«Черное» духовенство занимало верхнюю ступень в церковной иерархии по отношению к «белому». Именно из рядов монашествующих, как равных «ангельскому чину», выходили высшее церковное духовенство: митрополиты, архиепископы, епископы. После трехлетнего послушания разрешалось принимать постриг мужчинам с 30 лет, женщинам с 40, сделав перед этим распоряжения по своему имуществу и освободившись от мирских обязанностей. Пери этом, сделавший «вклад» в монастырь, получал право голоса в обсуждении монастырских дел, в отличие от принятых в монахи баз взноса, т. н. «Бога ради». Кроме миссионерской, культурной и просветительской функции, монастыри также играли большую хозяйственную роль, особенно в северных и восточных окраинах страны. Служили они и в качестве тюрем для преступников «против веры». К середине XIX века таких тюремных монастырей было около 20 мужских и 10 женских3. Всего монастырей на 1860 г. было общим числом 614, из них 477мужских, 136 - женских4. Численность по составу на тот же 1860 г. составляла в мужских монастырях: иноков

- 5648, послушников - 5554, всего - 11902; в женских: инокинь - 2931, послушниц - 7669, всего - 106005. Все монастыри делились на два типа по организации внутреннего устройства жизни: с общежительным уставом и необщежительным. В общежительных монастырях насельники не имели право иметь частную собственность. Проживание и содержание было полностью за счет монастыря. Монашествующие и послушники выполняли всю работу бесплатно, результаты их труда шли в общее монастырское имущество. Настоятеля в таких монастырях избирались напрямую самой братией в монашеском сане. Напротив, в необщежительных монастырях платили за все кроме проживания и трапезы. Имели право на собственные сбережения или оплачивали все необходимое для жизни собственным трудом. Игумен больших необщежительных монастырей назначался императором, других - указом Священного Синода. Число общежительных монастырей превалировало над необщежительными.

Особым видом монашеской жизни являлась пустынь. Создавалась она в идее небольшого монастыря с общежительным уставом или уединенной кельи. Некоторые из пустынь со временем превращались в крупные монастыри такие, как Введенская Оптина пустынь, Саровская, Площанская пустынь и др.

После проведения секуляризации манифестом, содержащимся в указе императрицы Екатерины II от 26 февраля 1764 г.1, монастыри лишились крепостных крестьян и земель. Как писал А. В. Карташёв, объясняя церковную политику императрицы: «Никакое новое государство не в силах было уже переваривать в своей полицейской и экономической системе то церковное землевладение, которое стало уже уродливым пережитком, оставшимся от древних удельных времён в организме нового централизованного государства»2. Но, несмотря на проведенную секуляризацию, монастыри уже с начала XIX века вновь приобретают земли путем пожалований Его Императорского Величества и самостоятельной покупки. К работам на этих землях привлекались паломники, совершавших духовный подвиг по обету живших в обители. Особыми статьями доходов являлась торговая деятельность, предоставления ссуд, а так же вклады в банки.

Система духовного образования в России, готовящая кадры священнослужителей, получила окончательное оформление в виде трех основных ступеней к середине XIX века. Высшую ступень составляли 4 духовные академии: Московская, Петербургская, Киевская и Казанская. Второй ступенью были духовные семинарии в количестве на 1861 г. 50 семинарий1. Низшую ступень духовного образования, дающую базовые знания, были духовные училища. При этом низшая ступень делилась на уездные и приходские училища. В 1861 году их было 185 и 162 соответственно. Из стен духовных обучающих учреждений выходили не только священнослужители, но и люди, избравшие после выпуска другое поприще в мирском мире. Так выпускниками являлись многие выдающиеся ученые, публицисты, литераторы и т. д. М.М. Сперанский, Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов, С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, А.П. Щапов, неполный список общественных деятелей, людей литературы и науки окончивших в XIX веке духовные семинарии и училища.

Таким образом, церковный институт оказывал влияние на общественное мнение, обучая людей впоследствии это мнение формирующих. Для правильного формирования этого самого общественного мнения в 1828 г. Николаем I был введен цензурный устав3, согласно с которым печатные издания подвергались предварительной цензурой. Для этих целей при духовных академиях были созданы цензурные комитеты: два основных при Московской и Петербургской духовных академиях, а так же два комитета местного значения при оставшихся двух академиях: Киевской и Казанской. Таким образом, духовные академии выполняли надзирательную и охранительную функции.

Государство стремилось включить Церковь в свой состав в качестве простого министерства. При этом взаимоотношения между правящем императором, его чиновничьей системой и Церковью не всегда складывались гладко. Вертикаль власти императора держалась именно на бюрократическом аппарате, который был послушным исполнителем воли сверху, безынициативен. Строгое следование инструкциям, недопущение вольнодумства на всех ступенях чиновничьего штата характеризуют самовластный тип правления императора Российской империей. Церковь же, несмотря на потерю самостоятельности и включение в систему подчинения государю через мирское лицо обер-прокурора, все равно пыталась отстаивать свои интересы. Интересы Русской Православной Церкви лежали, как в богословской, так и в финансовой сфере. Охранение догм веры от посягательств власти, было одной из первых задач церковной иерархии. При этом голоса часто раздавались с мест, а не в самом Синоде.

Концепция «Москва - третий Рим», появившись в конце XV века, была также идеей симфонии власти и Церкви по образу Византии. Православная Церковь на Руси, а в дальнейшем в императорской России, сакрализирует царскую особу. Уже с XVII века царь принимает причащение Святых Даров наряду с иерархами Церкви по тому же порядку. Таким образом, царь приравнивался к священническому сану1. В эпоху царствования императора Николая I была выдвинута графом Сергеем Семеновичем Уваровым формула триединства: «Углубляясь в рассмотрение предмета и изыскивая те начала, которые составляют собственность России <…> имеем мы три главных:

1. Православная Вера.

2. Самодержавие.

3. Народность».

