Формирование имперской стратегии управления

Территориальные комитеты Российской империи

Ещё одной «точкой сборкой», участвующей в формировании стратегии управления, но уже на административном уровне, является территориальный комитет. Будучи частью группы высших комитетов, группа территориальных комитетов занимала верховный уровень управления в структуре государственного устройства Российской империи.

Высшие комитеты, появление которых связывают со второй третью XIX столетия, на историографическом уровне исследуются относительно недавно. Первым, кто обратился к осмыслению феномена высших комитетов, и в частности территориальных, стала юридическая наука в лице Н.М. Коркунова. В 1909 году вышла его работа по русском государственному праву, в которой он отнес территориальные комитеты к разряду высших совещательных учреждений, а также предложил для них особый термин - «верховное областное управление», в связи с тем, что они могли заменить не только обычные административные и законосовещательные учреждения (прежде всего Комитет Министров и Государственный Совет). Таким образом, юридическая наука ввела их не только в круг высших учреждений, но и в сферу верховного управления империи. Высшие комитеты стали институцией, занимающей промежуточное положение между императором и генерал-губернатором (или наместником), оптимизировав также процедуру принятия решений за счёт сокращения числа министров, принимающих участие в обсуждении вопроса. Высшие территориальные комитеты могли иметь собственные канцелярии (или отделения в канцелярии Комитета министров) - важные подготовительные и экспертные инстанции. Их главными задачами провозглашались не только учет специфики управления окраинами, но и проведение мер, направленных на укрепление целостности империи.

Фундаментальная теоретическая основа в изучении высших комитетов была заложена в советский период в диссертационном исследование Т.Г. Архиповой и в важном по своей значимости труде Н.П. Ерошкина. В частности, Т.Г. Архипова отмечала их особый статус как межведомственных органов власти, выделив внутри них основные группы. Она же предложила их классификацию - комитеты, занимающиеся вопросами разработки реформ (пример - секретный комитет 6 декабря 1826 года); комитеты, ведавшие надзором и управлением окраинами, так называемые территориальные комитеты (1 и 2 Сибирские комитеты (1821-38, 1852-1864), Кавказские (1833-1840, 1840-1842, 1842-1882), Западных губерний (1831-1848), по делам Царства Польского (1831-1841), Еврейский (1840-1865), а также комитеты со смешанными функциями. Кроме того, Т.Г. Архиповой были сформулированы их цели: противостояние автономным тенденциям, введение общегосударственной системы органов управления, наделение комитетов функциями территориальных министерств. Важным и отправным для понимания исследуемой проблематики, является ее вывод, что «высшие комитеты по управлению отдельными национальным регионами обычно выполняли роль своеобразных территориальных министерств, осуществляя в отношении подведомственных регионов функции высших законосовещательных инстанций и органов надзора».

Ценными наработками по исследуемой теме отличаются труды Н.П. Ерошкина. Он предложил новое видение и характеристику высших комитетов, назвав их «ещё одним этажом государственного развития». Автор отметил секретный и подпольный характер их деятельности, реализующийся в узком бюрократическом составе. В отличие от Т.Г. Архиповой, он пошел дальше в выяснении вопроса о степени подчинения высших комитетов органам правительства и отметил, что «деятельность большинства высших комитетов ограничивалась обсуждением вопроса по готовому законопроекту или с последующим составлением законопроекта. Часть законопроектов, подготовленных и обсужденных в таких комитетах, поступала в Государственный Совет или Комитет министров, другие утверждались Николаем I, минуя эти учреждения, третьи (их большинство) вообще не получали никакого движения, отвергались чаще всего самим императором». Кроме того, Н.П. Ерошкин предложил обновлённую классификацию высших комитетов, выделив их хронологические рамки существования и отметив их краткосрочность. Вместе с тем, его концептуальное положение о том, что «создание во второй четверти XIX века высших комитетов по управлению отдельными национальными окраинами явилось компромиссом между окраинной автономией и централизаторскими тенденциями абсолютизма», остается значимыми и находит свое подтверждение на историческом материале, а также тот факт, что «группа высших комитетов, осуществляя функции высшей администрации и надзора в отношении некоторых окраин, стремилась преодолеть децентрализаторские тенденции местного управления окраинами» способствуют дальнейшему освоению данного сюжета.

Отмечу, что дореволюционный подход к теоретическому освоению проблемы создания высших, и среди них территориальных комитетов, выраженный в юридическом фокусе, а также оптика советской методологии, отмечающая их функциональное и практическое значение, сформировали некий фундамент, на основе которого в дальнейшем протекало изучение институционального потенциала территориальных комитетов.

В современной историографии попытки теоретического осмысления территориальных комитетов и их значения в управленческом имперском модуле предпринимаются со стороны регионального фокуса. В данном контексте я бы выделил работу А. В Ремнёва и П.И. Савельева в сборнике «Имперский строй России в региональном измерении (XIX - начало XX века)». На страницах этого сборника фиксируется региональная разнородность Российской империи, отмечается специфика управления регионами и окраинами империи, ставится вопрос о структурно-целостной программе их инкорпорации. А главное, отмечается, что создателями такой программы выступали территориальные комитеты. Более того, региональная оптика позволяет подойти к осмыслению существования территориальных комитетов с точки зрения решения не только насущных локальных проблем, появляющихся в центре и перифериях империи, но также предоставляют возможность сконцентрироваться на специфике именно российского имперского опыта при формировании стратегических программ и практик, использующихся для управления и инкорпорации новых территориальных образований в состав империи. Отдельного внимания заслуживает совсем недавно вышедшая работа Л.Е. Горизонтова, отметившего личностный вклад А.В. Ремнева в исследования региональной истории Российской империи, а также формулирующего в своей работе основные подходы и направления в данной сфере.

