Из истории сталинских репрессий на примере Качирского района Павлодарской области

Управленческому активу районных и сельских организаций ставилось в вину даже то, что своих речах и выступлениях они могли с теплотой отозваться об осужденных за «страшные преступления против родины». Так, директор совхоза «Байгунус» Кирсанов, охарактеризовавший Троцкого Л. Д. в своем выступлении 22 февраля 1937 года как с отрицательной, так и с положительной стороны и не разу упомянувший о роли и участии в Гражданской войне товарища Ворошилова уже весной этого же года находился под следствием. Анонимный донос сыграл свою роль, у органов НКВД имелись свои соглядатаи и агенты в каждом совхозе. В результате расследования была установлена его «контрреволюционная деятельность»: факты «хозяйственной вредительской деятельности», «внедрение троцкистской теории о невозможности построения бесклассового общества в одной стране» во время докладов, бесед, лекций, проводимых им для работников совхоза, когда Кирсанов «перед массой в упор выпячивает недостатки партии и Советского правительства, затушевывая имеющиеся достижения Советского Союза, и каждый раз после его речи у присутствующих остается мрачное впечатление». «Хозяйственная вредительская деятельность» Кирсанова, изъяны его руководства хозяйством, по мнению обвинения, объясняли неудовлетворительное экономическое положение совхоза, недостатки в деле развития животноводства и др. В пособничестве Кирсанову обвинили агронома совхоза Сенюкова: следствие, помимо «внедрения троцкистской теории», установило «совершение им вредительских актов», таких как слабое и нерасторопное руководство подготовкой к посевной кампании, плохая подготовка инвентаря, засоренность посевного материала и т. д. Участники общерайонного партийного собрания, состоявшегося в июле 1937 года, обсудив разоблачение следственными органами «троцкиста, фашистского агента, вредителя» Кирсанова, потребовали от начальника политотдела совхоза Белова и его помощника Самонова изжить беспечность и примиренчество, проявленные ими в отношении действий вредителей, а всей парторганизации совхоза было рекомендовано усилить бдительность. Собрание выразило сомнение «в искренности начальника политотдела совхоза «Октябрьский» т. Мерлина, защищавшего Кирсанова на бюро райкома», и поручило райкому ВКП (б) «проверить дело т. Мерлина». В притуплении классовой бдительности собравшимися был обвинен также П. А. Нештенко, партийное собрание поставило вопрос о дальнейшем его нахождении в рядах партии и признало «невозможным дальнейшее оставление его на работе редактора газеты». [22,56]

Во всех выявленных фактах производственных неудач привычным было видеть происки «национал-буржуазистов, контрреволюционеров». Об этом свидетельствует тот факт, что когда в совхозе «Октябрьский» 30 апреля 1937 года у доярки пало сразу шесть телят, были сделаны выводы о «поисках вредительской группы», хотя для того чтобы установить причины смерти телят, требовалось провести дополнительное исследование в Павлодаре. А к июню 1937 года среди специалистов по животноводству совхоза «Октябрьский» была обнаружена «вредительская группа», ставившая целью «разными способами понизить упитанность поголовья скота и , главным образом, под видом злокачественной эпизоотии (ящура) довести поголовье скота до большого падежа». В поле зрения следственных органов попали ветфельдшер фермы №3 Чистяков, старший зоотехник Баранов, старший зоотехник Баранов, старший ветврач Беломойнов, зоотехник фермы №5 Венгерский (сын священника). [20,32]

6 августа 1937 года, выступая на седьмой районной комсомольской конференции, секретарь Максимо-Горьковского райкома комсомола С. Сарсембаев говорил о необходимости усиления революционной бдительности, разоблачении и изгнания из рядов комсомола «всех врагов народа, троцкистов-бухаринцев и иных двурушников». 19 ноября 1937 года им проводилось внеочередное заседание бюро Максимо-Горьковского райкома комсомола, на котором обсуждался вопрос об исключении из комсомола Жакупбекова и Туребаева «за связь с врагами народа». А уже 21 ноября 1937 года вторым пленумом Максимо-Горьковского райкома комсомола и сам С. Сарсембаев, и члены бюро райкома комсомола Жакупбеков и Туребаев, «пробравшиеся в состав пленума», были обвинены в том, что проводили «контрреволюционную деятельность, направляя удар, главным образом, по линии развала политического воспитания организации, зажима критики и самокритики». Участниками пленума было отмечено, что нив одной комсомольской организации не налажена политучеба лишь потому, что враги народа сидели в комсомоле и тормозили политическое воспитание в комсомоле. Пленум одобрил решение бюро райкома ВКП (б) от 20 ноября 1937 года об исключении С. Сарсембаева из партии за то, что он «имел тесную связь с врагами, покрывал и смазывал дела по разоблачению вражеских элементов в комсомоле, будучи членом националистической организации, сам проводил вербовку». Постановлением второго пленума Максимо-Горьковского райкома комсомола С. Сарсембаев, как разоблаченный враг, был выведен из состава пленума, снят с работы. Разоблаченных вместе с ним «врагов народа» Жакупбекова, Ш. Оспанова и Туребаева постановили вывести из состава пленума райкома ЛКСМК и исключить из комсомола. Выступавшие на пленуме говорили о том, что «враг Сарсембаев работал по специальному заданию», а бывший директор Октябрьтанской школы колхозной молодежи Шайхислям Оспанов «был завербован Сарсембаевым в национал-фашистскую организацию». Присутствующие каялись в собственной «политической слепоте», а также отмечали вину комсомольской организации в том, что разоблачение было сделано не самими комсомольцами. [21,58]

Комсомольская организация района, сделав выводы из дела Сарсембаева, в дальнейшем старалась не проявлять подобной близорукости и полностью искоренять чуждые элементы в своих рядах. 3 июня 1938 года была исключена из комсомола Ксения Коваленко «за идейную связь и как пособник врага народа, за сокрытие вредительской работы Жакупбекова». Бюро райкома ЛКСМК решило также передать все имевшиеся «сигнализирующие материалы» на Коваленко следственным органам.

