Что же касается сообщения летописца о настроениях жителей Углича, то, как отмечает Ю. Б. Куницына, «можно только предполагать, как относились горожане к новому князю». Исследовательница указывает, что в памяти угличан период после ареста князя Андрея Васильевича был связан с «обысками», переселением жителей в другие места и разорением города Куницына Ю.Б. С тенью прав князя владетельного... С. 52.. М. М. Бенцианов полагает, что после присоединения Углицкого удела Иван III «всерьез боялся встретить сопротивление со стороны местных служилых людей». При этом, согласно наблюдениям историка, некоторые служилые люди Андрея Васильевича перешли на службу московскому князю еще в 1480-е годы. Те же, кто остался служить Андрею Васильевичу, после его «поимания» продолжили свою карьеру на великокняжеской службе, хотя и не занимали на ней высоких должностей Бенцианов М.М. Государев двор и территориальные корпорации служилых людей русского государства в конце XV - середине XVI в. С. 81-82.. Нам представляется, что какие-то конфликты местных жителей (в том числе бывших представителей двора Андрея Углицкого) с новым князем и представителями московской администрации действительно могли иметь место на начальном этапе, однако, к сожалению, источники не позволяют нам восстановить подробную картину происходившего.

Обратимся теперь к земельной политике Дмитрия Ивановича. Как уже отмечалось выше, самая ранняя из дошедших до нас грамот углицкого князя датируется 1504 годом, она предназначалась Покровскому монастырю. 8 марта 1505 года Дмитрий выдал грамоту уже светскому землевладельцу - Григорию Васильевичу Грязному. Князь давал ему в кормление волость Озерца «под Микитою Козловским». В грамоте указывалось, какие отношения должны были быть между Григорием Грязным и местным населением: дети боярские и все прочие люди должны были слушаться и чтить Грязного, он же, в свою очередь, должен был управлять «по старине, как было преж сего». Судебные дела между жителями волости должны были разбирать сам Григорий Грязной или его тиун АСЗ. Т. I. С. 60.. В данной грамоте речь идет о подмосковных владениях углицкого князя, и сама она была написана в Москве. Что касается самого Григория Грязного, то следует отметить, что его дед и отец также некоторое время служили в Углицком уделе (при княжении Андрея Васильевича Большого). Сам Григорий, за исключением непродолжительного периода службы у Василия Ивановича (еще при жизни Ивана III), служил главным образом в уделах - у Дмитрия Углицкого и Андрея Старицкого. Сыном Григория был Василий Грязной, впоследствии получивший известность как опричник и приближенный Ивана Грозного Там же. С. 329-333..

1506 год ознаменовался выдачей сразу нескольких грамот монастырям. 17 февраля Дмитрий выдал грамоту Кирилло-Белозерскому монастырю, в которой разрешал беспошлинный провоз соли по территории своего удела Зимин А.А. Удельные князья и их дворы во второй половине XV и первой половине XVI в. С. 167.. 4 апреля (вероятно, незадолго до отправления в поход на Казань) углицкий князь пожаловал строителя (настоятеля) Симонова монастыря Мисаила жалованной несудимой и заповедной грамотой. Эта грамота касалась жителей 18 монастырских деревень, расположенных в Углицком уезде. Они освобождались от суда наместников и волостелей Дмитрия Ивановича (кроме душегубства и разбоя с поличным), а также от кормов и поборов. Кроме того, в грамоте Дмитрий запретил своим людям незвано ездить «на пир и на братчины» в эти деревни. Оговаривался возможный случай, если кто-либо нарушит запрет и это приведет к трагическим последствиям: «А учиница у них в том пиру какова гибель, и та гибель платити незваному без суда и без исправы». В конце грамоты Дмитрий Иванович угрожал опалой тем, кто «изобидит» монастырских людей АФЗХ (АМСМ). С. 7.. Вернувшись из похода, Дмитрий выдал две грамоты (30 сентября и 1 октября) игумену Троице-Сергиева монастыря Досифею. Первая грамота касалась спора монастыря со слободчиком углицкого князя Семеном (Сенькой) Фоминым сыном Бородатого. Слободчик отвел у монастыря 54 деревни с починками. Дмитрий Иванович провел «обыск», по результатам которого убедился, «что те земли истарины троицкие Сергиева монастыря». Князь приказал вернуть земли «по старине» монастырю АРГ. С. 30.. Вторая грамота позволяла монастырским судам беспошлинно ходить мимо Углича и Мологи Там же. С. 30-31..

21 ноября 1507 года грамоту от Дмитрия Ивановича получила семья служилых людей: Волох Иванов сын Суседов, его сноха Анна Рахманиновская жена, ее сыновья Иванец, Васюк и Андреец. Они владели четырьмя деревнями в Углицком уделе. Дмитрий освободил жителей этих деревень от суда своих наместников и передал право на суд Волоху Суседову и его родственникам (как обычно в таких грамотах, кроме душегубства и разбоя с поличным). В случае разбирательств между людьми Суседова и углицкого князя предполагался совместный суд АСЗ. Т. II. С. 291-292.. 26 июня 1510 года Дмитрий выдал такую же несудимую грамоту Федору Алексееву сыну Давыдову на село Перекладово с деревнями Угличские акты. С. 3..

5 января 1511 года Дмитрий Иванович выдал грамоту игумену Кирилло-Белозерского монастыря Ивану, в которой освободил жителей двух монастырских деревень от дани, пошлин и повинностей в свою пользу («ни коня моего не кормят, ни сен моих не косят»), а также от суда своих наместников Там же. С. 4.. 19 июня жалованная кормленная грамота была выдана Игнатию Терентьеву сыну Перского. Углицкий князь дал ему в кормление волость Озерцы под Белецей Безобразовым в своих подмосковных владениях. В 1514 или 1515 году действие грамоты было продлено до января 1516 года. Следует отметить, что в этой грамоте указано имя подписавшего ее дьяка - Василий Нефимонов АСЗ. Т. II. С. 258.. 7 августа 1511 года Дмитрий своей грамотой освободил Покровский монастырь во главе с игуменом Ионой от содержания княжеских «ездоков» Зимин А.А. Удельные князья и их дворы во второй половине XV и первой половине XVI в. С. 167; Каштанов С.М. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI века. [Часть первая] // АЕ за 1957 год. М., 1958. С. 317..

