Удельные князья первой трети XVI века: Дмитрий Углицкий и Семен Калужский

Взятие Смоленска представляло собой нелегкую задачу. Система укреплений города делилась на две основных части: «Старый город» и «Пятницкий острог». Наиболее хорошо укреплен был «Старый город», обнесенный с разных сторон деревоземляным валом со рвом, тыном и деревянной стеной с башнями. «Пятницкий острог» также имел деревоземляные укрепления, но, по-видимому, менее мощные Пенской В.В. «Грязевой» поход князя Дмитрия Ивановича на Смоленск в 1502 году. С. 75.. Поэтому для похода Ивану III нужно было собрать серьезные силы. Источники отмечают многочисленность русского войска и наличие у него огнестрельного оружия. Густынская летопись сообщает, что московский князь «посла сына своего Дмитра в силе велице и з стрелбою огнистою и з делами» ПСРЛ. Т. 40. С. 142.. Литовская хроника Быховца также пишет об отправке Дмитрия на Смоленск «с большим войском, с пушками и со всем снаряжением» Хроника Быховца. С. 141.. Типографская летопись характеризует посланную на Смоленск рать как «многое множество воиньства», прибавляя, что «и посошные с ними были» ПСРЛ. Т. 24. С. 214.. По приблизительным подсчетам В. В. Пенского, в войске Дмитрия могло быть до 15 тысяч детей боярских, несколько тысяч пищальников и артиллеристов, а также значительное количество небоевого элемента (например, посошные, которые занимались саперными работами, ремонтом дорог и мостов) Пенской В.В. «Грязевой» поход князя Дмитрия Ивановича на Смоленск в 1502 году. С. 77..

Относительно планов наступления на Смоленск исследователи высказывают разные предположения. По мнению Ю. Г. Алексеева (основанному на изучении разрядных книг), в смоленской кампании участвовало три русских рати. Одна из них, во главе с князем Даниилом Васильевичем Щеней, шла из Новгородской земли в тыл Смоленского плацдарма. В составе этого войска, как полагает историк, были основные силы новгородского служилого ополчения. Другая рать - возглавляемая Дмитрием Ивановичем - направлялась непосредственно на Смоленск. Третья рать шла со стороны Ржевы и прикрывала внутренние фланги. Одновременно боевые действия должен был вести союзник Москвы крымский хан Менгли-Гирей Алексеев Ю.Г. Походы русских войск при Иване III. С. 427.. В. В. Пенской отмечает несоответствие данной реконструкции сведениям летописей и польских источников. Исследователь указывает, что новгородская рать, недавно вернувшаяся из похода на Литву, вряд ли могла быть отправлена туда снова, особенно учитывая неспокойное положение на границе с Ливонией. Ржевская рать (называемая в источниках также «тверской силой»), как полагает В. В. Пенской, должна была играть роль резерва и могла быть брошена в зависимости от обстоятельств либо на помощь войску Дмитрия, либо против ливонцев. Менгли-Гирей, действуя против хана Большой Орды Шейх-Ахмеда, должен был обезопасить юго-восточные границы Московского государства Пенской В.В. «Грязевой» поход князя Дмитрия Ивановича на Смоленск в 1502 году. С. 76..

Войско Дмитрия Ивановича выступило в поход 14 июля, по сообщению летописей, в «четверток» (четверг), на память святого апостола Акилы ПСРЛ. Т. 12. С. 256; Т. 37. С. 173.. Типографская летопись датирует начало похода 2 июля ПСРЛ. Т. 24. С. 214.. Как считает В. В. Пенской, здесь речь идет об авангардах русского войска. При этом, часть войска под командованием Василия Шемячича вышла еще раньше и, судя по письмам великого князя литовского Александра Казимировича, появилась под Смоленском еще в начале июня. В конце июня в Москву пришли вести о победе Менгли-Гирея над Шейх-Ахмедом и окончательном падении Большой Орды Пенской В.В. «Грязевой» поход князя Дмитрия Ивановича на Смоленск в 1502 году. С. 76-77.. На следующий день после выхода основных сил русского войска, 15 июля, Иван III отправил в Крым своих послов во главе с татарином Кадышем Абашевым. В грамоте Менгли-Гирею московский князь выражал радость по поводу победы своего союзника над Большой Ордой, но также и упрекал крымского хана в том, что он «взяв Орду… на Литовскую землю сам не пошел, ни детей своих не послал». Иван III просил Менгли-Гирея все же выдвинуть свои войска против Литвы и сообщал ему, что русское войско во главе с Дмитрием уже вышло «прямо к Смоленску». Московский князь предлагал хану действовать сообща с ратью Дмитрия Сборник РИО. Т. 41. С. 423-424..

В это время русское войско двигалось на Смоленск. В. В. Пенской заметил, что в летописях упоминается о плохой погоде летом - осенью 1502 года. Следовательно, путь к цели был весьма долгим и трудным. Тем не менее, в первой половине августа войско Дмитрия все же подошло к Смоленску Пенской В.В. «Грязевой» поход князя Дмитрия Ивановича на Смоленск в 1502 году. С. 77.. К сожалению, источники не позволяют восстановить картину осады во всех подробностях. В русских летописях можно найти лишь указания на жестокие бои под стенами города. «Граду учиниша зла много и людей под градом побиша много», - сообщает Типографская летопись ПСРЛ. Т. 24. С. 214.. Густынская летопись, в свою очередь, указывает на серьезные потери русского войска, отмечая, что литовцы «браняху бо ся крепко и много Москвы побиша» ПСРЛ. Т. 40. С. 142.. Более подробно рассказывает об осаде хроника Быховца. Согласно этому источнику, великий князь Александр, узнав об окружении Смоленска, послал на помощь защитникам города войско, включавшее как литовские силы, так и иностранных наемников. Возглавили его жемайтский пан Станислав Яновский и чех Ян Гирнин. Тем временем русские окружили пушками чуть ли не весь город и предпринимали попытки штурма. Вероятно, положение осажденных было очень тяжелым, поскольку автор хроники объясняет неудачи штурмов лишь помощью Бога и Богородицы. В итоге русские воины «со скорбью и со слезами терпели с великими насмешками поражения под городом и с позором и с бесчестьем от города отбиваемы были» Хроника Быховца. С. 141.. Как видно, в ходе боевых действий под Смоленском тяжелые потери несли обе стороны. В разгар осады, 27 августа, Иван III отправил к Дмитрию дьяка Ивана Телешова с посланием. В нем великий князь сообщал сыну, что Александр Казимирович хочет мира, и просил передать литовским послам «опасную грамоту», чтобы они могли без трудностей приехать и отъехать. Тем не менее, уверенности в окончании войны нет, и Дмитрий должен продолжать «доставать» Смоленск. В случае приближения литовского войска Иван III наказывал сыну сообщить об этом в Москву, чтобы ему было выслано подкрепление Сборник РИО. Т. 35. С. 335.. По предположению В. В. Пенского, одновременно с отправкой дьяка в Литву со стороны Ржевы вышла «тверская сила» во главе с князьями Андреем Федоровичем Голениным и Михаилом Ивановичем Булгаковым, насчитывавшая до 4 тысяч воинов. Исследователь считает, что послание и подкрепление прибыли под Смоленск в начале сентября Пенской В.В. «Грязевой» поход князя Дмитрия Ивановича на Смоленск в 1502 году. С. 78..