Проблематика управления окраинами в целом и её институциональная сторона освоения в последнее время также востребована исследователями. Более того, в 2007 году появляется многотомная серия «Окраины Российской империи», авторами которой стал коллектив исследователей, изучающий различные аспекты управленческой политики Российской империи в отношении Сибири, Кавказа и Западных окраин. Главный фокус исследований данной серии сосредоточен на структурах и практиках имперского управления и взаимозависимости имперского центра и регионов. Имперский режим управления окраинами и его модели инкорпорации выступают нарративной платформой для объяснения и изучения феномена исключительно российского опыта. Интересной работой в данном ключе является коллективная монография, объектом которой стал концепт «трансферы» и его опыт изучения и практического применения. Авторы обращают внимание на заимствование имперской администрацией некоторых административных и институциональных практик из европейских и заокеанских систем для дальнейшего их внедрения в решение внутренних насущных проблем. Одной из таких проблем стало освоение территории Сибири и Дальнего Востока и конструирования колониальной имперской политики.

Выявленный исследовательский задел позволяет вписать высшие комитеты в общую логику и структуру правительственной политики самодержавия и сконцентрироваться на роли территориальных комитетов по созданию программ включения окраинных территорий в состав Российской империи, особенно в период правления Николая I.

Перечисленные выше комитеты изучались отдельно и в разное время. Появление так называемых «case studies» проблематики территориальных комитетов можно пояснить наличием их архивных фондов, отложившихся в Российском Государственном Историческом Архиве в Санкт-Петербурге (РГИА), а также повышением интереса к региональной проблематики в целом. В частности, И.Л. Дамешек отмечала, что «практика создания особых комитетов(…) вносила определенный элемент децентрализации в систему управления, ослабляла роль министерств. В известной степени, возникавшие особые комитеты и комиссии представляли собой искусственные промежуточные образования между верховной властью и губернской администрацией». Исследуя взаимодействие высших комитетов с Комитетом министров во второй половине XIX века, А.В. Ремнёв отмечает, что «рассмотрение функций высших комитетов позволяет понять причины живучести устаревшей системы государственного управления авторитарного режима, его способность решать различные вопросы». Иными словами, изучение деятельности территориальных комитетов позволяет продвинуться в теоретическом осмыслении значимости института высших комитетов в управлении окраинными территориями, а также выявить управленческий потенциал имперского государственного аппарата на протяжении XIX столетия.

Исследователи отмечают вклад работы каждого из комитетов в создание полноценной и эффективной правительственной программы, но не все они изучены в равной мере. Сибирские комитеты и кавказские комитеты оказались наиболее востребованными. Фрагментарно получил освещение кавказский комитет 1833-1840 года. А вот механизм формирования и деятельность самого длительного комитета (1845-1882 гг.) представлен специальным исследованием. Ряд исследований посвящены взаимодействию кавказского комитета с наместником и специально созданным VI отделением СЕИВК. Стоит отметить, что все авторы выделяют кавказский регион как специфичную зону для управления, в связи с чем территориальные комитеты постоянно переформировывались и соподчинялись с другими институтами.

Особенным исследовательским вниманием отмечены Западные губернии. Здесь было создано два комитета. Комитетом 1831 года занимались специально Т.Г. Архипова, а чуть позднее О.В. Лепеш. Данный комитет ведал обширным кругом вопросов, связанным со стабилизацией национального, аграрного, экономического и крестьянского вопросов в Литве, Украине и Белоруссии. Западный комитет 1862 года специально изучался А.А. Комзоловой. Примечательно, что поводом для его учреждения послужил тот факт, что «дворянство Подольской губернии составило адрес о присоединении Подолии в административном отношении к Царству Польскому».

Соседней территорией с западными губерниями было Царство Польское. Для её инкорпорации в состав Российской империи были созданы в разное время специальные комитеты. Поводами для их создания стали восстания в Царстве в 1831 и 1863 году соответственно. Комитет по делам Царства Польского учреждённый при Государственном Совете Российской империи в 1831 году изучался ранее лишь одним исследователем. Л.Е. Горизонтов в 1984 в своей дипломной работе, посвящённой системе управления Царства Польского в 30-50-ые года XIX столетия вводит впервые в научный оборот дела фонда комитета, доказывая в последующих работах, что комитет был встроен в общую систему управления Царством Польским имперской администрацией. Он проанализировал механизм отношений наместника, департамента и министра статс-секретаря, в руках которых также находились управленческие рычаги. Моё исследование продолжает развивать начатую 30 лет тому назад тему о спецификах функционирования комитета по делам Царства Польского.

Отдельный интерес представляет для меня работа Е.А. Правиловой, в которой автор, частично используя материалы комитета, рассматривал проблематику институционального вызревания бюджетно-финансовой модели управления периферийными регионами империи (Царство Польское, Финляндия, Кавказ, Средняя Азия) и роль в данном процессе комитета. Автором были отмечены многочисленные противоречия при принятии стратегически важных решений в сфере управления центром регионами, а также дихотомию в области правительственной политики. Все эти тезисы имеют отголоски и в моём исследовании.

Второй комитет, созданный в 1864 году изучен менее всего. Можно назвать работу А.В. Ремнёва, а также работу И.И. Костюшко. Появление данного комитета было сопряжено с реформированием управленческой системы Царства из центра: была создана Собственная е.и.в канцелярия по делам Царства Польского и появившаяся ранее должность министра статс-секретаря была еще больше подчинена вновь созданному комитету, а должность наместника была заменена на генерал-губернаторскую.

Итак, деятельность комитетов западных губерний и Царства Польского была направлена на регулирование ситуации в западном регионе и создания более сбалансированной программы управления. В этой связи Л.Е. Горизонтов отмечал, что были прецеденты совместных совещаний комитетов в 30-х годах, а работа американского историка Эдварда Садена ярко демонстрирует наличие схожих проблем и практик по их решению в данном регионе. Нельзя не отметить работу Т. Викса, в которой исследуются практики русификации в западных губерниях на материале второй половины XIX столетия.