Вина Ксении Коваленко заключалась в том, что она имеет ежемесячную письменную связь, оказывает материальную поддержку (перевод денег, посылка фотокарточки) находившемуся в заключении Жакупбекову. Храбрая девушка, выступая на бюро, заявила: «Предъявленное обвинение мне - связь с Жакупбековым - я подтверждаю, связь имею и буду иметь и материальную помощь также оказывала. Я считаю, что Жакупбеков не враг народа и скоро освободится». Это тем более поразительно, потому что от человека обвиненного по статье 58 УК СССР зачастую отворачивались самые близкие родственники. Муж открещивался от жены, жена от мужа, дети предавали родителей, брат шел против брата. Поистине героическую преданность подобную женам декабристов проявили Швецова, Тверякова и Ибраева, которые несмотря на многочисленные угрозы и предостережения родственников не предали в трудную минуту своих мужей. Их осуждало общественное мнение, их исключили из рядов комсомола и партии. Мария Швецова не прервала связи с мужем, когда он находился под стражей в Качирах и Павлодаре, носила передачи арестованному мужу Смирнову. Муж Тверяковой, учитель Качирской средней школы Онищенко в июне 1937 года был исключен из комсомола и отстранен от педагогической работы за то, что «отъявленно в открытой форме среди учащихся протащил идею троцкизма о невозможности построения коммунизма в нашей стране при условии политического окружения». Свои взгляды Онищенко отстаивал, несмотря на неоднократные предупреждения и разъяснения их ошибочности. Подобное же обвинение было предъявлено и его жене Тверяковой. 16 ноября 1937 года бюро Максимо-Горьковского райкома КП (б) Казахстана утвердило решение первичной парторганизации райпотребсоюза от 6 ноября 1937 года об исключении из партии домохозяйки Кульши Ибраевой. Причиной послужило то, что К. Ибраева живя с разоблаченным врагом народа Ибраевым Маженом, она скрывала все контрреволюционные действия мужа, а также знала контрреволюционные действия Бейсенова, к тому времени уже бывшего председателя Максимо-Горьковского райисполкома и об этом умышленно умалчивала, в целом покровительствовала врагам народа, то есть ее вина состояла в том, что она не доносила на своих близких и знакомых. Поистине человеческого восхищения и уважения заслуживают эти люди по той причине, что несмотря на смертельный риск они не отказались от своих взглядов и убеждений. [22,56]

И в заключение приводим воспоминания жителей района, переживших в годы репрессий пытки и ужас Гулаговской системы лагерей. Несмотря на тяжелые лишения и бедствия они не утратили веры в будущее и понимание того, что они безвинно осуждены и их долг рассказать потомству о преступлениях сталинизма помогли им вернуться живыми из Заполярного круга мертвой тишины и белой смерти.

Бер Андрей Фридрихович вспоминает: В то время семья проживала в Новосибирской области, 2 июня 1938 года его отца Фридриха Андреевича забрали по необоснованному обвинению в причастности к диверсионно-вредительской деятельности. С того времени об отце ничего не знали, на отправленный запрос пришёл ответ «без вести пропавший». Семью, мать и пятеро детей отправили в Казахстан. Мать и старшую сестру забрали в -трудармию. Было невыносимо тяжело... И только в 1992 году семья узнала по запросам, что отец Постановлением УНКВД от 10 октября 1938 года осуждён к высшей мере наказания - расстрелу. Приговор приведён к исполнению 20 октября 1938 года. Место захоронения неизвестно. Отцу было всего 30 лет. А в 1996 году семья получила справку о реабилитации Бер Фридриха Андреевича за отсутствием в его действиях состава преступления.

Без всяких обвинений отбывала наказание в Карлаге Лидия Ивановна Попова, так же осуждённая по ст. 58 п. 10 за « антисоветскую пропаганду», которая заключалась в том, что кто-то написал анонимное письмо в адрес НКВД, что она распространяет анекдоты и частушки политического характера. Как мы уже говорили доносительство стало причиной ареста многих людей, которые впоследствии не понимали, за что они осуждены и какая политическая подоплека может быть в том, что в кругу подруг она похвасталась нарядами, присланными из Германии сестрой.

По этой же статье отбывала наказание Вальд Тамара Александровна, которая перед арестом работала в с. Октябрьское Максимо-Горьковского района. 30 апреля 1946 года её осудили на 7 лет, а ей было всего 23 года. В заключении она провела свою молодость, именно в лагере родились ее дети Эльдар и Элеонора. В документах Государственного архива области сохранилась ее переписка с М. С. Тереник, где есть ее воспоминания о безрадостных годах, тянувшихся в заключении. Только материнская любовь к детям помогла ей вернуться живой из лагеря, где не каждый мог дожить до окончания своего срока. Впоследствии Тамара Александровна была реабилитирована решением Верховного суда КазССР 6 декабря 1972 года за недоказанностью состава преступления. Но разве могла справка о снятии судимости вернуть утраченную молодость и расшатанное здоровье.

Вспоминает Малыгина-Писегова Клавдия Павловна, в первую очередь забирали коммунистов, быта так называемая «чистка партии». Ночью у сестры забрали мужа Бедрина Ивана Яковлевича, без суда и следствия, его судьба неизвестна. Его брат Бедрин Василий Яковлевич строил дом, его так же забрали, осталось семь детей - судьба неизвестна...

Забрали соседа Андрея Игнатьевича, так же не вернулся. Соседа Ёлгина Петра Григорьевича, так же увезли, а семью из десяти человек выгнали из деревянного дома в избушку.

Открываем Книгу Скорби, изданную Управлением архивов и документации Павлодарской области, в которую вошли «Расстрельные списки» погибших в результате массовых репрессий в Павлодарской области. Расстреляны без суда и следствия в т.ч. жители Максимо-Горьковского района среди них Бедрин Василий Яковлевич, родился в 1986 году в с. Качиры, русский. Арестован 1 ноября 1937 года, в день ареста являлся работником Осьмерыжского лесничества, осуждён тройкой УНКВД по Восточно-Казахстанской области 20 ноября 1937 года. Расстрелян 28 ноября 1937 года. Реабилитирован постановлением президиума Павлодарского областного суда 12 апреля 1956 года. [23, 3]

В детском доме воспитывалась Анна Павловна Афанасьева, жительница нашего села, вспоминает, что директором был Петров Иван (отчество не помнит), его очень любили дети, звали отцом, позже его арестовали, как «врага народа» - судьба неизвестна, С 1934 по 1937 год председателем Максимо-Горьковского райисполкома работал Бейсенов Мака 1900 года рождения, он был арестован 8 ноября 1937 года, а 5 марта 1938 года осуждён Выездной сессией Военной Коллегии Верховного Суда СССР по статье 58, как «враг народа» и в тот же день расстрелян. И только через 20 лет он был оправдан, посмертно.

