Идеология самураев и её роль в истории Японии

Японская воинственность имела и иные причины. Население Японии за период с 1868 (начало правления Мэйдзи) удвоилось, и ресурсов небольших островов уже не хватало для того, чтобы прокормить всех. В двадцатые годы Америка приняла несколько иммиграционных законов, дискриминирующих «азиатов», а Австралия вообще запретила иммиграцию из Японии. Еще более ухудшил ситуацию разразившийся в 1929 году мировой кризис, получивший название Великой Депрессии. Результатом стала экспансия в малонаселенные и плохо освоенные земли, такие, как Маньчжурия. Удобный случай представился, когда в 1931 году «китайские» солдаты якобы взорвали поезд в Маньчжурии. В результате Ляодунская армия, только этого и ждавшая, двинулась на Маньчжурию, которая была полностью завоевана. На ее территории японцы создали марионеточное государство «Маньчжоу го», провозглашенное «независимым», но так и не признанное ни одной страной.

Так было положено начало долгой цепи событий, приведших к захвату Китая, Юго-Восточной Азии и войне на Тихом океане. Японцы шли от одной «победы» к другой. В 1932 году Япония прервала бойкот японских товаров со стороны Китая, высадив на берег десант. Затем, в 1933 году японская армия двинулась из Маньчжурии в Северный Китай, чтобы «защитить от посягательств» торговые права Японии. В 1937 году у моста Марко Поло японский офицер отдал солдатам приказ стрелять в китайцев, желая, по-видимому, уничтожить последнюю возможность как-то снять напряженность и улучшить отношения с Китаем: попытки эти предпринимались и некоторыми японскими деятелями, и другими государствами. Выбор был сделан, и армейские офицеры повели кавалерию в самурайскую атаку на Китай, а затем и на Юго-Восточную Азию. Военно-морской флот и авиация, не желая отставать от них, ринулись на острова Тихого океана, начав с нападения на бухту Пёрл- Харбор 7 декабря 1941 года.

В связи с этим возникает вопрос: какую роль во всех этих событиях, приведших к войне, играл император? Нередко в политике человек существует сам по себе, а его обязанности -- сами по себе. Император Мэйдзи (1868-1912) являлся заметной фигурой во многих вопросах внутренней и внешней политики. Император Тайсё (1912-1926) из-за своего физического и духовного состояния оказался слабым политиком. Хирохито, император Сева (1926-1989) взошел на престол в совсем юном возрасте. Роль его можно сравнить с ролью британских монархов. Произносились слова типа «именем Его Величества», политика тоже проводилась «по воле Его Величества», но на самом деле политику делали советники и члены кабинета. Так, например, декреты премьер-министра Тодзё обнародовались как повеления Непогрешимого Владыки, Божественного императора Японии, которому все, а военные особенно, поклялись беспрекословно и неукоснительно повиноваться. Но даже голоса императора -- «главы государства» -- до 15 августа 1945 года за пределами кабинета так никто и не слышал.

При этом символическая роль императора была огромной. Японское государственное устройство к второму-третьему десятилетию двадцатого века стали считать основой существования страны. Еще в конце эпохи Токугава идею эту разделяли лишь некоторые фанатики. Но реставрация Мэйдзи (то есть реставрация императорской власти) была построена вокруг древнего мифа о божественном происхождении императора и вдохновлялась им. А теперь, в бурлящем потоке новых идей и течений, с возрастанием японской военной мощи, какой же еще можно было придумать более подходящий лозунг, нежели объединение вокруг императорского трона и верховного повелителя и явить, тем самым, уникальное воплощение японских ценностей, жизни и великой судьбы.

Таким образом, военное призвание становилось и призванием нации, и божественного императора, высшей из всех возможных привилегий любого японца. Война воспринималась не как национально-политическая авантюра, но как святое и правое дело. И военная служба прекрасно вписывалась в древнюю самурайскую модель абсолютной верности клану и господину. Теперь был только один клан -- Япония, и только один господин -- император90.

В армии периода Мэйдзи господствовал дух суровой дисциплины и беспрекословного подчинения. Наверху стояли офицеры, занимавшие привилегированное положение, внизу -- масса простых солдат, принуждаемая к выполнению тяжелого, унизительного труда. Каждая войсковая структура подразделялась, в свою очередь, на собственные подуровни и ранги. И функционировать она могла только при беспрекословном подчинении нижестоящих. Так как это было во времена самурайства91.

Кроме того, нельзя не учитывать, что большинство японских мальчиков уже в школе воспитывались в духе беззаветной преданности императору и гордости за право служить в императорской армии, пусть даже в качестве простого солдата.

Подобными чувствами были переполнены сердца не только не оперившихся мальчишек; воинственный дух неустанно культивировался во время всех войн, которые только вела Япония. Иэнага пишет: «Все это можно было бы списать на "условия военного времени", если бы не тот факт, что война случалась каждые десять лет, и всякий раз в армию призывались вчерашние школьники». Рассказы об отваге, доблести и презрении к смерти уже в 1903 году включались в учебники для школьников второй ступени. Император изображался в них сияющим божеством, наблюдающим свыше за идущими в бой солдатами и матросами. Вот какой текст был помещен в школьный учебник, изданный в 1904 году. Он назывался «Такэо поступает на военную службу»:

«Такэо: Отец, мысль о службе моей стране переполняет меня гордостью и счастьем. Я овладею военным искусством, и когда начнется война, я без сожалений отдам свою жизнь. Я отдам всего себя без остатка только для того, чтобы показать всем, каков на самом деле настоящий японский воин.

Отец: Таким ты, и должен быть, воинственным и отважным. Не страшись смерти. Не беспокойся о нас, остающихся здесь. Ты должен всегда быть верен «Императорскому уставу солдат и матросов»92.

В военных учебниках времен второй мировой войны классические идеалы самурайской доблести в бою выражались в трех главных принципах, которые созданы не столько логическим размышлением, сколько импульсивным чувством. Они явились выражением столетиями выпестованных внутренних качеств японского воина, обработанных, к тому же, беспощадной военной машиной.

Первый из них -- предпочтение наступления отступлению в любой ситуации. Ведь именно так поступали сотни лет назад славные воины Гэндзи и Хэйкэ. Второй принцип -- настоящий самурай всегда должен выбирать почетную смерть в битве, которая, несомненно, более славна и даже красива, чем смерть на циновке в собственном доме от старости или от болезни. Идея эта настолько глубоко вошла в японскую военную традицию, что ощущалась практически инстинктивно. С начала же эпохи Мэйдзи она была усилена и «облагорожена» идеалом самопожертвования во имя императора и нации.