Не обойден исследовательским внимание Остзейский комитет и комитет по делам Дальнего Востока. Особый интерес вызывает работа литовского историка Д. Сталюнаса, позволяющая судить не только о роли Остзейского комитета в управление Прибалтийскими землями во второй половине XIX столетия, но и выявить значение других уровней власти, влияющих на принятие стратегически важных решений, в области русификации и подчинения данного региона центру. Таким образом, функционирование и система устройства территориальных комитетов как новой бюрократической и институциональной надстройки, сформировавшейся преимущественно в структуре государственного аппарата при Николае I, получило свое ведомственное и функциональное оформление. А вот технология их появления, объединения для выработки модели имперского управления различиями на сей день остается практически не изученной.

Интересующий меня комитет по делам Царства Польского является специфическим учреждением, составляя череду территориальных комитетов, созданных в первой четверти XIX века. Его специфика распространяется и на другие комитеты; она связана с вопросом о его ведомственном подчинении в сфере финансового, кадрового, административно-хозяйственного аспектов деятельности. Вышеперечисленные комитеты были подчинены в разное время различным ведомствам, среди которых, как отмечал А.В. Ремнёв, были Государственный Совет, Комитет министров, а также лично император, напрямую имевший доступ к канцелярии комитета. В моем случае, комитет по делам Царства Польского 1831 года был связан административно и финансово с канцелярией Государственного Совета в связи с рассмотрением преимущественно законодательных и финансовых вопросов. Выше обозначенная специфика соподчинённости комитета с высшими органами власти (Государственный Совет и Комитет министров) подвела к необходимости изучения литературы о функционировании Государственного Совета и Комитета Министра.

П.Н. Даневский еще в дореволюционное время стал исследовать институции встроенные в пространство управления Царством, уделив особое внимание департаменту дел Царства Польского. Анализ его деятельности поможет нам установить связь между этим институтом и функционированием территориального комитета. В более позднее время изучение места и роли Государственного Совета в системе управления привлекало внимание целого ряда исследователей. Так, в диссертациях В.М. Голикова, И.В. Мальцевой и А.В. Морозова затрагивались проблемы функционирования Государственного Совета в XIX веке. Однако эти работы во многом схожие по структуре и логике анализа деятельности ГС, ограничивались лишь рамочным анализом устройства данного органа власти. Написаны эти работы в формальной стилистике историко - юридического нарратива, что во многом ограничивает исследование конкретно практических областей функционирования государственного учреждения. Любопытны также работы и по истории функционирования Комитета Министров, в целом являвшегося специфическим, но на разных этапах своей деятельности влиятельным органом власти. Исторический обзор деятельности Комитета министров, вышедшей под руководство С.М. Середонина к столетнему юбилею органа, представляет наибольший интерес при изучении его роли в период правления Николая I, а также при анализе его участия в деятельности территориальных комитетов. Также, кандидатские диссертации Н.И. Зуева и А.В. Ремнева проливают свет на историю деятельности Комитета министров в первой и второй половинах XIX столетия соответственно.

Отдельную группу литературы составляют работы, в которых исследовались различные аспекты истории Царства Польского. В дореволюционной историографии появлялись работы, носящие обзорный характер и освещающие основные сюжеты истории Царства Польского. Среди них особое место занимает работа Н.М. Рейнке, изобилующая интерпретациями и мнениями правоведа по многим управленческим аспектам в административно-правовой политике империи по отношению к территории ЦП. В советский период отечественные исследователи фокусировались на экономических и правовых аспектах истории Царства Польского и его вхождении в состав Российской империи, а в свою очередь польские историки уделяли внимание функционированию отдельных конкретных учреждений, в частности для моего исследования интересны работы по изучению вопросов функционирования системы Государственного Совета в ЦП и министерства Статс-секретариата.

На современном этапе изучение истории Царства Польского среди отечественных исследователей активно продолжается. Одним из главных вдохновителей по изучению русско-польской истории является уже упомянутый мною Л.Е. Горизонтов, затрагивающий в своих работах различные сюжеты, связанные с появлением поляков на территории Российском империи и наоборот. Есть и литература, посвященная анализу отдельных проектов, связанных с историей Царства Польского. В частности, главным «продуктом» деятельности комитета по делам ЦП принято считать Органический Статут или Манифест об управлении Царством Польским, который по логике создателей должен был заменять в законодательном плане конституцию 1815 года. Изучение данного документа привлекло внимание ряда исследователей. Отдельные сведения можно найти в работах С.В. Кодана, будучи правоведом, предпринял юридический анализ данного документа. Анализируя подробно каждую главу манифеста, автор отмечал его правовые особенности и новшества. Ещё один юридический анализ Органического статута предпринял белорусский исследователь Е.Г. Луфречик, помимо подробного анализа самого статута, вписал его в контекст законодательной интеграции ЦП от создания конституции 1815 до статута 1832 года. Также стоит отметить работу современного польского исследователя по истории образовательной политики в Царстве Польском, навязанной ему Российской империей в XIX веке.

Административная история политических ведомств тесно связана с изучением биографий людей, участвующих в их создании и функционировании, тем самым своего внимания заслуживает и антропологический аспект. В моём случае трудно обойти стороной личность самого Николая I, являвшаяся главным идеологом и стратегом всей созданной системы управления. Среди множества работ по исследованию жизни императора и времени его правления позволю себе ограничиться тремя концептуально важными работами, критерием выбора которых послужат их методология и аспект изучения. На мой взгляд, и С.В. Мироненко, и Л.В. Выскочков в своих работах настаивали на роли Николая I как эффективного стратега и административного деятеля, которой сформировал рациональную и «строгую» в плане функционирования систему. Также, в более ранний период к похожим выводам пришел Н. Рязановский, вписав политику Николая I в камералистскую парадигму эпохи. В этом же контексте любопытна работа по эпохе Николая I американского историка Брюса Линкольна, также отмечающего рациональность и целостность административной политики императора.