Наталья Кузьминична Бондарь-Мирошник, вспоминает, что время было страшное, боялись лишнее слово сказать, вдруг кто-то услышит и донесёт. Постоянно присутствовало чувство страха, тревоги. В селе часто появлялись уполномоченные ОПТУ, выявляли политически 'неблагонадёжных людей.[26,4]

Самым тяжелым бременем легло на совесть советской власти годы репрессий. Преступлениям сталинизма нет оправдания. Никакие высокие идеалы не могут оправдать безвинно загубленные жизни людей, сделавших все от них зависящее для установления советской власти. Платой им послужила пуля в висок или же срок заключения в одном из лагерей, раскиданных по бескрайним просторам Сибири.

Сложность в изучении событий политических репрессий составляет то, что до настоящего времени дошло мало документальных источников, которые могли бы пролить свет на истину. С каждым годом редеют ряды жертв сталинских репрессий. Ведь с начала репрессий прошло почти столетие. Сменилось несколько поколений. С каждым годом мы теряем связь с событиями эпохи репрессий. Историческая память слабеет с каждым годом. Гражданский долг каждого из нас сохранить память о невинных жертвах сталинских репрессий.

Сегодня остается мало людей, сочувствующих чужому горю. Молодое поколение, воспитанное на компьютерных играх и голливудских фильмах, насквозь пропитанных насилием, равнодушно относится к исторической памяти своего народа. Воспитание в молодых людях чувства казахстанского патриотизма является первоочередной задачей руководства страны на сегодняшний день.

Только сохранив память об историческом прошлом мы можем надеяться на то, что история будет благосклонна к нам и мы останемся в памяти народа своими добрыми делами, а не палачами.

На сегодняшний день человечество шагнуло далеко вперед в своем техническом развитии и шагает семимильными шагами в освоении новых знаний. В погоне за мимолетным счастьем человек мало задумывается над своей исторической судьбой и тем более не вспоминает об уроках истории. Мы обязаны помнить и не предавать забвению имена жертв сталинских репрессий, чтобы следующее поколение не забыло о нас. Историческая память не должна угаснуть перед необратимостью времени. Время невозможно повернуть вспять, как нельзя и исправить совершенные ошибки. Самой страшной ошибкой сталинского правления было то, что «отец народов» и его окружение думали, что можно перекроить историю по своему усмотрению. Но, нельзя вычеркнуть из истории народа целую главу и думать, что это сойдет с рук. Сталин хотел построить идеальное государство, где все было бы подчинено его железной воле и трепетали бы перед его могуществом. Дурной пример заразителен. Фигура Сталина породила на свет диктаторов новой эпохи, которые во многом следовали ему и шли к своей цели, усыпая свой путь трупами политических противников и случайными жертвами.

История всегда все помнит и не прощает ошибок. Чтобы не повторить тех ужасных лет беззакония мы должны помнить и не забывать имена людей, погибших во имя своих идеалов и ставших жертвами политической системы. Одна роковая ошибка может привести к ужасным последствиям, трагедию которых будет испытывать подрастающее поколение.



3. Массовые репрессии на территории Качирского района: персоналии и народы

3.1 Дело Бейсенова

Чистка 1937 года проводимая в партийных рядах не могла не коснуться непосредственного руководства района. На мушке правосудия оказался Бейсенов Мака Бейсенович - выходец из бедняцкой среды, член ВКП(б) со стажем 7 лет, возглавлявший Максимо-Горьковский райисполком с 1934 года.

Бейсенов Мака, родившийся в 1900 году в ауле Кокы-Жатак (ныне с. Жанаул) близ города Павлодара, был самым настоящим пролетарием и коммунистом до мозга костей. С детских лет он познал тяжкий вкус рабства. Как и отец он работал на солепромыслах купца Осипова, который за пуд (16 кг.) добытой на озере и привезенной на пристань соли платил полторы копейки. Несмотря на практически нищенское состояние семьи, мальчик окончил 2 класса в аульной начальной школе, проявив любознательность и прилежание в изучении предметов.[24,5]

Революции, сперва Февральская, а затем Октябрьская внесли крупные изменения в политическую жизнь страны, а значит ее граждан. Бейсенов Мака не стал исключением. До 1927 года, того момента, когда он вступил в кандидаты в члены партии Бейсенов Мака поменял множество профессий: работал чернорабочим, грузчиком на строительстве железнодорожного моста, некоторое время находился на инвалидности, в 1927 году переехал в город , где сал работать ликвидатором неграмотности на железнодорожной станции Павлодар. Вся молодость Бейсенова Маки прошла под знаменем борьбы за советскую власть. Он был настоящим коммунистом, окончившим Высшую школу Советского строительства.

В 1927 году Мака Бейсенович подает заявление о вступлении в члены ВКП(б) в местную партячейку и становится кандидатом в члены ВКП(б). С этого момента начинается его деятельность партийного работника: с 1928 года по 1030 год Мака Бейсенович работает на выборных должностях, а именно председателем аулсовета Урюповской волости Павлодарского уезда, председателем Павлодарского райисполкома. 4 июня 1930 года Бейсенов Мака был принят в члены ВКП (б), в это же время он возглавлял Бескарагайский райисполком, затем был переброшен в город Петропавловск Казахской АССР; в 1932 году он работал в Акмолинске, откуда был направлен в Москву на Высшие курсы Советского строительства при ВЦИК. По возвращении из Москвы в 1934 году был избран председателем Максимо-Горьковского (ныне Качирского) райисполкома. [25,5]

Время его председательства совпало с тяжелой обстановкой в регионе. Курс «Малого Октября» провозглашенный Голощекиным, повлек за собой разруху в хозяйстве, когда традиционные казахские аулы спешно организовывались в колхозы, которые, не имея опыта земледельческих работ начали разваливаться, скот загнанный в общественные сараи вымер, вслед за ним начали умирать от голода и люди. Часть крестьянства откочевала в более благополучные приграничные области России. Кризис хлебозаготовок, ускоренные темпы коллективизации, последствия голода 1931-1933 годов - всё это создавало массу проблем, порождало чрезвычайщину. Высшее руководство требовало от местного начальства немедленных результатов с рекомендациями применять все формы давления: бойкот, порицание, частичные общественные репрессии по отношению к середняку, имея в иду создать более благоприятные условия для проведения в кратчайший срок в значительном количестве репрессий по судебной и административной линиям.

1937 год характеризуется большой долей смертных приговоров в отношении репрессированных. Этот год стал самым кровавым из тех страшных лет, когда люди боялись за свою жизнь, больше чем когда-либо. Это было время сведения счетов давних врагов, когда анонимному доносу верили больше, чем честному слову коммуниста и всем его предыдущим трудам и заслугам. Это было время тяжелых испытаний для народа, когда многие люди были безвинно осуждены на смерть и долгие годы заключения под стражей, а члены их семей получили клеймо ЧСИР - «член семьи изменника родины».