Третий принцип должного поведения солдата во время войны выражался в «Армейском учебнике» в одном предложении: «Никогда не сдавайся в плен, ибо тем самым опозоришь себя!» И то, как поступали не только солдаты, матросы и летчики, но и гражданские лица, жившие на занятых Японией островах Тихого океана, ясно показывает, насколько близко к сердцу практически каждый принимал этот призыв. Несомненно, что второй и третий принцип укрепляли и усиливали друг друга: желание умереть ради победы или даже тогда, когда победа невозможна.

Тактику действий японских вооруженных сил, как морских, так и сухопутных, так же всецело определял наступательный дух. Так, во время Русско-Японской войны, генерал Ноги после двух неудачных попыток взять крепость Порт-Артур наступлением в лоб, планировал третью, «решающую» и самоубийственную атаку. Однако он был смещен с поста командующего, и после успешного флангового наступления крепость пала.

Многие японские офицеры, участвовавшие в военных действиях на Тихом океане, считали саму мысль об обороне настолько отвратительной, что никогда не планировали никаких оборонительных действий. Военные учебники были пропитаны агрессией и наполнены призывами типа «дух атаки», «непоколебимая уверенность в победе», «преданность императору», «самопожертвование во имя родины» и прочее. В течение большей части войны «атаковавшие американские части строили укрепления, а "державшие оборону" японцы бездумно бросались на врага, тем самым лишь приближая свое поражение. Японские солдаты шли вперед при любой возможности, потому что их учили, что лучшая тактика -- это наступление, и они верили, что наступление -- это акт отваги и мужества. Японские солдаты негодовали, если им приходилось защищать какие-нибудь позиции долгое время»93.

Еще на первом этапе войны на Тихом океане американские солдаты узнали, что такое атака в стиле банзай, когда неистовая стрельба из пушек и пистолетов, бросание гранат и размахивание мечами сопровождается истошным криком «банзай»94. Пехотинец превращается во время такой атаки в «никудан», «человека-пулю». Но чаще всего «банзай» кричали не ради какой-то конкретно заданной цели, а просто в надежде обескуражить и запугать врага, хотя бы психологически обезоружить его и умереть достойной имени воина смертью. И это опять напоминает нам о сражениях всадников времен Гэндзи и Хэйкэ, когда небольшие, явно уступавшие противнику в численности отряды конницы вновь и вновь отчаянно бросались на врага, пока последний из атаковавших не погибал славной, вызывавшей восхищение даже у врагов смертью.

В тоже время для японского воина, от командующего и адмирала до рядового пехотинца и матроса, сдавшийся в плен солдат был только трусом, обесчестившим себя, свою семью, своих предков и всю нацию. (Увезенных на грузовиках из американского госпиталя японских солдат презирали, даже если они оказались в плену, будучи тяжелоранеными или находясь без сознания.)

Все это удивительным образом контрастирует с принятыми среди самураев феодальной эпохи правилами. Ведь тогда сдача в плен не считалась трусостью. В жестоких битвах воины сражались не на жизнь, а на смерть, и многие, особенно воины низкого ранга, предпочитали, когда положение становилось безнадежным или когда они получали тяжелые ранения, убить себя сами, лишь бы не погибнуть от рук врага. Но после сражения потерпевшие поражение нередко становились вассалами или союзниками победителей. Известно, как однажды, после гибели господина осажденного замка, нападавшие сами попросили, чтобы все оставшиеся в живых воины сложили оружие и поступили на службу к новому господину.

В чем же различие между кодексом поведения по отношению к врагу самураев феодальной эпохи и самураев двадцатого столетия? С известной долей вероятности можно утверждать, что «самурайский дух» первой половины двадцатого века был лишь искаженной формой духа классического, традиционного. Впрочем, в равной степени справедливо и то, что в феодальную эпоху японские самураи сражались против таких же воинов, как и они сами, которые назавтра могли из врагов превратиться в союзников. Все они, друзья или враги, являлись, по крайней мере «подданными» божественного императора, восседавшего на троне в Киото. Все это, несомненно, до некоторой степени смягчало ожесточенные сердца воинов.

С начала же двадцатого века японские солдаты сражались против «иноземных полчищ», которые, как их убеждала пропаганда, хотели задушить Японию экономически и отрицали за японцами их «законное» право на доминирование в Азии. Ведь разве Соединенные Штаты не препятствовали в течение многих лет иммиграции в страну «азиатов» и не относились к ним как к людям «второго сорта»?

Так разве не является поистине божественным провидением то, что эти высокомерные, гордившиеся своим превосходством иностранцы попадают теперь к японцам в плен? Они -- беспомощные узники, так почему бы не показать несостоявшимся властителям, кто на самом деле хозяин, и не унижать их всеми возможными способами? (Что же касается простых японских солдат, то они обращались с военнопленными точно так же, как с ними самими обращались офицеры.) Возможно, играло определенную роль и ощущение «неполноценности» со стороны японцев, ведь рост многих из них не превышал полутора метров. И теперь презиравшиеся «карлики» стали повелителями «великанов», трусливо сдавшихся в плен, которые предпочли не умереть в бою, как подобает настоящему воину, а отдать себя на милость победителя95.

Кроме того, и это, быть может, есть самая глубокая причина, в японской культуре не существовало сколько-нибудь ясно выраженного представления о неотчуждаемых правах человека. Конечно, признавалось множество «сдерживающих» правил и взаимных обязательств. Но права «низших» по отношению к «высшим» -- женщин по отношению к мужчинам, детей по отношению к родителям, солдат по отношению к офицерам, младших офицеров по отношению к старшим, всех граждан по отношению к государству (и императору) -- были настолько незначительными, что ими легко пренебрегали, особенно в военное время, и особенно в армии. Рядовые вообще не имели никаких прав, одни только обязанности. Нисходящая с высших на низших «милостивая гуманность» в армии, естественно, отсутствовала, и оставались лишь абсолютное повиновение и покорность вышестоящим. Особенно это относилось к пехоте. В авиации, например, бытовали более дружеские и «товарищеские» отношения. Но сдавшийся в плен враг для японцев был трусом, не имеющим права ни на что.

В императорском эдикте об образовании, изданном еще в 1890 году, есть такие слова, которые часто читали школьникам, особенно в конце 30-х начале 40-х годов: «Наши императорские предки основали империю навечно и навсегда утвердили в ней добродетель; и с тех пор наши подданные, единые в своей преданности и сыновней почтительности, из поколения в поколение проявляли сияющую праведность. Вот в чем таятся сокровенный блеск и слава нашей империи, именно здесь заключены истоки нашего образования. Когда возникнет опасность, наши подданные... с мужеством и отвагой отдадут свои жизни во имя государства... и тем самым обеспечат процветание нашему трону, вечное, как небо и земля»96.

