История Посемья – Курской волости на рубеже эпох (IX–XI века)

Глиняная посуда изготовлялась в основном в рамках домашних занятий, на что указывает преобладание в количественном отношении лепной керамики. Большинство ее представлено горшками, у которых плечико расположено в верхней части тулова, а венчик имеет S-видную форму. Выделяются горшки с вертикальным венчиком, морфологическим прототипом которых явно являлась круговая посуда волынцевского культурно-хронологического горизонта. Нередко тесто таких сосудов отличается менее крупными фракциями, а их стенки были более тонкие. Своеобразной «визитной карточкой» роменской керамики является так называемый «веревочный» или ложногребенчатый орнамент, который оставался от штампа из тонкой палочки с намотанной на нее веревкой. Однако заметно более распространенным был декор в виде защипов пальцами по венчику. Нередки совсем небольшие сосудики, большинство которых, видимо, использовалось как чашки или «стаканы». Хорошо известны сковороды в виде дисков с бортиками.

Наряду с лепной посудой в керамическом наборе в небольшом количестве встречаются сосуды, которые в литературе определяются как «правленые», «раннегончарные» или «раннекруговые». Вероятно, они изготовлялись на ручном, медленного вращения круге начиная с IX в., о чем свидетельствуют материалы Горналя. В небольших количествах известна круговая керамика, которая ввозилась в Посемье с территории Среднего Поднепровья начиная с сер. X в. Изредка и зачастую в мелких обломках встречается импортная посуда из причерноморских центров и Хазарии.

Одним из важнейших показателей социально-экономического развития древних обществ является характеристика его торговых связей. На территории Посемья сходились верховья рек, которые были связаны с бассейнами крупнейших восточно-европейских водных артерий: Волги с Окой, Днепра и Дона. Анализ гидросети позволяет предположить существование трех водных трасс, проходивших через регион. Путь на северо-восток пролегал через Сейм и его правые притоки - Свапу или Тускарь со Сновою - и далее по Оке в Волгу. Южная дорога могла проходить от верховьев Сейма (из Донецкой Семицы) в Северский Донец (через его приток Корочку с использованием волока длиной около 2 км) и Дон. Однако местная топография делает этот вариант маловероятным, т.к. верховья Корочки и Донецкой Семицы разделяет крутая возвышенность (около 30 м), у подножья которой бьют ключи, дающие начало истокам рек. Возможен и другой вариант южного пути: от Сейма Пузатого в Оскол, но здесь волок должен был иметь протяженность 7-8 км. Наконец, регион был связан со Средним Поднепровьем путем по Сейму и Десне.

В X в. Посемье начинает играть чрезвычайно важную роль в снабжении Среднего Поднепровья куфическими монетами, поэтому использование юго-западного пути особого сомнения не вызывает. Сложнее решить вопрос, каким образом попадали дирхемы в Посемье, который связан с общей проблемой путей поступления дирхемов на территорию Восточной Европы. Традиционно имеет большое число сторонников мнение о поступлении монет как по Волге через Булгарию, так и по Северскому Донцу и Дону из Хазарии. Анализ кладов (в Посемье известно 17) показывает, что в IX в. дирхемы поступали в регион нестабильно, и вероятнее всего из Поочья, куда большая их часть попадала по Дону. В X в. в Посемье ввоз монет постоянно возрастал, при этом они уже поступали из Булгарии по Волге и Оке.

Помимо дирхемов фиксируются и некоторые другие категории «дальнего» импорта. Наиболее показательными среди них являются сердоликовые и хрустальные бусы из Центральной Азии и стеклянные - с территории Ближнего Востока. Эти товары «вливались» в поток дирхемов. Массовый «западный» импорт представлен круговой керамикой, ножами из трехслойного пакета и шиферными пряслицами, которые завозились из Среднего Поднепровья или через него начиная с сер. X в.

Глава III посвящена вопросам социально-экономической и политической истории Посемья в IX-X вв. В первом разделе анализируются основы социальной организации семичей. Небольшие размеры домов, характерные для славян предгосударственного периода, предполагают проживание в них очень небольших коллективов, которые чаще всего определяются как «малая семья». В современных этнологических и историко-демографических исследованиях существует большое количество классификаций семей, однако заметная их часть определяется принципами отношений родства, что неприменимо при изучении вопросов истории раннего средневековья. В то же время многими авторами выделяют два основных типа семьи: малая и большая, простая и сложная, одинокая и «семьянистая» и т.д. В нашем случае наиболее приемлемой является классификация, в основе которой лежит количество брачных пар (Бромлей Ю.В., Кашуба М.С., 1982), что хотя и не жестко, но связано с общим количеством членов семьи и отражается в размерах жилища. Роменские дома по своей площади (до 20-25 кв. м) больше всего соответствуют месту проживания именно простой (из одной брачной пары) семьи.