Триединство «православие, самодержавие, народность» мыслилась (с учетом подавляющего большинства населения исповедовавшее православную веру) как исполнение Божьей воли на земле по средством исполнения народом воли монарха, Божьего Помазанника. При этом Церковь была призвана просвещать народ и насаживать верноподданнические настроения в массах. Но, как пишет Н. М. Никольский, сельские священники получали текст проповеди сверху из Священного Синода. Сухой текст патриотического содержания был доступен для понимания лишь узкому кругу дворян и купцов: «поэтому политические функции церкви, как насадительницы верноподданнических чувств, выполнялись чисто формальным образом».

Сама Русская Православная Церковь была заинтересована в поддержке власти. Милов В. Л. приводит суровость климатических условий как одну из причин набожности и, одновременно суеверия народа: «необычайно суровые климатические и природные условия <…> порождали, на наш взгляд, «языческую самодеятельность», погружая русского крестьянина в бездонный мир суеверий, примет и обрядов». По его мнению, эта зависимость от природы делала крестьянство толерантным другим конфессиям, не только православию. Поэтом, с одной стороны, православная вера отвечала запросам крестьянской общины, ищущей поддержки и защиты от природных явлений, и как освещающая основы самой общинной жизни, с другой стороны, это влияние было возможно только благодаря поддержке государства. Суеверный крестьянин легко впадал в ереси и язычество. Поэтому правительством в 1853 г. создает особый отдел в Министерстве внутренних дел, преследовавший раскольников3. Можно резюмировать, что к эпохе Великих реформ сложился союз верховной власти и Церкви. К эпохе Великих реформ взаимоотношения власти с Церковью были вполне сформированы. РПЦ заняла свое положение в системе государственных структур. Церковь, включенная в чиновничий аппарат, вполне отвечала целям и задачам государства.

Но союз не был на добровольных основах со стороны Русской Православной Церкви, хотя и был необходим обеим сторонам. Для власти это освящение ее деятельности Божественной волей, получение легитимности в глазах верующего населения страны. Для Церкви поддержка государства была необходима для удержания ведущей роли духовного института на фоне старообрядцев, протестантов, раскольников и просто языческого суеверия. Из зависимости друг от друга этих двух институтов: власти и Церкви, родилась национальная идея симфонии. «Православие, Самодержавие, Народность» три кита Российской империи, по мнению графа Уварова должны были сплотить страну в одно целое. По этой идеи Церковь должна была освящать политику императорского дома в глазах подданного населения.

И действительно, церковный институт охватил всю страну, которая была поделена на епархии. В свою очередь епархиальные епископы назначались из одного центра, Синода, по согласованию с императором, чем пытались достичь единомыслия. И хотя Никольский ставит под сомнение пользу проповеднической деятельности Церкви, нужно отметить, что церковное влияние все же было велико. От рождения до проводов в последний путь Церковь стояла рядом с человеком, освящая все важные события в его жизни: женитьбу, рождение детей, заступническая молитва в беде и пр. Крестьянское суеверие проецировалось на православную веру. С другой стороны распространенная система духовных учебных учреждений, из которой в результате вышли многие будущие деятели культуры и науки, так же имела сильное влияние на общественное мнение. Даже если из стен духовных академий выходили не только апологеты православия, то все равно, по большей части, в их мировоззрение была укоренена система христианских ценностей.

1.3 Роль Церкви в жизни страны на примере митрополита Филарета (Дроздова) и сельского священства на эпоху Великих реформ

Ярким представителем Русской Православной Церкви в период подготовки и проведения крестьянской реформы был митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов). Авторитет митрополита был к тому времени непререкаем. К нему обращались за советом и помощью не только иерархи, но и сам император.

Будущий митрополит родился в семье диакона при Успенском кафедральном соборе города Коломна в 1782 г., получив при крещении имя Василий. Оказавшись, в силу своего рождения, в замкнутой священнической касте Василий Дроздов девятилетним был отдан в Коломенскую семинарию. По окончанию семинарии в 1803 г. Василий принимает решение о постриге, который и принимает в 1808 г. в Троице-Сергиевой лавре. Постриг, в том числе, открывал дорогу в высшую церковную иерархию. У юного инока взявшего имя Филарет появился шанс развить свои таланты. Карьера Филарета (Дроздова), в том числе благодаря его ораторскому искусству, быстро пошла в гору. В 1811 г. Филарета рукополагают в архимандриты, а уже в следующем 1812 г. он занимает место ректора Санкт-Петербургской Духовной академии, став при этом профессором Богословских наук. В течение последующих 9 лет Филарет (Дроздов) занимает место игумена поочередно в нескольких монастырях, получает сан епископа в 1817 г. и в 1821 г. перемещается на Московскую кафедру. На московской кафедре, возведенный в сан митрополита в 1825 г., Филарет пробудет вплоть до своей смерти в 1867 г.

В 1819 г. Филарет получает назначение в Священный Синод. На бытность его членом Синода приходится несколько периодов. Первый период занимает промежуток с 1819 г. по 1823 г., во время которого Филарет (Дроздов) участвует в заседаниях. После этого периода он вынужденно покидает Санкт-Петербург, в котором расположился Священный Синод, и его деятельность в нем прерывается с 1823 по 1827 г. Второй период связан с новым приглашением Филарета, уже возведенного в сан митрополита, для участия в работе высшего церковного учреждения. Это приглашение было получено по указанию нового императора, Николая I. Так митрополит Филарет посещает заседания коллегии с 1827 по 1842 гг. Третий период, продлившийся с 1842 г. до самой кончины Филарета, ознаменован очередным его отъездом из столицы в Москву. Из Москвы митрополит направлял в Синод свои мнения по спорным и другим вопросам, а также от имени самого Синода составлял сами решения.