Обязанность «с мужеством и отвагой пожертвовать собой во имя государства», потребности и благосостояние которого считались выше любых прав и ценностей индивидуума, являлась третьим главным принципом «самурайского духа» двадцатого столетия. Она не считалась прерогативой только мужчин -- в военное время исполнение ее в равной степени возлагалось и на женщин, и на детей. Вот почему, когда для всех, несмотря на постоянные правительственные сообщения о великих «стратегических» победах на Тихом океане, стало очевидно, что вскоре противник подойдет уже к самим Японским островам, абсолютное большинство населения воспринимало идею «борьбы до последнего человека» как саму собой разумеющуюся. Слова «сто миллионов защитников отечества» стали национальным лозунгом.

Но действительность разыграла совершенно иной сценарий. Ни одному из планов «сражения самурайской нации до последнего человека» так и не суждено было сбыться.

Капитуляция ознаменовала собой крушение «второй эпохи самураев» (1900-1945). В этой связи можно задать вопрос была ли вторая эпоха подлинной наследницей первой? В некоторых моментах, несомненно, да. Она подтвердила неизменность традиции, суть которой выражена в первых строках «Хагакурэ»: «Самурай должен, прежде всего, постоянно помнить... что он обязан умереть». И как ярко свидетельствуют атаки «банзай» и полеты пилотов-камикадзэ, солдаты того времени с готовностью и упоением следовали этому принципу. Но в равной степени несомненно, что такой фанатизм являлся в не меньшей степени и следствием хорошо отлаженной работы военной машины и пропаганды. И конечно тот факт, что в двадцатом столетии японцы сражались уже с «иноземцами», вначале за славу и новые территории, а затем, защищая свою священную землю, также внес в традиционные самурайские ценности новое содержание.

В годы второй мировой войны проявился, хотя и в несколько измененной форме, и другой древний самурайский принцип -- бесконечной преданности своему господину. Разница была только в том, что в феодальную эпоху господином считался, глава либо «родного» клана, либо более крупного (дайме), с которым самурая связывали традиционные узы преданности. В двадцатом же веке, хотя зависимость солдата от непосредственного начальника тоже была абсолютной, все здание покоилось на идее преданного служения трону и божественному императору, олицетворявшим всю японскую нацию в целом. Это превратило -- если подобное вообще возможно -- древний идеал преданности господину в ярый национализм и преклонение перед божественным государством, имевшее почти религиозный характер.

Сознание элитарности и собственного превосходства, свойственное самураям далекого средневековья (фактически с начала в 1200 году «эры воина») и ставшее при Токугава практически абсолютным, было также унаследовано «новыми самураями» периода Мэйдзи, Тайсё и Сева, хотя оно и приняло несколько иные формы. Теперь высшим предназначением самурая являлась служба в армии, служба императору, а не сегуну. Как уже отмечалось, милитаризм начал постепенно перерастать в национализм уже после победы Японии в русско-японской войне 1904-1905 годов, и вскоре армия и военные вышли из-под контроля гражданской власти. Это произошло в 1930 году, а в 1941 году, когда пост премьер-министра занял генерал Тодзё Хидэки, военные взяли в свои руки бразды правления всей страной. В описываемый период военные, как и самураи эпохи Токугава, считали себя подлинной элитой нации, которая только и имеет право вести ее за собой в будущее. Цели нации, утверждали они, радикально изменились по сравнению с эпохой Токугава. Тогда главным было сохранить нацию от внешних врагов (если таковые имелись) и уберечь «японский путь» от загрязнения иностранным влиянием, какие бы формы оно ни принимало.

Самураи двадцатого века унаследовали от своих предков, воинов феодальной эпохи, и еще одно качество, быть может, не столь очевидное, но которое проявляли как отдельные солдаты и офицеры, так и целые отряды. Это -- соперничество за право совершить подвиг. Вспомним, что молодые воины времен Гэндзи и Хэйкэ так хотели добыть себе неувядаемую славу в бою, что, невзирая на смертельную опасность, вырывались из рядов своих товарищей по оружию и с отчаянной смелостью мчались на врага. В эпоху Токугава воинственный дух мог проявить себя только в поединках фехтовальщиков, да и то при определенных условиях. Тем не менее, он никогда не исчезал полностью. В годы же второй мировой войны он обрел второе рождение и новые формы выражения. Пример поистине упоительного наслаждения опасностью и самой смертью наглядно демонстрировали многие пилоты-камикадзэ: «Летчики-камикадзэ совершали чудеса храбрости. Сравнивая себя с великими мастерами меча прошлого, они соревновались за право считаться лучшим в боях один на один друг с другом».

Таким образом, мы выяснили, что, несмотря на все сложности (падение бакуфу, восстановление власти Хризантемового трона97 и модернизацию страны и пр.), Бусидо всё-таки продолжило жить. Сначала это происходило лишь в среде бывших самураев, однако, потом оно на долгие годы вплоть до конца Второй мировой войны стало краеугольным камнем всей военной доктрины новой, реформированной армии.



Глава III. Кодекс Бусидо и его влияние на Японское общество во второй половине XX - начале XXI вв.

Говоря о месте Бусидо в жизни Страны Восходящего солнца после поражения в войне на Тихом океане, а также в современный период, нельзя не сказать о том, что социальные структуры, а также образ жизни и поведения, сложившиеся за долгие столетия внутренних войн в Японии и укрепившиеся за годы изоляции при Токугава, не умерли ни с началом реставрации Мэйдзи, ни с окончанием второй мировой войны. Они продолжают заявлять о себе в самых различных формах и в государственной, и в экономической, и в образовательной и социальной жизни послевоенной Японии.

Одним из самых ярких и наиболее значительных проявлений древних самурайских традиций в современной Японии можно считать вертикальную модель организации практически всех социальных образований, будь то правительство, предприятие или учебное заведение. Это же касается и общественной жизни, личных и семейных взаимоотношений. Все общество было поделено не только на сословия, но и на ранги.

На вершине системы -- император, затем сёгун и дайме, затем -- вассалы клана, от ближайших приближенных до самых последних слуг, всего -- тридцать один ранг. И каждый ранг четко знал, какое место в социальной структуре общества он занимает.

