Из истории сталинских репрессий на примере Качирского района Павлодарской области

Следует сказать о не демократизме «уголовного права» 20--50-х годов, не выражавшего волю народа или, по меньшей мере, его подавляющего большинства. Предположить иное и исходить из того, что применение, например, смертной казни за кражу «пяти колосков» с убранной хлебной нивы выражало «волю народа», -- значило бы клеветать на народ. Между тем многие уголовные законы того времени обосновывались «мнением» и «волей» народа. В частности, отмена смертной казни в 1920г. прямо связывалась с «констатацией революционным пролетариатом... возможности отложить в сторону оружие террора». Однако через два года, уже никак не адресуясь к воле народа, смертную казнь ввели в УК РСФСР 1922 г. Смертная казнь была вновь отменена 26 мая 1947 г., опять-таки со ссылкой на «пожелания профессиональных союзов рабочих и служащих и других авторитетных организаций, выражающих волю широких общественных кругов», а 12 января 1950 г. -- снова введена, «ввиду поступивших заявлений от национальных республик, от профсоюзов, крестьянских организаций, а также от деятелей культуры».

О не демократизме «уголовного права» тоталитарной системы свидетельствует и установление суровой уголовной ответственности за отступление от бесчисленного множества приказов и инструкций, высылаемых на места из центра, которые совершенно исключали инициативу и самостоятельность местных кадров. Любое мало-мальски ответственное должностное лицо становилось как бы заложником системы, ибо при желании -- чаще всего за непослушание -- его легко можно было привлечь к ответственности или за злоупотребление служебным положением, или за превышение служебных полномочий, или за халатность.

Не соответствовало принципу демократизма уголовного права и установление равной ответственности за далеко не равные преступления высоких должностных лиц и рядовых граждан.

Итак, речь шла об одной из двух функций тоталитарно-террористической системы-- терроризме, т. е. об уничтожении и о содержании в тюрьмах и лагерях миллионов людей. Явление это исторически не новое, если не иметь в виду масштабов насилий.

Однако никогда прежде ни одна государственная система не претендовала на тотальный контроль за поведением граждан, распространяющийся на все сферы общественного бытия, вплоть до искусства, науки и т. д. и обеспечиваемый самыми острыми, в том числе уголовно-правовыми, средствами. Тотальный контроль -- вторая сторона тоталитарно-террористической системы.

Говоря о таком контроле, нельзя упускать из виду партийные нормы, регламентировавшие весь спектр поведения члена партии, включая его вкусы, семейную жизнь и т. д. В этой связи весьма знаменательно замечание В. И. Ленина: «Мы ничего частного не признаем». Можно сослаться на многие отрасли права и, в частности, на нормы колхозного и трудового права, закреплявшие, если иметь в виду первые, крестьян за колхозами, устанавливавшие для них минимум трудодней, за невыполнение которого они исключались из колхозов и лишались права прописаться в городе. Декретами СНК от 29 января 1920 г., от 9 мая и от 22 ноября 1921 г. осуществлялось внеэкономическое принуждение к труду жителей городов. Устанавливалась уголовная ответственность за уклонение от трудовой повинности и за трудовое дезертирство. Ту же ответственность предусматривали ст. 79 и 126 УК РСФСР 1922 г., ст. 61 УК РСФСР 1926г., уже упоминавшийся Указ от 26 июня 1947г., Указ от 17 июля 1940 г., запрещавший самовольный уход с работы трактористам и комбайнерам, а также Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 декабря 1940 г. «Об ответственности учащихся ремесленных, железнодорожных училищ и школ ФЗО за нарушение дисциплины и за самовольный уход из училища (школы)».

Насколько нам известно, впервые в истории права устанавливалась уголовная ответственность за нарушение школьной дисциплины, за прогул и за опоздание на работу, а также за непринятие мер (не предание суду) к лицам, самовольно ушедшим с работы, виновным в прогулах и опозданиях на работу.

Согласно Указу от 26 июня 1940 г. за самовольный уход с работы грозило тюремное заключение на срок от двух до четырех месяцев. Но в результате толкований этого Указа то же наказание применялось и к лицам, виновным в прогулах и опозданиях на работу. В любом случае по разъяснениям СНК СССР, ЦК ВКП(б) и ВЦСПС опоздания приравнивались к прогулам, причем речь шла об опозданиях более чем на 20 минут (на работу, с обеденного перерыва и т. д.). 10 сентября 1940 г. СНК СССР разрешил НКВД использовать осужденных на небольшие сроки тюремного заключения за самовольный уход с работы, за хулиганство и мелкие хищения в исправительно-трудовых лагерях «при строгом трудовом режиме, с распространением на них, дифференцированных норм питания ГУЛАГа в зависимости от выработки производственных норм».

Меры по повышению трудовой дисциплины, по обеспечению безопасности тоталитарно-террористической системы, по охране собственности сочетались, таким образом, с обеспечением тоталитарного государства бесплатной рабочей силой, годной для использования при любых условиях и без какой-либо заботы о носителях таковой, что позволяло сочетать задачи подавления и уничтожения врагов с использованием их труда в целях удовлетворения хозяйственных нужд, причем последние становились иногда причиной расширения и ужесточения репрессий. В целом же сектор принудительного труда насчитывал, по официальным данным, на 1 января 1940г. около 1 млн. 930 тыс. заключенных в лагерях и 930321 человек в спецпоселках. Силами заключенных прокладывались каналы, строились города, железные дороги и т. д. О жесточайшей эксплуатации осужденных свидетельствует то, что труд их обходился в четыре раза дешевле труда свободных рабочих и что из числа людей, арестованных и попавших в лагеря в 1937--1938гг., выжило и вышло на свободу не более 10--15%.

Таким образом, решалась задача, о которой применительно к древнему египетскому государству английский историк Л. Мэмфорд писал: «Трудность состояла в превращении случайного сборища человеческих существ, оторванных от семьи, общины и привычных занятий, имеющих собственную волю или, по меньшей мере, память, в механизированную группу, которой можно было манипулировать с помощью команд». Перефразируя известные слова Маркса, можно сказать: «в преступнике» тоталитарно-террористическая система видела не только индивида, обязанного отбыть наказание за совершенное или якобы совершенное им преступление, но и того, кого можно было заставить безвозмездно трудиться в любых, самых неблагоприятных условиях, не только не заботясь о сохранении его рабочей силы, но и не проявляя элементарной заинтересованности в сохранении его самого, желая его гибели.

