Крупная феодальная вотчина в России конца ХVI - ХVII века (По архиву Троице-Сергиевой Лавры)

Во второй половине ХVII в. государство старается ограничить таможенный иммунитет монастырей. Наиболее выразительными были известные в литературе указы 1672 и 1677 гг. об отмене таможенных тарханов монастырей (в первую очередь Троице-Сергиева, принципиально упомянутого в них) на “низовые (то есть Астраханские. - М.Ч.) насадные промыслы... и впредь никому в тех местех тарханом не быть” 58. Правда, немедленного эффекта эти запреты не дали, и беспошлинный провоз товаров на монастырский обиход из Астрахани продолжался. В 1670-е гг. известен троицкий старец Астраханского насадного промысла Филофей Ефремов 59. В самом конце изучаемого периода, 1700 г., корпорация в результате правительственной приписки обрела еще один приписной филиал - Троице-Астраханский монастырь, что вряд ли было бы возможно при ослаблении ее позиций в низовьях Волги. Об использовании астраханского промысла не только с потребительскими, но и продажными целями, говорится в приходо-расходной книге 1703 г. В ней записан доход “за продажную соль и за рыбу и за икру” 837 руб.27 алт.

Не было единообразия в таможенном статусе крупнейших монастырских сел. В угличском с.Прилуки на Волге писцовая книга 1593/94 г. отметила сбор пошлин доводчиком. В дозорной книге 1616 г. сообщается, что тамгу в селе собирают на государя угличские посадские верные таможенные целовальники. В писцовой книге 1628/29 г. упоминается о сборе тамги и пошлин вновь на монастырь по вторникам с лошадей “и животины”. В ярославском с.Коприне в 1623 г., как пишется в вытной книге, пошлины с приезжих торговых людей брали целовальники из местных крестьян, отдававшие затем их дворцовым старцам. А в бежецком с. Молокове тамга с хлебной торговли собиралась, судя по писцовой и дозорной книгам 1594 и 1616 гг., городецкими таможенными целовальниками.

К таможенному иммунитету Сергиева монастыря может быть отнесено его исключительное право на сбор конской пошлины (“пятна”) в Москве, Свияжске и Казани (“с лошади по осми денег”). Корни такого права в Москве, по существовавшей в середине-второй половине ХVI в. монастырской традиции, восходили едва ли не ко временам Дмитрия Донского, первым осуществившим столь щедрое пожалование троицкому игумену Сергию Радонежскому. С.М.Каштанов считает, что известие об этом в Никоновской летописи нуждается в особой проверке. На основании опубликованной им выписи из писцовых книг дьяка Т.Колзакова 1534 г. С.М.Каштанов относит появление права Троицкого монастыря на ногайское пятно в Москве ко времени конюшества В.Б.Тучко - первой половине 80-х гг. ХУ в. В конце ХVI в. троицкие служки собирали в год на Конской площадке в Москве 91 руб. в год. В феврале 1599 г. царь Б.Годунов отменил право для троицких слуг собирать конскую пошлину и записывать ее в таможенной избе Конской площадке на Москве. Взамен корпорации разрешалось получать ежегодно на “Евдокеин день 1 марта” 100 руб. из откупных денег Конюшенного приказа. Отмена столь выгодного для монастыря порядка оказалась кратковременной. Уже в августе 1613 г. царь М.Ф.Романов возобновил это право для него - троицкие слуги могли брать с продажных лошадей “с шерсти по 2 деньги”, записывать пошлины в специальные книги, которые следовало приносить “за продавцовыми руками” на Троицкое подворье по-прежнему”. В январе 1614 г. последовала “жалованная память” из приказа Большого Дворца за подписью дворцового дьяка И.Болотникова аналогичного содержания. Подтверждена она была 16 марта 1686 г. Иваном и Петром Алексеевичами и царевной Софьей, причем при подписании память 1614 г. была любопытно названа “жалованным указом”. В 1703-1704 гг., как сообщает приходо-расходная книга, корпорация передавала на откуп это свое право московским купцам, за что получила в 1703 г. 130 руб. дохода.

По образцу Конской площадки в Москве Троицкий монастырь получил от Ивана IV право на сбор пятна в Казани (в 1553 г. - “по осми денег с лошади”) и Свияжске (видимо, в 1575 г. ). Царь Федор Иванович в июне 1588 г. выдал свою жалованную грамоту Сергиеву монастырю на право его слуг пятнить лошадей троицким пятном и собирать за это пошлины - с русских лошадей с купца по 2 деньги (как и в Москве), а с ногайских - с купца по 8 денег. Грамота эта дважды подтверждалась: Б.Годуновым в марте 1603 г. и М.Ф. Романовым в ноябре 1613 г. В августе 1608 г. царь В.И.Шуйский, не подписывая Годуновской грамоты, издал собственную жалованную грамоту архимандриту Иоасафу и келарю А.Палицыну на право Сергиева монастыря собирать в Казани пошлину с русских и ногайских лошадей “по тому ж, как ту пошлину на Москве берут”. Этот документ был подтвержден царем Михаилом Федоровичем дважды - в сентябре 1613 и мае 1617 г., а также царем Федором Алексеевичем в марте 1680 г. Несомненно, и в Москве, и в Свияжске, и в Казани отмеченное право-привилегия Троицкого монастыря приносило ему на протяжении ХVII в. немалый доход, хотя до нас и не дошла конкретная документация за это столетие, связанная со взиманием конской пошлины. В Описи 1641 г. среди документов Троице-Казанского монастыря упоминается запись на трех конских барышников и их детей “в откупном оброке конские площадки”. Следовательно, сбор конской пошлины корпорация отдавала на откуп кому-то из жителей г.Казани.

В ХУ-ХVI вв. непременным объектом иммунитетных пожалований выступали многочисленные монастырские промыслы, прежде всего соляные варницы. В начале ХVII в. практически прекращается выдача Троицкому монастырю жалованных грамот на них. Исключение составляют лишь три (“с четвертью”) варницы в Соли Галицкой, где по царским грамотам 1604, 1606 и 1614 гг. не должны были взиматься никакие таможенные пошлины с соли, добываемой “на монастырский обиход”. Жалованная грамота царя М.Ф.Романова 21 марта 1614 г. на 4 варницы (с учетом восстановленных 3/4 варницы после 1606 г.) оставалась действующим документом на протяжении всего ХVII в., поскольку была подписана в 1657 и 1680 гг. 65. Единственная грамота известна о беспошлинном провозе монастырской соли из Балахны, а издана она была в сентябре 1606 г. царем В.И.Шуйским66. Других специально адресованных на балахнинские и остальные соляные промыслы Троицы в ХVII в. неизвестны. Считалось, что все основное сказано в соответствующих разделах общих жалованных грамот с их подтверждениями. Попытка Сергиева монастыря развернуть свое солеварение у Соли Камской в 1620-1640-е гг. последовательной поддержки правительства не получила, а в конце 1640-х гг. Троицкий монастырь из Приуралья откровенно начал вытесняться при правительственном участии, о чем убедительные факты привел Н.В.Устюгов (см. прим. 239 в 3 гл.).