Над Бейсеновым Макой тучи сгустились еще в начале 1937 года, когда на партийном собрании Максимо-Горьковского райисполкома Павлодарского уезда Восточно-Казахстанской области многие коммунисты района, в том числе Бейсенов Мака - председатель райисполкома выступили с покаянными речами, о чем свидетельствует «Выписка из протокола отчетно-выборного партийного собрания Максимо-Горьковского района Восточно-Казахстанской области» от 18 мая 1937 года.

В частности, говоря о местном национализме, М. Бейсенов отметил: «некоторые товарищи не видели, где и в чем заключается проявление местного национализма». Признавая свои ошибки Мака Бейсенов быть может надеялся на милость судьбы, но злой рок судьбы был немилостив и 8 ноября 1937 года он был арестован (его учетная карточка № 1567640 была изъята в тот же день и направлена в Восточно-Казахстанский обком партии). Он был выведен из состава членов пленума Максимо-Горьковского РК КП(б) Казахстана вместе с членами пленума Шубиным, Востриковым 14 сентября 1937 года. Но, даже самобичевание и признание не спасли его от «дамоклового меча». [26,12 ] Ему была уготована участь «козла отпущения». Советское руководство организовывало «правосудие» над своими подчиненными за свои просчеты и ошибки в организации колхозов и их развале.

Вместе с Бейсеновым были арестованы бывшие коммунисты, «завербованные врагом народа Бейсеновым в национал-фашистскую группу». Среди них - крестьянин Сабит Абылгазинов, 1886 года рождения, на день ареста работавший сторожем колхоза «Октябрь-Тан», арестованный 12 ноября, он был осужден 22 ноября 1937 года тройкой УНКВД по Восточно-Казахстанской области на расстрел, приговор был приведен в исполнение 4 декабря 1937 года.[27,4]

6 ноября 1937 года был арестован Адамханов Файзулла - зам. директора Байгунусского мясоплемсовхоза, член партии с 1920 года, который, якобы, «был тесно связан с разоблаченными врагами народа Кирсановым и Бейсеновым». 16 ноября 1937 года на заседании бюро Максимо-Горьковского РК ВКП (б) был исключен из партии Абельдинов Айтым, 1897 года рождения, в партии с 1930 года, как «брат разоблаченного врага народа Бейсенова», якобы завербованный им в контрреволюционную националистическую группу». Решением Бюро Максимо-Горьковского РК ВКП (б) дело передавалось в органы НКВД. [28,56]

По тем же мотивам 27 ноября 1937 года был исключен из партии Мустафин Слямбек, 1908 года рождения, кандидат в члены ВКП (б), секретарь Кызылтуского сельсовета. Из семи «завербованных» М. Бейсеновым, Мустафин Слямбек и Абельдинов Айтым получили по 10 лет лишения свободы; Абылгазинов Сабит расстрелян. [29,4]

Приговор Маке Бейсенову был вынесен 5 марта 1938 года выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР по следующим статьям УК РСФСР: ст. 58-2 «Организация в контр - революционных целях вооруженных восстаний или вторжения на советскую территорию вооруженных отрядов или банд, а равно участие во всякой попытке в тех же целях захватить власть в центре и на местах или насильственно отторгнуть от Р.С.Ф.С.Р. какую-либо часть ее территории или расторгнуть заключенные ею договоры»;

ст. 58-7 «Противодействие нормальной деятельности государственных учреждений и предприятий или соответствующее использование их для разрушения и подрыва государственной промышленности, торговли и транспорта, в целях совершения действий, предусмотренных статьей 58.1 (экономическая контр - революция)»; ст. 58-8 «Организация в контр - революционных целях террористических актов, направленных против представителей Советской власти или деятелей революционных рабоче - крестьянских организаций, а равно участие в выполнении таких актов, хотя бы отдельный участник такого акта и не принадлежал к контр - революционной организации»; ст. 58-11 «Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственных или особо - секретных должностях при царском строе или у контр - революционных правительств в период гражданской войны». [30,14]

Все преступления указанные в данных статьях предусматривали ответственность в виде расстрела и конфискации всего имущества, с допущением, при смягчающих обстоятельствах, понижения до лишения свободы со строгой изоляцией на срок не ниже пяти лет с конфискацией всего имущества. При установлении судом неосведомленности участника о конечных целях означенного в настоящей статье преступления, участие в нем - лишение свободы на срок не ниже трех лет.

Приговор был приведен в исполнение в день его вынесения. Бейсенов Мака был расстрелян 5 марта 1938 года.

Невозможно представить как руководитель с многолетним партийным стажем, который приложил все свои силы для улучшения жизни в районе, попутно с этим вести контрреволюционную деятельность. Невольно возникает мысль о явной сфабрикованности «Дела Бейсенова» и политическом заказе для государства.

В состав так называемой «национал-фашистской алашордынской» группы Бейсенова вошли также отец и сын: Оразалин Оспан и Оспанов Шайхислям, бывшие лично с ним знакомы. Несмотря на явную невиновность, Оразалин Оспан был арестован вместе с сыном Оспановым Шайхислямом - директором первой в районе школы колхозной молодежи в колхозе Октябрьтан.

. Оразалин Оспан был уроженцем Лебяжинского района, где родился в 1892 году в отделении № 3 Кызыл-когамского совхоза. Он был членом ВКП (б), занимал ответственные посты с 1928 до своего ареста в 1937 году. Ему было предъявлено обвинение в том, что он якобы член Алашорды, агент Японии, вредитель. Оспан был расстрелян 4 декабря 1937 года после непродолжительного следствия, оставив после себя двух сыновей и трех дочерей. [31,11]

Старший сын Шайхислям был арестован вместе с ним. Его дальнейшая судьба сложилась нелегко.

Оспанов Шайхислям - один из тех немногих людей, которые будучи осужденными на длительный срок заключения, сумели вернуться живыми, преодолев тяжкие невзгоды сибирских лагерей. Он прошел адские условия Печорлага, куда был сослан за преступления, которые он не совершал и вернулся живым, чтобы рассказать всю правду о сталинских беззакониях и зверствах творимых от имени Вождя и советского правительства.

Оспанов Шайхислям родился в 1916 году в казахском ауле нынешнего Лебяжинского района Павлодарской области. Шайхислям два года учился в педагогическом техникуме имени Воровского в г. Павлодаре, был секретарем комсомольской организации. По своей натуре очень деятельный, он буквально кипел энергией, ни одно общественное начинание не проходило без его участия. После окончания данного учебного заведения Шайхислям Оспанович поступает в педагогический техникум имени Абая в г. Павлодаре, где также принимает активное участие в общественной жизни техникума, избирается председателем профсоюзного комитета. Дирекция института, учитывая его организаторские способности и успехи в учебе, назначает Шайхисляма преподавателем истории на младших подготовительных курсах. С этого момента начинается его педагогическая деятельность.