Согласно польско-литовским источникам, последняя попытка штурма города состоялась 16 сентября. Как и все предыдущие, она окончилась неудачно, причем была уничтожена одна из русских пушек и был убит воевода Палецкий. Как указал В. В. Пенской, здесь, вероятно, речь идет о князе Федоре Ивановиче Палецком, бывшем одним из воевод «тверской рати». В действительности он погибнет спустя 4 года под Казанью. Исследователь допускает, что под Смоленском воевода мог получить ранение Там же.. На следующий день после безуспешного приступа (по сообщению Вологодской летописи, «на третий день по Воздвижениеве дни», то есть после праздника Воздвижения Креста Господня 14 сентября) Дмитрий отдал приказ отступать ПСРЛ. Т. 37. С. 173.. По сообщениям Густынской летописи и хроники Быховца, Дмитрий отступил, узнав о приближении литовского войска Станислава Яновского ПСРЛ. Т. 40. С. 142; Хроника Быховца. С. 141-142.. Еще одну причину невозможности продолжать осаду указал Иван III в письме к Менгли-Гирею (несостоявшееся посольство Ивана Беклемишева, октябрь 1502 года): «Корму не стало, не на чем было стояти города доствати» Сборник РИО. Т. 41. С. 439.. Не сумев взять Смоленска, русские рати все же смогли нанести существенный ущерб окрестным землям. В большинстве летописей об этом содержится одинаковое краткое сообщение: Дмитрий «землю Литовскую повоевав и попленив» См. напр. ПСРЛ. Т. 8. С. 243; Т. 12. С. 257; Т. 20. С. 373 и др.. Типографская летопись рассказывает, что русское войско «волости и села повоеваша и пограбиша и пожгоша и полону выведоша множество бесчисленно» ПСРЛ. Т. 24. С. 214.. В письме Ивана III Менгли-Гирею московский князь сообщает, что пока Дмитрий стоял под Смоленском, части русского войска «Ршу [Оршу - А. Б.] изгонили и выграбили, и волости все около Мстиславля и по Видбеск и по Полтеск и по Березыню и по Двину выграбили и выжгли, и людей в полон вывели и у Витебска посад пожгли» Сборник РИО. Т. 41. С. 461.. По предположению В. В. Пенского, здесь мог действовать передовой полк войска Дмитрия Пенской В.В. «Грязевой» поход князя Дмитрия Ивановича на Смоленск в 1502 году. С. 78. Г.Ф. Карпов писал, что Дмитрий отправился на разорение литовских земель уже после отступления от Смоленска (Карпов Г.Ф. История борьбы Московского государства с Польско-Литовским. 1462-1508./ Вступ. сл. Л.Е. Морозовой. М.: Кучково поле, 2015. С. 328). Полагаем, что сведения из письма Ивана III более соответствуют версии В.В. Пенского, и данные события происходили одновременно с осадой города..

23 октября, в «неделю» (воскресенье), Дмитрий Иванович с войском вернулся в Москву. «И воеводы великого князя, Бог дал, все здравы», - добавляет Вологодско-Пермская летопись ПСРЛ. Т. 26. С. 296.. После возвращения последовало разбирательство по поводу недолжного поведения некоторых воинов во время похода. Сведения об этом дошли в Типографской летописи: Дмитрий пожаловался отцу, что «многие дети боярские подступали под град и в волости отъежщаа грабили без его ведома, а его не послоушашя». Иван III «въсполеся» на них, и провинившиеся понесли наказание: их били кнутом и сажали в тюрьмы ПСРЛ. Т. 24. С. 214.. Это сообщение можно толковать по-разному. Либо Дмитрий действительно пытался бороться с нарушениями дисциплины в своем войске, либо же он пытался переложить на кого-то другого вину за поражение. По нашему мнению, более убедительно первое предположение. Вряд ли Дмитрий нуждался в каких-либо выдумках для объяснения военной неудачи. Взятие Смоленска объективно было сложной задачей, и великий князь должен был понимать это. Скорее всего, часть воинов действительно самовольно отъезжала от стен города. Возможно, они хотели присоединиться к передовому полку, который, как было показано выше, тоже разорял литовские волости, но, очевидно, с разрешения командования. Причиной такого поведения могли быть как страх за свою жизнь (осаждать и штурмовать упорно сопротивлявшийся город было намного опаснее), так и желание поживиться чем-нибудь при ограблении территории противника. В таком случае, данные Типографской летописи характеризуют Дмитрия Ивановича с положительной стороны, показывая, что он относился к обязанностям командующего не как к простой формальности, а хотя бы пытался поддерживать порядок в войске.