С конца ХVI в. у крестьян в ряде костромских сел Луговой половины уезда стал успешно развиваться железоделательный промысел. Не остался безучастным и сам монастырь к открывшемуся таким образом новому источнику доходов. В 1592 г. правительство пыталось узнать через городового приказчика в Костроме Г.Головцына, производится ли это железо на монастырский обиход или на продажу и въезжают ли в троицкие села таможенные целовальники 67. Из позднейших документов нам ничего неизвестно ни о государственных пожалованиях Троицкому монастырю на железоделательные промыслы, ни об их казенном обложении. О том, как за счет вотчинного обложения крестьянских промыслов обогащался здесь сам монастырь, говорилось в гл.6 о феодальной ренте.

Одним из проявлений таможенного статуса Троицкого монастыря в конце ХVI - ХVII в. стало получение им от правительства жалованных уставных таможенных грамот на устройство торжков в некоторых наиболее крупных и развитых в торгово-экономическом отношении селах. В 1594-1595 гг. подобное мероприятие коснулось подмонастырного села Клементьева. В декабре 1594 г. царь Федор Иванович, откликаясь на монастырскую челобитную, произвел своеобразный обмен с корпорацией. У нее по просьбе самих властей было отобрано отдаленное новосильское село Настасовская поляна, а взамен переведен торг из Радонежа в село Клементьево. В нем было разрешено собирать различные таможенные пошлины на монастырь. Более подробно условия торговли, виды и размеры пошлин ( тамги, мыта, порядного, пятна, померного и др.) были регламентированы в уставной таможенной грамоте на с.Клементьево 18 мая 1595 г., впоследствии подписанной в 1599, 1606, 1613 и 1680 гг. Этим документом администрации Троице-Сергиева монастыря предоставлялось исключительное право на сбор таможенных пошлин не только в с.Клементьеве, но и в городке Радонеже и радонежских селах (дворцовых, княжеских, боярских). В конце ХVI в. торгово-экономическое значение Радонежа как более древнего (по сравнению с Троицей) центра данной местности еще не было окончательно утрачено. Это произойдет позднее, в результате разорения смуты. О каких-то прежних таможенных правах Сергиева монастыря на радонежские торжки указывает упоминание в уставной грамоте 1595 г. о порядной пошлине, которую следовало собирать “по старине”. В грамоте говорилось о приезде в с. Клементьево не только местных торговых людей, но и иногородних и даже “чужеземцев не Московского государства”. В ассортименте продаваемых и покупаемых товаров особенно важными считаем хлеб, древесные материалы, троицкие сукна (старческие и мирские), лошадей и другую “животину”. В 1640-е гг. присланными из монастыря старцами и местными выборными “ларешными целовальниками” велись не дошедшие до нас таможенные книги Клементьевского торга (Приложение 1. № 323).

В 1601-1613 гг. правительство издавало жалованные таможенные грамоты и отдельным троицким крестьянам на откуп таможенных пошлин в своих селах. Учет этих сел важен для понимания непашенного, торгово-ремесленного развития части монастырского крестьянства - с. Борисоглебское Тверского у. (О.Овдокимов), с.Молоково Бежецкого Верха, с.Дубровы Муромского у., с.Олексино Суздальского у. (имена крестьян не указаны), подмосковная волость Вохна (И.Юрьев и В.Страхов).

В середине- второй половине ХVII в. уставные таможенные грамоты были выданы и на другие троицкие села - в Костромском (с.Буяково, с.Костомы) и Ярославского (с.Коприно) уездов. Получение права на откуп таможенных пошлин в костромских селах в 1673 г. мотивировалось как возмещение Сергиеву монастырю за отмену его тарханов на низовые насадные промыслы в 1672 г. Право на откуп таможенных пошлин в ближайших от себя селах имел и приписной Киржачский Благовещенский монастырь в 1660-1670-е гг. В костромских селах до 1673 г. функционировал другой способ таможенной организации, когда тамгу на откуп брали наиболее экономически сильные крестьяне, вносившие откупные деньги непосредственно в Костромскую Четь. В 1673 г. корпорация вытесняет своих крестьян из сферы прямых откупных отношений с государством. “Застолбив” за собой право на сбор тамги в крупных селах, монастырь создает в них собственную откупную систему, извлекая от этого немалую выгоду. По приходо-расходной книге 1703 г. можно подсчитать, что в угличском с. Прилуки 43 % дохода корпорация получила за счет таможенного обложения - “за верные доходы и откупных с Торжка” ( в абс.109 руб.). В бежецких селах 21 % (в абс.237 руб.) в доходе корпорации составило обложение крестьянской торговли. Особенно велик был сбор таможенных пошлин в подмонастырном с.Клементьеве - 858 руб. + доимка за 1702 г. 68 руб. Таким образом, известный указ Петра 1 1700 г., запретивший монастырскую тамгу в этом селе и передавший ее в Московскую Ратушу, на практике, по крайней мере в первые годы после его выхода, не выполнялся. А уж в своих остальных своих крупных селах, ставших местными торжками, корпорация и тем более свободно обогащалась.

7.2 Публично-правовые прерогативы вотчины-сеньории и сеньориально- крестьянские отношения

Глава об иммунитете строится нами по принципу зеркального отражения: тем сторонам государственного статуса монастыря, которые были показаны выше (административно-судебному, финансовому и таможенному) находятся соответствующие проявления во внутривотчинной организации. Исследуется она нами не сама по себе, а во взаимодействии с крестьянско-общинными институтами (в лице сотских, старост, десятских, пятидесятских, целовальников, отрубщиков, польников), о которых сведений в документах Троицкого архива сохранилось очень немного. Поземельно-хозяйственные, распорядительные функции отрубщиков и польников упоминались в главе о землеустройстве вотчины. Остальные же полномочия выборных лиц общины (в основном социально-политического характера) рассматриваются нами в данном параграфе в рамках сеньориально-крестьянских отношений. Для выделения вопроса о крестьянской общине в вотчине Троице-Сергиева монастыря в ХУ-ХVII вв. в самостоятельный параграф материала оказалось недостаточно. Кроме того, сильная слитность, переплетенность вотчинно-общинных институтов в их практическом функционировании и взаимодействии такое выделение крайне затрудняет, заставляя рассматривать эти сюжеты вместе.