Предложенная на примере Новотроицкого городища трактовка И.И. Ляпушкиным роменских домов как жилищ малых семей представляется вполне убедительной. Однако Посемье дает заметно более «чистые» образцы домохозяйств северян, в основе жизнедеятельности которых были коллективы, соотносимые с простыми семьями. Связано это с тем, что в общей структуре памятников региона ведущими в количественном отношении являются небольшие неукрепленные поселения с одним «двором». Отметим, что речь идет о памятниках, раскопанных в основном большими площадями, поэтому достоверность существования «хуторов» не вызывает сомнений.

Прекрасным примером тому являются поселения в округе городища 2 у д. Картамышево на Псле. На селище у д. Гремячка располагались два дома, стоящих на расстоянии 80 м друг от друга. На селищах у дд. Каменка и Песчаное было по одному жилищу. В постройке II Гремячки были найдены глиняное пряслице, указывающее на присутствие в числе обитателей женщины, и мелкие куски железного шлака, что скорее всего соотносится с мужской деятельностью. Глиняное пряслице было найдено и в постройке из Песчаного. На селище 2 у д. Воробьевка 2-я только постройка 2 относилась к роменскому времени. В ней были обнаружены глиняное пряслице, костяные проколки.

Значительным разнообразием находок выделялось жилище на поселении 4 в Тазово. В их числе многочисленные предметы, принадлежность которых женщинам не вызывает сомнений (бронзовый браслет, проволочное височное кольцо, стеклянные бусы, шиферное пряслице). Проживавший в доме мужчина (поясная бляшка) был владельцем верхового коня (удила). Столь редкие для роменцев предметы, в число которых следует включить и часто встречаемое в древнерусских «дружинных» погребениях калачевидное кресало, указывают на неординарный социальный статус хозяина «хутора». При анализе находок еще более отчетливо определяется характер занятий обитателей селища 1 в Воробьевке 2-й. Здесь был найден клад арабских дирхемов с младшей монетой 976 г., в который также входили два серебряных браслета, семилучевое височное кольцо, сердоликовые и стеклянные бусы. Владельцы двора были явно неординарными личностями. Они занимались торговлей, на что указывает даже не столько монеты клада, сколько весовая гирька.

Существование «хуторов» подразумевает значительную экономическую самостоятельность их обитателей, причем такие поселения существовали начиная с самого раннего этапа сложения роменской культуры в Посемье и вплоть до ее окончания. Домохозяйства, ориентированные на земледелие, оказывались максимально приближенными к своим наделам. Можно осторожно предположить, что сроки между переделами общинных земель либо были уже достаточно большими, либо хозяева хуторов имели наделы в полной собственности.

Экономическая самостоятельность простых семей хорошо согласуется с соседской общиной, которой с позиций археологии более всего соответствуют МЗКП. Как правило, они легко выделяются ввиду того, что между ними обычно прослеживаются незаселенные «нейтральные» зоны или характерные элементы рельефа (например, глубокие балки). Всего в Посемье насчитывается 58 МЗКП, что дает некоторое представление об общем количестве общин. Сравнительный анализ с учетом ландшафта и находок позволяет выделить специфику хозяйственной жизни отдельных общинных коллективов.

Городища в рамках МЗКП представляли собой, судя по всему, общинные центры. Уже сам факт существования мощных фортификационных сооружений предполагает, что в число функций таких поселков входила оборонительная, причем ориентированная не только на нужды конкретной общины. В пользу этого свидетельствует заметное тяготение городищ к разделявшим их отрезкам в 6-8 км. В окончательном виде такая структура могла сложиться только в X в., что подтверждается конкретными материалами: все исследованные укрепленные поселения Посемья имели слои этого времени, тогда как напластования IX в. отчетливо выделяются только на Большом Горнальском городище. Можно предположить, что на городищах наряду с рядовыми общинниками проживали представители общинной верхушки или племенной аристократии, в некоторых случаях связанная с ней вооруженная часть населения, проходило становление общинных ремесел, ориентированных на заказ. Если отдельные признаки из этого списка отмечены на большинстве исследованных памятников, то их полный комплекс представлен пока только в материалах Большого Горнальского городища.

После гибели Битицы в кон. VIII - нач. IX в. зависимость части восточнославянских объединений от Хазарии, несомненно, оставалась. Широко распространенное предположение о «необременительности» хазарской дани дает самое общее представление об отношениях между каганатом и Северской землей, тем более с Посемьем. Своеобразный вариант реконструкции взаимоотношений северы и Хазарии предложил А.В. Григорьев. Наличие у северян собственного железоделательного производства до недавнего времени особых сомнений не вызывало. Однако А.В. Григорьев считает, что для северян был характерен ввоз из Хазарии как технологически сложного оружия, так и орудий труда. Неограниченный импорт изделий из каганата в обмен на зерно привел к тому, что ремесла у северян атрофировались (Григорьев А.В., 2000).