В заключение отметим решительный и прямой разрыв тоталитарно-террористической системы с обществом, из которого она вышла и которому противопоставила себя. Система же, естественно, должна была сообразовываться со своими правилами, проецируя их и на принципы своего «уголовного права», всего права и морали: принципы коллективной и не индивидуализированной ответственности, антидемократизма, антигуманизма и отступления от законности, отражавшие антигуманизм и, если можно так выразиться, асоциальность тоталитарной системы. Формулировались и развивались правила, обеспечивающие селекцию общества на «своих» и «чужих», эксплуатацию первых и уничтожение, подавление вторых.

«Уголовное право» 20--50-х годов являло собой уникальный опыт вторжения уголовно-правового принуждения во все сферы жизни советского общества -- открытого вторжения, когда речь шла о внеэкономическом принуждении к труду, и скрытого, когда под признаки контрреволюционных преступлений (вредительство, диверсия, антисоветская агитация и пропаганда) могло быть подведено и подводилось все, вплоть до отстаивания учеными тех или иных позиций.

Отвергая принципы подлинного уголовного права, воплощая тиранию Сталина -- его жестокость, мнительность и нетерпимость, а также неспособность учитывать последствия принимаемых решений, репрессивная политика 20--50-х годов, опирающаяся на принципы «уголовного права», привела общество к биологическому, нравственному и экономическому краху.

1.2 Судебные и следственные органы

Еще в 1920-х годах органы безопасности решали поставленные задачи по защите советского строя в условиях правового закрепления и широкого распространения практики применения чрезвычайных внесудебных мер. Данное обстоятельство привело к укоренению среди сотрудников органов безопасности правового нигилизма, к значительным нарушениям законности. На деятельность органов ОГПУ определяющее влияние оказывали идеологические установки партийного руководства, отражавшие кризис и ликвидацию нэпа и формирование в стране тоталитарного политического режима. В начале 1930-х гг. в ходе проведения коллективизации сельского хозяйства и ликвидации «кулачества» основу правовой базы деятельности органов ОГПУ составляли постановления ЦИК СССР, ведомственные приказы и директивы. Содержание нормативных документов ОГПУ, регламентировавших агентурно-оперативную работу в сельской местности, свидетельствовало о пристальном внимании партийно-государственного руководства к вопросам ликвидации «внутренних классовых противников». Перед органами безопасности была поставлена задача по обеспечению осуществления политики коллективизации. Прежде всего это означало выявление и ликвидацию «контрреволюционного актива», повстанческого сопротивления, массовые репрессивные акции в отношении так называемого «кулачества», представителей остального крестьянства и сельской интеллигенции, служащих, всех тех, кто выступал против масштабного социалистического эксперимента в аграрной сфере.

В начале 1930 г. партийными органами была проведена работа с личным составом судов с тем, чтобы судьи выносили более жестокие приговоры и не боялись применять высшую меру наказания в отношении «кулацкого контрреволюционного актива». Разработанная в тот период система наказаний для кулачества включала шесть основных положений: ст. 58-8, 58-9 УК предусматривали ответственность за подготовку террористического акта; ст. 58-10 - за агитацию, направленную к срыву сельскохозяйственных работ, ст. 73-1 - за угрозы в отношении советских и общественных работников, ст. 79 - за попытку или разбор конфискованного имущества; ст. 79-1 - за подстрекательство или убой скота; ст. 16 и 79 - за повреждение имущества, подлежащего передаче в колхоз. Наибольшее распространение в практике работы органов получила ст. 58 и ее части, предусматривающие «Контрреволюционные преступления», за которые предусматривалось наказание от 3 лет до высшей меры - расстрел с конфискацией имущества. Судебное дознание производили внесудебные органы - так называемые «тройки» или выездные сессии ПП ОГПУ. После краткого разбора по делу в отношении лица, подозреваемого в совершении преступления, выносился приговор, большей частью смертельный. После исполнения приговора составлялся акт следующего содержания: «Я, сотрудник окружного отдела ОГПУ … составил настоящий акт в следующем: сего числа на основании постановления президиума ВЦИК от … 1930 года выполнил приговор окружного суда о применении высшей меры социальной защиты - расстрела, в отношении …. При объявлении приговора осужденный свою фамилию, имя и отчество признал. При выполнении приговора присутствовали от прокуратуры тов. … и сотрудники окружного отдела ОГПУ … (три человека)». [9, 18]

11 января 1930 г. заместитель председателя ОГПУ Г. Г. Ягода дал указание руководящим работникам ОГПУ о разработке репрессивно-административных мер в отношении кулачества. Акцент делался на том, что «кулак» как класс должен быть уничтожен. По мнению Ягоды, при сплошной коллективизации кулачество будет оказывать ожесточенное, яростное сопротивление от повстанческих заговоров, контрреволюционных кулацких организаций до поджогов, террористических актов включительно». Он выказывал опасения, что к весне 1930 г. на территории страны возникнут сплошные восстания против коллективизации. В итоге для предотвращения массового крестьянского сопротивления предлагалось: 1) особо злостных «кулаков» направлять в лагеря, а их семьи выселять; 2) «кулаков», ведущих антисоветскую агитацию, направлять на поселение. Одновременно решался вопрос о расширении существующих концентрационных лагерей и открытии новых, организации и использовании труда ссыльных семей крестьян в районах Крайнего Севера и Казахстана.