После окончания в 1935 году по просьбе Максимо-Горьковского (ныне Качирского) района школьный отдел Восточно-Казахстанского обкома партии Оспанов Шайхислям был направлен в этот район директором вновь организованной школы колхозной молодежи (ШКМ). В то время это школа была первой казахской семилетней школой в районе, и поэтому дети собирались со всего района. Шайхислям Оспанович проработал в Октябрьтанской ШКМ до ноября 1937 года.

В 1937 году накануне выборов в Верховный Совет СССР Оспанов Шайхислям был избран председателем участковой комиссии по Октябрьтанскому избирательному участку. 9 ноября 1937 года он участвовал в районном совещании по подготовке к проведению выборов, а через три дня, 11 ноября 1937 года ночью из района приехали работники НКВД, которые арестовали Шайхисляма Оспановича и его отца - Оразалина Оспана и еще 5 человек из колхоза. Их привезли в районный центр, где встречать их вышел сам начальник районного НКВД. Шайхисляма посадили отдельно от отца. С тех пор он никогда не видел своего отца и ничего не знал о его судьбе. И только в годы массовой реабилитации Шайхислям смог узнать, что его отец Оразалин Оспан был расстрелян 4 декабря 1937 года по приговору тройки УНКВД по Восточно-Казахстанской области. Оразалин Оспан был реабилитирован впоследствии постановлением Павлодарского областного суда от 29 мая 1957 года, как и многие другие несправедливо осужденные в годы сталинских репрессий. Так спустя 30 лет было восстановлено доброе имя человека не совершавшего никакого преступления, которое было инкриминировано ему следственными органами.

Дело Шайхисляма Оспановича вел районный следователь. Ему было предъявлено обвинение в том, что он является членом алашордынской организации, агентом Японии, вредителем колхоза. Признание выбивали силой, применяя самые жестокие способы допроса. После месяца мучений Шайхисляма принудили подписать протокол допроса. Затем его привезли в Павлодар вместе с другими заключенными. После долгих мучительных дней и ночей, недель и месяцев его и других, таких же как он «врагов народа» погрузили в вагоны-теплушки и отправили в Севураллаг. На место назначения прибыли в январе 1938 года. Только здесь им объявили, что они осуждены решением тройки НКВД по ст. 58, п. 10, п. 11 сроком на 10 лет.

Оспанов Шайхислям в лагере относился к политическим заключенным в отличие от преступников, отбывавших наказание за уголовные преступления. Их пригнали в лес, где они сами поставили палатки, затем выстроили бараки. В долгие сибирские зимы в бараках было очень холодно, кормили плохо. Работали заключенные на заготовке и вывозке лесоматериала. Шайхисляму повезло: в бригаде, в которую он попал были в основном павлодарцы и они всячески помогали и поддерживали друг-друга,

С началом Великой Отечественной войны их бригаду отправили на север в Печорлаг на постройку железной дорог - «Печора-Абезь-Воркута».

В Печоре Шайхислям женился на русской девушке, которая работала фельдшером в санчасти, Горячевой Александре Ивановне. В 1947 году у них родился первенец - сын Олег.

После окончания срока заключения Шайхислям переехал с семьей на родину - в Казахстан. Новую жизнь он решил начать в родном Лебяжинском районе селе Черное. Александра Ивановна устроилась на работу фельдшером в медпункте. Сам Шайхислям решил продолжить, прерванную когда-то по воле судьбы, свою любимую работу - учить детей. [32,12]

В 1957 году Шайхислям Оспанович получил справку о том, что постановлением президиума Павлодарского областного суда от 29 мая 1957 года решение бывшей тройки УНКВД Восточно-Казахстанской области от 22 декабря 1937 года отменено, что он реабилитирован. Но разве могла эта бумажка вернуть 10 лет его жизни, вернуть погубленную молодость?

Это лишь малая часть истины о безвинно осужденных гражданах, обвиненных собственной страной «врагами народа». Кому был выгоден арест и расстрел людей стоявших у власти, которые своими делами и личным примером мужества строили социализм на вверенном им участке. В этом вопросе сейчас разобраться очень трудно. Хотя может люди донесшие на Бейсенова и его товарищей, судившие их и приводившие приговор в действие по сей день живы? У них ведь тоже были дети, сейчас подрастает уже третье поколение их потомства, не ведая о страшных преступлениях своих предков. Никто сейчас не возьмет на себя смелость сказать: «Да, я доносил на своего вчерашнего товарища и соратника, я расстреливал осужденных по приказу». Сейчас привычным делом стало спихивать все на систему, дескать, время было такое. Не ты, так тебя. Эти люди забыли о простой народной истине: «Не рой другому яму, сам в нее попадешь». Может статься, что они попали под следующую волну репрессий. Ведь сталинская машина репрессий не знала жалости и усталости.

Но как быть нам, нынешнему поколению, которое только по истечении полувека смогли узнать правду о тех страшных годах и вернуть к памяти народа имена, насильственно подвергнутые забытью.

Проходит время, стираются из памяти лица, уходят в прошлое настоящее, меняются события и люди, только слово вечно. Ведь, если верить М. Булгакову «Рукописи не горят». Мы надеемся, что вечная борьба добра со злом завершится победой доброго начала в человеке. А иначе зачем страдали эти люди и перенесли тяжкие испытания, если нынешнее поколение предаст их именa забвению.

3.2 Владимир Иванович Шарапов и Оскенбаев Базыкен

Владимир Иванович Шарапов родился 3 марта 1894 года в селе Песчаное нынешнего Качирского района Павлодарской области, происходил из казаков, еще его дедушка Шарапов Михаил был направлен в Павлодарское Прииртышье для прохождения военной службы. Отец его Шарапов Иван Михайлович тоже был военным человеком, жил в с. Песчаное, где и умер в 1901 году.

Владимир Иванович закончил кадетский корпус, был военным, как отец и дед. Он был женат на Ольге Николаевне Карбышевой, дочери военного. Ее прадед Иван Семенович , основатель рода Карбышевых скончался в 1864 году, похоронен в с. Песчаное.