Взгляды историков на деятельность и личность митрополита Филарета (Дроздова) зачастую противоречивы. С. М. Соловьев обличал его жестокость и высокомерие, а Н. В. Сушков превозносил его мудрость1. Неоднозначные чувства Филарет вызывал уже у своих современников. Но как бы не оценивать его личность, бесспорно то, что его влияние было огромно, как на церковное, так и на общественной мнение. Г. В. Флоровский указывает2 на высокую образованность и красноречие митрополита Филарета (Дроздова) как на факторы его выдвижения в среде иерархов Церкви. К слову митрополита прислушивались, с его мнением считались. Так, например, в 1857 г. оберпрокурор А. П. Толстой при обсуждении перевода Библии на русский язык особо обратился к мнению Филарета (Дроздова), что бы предоставить его в Священный Синод.

На эпоху Великих реформ митрополит Филарет (Дроздов) уже являлся старейшим иерархом РПЦ. При этом он был непосредственным начальником одних представителей духовенства и духовным учителем других. Превосходная память, знание церковного законодательства, талант проповедника, аргументация своего мнения, все эти и многие другие качества митрополита Филарета (Дроздова) способствовали частому преобладанию его мнения. Еще в 1847 г. обер-прокурор Николай Александрович Протасов отправляет письмом Филарету (Дроздову) свой проект относительно формы отчетов, получаемых из епархий. Предоставленный в ответ вариант митрополита получил одобрение в Священном Синоде.

Итак, Митрополит Филарет (Дроздов) мог высказать свое мнение и оказать влияние на Синод в двух случаях: с 1827 по 1842 гг. - период присутствия митрополита на заседаниях, и с 1842 г., когда специально обращались к нему с целью получить его заключение. По поручению Синода митрополит пишет письма с наставлениями и руководством иерархам в различные епархии1. Кроме того, Филарет (Дроздов) влиял на деятельность других архиереев через Синод, отправляя туда письма с характеристиками их действий. Сохранилось письмо, в котором митрополит Филарет оценивает действия архиепископа Екатеринославской епархии Гавриилу (Розанову)2. При этом митрополит состоял в постоянной переписке с большинством из правящих архиереев. Со временем формируется прослойка церковных иерархов следующих за советом и примером митрополита Филарета (Дроздова).

Давая советы, принимая решения, митрополит Филарет (Дроздов) избегал спешных и непродуманных шагов. Его подход к решению проблем иллюстрирует одно из писем обер-прокурору С. Д. Нечаеву, в котором он советует «не спеша посмотреть на последствия»3.

Кроме контроля над деятельностью своих подчиненных, как митрополит Московской епархии, и других архиереев, Филарет (Дроздов) наблюдал за печатными изданиями и духовными учебными учреждениями. Им было отправлено донесение в министерство Народного просвещения о сочинениях Фонвизина как о приносящих вред духовности и нравственности4. Это была не единственная жалоба митрополита, направленная в министерство или в Синод на печатные издания, характеризующая взгляды Филарета как консервативные. Сочинения самого митрополита выражают официальную позицию Церкви.

Но сам он был открыт людям. К нему тянулась интеллигенция, писатели публицисты, философы. Его гостями были и М. П. Погодин, уже, будучи университетским профессором, и П. Я. Чаадаев, который даже занимался переводом проповеди Филарета на французский язык, и А. С. Хомяков, и многие другие. Вместе с тем, его консервативные взгляды отражались и на подчиненных ему духовных учреждениях. Главное для Филарета престиж самого учреждения, ради которого можно и нужно жертвовать интересами простых людей: «нечего церемониться; вред училищу попустить хуже, нежели сделать неприятность одному ленивому»1.

При всей заботе о престиже церковных учреждений, государство с его интересами стояло для Филарета на первом месте. Митрополит Филарет (Дроздов), был истенным государственником. Он считал царскую власть императора, в соответствии с православными канонами, ниспосланной свыше, а самого императора помазанником Божиим: «Бог по образу Своего небесного единоначалия устроил на земле Царя; по образу Своего вседержительства Царя Самодержавного; по образу своего царства непреходящего, продолжающегося от века и до века Царя наследственного»2. Филарет подчеркивал, что именно в исполнении воли царя, ставленника Божия на земле, заключено учение церкви о государстве: ««Царя чтите» (1 Пет. 2; 7); вот вся наука для членов государства, или, как называют одним словом, политика Апостольская и Христианская»3. Эти и многие другие высказывания характеризуют Филарета (Дроздова) как апологета наследственной монархии. Вне зависимости от его взглядов на царскую власть, отношения митрополита с императорским домом были сложными.

Церковная деятельность Филарета (Дроздова) пришлась на период царствования трех императоров: Александра I, Николая I, Александра II. В конце царствования императора Александр I Филарет составляет текст манифеста о переходе власти к Николаю Павловичу, вместо Константина. После подписания текст манифеста хранится также и в Успенском соборе Московского кремля. Во время декабрьских событий 1825 г. Филарет отказался объявить манифест, что вместе с намереньем восставших ввести митрополита в «революционную Директорию», вскрывшееся во время допросов, настроило нового императора Николая I против святителя. Несмотря на свою подозрительность, император Николай I все же ввел Филарета (Дроздова) в зал заседаний Священного Синода в 1827 г., как уже отмечалось ранее. Из-за конфликта с обер-прокурором Н.А. Протасовым митрополита Филарета перестают приглашать на заседания Синода из Москвы в Санкт-Петербург с 1842 г. При этом митрополит остается действующим членом Синода и к его авторитетному мнению все также прибегает не только Синод и обер-прокурор, но и император. Одним из таких обращений, направленных к митрополиту Филарету (Дроздову) императором Николаем I, был запрос на составления проекта по решению вопроса о дальнейшей судьбе священников лишенных сана. Для того чтобы бывшие священнослужители не пополняли ряды раскольников, Николай I распорядился ссылать их в монастыри. Облечь это решение в законную форму и должен был митрополит Филарет.

