Институты и культура как источники экономического развития: сравнительный анализ современных подходов

У НУВ для описания степени восприимчивости институциональной структуры к историческим шокам есть специальный термин - адаптивная эффективность (North, 2005; North et al., 2009). Успех порядков открытого доступа объясняется НУВ в том числе и тем, что данные порядки наиболее восприимчивы к внешним шокам и наиболее быстро способны изменяться в лучшую сторону под их воздействием.

Однако нас сейчас в большей степени интересует само понятие адаптации. У Норта присутствует мысль об адаптации общности к окружающей среде, как о надындивидуальном процессе, превосходящем рациональное целеполагание отдельных членов общества (North, 2005). Тем самым Норт создает основания для трактовки своей теории в холистическом духе: вместо интересов отдельных игроков движущей силой изменений становится общее стремление социально-биологической системы к адаптации к окружающей среде. Действия отдельных людей же тогда оказываются частным непреднамеренным выражением этого стремления. В рамках этой трактовки, в том числе, становится понятным интерес Норта к нейронауке - как бы безличные когнитивные процессы в мозге легче представить в качестве несамостоятельных элементов большого адаптационного процесса, нежели действия индивидов. Кроме того, метафора биологической адаптации позволяет модифицировать исходную гоббсианскую модель человека через включение в нее слабых форм альтруизма и солидарности, появление которых обуславливается адаптацией к внешней среде.

Получается, что Норт говорит об интенциональности ("преднамеренности") человеческого сознания, и в то же время человеческие действия оказываются непреднамеренными результатами надындивидуальной адаптационной тенденции. Есть ли здесь какие-то противоречия?

3.2 Модель человека и модель мира

Здесь мы подходим к главной проблеме нашей работы. Мы убедились, что между разными исследованиями в исторической экономике развития в рамках институционального и культурного подходов существует множество мелких методологических различий. Однако подавляющее большинство этих различий носит либо технический характер, либо может быть преодолено путем гармонизации терминологического аппарата разных авторов.

Однако, с нашей точки зрения, кроме них внутри данной традиции существуют более глубокие расхождения в онтологических предпосылках. Под онтологическими предпосылками мы в данном случае имеем в виду фундаментальные предпосылки о характере неопределенности в мире. Рассматриваемых нами авторов можно разделить на две группы по тому, какие формы и источники неопределенности существуют в их теориях.

К первой группе мы относим НУВ, Авнера Грейфа, Дипака Лала и АиР. Несмотря на большое количество различий в отдельных теоретических аспектах и эмпирических фактах, на которые опираются эти авторы при разработке своих теорий, их объединяет общая картина мира, в которой социальные системы подчиняются жестким заданным заранее правилам.

Это совсем не означает, что неопределенности в их теориях нет вообще - здесь достаточно вспомнить нортовский неэргодичный мир. Но все источники неопределенности связаны с онтологическими характеристиками внешнего мира и несовершенствами человеческого когнитивного аппарата.

Во второй же группе, куда мы из рассматриваемых авторов относим работы Джоэля Мокира и Дейдры Макклоски, наряду с этими источниками неопределенности, существует другой, появляющийся благодаря наличию у агентов метафизической свободы воли.

В философии принято различать подходы к пониманию свободы воли в зависимости от их отношения к детерминизму (O'Connor & Franklin, 2019). Согласно точке зрения компатибилистов, свобода воли не противоречит жизни в детерминированном мире. Всякое действие, совершенное человеком исходя из собственных побуждений, а не внешнего принуждения, считается компатибилистами свободным, даже если оно и было заранее предопределено прошлыми событиями. Противоположной компатибилизму философской позицией является инкомпатибилизм, согласно которому детерминизм и свобода воли несовместимы. Инкомпатибилисты могут быть жесткими детерминистами, отрицая свободу воли, и метафизическими либертарианцами, в той или иной форме отрицая детерминизм. Согласно метафизическим либертарианцам, люди сами по себе или через свои ментальные состояния выступают в качестве causa sui своих поступков.

На наш взгляд, модели мира, предлагаемые первой и второй группой выделяемых нами авторов, являются соответственно компатибилистскими и либертарианскими. Это не означает, что их авторы обладают такими взглядами на свободу воли - об этом мы не можем судить. Мы говорим лишь о свойствах моделей.