13 января 1516 года Дмитрий Иванович дал льготную грамоту Иосифо-Волоцкому монастырю, игуменом которого в то время был Даниил, будущий митрополит московский. Князь позволил монастырским людям возить товары в Новгород и Белоозеро через территорию его удела без уплаты пошлин АФЗХ. Ч. II. С. 68.. 26 апреля того же года тарханную (то есть освобождавшую от податей и повинностей) и несудимую грамоту получил Покровский монастырь (игумен Ферапонт) Зимин А.А. Удельные князья и их дворы во второй половине XV и первой половине XVI в. С. 167; Каштанов С.М. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI века. С. 323.. Самая поздняя из известных нам жалованных грамот Дмитрия датирована 18 марта 1520 года. Она была выдана игумену Кирилло-Белозерского монастыря Макарию. Отныне представители монастыря могли возить через Углицкий удел соль и рожь в Дмитров и обратно, не платя при этом пошлины РИБ. Т. 32. С. 162..

Таким образом, нам известны в общей сложности 14 жалованных грамот Дмитрия Углицкого С.М. Каштанов в своем списке грамот указывает еще одну тарханно-проезжую грамоту углицкого князя Кирилло-Белозерскому монастырю, разрешавшую беспошлинно купить товару на 20 руб. Она не сохранилась, но упоминается в другой грамоте тому же монастырю от 1538 года. Датировка этой грамоты неизвестна (Каштанов С.М. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI века. С. 307).. Из них 10 были выданы монастырям (по 3 - Покровскому монастырю в Угличе и Кирилло-Белозерскому монастырю, 2 - Троице-Сергиеву монастырю, по 1 - Симонову и Иосифо-Волоцкому монастырям) и 4 - светским землевладельцам. Можно ли на основании данных грамот сделать какие-либо выводы о политике Дмитрия Ивановича? C. М. Каштанов отвечает на этот вопрос утвердительно. По мнению исследователя, с помощью раздачи жалованных грамот удельные князья стремились укрепить границы своих владений. Так, с 1510 года Дмитрий Иванович активно участвовал в борьбе за Бежецкий уезд, который ранее принадлежал Семену Ивановичу, а теперь находился под контролем Василия III. Претензии Дмитрия обозначились, когда углицкий князь выдал одному из своих вассалов (Федору Давыдову) грамоту на земли, примыкавшие к территории Бежецка. К числу действий, направленных на овладение Бежецким уездом, С. М. Каштанов относит также выдачу в 1511 году грамот Кирилло-Белозерскому и Покровскому монастырям. Как полагает историк, в борьбе за данный уезд также активно участвовал и Юрий Дмитровский. Однако благодаря активной раздаче жалованных грамот Василий III к концу 1511 года смог утвердить свою власть в Бежецком уезде Каштанов С.М. Из истории последних уделов. С. 290-291.. Затем происходит некоторый спад активности во внутренней политике Дмитрия. Но уже в начале 1516 года углицкий князь предпринял попытку укрепить свое положение в уделе, выдав грамоту Иосифо-Волоцкому монастырю, в которой, по словам С. М. Каштанова, «был… зафиксирован весь основной состав княжества Дмитрия». В 1517-1518 годах противостояние великого князя с удельными братьями получило новый импульс в связи с окончательным переходом к Василию III удела Семена Калужского. С. М. Каштанов считает, что в это время Дмитрий Углицкий претендовал на Бежецк или часть Волоцкого княжества. Исследователь пишет даже о резком конфликте между Василием III и Дмитрием из-за претензий углицкого князя, который «вел себя весьма агрессивно в отношении соседей». Кроме того, Дмитрий претендовал и на часть Дмитровского удела князя Юрия, тем более, что он имел там опорную точку - Рогачево, полученное по завещанию отца. Тем не менее, Юрию удалось отстоять свой суверенитет в Дмитровском уезде. Это показывает его проезжая грамота, выданная в начале 1521 года Кирилло-Белозерскому монастырю Каштанов С.М. Из истории последних уделов. С. 292-296..

В. Д. Назаров заметил, что иммунитетные пожалования углицкого князя как монастырям, так и светским землевладельцам «соответствовали нормам великокняжеских грамот, налоговые привилегии в них практически отсутствовали». Единственным случаем, когда Дмитрий предоставил значительные льготы, исследователь считает выдачу грамоты Иосифо-Волоцкому монастырю в 1516 году. В. Д. Назаров указывает и на тот факт, что князь контролировал покупки монастырями земель на территории своего удела Назаров В.Д. Дмитрий Иванович. С. 443-444..

По нашему мнению, жалованные грамоты Дмитрия Ивановича (очевидно, дошедшие до нас далеко не в полном составе), все же могут в некоторой степени осветить его политику, в том числе и соперничество с братьями. В этом смысле интересной представляется работа С. М. Каштанова, хотя, как мы полагаем, этот историк все же несколько преувеличил степень противостояния Дмитрия Углицкого и Василия III. Мы вряд ли можем согласиться с характеристикой политики Дмитрия как агрессивной по отношению к соседям. Углицкий князь главным образом хотел укрепить свое положение в собственном уделе, вероятно, желал несколько увеличить его, но говорить о его значительных территориальных амбициях мы не имеем достаточных оснований. Если кто из удельных князей и представлял определенную угрозу для Василия III, то это был Юрий Дмитровский Каштанов С.М. Из истории последних уделов. С. 284-285.. Кроме того, говоря о политике Дмитрия в отношении монастырей, мы не должны забывать о том, что, помимо политического аспекта, существовал еще и религиозный. Например, мы вполне допускаем, что решение углицкого князя по делу о земельном конфликте между его слободчиком и Троице-Сергиевым монастырем, по которому монастырь получил обратно 54 деревни, могло быть мотивировано как благодарность Богу за избавление от гибели или плена после неудачного похода на Казань. Конечно, мы никогда не узнаем, что именно двигало Дмитрием, но подобное действие соответствовало религиозному мировоззрению людей того времени. В таком случае и выдача грамоты со значительными привилегиями Симонову монастырю буквально накануне похода также может иметь под собой религиозную основу.

Исследуя удельную политику Дмитрия Ивановича, мы не можем обойти стороной вопрос о служилых людях этого князя. Имена некоторых из них мы уже называли - это воеводы из разрядной книги. Перечислим их еще раз: Василий Алексеевич Давыдов, Яков Дмитриевич Давыдов, Иван Васильевич Обляз Вельяминов, Иван Тимофеевич Скрябин, Семен Григорьевич Мятлев. Давыдовы представляли собой одну из ветвей Морозовых, которых А. А. Зимин охарактеризовал как старейший боярский род, еще с середины XIV века связанный с Москвой. Василий Алексеевич и Яков Дмитриевич приходились друг другу двоюродными братьями. Родным братом Василия был Федор Давыдов, получивший в 1510 году жалованную грамоту от Дмитрия на свои земельные владения. Вероятно, Давыдовы имели прочные связи с Углицким уделом. Известно, что Дмитрий Давыдович, отец Якова, служил князю Андрею Васильевичу Углицкому еще с 1460-х годов Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России. С. 234-239..