Такое же «ранжированное сознание» пронизывает жизнь японского общества и сегодня, причем на всех уровнях и в самых разнообразных формах. В основе его лежат пол, возраст, образование, род занятий, история семьи и т.п. Выражается же оно через огромное множество уважительных оттенков языка, через различные поклоны при приветствии, наконец, через еще более трудноуловимые жесты. Конечно, подобная структура отношений не является исключительно самурайским наследием, она определяется также весьма «тесным» характером японской жизни в целом, будь то домашнее жилище или рабочий офис, и маленькой территорией страны. До некоторой степени все это повлияло и на формирование самой самурайской вертикали рангов.

Впрочем, некоторые японские авторы усматривают наличие в обществе, и в мире бизнеса в особенности, именно самурайского типа взаимоотношений. Вот что пишет в своей книге «Современное самурайское общество» Мицуюки Масацугу: «Достаточно поговорить с владельцем любого маленького ресторанчика, который часто посещают работники разных компаний и фирм. Он непременно скажет следующее: "Когда работники компании заходят выпить после работы, я безошибочно могу определить, кто из них самый главный, кто -- его заместитель и так далее". Об этом можно в первую очередь догадаться по манере речи (и обращении друг к другу). Если один работает в компании хотя бы на один год больше, чем другой, то "старший" будет называть "младшего" кун, а "младший" "старшего" -- сан (добавляемые к имени суффиксы вежливости)»98.

Можно утверждать, что как самурай прошлого, воспитанный в духе готовности умереть был вынужден приспосабливаться к чуждым ему обязанностям чиновника в период Токугава, так и в бизнесе «самурай XXI века» должен трансформировать дух абсолютной преданности господину в беспрекословную верность своему начальнику и компании в целом.

Если воин-самурай жаждал умереть за своего господина, то ныне работники компаний и фирм готовы жить ради него. Во имя компании многие служащие жертвуют своими выходными, праздниками, свободным временем и даже своими семьями -- отсюда и появилось название «трудоголики». Компании же, особенно крупные, в ответ на такую преданность гарантируют служащим пожизненную работу, а после шестидесяти лет -- пенсию, дом от фирмы и прочие блага. Схожесть подобных отношений со структурой феодального клана очевидна. Конечно, создать для своих работников столь благоприятную среду могут себе позволить только крупные корпорации. Тем не менее, время берет свое, и молодое поколение японцев зачастую просит о сокращении сверхурочного времени и предоставлении дополнительных дней для отдыха.

Справедливости ради отметим, что тесные взаимоотношения внутри компании не явились прямым следствием переноса традиционных самурайских принципов в новую среду. За их утверждение выступили сами работодатели, ибо они не хотели независимости работника. «Нынешняя японская система взаимоотношений была сознательно создана в конце 1910-х годов, ибо японские рабочие не сохраняли верность компании и меняли место работы, руководствуясь собственными экономическими интересами»99. То есть, существующие ныне практически пожизненные связи работников и их компаний следует рассматривать не только как традиционное наследие «самурайства», но и намеренно утвержденную систему.

Многое напоминает нам об эпохе самураев и в политической жизни Японии. Взять хотя бы стоящую у власти уже на протяжении нескольких десятилетий Либерально-Демократическую партию. Лидеры различных ее фракций, со своими интригами, тайными соглашениями, альянсами и союзами, стратегией и тактикой, по сути, являются настоящими политическими дайме. Сподвижники их, конечно, уже не воины-самураи, но и они организованы в клановые группы «самурайского типа» и нередко думают только о повышении своего политического престижа, усилении собственной власти и переизбрании на второй срок.

Впрочем, характер организации и функционирования государственной власти в значительной степени определяется бюрократией, на которую, конечно, оказывают влияние и политики, но которая не состоит только из них одних. Вот уж где находятся действительно подлинные наследники чиновников-самураев эпохи Токугава, создававших отлаженную государственную машину сёгуната. Само собой разумеется, что здесь, как и в бизнесе, превалируют те же самые «классовые» различия. К умудренным годами и опытом относятся с огромным уважением и почтением; молодые «из кожи вон лезут», чтобы добиться больших результатов для своего департамента, и все это в первую очередь ради «блага» вышестоящих; главными же добродетелями считаются преданность и трудолюбие.

Переходя к другим сторонам жизни японского общества, вначале следует вернуться в послевоенное прошлое, чтобы сказать пару слов о ситуации в Японии при американском оккупационном режиме. Довольно интересную характеристику даёт Долин100 А.А. Он пишет, что проводя политику демократизации американские власти пытались запретить всё, что так и иначе связано с милитаристским прошлым страны. Запрету и «чистке» подверглись средства массовой коммуникации, литература, кино и театр. Также были запрещены и занятия самурайскими боевыми искусствами -- дзюдо, айкидо, кэндо, каратэ и т.д.

Глава оккупационных войск США, генерал Дуглас Мак-Артур и его окружение ополчились на все проявления самобытной японской культуры. Например, в директиве «О направлении творческой деятельности в кино и театре», изданной в сентябре 1945 г., прямо говорилось: «Театр типа Кабуки, прославляющий феодальную верность и идею мести, едва ли приемлем в современном мире. Пока на глазах у народных масс оправдываются обман, убийства и измена, пока допускается пренебрежение к закону и вендетта, японцы не могут осознать сути международных отношений, царящих в современном мире». Почти весь репертуар кабуки и дзёрури, отнесённый к «пережиткам феодальной идеологии» был запрещён.

В связи этим, неудивительно, что множество молодых японцев начали считать, что принципы бусидо, скомпрометированные милитаристами из-за позорного проигрыша в войне олицетворяют национальное достоинство японцев, попранное оккупантами, поэтому в будущем эти молодые люди станут участниками многих ультраправых и националистических организаций.

Одновременно с проведением «культурной политики» Мак-Артур начал заниматься и восстановлением вооруженных сил в оккупированной стране. По его приказу правительство Японии создало «резервный полицейский корпус» (75 тыс. человек) и «морской корпус безопасности» (18 тыс. человек), которые после начала Корейской войны (1950) стали основой нынешних «сил самообороны», которые предназначались только для обороны собственно Японии101.

Как пишет Спеваковский А.Б.102: «Обращает на себя внимание также моральная обработка офицерского и рядового состава «сил самообороны», которой придается, как и в императорской армии, особое значение. Суть этого «морального воспитания», как его называют в войсках, заключается в преданности родине, гордости за принадлежность к силам самообороны (что похоже на гордость за принадлежность к сословию буси у самураев), понимании назначения войск самообороны. При этом руководство армии считает необходимым «учить солдата размышлять об истории и традициях страны». Естественно, они подразумевают самурайское прошлое и военные победы императорской армии...».