Основополагающий приказ по ОГПУ от 2 февраля 1930 г. № 44/21 «О мероприятиях по ликвидации кулачества как класса» был разработан на основании постановления ЦК ВКП (б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» от 30 января 1930 года и содержал его основные положения. В нем было указано на необходимость в кратчайший срок закончить ликвидацию всех действовавших «контрреволюционных» организаций, группировок и банд, а также активных «контрреволюционных» одиночек. В продолжение этого 4 февраля 1930 года Президиум ЦИК СССР постановил предоставить ОГПУ право на период проведения кампании по ликвидации «кулачества» передоверять свои полномочия по внесудебному рассмотрению дел полномочным представительствам ОГПУ краев и областей. Внесудебное рассмотрение дел производилось с участием представителей крайисполкомов (облисполкомов) и прокуратуры.

Обеспечить быстрое проведение следствия, а также срочное рассмотрение дел во внесудебном порядке должны были так называемые чрезвычайные органы - «тройки». Их деятельность регламентировалась циркулярами органов безопасности 1929-1931 гг. Они функционировали при полномочных представительствах ОГПУ для рассмотрения дел, подсудных коллегии ОГПУ и Особому совещанию при ней. В состав «троек», утверждавшейся коллегией ОГПУ, входили представители ОГПУ, комитет ВКП (б) и прокуратуры. «Тройкам» были подсудны все дела о контрреволюционных преступлениях. Первоначально они имели право рассматривать дела с обязательным представлением своих решений на утверждение коллегии ОГПУ, а затем им было представлено право окончательного вынесения решений по всем делам вплоть до применения высшей меры наказания. При этом прокурор мог опротестовать в коллегию ОГПУ постановления «тройки» и таким образом приостанавливать исполнение приговоров. Однако на практике это не всегда соблюдалось. В обязанности троек входило рассмотрение дел и на кулаков, особенно проходивших по первой категории. В 1930 г. в период кампании по выселению «кулаков» «тройки»рассматривали без малейшего промедления все направленные им дела. Они являлись важным элементом системы политической юстиции, сосредоточив в своих руках квазисудебные функции.

Создание «троек» являлось чрезвычайной мерой и обусловливалось, как говорилось в документах ОГПУ и прокуратуры, «необходимостью нанесения удара по контрреволюции, оживившейся в связи с ликвидацией кулачества как класса, так как направление дел в ОГПУ удлинило бы срок рассмотрения их». В ходе деятельности «троек» были допущены массовые нарушения законности, которые выразились в основном необоснованном осуждении крестьян, причисленных к «кулакам», и в применении к ним высшей меры наказания.

В 1930 г. в целях непосредственного руководства операцией по выселению «кулаков и их семей» (вторая категория), концентрация всех материалов по операции и для организации постоянной связи с центром и периферией распоряжением полномочных представительств ОГПУ создавались специальные оперативные «тройки». В окружных отделах ОГПУ образовывались оперативные «тройки» во главе с начальником отдела ОГПУ, в районах - районные оперативные группы. Для приема, учета и бесперебойной отправки высылаемых крестьян организовывались сборные пункты во главе с комендантом. При них действовали агентурно-следственные группы ОГПУ. При полномочных представительствах ОГПУ, на случай возможных осложнений, создавался чекистско-военный резерв. В распоряжении окружных отделов ОГПУ, особенно в наиболее угрожаемых районах, организовывались маневренные группы из частей ОГПУ.

Характерно, что в приказе ОГПУ от 2 февраля 1930 г. ни слова не говорилось о соблюдении законности и внимание заострялось лишь на «строжайшей классовой линии всех мероприятий». В циркуляре наркомата юстиции РСФСР от 3 февраля 1930 г. № 30 «Всем краевым и областным прокурорам и НКЮ автономных республик о мероприятиях по подавлению сопротивления кулачества» также говорилось только о немедленной ликвидации «контрреволюционного кулацкого актива», причем в отношении «организаторов террористических актов, вдохновителей контрреволюционных выступлений и повстанческих организаций» санкционировалось применение высшей меры наказания с конфискацией во всех случаях имущества

В мае 1931 г. в связи с ликвидацией «кулачества» в главных сельскохозяйственных районах страны компетенция «троек» была ограничена только рассмотрением дел «о деревенской, кулацкой контрреволюции». Лишились тройки и права самостоятельного вынесения приговоров о применении высшей меры наказания. Такие приговоры подлежали утверждению коллегии ОГПУ. В июле 1931 г. приказом по ОГПУ была объявлена инструкция по учету и разработке антисоветских и контрреволюционных элементов по линии секретно-политического отдела, в которой выделялись соответствующие контингенты «антисоветских и контрреволюционных элементов». В дальнейшем появились такие нормативные документы ОГПУ, как приказы «Об усилении агентурно-оперативной работы по ссыльному кулачеству» от 25 сентября 1931 г. и «Об агентурно-оперативной работе в деревне» от 8 декабря 1932 г.

В 1931 г. деятельность «троек» была в основном связана с рассмотрением дел в отношении так называемой «деревенской контрреволюции» и с пресечением таких преступлений, как создание «контрреволюционных организаций» (ст. 58-10, 11 УК РСФСР), и преступлений, связанных с организацией массовых повстанческих выступлений крестьянства (ст. 58-2-5 УК РСФСР). В 1931 г. «тройками» было осуждено по ст. 58-2,5 и 58-8 УК РСФСР за «контрреволюционные преступления», помимо так называемых «кулаков», значительное количество середняков и бедняков, принимавших участие в крестьянских выступлениях, рабочих (батраков), служащих и др.

Следует отметить, что в 1932 г. ускорился процесс военизации аппарата прокуратуры по надзору по ОГПУ как в центре, так и на местах. В апреле 1932 г. в областях, краях и республиках были созданы специальные военные прокуратуры ОГПУ. Согласно положению от 17 декабря 1933 г. «О прокуратуре СССР», учреждалась прокуратура по специальным делам. В документе указывалось, что надзор за законностью и правильностью действий ОГПУ осуществляется на основе особого Положения. Для разбора дел о «контрреволюционных преступлениях» в 1934 г. были созданы особые суды - специальные коллегии, организованные в Верховном суде СССР, а также в верховных судах союзных и автономных республик, краевых, областных и окружных.