Почему же поход 1502 года на Смоленск окончился неудачей? Летописи дают на это короткий ответ: город «крепок бе» ПСРЛ. Т. 12. С. 257; Т. 20. С. 373; Т. 39. С. 175; по сообщению Вологодско-Пермской летописи «зело бе крепок» (ПСРЛ. Т. 26. С. 296).. По этому поводу историк К. В. Базилевич высказал предположение, что стены города были очень прочными и могли противостоять действию артиллерийского огня. Именно слабость русской артиллерии исследователь считал одной из главных причин неудачи Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV века. Серия: Памятники русской исторической мысли. М., Территория, 2001. С. 440.. Такого же мнения придерживался А. А. Зимин Зимин А.А. Россия на рубеже XV-XVI столетий. С. 192.. Неумение русских бороться с сильными крепостями, в частности, из-за отсутствия тяжелой осадной артиллерии, отмечал и Ю. Г. Алексеев, указывавший также на недисциплинированность и отсутствие помощи со стороны крымского хана Алексеев Ю.Г. Походы русских войск при Иване III. С. 429-430.. По мнению Ю. Б. Куницыной, «причиной поражения послужило полное отсутствие дисциплины и координации между командующими полками» Куницына Ю.Б. С тенью прав князя владетельного... С. 49.. В. В. Пенской большую роль в развитии тех событий отводит сложностям со снабжением русского войска Пенской В.В. «Грязевой» поход князя Дмитрия Ивановича на Смоленск в 1502 году. С. 79.. М. М. Кром, возражая К. В. Базилевичу и А. А. Зимину, отмечает широкое использование русскими артиллерии, что было зафиксировано в источниках. Историк признает в качестве возможных причин поражения низкий уровень дисциплины и проблемы со снабжением, но добавляет к этому такой фактор, как позиция горожан, которые «демонстрировали полную лояльность Литве…, надеясь на помощь короля, и не собирались сдаваться» Кром М.М. Меж Русью и Литвой. С. 208.. Вряд ли можно четко выделить главную причину поражения русских войск под Смоленском, скорее всего, здесь имели место несколько факторов. При этом источники не дают повода говорить в данном случае о вине Дмитрия Ивановича.

Война с Литвой завершилась в марте следующего года заключением шестилетнего перемирия, по которому Московское государство получило большие территории, в том числе Стародубское и Новгород-Северское княжество, Брянск, Мценск, Дорогобуж, Торопец. Исследователи, например А. А. Зимин, отмечают огромное политическое и экономическое значение присоединенных территорий Зимин А.А. Россия на рубеже XV-XVI столетий. С. 194-195.. Во время переговоров упоминался и неудачный поход на Смоленск. Послы Петр Мешковский и Станислав Глебович передали такие слова Александра Казимировича: «Послал еси сына своего князя Дмитреа со многими людми в нашу землю, города нашего Смоленска добывати; и он там не мало стоял и города не добыл: с Божьею помощью, подлуг нашое правды, люди наши оборонилися, и там крови христьянское не мало розлилося» Сборник РИО. Т. 35. С. 366.. В свою очередь, боярин Григорий Федорович Челяднин-Давыдов передавал слова Ивана III: «Посылали мы сына своего Дмитриа города его [Александра Казимировича - А. Б.] Смоленска добывати, и тамо крови христианские много пролилось» Там же. С. 377.. Как мы еще раз можем убедиться, обе стороны признавали тяжелые потери при осаде города.

В мае 1503 года Иван III отправил в Литву посольство во главе с Петром Плещеевым и Константином Заболоцким с целью подтверждения «перемирных грамот». Для нашей темы эти переговоры интересны, так как здесь в первый и единственный раз поднимается вопрос о возможном браке Дмитрия Ивановича. Московский князь передавал своей дочери, королеве польской и великой княгине литовской Елене, что ее младшие братья Василий, Юрий и Дмитрий «того доросли, что их пригоже женити». Иван III просил Елену разузнать насчет возможных невест. Желательными кандидатурами были дочери «государей греческого закона, или римского закону» Там же. С. 426-427.. Вероятно, поиски если и имели место, то не дали нужных результатов. В ноябре 1503 года Иван III отправил в Литву новое посольство во главе с дьяком Никитой Моклоковым, где снова обращался к Елене с той же просьбой, однако здесь в качестве возможного жениха фигурировал только старший сын Василий Там же. С. 442-443..

Летом 1503 года Дмитрий Иванович вновь принимает участие в событии общегосударственного значения, но на этот раз относящемся к области внутренней политики. Речь идет о церковном соборе, на котором, по сообщениям ряда источников, великий князь сделал попытку изъять церковно-монастырскую земельную собственность. По словам А. А. Зимина, «ликвидация монастырского землевладения отвечала насущным потребностям военно-служилого люда и феодального государства» Зимин А.А. Россия на рубеже XV-XVI столетий. С. 199.. Иван III заручился поддержкой некоторой части монашества - «нестяжателей» - которые выступали против богатства монастырей по моральным соображениям. Виднейшим представителем нестяжателей был Нил Сорский, присутствовавший на соборе 1503 года. Противоположную сторону представляли митрополит Симон, архиепископ Геннадий Новгородский, игумены Иосиф Волоцкий и Серапион Троицкий Зимин А.А. Россия на рубеже XV-XVI столетий. С. 198-202..

Об участии в соборе Дмитрия Ивановича сообщает «Слово иное» - публицистическое произведение со стороны защитников церковно-монастырского землевладения. Согласно этому источнику, на соборе присутствовали трое старших сыновей великого князя. Их позиция не была единой: если Василий и Дмитрий поддержали идею об изъятии монастырских земель («присташа к совету отца своего»), то Юрий отказался говорить на данную тему («ничтоже о сих не глаголах»), за что автор «Слова…» уважительно называет его «всесветлым» Бегунов Ю.К. «Слово иное». С. 351.. Это сообщение заслуживает внимания. «Слово…», по всей видимости, является ранним источником. Обнаруживший этот памятник Ю. К. Бегунов датировал его 1506-1509 годами. Также исследователь предположил, что автор «Слова…» был близок к Серапиону Троицкому (впоследствии архиепископу новгородскому): именно этот деятель изображен главным защитником монастырских земель, в то время как Иосиф Волоцкий, у которого впоследствии произошел конфликт с Серапионом, в «Слове…» вообще не упомянут Там же. С. 362-363.. Вряд ли следует сомневаться в истинности сообщения источника относительно позиции Дмитрия Ивановича. Однако, по нашему мнению, это не является свидетельством секуляризационных взглядов будущего углицкого князя. Его политику по отношению к монастырям в своем уделе мы рассмотрим в дальнейшем, пока лишь отметим, что исследовавшая данный вопрос Л. И. Ивина охарактеризовала Дмитрия как сторонника монастырского землевладения Ивина Л.И. Внутреннее освоение земель России в XVI в. С. 85.. Мы полагаем, что «Слово иное» доказывает не наличие у Дмитрия отрицательного отношения к церковно-монастырской земельной собственности, а его лояльность отцу и брату. Вероятно, Дмитрий просто примкнул к их мнению, возможно, даже не имея каких-либо собственных суждений по данному вопросу. Поведение Дмитрия Ивановича на соборе 1503 года является одной из причин, по которым мы не можем согласиться с предположениями насчет его возможного конфликта с Иваном III и Василием в то время. Завершая тему данного собора, отметим, что великий князь не добился своих целей. Этому помешали как упорное сопротивление высшего духовенства, так и внезапный приступ болезни Ивана III, воспринятый им как наказание свыше Бегунов Ю.К. «Слово иное». С. 359-360; Зимин А.А. Россия на рубеже XV-XVI столетий. С. 208-209..