Во время проведения Великих реформ императором Александром II, святитель Филарет оставался в Москве и к нему также обращались за советом и содействием и новый обер-прокурор, и новый император. Часто приводимый пример в исторической литературе это обращение обер-прокурора А. П. Толстого к мнению Филарета (Дроздова) по поводу позиции митрополита Филарета (Амфитеатрова), касающейся обсуждению перевода Библии на русский язык. После чего Толстой отправляет оба мнения в Синод. За помощью обращался и Александр II. Так именно по указанный митрополитом Филаретом кандидат был утвержден царем на Новгородскую епископию.

На другом полюсе общественной жизни стояло сельское священство. Если на примере митрополита Филарета (Дроздова) видны взаимоотношения

церковной иерархии с власть предержащими и роль Церкви в государственном управлении страной, то сельский священник общался непосредственно с простым народом, крестьянской общиной. Зачастую на обширной территории Российской империи священник на селе становился одним из главных источников связи между крестьянином и государством. Е. А. Вишленкова указывает на эту роль сельского священства как посредника: «в условиях разреженного коммуникативного пространства империи духовное лицо это единственный медиатор в монологе власти со своими неграмотными подданными. Он, как никто другой, способен довести до ума и сердца каждого намерения монарха, а это требует от него приятия, понимания и адаптации усвоенных идей к слушателю»1.

При императоре Павле I «белое» духовенство было выделено в отдельную касту. Указом от 1797 г. приходы лишились права выборов священника, закреплено за ними до этого Духовным регламентом Петра I. При этом духовенству был запрещен переход из одного прихода в другой. Священники были прикреплены к своим церквям2. После указа Павла I должность священника стала сугубо наследственной: приход получал старший сын в семье, после обязательного обучения в духовной семинарии. Остальные дети мужского пола, в отсутствии вакантных мест в приходах, зачастую пополняли ряды чиновничьего аппарата. «Так, к середине XIX в. более трети чиновников были выходцами из духовного сословия». И как указывает А. В. Тутов4, основываясь на указы разных лет, духовные лица были лишены права во владении крепостными крестьянами. Отсюда главным источником дохода сельского священника оставалось исполнение треб, что не могло принести большого состояния, так как вознаграждение за требы было добровольным. Основные пожертвования среди помещиков и крестьян было принято делать в монастыри. Имея в подспорье небольшие земельные наделы, клирики низшей ступени церковной иерархии вынуждены были самостоятельно обрабатывать землю, наряду с простыми крестьянами. Земля становится для священника, так же как для крестьянина, главным источником дохода. При этом бедность усугубляло большое, по традиции, количество детей в священнической семье.

Положение священника на селе было неоднозначным. С одной стороны он жил рядом с крестьянской общиной и, зная их проблемы и трудности, не мог не сочувствовать им. По воспоминаниям1 Болотова, священники даже сочиняли за крестьян жалобы на помещиков. Дело доходило и до участия в крестьянских бунтах. Так к неповиновению помещикам призывал клирик Полоцкой епархии в сане диакона, говоря крестьянам: «без малейшего сомнения и промедления покидать вместе с семьями свои дома»2. Император Николай I предостерегал3 обер-прокурора Синода в том, что многие священники не только попустительствуют крестьянскому неповиновению помещикам, но и сами наставляют их на это. В противоречие со стремлением не допускать перехода священников на сторону крестьян был издан указ от 17 марта 1828 г. «о подтверждении епархиальным начальникам иметь деятельный надзор за поведением священнослужителей», одним из пунктов которого стало «удалять священников по просьбе паствы»4. Тем самым этот указ ставил сельское духовенство в зависимость от мнения паствы о нем. А крестьяне, как указывал А.И. Розанов, хотели видеть в священнике такого же мужика, как и они.

С другой стороны, приходской священник являлся государственным служащим со своими обязанностями в отношении крестьян. Согласно законодательству, священник, как духовник своих прихожан, обязан был следить не только за их моральным и нравственным состоянием, но и за лояльностью к государству. Сельское священство находилось под клятвой верности самому государю. Оно было обязано доносить на свою паству в случае выявления антиправительственных настроений, а так же для пресечения уголовных преступлений. Орудием слежением за настроениями паствы зачастую служила исповедь. В православной практике причастие непосредственно связанно с исповедью. Мало того в 1835 г. был издан указ, по которому все подданные от семи лет обязаны были не менее раза в год исповедоваться и причащаться. Эти таинства можно было принять только в своем приходе у местного священника2. За пропуски этих таинств следовало наказание.

Кроме того, в обязанности священника входило, в первую очередь, совершение богослужения, исполнения треб (таинств: крещения, венчания, соборования и др., а также освещение домов, отпевание, молебны и пр.), учет населения в метрических книгах при церкви, в которых отражалось численность населения. Духовенство, совершая священнодействия над рожденными и умершими, вело учет количеству своей паствы. А так же, церковь была тем местом, в котором государство доводило свои решения до деревенского населения. Священники были обязаны зачитывать правительственные указы и распоряжения в стенах храма после литургии.

Таким образом, духовенство, исполняя свои священнические обязанности по богослужению и исполнению таинств и треб, тем самым выполняло функции государственных служащих. Оно следило за нравами и настроениями паствы, вело учет численности, доводило до сведенья указы и распоряжения власти. Отсюда священники, совмещали свои непосредственные обязанности с работой чиновника.

Кроме выстраивания взаимоотношений с крестьянами, духовенство должно было соответствовать и другой части своей паствы: помещикам. И если крестьяне хотели видеть в священнике простого мужика, то для помещика священник должен был удовлетворять запросам высшего дворянского общества. К тому же, именно помещик часто был тем человеком, который содержал приход в финансовом отношении. Отсюда непростое положение сельских священников. Лишенные дохода кроме платы за требы и пожертвований, они зачастую впадали в зависимость от помещиков. Но близость к быту крестьян и будучи духовными пастырями последних, священники сочувствовали крепостным. Выражение сочувствия все больше встречало преград, как со стороны помещиков, так и правящих архиереев, которые спускали вниз инструкции по обращению с крестьянством.