На основе вышеизложенного материала, мы можем констатировать, что формировавшийся на рубеже 1920-1930-х гг. режим личной власти Сталина отводил органам безопасности главенствующую роль в проведении масштабных репрессивных акций в отношении своих политических оппонентов. Поэтому все аспекты правового обеспечения деятельности ОГПУ, органов прокуратуры и суда находились под неослабным контролем Сталина и его окружения. В дальнейшем наработанная практика применения внесудебных мер репрессивного характера стали использоваться при организации широкомасштабных политических репрессий в СССР, которые коснулись представителей всех социальных групп населения, в том числе и сотрудников органов государственной безопасности. Со второй половины 1930-х гг. ссылки на необходимость подавления мнимых «контрреволюционных выступлений» и «террористических и вредительских актов» стали доминировать в деятельности системы политической юстиции СССР. В стране началась вакханалия массовых репрессий. В этих условиях органы госбезопасности, прокуратуры и суда оперативно выполняли все распоряжения высшего партийного руководства по разоблачению «врагов народа» и периодическому «обновлению» своих собственных структур, являясь одновременно и орудием, и жертвой политической системы.

Для узаконения репрессивных мероприятий против собственных граждан силовые структуры власти СССР, в лице наркома внутренних дел СССР, генерального комиссара государственной безопасности Н. Ежова выпустили Оперативный приказ за № 004447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» о 30 июля 1937 года. Этим приказом санкционировался массовый отстрел нежелательных «антисоветских» элементов, порядок ведения операции по их выявлению, порядок ведения следствия, организация и работа «троек», порядок приведения приговоров в исполнение. Мотивам для выпуска приказа послужило то, что в деревне осело значительное количество бывших кулаков, ранее репрессированных, скрывшихся от репрессий, бежавших из лагерей, ссылки и труд поселков. Осело много в прошлом репрессированных церковников и сектантов, бывших активных участников антисоветских вооруженных выступлений. Остались почти нетронутыми в деревне значительные кадры антисоветских политических партий (эсеров, грузмеков, дашнаков, мусаватистов, иттихадистов и др.) а также кадры бывших активных участников бандитских восстаний, белых, карателей, репатриантов и т. п. Часть элементов, говорилось в документе, уйдя из деревни в города, проникла на предприятия промышленности, транспорт и на строительства.

Кроме того, по утверждению органов НКВД, в деревне и в городе гнездятся значительные кадры уголовных преступников - скотоконокрадов, воров-рецидивистов, грабителей и др., отбывавших наказание, бежавших из мест заключения и скрывающихся от преступлений. Недостаточность борьбы с этими уголовными контингентами создала для них условия безнаказанности, способствующие их преступной деятельности.

Исходя из этих соображений органы государственной безопасности поставили перед собой задачу - «самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства».

Фактически государство в лице Сталина санкционировало массовый отстрел, получивший в историографии этого периода название «Ежовщина» по имени главного организатора кровавых приговоров 1937-1938 гг. По всей стране выявлялись неблагонадежные элементы из числа вышеназванных, в ряды которых попали в первую очередь, бывшие кулаки, отбывшие срок наказания, казахская интеллигенция, пытавшаяся в годы после Февральской революции создать независимое казахское государство и люди, подозревавшиеся в сочувствии к ним. На скорую руку сфабриковывались дела так называемых «национал-фашистов, алашордынцев, троцкистов». Так как Восточно-Казахстанская область, в которой был расположен Максимо-Горьковский район в составе Павлодарского уезда относилась к восточному региону страны, то многим из лиц обвиненных в контрреволюционной деятельности, было предъявлено обвинение в шпионаже в пользу Японии. Само это обвинение показывает абсурдность создавшегося положения, поскольку данная территория лежит в отдалении от японских островов и нога японца не ступала в этих краях.

Операцию по ликвидации предписывалось начать 5 августа 1937 года и закончить в четырехмесячный срок. Именно поэтому период с сентября по декабрь характеризуется большей долей вынесения смертных приговоров. В частности в Качирском районе в это период были расстреляны 32 человека из 75 известных, попавших в Книгу Скорби. А сколько еще людей, имени которых мы не знаем, пропавших без вести, расстрелянных без вынесения приговора. Н. Ежов лично руководил операцией и приказывал наркомам республик и областных отделов докладывать ему о ходе ее проведения.

Для организации и проведения операции по каждому сектору, на которые были поделены республики, края и области в связи с обстановкой и местными условиями формировывалась оперативная группа, возглавляемая ответственным работником НКВД республики, краевого ил областного управления НКВД. Оперативные группы укомплектовывались необходимым количеством оперативных работников и оснащались средствами транспорта и связи. В особых случаях группам придавались войсковые или милицейские подразделения. Вся ответственность за проведение операции ложилась на начальника группы, которые занимались учетом и выявлением подлежащих репрессированию, руководство следствием, утверждение обвинительных заключений и приведение приговоров троек в исполнение.

Следствие в отношении арестованного лица проводилось ускоренно и в упрощенном порядке и при этом должны были быть выявлены все преступные связи арестованного. По окончании следствия дело направлялось на рассмотрение «тройки». Состав республиканских, областных и краевых «троек» утверждался лично Ежовым и включал в себя ответственных работников НКВД. На заседаниях троек имел право присутствовать республиканский, областной или краевой прокурор. «Тройки» вели протоколы своих заседаний, в которые записывались вынесенные ими приговоры в отношении каждого осужденного, затем протоколы направлялись начальнику оперативной группы для приведения приговоров в исполнение. Приговоры по расстрелу приводились в исполнение на местах по указанию наркомов внутренних дел, начальников управления и областных отделов НКВД. [10,190]

Мировая юридическая практика до тех пор не знала таких ужасающих масштабов террора государства против своих граждан. Те из них, кто пытался поднять голос в защиту истины, карались слепой рукой правосудия. Ни о какой «презумпции невиновности» речь не шла. Для того чтобы признать человека виновным достаточно было анонимного письма, лживых свидетельских показаний явно клеветнического характера. Органы следствия и суда не утруждали себя долгими судебными разбирательствами, ведь того требовали интересы государства и приказ их непосредственного начальника.

