеров-инсайдеров, которая, к тому же, аффилирована с собственностью аутсайдеров, принадлежащих, например, «к сторонним физическим лицам».

Опираясь на гипотезу А. Колганова о клановой природе акционерной собственности в переходной российской экономике, диссертант формулирует предположения относительно структуры акционерно-корпоративной собственности в России и возможных тенденций ее динамики.

В первой части четвертого раздела автор, опираясь на данные официальной статистики и исследования В. Гимпельсона, рассматривает основные тенденции роста занятости в системе государственной власти РФ за период с 1994 по 2004 гг. Эти тенденции являются следствием действия ряда объективных факторов. К ним относятся: См.: Гимпельсон В. Численность и состав российской бюрократии // Вопросы экономики, 2002, № 11, с. 95.а) глубокие структурные изменения, вызванные отмиранием старых централизованных методов управления, и повышение роли ведомств, являющихся регуляторами рынка; б) децентрализация и расширение функций местных органов самоуправления; в) создание и функционирование демократической политической системы и т.п.

Диссертант отмечает, что динамика естественного роста государственного аппарата РФ существенно различается в зависимости от специализации, места локализации государственных структур различного назначения, а также от перераспределения их функций. Оценивая сравнительные данные о доле занятых в сфере государственного управления в странах ЦВЕ и в некоторых развитых странах Запада и России, автор делает вывод о том, что их количественный рост в различных ветвях власти в РФ будет продолжаться. Эта тенденция, вызванная прежде всего возрастанием социальных функций государства наблюдается, во-первых, в органах исполнительной, судебной и муниципальной власти и управления. Во-вторых - в росте занятости в тех органах РФ, которые обеспечивают функционирование институтов гражданского общества.

В диссертации отмечается, что динамику занятых в различных ветвях власти РФ весьма сложно оценивать на основе данных официальной статистики. Так как при весьма большом количестве разнообразных показателей, измеряющих уровень социально-экономического развития той или иной страны, нигде не акцентируется внимание на тех субъектах, которые несут ответственность и отвечают за качество этих показателей.

По мнению автора, важным методом оценки эффективности потенциала российских властей, который в определенной степени компенсирует эти недостатки, является оценка степени доверия к ним со стороны граждан. Исследования подобного рода стали регулярным средством мониторинга дееспособности социальных институтов, выполняющих функции управления и регуляции различных сфер социально-экономической жизни. Опираясь на данные ВЦИОМ и на другие источники, в рамках которых регулярно фиксируется низкий уровень социального доверия к различным институтам власти (прежде всего на низовом уровне их взаимодействия с гражданами), автор приходит к следующим выводам.

· Низкий уровень социального доверия граждан к государственным и иным институтам власти следует оценивать не только как показатель их социального настроения, но как отрицательную форму реагирования на действия лиц, которые выполняют официально те или иные институциональные функции.

· Сам факт недоверия к социальным институтам указывает на существование социального механизма трения, который затрудняет реализацию гражданами их социальных функций в соответствии с декларируемыми нормами закона.

· Лица, исполняющие институциональные функции, не выполняют своих обязательств по отношению к гражданам по причине отсутствия жестких механизмов правоприменения и открывающихся многочисленных возможностей получения рентных платежей за официальный статус.

· У граждан, которые эмпирически устанавливают факты невыполнения законов, возникает реакция уклонения от официальных контактов с представителями власти или возникают неформальные контакты, связанные с вынужденным согласием на различные формы вымогательства.

· Эта форма взаимной зависимости граждан и представителей властей, несмотря на отрицательное отношение к ней со стороны большинства, превращается в неофициальную систему возмездного обмена общественными благами и услугами, которая асимметрична в пользу получателей рентных платежей, то есть чиновничества.

Анализируя результаты мониторингов общественного мнения, автор выделяет следующую особенность институциональной среды, в рамках которой происходит взаимодействие граждан и официальных лиц. Во всех сферах «столкновения» граждан с властями различного уровня существуют специфические рыночные отношения, которые носят теневой характер. Этот рынок платных услуг пронизывает все слои общества, касается прямо или косвенно всех категорий граждан, которые, с одной стороны, выражают массовое недовольство сложившейся ситуацией. С другой стороны - вынуждены с той или иной степенью регулярности использовать этот теневой рынок для реализации своих повседневных социальных и экономических интересов.