Одновременно с этим рост «сил самообороны» и послевоенное возрождение экономики позволило поднять голову различным реакционерам и те вновь вернулись к пропаганде идей национализма, требованию реанимировать культ императора, упразднённый согласно конституции 1946 года; требованию восстановить древние традиции и повернуть страну на путь милитаризации. Националистические и ультраправые организации выступают под военными лозунгами, требуют восстановления конституции 1889 г. вместо «антияпонской» по своей сути конституции 1946, ущемлявшей суверенные права японского народа, возрождения синто, аннулирования подписанных в конце второй мировой соглашений (в частности, решений Ялтинской и Потсдамской конференций).

К числу таких организаций относились в первую очередь Японская лига друзей по оружию (Нихон гую рэммэй), Конгресс японского народа (Нихон кокумин кайги), Совет новой Японии (Син Нихон кёгикай), Союз японских студентов (Нихон гакусэй домэй) и др. Прямые наследники самураев, ультраправые извлекают на свет их идейные принципы, пытаясь возродить мировоззрение самурайства103, призывают к «наследованию духа и буквы самурайского кодекса бусидо».

Одним из ярких примеров деятельности ультраправых сил в направлении возрождения самурайского духа может явиться, т.н. «инцидент Мисима». Писатель Мисима Юкио был одним из японских ультраправых, которые особенно активизировались в начале 70-х годов. 25 ноября 1970 г. Мисима с четырьмя своими сообщниками, принадлежавшими к так называемому «Обществу щита», пошли на крайнюю меру, стремясь поднять солдат токийской базы «сил самообороны» Итигатани (Итигая) на вооруженное выступление с целью возвращения Японии на путь милитаризации. Проникнув в штаб командующего восточным военным округом генерала Масуда Канэтоси, заговорщики заставили его собрать один из полков базы у здания, в котором они находились. После этого Мисима выступил перед солдатами с речью, призывавшей к отмене конституции 1946 г. и восстановлению в японцах «национального самурайского духа». Он говорил: "Мы надеемся, что сегодня именно в «силах самообороны» сохраняется дух истинной Японии, истинных японцев, дух бусидо. Однако... армия лишена своего имени -- все это привело к тому, что разлагается дух японцев и падает их мораль104.

Призывы Мисимы «погибнуть всем ради пересмотра антинародной конституции» не увенчались успехом. Слушатели остались равнодушными к речи потомка самураев. Результатом этой неудачи явилось харакири, произведенное в соответствии с правилами средневековой самурайской этики Мисима и его другом Морита Хиссё. Вслед за Мисима и Морита еще семь человек в Японии последовали их примеру, сделав харакири во имя возрождения великояпонского духа, веры в «чистоту и верность идеала самурая».

«Инцидент Мисима» и действия правых, по замечанию журнала "Сякайсюги", еще не означают, что в Японии вплотную приблизилась угроза новой фашизации. Однако, все говорит об определенном усилении тенденций к этому. Если же говорить о оценке самими японцами произошедшего, то она была, в общем, положительная - Мисиму Юкио стали называть «новым самураем» Японии, а его произведения стали издаваться миллионными тиражами.

Спеваковский А.Б.105 пишет, что среди реакционной части современного японского общества идеал средневекового японского воинства до сих пор сохраняется и почитается, хотя и в завуалированном виде. Ореолом славы и восхищения пресса окружает "героев" прошлых войн. Например, в декабре 1977 г., после смерти на 88-м году жизни командующего морским императорским флотом Японии в районе Филиппин Курита, в газете «Майнити симбун» восхвалялся «воинский дух адмирала и его этика самурая».

Следует обратить также внимание на увеличение числа паломников в синтоистские храмы. В первую очередь это можно сказать о храме императора Мэйдзи и Ясукуни дзиндзя, являющемся символической могилой для солдат, павших в войнах.

Что касается повседневной жизни японцев, то наличие остатков самурайского прошлого в настоящее время хорошо прослеживается во время празднеств, прославляющих доблесть средневековых воинов. Как и прежде, эти праздники, рассчитанные на воспитание молодежи в духе самурайских традиций, ежегодно напоминают о прошлом сословия воинов. К их числу можно отнести средневековый обычай намаои (в бывшем княжестве Даттэ); праздник клана Маэда (княжество Кага), называемый «хяку мангоку мацури» (с его непременной процессией даймё), который был выдуман в довоенной Японии при покровительстве индустриального и городского советов для поддержания памяти о самурайском прошлом страны; праздник клана и храма Такэда, проводимый в честь главы клана Такэда Сингэн (12 марта, в день смерти дайме) при участии 24 конных воинов, одетых в самурайские доспехи и символизирующих военачальников феодальной армии Такэда; мацури «карацу окунти», имевший место в бывшем клане Набэсима и т. д.

Таким образом, можно сказать, что "самурайский дух" всё ещё жив в современной Японии. Собственно же потомки сословия воинов не пользуются в сегодняшнем обществе никакими привилегиями и почетом, являясь его рядовыми членами, хотя и помнят о своей принадлежности к самурайским родам.

Продолжают существовать в Японии также некоторые традиционные виды спорта, присущие некогда только сословию воинов. Большой популярностью, например, пользуется дзюдо -- усовершенствованная и немного измененная форма прежнего искусства борьбы дзюдзюцу, вновь возрастает интерес к фехтованию на мечах (кэндо), которое после войны потеряло часть своих поклонников, многие японцы занимаются кюдо -- японской стрельбой из лука и т. д. Некоторые из этих ставших национальными видов спорта включены в школьные программы и призваны воспитывать твердость духа, упорство и терпение, настойчивость, решительность и тому подобные качества у молодого поколения. Чемпионаты кэндо, проводимые ежегодно в отдельных обществах, городах, префектурах, а затем и в масштабах страны, в наибольшей степени способствуют распространению почитания самурайских доблестей, являются подражанием традициям буси. Их участники стремятся во время соревнований не только к спортивным рекордам, но и стараются быть похожими на воинов прошлого.

Не менее важным является тот факт, что самураи стали неотъемлемой частью японской массовой культуры. Про них снимают фильмы (Семь самураев, Телохранитель, Тень воина и др.) и аниме (Samurai X, Sengoku Basara, Intrigue in the Bakumatsu: Irohanihoheto и др.), пишут книги (Десять меченосцев Ёсикавы Эйдзи и прочие менее известные произведения), рисуют мангу (Ruroini Kenshin), а также многое-многое другое.

Таким образом, мы рассмотрели положение бусидо в современной Японии и убедились в том, что, пусть самураи и остались в прошлом, но дух, идеалы и наследие буси продолжают жить, по-прежнему оставаясь одной из культурных парадигм Страны Восходящего солнца.