К числу древнейших боярских родов относились и Вельяминовы. Отец Ивана Обляза, Василий Федорович, в годы правления Ивана III служил его брату, князю Юрию Васильевичу Дмитровскому, а младший брат будущего углицкого воеводы Иван Шадра после ареста Андрея Васильевича в 1491 году был послан в Углич в качестве наместника. Что же касается самого Ивана Оболяза, то он поочередно служил в трех уделах: сначала Ивану Борисовичу Рузскому, затем Дмитрию Ивановичу Углицкому, затем Юрию Ивановичу Дмитровскому. Впоследствии Иван Обляз перешел на великокняжескую службу и стал наместником в Стародубе Там же. С. 157-161.. Иван Тимофеевич Скрябин, как и Давыдовы, происходил из рода Морозовых, причем из более старшей ветви Там же. С. 236.. Семен Григорьевич Мятлев являлся потомком рода Ратшичей, служившего московским князьям с XIV века Там же. С. 161-167.. Следует отметить, что дети некоторых из вышеупомянутых воевод также служили в Угличе: в дворовой тетради 1550-х годов среди «княж Дмитреевских Ивановича» людей названы сын Якова Давыдова Григорий и сыновья Семена Мятлева Иван и Андрей ТКиДТ. С. 205-206..

Еще несколько имен людей, служивших князю Дмитрию Ивановичу, сохранились в земельных актах. Так, до нас дошла докладная купчая старца Троице-Сергиева монастыря Нифонта, купившего деревню у землевладельцев Углицкого уезда (датирована 22 марта 1507 года). Из этого источника следует, что земельные дела докладывались некоему князю Владимиру Ивановичу АРГ. С. 36-37.. По мнению А. А. Зимина, это был князь Барбашин, представитель одной из ветвей Суздальских князей Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России. С. 67-72.. В разъезжей грамоте, также относящейся к землям Троице-Сергиева монастыря и датированной 1509 или 1510 годом, указаны двое детей боярских Дмитрия Углицкого: Яков Булгак Степанов сын Савельева и Иван Ширяй Дмитриев сын Кожухова АРГ. С. 60-61..

Существенные дополнения по данному вопросу внесла работа Л. И. Ивиной. Исследовательница использовала ретроспективный метод, задействовав в качестве одного из источников писцовую книгу конца 20-х - начала 30-х годов XVII века. Л. И. Ивина пришла к выводу, что сопоставление данных писцовой книги с данными Тысячной книги и Дворовой тетради (начало 1550-х годов), а также со сведениями разрядов, позволяет в некоторых случаях получить информацию о землевладельцах первой половины XVI века Ивина Л.И. Внутреннее освоение земель России в XVI в. С. 31-32.. Например, Л. И. Ивина отметила следующих владельцев поместий и вотчин в уделе Дмитрия Углицкого: Шумихины, Плещеевы, ОблязовыТам же. С. 43., Лошаковы, Голочеловы Там же. С. 50., Упины, Кокошкины Там же. С. 58., Шершавины Там же. С. 60., Волынские, Колударовы Там же. С. 65., Сатины, Белкины Там же. С. 73., Нефимоновы Там же. С. 75., Едигеевы Там же. С. 78., Маракушевы Там же. С. 83., Болотеины Там же. С. 88., Квашнины Там же. С. 93. и некоторые другие. По словам исследовательницы, «с начала XVI в. источники Угличской земли пестрят упоминаниями о поместьях. Происходит интенсивная раздача угличских волостных земель на поместном праве» Там же. С. 70..

Ранее мы уже упоминали и такие фамилии, как Грязные, Суседовы, Перские. Представители данных фамилии могли быть связаны с Углицким уделом еще до передачи его Дмитрию: например, как показала Л. И. Ивина, Суседовы еще во второй половине XV века имели здесь село с деревнями Там же. С. 60.. В духовной грамоте Дмитрия Ивановича названы постельничий князя Андрей Иванов сын Белкина, дьяки Василий Нефимонов, Тиша Михалков, Небогатой Исаков сын Дубровина, бараш (шатерничий) Волох Суседов и боярин князь Андрей Федорович Хованский ДДГ. С. 411-414.. Последний обращает на себя внимание как один из немногих представителей титулованных родов на службе углицкого князя. Хованские вели свою родословную от великого князя литовского Гедимина. А. А. Зимин отметил, что, в отличие от своих родственников Патрикеевых, Хованские не приобрели прочных позиций при великокняжеском дворе и были связаны с удельными князьями. Сам Андрей Федорович служил вначале князю Федору Борисовичу Волоцкому, а после его смерти перешел в Углицкий удел. Дочь Андрея Федоровича впоследствии вышла замуж за удельного князя Андрея Старицкого Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России. С. 29-30.. Относительно дьяков Дмитрия Углицкого можно обратиться к исследованию А. Ю. Савосичева. Как показал этот историк, Нефимоновы были связаны с Угличем еще с первой половины XV века, Дубровины служили при князе Андрее Васильевиче, Михалковы же появляются здесь впервые только в начале XVI века Савосичев А.Ю. Дьяки и подьячие XIV-XVI веков: происхождение и социальные связи. С. 318-319.. Василий Нефимонов ранее служил великому князю Ивану III Там же. С. 315.. Также есть сведения о связях этого дьяка с Дмитровским уделом, в котором Нефимонов имел вотчину Там же. С. 154.. О Тимофее Михалкове известно, что он после ликвидации Углицкого удела вошел в число великокняжеских дьяков Там же. С. 320.. Его сыновья служили в Государевом Дворе Там же. С. 326..

Подводя итог, мы можем сказать, что в число служилых людей Дмитрия Углицкого входили как те, кто начинал служить в Угличе ранее, так и новые лица. Следовательно, несмотря на репрессии против князя Андрея Васильевича, его служилая корпорация не была заменена полностью. Это вполне соответствует сведениям Угличского летописца, который, как мы цитировали выше, пишет о наличии в Угличе уже при Дмитрии бояр «Андреева двора». В состав двора углицкого князя входили и представители видных родов (например, Морозовых, хотя и не старшей их ветви). В большинстве своем они не имели титулов, хотя встречаются и отдельные представители княжеских фамилий.