Вскоре после собора, в сентябре 1503 года, Иван III выехал из Москвы. Он посетил вначале Троице-Сергиев монастырь, затем Переславль, Ростов, Ярославль, вернувшись в столицу в ноябре. Дмитрий Иванович, по-видимому, сопровождал отца: летопись отмечает, что Иван III отправился в поездку «з детми» ПСРЛ. Т. 12. С. 257. По мнению С. М. Каштанова, поездка Ивана III имела политическое значение: города, которые посетила великокняжеская семья, были расположены вблизи будущих Дмитровского и Углицкого уделов. Вероятно, что в то время Иван III уже составлял свою духовную грамоту. Интересно замечание С. М. Каштанова по поводу связи между распределением уделов и провалом секуляризационных планов на соборе 1503 года. Историк допускает, что в случае конфискации церковно-монастырских земель Ивану III не пришлось бы выделять уделы сыновьям. Но так как церковные земли остались неприкосновенны, то великому князю пришлось обратиться к старому обычаю наделения младших сыновей княжествами. Если бы Иван III отказался от этого, его преемник мог бы столкнуться с феодальным мятежом братьев, опиравшихся на часть боярства и духовенства Каштанов С.М. Социально-политическая история России конца XV - первой половины XVI века. С. 197-198.. С. М. Каштанов предложил считать приблизительной датой составления духовной грамоты декабрь 1503 года Там же. С. 202..

Что же сказано в духовной об уделе Дмитрия Ивановича? Помимо Углича, Дмитрий получил Устюжну, Рожалово, Велетово, Кистьму, Мологу, Хлепень, Рогачев, Негомир, Зубцов (как отмечает грамота, «в Тферской земле»), Опоку, половину Ржевы, Мезецк, Опаков, волости по Угре Залидов, Недоходово, Лычино, Бышковичи. Перечисляя города, Иван III отмечал, что дает их «с путми, и з селы, и со всеми пошлинами». Особо регламентировался торг (ярмарка) у Мологи: великий князь указывает Дмитрию получать пошлины в тех же размерах, как было раньше, и не прибавлять ничего нового, а Василию и другим сыновьям запрещает переводить этот торг на свои земли или мешать торговле ДДГ. С. 360.. Также Дмитрий получил села в Москве: Напрудское, Озерецкое Старое и Озерецкое Новое Там же. С. 358.. Был определен размер «ордынского выхода» с удела Дмитрия: «Пятьдесят рублев и восмь рублев с полтиною и семь денег». Кроме того, Иван III завещал Дмитрию «крест золот Парамшина дела» и ларцы с «казной» Там же. С. 362. По мнению Ф.Х. Кисселя, в ларцах находились деньги и драгоценные камни (Киссель Ф.Х. История города Углича. С. 200)..

Вероятно, вскоре после составления духовной Дмитрий Иванович уже отправился в свой удел. В. Д. Назаров отмечает, что он отсутствовал на приеме литовских послов в Москве в феврале 1504 года Назаров В.Д. Дмитрий Иванович. С. 443.. 20 мая Дмитрий выдал первую известную жалованную грамоту в своем уделе. В этой грамоте, адресованной игумену Покровского монастыря Ионе, князь освобождал жителей монастырской деревни Пенское Углицкого уезда от своего суда (кроме как за убийство или разбой с поличным), передавая это право игумену и братии. В случае разбирательства между монастырскими людьми с одной стороны и городскими или волостными с другой предполагался совместный суд с представителями как монастыря, так и князя АСЭИ. Т. III. С. 115.. По всей видимости, Дмитрий не находился постоянно в своем уделе и периодически посещал столицу. В декабре того же 1504 года в Москву прибыл посол Александра Казимировича дьяк Злотский, который «правил поклоны» в том числе и Дмитрию Сборник РИО. Т. 35. С. 471. Как мы уже видели, передача поклона заочно оговаривалась особо, чего в данном случае нет..

27 октября 1505 года великий князь московский Иван III умер ПСРЛ. Т.12. С. 259.. Одним из первых внешнеполитических действий Василия III стало подтверждение «дружбы и братства» с Менгли-Гиреем. Перед отправкой посольства в Крымское ханство (декабрь 1505 года) состоялось обсуждение этого вопроса, в котором, по-видимому, участвовал и Дмитрий Углицкий (летописец сообщает, что Василий посоветовался «з братиею своею») ПСРЛ. Т.13. С. 1. Вместе с тем, в 1505 году резко обострились отношения Москвы с другим татарским ханством, Казанским. Это привело к новой войне, в ходе которой Дмитрию довелось второй раз возглавить общерусское войско.