Сельский священник, таким образом, оказывался в двусмысленном положении: вынужденный наравне с крестьянами обрабатывать землю, он должен был исполнять роль надзирателя за крестьянами; призванный утешать в бедах и помогать в несчастьях простых людей из крестьянской общины, он должен был стоять на стороне помещиков - притеснителей. Духовенство порой находилось «между молотом и наковальней», между властью в лице архиерея и помещика и ищущих защиты от нее крестьян. Духовенство, исполняя обязанности, возложенные на него властью: учет населения, доведение государственных законов до крестьян, не соблюдение таинства исповеди в защиту интересов государства и пр., все более становилось в глазах крестьянина «знаковым символом власти»1. Связанное указами, как со стороны правительства, так и со стороны церковной иерархии, духовенство было лишено самостоятельности. Священник в выполнении своих прямых обязанностях духовника был в жестких рамках инструкций, как со стороны архиереев, так и правительства. Роль его сводилась к «подпорки»2 власти. Он становился одним из чиновников государственного аппарата. Отсюда и отношение к нему крестьянства как к обычному чиновнику и восприятие «его священнические обязанности как часть чиновничьих».

Такова была роль Церкви на селе в среде крепостных крестьян. Главным церковным представителем являлся сельский священник. В высших слоях общества роль Церкви можно охарактеризовать по деятельности одного из виднейших иерархов эпохи Великих реформ митрополита Филарета (Дроздова). Его не простые отношения с монархами предыдущих царствований не смогли поколебать в глазах общественности как церковной, так и мирской, авторитет святителя. К его мнению прислушивались не только церковные иерархи, Священный Синод, обер-прокурор и сам император Александр II, но и, как уже отмечалось, цвет Российской интеллигенции. Но, не смотря на то, что митрополит Филарет (Дроздов) оставался членом Синода до конца своих дней и не терял своего влияния в высших церковных кругах, его удаленность из зала заседаний сделало его мнение не обязательным к рассмотрению. К нему обращались часто, но использовали его голос, пока он удовлетворял потребностям государства. Его ссылка из Санкт-Петербурга в Москву - яркое тому подтверждение.

Власть использовала авторитет митрополита, как и любого другого церковного иерарха, в своих целях. Но и мировоззрение самого Филарета (Дроздова), как крепкого государственника и сторонники идеи триединства с уверенностью в богоосвященности монархической власти, не противоречило такому его участию в политике государства. Так же как на нижней ступени церковной иерархии, священники играли роль государственных служащих, так и иерархи должны были служить интересам государства. Для укрепления своих позиций в обществе власть использовала авторитет именитых иерархов, таких, как митрополит Филарет (Дроздов).

Глава 2. Ход подготовки и проведения крестьянской реформы 1861 г. и участие Церкви в этих процессах

2.1 Отношение Церкви к разработке проектов крестьянской реформы 1861 года

Подготовка проектов реформы начинается 3 января 1857 г. с учреждения Секретного комитета. Председателем в нем стал сам монарх, кроме которого в комитет входили ряд государственных деятелей: министры, члены Государственного совета шеф жандармов и др. Князь А. Ф. Орлов замещал отсутствовавшего государя на собраниях комитета. Из названия комиссии видно, что начальный этап разработки реформы проходил в условиях секретности. В конце следующего месяца создается «Приуготовительная комиссия для пересмотра постановлений и предположений о крепостном состоянии», которая занялась кодифицированием законов, в сфере крепостного права и выработкой проектов будущей реформы.

В результате каждым из членов «Приуготовительной комиссии» был выдвинут проект предстоящей реформы. Я. И. Ростовцев ссылался на проект М. П. Позена, поданный последним в виде записки царю11 декабря 1856 г. Согласно проекту, крепостным даровалась личная свобода, хотя они оставались прикрепленными к земле. За использование земельного участка с крестьян взималась оплата в соответствии по договору с помещиком. Помещики могли воспользоваться «ипотечной системой», по которой они получали от государства ссуду, равную стоимости земли, отошедшей по договору крестьянам. Отсюда, сам Ростовцев предлагал поэтапное освобождение крестьянства, чтобы подождать, когда крепостной дорастет до свободы. Необразованному крестьянству, по его мнению, нельзя было давать права свободного человека. П. П. Гагариным была также предоставлена собственная записка, в которой он предлагал даровать только личную свободу, сделав крепостных безземельными потому, что крестьяне без помещиков не смогут эффективно вести свое хозяйство. В результате деления земельных наделов на мелкие хозяйства, земледелие ждет упадок. М. А. Корф предлагал поручить выработку проектов реформирования положения крестьян самим помещикам, обозначив определенные условия. Именно мнение Корфа послужило появлению обращения к губернаторам с предложением разработки таких проектов.

20 ноября 1857 г. В. И. Назимов, занимавший пост генерал-губернатора, получил предписание (рескрипт) Александра II о создании комитетов для разработки проектов улучшения положения крепостных, в подчиненных губерниях2. В след за этим такое же предписание получил и губернатор Санкт-Петербурга П. Н. Игнатьев от 5 декабря 1857 г. Рескрипты предусматривали соблюдение нескольких обязательных положений при работе над проектами. Главные из этих положений: земля остается за помещиками, усадьбы и небольшие наделы для отработки государственных повинностей и выплат помещикам становились собственностью крестьян.

До конца 1857 г., и в следующем 1858 г., такие же предписания (рескрипты) получили и другие губернаторы. К 1859 г. открылось 46 губернских комитетов, через которые в написании проектов предстоящей реформы приняли участие до 44 тысяч крепостных помещиков, что составило около 40 % от их общего числа. Но духовенство не принимало участия в работе ни в одном из созданных комитетов.