Об этой зависимости, по мнению диссертанта, можно судить на основе социологических опросов о частоте проявления коррупции в различных сферах институциональных отношений граждан и представителей власти. Это позволяет констатировать, что частота проявления коррупции связана не только с неправовыми практиками властей, но и с категорией граждан, которые выступают в качестве их неформальных клиентов.

Диссертант, дополняя данные социологических опросов официальной статистикой органов, борющихся с коррупцией, Данные НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ (http://www.kp.ru). Цит. по: Дегтярев А., Маликов Р. Институциональный анализ деловой коррупции // Вопросы экономики, 2005, № 10, с. 111.приходит к следующим выводам. 1. Места локализации коррупции являются той институциональной средой, где пересекаются интересы двух групп институциональных субъектов, то есть лиц, контролирующих ренту в системе административных и иных неформальных рынков, и лиц, пользующихся их услугами. 2. Сам процесс концентрации коррупции осуществляется в рамках сетевых структур «персонального» типа, обеспечивающих ее скрытое воспроизводство и функционирование. 3. Коррупционные отношения характеризуются различной степенью «открытости» и «прозрачности» для массового сознания и охватывают значительную часть граждан, что проявляется в различных формах бытовой и деловой коррупции. Последнее явление, возникающее в точках пересечения интересов бизнеса и чиновничества, проявляется в наиболее масштабных формах, нанося самый большой ущерб российской экономике.

Во второй части четвертого раздела диссертант, используя данные многочисленных социально-экономических исследований, раскрывает практику такого негативного явления, как деловая коррупция, одним из проявлений которой являются «административные барьеры». Автор разделяет точку зрения А. Дегтярева и Р. Маликова, квалифицирующих их как препятствия, возникающие при организации и осуществлении предпринимательской деятельности вследствие введения органами государственного (федерального, регионального и муниципального) управления дополнительных бюрократических процедур и правил, мешающих ведению бизнеса и предусматривающих возмездный характер их преодоления. См.: Дегтярев А., Маликов Р. Коррупционная основа административных барьеров // Вопросы экономики, 2003, № 11, с. 78. Эта форма коррупции проявляется в виде использования чиновниками разрешительных процедур, ложащихся дополнительным платным бременем на бизнес, особенно малый.

Данное положение автор подтверждает статистикой, полученной рядом исследовательских центров, оценивших совокупные издержки МП по преодолению административных барьеров в ряде городов и регионов РФ. Среди них можно выделить: Рабочий центр экономических реформ, Экспертную группу экономического факультета МГУ, Институт социально-экономического анализа и развития предпринимательства, Информационно-консультативный центр «Бизнес-Тезаурус», Фонд «Индем», ИЭПП и др. Несмотря на то, что информация о параметрах этих издержек существенно отличается в зависимости от применяемых методик, полевых условий и т.п., диссертант считает возможным на ее основе представить характер издержек по преодолению административных барьеров и структуру тех факторов, которые их обусловливают. К этим издержкам относятся:

Издержки регистрации и лицензирования. Для всех предприятий, попавших в выборку опроса, характерно превышение неофициальных сборов за регистрацию и лицензирование над официальными. Номинально неофициальные сборы выше, а фактически более выгодны, так как сокращают временные издержки вхождения в бизнес.

Издержки, связанные с действием контролирующих организаций. По результатам исследований, находящихся в распоряжении автора, нельзя судить о степени превышения полномочий, которые закреплены за контролирующими органами различной специализации. Однако по интенсивности проверок можно косвенно предполагать следующее: чем больше интенсивность проверок контролирующих органов, тем выше вероятность «административного рэкета».

Теневые издержки, которые используются на оплату средств по преодолению административных барьеров. Из исследований, используемых автором, следует, что предприятия осуществляют оплату теневых услуг по преодолению административных барьеров за счет минимизации налоговых сборов. Это, в свою очередь, косвенно является доказательством того, что воспроизводство административных барьеров есть следствие активности не только контролирующей, но и проверяемой стороны, которые заинтересованы в получении нелегальных выгод путем обоюдного нарушения законов.