Конфликт начался летом 1505 года с нападения на русских купцов и захвата русского посла в Казани. Многие русские, находившиеся на тот момент на территории ханства, были убиты или обращены в рабство, а их имущество было разграблено. В сентябре казанское войско подошло к Нижнему Новгороду, но не смогло взять город Худяков М.Г. Очерки по истории Казанского ханства. Издание 3-е, дополненное. Воспроизведено по тексту 1-го издания (Казань. Комбинат изд-ва и печати, 1923), М.: ИНСАН, Совет по сохранению и развитию культур малых народов, СФК, 1991. С. 60-63.. После восшествия на престол Василия III хан Мухаммед-Амин объявил формальную причину разрыва с Москвой: он заявил, что давал присягу не Василию, а Дмитрию Внуку, который в то время находился в заключении Зимин А.А. Россия на пороге нового времени (очерки политической истории России первой трети XVI в.). М.: Мысль, 1972. С. 74.. Весной 1506 года активные боевые действия возобновились, на этот раз уже со стороны Москвы. Разрядные книги сообщают нам сведения о командующих русским войском в походе на Казань. Дмитрий Иванович был поставлен во главе большого полка, при нем были воеводы князь Федор Иванович Бельский, Дмитрий Васильевич Шеин, князь Федор Иванович Палецкий, князь Иван Васильевич Курля Оболенский, Андрей Васильевич Сабуров, Дмитрий Иванович Ларев, Алферий Филипьев. Передовой полк возглавляли князь Михаил Федорович Курбский Карамыш и направленный от Юрия Дмитровского князь Давыд Данилович Хромой. В полку правой руки находились удельный князь Федор Борисович Волоцкий и великокняжеские воеводы князья Михаил Федорович и Владимир Андреевич Микулинские; в полку левой руки - князь Иван Михайлович Репня Оболенский и Петр Иванович Житов. Эта часть войска шла на судах. Вместе с ней на Казань шла конная рать, возглавляемая князем Александром Владимировичем Ростовским. В большом полку у него были воеводы Михаил Елизарович Гусев (от Юрия Дмитровского), Василий Алексеевич Давыдов (от Дмитрия Углицкого), князь Григорий Дмитриевич Мещерский (от Федора Волоцкого). Передовой полк возглавлял князь Петр Лобан Семенович Ряполовский, с ним шли и татарские отряды во главе с царевичем Джанаем и Канбар-мурзой. Полком правой руки командовал князь Василий Семенович Мних Ряполовский, полком левой руки - князь Федор Семенович Стрига Ряполовский, сторожевым полком - князь Федор Иванович Стрига Оболенский и Андрей Иванович Коробов. Еще одна часть русского войска должна была обеспечить переправу конной рати. Здесь были воеводы князь Иван Иванович Щетина Оболенский, Федор Щука Юрьевич Кутузов, князь Федор Петрович Сицкий, князь Семен Федорович Кутузов, князь Александр Федорович Аленка, Иван Вельяминович Брех, князь Иван Семенович Голенище Андомский Разрядная книга 1475-1598 гг. С. 36-37; Разрядная книга 1475-1605 гг. С. 88-90.. Можно предположить, что Московским государством были собраны немалые силы для похода. Например, Герберштейн в своем сочинении пишет, что великий князь «двинул против них [казанцев - А. Б.] огромное войско с пушками» Герберштейн С. Записки о Московии. Т. I. С. 411.. О многочисленности русских ратей сообщают и летописные известия ПСРЛ. Т. 23. С. 197..

Как можно убедиться, среди участников казанского похода были и те, кто три года назад ходил с Дмитрием на Смоленск: это Федор Бельский, Дмитрий Шеин, Михаил Курбский Карамыш, Федор Волоцкий, Иван Репня Оболенский, Александр Ростовский, Василий Мних Ряполовский. Характерно, что после получения удела у Дмитрия появились собственные воеводы, особо помеченные в разрядах. Историк М. Г. Худяков считал, что Дмитрий был номинальным командующим, фактически же главная роль в походе принадлежала Федору Бельскому и Александру Ростовскому Худяков М.Г. Очерки по истории Казанского ханства. С. 63. При этом М.Г. Худяков ошибочно назвал Дмитрия Углицкого 16-летним, в действительности князю на тот момент было 24 года.. В целом, с этим мнением можно согласиться, хотя нужно иметь в виду, что Дмитрий имел на тот момент опыт командования военным походом, пусть и неудачный, и, вероятно, мог и сам принимать какие-либо решения. Следует учесть и замечание А. А. Зимина, объяснявшего такой выбор командующего внутриполитической обстановкой, а именно напряженными отношениями между Василием III и Юрием Дмитровским Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. С. 77..

Войско вышло в поход в апреле 1506 года. 22 мая «судовая рать» во главе с Дмитрием пришла под Казань. Воины высадились из судов и продолжили путь пешком. При этом, как отмечает летописец, они шли «с небрежением и не осмотряся». Как и в смоленском походе, погодные условия были не на стороне русских, поскольку «день бысть тогда жарок добре». Казанское войско разделилось на две части: одна вышла на открытый бой с русскими, «а иные татарове потаенные от судов на конях заехаша». Произошла битва, завершившаяся тяжелым поражением русского войска. 9 июня в Москву прибыл князь Василий Голенин с вестью о неудаче. Василий III сразу же отправил брату подкрепление во главе с уже упоминавшимся воеводой Василием Даниловичем Холмским, требуя от Дмитрия не начинать нового приступа к городу до прибытия войска Холмского. Тем временем к Казани подошла конная рать Александра Ростовского (22 июня). После этого Дмитрий и великокняжеские воеводы решили не дожидаться Холмского и 25 июня пошли на штурм «не по великому князя приказу», причем опять «с небрежением», в результате чего «побежени быша от татар». В итоге войско Дмитрия с большими потерями было вынуждено отступить к Нижнему Новгороду. Один из отрядов под командованием царевича Джаная и великокняжеского воеводы Федора Михайловича Киселева отошел к Мурому и сумел нанести поражение преследовавшим его казанцам: «Царевич же и Феодор Божиею милостью туто татар казанских побили, а иных поимали, а сами приидоша здравии со всеми людьми». Известием об этом бое, призванном, вероятно, несколько сгладить общую картину поражения русских, завершается рассказ о казанском походе ПСРЛ. Т.13. С. 2-4. Относительно последнего эпизода Иоасафовская летопись добавляет подробность, что Федор Киселев «бе не с многими людьми» (Иоасафовская летопись. С. 198).. Так излагает события автор Никоновской летописи. Примерно такой же рассказ, но с несколько меньшими подробностями, помещен в Вологодско-Пермской ПСРЛ. Т. 26. С. 297-298., Софийской II ПСРЛ. Т. 6. С. 245., Уваровской ПСРЛ. Т. 28. С. 339., Львовской летописях ПСРЛ. Т. 20. С. 377.. Несколько отличается описание этих событий в Воскресенской и Софийской I летописях. Здесь также говорится, что Дмитрий действовал «не осмотряся», однако нет упоминания об отправке под Казань войска Холмского и о начале штурма вопреки приказу великого князя. Описание поражения русских по этим летописям выглядит, на первый взгляд, весьма странно. 22 июня, после прибытия «конной силы», объединившееся войско пошло на город, причем действовало не без успеха («многих татар побиваху»). Однако уже 25 июня войско по непонятным причинам обратилось в бегство: «Побегоша восвояси, никем же гоними, грех ради наших людей многих истеряша» ПСРЛ. Т. 8. С. 246; Т. 39. С. 177.. Современный исследователь А. В. Аксанов справедливо замечает, что из этого описания сложно понять, почему русское войско потерпело поражение. Тем не менее, историку удалось прояснить картину. Как показал А. В. Аксанов, выражение «никем же гоними» восходит к библейской книге Левит, где такими словами описывается участь людей, которые не соблюдают заповедей Бога. С помощью этой фразы летописец хотел не описать реальные подробности боевых действий, а указать на религиозную причину такого трагического итога: русские были побеждены за свои грехи Аксанов А.В. Московско-казанские отношения (1445-1552 гг.). С. 114..