Итак, каким же было. внутреннее устройство огромного социального организма вотчины-сеньории? Начнем с административно-судебного устройства и с нижних этажей изучаемой структуры. Для целей подобного исследования необходимы извлеченные из источников сведения троякого рода: 1) перечень должностных лиц, министериалов, агентов вотчинного управления; 2) перечень отправляемых ими функций; 3) перечень собираемых ими пошлин и поборов во исполнение таковых. А.Д.Горский в свое время отмечал, что в нашей литературе еще недостаточно изучена система господства и подчинения, практика “внеэкономического принуждения”, так сказать, собственно “вотчинный режим”71.

О том, что на местах крестьяне были подведомственны монастырским приказчикам (более ранний термин - “приказники”, “заказники”), посельским старцам, ключникам-мирянам, доводчикам, слугам и пр., становится известно уже из актов ХУ в. Но лишь с конца 50-х- в 60-е гг. ХVI в. в наиболее ранних уставных записях находим сведения о собираемых ими административно-судебных пошлинах в селах Московского, Дмитровского, Переславского, Бежецкого, Верейского, Малоярославецкого, Костромского уездов. Приказчики и доводчики собирали в селах судебные пошлины (езд, хоженое, суд, довод, ставленое, железное, поворотное, полевые, мировые), свадебные (выводная куница и новоженный алтын) и таможенные (пятно, порядное, стожарное, угловые, хоромные, роговые деньги и др.). Окладной единицей некоторых административно-судебных взиманий (прежде всего праздничных) уже в 1550-1560-е гг. служила выть, в связи с чем она впервые, собственно, и появляется на страницах вотчинных по происхождению источников. Меньше прописаны в этих ранних уставных документах непосредственные функции министериалов, но судя по характеру пошлин, полномочия эти отличались синкретичностью, слабой расчлененностью хозяйственно-распорядительных и административно-судебных прерогатив. Первые в большей степени были закреплены, вероятно, за приказчиками, вторые - за доводчиками, но абсолютно четкого разделения их функций, равно как и полагающихся за это пошлин, источники провести не позволяют. В ряде крупных сел Дмитровского, Угличского, Ярославского, Костромского уездов писцовые, дозорные и вытные книги 1590-1620-х гг. указывают на два монастырских двора - в одном сидел приказчик, во втором - доводчик, а то и два. К концу ХVII в. институт доводчиков, по всей видимости, перестает существовать. Теперь переписные книги (1678 г) нередко упоминают в крупных селах пару дворов - в одном сидел слуга или приказчик (но он мог и наездами бывать в селе, приезжая из соседнего более крупного вотчинного центра, на местные церковные праздники), в другом - дворник от крестьян (“избираючись погодно”).

Ранние сведения о праздничные взиманиях (середины ХVI в.) относятся к подмонастырным селам. В с.Клементьеве (до 1426 г. было княжеским) посельские брали с выти по 2 ден. на 3 праздника, в с. Муромцеве (до середины ХУ в. - боярское) - по 3 ден. на 4 праздника. В с.Корзеневе (до 1521 г. - центр черной волости) - по 9 ден. на 4 праздника 72.

Более высокое обложение с.Корзенева объясняется, возможно, тем, что в недавнее время это была черная волость, платившая “волостелин корм”. На основе “Книги Ключей” Иосифо-Волоколамского монастыря Е.И.Колычева пишет о генетической связи денежной ренты с кормовыми поборами, если брать наиболее употребительную для первой половины ХVI в. ее ставку - 24 ден, слагаемую из трехразовых взносов в год - по 8 ден. на 3 праздника 73.

В писцовых книгах 1593/94 г. по Московскому, Коломенскому, Угличскому уездам сообщается о праздничных, свадебных и судебных пошлинах доводчиков и приказчиков по более широкому кругу сел, чем в ранних уставных записях середины ХVI в.. Праздничные взимались обычно в размере 9 ден. с выти на 3 праздника. Свадебные пошлин составляли: выводная куница гривну (20 ден.) и повоженный алтын (6 ден.). По коломенскому с.Дубешне фигурирует взнос “приказчику от дел судный алтын”. В угличском с.Прилуки в начале ХVI в. существовало одновременно два доводчика, а в конце ХVI в. доводчик собирал судебные пошлины “хоженое”, “езд” и “правду” еще и с соседнего кашинского с.Михайло-Архангельское. Примечательно, что в этом административно-судебном округе на Кашинско-Угличском рубеже суммарная повытная ставка судебных, таможенных и иных административных взиманий была значительно выше (1,5 руб. 9 ден.), чем поземельный оброк (52 ден.). Объяснить это можно, вероятно, тем, что и Прилуки, и соседнее с ним кашинское село имели преимущественно барщинный профиль, обеспечение которого и требовало повышенной роли монастырского агента, осуществлявшего усиленный административно-судебный нажим на крестьян. Расположенная на правобережной стороне Красносельская половина Угличской вотчины монастыря имела в конце ХVI в. денежно-оброчный профиль. Здесь не существовало столь сильного давления на зависимое население, не было таких по размеру административно-судебных поборов74. О заметном скоплении хозяйственных и административно-судебных агентов монастырского управления именно в барщинных селах свидетельствует разнообразие терминов - посельские старцы и старцы-замолотчики (вариант - замолоточники), слуги у монастырской пашни, конюхи, закосчики, наконец, доводчики. С размещением господского хозяйства в таких селах было связано и функционирование должностных лиц от общины - польников, замолотных старост, житничных целовальников и сторожей. В.А.Александров подчеркивает, что наиболее распространенным вариантом вотчинно-крестьянских отношений было Управление собственно барским и крестьянскими хозяйствами на основе сочетания вотчинных и мирских органов.

О денежном жалованье монастырских министериалов, в частности доводчиков, до конца ХVI в. известно немного. По московском селу Черкизову (на р.Клязьме) и коломенскому С.Сабурову (на р.Москве) писцовые книги 1593/94 г. сообщают, что доводчики получали на жалованье деньги за перевоз - в первом селе 5 руб., во втором - 2 руб.