О том, чем занимался в это время сам Дмитрий Иванович, мы имеем крайне мало сведений. Даже Угличский летописец ограничивается лишь утверждением, что Дмитрий правил «богоугодно, исправляя вся по закону и гражданская строения добротворно» Угличский летописец. С. 46.. В житии Иосифа Волоцкого говорится, что Дмитрий, по примеру старшего брата, делал пожертвования Иосифо-Волоцкому монастырю, чтобы тот имел возможность помогать бедным ВМЧ. С. 483-484.. Герберштейн отмечает присутствие Дмитрия на охоте вместе с великим князем, в которой посол участвовал сам (1517 год) Герберштейн С. Записки о Московии. Т. I. С. 575.. Дмитрию Ивановичу приписывают строительство нескольких храмов в Угличе и близ него. По словам В. Д. Назарова, в действительности речь может идти только о постройке в последние годы жизни Дмитрия церкви во имя святого Алексия, митрополита московского, в одноименном монастыре Назаров В.Д. Дмитрий Иванович. С. 444.. По другой версии, приведенной Ю. Б. Куницыной, церковь во имя митрополита Алексия начали строить при Дмитрии, но завершили уже после его смерти. Также Ю. Б. Куницына предполагает, что Дмитрий мог построить еще несколько церквей - например, в духовной грамоте названы две церкви в честь святого Димитрия Солунского, который был покровителем углицкого князя Куницына Ю.Б. С тенью прав князя владетельного... С. 53.. Имя Дмитрия Ивановича упоминается в грамоте казанского царевича Петра Ибрагимовича Пырью Осокину. Царевич наказывал Осокину спросить о здоровье князя Дмитрия: «Как тебя, господина нашего, Бог милует?». Также в этой грамоте Петр Ибрагимович хотел узнать у Василия III, нужно ли спрашивать о здоровье митрополита Варлаама, и если нужно, то кого прежде - митрополита или Дмитрия? Акты Юшкова. С. 74. Петр Ибрагимович (до крещения носивший имя Куйдакул) с 1506 года был женат на сестре Дмитрия и Василия III Евдокии (Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. С. 75).

Около 1520 года у Дмитрия, по-видимому, произошла некая размолвка с великим князем. Это можно понять из наказных речей, которые Василий III приказал передать Дмитрию через своего приближенного Ивана Шигону. Василий III напоминал брату, что приказывал ему «учинить управу» в «Козельских делех и в Ушатого». Дмитрий же, как утверждал великий князь, не только «управы не учинил», но и послал своих людей грабить деревни вышеупомянутого Ушатого. Василий III отправил по этому поводу грамоту углицкому князю с Федорцом Борисовым, но ответа так и не получил. Затем Дмитрий все же отправил ответное послание, однако оно лишь вызвало большее недовольство великого князя: «Прислал еси к нам паробка такого, какого было тебе паробка к нам непригоже посылати, а писал еси к нам в той грамоте, о таких о великих делех нам вычитаа». Василий III просил брата вспомнить завещание Ивана III («а у тебя с тое грамоты список есть», напоминал он), в котором тот указывал младшим сыновьям относиться к Василию, как к отцу. Поведение Дмитрия явно не соответствовало этому: «А ты ко мне так отвечивал…, и в грамоте еси своей к нам писал: ино, брате, так ли отцу отвечивают и в грамотах пишут?» Василий писал, что не знает, какую «нечесть и обиду» учинил он брату и призывал последнего «памятовать» наказ отца. Завершается речь в примирительном тоне. Василий указывал, что требования к Дмитрию пойдут ему же во благо: «И для своего к тебе жалования, и для своего добра, как есми брата своего жаловал и добро свое к тебе держал и свыше иных своей братьи». Кроме того, Василий III призывал Дмитрия не давать повода для радости неким «недругам» и «лиходеям», «которой меж нас лиха хочет» АИ. С. 530-531.. По мнению А. А. Зимина, этот конфликт был вызван столкновением боярских детей Козельска и Воротынска (великокняжеские владения) с жителями Мезецка (владение Дмитрия Углицкого), в результате которого последние были пограблены «по великого князя веленью». Источники относят это событие к марту 1520 года. Чем закончился этот спор, неизвестно. Упомянутыми в конце речи недругами могли быть, как полагает ученый, крымский хан Мухаммед-Гирей и Сигизмунд I, король польский и великий князь литовский Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. С. 210.. Можно предположить, что конфликт начался на местном уровне, затем Дмитрий Иванович вступился за своих людей, что вызвало недовольство Василия III. Во всяком случае, мы полагаем маловероятным, чтобы Дмитрий исключительно по собственной инициативе вступил в противостояние с братом, которому, как нам представляется из остальных фактов биографии углицкого князя, он был вполне лоялен. Сам текст речей скорее показывает, что великий князь не желал перерастания этого конфликта в открытое противостояние с Дмитрием и хотел поддерживать с ним дружественные отношения, при этом, однако, не забывая о собственном исключительном положении. Известно также, что существовала докончальная грамота Василия III и Дмитрия Углицкого, регулировавшая их взаимоотношения. Сама она не сохранилась, но о ее наличии свидетельствует опись Царского архива Описи Царского архива XVI в. и архива Посольского приказа 1614 г. С. 21.. Были и другие не дошедшие до нас грамоты, как от Василия к Дмитрию, так и от Дмитрия к Василию Там же. С. 36, 62..

В феврале 1521 (7029) года углицкий князь Дмитрий Иванович скончался в возрасте 39 лет. Большинство летописей датируют это событие 14 февраля и отмечают его лишь одной фразой: «Преставися князь Дмитрей Иванович, брат великого князя Василья» ПСРЛ. Т. 8. С. 269; ПСРЛ. Т. 13. С. 37; ПСРЛ. Т. 20. С. 401.. Несколько более информативно сообщение Вологодско-Пермской летописи. Она отмечает, что «благоверный князь Дмитреи Иванович» умер 14 февраля в четверг «в своеи отчине на Углече», а похоронен был 23 февраля в субботу в московском Архангельском соборе ПСРЛ. Т. 26. С. 310.. Ту же дату похорон Дмитрия сообщает Владимирский летописец, также замечая, что углицкий князь был погребен возле Дмитрия Ивановича Донского. Смерть князя здесь датируется 13 февраля «на Федорове недели в среду в вечере» ПСРЛ. Т. 30. С. 415..