Казанская история сообщает свою версию событий 1506 года. Согласно этому памятнику, русское войско вначале атаковало ярмарку татар на Арском поле возле города. Там стояли шатры, где велась торговля, а также проходили пиры и развлечения казанцев. Русские воины «овех варвар избиша, овех же плениша». Часть татар во главе с ханом смогла укрыться за городскими стенами, но и там положение было очень тяжелое: «От великия тесноты во граде задыхахуся и задавляхуся людие». Русские имели все шансы на победу: «Аще бо едину три дни воя стояло русская у града, то б взяли град волею и без нужда». Однако воины, увидев все то, что осталось после бегства татар, принялись «бес страха ясти, и упиватися без ведания скверным ядением и питием варварским». Хан Мухаммед-Амин, наблюдавший за происходящим из стрельницы, вскоре увидел, что его противник находится в небоеспобном состоянии: «Узна их быти пьяных всех от мала же и до велика, яко же и до самех воевод». Казанцы решили действовать. На третий день после прибытия войска Дмитрия Ивановича под Казань ворота города отворились, и против русских полков вышло казанское войско: 20 тысяч всадников во главе с самим ханом и 30 тысяч пехотинцев-черемисов. Началось массовое истребление русского войска, которое не могло оказать достойного сопротивления. Автор Казанской истории трактует произошедшее в религиозном ключе. Русские «оставя дела божия, на дьявольское уклонишася». Из-за недостойного поведения православного войска Бог отвернулся от него, а «поганому» хану дал храбрость и мужество для победы ПСРЛ. Т. 19. С. 233-236..

Краткое сообщение Новгородской IV летописи напоминает рассказ Казанской истории: «Царь побежал, а пометав весь живот, и москвичи учали грабити, и царь их тут многих побил, а иные в реке истопли». Летописец указывает на дату этого события: бой произошел в мае, «на завтрее Вознесеньева дни» ПСРЛ. Т. 43. С. 213.. Похожую историю можно найти и у Герберштейна, причем австрийский дипломат изображает действия татар как военную хитрость. Казанцы разбили лагерь на виду у русских, в то время как главная часть их войска находилась в засаде. Затем татары изобразили бегство, русские принялись грабить лагерь и в это время были атакованы: «Татары вместе с лучниками-черемисами выступили из засады и устроили такое побоище, что московиты вынуждены были бежать, бросив пушки и военные машины» Герберштейн С. Записки о Московии. Т. I. С. 411..

Несмотря на различия в описании боевых действий, источники сходятся на том, что русское войско понесло тяжелые потери. Наиболее ужасающую картину разгрома (по всей видимости, сильно преувеличенную) рисует Казанская история. Этот источник описывает, как «покрыся лице земли трупием человеческим, и поле Арское и Царев луг кровию очервлешася». Из 100 тысяч русских воинов, будто бы бывших под Казанью, спаслось только 7 тысяч, остальные были убиты татарами либо утонули во время бегства. Были потери и среди командующих. Автор Казанской истории называет поименно пять погибших воевод: князь Александр Пеньков, князь Михаил Курбский Карамыш, его брат Роман («три князя Ярославских»), Федор Киселев и Дмитрий Шеин, причем последний был захвачен живым и замучен казанским ханом. Как видим, здесь Казанская история содержит ошибку - мы помним, что воевода Киселев не только остался жив, но и одержал победу над преследовавшими его татарами. Общие потери русских под Казанью здесь сравниваются с потерями в Куликовской битве. Также в источнике отмечено, что хан захватил богатые трофеи ПСРЛ. Т. 19. С. 236-237.. Типографская летопись сообщает, что «многие князи и дети боярские побиени быша» и называет имена погибших воевод: князь Михаил Курбский, князь Федор Палецкий, Дмитрий Шеин (который «ят бысть», то есть перед смертью попал в плен) ПСРЛ. Т. 24. С. 215-216.. Новгородская IV летопись также упоминает гибель воеводы Дмитрия Шеина. Ее описание отличается от рассказа Казанской истории: «Изымаша Дмитрея Шеина и преведоша во град пред царя, и ту скончася». Если Казанская история утверждает, что пленный воевода был жестоко убит по приказу хана, то новгородский летописец сообщает лишь о смерти Шеина в Казани в присутствии хана - можно предположить, от полученных в бою ранений ПСРЛ. Т. 43. С. 213.. Погодинский летописец ограничивается кратким сообщением, что «убиен бысть Димитрей Шеин, а князь Димитрей убежал, и много людей потравили» Лурье Я.С. Краткий летописец Погодинского собрания. С. 444.. По словам Иоасафовской летописи, Дмитрий и великокняжеские воеводы «многих людеи истеряша своим небрежением» Иоасафовская летопись. С. 198.. Другие летописи рассказывают, что «грех ради наших побиша татарове воевод пеших и детей боярских…, а иных поимаша, а иные мнозии истопоша на Поганом озере» ПСРЛ. Т. 8. С. 246; Т. 13. С. 3.. Интересная подробность содержится в хронике Быховца, согласно которой большие потери русского войска были вызваны не только боевыми действиями, но и бурями, из-за которых потонули многие суда. В итоге, как пишет хроника, «очень мало москвичей возвратилось назад, погибло их бесчисленное множество» Хроника Быховца. С. 120.. Некоторые летописи, не раскрывая подробностей, сообщают о неудаче похода. Так, например, результат действий русского войска охарактеризован в Устюжской летописи: «Оже ходивше, толко труд безуспешен: ничтоже не свед и возвратишася» ПСРЛ. Т. 37. С. 100.. Наиболее лаконично сообщение Ермолинской летописи: «Грех ради наших бысть, еже бысть» ПСРЛ. Т. 23. С. 197.. Также следует упомянуть, что до нас дошло описание этих событий - правда, с явными преувеличениями - со стороны казанского хана Мухаммед-Амина (оно цитируется в работе Г. Ф. Карпова). Численность русского войска он оценивал в 50 тысяч прибывших в судах и 60 тысяч прибывших посуху. Тем не менее, казанцы «бились и побили» даже такую большую силу и «главных князей-бояр поймали». Хан не сообщает подробностей битвы, заявляя лишь, что с помощью Бога он поочередно разбил вначале челновую, а затем конную рать Карпов Г.Ф. История борьбы Московского государства с Польско-Литовским. С. 360..