По ряду монастырей в ХVII в. сохранились вотчинные наказы властей своим приказчикам и доводчикам. По содержанию их можно считать предшественниками широко известных в ХVIII-ХIХ вв. помещичьих инструкций. Для Троицкого архива такого рода документы - крайняя редкость. Среди россыпи хозяйственной документации ХVII в. попался один недатированный фрагмент уставной грамоты доводчику, некоему Ермолаю. Согласно отрывку, судебные прерогативы доводчика распространялись на исковые дела крестьян, не превышающие 10 руб. В случае большей суммы иска при решении дел доводчик обязан был сноситься с высшим монастырским руководством75. В найденном фрагменте особую ценность представляет упоминание об участии целовальника от крестьян в суде монастырского доводчика. О присутствии выборных от земского общества в суде наместника (старост, сотских и лучших людей) говорится практически во всех основных законодательных памятниках Руси ХУ-ХVI вв. - Белозерской уставной грамоте и других уставных наместничьих грамотах, Судебниках 1497, 1550 и 1589 гг. Еще в одном отрывке, имеющем дату - 1678 г. - и относящемся в подмосковной волости Вохне, фигурируют получаемые доводчиком пошлины - “годовщина” и “с подъему мертвого тела”75. Подведомственность подобных дел о “душегубстве не хитростью” (“возом сотрет, на мельнице колесом сотрет, водою наплывет, кусом подавится, от своих рук утеряется” и пр.) монастырским властям предусматривалась во многих жалованных грамотах ХVI-ХVII вв.

Помимо доводчиков, судебный аппарат сеньории на местах представляли неделыцики как его низшее звено. Недельщики фигурируют в наиболее ранних уставных документах, 50-60-х гг. ХVI в. Их функции заключались в доставке виноватого или подозреваемого крестьянина с места его проживания в монастырь на суд келаря и старцев. Недельщикам полагались определенные пошлины - “ставленое” (1 ден. с виноватого), “мировые” (по 10 ден. с обеих сторон), “полевые” (гривна с виноватого), “пожелезное” (размер не определен).

Подобно приказчикам и доводчикам, неделыцики могут рассматриваться как разновидность монастырских слуг. В подмонастырном с.Клементьеве писцовая книга 1594 г. называет неделыцика, слугу Власко Михайлова, двор которого был описан в ряду с другими непашенными дворами. Возможно, что кто-то из недельщиков происходил из непашенных крестьян.

Имевший в селе судебные прерогативы приказчик был обязан докладывать результаты своего судопроизводства в монастыре перед архимандритом, келарем и соборными старцами. При докладе судного списка ему причиталась гривна с рубля (уставная грамота на троицкое село Соболеве в Юрьевецком у. Повольского 1580 г.). Для сравнения сошлемся на уставную грамоту патриарха Иова Новинскому монастырю 1590 г., согласно которой, приказчик получал “хоженого и правды списка 1 ден., а езду с докладного списка 10 ден.” О функционирвании вотчинной юстиции и в начале ХУШ в. свидетельствует приходо-расходная книга 1703 г., упоминающая среди неокладных статей “с судных дел пошлинные деньги”. Правда, размер их был невелик - 2 руб. 12 алт. 2 ден.

Интересна норма одной монастырской уставной грамоты 1590 г., запрещающая приказчикам облагать пошлинами семейные праздники или другие памятные мероприятия ( “родины или по родителем поминок”) отдельно у крестьян, на которые во дворах случалось “пивцо особное”. Такой запрет, вероятно, указывает на то, что приказчики не могли присутствовать на семейных памятных событиях (рождение ребенка или похороны родственника), не вмешивались в повседневную жизнь крестьянской семьи. В уставной грамоте на дворцовое с.Андреевское Звенигородского уезда 1544 г. (с 1549 г. оно поступит в Троицу) также читаем о неявке доводчика, будучи незванным, в отдельный крестьянский двор на семейный праздник. Отношения агентов вотчинной администрации (и дворцовой, и монастырской) строились с общиной в целом, пиры и братчины которой пошлинами в пользу приказчиков обычно облагались. В Чухломском Авраамьеве монастыре, согласно жалованной с элементами уставной грамоте царя Федора Ивановича 1584 г., подробно изученной и опубликованной В.Д.Назаровым, приказчик с сельской братчины брал по 10 хлебов, меху овса, носатке пива и 100 яиц. В троицкой уставной грамоте на владимирское с.Харитоново 1590 г. указано денежное взимание приказчика с сельской братчины - по 2 ден. с выти.

В масштабе всей огромной вотчины-сеньории судебно-политическая власть персонифицировалась в трех лицах - архимандрите, келаре (его фигура особенно значима) и казначее. Среди строений монастыря Опись 1641 г. отмечает “палаты соборные, а в них сидят архимандрит Андреян, да келарь Аврамей (Подлесов. - М.Ч.), да казначей старец Симон (Азарьин. - М.Ч.) для росправы всяких монастырских дел”. Ведущее положение келаря в системе должностной иерархии Троицкого монастыря доказывается данными сфрагистики, о чем уже говорилось во 2 главе. Местом нахождения келарской печати, как и самого пребывания келаря, мог быть не только Сергиев монастырь, но и его Богоявленское подворье в Московском Кремле. Уникальный случай упоминается Е.Д.Сташевским: в 1619 г. келарь Авраамий Палицын вместо дворцового дьяка сам подписал жалованную грамоту Сергиеву монастырю на спорные воды с Троицким Даниловым монастырем в Переславском уезде.

Публично-правовой характер монастырского властвования над крестьянами находил выражение в выдаче им со стороны троицких властей жалованных уставных грамот. Информация о крестьянских повинностях, способах хозяйствования, нормативах собираемых оброков не исчерпывает их содержания. В них много интересных сведений находим о различиях административно-судебного и рентного статуса отдельных вотчинных комплексов, что свидетельствует о большом разнообразии крестьянской жизни и внутривотчинных отношений сеньории. В наиболее ранних уставных и “приговорных” грамотах 1550-1560-х гг. монастырские власти обращаются непосредственно к крестьянским сотским и старостам отдельных вотчин-волостей - села Присеки Бежецкого Верха (Олеше Мокееву и Тонкому Юрьеву) и села Федоровского Костромского уезда (Ондрюхе Онтипину да Истомке Патрикееву) - Приложение 1. № 173. В губных грамотах 1541 г. и “приговорной” грамоте крестьянам Присецкой волости 1555 г. четко обозначено представительство выборных общинных институтов: их низшее звено воплощалось в десятских (от 10 дворов), затем шли пятидесятские (от 50 дворов) и, наконец, сотские (от 100 дворов). Названные лица вместе со старостами, целовальниками, монастырскими приказчиками и дворскими проводили расследование о ворах, разбойниках и других “ведомых лихих людях” и присуждали их к смертной казни без царской санкции.