Впрочем, в моделях, которые были нами отнесены к компатибилистским, в историческом процессе наряду с инерционными периодами существуют точки перелома, в которых как бы появляется неопределенность и случайность, связанная с поступками людей и влияющая на будущее. Но эта случайность условна, поскольку действия агентов по-прежнему определяются на индивидуальном уровне логикой социального конфликта и на коллективном уровне статической адаптацией к внешней среде. Эти действия могут оказать огромное позитивное влияние на будущие экономические результаты, но оно всегда будет непреднамеренным. Нарратив непреднамеренных последствий поступков, направляемых частными корыстными мотивами, является в данных теориях господствующим: и католическая церковь у Лала, и соперничающие между собой элитные группы в Англии XVII в. у НУВ и АиР сами не преследовали цели достичь высокого уровня экономического развития для общества. Этот нарратив настолько важен для Лала, что он вынес его в название своей книги (Lal, 1998).

Фундаментальное отличие моделей Мокира и Макклоски состоит в том, что действия агентов в них нельзя выразить через набор внешних ограничений и универсально задаваемую мотивацию. Этому препятствует главным образом их понимание культуры, как совокупности динамично распространяющихся и изменяющихся идей и мировоззрений.

Дополнительная неопределенность в теории Мокира появляется из-за существования культурных предпринимателей. Возникновение у них тех или иных идей имеет случайный характер, не зависит напрямую от их интересов или окружающей их среды. Безусловно, дальнейший успех на рынке идей зависит в том числе и от этих факторов, но то, какие идеи в принципе попадут на данный рынок, зависит только от самих культурных предпринимателей.

Кроме того, процесс культурного обмена у Мокира также связан с некоторой неопределенностью. Он подчеркивает, что в его модели людям представлен свободный выбор в пространстве доступного им культурного меню. Этот выбор не может быть предсказан заранее исходя из универсальной экономической мотивации из-за существования разного рода искажений, таких как, например, фрейминг или другие техники убеждения.

Полное развитие этот аргумент получает у Макклоски, у которой неопределенность и свобода агентов проистекают из метафорической природы языка. И эпистемологические идеи, расширяющие человеческое знание, и этические идеи, изменяющие человеческую мотивацию нуждаются в интерпретации. Благодаря этому человеку доступна полная творческая свобода при переосмыслении своих убеждений и интерпретации чужих идей.

Макклоски говорит о людях, как о конструирующих самих себя существах, желающих найти и сохранить свою собственную идентичность (McCloskey, 2006, 2010). Этические добродетели формулируются в абстрактном виде, и для того, чтобы руководствоваться ими в своей реальной жизни, нам необходимо их интерпретировать, соотносить с реальностью собственной жизни. При подобной интерпретации мы прибегаем к риторике: используем метафоры, ссылаемся на существующие в культуре истории добродетельной жизни. По той причине, что разные люди могут использовать разные метафоры и ссылаться на разные истории, на базе одного набора императивов может возникнуть множество иногда сильно отличающихся друг от друга идентичностей.

Попробуем проиллюстрировать ее позицию на нашем собственном примере. При этом не будем даже отходить от нашей стандартной модели социального конфликта, предполагающей универсальную мотивацию в виде борьбы за ресурсы. Во многих исторических обществах ресурсом являлось божье благословение - оно одновременно выступало и в качестве объекта потребления, и укрепляло позиции ее обладателя по отношению к противоположным группам. В то же время, в других обществах божье благословение не играло и не играет такой роли.

В картине мира Макклоски эти ситуации равноправны, и люди свободны в своей возможности переходить из одной в другую. Если же исходить из позиции, например, Дугласа Норта, то они должны располагаться в иерархической последовательности. Религию он считал только лишь формой иррациональности, появляющейся из-за недостатка логически последовательных и доступных для эмпирической верификации убеждений (North, 2005, p. 16). В картине мира Норта убеждения не могут быть выбором, они всегда отражают только доступную человеку информацию о мире. Существование наряду с эпистемологическими убеждениями этических убеждений, изменяющих человеческую мотивацию, в этой картине мира всегда должно объясняться инструментальной необходимостью адаптации к окружающей среде. В то же время, у Макклоски религия и вообще трансцендентное играют важнейшую роль, выступая в качестве выражения человеческой способности к конструированию собственной идентичности.