С началом публикаций результатов обсуждений дворянскими комитетами процесс подготовки реформы перестает быть тайной, и уходит в общественное поле. В начале публикуются 24 декабря 1858 г. рескрипты. Отсюда, указом от 21 февраля 1858 г., Секретный комитет преобразуется в «Главный комитет по крестьянскому делу для рассмотрения постановлений и предположений о крепостном состоянии». Сперва председателем назначается Орлов, как бывший заместитель государя в Секретном комитете, но вскоре получает отставку из-за торможения темпов работы. Председателем становится К. Н. Романов. В составе входят все те же члены Секретного комитета и «Приуготовительной комиссии». А так же, уже в марте 1858 г., создается Земский отдел при Министерстве внутренних дел. Председателем в отделе при его создании сначала назначают А.И. Левшина, замененного позже Н.А. Милютиным.

С самого начала реформирования положения крепостных император Александр II пытался снять с себя ответственность за принятие этого решения. В своей речи от 30 марта 1856 г., которая уже приводилась в первой главе, он апеллирует к необходимости отмены «свыше, нежели снизу». Так и подготовку самой реформы он спускает к самим помещикам. Инициатива написания закона делегируется непосредственно тем, кого напрямую затрагивают грядущие перемены. Сам царь так писал об этом в одном из своих писем: «я выжидаю, чтобы благомыслящие владельцы населенных имений сами высказали, в какой степени полагают они возможным улучшить участь своих крестьян»1. Эта нерешительность царя говорит о неготовности почвы для введения перемен в общественном строе Российской империи. Изменения были не нужны ни крепостным, ни крепостникам. По утверждению Ростовцева, крепостные сами не хотят перемен в своем положении. Из воспоминаний министра внутренних дел Левшина: «большая часть представителей поземельных владельцев, вовсе не была готова двинуться в новый путь, никогда не обсуждала крепостного состояния с точки зрения освобождения и потому при первом намеке о том изъявила удивление, а иногда непритворный страх».

После рескрипта графу П. Н. Игнатьеву, дворянство обратилось в столицу с заявлением о своей неготовности обсуждать данный вопрос на предлагаемых условиях3. Долгоруков докладывал в своем отчете государю о тревожности, с которой были встречены дворянством рескрипты: «большая часть помещиков смотрит на это дело как на несправедливое, по их мнению, отнятие у них собственности и как на будущее разорение»4. Но вместе с тем в настроениях дворянства были и сочувствующие начинаниям правительства относительно изменения судьбы крепостных. «Они вполне сознают уже наступившую необходимость реформы»5 получил мнение одного из губернаторов Ланской. Общество разделилось. Согласно ежегодному отчету6 III отделения за 1857 г. рассматриваемый вопрос об освобождении крестьянства стал самым обсуждаемым в России.

Так как общество XIX века существовало в условиях православной парадигмы, то оно не могло не обращаться к мнению Церкви. Подготовка крестьянской реформы касалось всех слоев общества, будущая реформа должна была в корне поменять социальную картину самого общества. Голоса раздавались с обеих сторон: к Церкви обращались за поддержкой из среды дворянства и иерархи сами высказывались по поводу отмены крепостного права. Филарет (Дроздов) в ходе подготовки и обсуждения в обществе проектов крестьянской реформы старался держаться в стороне от высказывания своего мнения: «Дела крестьян касаться я и не думал. И не мое дело…»1. К осторожному высказыванию своего мнения Филарет призывал и других церковных иерархов: «может случиться, что мы не угадаем мысли Правительства еще не довольно раскрытой; и в таком случае напрасно сойдем с церковной дороги, чтобы на дороге политической оступиться в яму»2. Подчеркивая, что обязанность Церкви «поддерживать» власть, Филарет указывает на неопределенность позиции самой власти по крестьянскому вопросу. Следуя своей позиции, митрополит отказывает представителю дворянства, пришедшего к нему с просьбой обратиться к правительству, чтобы рассказать властным структурам «о неудобности принимаемых мер относительно крестьян»3.

Но, несмотря на то, что митрополит Филарет (Дроздов) на словах пытался занять позицию стороннего наблюдателя, его действия выдают в нем противника готовящейся реформы. Для остановки проведения реформы отмены крепостного права митрополит прибегает к авторитету святого игумена Сергия Радонежского. Ранее образ Сергия Радонежского присутствовал при описании таких важных событий русской истории, как Куликовская битва (благословение Дмитрия Донского), освобождении Москвы от поляков в 1612 г. (явление Сергия Радонежского Кузьме Минину). При этом Сергий Радонежский выступает на страницах жития как человек, бескомпромиссно отстаивавший свои убеждения: неоднократный отказ от Московской кафедры или противостояние с кандидатом в митрополиты Дмитрия Донского Митяем. Получив от последнего угрозу расправы за отказ поддержать его (Митяя) кандидатуру, Сергий Радонежский желает Митяю, чтобы тот «царскаго града не имать видети». В результате так и случилось: Митяй умирает по дороге в Константинополь.

Поводом к обращению к образу Сергия, по словам самого митрополита Филарета, стало явление святого самому императору Александру II, во время которого Сергий убеждает Александра не спешить с отменой крепостного права. В связи с этим митрополит Филарет организует моления у мощей Сергия Радонежского о «предотвращении освобождения крестьян». Это был серьезный шаг, предпринятый Филаретом, для остановки проведения реформы, как сильное моральное давление на общественное мнение. Ведь идти против воли Сергия Радонежского, исходя из приведенного случая с Митяем, черевато.

Церковная печать обходила молчанием вопрос о подготовке реформы, но были и единичные инциденты. Казанская духовная академия выступила в поддержку освобождения крепостных через свой орган печати журнал «Православный собеседник». В журнале за 1859 г. были напечатаны «Слово об освобождении крестьян в день восшествия на престол Его Величества Государя Императора Александра Николаевича. 19 февраля 1859 г.», написанная самим ректором Казанской духовной академии и редактором «Православного собеседника» архимандритом Иоанном (Соколовым). Так же в журнале была размешена статья А. П. Щапова «Голос древней Русской Церкви об улучшении быта несвободных людей». В своей статье архиепископ Иоанн, обращаясь к строкам Евангелия от Иоанна, приходит к выводу, что рабство «есть нравственное зло»4. А злом рабство является, по мнению Иоанна (Соколова), еще и по тому, что сковывает деятельность и душевные порывы человека, не давая ему духовного развития в свободе действия. Поэтому крепостное право является препятствием для достижений христианских целей. Вторая статья, написанная Щаповым, выдержана в том же духе. Отмена крепостного права провозглашается автором как «высокий нравственный подвиг христианской любви»1. Одновременно в статье звучит упрек Церкви, не принимающей участия в происходящей подготовке столь важной реформы. Щапов призывает к более активной деятельности Русскую Православную Церковь. В частности он ждет от нее воспитание в народе нравственно-духовных ценностей свободной жизни.