После революции 1917 года Владимира Ивановича как бывшего военного царской армии выслали в г. Вологду, с ним поехала жена, детей у них в то время не было. Из ссылки вернулись в с. Песчаное, имели свой дом, вели небольшое хозяйство, являлись середняками.[33,2]

В сентябре 1929 года Владимира Ивановича арестовали и заключили в Павлодарскую тюрьму, о причине ареста родным не сказали. К этому времени в его семье было трое детей: сыновья Вячеслав и Николай, дочь Нина. Ольге Николаевне оказалось не под силу одной вести хозяйство. Она бросила дом, наняла подводу и со всем своим маленьким добром и самым главным богатством-детьми поехала в г. Павлодар к своей дальней родственнице Пучеглазовой Елене Ивановне, где стала дожидаться возвращения своего мужа. [34,6]

Владимир Иванович был выпущен из тюрьмы через три месяца под обязательство сотрудничать с органами - доносить на песчанских казаков, недовольных советской властью. Такой сотрудник был очень нужен органам НКВД, так как в той атмосфере страха и доносительства каждое неосторожно сказанное слово могло сыграть злую шутку с человеком.

Не желая предавать своих родных и доносить на односельчан Владимир Иванович остался на службе в Павлодаре, где принес большую пользу в деле обучения молодых призывников навыкам кавалериста.

Владимир Иванович как бывший офицер старой армии хорошо разбирался в лошадях и его часто привлекали для отбора лошадей для кавалерии РККА, по заданиям облвоенкомата он ездил в командировки по области и Казахстану. В период призывной кампании он направлялся облвоенкоматом в военный лагерь в с. Баянаул, где все лето проводил всеобуч по подготовке призывников для службы в РККА. Так как Владимир Иванович будучи кадровым военным не имел гражданской специальности, долгое время работал в Павлодарском Осоавиахиме, затем заведующим хозяйством в Павлодарском молтехникуме, одно время - заведующим залом в ресторане «Иртыш», а на день ареста он был заведующим складом Павлодарского рыбзавода.

Следователи из органов НКВД неусыпно следили за ним и его деятельностью и ввиду того, что сигналов от «нового сотрудника» не поступало, вызвали для объяснений. Владимир Иванович объяснил, что пока он сидел в тюрьме, жена с детьми переехала в Павлодар, поэтому находясь в городе, он не мог собирать сведений о настроениях песчанских казаков. Тогда ему было предложено написать историю сибирского казачества - ведь он потомственный казак, офицер. Но история казачества так и не вышла из-под его пера. Вот как вспоминает об аресте отца старший Вячеслав Владимирович: «20 июня 1937 г. Глубокой ночью постучали в ворота, жили в это время мы (отец, мать, трое детей школьного возраста) по улице К. Маркса, 29. Отец снимал дом по договору. В дом вошли два человека, одетые в форму милиционеров того времени, предъявили отцу ордер на обыск. Ночь была душной, дети спали на полу, нас согнали с постеленного, перетрясли всю подстилку и загнали в угол».

Один милиционер, усевшись за стол, вел разговор с отцом и что-то записывал, другой рылся и швырял на пол все, что попадало ему в руки, даже школьные сумки и детские игрушки не ушли от его внимания, тряс книги, топтал учебники. К утру в доме образовалась свалка: белье, книги, одежда - всё валялось в куче. Мама сильно плакала, а отец все время ее успокаивал и говорил: «Оля, не переживай, разберутся, я ни в чем не виновен». На рассвете отца увел, я вышел проводить отца, но меня прогнали домой». [35,578] В то роковое утро никто из них не мог знать, что они разлучаются навеки. Ольга Николаевна долго обивала пороги НКВД, тюрьмы, ее тревожила неизвестность о муже, но добиться правды она не смогла. Никто не говорил ей, где ее муж. Передач никаких не принимали, даже белье. Свиданий не давали. Впоследствии ей сказали, что Владимир Иванович в день ареста был этапирован в Семипалатинск.

По данным сохранившимся в архиве Павлодарского КНБ можно узнать, что обвинение Владимиру Ивановичу было предъявлено по ст. 58 УК РСФСР, пунктами 2, 7, 11, 14, а именно «Срыв хозяйственных планов путем задержки директив; в порче семян, техники, неправильном севообороте; во вредительстве на предприятиях; в несвоевременной уборке остатков хлеба; в расстройстве транспорта; в антисоветской пропаганде в очередях, на собраниях и вечеринках; в объединении советских кадров по родовым (семейным), национальным, религиозным и сословно-классовым признакам; в обработке этих кадров (постепенно) методом замаскированного фашизма, т.н. переходная от меньшевизма к махровому фашизму, чтобы сразу не напугать, не оттолкнуть». [36,57]

Далее в отчете следователя говорится, что все осужденные были признаны виновными в том, что являлись членами контрреволюционной повстанческой организации и вели работу по вовлечению в нее новых членов с целью поднятия вооруженного восстания против советской власти. Признание из заключенных выбивались с применением нечеловеческих методов: им не давали спать, пить, заставляли стоять лицом к горячей печке-контрамарке, отчего многие теряли сознание прямо на допросе. Несмотря на все усилия следователя в единственном протоколе допроса датированном от 25 июля 1937 года есть запись Владимира Ивановича, что виновным в предъявленном обвинении себя он не признает и больше показать ничего не может.

Приговор был вынесен 13 августа 1937 года, где было указано, что Владимира Ивановича Шарапова следует «расстрелять как бывшего белого офицера колчаковской армии, являвшемся членом контрреволюционной повстанческой организации, ставившей своей целью свержение Советской власти путем вооруженного восстания» [37,58].

Владимир Иванович был расстрелян в два часа ночи 15 августа 1937 года в Семипалатинской тюрьме.

Всего этого не знали Ольга Николаевна и маленькие Вячеслав, Николай и Нина, которым 53 года ничего не знали о судьбе мужа и отца. В 1960 году им было выдано свидетельство о смерти Владимира Ивановича где было написано, что он умер 15 января 1945 года от инфаркта миокарда. Это фальшивое свидетельство Галине Вячеславовне, внучке Владимира Ивановича было предложено сдать в орган ЗАГСа в обмен на действительное где была указана точная дата и причина смерти, а именно что Владимир Иванович был расстрелян 15 августа 1937 года. 2 февраля 1960 года родным Владимира Ивановича была выдана справка Павлодарского областного суда о его реабилитации 5 апреля 1957 года. В справке было указано, что она выдана самому Шарапову Владимиру Ивановичу.