Когда Норт пишет об интенциональности человеческого сознания, он имеет в виду то, что люди способны замышлять и реализовывать проекты по изменению мира и общества, осознавая их последствия (North, 2005). У Мокира и Макклоски интенциональность агентов иная: они не просто осознают последствия этих проектов, а способны считать их реализацию ценностью самой по себе.

Таким образом, в теориях НУВ, АиР, Дипака Лала и Авнера Грейфа проблема структуры-действия решается в пользу структуры. Отдельные агенты не имеют значения, их выбор предопределен, и их легко можно заменить набором когнитивных процессов в мозге. Формирующие ход истории ограничения определяются либо прошлым, либо изменениями в окружающей среде, либо - прежде всего у АиР - непреднамеренными случайными поступками агентов в особые моменты времени, направляемыми их стремлением одержать верх в непрекращающемся социальном конфликте. Первопричиной возникновения институтов, идей, культуры является адаптация к внешней среде. Все неэффективности и неопределенности мира обусловлены несовершенствами когнитивных способностей человека.

Напротив, в теориях Мокира и Макклоски проблема структуры-действия решается скорее в пользу агента. Они не отрицают важную роль внешних ограничений и адаптации к окружающей среде, но не сводят все поведение агентов к ним. Агенты в их теориях способны свободно генерировать идеи, распространять идеи и следовать идеям, считая их ценностью, независимой от целей выживания, потребления и господства.

3.3 Идеи и интересы

Дихотомия идей и интересов, в отличие от традиционных институтов и культуры, как нам представляется, лучше всего выражает смысл онтологического расхождения между двумя выделенными нами моделями мира. В первой роль движущей силы признается только за интересами, а во второй предполагается дуализм двух видов движущих факторов: идей и интересов.

С нашей точки зрения, в онтологическом анализе неоинституциональных походов нам следует отказаться от концепта институтов, будь это институты-как-правила или институты-как-равновесия, так как они являются не фундаментальными факторами, а выражением влияния внешних географических, биологических и экологических факторов. Нейроэкономический подход, возводящий институты и культуру к особенностям функционирования мозговых структур, нейронам, некоторые элементы которого можно найти у Дугласа Норта, Дипака Лала и который был доведен до логического конца В.Л. Тамбовцевым, на наш взгляд, базируется именно на биологическом, а не социальном объяснении. Адаптация к внешней среде является по своей сути скорее экологическим или эволюционно-биологическим, а не социальным фактором. Единственной действительно социальной компонентой здесь оказываются интересы в рамках логики социального конфликта, в следовании которым подозреваются все люди без исключения.

Концепт идей неидеален, но, с нашей точки зрения, он лучше подходит для описания процессов создания, распространения и воспроизводства социальных факторов, мотивирующих агентов тем или иным образом отклоняться от логики социального конфликта или начинать иначе ее интерпретировать, нежели концепты культуры, ценностей. Концепт культуры слишком широкий и неопределенный, а концепт ценностей иногда предполагает существование шкалы измерения, что в нашем случае не подходит, и исключает эпистемический аспект.

В монистической модели интересов идеи всегда трактуются инструментально, как информация или более совершенные методы получения информации, благодаря которым агенты могут принимать более эффективные решения. Например, В.Л. Тамбовцев, в своем критическом анализе современных идеационных и нарративных подходов в экономической теории ставит знак равенства между идеями и информацией (Тамбовцев, 2019).

Во второй модели идеи одновременно являются и информацией, и способами познания и интерпретации мира, и автономными ценностями. Их нельзя свести только лишь к когнитивным процессам.

Подобная дуальная природа идей, на наш взгляд, схватывается в экономическом анализе рекламы в теории отраслевых рынков. Авторы предлагают два взгляда на рекламу - как на информирующую покупателей (informative) и как на убеждающую, изменяющую их предпочтения (persuasive) (Bagwell, 2007). Реклама одновременно совмещает в себе эти две роли и едва ли между ними возможно провести жесткое разграничение. Конечно, можно, следуя нейробиологическому подходу, попробовать осуществить редукцию и свести убеждающую рекламу к своего рода информационной манипуляции над мозгом потребителя, но, с нашей точки зрения, этот путь не слишком продуктивен для социальных наук, так как измерение и особенно интерпретация нейронных процессов в случае социальных наук сопряжены с большой неопределенностью и расплывчатостью.