В 1589/90 г., находясь на Богоявленском подворье в Московском Кремле, архимандрит Киприан, келарь Евстафий Головкин, казначей Игнатий Лодыгин и “великий соборный старец” Варсонофий Якимов “пожаловали есмя троецких волосных Логиновских крестьян Переславского уезду”. Жалованной уставной грамотой на переславское с.Логиново Пожарское 1589/90 г. устанавливался своего рода его внутривотчинный иммунитет в рамках троицкой вотчины-сеньории. Принадлежавшее до 1585 г. кн.И.М.Глинскому (см. гл. 3), село это в конце 1580-х гг. специализировалось на одной только барщине. Монастырский собор освободил его от въезда представителей вотчинной администрации -дворцовых старцев, слуг, “всяких заезщиков”. Вводился довольно высокий штраф для названных агентов за невыполнение предписаний грамоты Логиновским крестьянам: “А хто чем их жаловалную грамоту учнет рудити наших старцов и слуг, ино на нем взяти пени 50 рублев” (Приложение 1. № 175 ). Во всех случаях нарушения грамоты Логиновские крестьяне могли апеллировать келарю как высшей вотчинной инстанции: “А хто чем вас изобидит, и вы собе приходите к келарю в монастырь”. Ему же они могли докладывать и результаты полевой барщины и своей хозяйственной деятельности: “А что хлеба упашете, и вы сказывайте все келарю”. По тексту Логиновской уставной грамоты можно заметить явное влияние формуляра государственных иммунитетных актов: дворцовые старцы и слуги к крестьянам ночевать не ездят, корму своего и конского и проводников не емлют, крестьяне подвод, проводников и кормов не дают, к ближайшему городу Переславлю и Ярославлю не тянут ничем, дров, сена и рыбы не возят и т.д.

В Логиновской вотчине-волости находился и монастырский приказчик, пошлины которого определялись “по нашей жаловалной грамоте”. Вероятно, параллельно с документом, обращенным к Логиновским крестьянам, был оформлен и другой, адресованный непосредственно вотчинному функционеру. Правом внутривотчинной заповедности пользовались в 1590 г. и коломенские села Остафево, Кишкино, Екиматово, выполнявшие очень высокий норматив полевой барщины (5 дес. на выть) + городовое дело. Коломенские крестьяне освобождались от въезда дворцовых старцев, Уплате им подымного, масляного, овчин, холстов, от возки камня и извести на монастырь, предоставления подвод приказчикам для их поездок в город (Коломну или Москву ? - М.Ч.) по крестьянским делам.

Не только барщинные, но и оброчные вотчины-волости могли получать от монастырских властей жалованные уставные грамоты. Особый статус был введен в 1590 г. для подмосковной волости Вохны, делившейся на 5 погостов (гл.4). Монастырские закосчики не могли въезжать на ее территорию, а старцы и слуги - брать с крестьян подводы. Право сбора феодальной ренты и ее доставки в монастырь было передано первому старосте волости Ивану Оксенову (наряду с ним, в обширной волости Вохне, насчитывавшей более 500 дворов, в 1590-е гг. известны старосты Федор Гришин и Неустрой Иванов). И.Оксенов должен был доставлять оброк в монастырь ежегодно на Крещение Господне. Заготовка дров также возлагалась на И.Оксенова - ему приходилось наряжать крестьян на работу “десятскими и всею волостью”. Мы видим, что рентная сторона выделяется уставной грамотой 1590 г. как ведущий компонент в вотчинно-крестьянских отношениях. Вертикаль вотчинного управления опирается на выборные общинные институты (старост и десятских) как на свое основание. Общинные же институты оказываются интегрированными в систему вотчинного управления как ее низшее звено. Судя по ведущемуся старостой И.Оксеновым на собственные средства церковному строительству, это был наиболее состоятельный житель волости. В переписной книге 1678 г., фиксирующей упрощение внутренней структуры Вохны, упоминаются два старосты волости Вохны - Григорий Родионов и Андрей Иванов (гл.4 и Приложение 1. № 179).

В оброчной волости Вохне в конце ХVI в., как и в коломенской группе барщинных сел, присутствовал и монастырский приказчик, но его прерогативы здесь были довольно ограниченными. В частности, он не имел права взимать с крестьян “праздничное” и “осеннее”. С учетом обилия церквей в 5 погостах волости, освобождение от праздничных взиманий и тем более от традиционных осенних приношений (обычно на Покров) не покажется несущественным. Приказчик должен был довольствоваться фиксированным урочным жалованьем, денежный компонент которого составлял 10 руб. (+ рожь, овес, хмель, куры, бараны со всей волости). Поскольку в монастырь с волости Вохны в конце ХVI в. сходило 80 руб. универсального оброка ( “за волостелин доход и за пудово мед и за дьячий доход и за рыбную ловлю") то соотношение дохода приказчика и монастыря выглядит как 1: 880.

По аналогии с государевыми указными и жалованными грамотами монастырские уставные также могли быть “с прочетом”. Адресованные всей крестьянской общине, они должны были оставаться у нее “впредь для наших приказчиков”. Значит, при всяком новом приезде приказчика на Управление селом ему для прочтения, ознакомления в объеме своих полномочий предъявлялась со стороны общины монастырская жалованная уставная грамота. По прочтении ее он принимал к сведению прописанные там указания, а саму грамоту возвращал крестьянам. Письменный документ и авторитет выдавших его монастырских властей должны были играть роль регулятора отношений общины и агента вотчинной администрации.

За весь ХVII в. текстуально сохранилась только одна монастырская уставная (оброчная) грамота, адресованная старосте Хотимской пустыни (Суздальский у.) Федке Петрову “с товарищи” (20 чел.) 19 марта 1691 г. Документ этот интересен тем, что в нем упоминается крестьянская челобитная, идя навстречу которой монастырские власти и выдали уставную оброчную грамоту. Они удовлетворили просьбу общины об отмене монастырской пашни и многочисленных работ (“за конных и за пеших и за каменных, и за посошных, и за косцов, и за дровяную воску и за прикащиков и за довотчиков доход, опроче государевых всяких денежных и хлебных податей”) за 37 руб. универсального оброка (Приложение 1. № 185). О том, что нормативы монастырских уставных оброчных грамот действительно выполнялись, свидетельствует уникальная казначейская отписка о получении с Хотимской вотчины-волости 13 февраля 1701 г. совокупного оброка как раз в размере 37 руб. (+ оброчные платежи за аренду пустошей + 2 руб. 13 алт. “денег за корабельную починку”). Все платежи, владельческие и государственные, были доставлены в монастырь целовальником Хотимской пустыни Ивашкой Полуектовым. Полагаем, что в силу оброчного развития Хотимского комплекса и предоставленной его крестьянам определенной свободы экономической деятельности агента вотчинной администрации здесь вообще могло не быть.