Реакция митрополита Филарета (Дроздова), следившего за духовной печатью, была болезненной и резкой. Он добивается строгой цензурной проверки журнала «Православный собеседник», в результате которой архиепископ Иоанн (Соколов) получает замечание от Священного Синода. Дальнейшие публикации журнала должны были предоставляться в Московский цензурный комитет.

На эти две статьи в «Православном собеседнике» среагировал и другой церковный иерарх, Игнатий (Брянчанинов). Архимандрит Игнатий (Брянчанинов) был рукоположен в сан епископа Кавказской и Черноморской епархий в 1857 г. При создании и на Кавказе комитета по проектам крестьянской реформы, Игнатий (Брянчанинов) направил Воззвание к священникам своей епархии, определяя четкую политику, которой должны были придерживаться клирики в отношении крестьянского вопроса: «Вместе с сим тщательно охранитесь не только от вмешательства в гражданские распоряжения и от всякого суждения о них, но и от всяких, даже частных и как бы конфиденциальных бесед и советов о вещественной стороне дела. Это воспрещено вам и законом Божиим и законом государственным»2. Архиепископ предлагает слова Христа из Евангелия от Луки: «Человече! Кто Мя постави судию или делителя над вами?», как руководство к действию. Все вопросы, связанные с подготовкой реформы, нужно освящать только в духовном свете, не касаюсь материальных и политических аспектов. И здесь Игнатий (Брянчанинов) стоит на той же позиции, что и Филарет (Дроздов), который утверждал, что обсуждение крестьянского вопроса не входит в его обязанности. Исповедуя невмешательство, архиепископ Игнатий не мог не среагировать на вызывающую публикацию Казанского «Православного собеседника». Он вновь издал Воззвание к духовенству2, но на этот раз отсылает экземпляры не только по своей епархии, но и, в том числе, обер-прокурору Священного Синода. А. И. Герцен в своем журнале «Колокол» назвал это Воззвание архиепископа Игнатия «христолюбивый донос»3. В своей статье Герцен определил цель Воззвания как «в благочестивом рвении доказать, что рабство -- установление божественное, святыми отцами Православныя церкви поддерживаемое, благоверными царями упроченное»4. Сам же архиепископ писал: «имеющий духовную свободу нисколько не нуждается в гражданской: он -- в рабстве, в тюрьме, в оковах, в руках палача -- свободен». Мало того, тот, кто ропщет на свое положение в этом мире, пытается изменить жизненные обстоятельства, избегая жизненных скорбей и бед, тот отвергает крест Христов. Игнатий проводит богословский спор с авторами «Слова…» и «Голоса…» в отношении понимания евангельских строк, а также творений Даниила Заточника, к авторитету которого прибегает в своей статье Щапов.

Александр II довольно резко отреагировал на разгоревшуюся полемику в среде высших иерархов относительно понимания свободы по Священному Писанию. Император заявляет, что: «не вижу причин испозволять им говорить о свободе и как ее должно понимать».

Архиепископ Казанский и Свияжский Афанасий (Соколов), с благословления которого вышел, вызвавший столь негативные реакции Филарета (Дроздова) и Игнатия (Брянчанинова), выпуск «Православного собеседника», также получил выговор. При этом сам архиепископ Афанасий высказывал свое мнение относительно отмены крепостного права, заявив что: «Церковь не находит причин действовать своим влиянием к освобождению крестьян». Это заявление было выдержанно в том же духе, что и слова Игнатия (Брянчанинова): «Слово Божие и Церковь - как Вселенская, так и Российская - в лице святых отцов, никогда и ничего не говорили об уничтожении гражданского рабства». Хотя раздавались и высказывания, одобряющие начало реформ, но они были немногочисленны. Заметным выступлением, наравне с публикацией «Православного собеседника», можно привести слова епископа Калужского и Боровского Григория (Миткевича): «улучшить быт крестьян - дело богоугодное»3.

Через созданные губернские собрания поступило множество проектов и записок, касающихся готовящейся реформы. Несмотря на ожесточенные споры, которые велись между помещиками, они были едины в своем стремлении защитить свои имущественные права и сословные привилегии. При рассмотрении проектов, поступивших из губернских комитетов, можно отметить три главных направления, выделенных еще В. О. Ключевским4, по которым предлагали проводить реформу помещики. Первое направление задал Московский комитет, предложив только меры по улучшению быта крепостных, без изменения их социального положения. Приверженцы этого направления, таким образом, были против самой отмены крепостного права и за полное сохранение своих прав, как на землю, так и на крестьянство. Петербургский комитет не был столь категоричен и задал второе направление, по которому могла проходить будущая реформа, дав согласие на освобождение крестьян, но сохранив при этом свои имущественные права на землю. Крестьяне отпускались на волю без земли, сохраняя при этом свою зависимость от хозяев этой земли: помещиков. И третье направление предлагал Тверской губернский комитет, объединивший сторонников освобождения крестьян с землей. Одним из лидеров, выдвинувший этот проект был сам председатель Тверского комитета А. М. Унковский. По его предложения крестьянам давалась полная воля с выделением надела, за который помещик получал денежную компенсацию в виде выкупа. Основной земельный фонд так и оставался в помещичьей собственности, надел выделялся по договоренности с крестьянством. Проект полтавского помещика М.П. Позена, который уже упоминался выше, также был написан в духе проекта Унковского. Отличие состояло в том, что Унковский предлагал провести отмену крепостного права разовым актом, а Позен предполагал переходный период. Также проект Позена предусматривал договор о наделах не с отдельно взятым крестьянином, а со всей общиной. Самарский помещик Ю.Ф. Самарин переходное состояние крестьян из рабского положения в свободное считал достаточным в 10-12 лет, в отличие от 20 лет, предложенных Позеном.