Работы князя Щербатова, базирующиеся на обширном архивном материале и П.Д. Николаенко позволяют познакомиться также с остальными главными действующими лицами; И.Ф. Паскевичем-Эриванским - наместником Царства Польского с 1832 по 1856 годы и В.П. Кочубеем - председателем комитета по делам ЦП при ГС с 1831 по 1834 год соответственно, а также работы О.А. Любезникова знакомят нас Н.Н. Новосильцевем, сменившего В.П. Кочубея на посту председателя Государственного Совета и комитета, но также игравшего важную роль в политике инкорпорации Царства Польского в состав империи ранее при Александре I.

Выделенные мною различные историографические направления намечают лишь некоторые пути, по которым можно подходить к проблеме изучения управления Царством Польским, фокусируясь на системе государственных учреждений и их технологиях. Проведённый историографический анализ показал, что проблематика комитетов и их форматов функционирования, как институтов власти, специально не изучалась; исследователи в основном занимались изучением какого-то одного определённого комитета и аспекта его функционирования. Хорошо представлены отдельные участники и «единицы», активно вовлекавшиеся в процесс управления при Николае I, есть показательные работы в современной историографии, лежащие в схожем проблемном поле, позволяющие нащупать характерные черты и пути понимания феномена комитета и его деятельности как важнейшего стратегического органа управления. Но функциональный потенциал отдельно взятого комитета, а также реализация его работы в политическом контексте рассмотрены слабо. Таким образом, в академическом смысле изучение опыта выработки программной модели управления на институциональном уровне регионом Царства Польского после восстания 1831 года в среде комитета приобретает особую значимость.

Таким образом, описанный мною историографический задел позволяет столкнуть имеющиеся эмпирический материал и избранную теоретическую рамку. Данная попытка позволит взглянуть по-новому на то, как функционировало III отделение и жандармская имперская система в 1830-40-ые годы, а также позволит подойти к ответу на вопрос было ли эффективным создание очередной институциональной надстройки в виде территориальных комитетов в 1830-ые годы. Помимо этого, одной из задач будет осмыслить специфику и характер имперской стратегии управления окраинами, совмещая параллельно два институциональных опыта администрирования и интеграции.

2. «Полицейская точка сборки»: реконструкция истории создания третьего жандармского округа на территории Царства Польского (1831-1843)

территориальный жандармский округ подольский

Эпоха правления Александра I (1801-1825) оставила значительный след в истории государственного управления. Именно в этот период была создана современная управленческая матрица ведомств и государственных учреждений, составляющих целостный аппарат управления. Реалии XVIII столетия с коллегиальной конъюнктурой и просвещённым абсолютизмом заменялись министерскими принципами управления и неокамералитстской логикой правления. Николаю I предстояло, по замечанию В.Э. Багдасаряна, «завершить ряд структурно-функциональных преобразований: переход от коллегиальной к министерской системе; институционализацию императорской канцелярии, создание российской государственной инфраструктуры на присоединённых территориях». В атмосфере недореформированной, требующей своего укрепления институциональной среды управления, Николай I вступает на престол в 1825 году.

Замена Александровской либеральной модели управления, заключавшаяся в наделении министерств автономными полномочиями, в создании Государственного Совета и Комитета министров, в даровании конституций Царству Польскому и Княжеству Финляндскому на этатисткую, камералисткую модель Николая I, посредством бюрократизации, рационализации и централизации управленческих механизмов, была главным структурным переходом второй трети XIX столетия. Проявление данного перехода можно проследить в кардинальной модификации Николаем I Собственной его императорского величества канцелярии, становившейся главным приближённым управленческим ядром императора. Как отмечали историки, данная модификация заключалась в полном контроле управленческих рычагов в руках императора. Одним из таких «рычагов» управления стало III отделение, влияние которого было наибольшим среди остальных.

Параллельно с вышеописанными внутренними институциональными сдвигами происходили трансформации в управлении окраинами, в частности Царством Польским, статус которого претерпел значительные изменения с 1815 года, когда ему была дарована конституция. Польское восстание 1830-1831 стало поводом для пересмотра имперской политики в административно-правовом направлении. 29 ноября 1830 года Николаем I была высказана вполне чёткая и ясная позиция по вышеупомянутому вопросу: «Польша постоянно была соперницей, самым неумолимым врагом России; все, что делается и происходит в Польше наглядно показывает […], что русские интересы несовместимы с существованием польского королевства». Но стоит также добавить к этому, что такой явный антагонизм был взаимным. Вот, что приводится на этот счёт в одном из нравственных отчётов III отделения за 1832 год: «В Царстве Польском расположение умов вовсе неудовлетворительно; поляки жаждут освободиться от законного их правительства. Они мечтают, что вся Европа, и в особенности Англия и Франция, исключительно судьбою их занимаются, и потому относят к себе всякое новое в политике Европы обстоятельство». Безусловно, такое положение дел не устраивало Николая, и его правительством была начата постепенная ликвидация автономного статуса Царства Польского.

Таким образом, в период с 1825 по 1831 годы происходил процесс оформления николаевского внутреннего и внешнего политических курсов, выражавшийся, во-первых, в создание нового облика модели управления империей, в сфере вопросов безопасности главным органом которой стало III отделение СЕИВК, а во-вторых, очевидно напрашивалась кардинально новая политика по отношению к территории Царства Польского, революционные настроения которого не могли устраивать имперский центр. Два параллельно происходящих процесса не могли не соприкоснуться. III отделение, будучи главным оружием Николая I в сфере контроля и безопасности, должно было заняться наведением порядка в Царстве Польском в военно-полицейской сфере. Данная глава будет посвящена изучению участия политической полиции в военно-полицейской стратегии Николая I на территории Царства Польского в период с 1831 по 1843 годы.