Заключение

Таким образом, мы рассмотрели весь долгий путь, пройденный Бусидо. Начав с отдельных литературных представлений о том каким должен быть японский воин, в период Эдо оно преобразовалось в единообразный кодекс воинской чести. В это же самое время появился ряд документов, которые законодательно закрепляли превосходство самураев над всеми прочими слоями японского общества, тем самым влияя на окончательный облик «пути воина».

Потом был недолгий период заката связанный с свержением власти сёгунов Токугава. Однако, вскоре, в конце XIX - первой половине XX вв. Бусидо возродилось в новой, модернизированной форме, став центром военной доктрины императорской армии. В конце же мы сумели показать какую роль традиции, базирующиеся на кодексе самурая, занимают в современной Японии. На основе всего вышеизложенного можно придти к обоснованному заключению, что идеология самураев серьёзно повлияла, а также влияет до сих пор, пусть и в меньшей степени, на жизнь Страны Восходящего солнца и всех её жителей.

Среди всего прочего самурайского наследия, продолжающего жить в Японии, можно выделить японскую вертикальную модель власти, во многом основанную на принципах бусидо и японские боевые искусства, продолжающие традиции древних единоборств, которыми занимались воины прошлого.

Говоря о вертикали власти, следует сказать, что она является одной из самых ярких и наиболее значительных проявлений древних самурайских традиций в современной Японии, причём она касается и общественной жизни, личных и семейных взаимоотношений.

В мире бизнеса место даймё или господина занимает теперь исполнительный директор, а знатный самурай -- это начальник департамента или отдела. И во взаимоотношениях господина и слуги, идет ли речь о феодальной эпохе или о нашем времени, непременно наличествует дух он-гири.

Господин (начальник) обязан оказывать поддержку вассалу (подчиненному) и заботиться о нем, проявлять интерес к его финансовым, социальным и личным проблемам. Для своих непосредственных подчиненных он является «вторым отцом».

Переходя к боевым искусствам, таким как дзюдо, айкидо или кендо, следует сказать, что они как традиционные виды спорта, присущие некогда только сословию воинов по-прежнему продолжают существовать. Некоторые из этих ставших национальными видов спорта включены в школьные программы и призваны воспитывать твердость духа, упорство и терпение, настойчивость, решительность и тому подобные качества у молодого поколения. Чемпионаты кэндо, проводимые ежегодно в отдельных обществах, городах, префектурах, а затем и в масштабах страны, в наибольшей степени способствуют распространению почитания самурайских доблестей, являются подражанием традициям буси. Их участники стремятся во время соревнований не только к спортивным рекордам, но и стараются быть похожими на воинов прошлого.

Не менее важным является тот факт, что самураи стали неотъемлемой частью японской массовой культуры. Про них снимают фильмы(Семь самураев, Телохранитель, Тень воина и др.) и аниме(Samurai X, Sengoku Basara, Intrigue in the Bakumatsu: Irohanihoheto и др.), пишут книги(Десять меченосцев Ёсикавы Эйдзи и прочие менее известные произведения), рисуют мангу(Ruroini Kenshin и т.д.), а также многое-многое другое.

Подводя итоги, мы видим, что идеология самураев занимает важное место в сердце каждого японца и продолжает быть одной из культурных парадигм в Стране Восходящего солнца. Бусидо -- это то, благодаря чему японский народ является таким какой он есть сейчас и если бы его не было, то вся история Японии пошла бы по совершенно иному пути.



Список использованных источников и литературы

I. Источники:

1. Гундзин тёкую («Императорское указание военнослужащим») как памятник военной истории Японии // Письменные памятники Востока, № 1 (4), 2006.

2. Записки флота капитана Головина о приключениях его в плену у японцев. / Под ред. Захарова. М.; 2004.

3. Идеалы самураев. Сочинения японских воинов. Сост. У.С. Уилсон // Пер. с англ. Котенко Р. В. СПб.: Евразия, 2001.

4. Императорский манифест об установлении новой власти 3 января 1868 г. // Хрестоматия по новой истории / Под ред. А.А. Губера и А.В. Ефимова: 1815-1870 гг.; М.: Мысль, 1965.

5. Кодзики -- Записи о деяниях древности: Свитки 2-й и 3-й // Пер., предисл. и коммент. Л. М. Ермаковой, А. Н. Мещерякова. - СПб.: ШАР, 1994

6. Кондзяку моногатари(Стародавние повести) // Сердце зари. Восточный альманах, Вып. 1. М.: Художественная литература. 1973.

7. Конституция в истолковании её составителя Ито Хиробуми // Новая история стран Азии (вторая половина XIX - начало XX вв.) / Под ред. В.И. Овсянникова. М.; 1995.

8. Монах Юкинага. Хэйкэ моногатари(Повесть о доме Тайра) М.: Азбука-классика, 2005.

9. Миямото Мусаси. «Горин но сё» (Книга пяти колец). Ростов н/Д.: Феникс, 2008.

10. Мурасаки Сикибу. Повесть о Гэндзи. Книга 2. М.: Наука, Восточная литература, 1993.

11. Накамура К. История Японии // История Японии: сборник исторических произведений / сост. С. А. Шумов, А. Р. Андреев; под ред. И. А. Настенко. М.: Русская панорама, 2006

12. Пятистатейная императорская клятва 6 апреля 1868 г. // Новая история стран Азии (вторая половина XIX - начало XX вв.) / Под ред. В.И. Овсянникова. М.; 1995.

13. Сказание о Ёсицунэ // Пер. со старояпонского А.Н. Стругацкого СПб.: Гиперион, 2000.

14. Сёогуны и микадо. Исторический очерк по японским источникам // Русский вестник, № 11. 1869.

15. Сёогуны и микадо. Исторический очерк по японским источникам // Русский вестник, № 12. 1869.

16. Соглашение по инциденту в Симоносэки // Хрестоматия по новой истории / Под ред. А.А. Губера и А.В. Ефимова: В 3-х тт. Т.2: 1815-1870 гг.; М.:Мысль, 1965.

17. Стостатейные установления Токугава и Кодекс из 100 статей. // Комментар. и перевод A.B. Филиппов. СПб.: 1998.

18. Цунэтомо Ямамото. Хагакурэ(Сокрытое в листве) // Книга Самурая. СПб.: Евразия, 1998.

19. Юдзан Дайдодзи. Будосёсинсю(Начальные основы воинских искусств) // Книга Самурая. СПб.: Евразия, 1998.

20. Ягю Мунэнори. Хэйхо Каден Сё(Переходящая в роду книга об искусстве меча) СПб.: Евразия, 1998.