Но наиболее подробный рассказ о кончине и погребении углицкого князя содержится в Типографской летописи. Согласно этому источнику, 8 февраля Дмитрий Иванович тяжело заболел («начат изнемогати зелне телеснем недугом»). Князь послал к Василию III Андрея Квашнина, чтобы оповестить брата о своей болезни. Получив это известие, Василий был в «велице оунынии» и захотел поехать в Углич навестить Дмитрия. Однако 13 февраля «в 8 час дни» Дмитрий умер. К дому покойного князя пришли его бояре «и все ближники», а также многочисленные представители духовенства. Они положили тело Дмитрия в гроб в церкви Преображения, «яко Иосиф и Никодим тело Исусово». Вероятно, такое сравнение могло несколько смутить читателей, поэтому автор рассказа счел нужным объяснить, почему считает его допустимым: «О сем бо никто в предкновение да не придет, понеже царь и царьский сын носит образ Божий». Дальше идет весьма яркое описание всеобщего плача угличан по Дмитрию. Князя оплакивали и «великие» люди, и «простая чадь», не только взрослые мужчины и женщины, но и дети: «Юныя отрочата клича и слез домы своя исполняша, аки по своих родителех слезы лияше». В речах от лица представителей различных групп населения Углича (бояр, духовенства, горожан, нищих) Дмитрий характеризуется как «государь ласковый и тщивый», «чадолюбивый отец», заботившийся обо всех без исключения своих подданных. Затем архимандрит Воскресенского монастыря Ефрем послал к Василию III Ивана Андреева сына Белкина с известием о смерти брата. Эта новость произвела тяжелое впечатление на великого князя, который «начаша сетовати зелне и слезы испущати горце» и будто бы даже сказал, что видел в Дмитрии не только брата, но и наследника «царствию своему». Василий III отправил в Углич Семена Ивановича Воронцова, его сына Михаила и некоторых других бояр, чтобы они привезли тело Дмитрия в столицу. Но в Угличе московские посланцы столкнулись с сопротивлением местных жителей, которые «не всхотеша давати тела государьского». Семену Воронцову с трудом удалось выполнить поручение великого князя. При огромном стечении народа углицкие бояре понесли гроб с телом князя на своих головах, при этом люди стремились прикоснуться к гробу, как к чудотворной раке. Все это сопровождалось «кличем и воплем», от которого, по выражению летописи, тряслась земля. По дороге процессия посетила Переславль и Троице-Сергиев монастырь, где ее встречали соответственно игумен Горицкого монастыря Иона и троицкий игумен Порфирий, с множеством людей. Наконец, умершего углицкого князя привезли в Москву, где его ждали сам Василий III, митрополит Варлаам, московские бояре и много простых жителей города. Все они плакали и рыдали, пока гроб несли в Архангельский собор ПСРЛ. Т. 24. С. 218-221.. Как полагают исследователи, автором этого повествования мог быть упоминавшийся в нем архимандрит Ефрем, духовник Дмитрия Ивановича Назаров В.Д. Дмитрий Иванович. С. 443; Куницына Ю.Б. С тенью прав князя владетельного... С. 53. Духовным отцом архимандрита Ефрема называет Дмитрий в своем завещании (ДДГ. С. 414).. По всей видимости, рассказ содержит некоторые преувеличения. Например, вряд ли можно поверить, что все москвичи оплакивали смерть углицкого князя. Однако, отношение угличан к Дмитрию здесь, скорее всего, передано верно. За годы своего правления (около 17 лет) Дмитрий мог заработать уважение среди местного населения, хотя изначально, как мы отмечали, оно восприняло нового князя не вполне доброжелательно В.Д. Назаров полагает, что, хотя рассказ Типографской летописи рисует образ идеального правителя, тем не менее, в нем отражены реальные качества Дмитрия (Назаров В.Д. Дмитрий Иванович. С. 444).. Вызывают интерес слова, приписываемые Василию III, согласно которым он желал видеть Дмитрия своим наследником. Мог ли этот эпизод повествования иметь под собой реальную основу? Как известно, великий князь в то время еще не имел собственных детей. Соответственно, наследовать ему должен был один из братьев, старшим из которых был Юрий Дмитровский. Отношения Василия и Юрия были весьма сложными, на что обращали внимание и исследователи. По словам С. М. Каштанова, Юрий Дмитровский отличался наибольшей активностью среди удельных князей и надеялся занять великокняжеский стол Каштанов С.М. Из истории последних уделов. С. 278-279.. Василий III видел в Юрии опасность для себя Там же. С. 284.. А. А. Зимин также отмечал напряженные отношения между двумя братьями и писал об опасениях великого князя по этому поводу Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. С. 417.. А. И. Филюшкин полагает, что для Василия было неприемлемо отдавать престол «ненавистному брату Юрию» Филюшкин А.И. Василий III. С. 139. Одновременно А.И. Филюшкин здесь же называет и Дмитрия главным соперником Василия, с чем мы вряд ли можем согласиться.. Вероятно, Дмитрий, следовавший по старшинству за Юрием, действительно был бы более желательным наследником для великого князя, хотя их взаимоотношения тоже не были идеальными. При этом, конечно, лучшим вариантом с точки зрения Василия III была передача престола будущему сыну, а не кому-либо из братьев.

Также некоторые подробности последних дней жизни Дмитрия Ивановича содержит Угличский летописец. Как и Типографская летопись, Угличский летописец говорит о болезни Дмитрия перед смертью. Чувствуя приближение кончины, князь позвал к себе игумена Даниила Переславского, который и ранее пользовался большим уважением Дмитрия, любившего беседовать со старцем на духовные темы. Дмитрий сообщил Даниилу Переславскому свою последнюю волю: во-первых, он хотел быть похороненным в Москве, «с прародители его», во-вторых, князь завещал в вечное владение монастырю Даниила село Будовское, утвердив свое решение «грамотами и печатми». Смерть Дмитрия Углицкий летописец датирует, как и большинство других источников, 14 февраля Угличский летописец. С. 45-46. Следует указать, что летописец ошибочно называет возраст Дмитрия на момент смерти (44 года вместо 39 лет)..