Преступления сталинизма поражают своими огромными масштабами и продолжительностью. Начиная практически с 1928 года до самой смерти Сталина в 1953 году в стране процветал «Красный террор». У сталинизма нашлось немало последователей и подражателей в странах, последовавших социалистическому пути развития. Это Китай эпохи «Великого Кормчего», Вьетнам доброго дядюшки Хо, режим Пол Пота в Камбодже, коммунизм Кастро на острове Свободы.

Никакими политическими целями и соображениями невозможно оправдать тот правовой порядок, установленный руководством СССР и лично Сталиным в отношении собственного народа. Преступления эпохи сталинизма навсегда останутся кровоточащей раной в исторической памяти мирового человечества.

2. Становление Качирского района и начало массовых репрессий

2.1 Образование Максимо-Горьковского района

В конце 1927 года в Казахстане началась работа по преобразованию административно-территориального устройства республики. Упразднялись губернии, уезды и волости, вводилась трёхзвенная система округ-район-город, село, аул. Новое административное деление было построено на принципе экономического районирования и давало больше возможностей для оперативного руководства нижестоящими советскими органами. В соответствии с этой реформой 17 января 1928 года из волостей ликвидированных Павлодарского и Семипалатинского уездов Семипалатинской губернии и части Петропавловского уезда Акмолинской губернии были образованы районы Павлодарского округа. В их числе - Фёдоровский, в состав которого вошли части Октябрьской, Песчанской и Урлютюбской волостей Павлодарского уезда. 23 июня 1928 года Фёдоровский район был переименован в Максимо-Горьковский. Образование районов на территории Павлодарского округа организационным пленумом Павлодарского окружкома ВКП(б), состоявшимся 25-26 июня 1928 года, было признано «в основном отвечающим национальным, хозяйственным и административным условиям округа и согласованным с мнением населения». В результате проведенной в округе работы по низовому районированию к 1 января 1929 года в составе Максимо-Горьковского района насчитывалось 11 сельсоветов: Богоявленский, Верненский, Воскресенский, Груздевский, Конторский, Михайловский, Славянский, Тихомировский, Трофимовский, Украинский и Фёдоровский, объединивших 90 населенных пунктов, в числе которых было «порядочное количество хуторов от одного хозяйства и выше». По данным всесоюзной переписи 1929 года число хозяйств в районе на 1 января 1929 года составляло 4114, общая численность населения - 21 859 человек, из них 10 878 мужчин, 10 981 женщин.[11,12]

Первоначально районный центр Максимо-Горьковского района разместили в селе Федоровка, однако, очень скоро, стало понятно, что этот выбор неудачен. На заседании президиума Максимо-Горьковского райисполкома 8 мая 1930 года отмечалось, что нахождение районного центра в селе Федоровка «не удовлетворяет требований граждан с экономической стороны, а также и не отвечает тем действительностям, которые требуются от районного центра, а именно: а) отсутствие помещений, в которые можно бы разместить учреждения, последние размещены в самых плохих условиях (саманных избушках) и ни в малейшей мере не отвечают санитарным требованиям; б) отсутствие жилищ для служащих и рабочих также ставит в самое трудное положение с созданием рабочего кадра, так как всякий работник из-за отсутствия квартиры оставляет пределы района и переезжает в другой, в этом отношении район переживает самую острую нужду; в) отсутствие школ, клуба также препятствует развертыванию просвещения и подготовки молодого поколения в рабочие кадры; г) отсутствие экономических баз в райцентре (Потребсоюза, Союзхлеба, нефтесклада и т. д.) также не дает никаких перспектив районного тяготения к центру района поселка Федоровского; д) отсутствие телефонно-телеграфной связи, а также и автомобильной связи района с округом, ставит в самое нежелательное положение. Директивы и вообще корреспонденция, телеграммы получаются с большим опозданием, что не дает возможности своевременно проводить в жизнь и осуществлять руководство, кроме того район несет большие расходы по доставке телеграмм.» Осознавая сложность стоявших перед районом задач - «мощный рост колхозов, переход района на сплошную коллективизацию и перестройку сельскохозяйственного производства по принципу крупного механизированного производства», члены президиума райисполкома сочли необходимым ходатайствовать перед Павлодарским окружным исполкомом об укрупнении Максимо-Горьковского района за счет Коряковского района путем присоединения поселков Пресный, Песчаный, Осьмерыжск, Качиры и переносе районного центра в Качиры. Выбор обосновывался на существенных преимуществах Качир, где «имеется: река - водный путь, телефонно-телеграфная связь, что тесно связывает с округом, наличие хлебного элеватора и других баз создает полное районное тяготение и приближает районный центр к населению. Наличие подходящих жилищ, район размещает учреждения, избегает жилищного кризиса, а отсюда и создаются благоприятные условия на создание и закрепление районного кадра». 25 мая 1930 года секретариат Павлодарского окружного исполкома постановил: «В принципе с перенесением райцентра Максимо-Горьковского района в поселок Качиры согласиться, предложив заинтересованным райисполкомам и Орго выявить на этот счет мнение сельсоветов и населения», а уже 28 июля 1930 года президиум Коряковского райисполкома констатировал, что «Максимо-Горьковский райисполком перенес свою резиденцию в поселок Качиры без ведома Коряковского райисполкома, сделав самочинство, не имея на то постановления не только КазЦИК, как это является обязательным, но даже и президиума окружного исполкома». На заседании президиума Коряковского райисполкома также отмечалось, что «политически экономическим центром для Максимо-Горьковского района п. Качиры не является, так как будет отдаленным угловым пунктом, оторванным для обслуживания населения района». Было решено не соглашаться с выделением Качирского и Осьмерыжского сельсоветов в состав Максимо-Горьковского района и «просить президиум окружного исполкома принять меры воздействия на Максимо-Горьковский райисполком за самовольное вмешательство в административные функции Коряковского райисполкома». Президиум Павлодарского окружного исполкома постановил до вынесения решения КазЦИК считать этот перенос временным. Окончательно же в качестве районного центра Максимо-Горьковского района село Качиры было утверждено 22 мая 1931 года. [12,45]

17 декабря 1930 года на основании постановления ВЦИК от 23 июля 1930 года окружное деление было ликвидировано и введено районное деление, в основу которого были положены укрупненные районы 1929 года и вновь созданные. В результате преобразований Максимо-Горьковский район был укрупнен путем присоединения к нему частей Иртышского и Теренгульского районов, одновременно часть Максимо-Горьковского района отошла к Павлодарскому району.