Издержки, связанные с пассивностью деятельности региональных и местных органов, которые должны оказывать помощь в процессе легализации бизнеса. Из результатов опросов следует, что официальная система стимулирования бизнеса весьма неэффективна. Это позволяет автору предположить, что за декларируемым социальным контрактом между государством и бизнесом скрывается латентная система локальных обязательств, которая камуфлирует различные виды деловой коррупции.

В диссертации рассматривается одна из форм «сотрудничества» власти и бизнеса, квалифицируемая как квазифискальные сделки. К ним относятся: а) заключение договоров о сотрудничестве (партнерстве) между бизнесом и властью; б) учреждение фондов для дополнительных отчислений; в) прямое финансирование бизнесом различных инфраструктурных и социальных проектов (М. Курбатова). По ее мнению эти соглашения между администрацией и бизнесом можно рассматривать двояко. С одной стороны, они представляют собой проявление партнерских отношений. С другой стороны - вуалируют коррупцию, обеспечивая для нее более комфортную среду, и служат оправданием действий чиновников и предпринимателей, вступающих в коррупционный сговор.

В диссертации автор останавливается на анализе механизмов принуждения бизнеса со стороны властей. Один из этих механизмов - использование неформальных норм дифференцированных оценок бизнеса при решении его проблем и избирательного применения санкций к нарушителям. Другой механизм - мобилизация различных контрольных органов с целью оказывать давления на бизнес. Данный механизм, как показывают исследования, является типичным для всех регионов РФ, а его давление на бизнес постоянно возрастает. Диссертант акцентирует внимание и на иной форме принуждения бизнеса со стороны властей различного уровня, которая осуществляется за счет так называемого процесса «административного барьеростроения».

Анализируя действие вышеуказанных механизмов, диссертант акцентирует внимание на следующем. В интерпретации большинства специалистов сами факты неправомерных проверок бизнеса являются актом административного произвола, осуществляемого по инициативе властей и подвластных им контролирующих органов. Но это далеко не так. Зачастую предприниматели сами являются инициаторами, а не жертвами коррупционных действий. В этой связи констатируется, что на современном этапе в российском бизнесе, в том числе малом, наблюдаются две явные тенденции. Одна из них характеризуется ростом деловой коррупции, в которую встраиваются два основных агента административных торгов - представители чиновничества и бизнеса. Другая тенденция, тесно связанная с первой, усиление системы взаимного сговора между ними.

Опираясь на данные социально-экономических исследований и модель деловой коррупции А. Дегтярева и Р. Маликова, автор дает собственную интерпретацию деловой коррупции, квалифицируя ее как специфическую по отношению к обществу форму оппортунизма двух субъектов неофициального сговора (представителей чиновничества и бизнеса). Для первых она связана с нарушением формальных правил по выполнению законодательно установленных функций, что обеспечивает реализацию безопасных схем получения теневых доходов за счет трансфертов от бизнеса. Для вторых эта форма оппортунизма связана с максимизацией прибыли за счет уклонения от выполнения законодательно предписанных ограничений и правил. В заключение раздела отмечается, что эта форма оппортунизма становится возможной и наиболее вероятной в условиях такой институциональной среды («несовершенного инфорсмента», А. Радыгин, Р. Энтов), в которой осуществляется не защита, а торг «правилами поведения», и действует система законодательства, произвольно или избирательно толкующая права собственности.

В третьей части четвертого раздела автор осуществляет экстраполяцию неправовых практик между бизнесом и властью на уровень взаимоотношений наемных работников и работодателей и приводит эмпирические доказательства фактов сговора, но уже между хозяевами и персоналом предприятий. В диссертации анализируется ряд эмпирических исследований, которые прямо или косвенно указывают на то, что предпосылки этого сговора имеют место.