До нас дошла духовная грамота Дмитрия Ивановича. Начинается она с перечисления монастырей, которые должны получить пожалования (в том числе земельные) по душе Дмитрия. Так, Чудов монастырь должен был получить село Дубки с деревнями в Зубцовском уезде, Кирилло-Белозерский монастырь - село Кобаново с деревнями в Углицком уезде, Иосифо-Волоцкий монастырь - село Фаустову Гору с деревнями в Зубцовском уезде, Никитский монастырь в Переславле - село Микитино с деревнями в Угличе. Особо выделялись в грамоте углицкие монастыри: Воскресенский, Покровский, Николо-Улейминский, Учемский, Михаила Архангела в Бору, Афанасьевский на Мологе, «монастырек» Алексия Чудотворца «в Огневе слободе». Все они наделялись земельными владениями. Воскресенский монастырь, архимандрит которого был духовником князя, получил сразу два сельца (Синцово и Олифниково). Существенные пожалования достались Николо-Улейминскому и Алексеевскому монастырям, получившим, соответственно, села Нефедьево и Некоуз. Еще большее количество монастырей в разных городах получало денежные пожалования (среди них, например, Пафнутьев монастырь в Боровске, Хутынский монастырь в Новгороде). Далее в грамоте идет перечисление движимого имущества из казны Дмитрия: предметов одежды, посуды, драгоценностей. Некоторые вещи отмечены как подарки Василия III: «судно с рукоядью и с носком», «ковш болшои грановит», несколько других ковшей, две братины. Упоминаются в грамоте и деньги Дмитрия («тысяча рублев»). Затем Дмитрий перечисляет села и деревни, купленные у местных землевладельцев: у Иванца и Яковца Плишкиных князь приобрел сельцо Юрьевское с деревнями, у Иванца Тура Меньшого - село Воскресенское с деревнями, у Гриди Шаршавина «з братьею» - семь деревень на реке Корожашне, у Ивана Юрлова Меньшого - село Инково с деревнями, у Ивана Голочола Дмитриева сына Давыдова - село Рожественое с деревнями. Дмитрий Иванович просил Василия III вернуть эти поселения прежним владельцам, выдав тем купчие грамоты «безденежьно». Также Дмитрий хотел, чтобы великий князь дал свободу его зависимым людям и позаботился о них: «Штобы ис тех людеи которои без леп не погибл, а на моеи душе то не легло». Кроме того, Дмитрий просил отдать поручные записи своим служилым людям ДДГ. С. 409-414.. В. Д. Назаров расценивает духовную грамоту как «своеобразный итог хозяйственной деятельности» Дмитрия Ивановича. Исследователь отметил, что в списке монастырей, представленном в грамоте, преобладают местные углицкие обители - как по количеству, так и по размерам вкладов. В. Д. Назаров видит в этом признак укорененности Дмитрия в жизни удела. Также В. Д. Назаров обратил внимание на отсутствие вкладов в кремлевские соборы, в некоторые известные московские монастыри, а также в монастыри южной части удела Дмитрия Назаров В.Д. Дмитрий Иванович. С. 444.. Л. И. Ивина на основании духовной грамоты сделала заключение, что князь «жаловал монастырям обжитые земли, часто принадлежавшие волости или находившиеся в поместном фонде» Ивина Л.И. Внутреннее освоение земель России в XVI в. С. 68. . По мнению Ю. Б. Куницыной, грамота показывает потрясающую способность Дмитрия Ивановича приумножать богатства Куницына Ю.Б. С тенью прав князя владетельного... С. 53.. А. А. Зимин заметил, что в духовной грамоте не затронут вопрос непосредственно о наследовании удела. Историк предположил, что, возможно, на момент составления грамоты Дмитрий еще надеялся вступить в брак и иметь наследника Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. С. 210-211.. Нам представляется, что этому можно дать и другое объяснение. По-видимому, Дмитрий понимал, что после его смерти удел неизбежно достанется великому князю, поэтому считал бессмысленным оговаривать вопрос о наследовании княжества в духовной грамоте. Тем более, перед ним были примеры скончавшихся ранее Федора Волоцкого (1513 год) и Семена Калужского (1518 год), чьи уделы были присоединены к великокняжеским владениям.

Действительно, после смерти Дмитрия Ивановича его удел отошел к великому князю. Еще были живы два углицких княжича, сыновья Андрея Васильевича. Но они не представляли опасности для Василия III, поскольку уже давно находились в заключении. Иван Андреевич в 1523 году умер. Дмитрий Андреевич все же получил свободу, но уже при Иване IV, в 1540 году (таким образом, он провел в неволе около 48 лет) Филюшкин А.И. Василий III. С. 139.. Скорее всего, завещание Дмитрия Ивановича относительно вкладов в монастыри было исполнено. Известно, например, что в июне 1522 года Василий III в грамоте игумену Иосифо-Волоцкого монастыря Нифонту подтвердил получение монастырем села Фаустовой Горы с деревнями. Великий князь сразу же освободил жителей новых монастырских владений от пошлин и повинностей и от своего суда АФЗХ. Ч. II. С. 83-84.. Что касается служилых людей Дмитрия, то они теперь могли перейти либо на великокняжескую службу, либо в продолжавшие существовать уделы (Дмитровский и Старицкий). М. М. Бенцианов отмечает, что некоторые выходцы из бывшего Углицкого княжества получали поместья от великого князя в Можайском и, вероятно, Вяземском уездах Бенцианов М.М. Государев двор и территориальные корпорации служилых людей русского государства в конце XV - середине XVI в. С. 242, 266.. А. А. Зимин, исследуя события, связанные с осуждением Максима Грека и Ивана Никитича Берсеня Беклемишева (1525 год), обратил внимание, что в деле был замешан Яков Дмитриевич Давыдов, ранее упоминавшийся как один из воевод Дмитрия Ивановича Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. С. 275.. Значит, можно предположить, что не все бывшие служилые люди углицкого князя были довольны своим новым положением.

Подводя итог этой части нашей работы, мы можем сказать, что, несмотря на недостаточное количество источников, нам представляется возможным охарактеризовать жизнь и деятельность князя Дмитрия Ивановича Углицкого. Во-первых, следует отметить его участие во внешнеполитических делах, в том числе в крупных военных походах. Вряд ли можно сказать, что Дмитрий обладал большим полководческим талантом: оба похода под его командованием окончились поражением русских войск. В то же время, было бы неправильно винить в неудачах только Дмитрия, поскольку было немало других, не зависящих от него факторов. Эти походы не были бессмысленными, полученный в них опыт пригодился в дальнейшем. Во-вторых, нужно указать на то, что внутренняя политика, проводимая Дмитрием, скорее всего, отвечала интересам населения его удела. Мы можем видеть, как менялось отношение угличан к своему князю: от практически открытого неприятия в начале его правления, до всеобщей скорби после его кончины. Недостаток источникового материала не позволяет полностью воссоздать картину развития Углицкого удела в годы правления Дмитрия Ивановича, однако мы все же можем отметить развитие монастырского и служилого землевладения в этом княжестве. В-третьих, взаимоотношения Дмитрия с Василием III были в целом вполне нормальными, хотя и не без отдельных конфликтов. Дмитрий, как нам представляется, не претендовал на великокняжеский престол и не представлял реальной опасности для Василия. В то же время, он стремился сохранить полноту власти в своем уделе, что не могло не вызывать определенного недовольства великого князя, желавшего полностью контролировать все действия своих братьев.