Создание III отделения и Корпуса жандармов

III отделение СЕИВК было создано 3 июля 1826 под начальством генерал-адъютанта А.Х. Бенкендорфа в результате многолетних обсуждений различных вариантов проектов по созданию «высшей полиции» в Российской империи. В результате указа от 3 июля новое учреждение наделялось многочисленными функциями, в основном сводившимися к сбору информации о всех событиях и различного рода сведений и статистических материалов, происходящих на территории империи, к слежке и надзору за обществом. Помимо политического надзора, в целом функции вновь созданного ведомства ничем не отличались от существующей ранее Особой канцелярии Министерства внутренних дел, помимо того, что вся деятельность отделения была подчинена императору, и он непосредственно, вместе с А.Х. Бенкендорфом руководил его работой. Как отмечает историк И.В. Оржеховский, указ от 3 июля 1826 года «не дал юридического обоснования места нового органа «высшей» полиции в системе государственных учреждений России. Из его текста следовало, что III отделению отводилось особое, независимое от администрации и общей полиции положение в государственном аппарате. С одной стороны, оно обуславливалось самим значением политической полиции, содержанием ее власти, которая трактовалась широко - от наблюдения и тайного надзора… до составления ведомостей и статистических сведений о всех происшествиях в империи. С другой стороны, принадлежность нового органа наблюдательной полиции к собственной канцелярии императора открывала перед III отделением широкие возможности, и прежде всего позволяла активно вмешиваться в другие отрасли государственного управления».

Следующим этапом в организационно-структурном оформлении нового органа, ведавшего функциями военно-полицейского контроля стало создание непосредственно исполнительной системы, функции которой выпали на жандармские подразделения, существовавшие и ранее в Российской империи. Будучи разрозненными и нестабильными в регионах империи, жандармские подразделения не представляли из себя эффективного ведомства, ведавшего полицейским контролем. В связи с созданием III отделения, 28 апреля 1827 года было принято решение о сформировании новой жандармской организации - Корпуса жандармов, которая бы стала главным исполнительным органом III отделения, ранее состоявшего из бывших структур МВД.

Вслед за структурным оформлением, последовало создание окружной системы, предполагающее деление территории Российской империи на пять жандармских округов, включающих каждый по 8-11 губерний. Каждый округ, согласно данному положению, получал свой штат, расписание, жандармские подразделения и включался в общую жандармскую систему. Начиная с 1830-х годов данная система была пополнена помимо уже имеющихся округов ещё несколькими, а именно - Сибирским, Кавказским и округом на территории Царства Польского, истории создания которого будет посвящена данная глава.

Первый этап создания III жандармского округа (октябрь 1831-февраль 1832)

На территории Царства Польского жандармы существовали с 1816 года и составляли 8 воеводских и 31 жандармскую команду, которые в свою очередь комплектовались из лиц польского происхождения. Отмечу, что в целом распространение жандармов по территории Европы именно в этот период было связано с конструированием пост-Наполеоновской модели безопасности внутренних границ государства. Как отмечает польский исследователь А. Прухник, жандармерия в Царстве Польском до 1832 года подчинялась исключительно наместнику. В связи с выше обозначенной централизацией имперских жандармских подразделений, А.Х. Бенкендорф стремился включить в окружную жандармскую систему и территорию Царства Польского. Более того, это было связано и со вспыхнувшим восстанием в конце 1830 года в Царстве, т.е. с реальной угрозой безопасности империи.

29 ноября 1830 в третий округ, который на тот момент включал в себя Киевскую, Волынскую, Подольскую, Минскую, Гродненскую, Виленскую и Могилевскую губернии, был назначен начальником генерал-лейтенант Лесовский, ранее возглавлявший четвертый округ. Предполагая, что к нынешнему третьему округу будет присоединена территория Царства Польского, Лесовский отмечал, что «состав нынешнего третьего округа заключает в себе 9 губерний и таковая обширность уже достаточна для одного Начальника, если уже к тому присоединить ещё Царство Польского заключающее в себе 8 Воеводств, равняющиеся каждой нашей губернии, что составит таковых 17, без особенных способов и значительного умножения штата Начальника сего умноженного округа, он с пользою выполнит обязанности своей не в состоянии будет». В своей записке, составленной в ноябре 1831 года, генерал-лейтенант Лесовский излагает свои мысли по поводу устройства будущего третьего округа на территории ЦП, а также о возможностях распространения там тайной полиции.

Что касается устройства будущего округа, то Лесовский отмечал, что все польские 17 губерний и 8 воеводств «принадлежа к одному составу, одушевлены одним духом, одними мыслями, одними чувствами и одними желаниями и надеждами; когда опыт прошедших времен показал, что затеи мятежа на одном пункте имели в одно же время свои отрасли и сношения и в прочих всех частях, представляется особенная выгода дабы все сведения наблюдательной власти по всем сим губерниям и воеводствам для соображения и принятия скорых и решительных мер стекались к одному лицу». Тем самым Лесовский предлагал, чтобы все будущие жандармские подразделения подчинялись Главнокомандующему Действующей Армии, т.е. наместнику И.Ф. Паскевичу-Эриванскому, а также предлагал «для легчайшего хода дел можно сделать особенного окружного начальника для Царства Польского, а по обеим округам Начальника Штаба, по Западным губерниям и Царства Польского Корпус Жандармов, таким образом сосредоточить сведения власти наблюдательной предоставленный само собой разумеется, что преобразование всего сего состава будет следовать пополнить столь для губерний нынешний 3 округ составляющий сколь для Царства Польского, то что опытность последних событий нужным показывает». Тем самым, с ноября 1831 поднимается вопрос о распространении имперской жандармской системы на территорию не благонадежного ЦП и более того, данная практика воспринимается как необходимая. Продолжению развития данной идеи послужила полемика между А.Х. Бенкендорфом и И.Ф. Паскевичем, отложившаяся в их многолетней переписке. В своей же записке Лесовский предлагает проект тайной полиции, распространить которую он планирует на территории польских губерний и обращается со своим проектом к А.Х. Бенкендорфу.