Первый аспект касается непосредственного участия наемного персонала в теневой деятельности своих работодателей. Об этом диссертант судит по результатам социологических опросов руководителей МП См.: Веревкин Л. Что мешает развитию малого бизнеса: мнения предпринимателей // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены, 2003, № 5-6, с. 30-35. Опрошено в 2003 г. 1200 руководителей малых предприятий 14 отраслей производственного и коммерческого сектора в Москве, Санкт-Петербурге, Северном, Центральном, Центрально-Черноземном, Волго-Вятском, Северо-Кавказском, Уральском, Западно-Сибирском и Восточно-Сибирском территориально-экономических районах. . Из них следует, что персонал, заключая контракт о найме, является прямым или косвенным соучастником своих хозяев. Это относится ко всем зафиксированным в исследовании видам теневой деятельности, в которые включены работодатели, в том числе к фактам:

· Превышения официально зарегистрированной численности персонала. Из этого следует, что минимизация издержек по этому параметру со стороны руководителей МП непосредственно касается и наемных работников, которые полностью или частично не легализируют свою трудовую деятельность.

· Превышения номинальной величины заработной платы, что указывает на возможность получения наемными работниками зарплаты, не облагаемой налогами.

· Превышения номинального товарооборота, что также отражается на положении наемных работников, которые должны участвовать в санкционированной хозяевами предприятий противоправной деятельности.

· Превышения номинальной численности малых предприятий, что указывает на отсутствие официальной регистрации персонала на рабочих местах и его участия в неформальной занятости и т.п.

Второй аспект, указывающий на возможность сговора работодателей и наемных работников, подтверждается на основе анализа исследований, в которых получена система оценок граждан с различным статусом занятости относительно допустимости неуплаты налогов и о степени их терпимости к этому противоправному явлению. См.: Звонковский В.Б., Пышкова Н.В. Уклонение от уплаты налогов: отношение населения // СОЦИС, 2003, № 4, с. 51-57. Исследование проведено Самарским областным Фондом социальных исследований в апреле 2001 г, в котором приняло участие 2499 человек, проживающих в г. Самаре. Авторы этих исследований выявили у большинства опрошенных неявную норму, согласно которой отказ от соблюдения налогового законодательства не является преступлением и находит оправдание в глазах общественного мнения. Диссертант согласен с этими выводами, которые подтверждаются другими исследованиями, и констатирует, что налоговое законодательство, нарушаемое в широких масштабах, является типичным почти для всех категорий занятых - как для работодателей, так и наемных работников. Последний вывод подтверждается исследованиями М. Шабановой См.: Шабанова М.А. Проблема встраивания рынка в «нерыночное общество» // СОЦИС, 2005, № 12, с. 33-45; Шабанова М.А. Особенности правового сознания и поведения нового поколения российского бизнес-сообщества // Общество и экономика, 2005, № 5, с. 181-200., которая выявила следующую тенденцию в поведении наемных работников и работодателей (предпринимателей): чем выше рост адаптивности этих категорий в процессе институциональной трансформации общества, тем выше с их стороны степень использования различных неправовых практик поведения.

Третий аспект, указывающий на возможность сговора работодателей и наемных работников, обусловлен специфическими формами патернализма на российских предприятиях. Об этом можно судить по результатам многих исследований. В одном из них, которое специально анализирует автор Темницкий А.Л. Ориентация рабочих на патерналистские и партнерские отношения с руководством // СОЦИС, 2004, № 6,с. 26-37., исследуется динамика и соотношение моделей патерналистских и партнерских отношений между наемными работниками и работодателями. Из исследований вытекает следующее. В действиях менеджеров и хозяев предприятий доминируют такие явления, как: а) прямой диктат по отношению к наемным работникам; б) нарушение их социальных и профессиональных интересов; в) игнорирование их гражданских и трудовых прав; г) патерналистская опека тех, кто выражает лояльность, и дискриминация тех, кто предпочитает установить равноправные формы делового сотрудничества, ориентируясь на нормы трудового, партнерского права.

Все вышесказанное является, по мнению автора, доказательством того, что работодатели, заключая с работниками явный или неявный контракт о найме, втягивают их в систему патрон - клиентских отношений. В их рамках работники, особенно занятые на малых предприятиях, чтобы сохранить занятость, должны включаться в систему неформальных отношений, часто противоправного характера.

В четвертой части четвертого раздела диссертант, опираясь на результаты исследований Т. Заславской и М. Шабановой, раскрывает специфику контрактов между работниками и работодателями на российских предприятиях. В рамках этой проблематики акцентируется внимание на следующих аспектах, которые вытекают из эмпирического материала используемых исследований.