Предложенная гипотеза имеет принципиальное значение для понимания истории как Посемья, так и всей Северской земли. Сравнение морфологии качественных кузнечных поковок показывает, что предметы вооружения у северян вряд ли могли иметь хазарское происхождение. Не подтверждает масштабного импорта и морфология сельскохозяйственных орудий. Общность их форм восходит еще к римскому времени. Противоречат «торговому» решению вопроса о происхождении качественной кузнечной продукции и материалы металлографии. Результаты статистической обработки данных показывают, что в Северской земле и Хазарии получили распространение разные технологические приемы. Заметная часть использованных при анализе северянских материалов изделий происходит с посемьского Большого Горнальского городища.

Приведенные выше факты не стоит понимать в том смысле, что Северская земля развивалась изолированно. Несомненно, жизнь ее населения проходила в условиях самого разного рода контактов с соседями. Торговые связи отмечаются и в кузнечной продукции. Так, горнальские мотыжки были выполнены в технике пакетования, что характерно для хазарских мастерских. В свою очередь, известные на салтовских памятниках фигурные оковки деревянных лопат были изготовлены славянами.

Таким образом, «торговый» симбиоз северян и каганата не подтверждается конкретными фактами. Не исключено, что северяне представляли для Хазарии и реальную военную угрозу, на что указывает система салтовских крепостей между Доном и Северским Донцом, причем ее создание стало результатом целенаправленных мероприятий государственной власти по организации обороны северо-западного пограничья с привлечением византийских мастеров. Вполне вероятно, она была призвана защищать Хазарию от северян и донских славян (Афанасьев Г.Е., 1993; Петрухин В.Я., 2005). Посемье относилось к числу порубежных регионов Северской земли: от него до границ Хазарии шел безлесный «польской» коридор протяжностью всего в 100 км.

Отказ от хазарской дани мог иметь место в кон. IX в. в связи с приходом в степи печенегов, когда северные провинции каганата были серьезно ослаблены, а существовавшая ранее система обороны развалилась. В то же время свидетельства «освобождения» северян отсутствуют, а некоторые сведения еврейско-хазарской переписки указывают на возможную зависимость Северской земли от каганата вплоть до сер. X в. Косвенно это подтверждается сообщением ПВЛ о выплате вплоть до 60-х гг. X в. хазарской дани проживавшими севернее вятичами. Однако характер отношений северян с каганатом в новых условиях не мог не измениться, что имеет и материальное подтверждение в виде заметного уменьшения хазарского импорта, а также многочисленных находках на территории Днепровского Левобережья монетных кладов.

В целом течение социально-экономических процессов на территории Посемья в IX в. можно охарактеризовать как достаточно плавное и поступательное. Это не означает, что регион развивался, минуя конфликты и военные набеги, о чем неопровержимо свидетельствуют неоднократно горевшие укрепления Горнальского и Ратского городищ. Однако источники не фиксируют серьезных социальных катаклизмов или миграций, имевших фатальный характер.

Этому выводу противоречат результаты исследования Ю.Ю. Моргунова и С.П. Щавелева, которые выступили с гипотезой о северном происхождении названия Курска. По мысли исследователей, «северные конфедераты» (словене, кривичи, варяги), заинтересованные в прямом доступе к путям поступления куфических монет, около сер. IX в. появляются в Посемье. Выдвигается идея о двух колонизационных потоках с севера, которые как бы «брали в клещи» Днепровское Левобережье (Моргунов Ю.Ю., Щавелев С.П., 1997).

Анализ приведенных в числе доказательств данных топонимики показывает, что происхождение названий городов с формантом «-ск» могло иметь и обратное направление, с «юга на север», что подтверждается археологически. Так, возникновение смоленско-полоцких длинных курганов, которые на сегодняшний день бесспорно отождествляются с кривичами и полочанами, не может быть связано с расположенными севернее, вплоть до Эстонии, псковскими длинными курганами, на что указывает сравнительный анализ погребальной обрядности (Енуков В.В., 1992). Напротив, процесс формирования смоленско-полоцких кривичей проходил в среде балтского населения при заметном участии славянских переселенцев с юга (Енуков В.В., 1990). С южной «волной» на север попадают лунничные височные кольца, на основе которых формируются типологически близкие им височные кольца с серповидными заходящими концами смоленских кривичей (Седов В.В., 1994). Находки колец обоих типов известны и севернее (Псков, Камно). В миграционную волну, проходящую через Поднепровье, было вовлечено и население волынцевско-роменского круга древностей.