21. Японцы о Японии. Сборник статей первоклассных японских авторитетов // под ред. Шрейдейра Д.И., пер. с англ. М.А. Шрейдера и С.Г. Займовского. СПб.: 1907

II. Литература:

Научная литература:

1. Бенедикт Р. Хризантема и меч: Модели японской культуры. М.: Наука, 2007.

2. Варли П., Моррис А., Моррис Н. Самураи. СПб.: Гиперион, 1999.

3. Верисоцкая Е.В. Идеология японского экспансионизма в Азии в к. XIX -н. XX вв. (В 2 ч.) М.: Наука, 1990.

4. Гришелева Л. Д. Формирование японской национальной культуры, конец XVI - начало XX в. // АН СССР, Ин-т востоковедения. М.: Наука, 1986.

5. Инадзо Нитобэ. Бусидо. Душа Японии. Классическое эссе о самурайской этике. М.: София, 2004.

6. Искендеров А.А. Тоётоми Хидэёси -- М.: Наука, 1984.

7. Иэнага Сабуро. История войны на Тихом океане, пер. с япон., М., 1958.

8. Кинг У. Дзэн и путь меча. Опыт постижения психологии самурая. СПб.: Евразия, 2002.

9. Лещенко Н.Ф. Япония в эпоху Токугава // отв. Ред. Жуков А.Е., М.: Институт востоковедения РАН, 2010.

10. Мак-Клейн Д. Л. Япония. От сегуната Токугавы - в XXI век // Пер. с англ. Е. А. Красулина. М.: АСТ : Астрель, 2007.

11. Моррис А. Благородство поражения: Трагический герой в японской истории. М.; 2001.

12. Норман Г. Становление капиталистической Японии: экономические и политические проблемы периода Мэйдзи / Герберт Норман; сокр. пер. с англ. П. П. Топеха. М., 1952

13. Синицын А.Ю. Самураи - рыцари Страны восходящего солнца. История, традиции, оружие. СПб.: Паритет, 2001.

14. Спеваковский А. Б. Самураи - военное сословие Японии. М.; Наука, Главная редакция восточной литературы, 1981.

15. Эйдус Х. Т. Очерки новой и новейшей истории Японии. Отв. ред. В.Я. Аварин. М.: Государственное издательство политической литературы, 1955.

16. Юкио Мисима. Хагакурэ Нюмон // Книга Самурая. СПб.: Евразия, 1998

Научные статьи:

1. Георгиев Ю. В. Японские ультра. // Япония, 1972 (ежегодник). М., 1973. С. 28-45

2. Долин А.А. Культ самурайских воинских искусств в современной Японии // Дух Ямато в прошлом и настоящем. М.: Наука, 1989.

3. Лестев А.Е. Психологические аспекты подготовки японских воинов // Культурно-историческая психология. 2014. Том 10. № 3. С. 107-113

4. Молодяков В.Э. Образ Японии в антиантантовской пропаганде в США в годы Первой мировой войны: журнал «Fatherland», август 1914 - февраль 1917 гг. (к 100-летию начала Первой мировой войны) // Япония, 2014 (ежегодник). М., 2014. С. 178-191

5. Стоногина Ю.Б. Ритуал как основа коммуникации в Японии // Япония, 2013 (ежегодник). М., 2013. С. 373-387

6. Стрельцов Д.В. Проблемы исторического прошлого в послевоенных отношениях Японии со странами Восточной Азии // Япония, 2014 (ежегодник). М., 2014. С. 7-27

7. Чугров С. Национализм и ультранационализм в Японии. // ААС, 1976, № 11. С. 52-66

Научно-популярная литература:

1. Мицуо Курэ. Самураи. Иллюстрированная история. М.: АСТ, 2007.

2. Хироаки Сато. Самураи: История и легенды // Пер. Р.В.Котенко. СПб.: Евразия, 1999.



Сноски

1. Юдзан Дайдодзи. Будосёсинсю(Начальные основы воинских искусств) // Книга Самурая. СПб.: Евразия, 1998; Цунэтомо Ямамото. Хагакурэ(Сокрытое в листве) // Книга Самурая. СПб.: Евразия, 1998; Идеалы самураев. Сочинения японских воинов. Сост. У.С. Уилсон // Пер. с англ. Котенко Р. В. СПб.: Евразия, 2001

2. Стостатейные установления Токугава и Кодекс из 100 статей. Комментар. и перевод A.B. Филиппов. СПб. 1998

3 Монах Юкинага. Хэйкэ моногатари(Повесть о доме Тайра) М.: Азбука-классика, 2005; Сказание о Ёсицунэ // Пер. со старояпонского А.Н. Стругацкого СПб.: Гиперион, 2000

4 Миямото Мусаси. «Горин но сё» (Книга пяти колец). Ростов н/Д.: Феникс, 2008; Ягю Мунэнори. Хэйхо Каден Сё(Переходящая в роду книга об искусстве меча) СПб.: Евразия, 1998

5 Сёогуны и микадо. Исторический очерк по японским источникам // Русский вестник, № 11. 1869; Сёогуны и микадо. Исторический очерк по японским источникам // Русский вестник, № 12. 1869

6 Спеваковский А. Б. Самураи - военное сословие Японии. М.; Наука, Главная редакция восточной литературы, 1981

7 Синицын А.Ю. Самураи - рыцари Страны восходящего солнца. История, традиции, оружие. СПб.: Паритет, 2001

8 Искендеров А.А. Тоётоми Хидэёси. М.: Наука, 1984

9 Верисоцкая Е.В. Идеология японского экспансионизма в Азии в к. XIX - н. XX вв. (В 2 ч.) М.: Наука, 1990

10 Эйдус Х. Т. Очерки новой и новейшей истории Японии. Отв. ред. В. Я. Аварин. - М.: Государственное издательство политической литературы, 1955

11 Гришелева Л. Д. Формирование японской национальной культуры, конец XVI - начало XX в. / АН СССР, Ин-т востоковедения. - М.: Наука, 1986

12 Лещенко Н.Ф. Япония в эпоху Токугава/ отв. Ред. Жуков А.Е., М.; Институт востоковедения РАН. 2010

13 Лестев А.Е. Психологические аспекты подготовки японских воинов // Культурно-историческая психология. 2014. Том 10. № 3. С. 107-113

14 Георгиев Ю. В. Японские ультра. // Япония, 1972 (ежегодник). М., 1973. С. 28-45

15 Чугров С.В. Национализм и ультранационализм в Японии. // ААС, 1976, № 11. С. 52-66

16 Долин А.А. Культ самурайских воинских искусств в современной Японии // Дух Ямато в прошлом и настоящем М.: Наука, 1989. С.158-180