Приведем теперь мнения ученых, обращавшихся в своих исследованиях к теме казанского похода 1506 года. А. В. Аксанов отметил, что в самых ранних летописях, созданных в годы правления Василия III, вина за поражение перекладывается на командующих русским войском, которые ослушались приказа великого князя. Вероятно, таким образом Василий III пытался оправдать себя за внешнеполитические неудачи первых лет своего правления. По мнению А. В. Аксанова, летописцы более позднего времени могли понимать, что такое объяснение является политическим заказом, и решили отказаться от него. Однако единственное, что они смогли предложить взамен - это религиозная версия, рассматривающая поражение в первую очередь как наказание от Бога за грехи (Воскресенская летопись). Эта идея получила дальнейшее распространение в Новгородской IV летописи и особенно в Казанской истории, где было объяснено, за какой именно грех поплатились русские Аксанов А.В. Московско-казанские отношения (1445-1552 гг.). С. 114-119.. М. Г. Худяков при описании казанского похода придерживался версии Никоновской летописи. Рассказ Казанской истории исследователь охарактеризовал как «совершенно фантастический». В частности, вымыслом М. Г. Худяков назвал нападение русского войска на ярмарку на Арском поле. Причиной поражения русских историк считал плохую подготовку и ошибки командования Худяков М.Г. Очерки по истории Казанского ханства. С. 63-66.. А. А. Зимин назвал поражение под Казанью «страшным разгромом», хотя и признал сведения о потерях из Казанской истории преувеличенными. По предположению А. А. Зимина, данный поход сыграл существенную роль в отношениях между Василием III и удельными князьями. Неудача показала, что удельные князья являются препятствием на пути создания сильного государства. После этого никто из них не возглавлял значимые военные походы Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. С. 78.. А. И. Филюшкин не считает сведения Казанской истории достоверными. Рассматривая различные летописные версии событий под Казанью, исследователь приходит к выводу, что отдать предпочтение какой-либо из них сложно. Тем не менее, можно утверждать, что поход оказался неудачным из-за ошибок командования, прежде всего Дмитрия Углицкого. При этом А. И. Филюшкин не согласен с А. А. Зиминым относительно влияния поражения под Казанью на антиудельную политику Василия III. Как полагает А. И. Филюшкин, здесь речь идет о персональной ответственности Дмитрия, а не о вине удельных князей в целом Филюшкин А.И. Василий III. С. 109-110..

Действительно, в случае с казанским походом (в отличие от смоленского) мы имеем прямые указания источников на вину Дмитрия Углицкого в поражении. Если достоверность эпизода с нарушением приказа Василия III все же является спорной, то «небрежение», с которым действовали командующие русским войском, упоминается даже в тех летописях, которые не говорят о самовольном начале штурма вопреки приказу великого князя. Однако, на наш взгляд, не следует перекладывать на Дмитрия всю вину. Помимо углицкого князя, войско возглавляли также великокняжеские воеводы, имевшие намного больший опыт, чем Дмитрий, и, по всей видимости, отдававшие приказы наравне с ним. Во всяком случае, у нас нет оснований считать, что Дмитрий действовал вопреки желанию воевод. Напротив, в летописях мы видим выражение «князь Дмитрей Иванович с воеводами великого князя», которое указывает на их совместное командование См. напр. ПСРЛ. Т. 13. С. 3.. По мнению А. И. Филюшкина, воевода Федор Бельский несет не меньшую ответственность за поражение в первом бою под Казанью, чем Дмитрий Филюшкин А.И. Василий III. С. 110.. Это утверждение можно назвать обоснованным. Следует отметить, что, например, хроника Быховца, рассказывая о казанском походе, именно Бельского называет «наивысшим воеводой» великого князя Хроника Быховца. С. 120.. К сожалению, мы не имеем в источниках никаких свидетельств о том, как Василий III встретил своего брата и воевод после их возвращения из неудачного похода. В нашем распоряжении имеется лишь рассказ из сочинения Герберштейна, согласно которому великий князь милостиво принял двух пушкарей, вынужденных бросить под Казанью свои орудия. Одного из них - итальянца Варфоломея - Василий III даже щедро наградил. Еще один пушкарь вернулся с оружием, но великий князь не оценил его усердия, сказав будто бы, что «не орудия важны для меня, а люди, которые умеют лить их и обращаться с ними» Герберштейн С. Записки о Московии. Т. I. С. 411-413.. Остается предположить, что к Дмитрию Ивановичу и к своим воеводам великий князь также проявил снисхождение.

Интересно отметить, что сведения о казанском походе сохранились даже в Угличском летописце, правда, в сильно искаженном виде. Летописец ошибочно датирует войны Дмитрия с татарами 1512-1515 годами. Этот источник избегает прямо писать о поражении своего князя, используя расплывчатую формулировку: «И овогда побеждаем от татар бываше, иногда же и сам князь Димитрий тех окаянных варвар побеждаше, и, наконец, сотворше с теми варвары мир». Летописец утверждает, что за свои заслуги Дмитрий получил от великого князя город Можайск, «которой град прежде жалован приделом же и благоверному князю Андрею Васильевичю Углическому» Угличский летописец. С. 45. Возможно, здесь имело место смешение двух походов Дмитрия: на Казань в 1506 году и к Оке в 1514 году, с целью защиты границ от крымских татар во время взятия Василием III Смоленска (см. об этом ниже). Но во втором случае о каких-либо боевых действиях неизвестно. . Можайск действительно принадлежал ранее Андрею Углицкому (тот получил его в 1481 году за участие в стоянии на Угре), однако передача этого города Дмитрию Ивановичу Василием III другими источниками не подтверждается Там же. С. 166.. Такая награда выглядела бы очень странно, учитывая неудачные для русских результаты казанского похода. В то же время, сообщение Угличского летописца о повышении авторитета Дмитрия в Угличе после его возвращения из похода, на наш взгляд, может соответствовать действительности. Как повествует источник, «и вшед [Дмитрий - А. Б.] во град с похвалною честию и миротворным учреждением, яко храбрый защититель и оборонитель своея отчизны» Там же. С. 45.. Вполне можно допустить, что для жителей Углицкого удела личная храбрость их князя могла значить больше, чем реальное военно-политическое значение похода. Что же касается упомянутого «миротворного учреждения», то следует отметить, что после поражение русского войска под Казанью активные боевые действия более не велись, а в марте следующего года начались мирные переговоры, завершившиеся заключением «мира по старине и дружбы, как было с великим князем Иваном Васильевичем» Худяков М.Г. Очерки по истории Казанского ханства. С. 63-66..