Доказать присутствие «северных конфедератов» в Посемье призван, по мысли исследователей, представительный набор предметов северного происхождения. Однако при ближайшем рассмотрении таких находок остается всего пять. Это височное кольцо с серповидным заходящими концами (Переверзево, городище 2), две биэсовидных подвески (Липинское и Ратмановские городища), трехдырчатая подвеска и подковообразная фибула с многогранными концами (Ратское городище). Последний предмет включен в этот перечень условно, т.к. аналогичные фибулы хорошо известны также у финнов. Малочисленность находок свидетельствует против предполагаемой колонизационной волны, тем более что ее следы отсутствуют в других сферах материальной культуры. В то же время приход какой-то группы переселенцев не вызывает сомнений, однако речь идет не о некой обширной территории «конфедерации», а о вполне конкретном регионе. Набор украшений точно указывает на ареал культуры смоленских длинных курганов, а обстоятельства их находок позволяют считать, что в Посемье они появились не ранее кон. IX в.

Можно предположить, что немногочисленные переселенцы появились в Посемье с иной, например, торговой, миссией. Однако такой трактовке опять-таки противоречат данные археологии. Кривичи при освоении водных путей активно взаимодействовали со скандинавами, что даже приводило к возникновению каких-то форм брачных отношений. Эти контакты фиксируются очень рано, еще в период со 2-й пол. VIII в. до середины 50-х гг. IX в. Однако какие-либо следы северогерманского населения в Посемье не отмечаются. Интересно, что скандинавы, вероятно, знали о существовании Посемья. Так, в географическом сочинении Хаука Эрлендссона (умер в 1334 г.), представлявшем собой компиляцию древнеисландских произведений, среди упомянутых в пределах Руси рек - важнейших водных трасс - имеется «Seimgol», в котором Е.А. Мельникова видит Сейм (Мельникова Е.А., 1976). Этот факт вкупе с отсутствием «варяжских» вещей лишний раз подтверждает как «неколонизационный», так и «неторговый» характер проникновения каких-то групп кривичей в Посемье. Хронологические совпадения также свидетельствуют об иной причине миграции. В кон. IX - нач. X в. в Смоленском Поднепровье появляется новая волна славянских переселенцев, в результате чего наблюдается довольно быстрое исчезновение комплекса признаков культуры смоленских длинных курганов. В этих условиях часть аборигенного населения отошла в Полоцкое Подвинье. Судя по всему, в это же время отдельные общины кривичей переселились в Посемье.

X в. в жизни Посемья знаменуется рядом новых явлений, среди которых самое яркое связано с поступающим во все большем количестве арабским серебром. Роль семичей не сводилась только к участию в организации его транзита. Часть дирхемов шла на сырье при изготовлении ювелирных изделий. Однако несравненно важнее установленный факт использования монет по их прямому назначению, в качестве эквивалента стоимости товаров и услуг. Дирхемы явились материальной основой для создания славянами собственной денежно-весовой системы. В X в. она совершенствуется, появляется ногата, а в середине этого столетия - резана в виде обрезанной в кружок монеты с «идеальным» весом в 1,36 г. Примерно в это же время появляются круглые вырезки из дирхемов с весом, тяготеющим к 1,02 г. Это были резаны новой денежно-весовой системы, которую В.Л. Янин назвал «северной».

В целом круглые вырезки хорошо известны в восточноевропейских кладах в X в. В одном случае несколько неожиданно они встречены даже в кладе IX в., обнаруженном в Посемье (Нижняя Сыроватка). Однако комплексов, где бы они составляли абсолютное большинство, известно сравнительно немного: это - Жидеевский, 1-й Березовский, Воробьевский, Переверзевский, Волобуевский, два Курских, Котовецкий, Ратский, Шпилевский, Боршевский, Безлюдовский и Безымянный (Новозыбковский) клады. Из этого списка 13 кладов происходят с компактной территории, которая точно совпадает с Посемьем. Один из них - Ратский - с младшей монетой 940 г., т.е. выпавший в землю до возникновения северной системы, содержал круглые вырезки, тяготеющие к норме в 1,3 г - резане общерусской системы. В Курском кладе 955 г. средний вес вырезок занимает промежуточное положение между резаной общерусской и северной систем. В Волобуевском кладе присутствовала небольшая часть вырезов, тяготеющих к уже отмеченной норме в 1 г, однако большинство монет имеет вес 0,6-0,8 г с пиком, приходящимся на 0,7 г, что соотносится с двойной веверицей северной системы и находит соответствие в весовых нормах германских пфеннигов и пфеннигов фрисландского типа. Последние начинают поступать на Русь в XI в. и органично «входят» в северную систему. В остальных посемьских кладах преобладали вырезки весом в 1 г.

Анализ весовых норм вырезок из посемьских кладов указывает на динамичное и поступательное развитие местного рынка, явно ориентированного на розничную торговлю какой-то дешевой продукцией с поштучным приемом монет. На территории Восточной Европы большая часть дирхемов в это время принималась по весу, для чего немалое их количество превращалось в обломки.