С 20 февраля 1932 года Максимо-Горьковский район находился в составе вновь образованной Восточно-Казахстанской области с центром в городе Семипалатинске. 9 января 1935 года в составе Восточно-Казахстанской области из части Максимо-Горьковского района был образован Урлютюбский (с 2 января 1963 года - Железинский) район.

15 января 1938 года была образована Павлодарская область с центром в городе Павлодаре, в состав которой вошел и Максимо-Горьковский район. [13,89]

2.2 Массовые репрессии на территории Качирского района: общая характеристика

Период образования и становления района - конец 20-х - 30-годы ХХ века - совпал со временем, когда в СССР обоюдный классовый террор Гражданской войны перешел в террор государства против своего народа. Планомерное истребление различных слоев и групп населения сопровождало каждый этап строительства страны Советов. Сталинское учение об обострении классовой борьбы по мере продвижения страны по пути строительства социализма стало законом и обоснованием всё усиливавшихся репрессий государства против собственных граждан. [14,67]

Одним из новых веяний того времени стало массовое обобществление, вступление в колхозы, вернее насильственная организация колхозов, когда весь скот обобществлялся, а люди не имея средств к существованию начали откочевку в близлежащие районы. В такое тяжелое для страны время население района вступило в открытую конфронтацию. С одной стороны выступали активисты района, стремившиеся к быстрой организации колхозов, с другой - богатые крестьяне, которые не желали вступать в колхоз. В это время произошла трагедия, которая навечно осталась в памяти старожилов района. Молодой комсомолец из села Конторка Иван Федорович Рой пал жертвой кулака, который не желая расставаться с нажитым богатством поднял руку на исполнителя воли районного партактива. Родился Иван Фёдорович в 1910 году, в крестьянской семье. Одним из первых вступил в ряды комсомола в 1928 году, и на первом комсомольском собрании был избран секретарём ячейки. Молодой человек искренне верил, что он и его товарищи по комсомольской ячейке могут построить светлое будущее и был носителем новых идей о переустройстве мира, где будет государство всеобщего благоденствия.

Нелёгкое это было время. Классовая борьба в деревне особенно обострялась в связи с начавшейся коллективизацией. Кулачество открыто запугивало активистов, угрожая расправой. Хлеб жгли, прятали, чтобы он не достался Советам. Позиция крестьянско-середняцкой прослойки сводилась к тому, что раз мы не можем воспользоваться плодами своих трудов, то пусть он никому не достается.

…Это случилось в селе Конторка 25 сентября 1929 года, когда комиссия сельских активистов отправилась к кулаку Ноздрину, чтобы найти спрятанный им хлеб. Внезапно из-за угла амбара выскочил разъярённый Ноздрин и выхватив из-под полы тулупа топор, ударил им по голове секретаря комсомольской ячейки Ивана Роя. Обливаясь кровью, юноша упал на руки подхвативших его товарищей.

Возмущение крестьян этим зверским поступком было так велико что, не дожидаясь вмешательства властей, они застрелили Ноздрина.

В ответ на убийство Ивана Роя 7 юношей вступили в комсомол, а крестьяне села Конторка отправили «красный обоз» с 18 подводами под лозунгом «Наш ответ на зверское убийство комсомольца Роя.

В Качирском отделе Государственного архива Павлодарской области имеются документы о Рой Иване Фёдоровиче. Это подлинные фотодокументы 1929 года, на которых изображены похороны Рой И.Ф., его родители, родственники и др.фотодокументы; видеозапись торжественного открытия памятного обелиска в селе Конторка, герою комсомольцу Рой И.Ф., и встреча на Качирской земле его сына Рой Ивана Ивановича, состоявшаяся в сентябре 1985 года.

Эти документы, показывают патриотизм молодого поколения, рассказывают, как создавались и росли комсомольские организации в 1929 году, они были мелкие по численности, но идейно крепкими, противопоставили старому миру новые взгляды, новое отношение к труду и быту, вели беспощадную борьбу с кулачеством, строили и укрепляли власть Советов. Многие отдали жизнь в этой борьбе, так же, как и наш земляк, Рой Иван Фёдорович.[15,2] Трудно сказать, как сложилась бы в дальнейшем судьба отважного молодого человека, погибшего во имя идеалов государства, которое в дальнейшем организовало массовый террор против собственный граждан. Возможно, он тоже стал бы жертвой политических репрессий, когда из общей массы населения выявляли и находили «врагов народа». Так или иначе светлая память о молодом комсомольце, осталась и живет в сердцах земляков. В 1990 г. праздновалось его восьмидесятилетие, в родном с. Конторка был открыт обелиск в его честь. Такие примеры мужества достойны подражания и воспитывают молодых людей в духе патриотизма.

Во вновь образованном Максимо-Горьковском районе первыми жертвами «продвижения вперед, к социализму» стали крестьяне, попавшие в разряд «кулацко-байской своры» во время проведения коллективизации. Государство призывало к усилению борьбы против классово чуждых элементов, на местах сталинское учение трактовали очень широко, поэтому «классовым врагом» мог стать любой гражданин, не обязательно зажиточный, эксплуатирующий наёмный труд или действительно занимавшийся антисоветской пропагандой. Вот как вспоминает о тех годах бывший главный инженер совхоза «Октябрьский» Федор Давидович Сиволобов, 1916 года рождения: «Наша семья вступила в колхоз «Победа» в с. Тихомировка 25 ноября 1930 года. Отвели в колхоз 2 рабочих бычков и лошадь, корова осталась дома. Дом был сложен из пластов дерна, пол - мазанный глиной, крыша пластодерном покрыта. Семья - отец, мать, пятеро детей. В марте 1931 года к нам пришли ночью, отобрали все пожитки и сослали всю семью в поселок Тенизбай Максимо-Горьковского района. Мать не выдержала этого издевательства: в 1932 году на 37 году жизни скончалась, а отца парализовало. В Тенизбайском лагере была комендатура, жили в развалинах, кушать не давали. Люди гибли, штабелями лежали трупы, ужас. Мы, дети, самовольно убегали из лагеря в Новосибирскую область в Купино, Карасук, Славгород и т. д., собирали милостыню, а в 1932 году уже пошли работать в совхоз «Октябрьский», отцу-инвалиду дали полуразваленный домик». [16,9]