Более того, в рамках второй модели не только информация и ценности могут переплетаться между собой, но и идеи с интересами. Важность роли идей осознана представителями идеационного подхода в современной политической экономике, одним из наиболее ярких представителей которого можно назвать Дэни Родрика. Он выделил три точки соприкосновения и влияния идей на интересы (Rodrik, 2014). Во-первых, идеи определяют идентичность того, кто является субъектом интереса и его цели. Во-вторых, идеи формируют представления агентов об устройстве мира. В-третьих, идеи определяют пространство возможных стратегий игроков.

В теориях Джоэля Мокира и Дейдры Макклоски делается важный шаг в сторону учета роли идей в экономической истории и исторической экономике развития. С нашей точки зрения, и дальнейшие исследования в этих областях должны базироваться на подобного рода дуальной модели, основанной и на интересах, и на идеях.

Если снова вернуться к терминологии Поля Рикера (Ricoeur, 1981), то можно сказать, что наряду с герменевтикой подозрения, опора на которую принесла многие важные результаты и от которой, безусловно, нельзя отказываться полностью, мы должны попробовать опереться и на герменевтику веры, которая смотрит на поверхность, а не глубину социальных отношений, фокусируется на видимом и проговариваемом.

Заключение

Наша работа была посвящена сравнительному анализу институциональных и культурных подходов в современном направлении исследований, изучающем исторические причины экономического развития. Главным образом мы работали с подходами шести авторов или авторских тандемов: Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона (АиР) (Acemoglu & Robinson, 2012), Дугласа Норта, Джона Уоллиса и Барри Вайнгаста (НУВ) (North et al., 2009), Авнера Грейфа (Greif, 2006; Greif & Iygun, 2013), Дипака Лала (Lal, 1998, 2008), Джоэля Мокира (Mokyr, 2016) и Дейдры Макклоски (McCloskey, 2006, 2010, 2016a). Из-за отсутствия единых методологических, концептуальных рамок и одновременной близости институциональных и культурных подходов оказывалось не вполне ясным то, насколько они сходны в теоретическом и методологическом плане, можно ли их объединять и рассматривать вместе или их нужно разделять по какому-то принципу. Целью нашей работы было решение этой проблемы.

В первой главе мы рассмотрели механизмы взаимосвязи между экономическим развитием и институтами или культурой, предлагаемые авторами. Проблема экономического развития ими трактуется, как проблема перехода к современному экономическому росту. Основным типом экономического роста, о необходимости поощрения которого авторы говорят в контексте этого перехода, является рост, основанный на инновациях - в этом более или менее едины сторонники всех подходов. Однако существует различие в определении главных факторов инноваций: часть авторов (АиР, НУВ, Грейф) главным и единственным фактором признает ренту инноваторов, а другие авторы (Мокир, Макклоски) считают не менее важными другие факторы, такие как эпистемические и этические установки инноваторов.

Во второй главе мы проанализировали особенности и контексты употребления понятий институтов и культуры различными авторами. Влияние институтов и культуры всеми концептуализировалось с помощью трех форм социальных факторов: формальных правил, неформальных норм и убеждений. В то же время, для каждого из авторов характерен особый подход в применении этих концептов, каждый из них выдвигает собственную, отличающуюся от прочих аналитическую схему.

Тем не менее, некоторые работы, предлагающие различные аналитические схемы, существуют в едином онтологическом поле, для их авторов характерно единое понимание человека и мира. Поэтому гармонизация их методологических подходов в общих концептуальных рамках не представляет большой сложности. Однако есть другие исследования, для которых, в соответствии с нашей гипотезой, характерна иная онтологическая установка, что мы показали в третьей главе нашей работы.

Работы АиР, НУВ, Грейфа и Лала базируются на гоббсианской модели человека и предлагают детерминистское понимание социальных процессов через модель социального конфликта. Мы их относим к первой группе, которая признает интересы социальных акторов единственной движущей силой истории. В работах Мокира и Макклоски агенты не только преследуют свои интересы в соответствии с моделью социального конфликта, но также создают, распространяют и следуют определенным идеям. Идеи оказываются в их теориях уникальным социальным фактором, принципиально не сводимым к географии, биологии или экологии, что порождает в их моделях социального процесса фундаментальную неопределенность и уничтожает жестко детерминированный характер социальной динамики. Соответственно, работы Мокира и Макклоски мы относим ко второй группе, базирующейся на дуалистической онтологии идей и интересов.