Стародединский, Новозыбковский и Звеничевский клады, найденные в районе Чернигова и р. Снов, примерно маркируют регион действия «южной» (по В.Л. Янину) системы в ранний период. Она была ориентирована на использование круглых вырезок с иной весовой нормой. География этих кладов позволяет предположить, что южная система была порождена экономикой Киевского государства, не исключено, в ходе торговых контактов с Посемьем, где прием подрезки уже широко применялся. «Государственный» характер формирования новой денежно-весовой системы подтверждается еще и тем, что Стародединский и Новозыбковский клады хронологически смыкаются, а возможно, даже «перекрывают» начало чеканки первой собственно русской монеты - сребреников Владимира, которые представляли собой куну южнорусской системы.

Информацию, полученную при рассмотрении кладов, дополняют отдельные находки монет. Большинство их тяготеет к нормам северной системы. В свою очередь, на территории Восточной Европы они, как и клады, в которых обрезанные дирхемы преобладали, концентрируются только в Посемье.

Отчасти с Посемьем связана еще одна проблема денежного обращения на территории Восточной Европы. Регион входил в зону распространения подражаний дирхемам. В Посемье имитации имели широкое хождение, чему вполне могло способствовать его географическое положение: здесь имелись условия для «оседания» некондиционной монеты, а с сер. X в. - «отходов» от вырезок, идущих на сырье. На Большом Горнальском городище обнаружены находки, предполагающие возможность чеканки его обитателями подражаний.

При определении хронологии денежно-весовых новаций необходимо учитывать разрыв между датой чеканки младшей монеты клада и временем его выпадения. Клады, имеющие точную дату на основе дендрохронологии (Новгород) или стратиграфии (Саркел), как и находки отдельных монет (погребение 123 в Киеве), определяют такую поправку (далее - «неревская») в 10-20 лет. Соответственно, в Посемье новая система появилась в 60-е - 70-е гг. X в. В XI в. она распространилась на большей части Древнерусского государства.

Появившиеся у семичей резаны, тем более меньшие номиналы, были ориентированы на мелкие покупки. Можно осторожно предположить, что возникновение новой денежной системы подтолкнула структура расселения семичей с преобладанием мелких поселений. Как показывают примеры, в каждом случае хозяйство таких «хуторов» строилось с учетом специфики конкретного участка ландшафта. Система мелких домохозяйств требовала развития товарообмена, без чего они вряд ли могли полноценно существовать. В свою очередь, участие в торговле серебром давала возможность использования крайне удобного эквивалента товаров и услуг.

Предполагаемая ориентация резаны на повседневные нужды имеет и еще одно косвенное подтверждение. При операциях с мелкими денежными номиналами значительно чаще требовался их подсчет по сравнению с более крупными фракциями гривны. На круглых вырезках нередко встречаются граффити простых типов, которые отождествляются со знаками подсчетов каких-то денежных сумм (Нахапетян В.Е., Фомин А.В., 1994). Тот факт, что граффити при изготовлении вырезок не нарушались, указывает на то, что они наносились населением уже в процессе совершения торговых операций, т.е. на территории их использования.

Необычная для эпохи раннего средневековья ситуация, когда одной из характеристик социума выступает «единое экономическое пространство», подразумевает серьезные изменения в общественной жизни населения Посемья. В историографии уже высказывалась мысль о том, что семичи являют собой один из редких у восточных славян примеров социально-политического образования типа «племенных княжений», входивших в состав «союза племенных княжений» северян. При такой трактовке поиски следов «племенных князей» являются вполне закономерными. И на территории Посемья имеется памятник, интерпретация которого в качестве племенного центра не вызывает никаких возражений. Это - Большое Горнальское городище, которое имело целый ряд признаков протогорода. Около сер. X в. в его центре на ранее свободной площадке была возведена нетипичная для роменцев обширная двухкамерная постройка 1 с большими хранилищами. В ней был обнаружен богатый инвентарь (серебряные браслеты и семилучевые височные кольца, монеты), который свидетельствует о высоком социальном статусе владельцев. Картина Горналя вполне соответствует месту проживания «князя» племенного княжения.

Вопрос о социальной опоре князя тесно связан с проблемой выявления следов дружины у роменского населения. Археологически ее следы обычно фиксируются по погребальным памятникам. Но основная черта роменского похоронного ритуала - малоинвентарная кремация на стороне - не дает такой возможности, что породило сомнение вообще в существовании у северян дружин. Однако расчет «встречаемости» предметов вооружения на единицу исследованной площади дает иное решение вопроса. Для этого были использованы только памятники с изученной площадью не менее 600 кв. м (городища в Шуклинке, Горнале, Переверзево, Липино и на Рати). На общем фоне резко выделяется Горналь, который по указанному показателю занимает место между племенным центром мери на Саре (1 находка на 100 кв. м) и Гнездовским поселением (1 находка на 200 кв. м). Можно в общих чертах описать вооружение горнальских «дружинников». Его основу составляли лук и топор, а в качестве дополнения использовались копье, сулица и кистень. Отсутствуют находки, связанные с оборонительными доспехами и верховой ездой. Полученный облик, конечно же, схематичен, однако имеет заметное сходство с аланами, населявшими северо-западные провинции Хазарии, которые практически не имели доспехов, а до трех четвертей их войска было пешим (Криганов А.В., 1993).