Глава III. Князь Семен Иванович Калужский

Семен Иванович был четвертым сыном Ивана III от второго брака. Родился он 21 марта 1487 (6995) года, «в 7 час дни» ПСРЛ. Т. 12. С. 218.. Вологодско-Пермская летопись отмечает, что великокняжеского сына крестил архимандрит Спасского монастыря Елисей, а также указывает, в честь какого именно святого Семиона получил имя будущий калужский князь («иже в Персиде») ПСРЛ. Т. 26. С. 278..

Имя Семена Ивановича мы можем видеть в дипломатических актах, относящихся к переговорам с великим княжеством Литовским. В феврале 1501 года Александр Казимирович отправил посольство в Москву во главе с паном Станиславом Нарбутом. Здесь впервые посол «правил поклон» в том числе и Семену Ивановичу Сборник РИО. Т. 35. С. 310.. Когда посольство отправилось в обратный путь, Семен был в числе передававших поклоны великому князю Александру Там же. С. 324.. Как мы помним, Дмитрий Углицкий упоминается в этих источниках с 10-летнего возраста, Семену же на момент первого упоминания было почти 14 лет. В целом, его имя появляется здесь существенно реже, чем имя Дмитрия. В марте-апреле 1503 года в Москве шли переговоры о заключении мира. Александра Казимировича представляли Петр Мишковский и Станислав Глебович. Литовские послы передали поклоны от великого князя Александра и великой княгини Елены членам семьи Ивана III, включая Семена Ивановича Там же. С. 363-365.. Семен также передавал поклоны Александру Казимировичу и сестре Там же. С. 409.. В мае того же года Иван III отправил в Литву боярина Петра Плещеева и Константина Заболоцкого для подтверждения перемирных грамот. Семен упоминается здесь в числе прочих сыновей великого князя, передающих поклоны Александру и Елене Там же. С. 412-415..

Об участии Семена Ивановича во внутриполитических делах того времени сведений нет. Можно лишь предположить, что в сентябре-ноябре 1503 года Семен вместе с отцом и братьями посетил Троице-Сергиев монастырь, Переславль, Ростов и Ярославль ПСРЛ. Т. 12. С. 257-258.. Вскоре после этого Иван III составляет духовную грамоту. В ней были обозначены уделы всех его сыновей. Семен Иванович получил города Калугу, Козельск, Бежецкий Верх «с волостми, и с путми, и з селы, и со всеми пошлинами». Отдельно были поименованы козельские волости: Серенск, Людимск, Коробки, Вырки, Сенища, Сытичи, Выино, Липицы, Взбынов, Верх-Серена, Луган, Местилово, Кцын, Хвостовичи, Порыски, Борятин, Орень, Хостцы, Жеремин, Сныхово, Ивановское Бабина село Незнаново. Этот список, вероятно, неполный, так как упоминаются и «иные места». В Москве Семену достались сельцо Луцинское с мельницей и псарней, слободка «княж Васильевская Ромодановского», села Зверево и Бараново (отмечены как «Розсудовские села за Похрою»). Определена была сумма «ордынского выхода» с удела Семена: «Шестьдесят рублев и пять рублев без дясяти денег». Также по завещанию Семен получал «крест золот Михаиловскои владычен», и, как и другие сыновья, ларцы с «казной» ДДГ. С. 358-363..

При этом, если Юрий и Дмитрий получили свои уделы еще при жизни отца, то Семен и самый младший сын Ивана III Андрей, по сообщению Типографской летописи, были «даны на руки» Василию, который и должен был дать им положенные по завещанию уделы ПСРЛ. Т. 24. С. 215.. Как полагает С. М. Каштанов, великий князь был вынужден принять такое решение вследствие позиции Василия Ивановича Каштанов С.М. Социально-политическая история России конца XV - первой половины XVI века. С. 223.. Исследователи высказывали разные предположения насчет того, когда же Семен Иванович получил удел. Д. И. Малинин писал, что Семен прибыл в Калугу в 18-летнем возрасте, то есть уже в 1505 году Малинин Д.И. Из Калужской старины. С. 24.. Иную точку зрения можно найти у С. М. Каштанова. Этот историк обратил внимание на то, что в декабре 1505 года бежецкие акты (относящиеся к землям, положенным по завещанию Семену Ивановичу) подписывались на имя великого князя. Их подтверждения Семеном известны лишь с января 1509 года. Таким образом, С. М. Каштанов пришел к заключению, что Семен не получал своего удела до начала данного года Каштанов С.М. Из истории последних уделов. С. 286.. А. А. Зимин считал, что удел перешел к Семену Ивановичу приблизительно в 1507 году, поскольку в одном из источников упоминаются воеводы из удела Семена под 7015 годом Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. С. 98.. В пользу последней версии высказались С. Н. Кистерев Кистерев С.Н. К истории калужско-бежецкого удела в начале XVI века. С. 16., А. Ф. Жохов Жохов А.Ф. Калуга XVI века и князь Симеон. С. 54. и А. И. Филюшкин Филюшкин А.И. Василий III. С. 135.. Конечно, вряд ли можно точно датировать возникновение удела на основании самого раннего упоминания о нем в актах: следует учитывать, что многие источники того времени до нас не дошли. Тем не менее, можно обоснованно утверждать, что Семен Иванович вступил в фактическое владение своим уделом не сразу после смерти Ивана III.

В отличие от Углича, Калуга в первый (и, как оказалось, последний) раз стала центром удельного княжества. Как отметил А. А. Зимин, в состав нового удела были включены бывшие владения Андрея Васильевича Углицкого, а также некоторые земли, присоединенные к Московскому государству после недавней войны с Литвой. При этом, Семен был единственным из братьев, кто не получил земель бывшего великого княжества Тверского Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. С. 63-65.. А. Ф. Жохов обратил внимание на то, что земли нового удела были разбросаны по разным концам Московского государства. Наибольшее количество волостей было сосредоточено в южной части удела, поэтому исследователь считает неслучайным тот факт, что Семен Иванович выбрал местом жительства именно Калугу Жохов А.Ф. Калуга XVI века и князь Симеон. С. 30..