С нашей точки зрения, второй подход, признающий за идеями не только инструментальную, но и автономную роль, предпочтителен с нескольких точек зрения. Во-первых, его использование может позволить интегрировать в экономический анализ элементы социологии, социальной антропологии, культурологии, интеллектуальной истории, которые не могли быть интегрированы в него до этого. На наш взгляд, это потенциально может привести к интересным результатам, которые не могли быть получены в рамках уже произошедшей в поведенческой экономике, нейроэкономике интеграции в экономический анализ психологии и нейробиологии.

Во-вторых, мы склонны отдавать предпочтение этому подходу, поскольку он оставляет в социальном процессе место для разговора, публичной дискуссии. Неоинституционализм, получивший в России в 2010-х гг. огромную популярность, игнорирует роль дискуссии и на уровне практических рекомендаций и стратегий ведет к трем возможным выводам.

Первый состоит в том, что единственное значение имеет политическая сфера. При этом, политика трактуется исключительно как тактическая борьба противоборствующих интересов, схватывается через метафору интеллектуальной игры вроде шахмат, в которую нужно "переиграть" всех соперников. Коммуникативный аспект политического процесса и противостояние на идейном уровне оказываются за пределами понимания. В результате, становится лицемерным и бессмысленным разговор об общей идее, о национальном проекте, способном стать движущей силой экономического развития. Идеи становятся инструментами, технологиями, используемыми для достижения правильных целей; популизм перестает быть чем-то недостойным серьезных политиков.

Второй вывод довольно близок к традиционным культурным подходам, таким как подход Макса Вебера (Weber, 2005 [1905]). Он предполагает, что какие-либо попытки изменений, реформирования бессмысленны, что все определяется институциональной структурой, возникшей когда-то в прошлом, и нам следует привыкнуть к реалиям, которые она задает. Будущие исторические шоки могут как-то изменить существующую колею, но на данном этапе любые попытки изменения траектории экономического развития не имеют смысла.

Третий вывод следует из особого фокуса на максиме "институты решают все" и игнорировании остальной части теорий. Он предполагает, что все дело в правильном институциональном дизайне, который может быть осуществлен талантливыми квалифицированными бюрократами. Убеждение людей в правильности своих действий и их идейное обоснование при этом признаются не самыми важными.

Все эти выводы ведут к тому, что публичное обсуждение проблем становится либо просто ненужным, декоративным, либо неискренним и направленным на манипуляцию. На наш взгляд, негативной стороной этой тенденции становится неспособность видеть в собеседнике источник знаний и ценностей без излишних подозрений и беспокойства по поводу его возможной ангажированности. Избыточная подозрительность может обернуться тем, что какие-то важные проекты и идеи просто останутся за пределами общественной дискуссии. Мы надеемся, что развитие идеационного подхода в политической экономике, экономике развития, экономической истории сделает вклад в признание самостоятельной ценности и важности публичных разговоров.

Список использованных источников и литературы

1. Аузан, А. А., Никишина, Е.Н. (2013). Долгосрочная экономическая динамика: роль неформальных институтов. Журнал экономической теории, 4, 48-57.

2. Заостровев, A. П. (2014). О развитии и отсталости: как экономисты объясняют историю?. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге.

3. Капелюшников, Р.И. (2019). Contra панинституционализм. М.: Изд. дом Высшей школы экономики.

4. Тамбовцев, В.Л. (2014). Экономическая теория неформальных институтов. М.: РГ-Пресс.

5. Тамбовцев, В.Л. (2019). Идеи, нарративы и изменения в экономике. Terra Economicus, 17(1), 24-40.

6. Травин, Д. Я., Маргания, О.Л. (2016). Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара. СПб.: Норма.

7. Травин, Д. Я., Гельман, В. Я., Заостровцев, А.П. (2017). Российский путь: идеи, интересы, институты, иллюзии. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге.

8. Шараев Ю.В. (2006). Теория экономического роста. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ.

9. Acemoglu, D. (2003). Why not a political Coase theorem? Social conflict, commitment, and politics. Journal of comparative economics, 31(4), 620-652.

10. Acemoglu D., Robinson J. A. (2001). A theory of political transitions. American Economic Review, 91(4), 938-963.

11. Acemoglu D., Robinson J. A. (2005). Economic origins of dictatorship and democracy. Cambridge University Press.

12. Acemoglu, D., & Robinson, J. A. (2006). De facto political power and institutional persistence. American Economic Review, 96(2), 325-330.