Но еще до этого семье Владимира Ивановича пришлось пережить немало трудностей и мытарств. Ольга Николаевна, педагог по образованию, до ареста мужа не работала, занималась воспитанием троих детей. Теперь же, оставшись буквально с одним рублем, металась в поисках работы: жену «врага народа» никто не хотел принимать на работу. Ей удалось устроиться уборщицей в детский дом имени Крупской, затем ее перевели на должность кастелянши, где она и проработал до ухода на пенсию. У Владимира Ивановича, умельца на все руки, было много инструмента, теперь его пришлось менять на хлеб, чтобы как-то прокормиться.

«Жили очень бедно. Я как старший, вспоминал Вячеслав Владимирович, - занимался по субботам и воскресеньям перевозкой людей на лодке и все заработанные деньги отдавал маме на хлеб. В летние каникулы помогал плотоводам выгружать лес на берег. Таскал бревна на лошади, где за день платили пять рублей. Бедность окончательно взяла за горло глубокой осенью, когда с началом холодов стало нечем кормить корову и нечего надевать, идя в школу. Мама была вынуждена продать корову. На вырученные деньги одела школьников, а с наступлением холодов устроилась уборщицей в детский дом. Должность педагога ей не предложили, хотя она и имела педагогическое образование.

С июня 1937 года мы остались без отца и на протяжении 53 лет не знали истинной причины смерти отца, где похоронен и что было с ним, мы не знаем и по сегодняшний день. Открытого суда над отцом не было, результаты постановления тройки УНКВД по Восточно-Казахстанской области от 13 августа 1937 г. нам были неизвестны».

Искренней любовью дышат строки стихотворения Вячеслава Владимировича, посвященные отцу и другим жертвам беззакония советской власти. [38,45]

Улицей Маркса он рано ушел,

Его увели и он не пришел.

Участь плохая постигла его,

Многих тогда, не его одного.

Людей уводили как скот со двора,

Завоет собака, а следом беда.

Люди боялись стука в окно,

Свет прикрывали, накинув пальто.

Сосед до соседа боялся ходить,

Было опасно знакомства водить.

Детей не пускали к соседям играть,

Где мужа забрали, осталась лишь мать.

Выли собаки ночью к беде,

Обыски шли почти в каждой избе.

Искали чего и сейчас не пойму,

К утру уводили мужчину в тюрьму.

Мать оставалась с кучей ребят

Испуганно дети на маму глядят.

Они не поймут своим детским умом,

Какое несчастье свалилось в их дом.

Мать постарела, стала болеть,

Лицом побледнела, как желтая медь.

В думы о муже ушла с головой,

И кажется ей, он давно не живой.

Каждую ночь ей мерещились сны,

Видит его, он на гребне волны.

Бьётся о скалы, а ветер ревет,

Он окровавлен, на помощь зовет.

Другая волна, накрыв с головой,

Уносит обратно в пучину с собой.

Жизнь убита и труп на плаву,

Брошен волною в морскую траву.

Море штормит, гуляет волна,

Встала разбитой с постели она.

Тихое утро. Детишки все спят,

Только и слышно носами сопят.

Мать рядом подсела и стала будить,

Чтоб сон рассказать, на беду поделить.

Плакали вместе за гибель отца,

День был испорчен у всех до конца.

Годы летели, дни и часы,

Много ушло и воды, и росы.

Были морозы, хлестало дождем,

Мать говорила: «Еще подождем».

Он не вернулся, она все ждала,

Так не дождавшись его, умерла.

Время как дождь смывает следы,

По чьей-то ошибке - столько беды.

Её не исправить и боль не уйдет,

Пока наш отец в нашем сердце живет.



Долгие годы правды о своем дедушке допытывалась Галина Владиславовна, которая так и не узнала, где он похоронен. И где похоронены такие же как он жертвы сталинизма. На этот вопрос ей никто не смог ответить. «Когда мы узнаем всю правду до конца? Ведь еще жив бывший начальник тюрьмы, который в 1937 году состоял в этой должности! И их гражданский долг - помочь ответить нашему обществу на последний вопрос: где погребены наши деды? Ведь даже у собаки есть могила, а это люди!» - эти строки, полные боли и гнева, написаны внучкой Галиной Владиславовной в день его памяти 15 августа 1990 года. [39,57]

Несмотря на все беды и невзгоды, выпавшие на их долю, дети Владимира Ивановича не потеряли человеческий облик, а сумели преодолеть все горести и добиться желанной правды - оправдания доброго отцовского имени.

В эту легенду трудно поверить: Оскенбаев Базыкен Восточно-Казахстанской области. Его сын Каримхан Базыкенович, согласно похоронке от 18 апреля 1945 года погиб недалеко от Берлина и похоронен в г. Лебус, а на самом деле живет в г. Павлодаре, вырастил семерых детей, почти всем дал высшее образование, успел отметить золотую свадьбу со своей верной супругой Куляш. За годы он получил немало орденов и медалей за участие на полях сражений в годы Великой Отечественной войны.

Истина в деле с отцом и сыном открылась в ходе подготовки Книги Памяти о погибших в годы Великой Отечественной войны и Книги Скорби о репрессированных в годы политических репрессий. Внучка Оскенбаева Базыкена Бахыт Каримхановна обратилась с запросом в Государственный архив Павлодарской области, где ей сообщили правду об истинной причине смерти ее дедушки. В семейном архиве Оскенбаевых сохранилась единственная фотография Базыкена и «Личный листок ответственного работника», из которого можно проследить жизненный путь этого замечательного человека.[40,34]

Оскенбаев Базыкен Оскенбаевич родился в 1872 году в Чидертинской волости Павлодарского уезда. После окончания 3-х классов начального городского училища он продолжил учебу в низшей сельхозшколе Павлодара, после окончания которой поступил в Омскую центральную фельдшерскую школу. После окончания школы в звании помощника лекаря он с 1899 года по 1909 год работает рудничным фельдшером на Экибастузских копях и фельдшером-надзирателем при приемном пункте в Зайсане, с 1909 по 1917 годы состоял в должности участкового фельдшера 2-го участка Зайсанского уезда. В последующем Базыкен Оскенбаевич служил членом правления культпросветительского общества «Тендык-заманы» и в уездной земской управе с 10 мая 1917 года по 20 декабря 1920 года. С 22 августа 1921 года до переезда в 1926 году в Павлодар служил на различных должностях в Семипалатинске и Зайсане. Он был назначен заведующим уездным отделом здравоохранения Павлодара, в связи с чем был заполнен «Личный листок ответственного работника» 18 февраля 1926 года. Оскенбаев Базыкен не избежал кампании по ликвидации баев-полуфеодалов, поскольку в Павлодаре по ул. Фрунзе, 66 (ул. академика Маргулана) у него был рубленный деревянный дом, что уже было достаточно для причисления его к группе баев. Верный своей профессии, даже в ссылке он работает по специальности: фельдшером ИТД (исправительно-трудового дома) в Семипалатинске и даже в Томской области и на Турксибе. В 64-х летнем возрасте Базыкен Оскенбаев возвращается в Павлодар. Последним местом его работы является Трофимовская врачебная амбулатория Максимо-Горьковского района. Именно отсюда Б. Оскенбаев отправил документы для оформления пенсии с приложением подлинных документов, указав в препроводительном письме о составе семьи: жена, сын Мурадхан с 1913 г. р., Каримхан с 1920 г. р. И дочь Сарвара с 1923 г. р. Однако ответа на свое письмо он не получил. Этот пакет документов с отказом об оформлении пенсии «в связи с недостатком стажа» семья получила уже после ареста Базыкена Оскенбаева. [41,551]