Посемье имело по сравнению с другими северскими землями заметно «повышенную плотность» населения. Более того, сравнение с другими славянскими объединениями показывает, что по количественным параметрам Посемье превосходит многие союзы племенных княжений. В совокупности с рассмотренными качественными характеристиками это свидетельствует в пользу того, что в Посемье сложилась более сложная структура, нежели племенное княжение. Сами понятия «Посемье» и «семичи» указывают на то, что первоначальный источник формирующихся властных структур следует искать на «Семи», при этом Горналь может быть использован как эталон.

«Горнальским» социально-топографическим признакам (крупная укрепленная площадь, наличие ближайшей округи, состоящей из неукрепленных поселений, что свидетельствует о концентрации населения, «сгусток» из нескольких МЗКП и др.) более всего соответствует древний Рыльск. Кроме того, в Посемье особое внимание привлекает округа Курска, где наблюдается наибольшая концентрация роменских памятников и кладов. На большинстве городищ микрорегиона проводились исследования, однако полного соответствия выделенным признакам нигде не отмечено. В результате единственным «претендентом на звание» племенного центра остается Курск. К сожалению, его древнейшая часть покрыта столь плотной современной застройкой, что проведение раскопок здесь практически невозможно. Восстановить пределы городища позволяет описание Курского острога 1652 г., при этом укрепленная площадь получается весьма крупной - около 3 га.

В условиях заметной удаленности от Курска и Рыльска и отмеченного большого количества городищ вероятно существование племенного центра на Свапе, где своей площадью (около 2 га) выделяется городище у д. Старый Город. В размещении предполагаемых племенных центров имеются другие особенности, которые, возможно, отражают какие-то, пока неизвестные нам, закономерности. Во-первых, все они расположены вдоль порубежий Посемья и как бы оконтуривают его, хотя при этом непосредственно на линию границ не выходят, оставаясь несколько в глубине. Во-вторых, расстояния от Курска до Горналя, Рыльска и Старого Города оказываются равными и составляет около 100 км.

Комплекс всех имеющихся фактов позволяет предположить, что в Посемье сложилась особая племенная структура, которая не вписывается в широко распространенную в историографии двухступенчатую систему. Напрашивается вывод о том, что в социальной организации Северской земли существовало три ступени. Для определения в ней места Посемья нами было предложено понятие «сложное племенное княжение». Под ним понимается часть северянского социально-политического объединения в виде совокупности племенных княжений с единой властной структурой, общей и целостной социально-пространственной системой и «единым экономическим пространством». Хронологические совпадения новаций в жизни населения междуречья Сейма и Псла указывают на то, что княжение семичей сложилось около сер. X в.

В X в. несравненно большое влияние на развитие Северской земли оказывала Русь, нежели перенесший печенежский погром каганат, который на рубеже IX-X вв. еще пережил и междоусобные войны. Еще в 884 г., вскоре после захвата Киева, Олег ходил «на северы». Данные археологии свидетельствуют о том, что реально Киеву в это время была подчинена только западная часть Северской земли - Черниговское Подесенье. В результате между северянами и Русью образовалась нейтральная зона, расположенная по течению Десны между устьями рек Снов и Мена. Посемье, заметно удаленное от сложившегося пограничья, в итоге, похоже, осталось в выигрыше, по крайней мере, на первых порах. Во-первых, регион в результате акции Олега получил «демографическую подпитку» в лице северянских беглецов. Именно в кон. IX - нач. X в. быстро осваиваются земли по Тускарю, которые в X в. превращаются в самый густонаселенный район Посемья с предполагаемым центром в Курске. Синхронность двух событий позволяют предположить их взаимосвязь. Примерно в это же время в среде семичей наблюдается инфильтрация кривичей. Во-вторых, Посемье превращается в посредника в транзитной торговле серебром, получив серьезного заказчика в лице Руси с центром в Киеве. Видимо, на значительном протяжении X в. контакты между Русью и Посемьем определяла торговля, которая хорошо фиксируется по археологическим материалам.

Монетные клады позволяют установить основные тенденции и динамику торговых отношений. В 1-й пол. X в. торговля серебром была преимущественно транзитной (4 клада в Посемье и 8 - к западу от него). Ситуация, с учетом «неревской поправки», заметно меняется в 950-х-960-е гг. (комплексы с младшими монетами 940-х - 950-х гг.). Во-первых, количество поступающего серебра существенно возрастает. Во-вторых, около половины арабских дирхемов остается в Посемье (5 кладов против 6 в Поднепровской Руси). Именно в это время становится заметным импорт, источником которого была Русь. Далее в динамике выпадения кладов следует лакуна, особенно хорошо заметная на фоне их изобилия в предшествующее время. В Посемье между Переверзевским (958 г.), с одной стороны, и Жидеевским (975 г.), Воробьевским (976 г.), Котовецким (не ранее конца 970-х гг.) и Коренским (976 г.) кладами - с другой, наблюдается разрыв в 18 лет. То, что этот факт совершенно не случаен, подтверждают и «киевские» клады: между комплексами в Большом Кривце (955 г.) и следующим за ним в Старом Дедине (979 г.) разрыв составляет 24 года.