После неудачного казанского похода Дмитрию Углицкому более не приходилось возглавлять общерусское войско. Тем не менее, имя этого князя в дальнейшем несколько раз упоминается в разрядной книге. Так, в сентябре 1509 года, во время своей поездки в Новгород, Василий III велел Дмитрию быть в своем уделе (как и остальным братьям) Разрядная книга 1475-1598 гг. С. 44.. В декабре 1512 года великий князь «вышел с Москвы на литовскую землю» вместе с братом Дмитрием и зятем царевичем Петром. Это был первый поход Василия III на Смоленск. Как отмечает разрядная книга, Дмитрий Иванович находился в полку левой руки, вместе с великокняжескими воеводами Григорием Федоровичем Челядниным-Давыдовым и князем Иваном Федоровичем Ушатым Разрядная книга 1475-1598 гг. С. 48-49.. Взять город не удалось, но уже в июле следующего 1513 года Василий III «пошол в Боровеск своего для дела смоленского». Дмитрий Углицкий снова был рядом с братом, но затем великий князь отправил его в Каширу. Таким образом, в этот раз непосредственно на Смоленск Дмитрий не ходил Там же. С. 51.. Во время последнего смоленского похода 1514 года, завершившегося взятием города, Дмитрий получил приказ стоять в Серпухове Там же. С. 54-55.. Иоасафовская летопись объясняет, что Дмитрий был отправлен на берега Оки с целью защиты от крымских татар («берегучися от Крымскаго») Иоасафовская летопись. С. 194.. Таким образом, можно предположить, что Василий III все же сохранял определенное доверие к Дмитрию, когда речь шла о военных делах, хотя и не ставил его более во главе войска.

Помимо личного участия, Дмитрий Углицкий отправлял в походы своих воевод, что также зафиксировано в разрядной книге. Например, во время очередной русско-литовской войны в сентябре 1507 года, когда великий князь послал на литовские земли войско во главе с князьями Василием Стародубским и Василием Шемячичем, в передовом полку присутствовал воевода Дмитрия Углицкого Иван Обляз Вельяминов Разрядная книга 1475-1598 гг. С. 38.. В мае 1508 года Василий III отправил войско против князя Михаила Глинского. Одну из ратей возглавлял воевода Яков Захарьевич, а в полку левой руки был воевода Дмитрия - Яков Дмитриев сын Давыдова Там же. С. 39.. В том же году «от Стародубского и от Шемячича ходили воеводы на литовские места». Воевода от Дмитрия Углицкого - Иван Тимофеевич Скрябин - был на этот раз в составе большого полка Там же. С. 41.. В сентябре 1508 года «княж Дмитреевы Ивановича воеводы с людьми» (без указания имен) были в большом полку под командованием Василия Холмского Разрядная книга 1475-1598 гг. С. 43.. В мае 1512 года против крымских татар великий князь выдвинул войско, в полку левой руки которого был вышеупомянутый Яков Дмитриев сын Давыдова Там же. С. 45.. В том же году мы видим этого воеводу на Угре, на этот раз в полку правой руки, причем в большом полку этого же войска также был воевода от Дмитрия - Иван Обляз Вельяминов Там же. С. 46-47.. В 1515 году Яков Давыдов ходил на Мстиславль в составе большого полка Там же. С. 56.. В 1519 году «с Лук с Великих ходили воеводы к Полотцку». В полку правой руки был воевода углицкого князя Семен Мятлев Там же. С. 64..

Рассмотрев участие Дмитрия Ивановича во внешнеполитических делах, мы перейдем теперь к внутренней политике князя в Углицком уделе. Следует напомнить, что ранее (с 1462 по 1491 год) этот удел принадлежал князю Андрею Васильевичу Большому, брату Ивана III. В сентябре 1491 года Андрей Васильевич был вызван в Москву и там арестован по обвинению в измене. Спустя два года, в ноябре 1493, углицкий князь скончался в заключении. Двое сыновей Андрея Васильевича, Иван и Дмитрий, также лишились свободы и содержались под стражей в Переславле Зимин А.А. Удельные князья и их дворы во второй половине XV и первой половине XVI в. С. 163-165.. Таким образом, Дмитрий Иванович получил удел при живых наследниках предыдущего князя, что было отмечено в Угличском летописце: «И, хотя и благ был добродетелно, но чюжее восхитил наследие». Это вызывало недовольство многих горожан, которые хотели видеть своими князьями Ивана и Дмитрия Андреевичей («их же наследниками престола княжескаго и природными Углическими государи зваху»). Среди несогласных были и бояре «Андреева княжаго двора». Для удержания ситуации под контролем, по словам Угличского летописца, Дмитрию присылали бояр и военачальников из Москвы. Как утверждает источник, дело не ограничилось простыми разговорами: были и заговоры в пользу заключенных княжичей («многия советы творяху тайно»), и даже какие-то «мятежи» с целью их освобождения. Однако все эти попытки отказались безрезультатны. По словам летописца, неудача могла быть как-то связана с нашествием татар на русские земли в то время («за неудобность такову и брань с татары невозмогше совет… составити гражданы и совершити о заточенных князех их природных»). После возвращения Дмитрия Ивановича из похода на татар его авторитет среди угличан возрос, и отныне они «не смеяху бо более на него враждовати». Сам же Дмитрий, вероятно, убедившись, что теперь его двоюродные братья не представляют для него угрозы, выпросил у Василия III «отрадную некую свободу» для Ивана и Дмитрия Андреевичей. Эта свобода заключалась в том, что узникам выделили особую келью в монастыре, где они содержались, кроме того, княжичи получили ежегодное хлебное и денежное содержание, а также право свободно посещать церковь без охраны Угличский летописец. С. 45.. Однако из описания архива Посольского приказа следует, что с 1508 по 1514 год Иван и Дмитрий «сидели в тюрьме в Переславле скованы» ДДГ. С. 471.. Вероятно, если ходатайство Дмитрия Ивановича за них и имело место, то реальные послабления заключенные братья получили несколько позже. В любом случае, решающее слово здесь было за великим князем.