В 1859 г., 4 марта, при поступлении проектов с мест, для их обработки и сведения в единый проект реформы, были созданы Редакционные комиссии. Этот новый шаг по подготовке реформы, как и все последующие шаги, государство подкрепило авторитетом Церкви. Так открытие комиссий сопровождалось пышным богослужением1.

Комиссии, в результате, были сведены в одну под руководством Я. И. Ростовцева, а после его смерти в 1860 г., председателем стал В. Н. Панин. Состав Редакционных комиссий входили не только люди из правительства, но и видные общественные деятели такие, как Ю. Ф. Самарин, В. А. Черкасский, П. П. Семенов-Тян-Шанский, Н. А. Милютин и др. К концу августа 1859 г. работа над выработкой проекта реформы Редакционными комиссиями Шанского, материалы, прошедшие через Редакционные комиссии, составили 35 томов, было рассмотрено 82 проекта губернских комитетов1. Сам проект сильно отличался от предоставленных губернскими комитетами, что вызвало недовольство дворянства. В прекращении возникшей критики в адрес правительства Министерством внутренних дел был издан циркуляр, запрещающий на предстоявших выборах дворянства «иметь суждение по предметам, до крестьянского вопроса касающимся»2. В октябре 1860 года Редакционные комиссии, подготовив проект о « Положений о крестьянах», была закрыта. Все материалы были переданы в Государственный совет, и началось составление текста самого закона и Манифеста.

На начало 1861 г. император требовал скорейшего окончания подготовительных работ по реформе. К концу уже января 1861 г. Государственным советом был одобрен проект реформы. Сам текст Манифеста был написан Самариным и Милютиным, но не одобрен Паниным. Слог Манифеста не подходил для объявления проводимой реформы простому народу, так как был написан сухим канцелярским языком. В таком виде Манифест не получил и одобрения царя. По поручению Александра II Панин обращается к митрополиту Московскому и Коломенскому Филарету (Дроздову) с просьбой переписать текст Манифеста: «чтобы Ваше высокопреосвященство приняли на себя труд составить манифест, в коем изъяснены будут воля и ожидания Его Величества по сему важному предмету»3. При этом митрополит был вправе вносить необходимые изменения в текст. Таким образом, на завершающем этапе подготовки реформы власть прибегает к авторитетному церковному деятелю для оформления конечного результата. Работая над текстом два дня, с 3 по 5 февраля 1861 г., митрополит Филарет сопровождает готовый вариант текста объяснительным письмом, в котором он пишет об внесенных изменениях и выражает свое отношение к выполненному поручению императора: «я исполнил только долг повиновения»1. Этот вариант Манифеста и подписывает Александр II 19 февраля 1861 г.

В основу варианта текста Манифеста Филарета легла главная идея, что реформа - божественная воля, переданная через царя и добровольную жертву помещиков. Отсюда крестьянству необходимо соблюдать повиновение и терпеливо ждать устроение своей участи волею правительства.

Кроме самого Манифеста были также подписаны и нормативные документы начинающейся реформы: «Общее положение», «Местные положения», «Дополнительные правила». С 5 марта 1861 г., после публикации всех документов, начинается проведение крестьянской реформы в Российской империи. Митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов) получит в дальнейшем золотую медаль «за труды по освобождению крестьян».

Отмена крепостного права меняла основы социального строя Российской империи, складывающиеся на протяжении нескольких столетий. Это преобразование касалось напрямую не только крестьянские общины, но и класса дворян, которые являлись основными душевладетелями. Кроме того, дворянство служило опорой правящей монархии. Поэтому для власти было важно соблюсти их интересы при проведении крестьянской реформы. Отсутствие экономических и социальных предпосылок на время проведения реформы, показало проведенное ранее исследование. Сама реформа была ответом на падение престижа власти после проигранной Крымской войны и актом политической воли. Отсюда следует, что у дворянства не было экономических стимулов для отказа от частной собственности на землю и труд других людей. Поэтому саму идею отмены крепостного права крепостники встретили без какого-либо энтузиазма, и подготовка реформы шла в атмосфере ожесточенных споров. Реформа была начата лишь политической волей императора Александра II. Власть привлекла помещиков для обсуждения проектов реформы, делегировав ответственности за реформу непосредственно им самим. Обсуждение проектов стало достоянием общественности. Само же общество жило в парадигме православной веры.

Церковь освящала все стороны жизни православного человека, при этом являясь частью государственного аппарата. Отсюда обращение к авторитету Церкви следовали, как со стороны помещиков, так и со стороны государства. Но, несмотря на то, что Православная Церковь являлась частью политической системы и национальной идеи, она стремилась защищать и свои интересы. Так как исход затеянной реформы был не ясен, в силу сопротивления проведению этой реформе помещиков, Церковь избирает официально политику невмешательства. К такой стратегии призывал митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов), чтобы не оказаться «в яме». Но полностью остаться в стороне у Церкви не получилось. Звучали высказывания с мест, как в пользу реформы, так и против нее. При этом любая попытка поддержки отмены крепостного права со стороны одних церковных иерархов пресекалась со стороны других. Поддерживающие реформу архиереи в результате получали выговор из Священного Синода, как видно на примере истории публикации журнала Казанской духовной академии «Православный собеседник». Таким образом, за позицией невмешательства стояло непринятие реформы официальным церковным органом Священным Синодом и таких авторитетных церковных иерархов, как митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов) и епископ Кавказский и Черноморский Игнатий (Брянчанинов).