По мере сосредоточения судебно-политической власти в самом монастыре становится более понятной заметная во второй половине ХVI в. тенденция к разделению сеньориальных поборов в рамках всей латифундии на вотчинно-корпоративные (усвояемые обширному административно-хозяйственному аппарату приказчиков, доводчиков, слуг и пр.) и вотчинно-централизованные. Последние были адресованы монастырю как собственнику земли. В уставных записях 1550-1560-х гг. посельские (являлись обычно монахами) брали себе деньги с 2 праздников, а с 3-го отдавали в корпорацию. Ключники (были обычно мирянами) брали себе деньги только с одного праздника, а с двух остальных - монастырь. В некоторых писцовых книгах и фрагментах внутривотчинных описаний 1590-х гг. фигурируют такие сеньориальные взносы, как дымное, въезжее (вариант: “проезжое”, проезжая рожь), писчее, праздничное на 2 основных монастырских праздника, отмечаемых также и как общерусские - Троицу и Память Сергия Радонежского. Их номенклатура и повытные ставки сохраняются прежними в оброчной и вытной книгах 1617 и 1623 г. (по 1-2 ден. с “дыма” для дымного и писчего и по 3 ден. с выти праздничного с выти). Добавляются коммутированные взимания “за приказчиков и доводчиков доход и дьячии”. В оброчных книгах Троице-Алатырского и Троице-Свияжского монастырей 1696 г. видим еще и “стряпческие” деньги, генетически близкие к дьяческим. Те и другие шли на содержание растущего канцелярского аппарата, обрабатывающего и создающего большие массивы разнообразной крепостной документации в ХVII в., занятого в сфере монастырского делопроизводства, хлопочущего (стряпчие) об интересах корпорации в центральных и местных учреждениях. Во второй половине ХVII в. не менее 150 подьячих и стряпчих имел Сергиев монастырь, а статья о возмещении троицким стряпчим за бесчестье (15 руб.), как уже упоминалось в настоящей главе, была включена в Соборное Уложение.

Финансовые основы вотчины-сеньории создавались и приумножались феодальной рентой, рассмотренной нами в гл.6. Здесь же важно остановиться на той ее части, в которой наиболее зримо выражался публично-правовой характер монастырского властвования, а именно на всей совокупности сеньориальных (судебно-политических, а не сугубо поземельных) поборов и пошлин. На наш взгляд, ими раскрываются публично-правовые аспекты феодальной ренты вообще.

Прямым подворным налогом вотчины-сеньории можно считать старинное “дымное”. Оно устойчиво фигурирует во всех внутривотчинных описаниях конца ХVI - ХVII в., в некоторых уставных грамотах и писцовых книгах 1593/94 г. В своем единообразно-денежном выражении оно традиционно составляло 1 ден. с дома-дыма. Впервые взимание подымного в троицких писцовых книгах Костромского уезда 1593/94 г. заметили Н.Д.Чечулин и И.Н.Миклашевский. Чечулин обратил внимание на то, что в ряде костромских сел сумма подымного превышает число дворов (в с.Костомы дымов 45, а дворов 38, в с.Горки соответственно 68 и 52, в с. Головинское - 35 и 33 и т.д.). Ученый решил, что облагаться мог не обязательно двор, а, скажем, печь. Можно допустить и то, что размер подымного зависел от количества изб-домов со своими печами, и от характера печи - была ли она черной, беструбной, с “дымником” - специальным примитивным приспособлением для отвода дыма или же имела настоящую трубу. Характер печи выясняется в исследованиях по этнографии русского средневекового жилища. В целом же понятия двор и дым совпадали: “ двор Юдин и дым Юдин же”, “...и всего дворов семь, а дымов семь же” и т.д. Дымное известно и как общемонастырский вотчинно-централизованный сбор, и как многосоставный побор, взимаемый приказчиком с данной вотчины-волости либо с конкретной выти. Дымные доходы сельского звена управленческого аппарата вотчины включали, наряду с денежными, и натурально-продуктовые компоненты, и наиболее обстоятельно описаны в позднейших источниках - офицерских описях троицких вотчин начала 1760-х гг. Получателями подымных взносов в это время выступает штат вотчинных контор в крупных селах - управитель, конюх, трудник, 3 писца. Всем вместе им полагалось 25 коп. с крестьянского двора + курица (или 3 коп. за нее), 10 волокон льна (или 3 коп. за них), печеный хлеб (или 3 коп. за него). В указании на печеный хлеб (возможно, что и цыпленок был тоже жареным) угадывается старинная связь данного побора с очагом, печью. Н.П.Павлов-Сильванский увидел параллель русскому “подымному” как взносу в сеньориях в аналогичных вотчинных взносах в Германии “ focagium", "heldphenig" -поочажное или поочажный пфеннинг или Франции - “fumagium". В состав их также входили курица или петух, иногда печеный хлеб. В сфере государственного обложения подымное также известно и на Руси, и в Литве, и на Украине, Молдавии ("фумэрит") других странах в состав сеньориальных взиманий и на вотчинно-централизованном, и вотчинно-- корпоративном уровне входило "въезжее". Как пошлина на въезд кормле нщика в волость "въезжее" хорошо известно по уставным наместничьим грамотам ХУ-ХVI вв. Генетически "въезжее", по нашему мнению, восходит ко временам Русской Правды. В Поконе вирном (ст.42 Краткой и ст.9-10 Пространной редакции) среди отчислений вирнику упоминается пошлина: " 10 кун перекладная" (ст.9), "а переде гривна" (ст. 10) ; " а переди съсадная гривна" (ст.42). Перекладное, ссадное, подъездное - это были пошлины вирников и отроков при их въезде в общину, при сходе с коня, при перекладывании собранного с одной подводы на другую. упоминание "въезжего", а также "проезжего", "проезжей ржи" в монастырских уставных грамотах 1590-х гг.и внутривотчинных описаниях 1590-1620-х гг. есть основание связать с разъездами-проездами высоких должностных лиц Сергиева монастыря, называемых в это время "дворцовысм старцами". Некоторые из них известны по именам - " Онофрей Брюхатый, Иона Скобельцын, Васьян Александров, Левкея Смагин, Тихон Казанец. В сложившемся виде дворцовая система управления огромной вотчиной включала в себя несколько административно-территориальных единиц - "дворцов" (Подмонастырный, Илеменский к юго-западу от обители, Замосковный к северо-востоку от нее, Присецкий - к северу, Галицкий, Копринский в верхнем Поволжье, Нижегородский. Они назывались или по расположению применительно к самому монастырю, или по наиболее крупным вотчинным селам-волостям (Илемна, Присеки, Коприно), или по городам - уездным центрам. Именно в дворцовых старцах было персонифицировано монастырское господство над крестьянскими мирами на местах. Старцы эти во время своих разъездов (обычно зимой, срок определился еще во времена древнерусского полюдья) выполняли многообразные функции: сбор монастырских оброков и государственных налогов, арендных платежей за оброчную землю и промысловые угодья, поряды новых жильцов во крестьяне и перевод обедневших крестьян на льготу или в бобыли.