13. Acemoglu, D. & Robinson, J. A. (2012). Why Nations Fail: The Origins of Power, Prosperity, and Poverty. Crown Business.

14. Aghion, P., Howitt, P. W., Howitt, P., Brant-Collett, M. & Garcнa-Peсalosa, C. (1998). Endogenous growth theory. MIT press.

15. Alesina, A. & Giuliano, P. (2015). Culture and institutions. Journal of Economic Literature, 53(4), 898-944.

16. Algan, Y. & Cahuc P. (2010). Inherited Trust and Growth. American Economic Review, 100(5), 2060-2092.

17. Allen, R. C. (2011). Global economic history: a very short introduction. Oxford University Press.

18. Allen, R. C. (2015). The high wage economy and the industrial revolution: a restatement. The Economic History Review, 68(1), 1-22.

19. Bagwell K. (2007). The economic analysis of advertising. Handbook of industrial organization, 3, 1701-1844.

20. Beugelsdijk, S. & Maseland, R. (2011). Culture in economics: History, methodological reflections and contemporary applications. Cambridge University Press.

21. Boudreaux, D. J. (2014, July). Deirdre McCloskey and Economists' Ideas about Ideas. Liberty Matters. Retrieved from http://oll.libertyfund.org/pages/mccloskey .

22. Clark, G. (2007). A farewell to alms: a brief economic history of the world. Princeton University Press.

23. Clark, G. (2008). In defense of the Malthusian interpretation of history. European Review of Economic History, 12(2), 175-199.

24. Crafts, N. & Mills, T. C. (2009). From Malthus to Solow: How did the Malthusian economy really evolve? Journal of macroeconomics, 31(1), 68-93.

25. DeLong, J. B. (2001, July). India since independence: An analytic growth narrative. Retrieved from https://www.researchgate.net/profile/J_Delong/publication/246458096_India_Since_Independence_An_Analytic_Growth_Narrative/links/00b49529f707bdf80c000000/India-Since-Independence-An-Analytic-Growth-Narrative.pdf .

26. De Molinari, G. (2014). De la production de la sйcuritй. Benoоt Malbranque.

27. De Vries, J. (2008). The industrious revolution: consumer behavior and the household economy, 1650 to the present. Cambridge University Press.

28. Diamond, J. M. (1998). Guns, germs and steel: a short history of everybody for the last 13,000 years. Random House.

29. Galor, O. (2011). Unified growth theory. Princeton University Press.

30. Giuliano, P. (2007). Living arrangements in Western Europe: Does cultural origin matter? Journal of the European Economic Association, 5(5), 927--952

31. Goldgar, A. (1995). Impolite Learning: Conduct and Community in the Republic of Letters, 1680-1750. Yale University Press.

32. Goldstone, J. A. (2009). Why Europe? The Rise of the West in World History 1500-1850. McGraw-Hill Higher Education.

33. Greif, A. (2006). Institutions and the path to the modern economy: Lessons from medieval trade. Cambridge University Press.

34. Greif, A. & Kingston, C. (2011). Institutions: rules or equilibria? In Political economy of institutions, democracy and voting (pp. 13-43). Berlin: Springer.

35. Greif, A. & Iygun, M. (2013). Social Organizations, Violence, and Modern Growth. American Economic Review (Papers & Proceedings), 103(3), 534-538.

36. Greif, A. & Mokyr, J. (2016). Institutions and economic history: a critique of professor McCloskey. Journal of Institutional Economics, 12(1), 29-41.

37. Guiso, L., Sapienza, P. & Zingales, L. (2006). Does culture affect economic outcomes? Journal of Economic perspectives, 20(2), 23-48.

38. Hobbes, T. (1946). Leviathan; Or, The Matter, Forme and Power of a Common-Wealth, Ecclesiasticall and Civil. Yale University Press.

39. Hofstede, G. (2011). Dimensionalizing cultures: The Hofstede model in context. Online readings in psychology and culture, 2(1).

40. Inglehart, R. & Baker, W. E. (2000). Modernization, cultural change, and the persistence of traditional values. American sociological review, 19-51.

41. Jones, C. I. (2016). The facts of economic growth. In Handbook of macroeconomics (Vol. 2, pp. 3-69). Elsevier.

42. Knack, S. & Keefer, Ph. (1997). Does Social Capital Have an Economic Payoff? A CrossCountry Investigation. Quarterly Journal of Economics, 112(4), 1251-1288.