17 Стрельцов Д.В. Проблемы исторического прошлого в послевоенных отношениях Японии со странами Восточной Азии // Япония, 2014 (ежегодник). М., 2014. С. 7-27

18 Молодяков В.Э. Образ Японии в антиантантовской пропаганде в США в годы Первой мировой войны: журнал «Fatherland», август 1914 - февраль 1917 гг. (к 100-летию начала Первой мировой войны) // Япония, 2014 (ежегодник). М., 2014. С. 178-191

19 Стоногина Ю.Б. Ритуал как основа коммуникации в Японии // Япония, 2013 (ежегодник). М., 2013. С. 373-387

20 Инадзо Нитобэ. Бусидо. Душа Японии. Классическое эссе о самурайской этике. М.: София, 2004

21 Юкио Мисима. Хагакурэ Нюмон(Комментарии к Харакурэ) // Книга Самурая. СПб.: Евразия, 1998

22 Варли П., Моррис А., Моррис Н. Самураи. СПб.: Гиперион, 1999

23 Мак-Клейн Д. Л. Япония. От сегуната Токугавы - в XXI век // Пер. с англ. Е. А. Красулина. М.: АСТ : Астрель, 2007

24 Моррис А. Благородство поражения: Трагический герой в японской истории. М.; 2001

25 Бенедикт Р. Хризантема и меч: Модели японской культуры. М.: Наука, 2007

26 Иэнага Сабуро. История войны на Тихом океане, пер. с япон., М., 1958

27 Кинг У. Дзэн и путь меча. Опыт постижения психологии самурая. СПб.: Евразия, 2002

28 Норман Г. Становление капиталистической Японии: экономические и политические проблемы периода Мэйдзи. Пер. с англ. П. П. Топеха ; ред. и предисл. Е. М. Жукова. М.; Издательство иностранной литературы, 1952

29 Мицуо Курэ. Самураи. Иллюстрированная история. М.: АСТ, 2007

30 Хироаки Сато. Самураи: История и легенды // Пер. Р.В.Котенко. СПб.: Евразия, 1999

31 Кодзики -- Записи о деяниях древности: Свитки 2-й и 3-й // Пер., предисл. и коммент. Л. М. Ермаковой, А. Н. Мещерякова. - СПб.: ШАР, 1994. C.69

32 Кодзики, Св. 2-й и 3-й. С. 71

33 Кодзики, Св. 2-й и 3-й. С. 70

34 Мурасаки Сикибу. Повесть о Гэндзи. Книга 2. М.: Наука, Восточная литература, 1993. С. 44

35 Мурасаки Сикибу. Указ. соч., С. 65

36 Кондзяку моногатари // Сердце зари. Восточный альманах, Вып. 1. М.: Художественная литература. 1973, С. 456-462

37 Кондзяку моногатари, С. 458

38 Монах Юкинага. Хэйкэ моногатари(Повесть о доме Тайра) М.: Азбука-классика, 2005

39 Монах Юкинага. Указ. соч., С. 129

40 Монах Юкинага. Указ. соч., С. 258

41 Военное правительство трех династий сёгунов с 1192 по 1867 гг.

42 Сиба Ёсимаса. Тикубасё // Идеалы самураев: Сочинения японских воинов, XII-XVII вв. Пер. с англ. Ред.-сост. Уилсон У.С. СПб, 1999, С. 66-82

43 Сиба Ёсимаса. Указ. соч., С. 72

44 Сиба Ёсимаса. Указ. соч., С. 80

45 Имагава Садаё. Установления Имагавы Рёсюна // Идеалы самураев: Сочинения японских воинов, XII- XVII вв. Пер. с англ. Ред.-сост. Уилсон У.С. СПб, 1999, С. 84-88

46 Имагава Садаё. Указ. соч. С. 85

47 Имагава Садаё. Указ. соч. С. 87

48 Като Киёмаса. Наставления Като Киемаса // Идеалы самураев: Сочинения японских воинов, XII-XVII вв. Пер. с англ. Ред.-сост. Уилсон У.С. СПб, 1999, С. 165-167

49 Като Киёмаса. Указ. соч. С. 165

50 Като Киёмаса. Указ. соч. С. 166

51 Воин в переводе с японского, фактический аналог слова самурай

52 Искендеров А.А. Тоётоми Хидэёси. М.: Наука, 1984. С.224

53 Искендеров А.А. Указ. соч. С.228

54 В 1702 году князь Асано Наганори, глава самурайского рода Ако, совершил преступление: подкараулил унизившего его церемониймейстера двора Цунаёси Кира Ёсинаку и напал на него с коротким мечом. Сёгун приговорил князя к принудительному сэппуку за нарушение правил дворцового распорядка, и Асано вспорол себе мечом живот, а его клан расформировали.

55 Стостатейные установления Токугава и Кодекс из 100 статей. // Комментар. и перевод A.B. Филиппов. СПб.: 1998, С.4

56 Записки флота капитана Головина о приключениях его в плену у японцев. / Под ред. Захарова. М.; 2004 С.112

57 Инадзо Нитобэ. Бусидо. Душа Японии. Классическое эссе о самурайской этике. -- М.: София, 2004. С.5

58 Юдзан Дайдодзи. Будосёсинсю (Начальные основы воинских искусств) // Книга Самурая. СПб.: Евразия, 1998

59 Юдзан Дайдодзи. Указ. Соч. С. 22, 27, 30, 31, 46, 53, 95

60 Юдзан Дайдодзи. Указ. Соч. С.89

61 Миямото Мусаси. «Горин но сё» (Книга пяти колец). Ростов н/Д.: Феникс, 2008

62 Цунэтомо Ямамото. Хагакурэ(Сокрытое в листве) // Книга Самурая. СПб.: Евразия, 1998

63 Цунэтомо Ямамото. Указ. соч. С.4

64 По периоду Ансэй(1854-1859 гг.)

65 Лещенко Н.Ф. Япония в эпоху Токугава // отв. Ред. Жуков А.Е., М.: Институт востоковедения РАН, 2010. С.280

66 Накамура К. История Японии // История Японии: сборник исторических произведений / сост. С. А. Шумов, А. Р. Андреев; под ред. И. А. Настенко. М.: Русская панорама, 2006. С.376

67 Гришелева Л. Д. Формирование японской национальной культуры, конец XVI - начало XX в. / Л. Д. Гришелева, М., 1986. С.182

68 Норман Г. Становление капиталистической Японии: экономические и политические проблемы периода Мэйдзи / Герберт Норман ; сокр. пер. с англ. П. П. Топеха - М., 1952. С.30

...