Данный проект назывался «Проект учреждения полиции в Царстве Польском без издержек Правительства» и заключался в использовании так называемых кагальных каналов (еврейские общины), с целью получения информации и тайных сведений. Проект содержит в себе 13 статей, каждая из которых сопровождается комментарием А.Х. Бенкендорфа, в целом оценивающий данный проект негативно. По словам Лесовского, «для учреждения полиции без издержек правительства, и чтобы она не была столь явна как прежде представляется здесь следующее предначертание, которое принесет большую пользу как в отношении нравственном таки в том, что Казна не будет иметь никаких издержек». Такого рода «экономичное» предложение по устройству полиции встречается шефом жандармов положительно, так как «правительство должно стремиться ко всему нравственному и хозяйственному. Когда оно может быть согласно с предоставленными правами, законами, обычаями, пристойности и достоинством Правительства». Но что касается остальных положений, то они были встречены А.Х. Бенкендорфом с настороженностью, так как были связаны с наделением большой свободы кагалам и всё закончилось тем, что, во-первых, шеф-жандармов выразил настороженность по поводу того, что «откровенности тайной полиции, её действия и управления, суть слишком важны особенно в своих последствиях, чтобы можно сия отдать в руки евреев без другого удостоверения и ручательства как одних лишь слов проекта» и в результате проект был отклонен, тем более в связи с ожидаемыми неизбежными издержками.

Таким образом, проект Лесовского открывает собой череду дискуссий о том, на каких началах должен быть устроен третий округ на территории Царства Польского и как будет функционировать полиция в любом из её видов. В октябре 1831 года, т.е. даже за месяц до проекта Лесовского, А.Х. Бенкендорф обращается в письме к И.Ф. Паскевичу и пишет следующее: «По предварительному сношению с Вашей Светлостью, государь император соизволил предположить при восстановлении спокойствия в царстве Польском учредить в оном чиновников корпуса жандармов и вместе с письмом изъявить желание чтобы они в последствии поступили в мое ведение и составили один и тот же Корпус с чиновниками в России, находящимися дабы тем самым сосредоточить во всей империи действия корпуса жандармов и из частей раздробленных составить одно целое», а также отдает приказ Лесовскому наблюдать за состоянием польских губерний, и вызывает его из армии «для предварительного образования наблюдательной меры в Царстве Польском». Отмечу, что на самом раннем этапе генерал-лейтенант Лесовский играл важную роль в создании третьего округа и через него А.Х. Бенкендорф узнавал о состоянии Царства.

Шеф жандармов также поставил в известность императора Николая I 15 ноября 1831 года о том, «что жандармы Царства Польского со временем составят одно целое жандармами всей Империи, я намерен смешать сих чиновников так, чтобы впоследствии между ними не было разницы и для того назначаю в Царство Польское людей опытных» и для этого «осмеливаюсь испрашивать соизволения предоставить Главнокомандующему генерал-фельдмаршалу князю Варшавскому, Графу Паскевичу Эриванскому определить то содержание, которое си чиновники в Царстве Польском получать должны, ибо жалование по внутренним окладам не будет достаточно и поставить их в невозможность, претерпевая нужду». В дальнейшем вопрос о жалованиях и содержании русских и польских жандармов не раз всплывал между шефом и наместником, и окончательно был разрешен лишь в финальном варианте проекта от 18 июля 1843 года.

В ответ на предложение А.Х. Бенкендорфа об устройстве жандармского округа на территории Царства Польского, наместник И.Ф. Паскевич заметил, что в Царстве уже существуют ведомства, ведавшие полицейской сферой, а именно тайная полиция военного генерала графа Витта, вспомогательная тайная полиция посредством жидовских каналов, руководимая подполковником Корпуса Жандармов Пухало-Цевинским, через Военного Генерала Полицмейстера Лесовского, а также учрежденная Тайная полиция через чиновников почтового ведомства в непосредственном заведывании Министерства внутренних дел.

Далее, И.Ф. Паскевич добавляет, что «тем в дополнении к сим Полициям оставалось учредить третью, исполнительную, которая, по-моему, мнению, непосредственно принадлежит Жандармам. Учреждение оной я поручил Комитету под председательством генерала графа Витта, предполагая составить Жандармский Корпус Царства Польского частью, из нижних чинов, принадлежащих Кавалерийским резервам Стриенского…». Более того, по его мнению, данный жандармский корпус должен исключительно состоять из польских уроженцев, так как «для исполнительной полиции, которую полагаю преимущественно для них свойственною, необходимо знать язык и обычаи края». Но главный вывод, который делает из всего этого наместник заключается в том, что он не считает, что «через Жандармов можно получать важные сведения на счёт направления умов и скрытных действий злоумышленников, потому что уже самая их служба и даже мундир ими носимый, заставляют них чуждаться всех тех, которые опасаются надзора Правительства», а также отмечает тот факт, что «отношении Польские уроженцы могут быть скорее полезны, чем Русские, посредством родственных и дружеских связей своих». И главное также, против чего выступает Паскевич в оппозиции мнению Бенкендорфа, так это против «учреждения Чиновников Жандармского Корпуса из Русских и таким образом, чтобы они составляли один и тот же Корпус с Чиновниками в России…преждевременным».