43. Lal, D. (1998). Unintended Consequences: The Impact of Factor Endowments, Culture, and Politics on Long-Run Economic Performance. MIT Press.

44. Lal, D. (2008). Reviving the Invisible Hand: The Case for Classical Liberalism in the Twenty-first Century. Princeton University Press.

45. Lundgren, A. (2015). Knowledge production and the World Values Survey: Objective measuring with ethno-centric conclusions. Borders and the Changing Boundaries of Knowledge, Transactions, 22, 35-52.

46. McCleary, R. M. & Barro, R. (2003). Religion and economic growth across countries. American Sociological Review, 68(5), 760--781

47. McCloskey, D. (1999). Learning To Love Globalization. Eastern Economic Journal, 25(1), 117-121.

48. McCloskey, D. N. (2006). The bourgeois virtues: Ethics for an age of commerce. University of Chicago Press.

49. McCloskey, D. N. (2010). Bourgeois dignity: Why economics can't explain the modern world. University of Chicago Press.

50. McCloskey, D. N. (2016a). Bourgeois equality: How ideas, not capital or institutions, enriched the world. University of Chicago Press.

51. McCloskey, D. N. (2016b). Max U versus Humanomics: a critique of neo-institutionalism. Journal of Institutional Economics, 12(1), 1-27.

52. Mokyr, J. (2016). A culture of growth: the origins of the modern economy. Princeton University Press.

53. North, D. C. (1991). Institutions. Journal of economic perspectives, 5(1), 97-112.

54. North, D. C. (2005). Understanding the Process of Economic Change. Princeton University Press.

55. North, D. C., Wallis, J. J. & Weingast, B. R. (2009). Violence and social orders: A conceptual framework for interpreting recorded human history. Cambridge University Press.

56. O'Connor, T. & Franklin, C. (2019). Free Will. The Stanford Encyclopedia of Philosophy, Retrieved from https://plato.stanford.edu/entries/freewill/.

57. Pomeranz, K. (2009). The great divergence: China, Europe, and the making of the modern world economy. Princeton University Press.

58. Putnam, R. D., Leonardi, R. & Nanetti, R. Y. Making democracy work: Civic traditions in modern Italy. Princeton university press, 1994.

59. Reinert, E. S. (2007). How Rich Countries Got Rich … and why Poor Countries Stay Poor. Public Affairs.

60. Ricoeur, P. (1981). Hermeneutics and the human sciences. Cambridge: Cambridge University Press

61. Rodrik D. (2014). When ideas trump interests: Preferences, worldviews, and policy innovations. Journal of Economic Perspectives, 28(1), С. 189-208.

62. Rothbard, M. N. (2009). Man, economy, and state. Ludwig von Mises Institute.

63. Smith, A. (1976). An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations. Oxford University Press.

64. Stigler, G. J. & Becker, G. S. (1977). De gustibus non est disputandum. The american economic review, 67(2), 76-90.

65. Tabellini, G. (2010). Culture and institutions: Economic development in the regions of Europe. Journal of the European Economic Association, 8(4), 677--716

66. Vries, P. (2013). Escaping poverty: The origins of modern economic growth. Vandenhoeck & Ruprecht.

67. Weber, M. (2005 [1905]). The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism. Routledge.

68. Inglehart, R., C. Haerpfer, A. Moreno, C. Welzel, K. Kizilova, J. Diez-Medrano, M. Lagos, P. Norris, E. Ponarin & B. Puranen et al. (eds.). (2018). World Values Survey: All Rounds - Country-Pooled Datafile. Retrieved from http://www.worldvaluessurvey.org/WVSDocumentationWVL.jsp

69. International Monetary Fund. (2018). World Economic Outlook database. Retrieved from https://www.imf.org/external/pubs/ft/weo/2018/01/weodata/index.aspx

70. Property Rights Alliance. (2018). International Property Rights Index 2018. Retrieved from https://www.internationalpropertyrightsindex.org/countries

71. Transparency International. (2018). Corruption Perceptions Index 2018. Retrieved from https://www.transparency.org/cpi2018

72. World Justice Project. (2019). WJP Rule of Law Index 2019. Retrieved from https://worldjusticeproject.org/our-work/research-and-data/wjp-rule-law-index-2019

Размещено на Allbest.ru