Таким образом, примерно в 970-е гг. начинается растянувшийся на два десятилетия «бескладовый» период, причиной которого являлось общее состояние арабо-европейской торговли. Завершается он необычно: в Посемье попадают в землю сразу 5 кладов, младшие монеты которых относятся к 970-м гг., причем в 4-х случаях - к середине-концу десятилетия. Это явно указывает на какие-то крупные катаклизмы в жизни семичей. В дальнейшем здесь известен только один - Шпилевский клад, отделенный от времени потрясений двумя десятками лет. И тем многозначительнее выглядит ситуация к западу от Посемья: в дальнейшем здесь опять хорошо известны клады, причем практически в том же количестве, что и в самое «благоприятное» время в сер. X в.

Как правило, перерывы в поступлении арабских монет, зафиксированные в разное время на различных территориях, объясняются политическими событиями, препятствующими нормальному торговому процессу. В связи с этим обратимся к данным археологии. Финал роменской культуры с точки зрения исторической канвы событий особых споров не вызывает: Северская земля вообще и Посемье в частности вошли в состав Киевской державы. Этому предшествовало формирование русско-северянских порубежий в Брянском Подесенье и Посулье, причем археологические материалы указывают на определенное противостояние Руси и северы. Еще ранее сложилась пограничная зона на участке Десны между Сновом и Меной.

Конфликт разрешился военным путем, о чем свидетельствуют практически повсеместно отмеченные слои пожарищ в поздних напластованиях роменских памятников, в том числе и в Посемье. В некоторых случаях имеются яркие иллюстрации штурма крепостей семичей. К их числу относится пример городища Кудеярова гора. В настоящее время памятник значительно поврежден, в том числе и кладоискателями. На его склонах были найдены наконечники стрел и копья, 12 поясных бляшек из одного набора и наконечник ремня, а также серебряный перстень-печатка с изображением либо Св. Дмитрий, либо Св. Феодор. Эти предметы относятся к кругу дружинных древностей Руси и связаны со штурмом городища.

В целом хронология процесса освоения Русью северянских земель является предметом дискуссии и колеблется в пределах с кон. X по 2-й четв. XI в. (Ляпушкин И.И., 1968; Сухобоков О.В., 1975; Седов В.В., 1982; Григорьев А.В., 2000), что объясняется слабыми датирующими возможностями находок из позднероменских объектов. Единственным исключением в этой ситуации является Большое Горнальское городище, гибель которого по монетам с учетом «неревской» поправки датируется 80-ми - 90-ми гг. X в. Уточнить хронологию процесса колонизации Посемья помогает анализ нумизматических данных в контексте исторических событий, связанных с «восточной» политикой Киева.

Военные акции восточной направленности, которые могли затронуть Посемье, Русь начинает предпринимать начиная со Святослава, который в 964 г. ходил к вятичам на Оку, после чего в 965 г. продолжил военные действия, но уже против Хазарии. В 966 г. князь еще раз ходил в землю вятичей. Таким образом, Святослав продемонстрировал активное внимание Киева к Оке, по которой в это время шел поток дирхемов, а возможно, и к самому Булгару, игравшему для Руси в это время роль источника восточных товаров. Маршруты походов Святослава, судя по всему, проходили вне пределов Посемья.

Гораздо более отчетливо «восточная линия» прослеживается в политике Владимира. Едва заняв княжеский стол, он два года подряд (981, 982 гг.) совершал походы на непокорных вятичей, а в 985 г. предпринял крупную военную операцию против Волжской Булгарии. Владимир со своим дядей Добрыней двигался на ладьях, а союзные торки - берегом, на конях. Возможно, Владимир повторял полностью или частично маршруты Святослава, хотя водным путем идти через Посемье было легче. В любом случае, именно в 985 г. киевский князь начинает менять приоритеты в реализации восточной политики. Ранее в попытках Святослава и Владимира можно было усматривать стремление взять под контроль окский участок торгового пути, однако вятичи оказали яростное сопротивление, что отодвинуло их окончательное подчинение вплоть до кон. XI в. Видимо, постепенно формируется новая цель: получить выход непосредственно к Булгарии. Поход 985 г. еще проходил через земли вятичей, так как миновать Оку при движении на ладьях при любом варианте маршрута было невозможно. Но летописец уже о самих вятичах не упоминают, что весьма показательно. Судя по всему, сложившаяся ситуация направляла Владимира Святославича на поиск и организацию кратчайшего пути к воротам в мусульманский мир, который пролегал по сухопутью через Посемье. И как раз клады свидетельствует о том, что «план» Владимира был успешно реализован. Их «обилие» в Среднем Поднепровье и Булгарии в период после массового выпадения в Посемье на фоне их заметного уменьшения в целом в Восточной Европе и постепенного прекращения поступления в Северную Европу говорит о том, что Владимир «развернул» поток серебра на Киев.