"Въезжее" как пошлина приказчикам и доводчикам известна по уставным грамотам Иосифо-Волоколамского, Кирилло-Белозерского, Соловецкого монастырей в 1560-1590-х гг. в размере 1-2 деньги в дыма ( у Кириллова - с выти). В отличие от них, "въезжее" в троицкой внутривотчинной документации 1590-1620-х гг., собираемое дворцовыми старцами, представляло собой не монастырско-корпоративный, а монастырско-централизованный побор сеньориального толка.

Если "въезжее" исчислялось в денежном выражении и фигурировало в нерасчлененном виде в общей совокупности коммутированной ренты ("за лен, за скань, за масло коровье и за московские дрова и въезжего” - столько-то), то "проезжая рожь" взималась непосредственно в натуральной форме. В Ярославской писцовой книге 1593/94 г. в с.Коприне со всех 40 вытей указано 40 четвертей собранной "проезжей ржи", то есть по четверти с выти. Аналогичные взносы - по 1 четв. ржи с выти, но без самого наименования ее "проезжей" видим по Ростовскому и Костромскому уездам в 1594 г. Именно такой ее норматив (и как раз по названным выше уездам) известен по оброчной и вытной книгам 1617-1623 гг.89 В костромском с.Федоровском проезжая рожь фигурирует даже в офицерских описях 1760-х гг. Во всех же остальных уездах накануне секуляризации называется только "въезжее", причем со множеством модификаций. Это и поздравление управителя с приездом на управительство тем или иным вотчинным селом-волостью, и оплата деньгами и хлебом его приездов в деревни данной волости "для осмотру по новости своей", и возвращение из вояжей его штата и даже родни в ближайший уездный город, в Лавру, в Москву по своим делам и т.д. "Въезжее" преподносили и представителям высшей Лаврской юстиции - соборным монахам и казначеям при появлении их персон на территории вотчины-волости.

В офицерских описях 1760-х гг. отчетливо выражен личный оттенок и старинных праздничных взносов крестьян приказчикам. По некоторым селам в них фигурируют приношения "на поклоны управителю в праздничные дни" (Поклон вирный...) и на "поздравления управителя в дни его именин". Любопытно, что специальная пошлина за действие, сопровождающееся поклоном,1 предусматривалась даже при приемке в монастыре привезенного хлебного оброка и других взиманий, чтобы хлеб этот был взвешен без задержки, а привезшие его крестьяне получили от монастырского приемщика платежную отписку. Так в документах Троицкого архива ХVI-ХУШ вв. просматриваются начала и концы русского феодализма, они отражают общерусские и близкородственные явления, существовавшие в широком диапазоне от XI до ХУШ в., отличавшиеся, полагаем, не сутью, а лишь своим размахом и масштабом. В упомянутых документах можно видеть своеобразное преломление процесса развития от корпоративных форм собственности и эксплуатации к централизованным. Но даже и на позднем этапе, в канун секуляризации в рамках монастырской вотчины весьма сильны были проявления лично-сеньориального начала, носителями которого для крестьянских общин были агенты вотчинного управления.

Собираемые дворцовыми старцами в вотчине Сергиева монастыря оброки и сеньориальные поборы именовались "дворцовыми доходами" и записывались в "книги приходные дворцовые" (см. приложение 1. № 319-320). Со ставшей регулярной в 1590-1620-е гг. практикой внутривотчинных козяйственных описаний и письменной фиксацией собираемой ренты, государственных налогов, арендных платежей можно связать и возникший тогда внутривотчинный побор "писчее" (в размере 1 -2 деньги с выти, а иногда и дыма). Монастырское "писчее" по сути своей близко к "писчему", "писчей белке" как пошлинам писцам великокняжеских иммунитетных грамот ХУ-ХVI вв., а все вместе они восходят также ко временам Русской Правды. В ст. 74 Пространной редакции ("А се наклади") речь идет об отчислениях писцам при сборе вир вирниками и отроками и при сборе продаж емцами, метельниками и отроками: "Писцу 10 кун, перекладного 5 кун, да за мех 2 ногате". упоминания о мехе можно трактовать как указание на кожаный мешок, в котором писец возил свои документы либо как на саму кожу (или оплату ее населением), на которой производилась запись.

Применительно к Троицкому монастырю появление пошлины "писчее" следует связывать со ставшими систематическими с 1590-х гг. внутривотчинными описаниями, а также с составляемой, как выше говорилось, дворцовыми старцами документацией (дворцовых приходных книг) в процессе своих разъездов по территоории подведомственных им дворцов монастырской вотчины. Не случайны и упоминания в оброчной и вытной книгах 1617-1623 гг. различных грамот и записей (порядных, льготных, оброчных, данных и др.), выданных дворцовыми старцами по поводу снятия тягла с части вытного оклада или получения в аренду какого-то участка и т.д. Есть даже одно свидетельство о том, что выдаваемые дворцовыми старцами грамоты скреплялись в 1620-е гг. их печатями (Приложение 1. № 197). О наличии своих печатей у посельских уже в ХУ в. также имеются сведения.