Сохранилось очень мало источников, относящихся к внутренней политике калужского князя в своем уделе. 18 января 1509 года Семен Иванович выдал игумену Троице-Сергиева монастыря Памве грамоту. В ней указывалось, что из монастырского села Присеки в Бежецком Верхе нужно посылать людей на княжескую охоту: «На медведи, и на лоси, и на олени с сохи по пяти человек» АРГ. С. 54.. Известна также правая грамота, выданная крестьянам того же села Присеки по земельной тяжбе и относящаяся к 1509 или 1510 году. Из нее можно узнать, что судебные дела в Бежецком Верхе от имени Семена Ивановича разбирал князь Василий Иванович Голенин Там же. С. 58-60.. С. М. Каштанов на основании этого источника пришел к выводу, что в конце 1509 года Семен Иванович был отозван в Москву. Возможно, некоторое время он продолжал формально считаться князем Бежецкого удела, но реально делами в уделе распоряжался великокняжеский вельможа Каштанов С.М. Из истории последних уделов. С. 286. Таким образом, согласно С.М. Каштанову, правление Семена в уделе продолжалось фактически менее года.. Для А. А. Зимина данная грамота являлась доказательством того, что «власть князя Семена была больше номинальна, чем реальна» Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. С. 98.. Однако нам представляется более убедительной точка зрения С. Н. Кистерева. Этот исследователь справедливо заметил, что, согласно грамоте, Василий Голенин вершит суд как представитель не великого князя, а Семена Ивановича. Также С. Н. Кистерев предложил более точную датировку правой грамоты: апрель 1510 года Кистерев С.Н. К истории калужско-бежецкого удела в начале XVI века. С. 16-17..

В мае того же 1510 года монастырские крестьяне получили новую правую грамоту по тяжбе между ними и волостным крестьянином. Дело рассматривал все тот же Василий Голенин, и опять он судил «по княж Семенову слову Ивановичя» АРГ. С. 65-68.. Известно, по крайней мере, об одном земельном вкладе Семена Калужского в монастырь. Как сообщает летописец Николаевского Антониева монастыря, Семен Иванович пожаловал этому монастырю земли в Бежецком Верхе: села Преображение Спасово на Холму и Живоначальной Троицы, и вместе с ними 28 деревень Гадалова Г.С. «Летописец о зачатии Бежецкого верха Николаевского Антониева монастыря…». С. 45.. Из судного списка 1540 года по тяжбе монастырских людей с великокняжескими крестьянами мы можем узнать, что при князе Семене писцы Иван Данилов и Третьяк Лызлов «писали весь Бежитцкой Верх» АФЗХ (АМСМ). С. 68-70.. Это событие относят к 1509 году Кистерев С.Н. К истории калужско-бежецкого удела в начале XVI века. С. 17..

Как видно, дошедшие до нас источники об удельной деятельности Семена Ивановича касаются Бежецкого Верха. Калужских грамот Семена не сохранилось. Д. И. Малинин расценивал этот факт как доказательство того, что «власть Калужского князя была слабой и призрачной» Малинин Д.И. Из Калужской старины. С. 21.. Об одном эпизоде из жизни Семена Ивановича в Калуге рассказывает устное предание, записанное Д. П. Богдановым. Однажды, в день пророка Илии (20 июля), князь отправился на охоту. Внезапно лошадь Семена, испугавшись чего-то, бросилась вниз с крутого склона горы. Семен Иванович мог разбиться насмерть, однако остался невредим. В благодарность за чудесное спасение князь заказал иконописцу написать образ Илии, который пожаловал в Ильинскую церковь. Эта икона сохранилась до наших дней. Согласно другому варианту этого рассказа, Семен Иванович построил возле места своего спасения церковь-однодневку. При этом и сам Д. П. Богданов, и редактор издания В. И. Ассонов выразили сомнения в достоверности этого известия. Как отметили исследователи, в углу иконы, где обычно помещали изображение покровителя жертвователя, изображены святые Василий и Анастасия, а не святой Симеон. Святая Анастасия, вероятно, указывает на супругу дарителя, князь же Семен Иванович никогда не был женат. По замечанию В. И. Ассонова, с преданием может быть связан образ Симеона Богоприимца из церкви святого Георгия, написанный в 1507 году Богданов Д.П. Князь Симеон Иоаннович Калужский. С. 6.. Конечно, проверить достоверность этого рассказа вряд ли представляется возможным. Но сам факт существования в народе такого предания позволяет нам не согласиться со словами Д. И. Малинина, что Семен Иванович «в памяти калужан прошел совершенно бледным, незаметным пятном» Малинин Д.И. Из Калужской старины. С. 21..

Необходимо также затронуть вопрос о служилых людях Семена Калужского - тем более, как будет впоследствии показано, они сыграли важную роль в судьбе своего князя. Под 1507 годом в разрядной книге упомянуты три воеводы калужского князя, отправленные из удела в Белев: Василий Тимофеевич Юрлов Плещеев, князь Александр Васильевич Кашин и Булгак Денисьев Разрядная книга 1475-1605. С. 98.. Плещеевы были видным боярским родом, жившим в Москве еще в начале XIV века. Отец упомянутого выше воеводы, Тимофей Михайлович Плещеев (по прозвищу Юрло), служил окольничим. Один из его сыновей, Иван Большой, бежал в Литву. Возможно, этим объясняется последующая опала на Василия Юрлова, который был пострижен в монахи Жохов А.Ф. Калуга XVI века и князь Симеон. С. 50.. Кашины принадлежали к роду князей Оболенских (одна из младших ветвей). Александр Васильевич позднее занимал весьма важные должности: воеводы рязанского, стародубского, посла в Крыму. Вероятно, он сохранил связи с бывшим уделом Семена Ивановича, так как его сын в середине XVI века служил по Калуге Там же. С. 48-49.. Булгак Денисьев был выходцем из рязанского боярства. Точно неизвестно, служил ли он Семену Ивановичу, или же был только на время придан к его войску Там же. С. 51-52.. Также невозможно с уверенностью сказать, служил ли в уделе упомянутый ранее князь Василий Иванович Голенин, представитель князей Ростовских. Согласно более ранним сведениям, он входил в великокняжеский административный аппарат, занимаясь главным образом земельными делами Там же. С. 49.. Как отмечалось выше, в одной из грамот названы два писца князя Семена: Иван Данилов и Третьяк Лызлов. Даниловы возводили свой род к Александру Нетше, будто бы приехавшему в Москву «из немец» при Иване Калите Жохов А.Ф. Калуга XVI века и князь Симеон. С. 50.. В середине XVI века по Калуге и Бежецкому Верху служили представители таких княжеских родов, как Ромодановские, Охлябинины, Дашковы, Барятинские Зимин А.А. Удельные князья и их дворы во второй половине XV и первой половине XVI в. С. 178-179.. Однако остается неизвестным, были ли они связаны с этими землями еще во времена Семена Ивановича или же появились там позже.