Таким образом, взгляды на создание жандармского округа на территории Царства Польского значительно разнятся между шефом жандармов и наместников Царства и препятствует на конец 1832 года поиску компромисса в данном вопросе. Аргументы против у И.Ф. Паскевича заключались в специфики края, наличии уже созданных и внедренных полицейских каналов, а также в большом пространстве польских губерний и не способности контролировать данную территорию одним начальником.

А.Х. Бенкендорф незамедлительно отреагировал на высказанные наместником сомнения и трудности по поводу организации округа и обратил внимание на тот факт, что он не выступает против подчинения чиновников Корпуса жандармов Варшавскому Военному губернатору Витта, но в свою очередь не может согласиться с тем обстоятельством, что «назначенные в Жандармы коренные уроженцы Царства Польского были более полезны, нежели офицеры мною назначаемые, ибо уроженцы Царства почти все более или менее оказали себя противниками законного правительства, тогда как я назначил по требованию самого Графа Витта офицеров, кои по своей верности, умственным способностям и образованию на верно оправдают…. () одни из назначаемых мною офицеров суть природные поляки….получили достаточные понятие (во время мятежей) о, как о языках, так и об обычаях Польши». Назревшее явное противостояние позиций и взглядов мог разрешить в данном случае лишь император и 29 ноября предлагает «назначить в Царство Польское офицеров, которые по долгому служению в западной России получили основательное понятие о языках и обычаях того же края, учредить жандармскую команду из одного обер офицера, 4 унтер офицера, 24 рядовых, на том самом основании, как и существующем в российских губерниях», а также просит И.Ф. Паскевича докладывать ему о всем происходящем в Царстве, чтобы «иметь всегда общую картину состояния завоёванного вами края». На протяжении января-начала февраля 1832 происходил процесс официального оформления третьего округа на законодательном уровне, что выразилось в официальном законе, подписанным императором. Но на данном этапе данный указ не конкретизировал структуру округа и его устройство, ограничившись лишь сменой нумерации остальных округов, что привело как раз к появлению третьего жандармского округа на территории Царства Польского. Организационно-структурную часть предстояло создать на дальнейшем этапе, начавшийся с марта 1832 года.

Первый этап создания третьего округа был ознаменован лишь рамочным оформлением принципа его формирования. Была сформулирована причина и необходимость в появлении данной структуры, хотя И.Ф. Паскевич выражал крайние сомнения по поводу его надобности в связи с наличием других каналов полицейского контроля. Также стало очевидно, что потребуется некоторое время для поиска компромисса между А.Х. Бенкендорофом и И.Ф. Паскевичем, так как их взгляды и видения на устройство будущего жандармского округа значительно разнились. Связано это было в разной степени понимания складывающейся ситуации: Бенкендорфу не терпелось опробовать только созданную и законодательно оформленную имперскую жандармскую систему на «окраинном материале», И.Ф. Паскевич в свою очередь видел реальный расклад вещей непосредственно находясь в самом Царстве и в целом ощущая системно всю невыгоду сотрудничества в этом вопросе с имперскими властями, решил для сохранения своей автономии в вопросах управления, а также с целью уберечь от очередных расходов Царство, выступить против данного нововведения. Второй этап был ознаменован дальнейшим столкновением взглядов двух управленцев, а также организационно-структурным оформлением устройства округа.

Второй этап создания III жандармского округа (март 1832-июль 1837)

При издании указа о создании третьего округа, Николай I отметил, что «округ сей именовать 3 округом Корпуса Жандармов и издержки, потребенья на содержание оного отпускать из доходов Царства Польского». Вопрос финансирования округа как уже было отмечено ранее, больше всего заботил И.Ф. Паскевича и именно поэтому, он не соглашался с предложением об его учреждении. Но механизм уже был запущен и уже А.Х. Бенкендорфа в свою очередь заботил процесс оформления штата и расписания округа, заключающийся в комплектовании округа жандармами и обеспечением их всем необходимым. Также отмечу, что в начале февраля 1832 года Лесовского на посту начальника округа сменил Генерал-Майор Граф Нессельроде, через которого теперь велось разрешение всех насущных вопросов.

6 марта 1832 года И.Ф. Паскевич предоставил на рассмотрение А.Х. Бенкендорфу следующие документы: 1) Расписание 3 округа. 2) Штат управления сего округа. 3) Штат управления жандармского штаб офицера в двух воеводствах. 4) Штат жандармскому Дивизиону в Варшаве. 5) Штат жандармской команды в двух воеводствах. 6) Штат команд в Крепости, а также впервые поднял вопрос о размере жалований и содержании жандармов в Царстве и отмечал, что «как местные обстоятельства и потребности служащих чиновников в Царстве, Вашей светлости ближе известные, то не неблагоугодным ли будет определить содержание сие сообразно тем нуждам, которые существуют в Царстве Польском и назначив жалование по грузинскому положению, предоставить право чиновникам Корпуса жандармов пользоваться такими столовами деньгами и другим содержанием, которое Ваша Святость справедливым признать изволит». Тем самым, наместник пытался обратить внимание императора на специфику и отличие жизни в Царстве нежели во внутренних губерниях империи, где жизнь значительно дешевле. В свою очередь шефа жандармов беспокоит больше вопрос, связанный с комплектованием жандармов округа, а именно с назначением количества штаб и обер-офицеров в воеводства. Помимо этого, утвердив список, А.Х. Бенкендорф для их переезда из губерний империи в Варшаву просит у императора «на переезд двойные прогоны и наподъём полугодовое жалование», в связи со значительными издержками, которых в Царстве намного больше.