1. На российских предприятиях фактически действуют две системы защиты прав наемных работников - формальная (партнерско-правовая) и неформальная (патерналистская). Последняя система доминирует. В ее рамках защита персональных гражданских и трудовых прав работников находится преимущественно под «юрисдикцией» работодателей, которые являются последней, а часто единственной инстанцией, выносящей окончательный вердикт.

2. Эти выводы автор подтверждает данными опроса ВЦИОМ 2004 г. См.: Как мы думали в 2004 году: Россия на перепутье. М., 2005, с. 239-240. Из них следует, что инертно-соглашательская стратегия поведения работников преобладает в их отношениях с работодателями, что указывает на патерналистские методы их трудового взаимодействия, где активной стороной является работодатель. Внутри них доминируют различные формы «солидарности», которые могут являться как следствием сговора между ними, так и навязываться работникам принудительно, вопреки их желанию.

3. Другие способы правовой защиты прав работников в реальной практике отечественных предприятий занимают незначительное место. Это в особой степени касается той части профсоюзов, которая функционирует на низовом уровне. Аналогичная ситуация складывается в сфере арбитражной (судебной) практики. То же самое можно сказать об использовании таких методов защиты трудовых прав, как участие в забастовках и митингах. Все это, по мнению диссертанта, является подтверждением доминирующей позиции работодателей в их контрактных отношениях с работниками.

4. Как следует из результатов исследований, единственным способом защиты трудовых прав, который полностью зависит от решения работников, является их право на увольнение. Однако, с точки зрения автора, преимущества этого права относительны. С одной стороны, это позволяет обеспечить защиту трудовых преференций работников в процессе поиска нового рабочего места. С другой стороны - такая форма протеста является выгодной работодателю, который старается не нести издержек, связанных с доказательством недееспособности увольняемого или с экономическими компенсациями по отношению к нему.

5. Несколько иная ситуация наблюдается в процессе использования работниками так называемых неформальных методов защиты своих прав. Исследования Т. Заславской и др. авторов показывают, что к их числу относятся: использование личных связей, силовых методов, подкупа, а также минимизация производительности на рабочих местах. При этом подобные формы неформального протеста доминируют, как правило, на частных предприятиях преимущественно с устными формами найма. Однако в общем числе случаев эти методы занимают незначительное место, и в целом среди наемных работников (разных форм занятости) доминирует инертно-соглашательская стратегия поведения в их отношениях с работодателями. Это, по мнению автора, является доказательством того, что работники находятся под их контролем или демонстрируют различные формы конформизма.

Обобщая вышеизложенное, автор дает собственную интерпретацию специфики контрактных отношений, доминирующих на российских предприятиях, иллюстрируя это группировкой «асимметрии условий переговоров» между работодателями и наемными работниками. Из этой группировки следует, что:

· контракт между ними, а также его реализация по всем пунктам соглашений являются асимметричными в пользу работодателей;

· институциональной инициативой заключения контракта и всех пунктов его защиты обладают покупатели рабочей силы, то есть работодатели;

· такие посреднические и арбитражные инстанции, как профсоюзы и государство в контрактных отношениях участвуют номинально;

· стороны контрактных отношений (работники и работодатели) заключают в основном асимметричные контракты, где принятие решений по всем пунктам принадлежит «покупающей», а не «продающей» свои услуги стороне;

· асимметричность контрактов и форм их пролонгации подтверждается минимальной инициативой работников в «выставлении» собственных условий контрактных отношений.