До памятного всем советским людям фразы Сталина: «Сын за отца не отвечает» репрессиям подвергались близкие люди человека, отнесенного к категории «кулаков». Так например, был приговорен высылке житель с. Песчаное Андрей Сергеев, как сын кулака Сергеева Ивана Яковлевича. «Я не отрицаю, что я сын кулака, и все-таки прошу Павлодарский РИК разобрать мое заявление. Во-первых, я являюсь красноармейцем, служил в рядах Красной Армии» в 30-й стрелковой дивизии, в 30-м конном полку. Был ранен на Врангелевском фронте, участвовал в ликвидации банд Махно. По ранению был уволен домой и поэтому считаю себя защитником Советского Союза и не должен быть изгнанником и выброшенным за борт общественной жизни» Его отец в 80-летнем возрасте был осужден за невыполнение семенного плана по 61-ой статье на 6 месяцев лишения свободы и 5 лет ссылки. «И хотя комиссия ВЦИКа освободила меня 11 июля 1930 года от наказания, меня теперь вторично подвергают высылке». В заключение он просил снять высылку, учитывая его красноармейские заслуги и ранения. К сожалению, решения по делу А. Сергеева найти не удалось. Судя по другим делам, решения о выселении оставлялись в силе за некоторым исключением. [16,15]

В 20 - 30-годы в Максимо-Горьковском районе, как и по всей стране, проводилась чистка рядов партии и советского аппарата от «классово чуждых элементов». В мае 1929 года «почувствовалась необходимость организации этой работы по плану», поскольку район отличался «значительной прослойкой кулачества» и «затяжным кризисом» районной парторганизации, члены которой основное свое внимание уделяли «личному хозяйству при почти полном отсутствии массовой работы и притока в ячейки свежих сил». Планом проведения кампании, составленным райкомом ВКП(б), предусматривалось вовлечение в процесс чистки как можно более широкого круга общественности, так, 28 мая 1929 года в Федоровке состоялось межсоюзное собрание руководителей профсоюзов, 29 мая - общее межсоюзное собрание членов профсоюзов, 1 июня - «общее делегатское женское собрание», 2 июня - общее собрание бедняков и батраков. На всех собраниях обсуждалась необходимость чистки рядов, а также меры, «посредством которых кампания по чистке носила бы массовый характер». В эти же дни в Федоровке была создана «легкая кавалерия» из 12 комсомольцев, которой в частности, обследовалась работа Фёдоровского крестьянского сельскохозяйственного товарищества и мельницы, находившейся в его ведении. В результате обследования было установлено «грубое обращение приказчиков к посетителям и ряд других явлений», которые, по мнению комсомольцев, объяснялись чуждым социальным происхождением приказчиков.

Чистка рядов не обошла своим вниманием руководящий орган молодежи - аппарат райкома ВЛКСМ. На седьмой районной партконференции обсуждалось «нездоровое руководство районного комитета комсомола. В аппарате райкома ВЛКСМ в составе бюро находились классово чуждые и разложившиеся элементы (Ашимов, Касымова, Шайхимов), сейчас они разоблачены». Поражает тот факт, что сегодняшние классовые враги вчера были строителями коммунизма, выходцами из среды пролетариата. На конференции прозвучал призыв усилить бдительность при подборе кадров, причем не только на руководящие должности: именно «вопиющие безобразия», т. е. абсолютное игнорирование вопроса «чистоты» социального происхождения, при отборе кандидатов на курсы трактористов, по мнению участников конференции, привели к срыву производственных заданий.

Чистка рядов не всегда, конечно, приводила человека в лагерные застенки, но и прежней жизнь «вычищенного» уже не оставалась. Раскулаченные и «вычищенные» граждане если не подвергались аресту или высылке, то находились под пристальным наблюдением органов НКВД. Тяжелее всего приходилось семьям, где кого-либо из членов семьи арестовывали по подозрению в контрреволюционной деятельности. Клеймо «члена семьи изменника родины» (ЧСИР) намертво прикреплялось к его родным и близким. Бывали случаи когда начиная с одного члена семьи всех других родственников брали под одну гребенку. Репрессивная машина работала справно и без перебоев. На территории Акмолинской области существовал Акмолинский лагерь жен изменников родины (Алжир), где в свое время томились в заключении Жанбике Шанина, одна из первых казахских актрис, жена Жумата Шанина, репрессированного в 1938 году, жена и дочь Т. Рыскулова, жена М. Тухачевского, легендарного командарма Красной Армии и многие другие. Получив однажды клеймо «чуждого элемента», человек в дальнейшем вряд ли мог рассчитывать на нормальную жизнь , «компрометирующее» его прошлое бдительными органами не забывалось. В мае 1933 года райотдел ОГПУ докладывал Максимо-Горьковскому райкому ВКП(б) о том, что в колхозе «Енбекши» в вооруженную охрану вошли кулаки: Абсалямов Али, судимый в 1930 году, Нуркин Искак, сын бывшего волостного управителя Нуркина Жунуса, Мухаметжанов Билял, отец которого при царизме был 10 лет аульным старшиной, Ильясов Кафиз, отец которого был муллой и имел мечеть, Ертысов Байсары - сын кажы.[17,157] Невеликие должности занимали эти люди, но ОГПУ не торопилось выпускать их из поля зрения и не ослабляло своего внимания к ним. Тут невольно вспоминаются сетования всем известного профессора Преображенского и его ассистента Борменталя из бессмертного романа Михаила Булгакова «Собачье сердце» на дурную наследственность, когда до революции отец одного был судебным следователем в Вильно, а отец другого - кафедральный протоиерей. Тут уже не имело значения что на сегодняшний день они являются светилами медицины, которых в любом университете Европы приняли бы с распростертыми объятиями. В любой момент органы ЧК, ОГПУ или НКВД могли напомнить об их происхождении и применить соответствующие санкции. Хотя казалось бы почему потомки должны отвечать за дела их отцов и дедов. Здесь было бы уместным вспомнить о знакомом со школьной скамьи стихотворении Б. Пастернака «Сын за отца не отвечает». Но суровые реалии того страшного времени заставляли людей расплачиваться за дела их предков и не всегда они были плохими. Но так или иначе огромное множество советских граждан, боровшихся за установление советской власти в районе сами пали жертвами репрессионной политики родного государства.