В конце марта 1832 года И.Ф. Паскевич предлагает свой первый полноценный проект штата и расписания округа, в котором отмечал, что «штат сему Корпусу сохранить в том же виде, в котором он был до революции, с прибавлением только числа Жандармов, то есть вместо 280 иметь их 400, в том числе 50 первого 350 второго класса; Корпус Жандармов подчинить главному Начальству Варшавскому Военному Губернатору Генералу от Кавалерии Графу Витту; в состав сего Корпуса назначить офицеров и нижних чинов, достойных испытанною преданностью законному правительству, как из числа бывших в Корпусе здешних Жандармов, так равно и из отрядов Генерала Стриенского, батальона 6 линейного полка и части полка Польских гренадёров, доказавших более других преданность свою и покорность Все августейшему Монарху», а также вновь обратил внимание на здешнюю дороговизну и призвал достойно оплачивать содержание жандармов. Сначала на эти положения ответил Военный министр Граф Чернышев, так как штатные и финансовые части были сопряжены с Инспекторским департаментом Военного министерства, и процесс выделения средств проходил через него. Согласившись в целом с положением проекта наместника, уточнив некоторые его части, Граф Чернышев отправляет его шефу жандармов, который, разумеется, в свою очередь не согласился с некоторыми пунктами. Главное недовольство А.Х. Бенкендорфа среди прочих заключалось в том, что «далеко лучше и легче при самом начале учреждения жандармов в Царстве Польском устроить округ на прочном основании», отметив, что по проекту наместника будет раздробленность на мелкие округа и разобщённость в действиях. Также шеф жандармов призвал осведомлять его обо всех изменениях и событиях в округе.

Николай I, ознакомившись с вариантами штатов и расписания пожелал, «чтобы округ сей оставался в полной зависимости Г. Генерала Фельдмаршала Князя Варшавского Графа Паскевича Эриванского и был в составе своём сколь сходно сообразные с Округами Жандармского Корпуса всей империи, на том основании, как предполагает Ваше Высокопревосходительство». Таким образом, впервые в конце апреля 1832 года император высказывается о вопросе подчинённости округа, окончательный ответ на который придется ждать ещё около 11 лет, вплоть до финального проекта положения 1843 года, так как А.Х. Бенкендорф, как заметно из его ремарок, не хотел отдавать округ в полное подчинение наместнику. Тем не мене, император соглашается со структурной моделью устройство округа, предложенной шефом жандармом. В дальнейшем, на протяжении нескольких месяцев (с мая по август 1832 года) осуществляется процесс переезда жандармов из разных городов империи в Польшу. Данная процедура была сопряжена с разного рода трудностями (болезни, финансовые издержки, неожиданные кончины) и поэтому происходила так медленно.

Во время транспортировки жандармов, между шефом и наместником в июне 1832 года вновь возник повод для споров и разногласий, вызванный следующим предложением шефа: «…необходимо иметь в Столице Царства Польского нераздельный и в полном составе Дивизион, по примеру обоих Столиц Империи, что будет служить облегчением не только по части Полицейской, но даже и вообще для войск, ибо в то время жандармы будут делать разъезды, для коих ныне употреблена линейная Кавалерия», а также пунктом, связанным с наименованием округа: «Его Светлость (И.Ф. Паскевич - прим. от Э.Э.) изволит именовать Жандармов Царства: «Корпуса Жандармов в Царстве Польском», тогда как по моему мнению основанному на воле Его Императорского Величества вообще весь состав Жандармов должен именоваться: 3 округ Корпуса Жандармов». Исходя из того, что в конце августа оба эти предложения шефа были зафиксированы в письме Военного министра наместнику Царства: «1. Состав жандармов в Царстве Польском сходно с разрешением, объявленным с приказом по Военному Ведомству от 27 прошедшего февраля за №12, именовать 3 округом Корпуса Жандармов. 2. По обширности города Варшавы - иметь в оном по примеру обеих столиц Империи, Жандармский дивизион в числе: Штаб Офицеров - 2, Обер-офицеров - 14, Унтер-офицеров - 40, Трубачей 4, Рядовых 270, Строевые лошади 314, Нестроевые: Унтер 2, Рядовые 11. 3. Дивизион сей называть: Варшавским Жандармским дивизионом», это означает, что в этот раз А.Х. Бенкендорфу удалось пролоббировать свои предложения, хотя отмечу, что они не имели особого значения в отличие от пункта о подчинении округа, гласящего о том, что «начальство и полную распорядительность по сему Округу предоставить Начальнику онаго, под главным руководством Варшавского Военного Губернатора». Таким образом, до сих пор на момент начала осени 1832 года округ полностью был под контролем наместника, а шеф жандармов участвовал лишь в процессе его комплектования.

В конце сентября 1832 А.Х. Бенкендорфу на стол попадает обновленный проект положений и штатов округа от наместника, на который шеф замечает следующее: «признавая совершенно несправедливым предоставить состоящим в 3 округе Офицерам, бывших польских войск, предпочтительнейшие права, против поступающих в тот же округ Русских офицеров… таковое различие в правах может быть ещё поводом к враждебному, между означенными офицерами, расположению недолженствующему быть допущенным, как по настоящим отношениям Царства Польского к Российским губерниям, так и для пользы самой службы, я полагал бы необходимо нужным уравнять в содержании упоминаемых Русских и польских офицеров», а также обращает внимание на вопрос о количестве внедрённых штаб-офицеров для особых поручений, и ссылаясь на указ от 27 февраля 1832, отмечает необходимость лишь в одном штаб-офицере, в остальном соглашаясь с наместником. Также до сих пор открытым оставался вопрос, поступивший от начальника округа графа Нессельроде: «не благоугодно ли будет при утверждении штатов округу определить одинакое для всех содержание: либо Русское, либо Польское», разрешение которого затянулось до 1837 года.