В пятой части четвертого раздела диссертант, опираясь на результаты исследований РЭБ и др., рассматривает причины массовых фактов нарушения трудовых прав работников на российских предприятиях. Нарушения объясняются не только дискриминационной политикой работодателей, которая имеет место, но и уровнем и качеством менеджмента предприятий, вынужденного прибегать к специфическим методам максимизации производственной функции. Эти методы обусловлены особыми формами адаптации менеджмента предприятий и занятых работников в условиях трансформационного спада и в начале восстановительного роста. Они отражают системное противоречие между реальными возможностями повышения эффективности производства на конкретных предприятиях и имеющимися институтами и механизмами защиты занятости. См.: Капелюшников Р.И. Российская модель рынка труда: что впереди? // Вопросы экономики, 2003, № 4, с. 93. Суть этого противоречия заключается в том, что издержки, связанные с соблюдением существующего законодательства и действующих контрактов, обременительны и находятся на запретительно высоком уровне, а издержки, связанные с нарушением существующего законодательства и действующих контрактов, сравнительно невелики (Р. Капелюшников). Опираясь на это положение Р. Капелюшникова и на сформулированные им характеристики стратегий адаптации работников и работодателей, диссертант приходит к следующему выводу. Данные формы адаптации не существуют автономно, а находятся в состоянии взаимного приспособления, что, с одной стороны, способствует сговору между наемными работниками и работодателями в рамках неформальных соглашений между ними. С другой стороны - максимизации производственной функции предприятий за счет нарушения трудовых прав работников.

Развивая эти положения, диссертант исходит из предположения, что одним из направлений преодоления этого противоречия является политика минимизации патерналистской функции российской экономической системы. В этом контексте он уделяет внимание тем формам патернализма, которые возникли в процессе рыночных реформ, а также тенденциям их модификации в условиях восстановительного подъема российской экономики. Опираясь на данные РЭБ, автор анализирует причины и факторы воспроизводства патерналистской функции на уровне отдельных предприятий, а также рассматривает стратегии поведения наемных работников и работодателей, обусловленные ее действием.

На основании этого диссертант делает вывод, что на российских предприятиях воспроизводятся две формы патернализма. Первая (позитивная) ориентирована на повышение эффективности. В ее в рамках резервируется занятость тех работников, которые в наибольшей степени могут обеспечить эту задачу. Вторая (негативная) применяется к той части работников, которые пассивно реагируют на неэффективность профессиональной деятельности работодателей, ориентированных прежде всего на сохранение собственности предприятий и обеспечение контроля над их активами. Об этом автор судит по информации РЭБ, отражающей статистику баланса выгод и издержек работодателей, задерживающих заработную плату работникам. Эта информация подтверждает гипотезу о существовании двух форм патернализма в деятельности руководителей российских предприятий. Они, во-первых, склонны использовать патронат работников для манипулирования занятостью в своих собственных интересах. Во-вторых, в их действиях присутствуют рациональные мотивы, связанные с максимизацией производственной функции предприятий, в рамках которой отдается предпочтение тем категориям работников, которые в наибольшей степени этому способствуют.

О последнем факте (по результатам исследований РЭБ) свидетельствует прямая корреляция между ростом уровня хозяйственной эффективности деятельности предприятий и ростом положительных показателей занятости персонала. Отсюда следует, что функцию максимизации прибыли предприятия (фирмы) нельзя трактовать только с точки зрения интересов хозяев предприятий и менеджеров, но и тех, без кого она не может быть обеспечена, то есть наемных работников. В этом контексте патронатная функция и функция максимизации прибыли должны совпадать, обеспечивая, в конечном итоге, долгосрочные потребности всех агентов производства.

Автор дает собственную интерпретацию патерналистской функции предприятия (фирмы), которую ввел в оборот Р. Капелюшников. Существование патерналистской функции предприятий обусловлено тем, что человеческие активы являются не только средством максимизации прибыли фирмы, но и предметом постоянной заботы (патроната) менеджмента по сохранению таких социальных свойств работников, которые эту задачу могут обеспечить или в настоящем, или в будущем. Диссертант, дополняя параметры патерналистской функции предприятия Р. Капелюшникова, систематизирует случаи, при которых работодатель будет стремиться обеспечивать резервную занятость персонала или воспроизводство патерналистской функции с целью максимизации прибыли.

Это, по мнению автора, следует из моделей О. Уильямсона, где степень патернализма работодателя к работникам повышается в зависимости от увеличения специфичности их человеческих ресурсов. В соответствии с этим между ними заключаются контракты с разной степенью социальной защиты, которая обусловлена прежде всего степенью эффективности конкретных работников. Диссертант экстраполирует данные модели регуляции занятости на предприятия российской экономики, находящейся в условиях восстановительного подъема, и выдвигает следующую гипотезу.