Бдительность в отношении чуждых элементов требовалась не только от работников органов госбезопасности. К усилению революционной бдительности постоянно призывались все граждане страны Советов. К середине

30-х годов редкое собрание любого коллектива по любому поводу обходилось без напоминания о вредителях и врагах. Во всех случившихся бедах привыкли видеть происки национал-буржуазистов, агентов Японии, наймитов империализма, будь то неурожай или ящур, унесший все поголовье скота. Граждан призывали к полному изобличению и изгнанию врагов - проявивших себя и потенциальных, иногда даже в ущерб интересам дела. 29 августа 1936 года на третьем пленуме Максимо-Горьковского пленума ВКП (б) был поднят вопрос о необходимости увольнения двух ссыльных, работавших в редакции районной газеты «Максимо-Горьковец». В ответ на нападки по этому поводу редактор газеты П. А. Нештенко в своем выступлении заметил, что на месте трудно подыскать грамотных людей, и газета в случае увольнения этих работников не сможет выходить Выпускать же безграмотную газету, это лучше не выпускать совсем. Однако присутствующие не прислушались к его разумным доводам, мотивирую это тем, что выступление редактора райгазеты о том, что редакция не может существовать без ссыльных, которые в ней работают, хотя и на технической работе, глубоко ошибочно и следует выгнать их с работы, а на их место найти честных работников. [18,151 ]

В большинстве случаев виновных искали по директивам, спущенным сверху. Такое происходило после громких дел и процессов когда «разоблачались» троцкисто-зиновьевско-каменевские подпольные группировки, которые пытались свергнуть советское правительство. Сталин расправляясь с бывшими соратниками по революционной борьбе, старался не оставлять в живых ни одного из старой гвардии, подбирая себе верную дружину соратников. Даже самых преданных себе людей, которые навлекали на себя малейшие подозрения, он списывал в расчет и набирал на их место новых людей. Так на посту народного комиссара внутренних дел СССР сменились Ягода, Ежов, место которых занял Берия Л. П., пользовавшийся неограниченным его доверием и переживший Сталина, правда, ненадолго.

Привычным в середине 30-х годов стало проведение массовых митингов с требованиями сурового наказания выявленных врагов народа. С 21 по 25 августа 1936 года во всех парторганизациях, колхозах, совхозах и МТС района были проведены митинги и собрания были проведены митинги и собрания, на которых обсуждались «злодеяния» троцкисто-зиновьевской контрреволюционной группы. Хотя многие люди искренне верили в существование подобных «контрреволюционных групп» и «вредителей», митинги не были стихийными: на места райкомом партии ВКП (б) были посланы 15 коммунистов из числа райпартактива, получивших подробный инструктаж по созданию «правильного» общественного мнения. Из истории района были вычеркнуты имена многих великих людей. Усилия райкома не были напрасными. Материал обвинения контрреволюционной группы обсуждался в 40 колхозах района, 3 совхозах, 2 МТС и т. д. Всего в районе в обсуждении участвовали 5320 человек, дружно осудивших деятельность «контрреволюционной группы» и её «преступные замыслы». Участники митингов и собраний задавались такими характерными вопросами, как: «Почему Троцкого выпустили за границу, а не расстреляли?», «Почему так долго терпели предательство Зиновьева и Каменева?», «Почему Зиновьева не расстреляли раньше, после убийства Кирова в 1934 году?», «Почему они убили Кирова?». Но задаваться подобными вопросами было небезопасно. Любого человека, заподозренного в сочувствии к «врагам народа» или положительно отзывающемся о них могли заключить под стражу. Широкий размах приобрели доносительство на знакомых и односельчан. Жителей района высказывавших мнения в защиту осужденных ждали преследования органов госбезопасности. Так, председатель Воскресенского сельсовета Надточаев, сожалевший о расстреле Зиновьева и Каменева, директор маслозавода Колесников сказавший, что постреляли все головы образованных и авторитетных лиц, Жангельдинов, житель села Федоровка, хваливший Троцкого как умного и боевого человека поплатились за свои неосторожно сказанные слова жизнями. Речи их до органов НКВД дошли конечно же не без помощи недоброжелателей. Председатель кооператива совхоза Песчаное Кабурнеев Иван Федосеевич говорил, что борьба Троцкого и Зиновьева против ЦК основана на исключительно личных счетах. Товарищ Сталин приблизил к себе т. Ворошилова, т. к. они вместе работали, а Троцкому это показалось обидным и что все эти собрания и митинги с осуждением троцкисто-зиновьевской банды - простая декорация, подавляющее большинство присутствующих на собраниях не имеют никакого понятия о происшедшем и им все равно, кого осуждать. 24 июля 1937 года Иван Федосеевич Кабурнеев был арестован. Поводом для ареста послужили иные обстоятельства, но наверняка во время следствия ему припомнили и эти откровения. 17 сентября 1937 года И. Ф. Кабурнеев был осуждён тройкой УНКВД по Восточно-Казахстанской области, 7 октября 1937 года - расстрелян. [19,34]

Как снежный ком росло число граждан района, обвиняемых во вредительстве, их вражескими происками объяснялись все неудачи и провалы в хозяйственной деятельности. Рассказать обо всех репрессированных в те годы невозможно, в одном только 1937 году в районе произошло сразу несколько громких разоблачений «врагов народа», в числе которых Бейсенов Мака, Оспанов Шайхислям, Ибраев Мажен, Бедрин Василий Яковлевич, Какишев Кайырбек и множество других.