7 августа 1937 года Базыкен был арестован в Качирах, а 9 августа в их квартире в Трофимовке был произведен обыск сотрудником Максимо-Горьковского РО НКВД Дмитриевым в присутствии понятых: председателя сельсовета Барбашевой и секретаря Лукьянца. При обыске были изъяты: деньги в сумме 5080 руб., 3 книги на арабском языке (Коран); 8 штук серебряных монет с изображением Николая II, 12 штук фотографий. Из этой суммы 190 руб. было передано Трофимовскому сельсовету, которые Б. Оскенбаев брал для ремонта больницы. Протокол обыска был подписан супругой Оскенбаева.

На другой день Каримхан по просьбе матери поехал в Качиры, но передачу отцу принять отказались. Он долго плакал, и дежурный смилостивился, взял продукты и одежду для арестованного. После этого семья Базыкена ничего о нем не знала, пока в 1957 году не получили подложное свидетельство о смерти с вымышленной причиной смерти. [42,553]

Прошло почти шестьдесят лет, когда близкие Базыкена Оскенбаева узнали подлинную причину смерти мужа и отца. 20 августа 1997 года им было выдано подлинное свидетельство о смерти Качирским ЗАГСом, где указана подлинная причина смерти: «расстрелян 2 ноября 1937 года по приговору тройки УНКВД по Восточно-Казахстанской области».

Судьба этих двух жертв политических репрессий схожа в одном: им пришлось умирать дважды. Такое в практике судебных органов советского руководства встречалось часто. Родным и близким людям сообщали, что осужденный получил «десять лет без права переписки». В таком случае отпадала необходимость предъявления документов о выдаче свидетельства о смерти, впрочем они себя этим и не утруждали. Обман родных был сделан уже много лет спустя после вынесения приговора о расстреле, для того чтобы убить еще теплившуюся надежду близких, что отец и муж жив.

Как должны были чувствовать себя жена и дети Владимира Шарапова и Базыкена Оскенбаева, которым пришлось дважды пережить чувство потери родного человека. При этом у них не было надежды на то, что они могут увидеть их могилу, дабы отдать дань памяти.

3.3 Депортация немцев в Максимо-Горьковский район

Маховик репрессий в годы сталинщины коснулся не только отдельных личностей, социальных групп и членов оппозиционных большевизму политических партий, но и целых народов, населявших различные регионы СССР.

Прежде всего, следует сказать несколько слов о самом названии «спецпереселенцы», которого удостоились народы, депортированные в 30-40-е годы в северные и восточные регионы страны. Оно появилось в то время, когда Сталин и его окружение начали открытую охоту над своими политическими и классовыми противниками. Окончательно утвердился этот термин в годы коллективизации, когда тысячи представителей крестьянства были насильственно переселены из родных мест. То же самое относится и к различным социальным группам, не вписавшимся в сталинскую модель развития общества. Например, летом 1921 г., когда было очевидным наступление страшного голода, унесшего жизни свыше 2 млн. людей, проживавших в республике, в районах Центрального Казахстана были размещены 150 тысяч спецпереселенцев из внутренних областей России. Так в 30-е годы появилась целая категория населения, статус которой определяется однозначно - «спецпереселенцы» и «спецпоселенцы», со всеми вытекающими из этого ограничениями в правах. [43,118]

Депортация представителей отдельных народов и национально-этнических групп во внутренние районы СССР, в том числе и в Казахстан, началась в предвоенные годы. Причем целесообразность этой акции объяснялась обеспечением безопасности страны.

Первым в военное время испытало ужасы депортации немецкое население Поволжья. Как свидетельствуют сегодня документы и публикации, общественно-политическая обстановка в Поволжье не отличалась от тогдашней ситуации в других районах страны. Многие немцы добровольцами вступали в ряды советской армии и показали чудеса храбрости на фронте. Правда многим из них пришлось сменить свои фамилии и имена на славянские, чтобы их не осудили во время боевых действий. Их родные и близкие, оставшиеся дома, осуждали действия фашистской Германии, горячо сочувствовали советской власти и желали скорейшего окончания войны. Однако 28 августа 1941 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР № 21-60 «О переселении немцев, проживающих в районе Поволжья». Приведем отрывок из его содержания: «По достоверным данным, полученным военными властями, среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, заселенных немцами Поволжья. О наличии такого большого количества диверсантов и шпионов среди немцев Поволжья никто из немцев, проживающих в районах Поволжья, советским властям не сообщал, следовательно, немецкое население района Поволжья скрывает в своей среде врагов советского народа и Советской власти. В случае если произойдут диверсионные акты, затеянные по указу из Германии немецкими диверсантами и шпионами в республике немцев Поволжья и прилегающих районах, и случится кровопролитие, Советское правительство по законам военного времени будет вынуждено принять карательные меры против всего немецкого населения Поволжья. Во избежание таких нежелательных явлений и для предупреждения серьезных кровопролитий Президиум Верховного Совета СССР признал необходимым переселить все немецкое население, проживающее в районах Поволжья, в другие районы с тем, чтобы переселяемые были наделены землей и чтобы им была оказана государственная помощь по устройству в новых районах». Поистине отеческая забота не правда ли? Обвинить в измене и предательстве немецкое население от мала до велика, возложив на них коллективную ответственность за преступления нацистской Германии. На основании соответствующих постановлений СНК СССР и ЦК ВКП (б) с 3 сентября по 28 октября 1941 г. немецкое население Поволжья было полностью вывезено в районы Сибири и Казахстана. Однако карательные акции в отношении немцев этим не ограничились. В тот же период и несколько позже было выселено немецкое население из всех областей и краев, прилегающих к прифронтовой зоне. Депортации были подвергнуты и те, кто находился на фронте и в армии.

...