Мы посчитали, сколь велики были сеньориальные платежи в совокупной феодальной ренте монастырских крестьян в 1620-е и 1690-е гг. по вытной книге 1623 и оброчным книгам 1696 гг. остальные источники таких вычислений сделать не позволяют' Оказалось, что, во-первых, доля сеньориальных взносов в общей сумме монастырских взиманий к концу ХVII в. возрастает, а, во-вторых, доля эта выше была в барщинных комплексах и ниже - в оброчных. Напомним, что единственное наблюдение по Угличской писцовой книге 1594 г. показало нам ту же закономерность. По вытной книге 1623 г. в барщинном комплексе Присеки Бежецкого Верха сеньориальные взносы в рамках вытного обложения составляли ок.З % феодальной ренты, а в оброчных комплексах Баскаки, Молоково и Ахматово - менее 1 %, в пошехонских и ярославских прселках - ок.2 %. В конце ХVII в. в барщинных селах Алатырского и Свияжского уездов сеньориальные платежи “за приказчиков и доводчиков доход и стряпческих” составили 12-18 % феодальной ренты, а в оброчных селах - 5-6 %. Таким образом, и в конце ХVI, и в конце ХVII в. более сильное проявление вотчинного нажима на монастырских крестьян мы видим в барщинных имениях, что практически выражалось в более высоком обложении их сеньориальными поборами. Весьма показательны в этом плане и предисловия оброчных книг 1696 г., обращенные прежде всего к крестьянам тех сел Алатырского и Свияжского монастырей, в которых сохранялась, пускай и в потребительских масштабах, полевая барщина на зависимые филиалы. Предисловия эти полны интонаций, напоминающих послушные грамоты: “...и той вотчины крестьяном и бобылем приказали с подтверждением, чтоб они в тот монастырь пашню пахали и сена косили и всякое монастырское изделье делали и мелкие всякие поборы по монастырскому обыкновению непрекословно давали и во всем того монастыря строителю были послушны”.

Рассмотрение проблемы иммунитете Троице-Сергиева монастыря показало, что унификация иммунитетных норм, затронувшая все духовные корпорации России, продолжалась и в конце ХVI - ХVII в. В русле отмеченной унификации находился в целом и иммунитет крупнейшего монастыря, хотя ряд исключительно привилегированных признаков и в ХVII в. выделяли его на фоне других церковно-монастырских организаций России.

При исследовании иммунитета феномен крупной феодальной вотчины” заключается в установлении того, что она представляла собой гигантскую “должностную сеньорию”, огромный “рентный фьеф”, если использовать терминологический ряд современных исследователей (Ю.А.Бессмертного, В.Д.Назарова - гл.1). Реализация публичноправовых прерогатив в рамках корпоративной собственности в занимавшей обширную территорию вотчине-сеньории осуществлялась в сочленении корпоративных и сеньориальных элементов. Носителями властных функций были и высшие лица монастырского собора (настоятель, келарь, казначей, дворцовые и соборные старцы), и многочисленный штат агентов-министериалов на местах. Именно в посельских, ключниках, доводчиках, приказчиках (поселковое звено) и приезжавши в села зимой дворцовых старцах (общемонастырский уровень) олицетворялось для троицких крестьян феодальное властвование. И если на второй стадии развитого феодализма в Троицкой вотчине-сеньории (по источникам в 1590-1630-е гг.) в реализации публично-правовых полномочий преобладало корпоративное начало (поборы и пошлины на сельский управленческий штат), то в дальнейшем, в рамках уже позднефеодального периода возрастают монастырско-централизованные сборы (“за прикащиков и доводчиков доход и стряпческие и дьячии и подьячий деньги” - в источниках 1690-х гг.). В этом смысле крупная Троицкая вотчина-сеньория служит своего рода миниатюрой с общерусского процесса развития системы кормлений ХП-ХУ вв., типологически как государственно-корпоративная форма собственности, восходящей еще к генезису феодализма и раннефеодальному государству, а по ряду признаков соотносимой с явлениями развитого феодального общества (см. в гл.1 прим.).

В данной главе были проанализированы существенные черты, необходимые для выведения типологии Троицкой вотчины-сеньории. Помимо преобладания сеньориальной ренты над государственной (вывод о котором был обоснован в 6 главе), это еще и заметный к концу ХVII в. удельный вес административно-судебных отчислений в общей массе феодальной ренты. Если в 1620-е гг. сеньориальные поборы и пошлины в вотчине (ее как бы “прямые государственные налоги”) составляли не более 3 % в общем доходе, то в конце ХVII в. они доходили до 12-18 %. В барщинных комплексах они были выше (12-18 %), чем в чисто оброчных (5-6 %). Следовательно, различие рентного статуса разных вотчин-волостей, о котором шла речь в предшествующей главе, находило выражение и в различии их социально-политического, публично-правового статуса в пределах огромной латифундии. Роль крестьянско-общинных институтов более ощутимой была там, где прерогативы монастырских функционеров являлись более ограниченными, что закреплялось в уставных грамотах самих властей. Отмеченные порядки имели место прежде всего в универсально-оброчных комплексах (см. выше пример по вол.Вохне в конце ХVI в. и Хотимской пустыни в конце ХVII в.). В целом же можно согласиться с мыслью М.А.Барга о том, что “важным фактором в укреплении обычно-правовой стороны крестьянско-сеньориальных отношений являлась сельская община”

Полагаем, что усиление вотчинно-централизованного начала и сеньориальных платежей в конце ХVII в. стало реакцией корпоративного собственника на общее сокращение домениальной пашни и отмену полевой барщины, то есть на объективное ослабление надзора над монастырскими крестьянами. Усиление нажима на них в сфере сеньориального денежного обложения означало сохранение крепостнических основ вотчинного режима в условиях возобладавшей денежно-оброчной формы эксплуатации и ведущей роли крестьянского хозяйства в экономике вотчины (см. выводы из гл.6).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Нами были изучены основные проблемы аграрной эволюции второй по величине (после царского домена) феодальной вотчины России - Троицкой духовной корпорации в эпоху ее наивысшего расцвета, был дан ее системный “портрет”. В заключение подведем основные итоги исследования. Научно-познавательное его значение состоит в получении большой совокупности новых конкретно-исторических фактов, ряда источниковедческих, методических, сравнительно-исторических и теоретических выводов, способствующих более глубокому пониманию аграрно-феодального развития нашего Отечества в ХVI-ХVII вв.

В результате разработки обширного по видовому и количественному составу документов архива Троице-Сергиева монастыря были показаны развитые формы межфеодальной земельной мобилизации в России конца ХVI - ХVII в., значительное место, занимаемое в церковной и светской вотчинно-сеньориальной системе страны крупнейшим русским монастырем. Место это определялось не только его количественными показателями (землевладение и население), далеко оставляющими позади любой другой русский монастырь, церковную организацию или светского землевладельца. В вотчине Троице-Сергиева монастыря с особой наглядностью были сконцентрированы и наиболее характерные признаки данного типа собственности вообще, и особые, качественные черты, присущие только ей как феномену русского феодализма.