Таким образом, поступательное развитие племенного образования семичей было оборвано военным разгромом, который можно датировать по кладам (с учетом «неревской» поправки) в пределах 980-х (исключая начало этого десятилетия) - 990-х гг. В этот период известно три похода Владимира на Волжскую Булгарию, которые могли проходить через территорию Посемья (985, 994 и 997 гг.). Первый из них пролегал по водному пути, два других были, видимо, уже сухопутными. Близкая динамика выпадения кладов в Поочье и Посемье позволяет предположить, что семичи были разгромлены в 985 г. Есть и объяснения причин, зачем позднее потребовались еще две военные компании против Булгарии. Хронология среднеднепровских кладов указывает на то, что по новому торговому пути куфические монеты поступали несколько лет, после чего наблюдается примерно десятилетний перерыв. Он завершается как раз с последними походами Владимира, которые, вероятно, были вызваны нестабильной на первых порах «работой» сухопутной трассы.

Караванный путь пересекал Посемье по правому берегу Псла, где были организованы станции для отдыха, соответствующие археологическим комплексам в Зеленом Гае, Горнале и Гочево. По материалам погребального обряда, они начинают функционировать в кон. X - нач. XI в., что совпадает по времени с булгарскими походами Владимира. В Гочево, за которым вплоть до Подонья шли незаселенные земли, хорошо прослеживается присутствие русской дружины, появившейся здесь не позднее нач. XI в.

В главе IV рассматриваются вопросы этнокультурного и социально-политического развития Курской волости в XI в. Первые разделы посвящены анализу археологических источников с целью выяснения судеб семичей и их роли в формировании населения новой административно-политической единице Древнерусского государства.

При сравнении роменских и древнерусских памятников Посемья оказывается, что количество последних становится значительно меньше. Если роменские напластования были отмечены на 59 городищах и 258 неукрепленных поселениях, то древнерусские - соответственно на 38 и 123. Укрепления на подавляющем большинстве городищ отстраивается уже в XII в. В XI в. они достоверно фиксируются только в центре новой волости - Курске. Вместе с тем отмечается появление крупных, иногда в 10-15 га, поселений.

На рубеже X-XI вв. быстро отстраивается Курск. Примерно к этому времени относятся древнейшие из числа открытых укреплений по ул. Сонина. Конструктивные особенности остатков фортификаций указывают на их близость строительным схемам семичей IX-X вв. Укрепленная часть города в 1-й пол. XI в. составляла около 7 га. За укреплениями также располагалась застройка, начало которой было положено еще в кон. X - нач. XI в. К сожалению, нет сведений, свидетельствующих о возможном «поновлении» укреплений на месте роменского городища.

Важную информацию о характере перехода к «киевскому» периоду в жизни Посемья несут керамические комплексы. В позднероменских объектах городищ доля круговой керамики, которая ввозилась с территории Руси, колеблется в пределах 4-10 %, увеличиваясь до 22 % только в западной части Посемья (городище Капыстичи). Для неукрепленных поселений с роменской керамикой полные данные для статистической обработки имеются по трем памятникам: поселение 4 в Тазово, селище 1 в Жерновце и селище 1 в Липино. На «хуторе» в Тазово круговая керамика составляет немногим менее 5 %, что соответствует «нормативу» городищ.

Иначе выглядит этот показатель в материалах селища 1 в Жерновце (исследовано 0,5 га). Памятник резко выделяется своими размерами (более 10 га) на фоне роменских «хуторов». Примерно в половине пригодных для статистики сооружений отмечается повышенное содержание круговой посуды (от 10 до 25 %). Объяснить полученную статистическую картину можно, видимо, так: либо население Жерновца получало заметно больше импортных товаров, нежели жители центра МЗКП - Переверзевского городища и расположенного рядом поселения 4 в Тазово, либо памятник или, по крайней мере, часть его сооружений относятся к более позднему времени.

Еще более контрастную картину дают материалы селища 1 в Липино (исследовано около 1 га), в пределах которого роменская керамика была встречена примерно на 10 га. Здесь обнаружено около 80 сооружений, в заполнении которых присутствовала лепная керамика, однако ее доля по сравнению с круговой в подавляющем большинстве случаев колеблется в пределах 1-5 % и только изредка поднимается выше, иногда доходя до 40 %. Среди них имеются датированные комплексы, которые хронологически стыкуются с обоснованным ранее временем гибели городищ Посемья в кон. X в. Следует отметить, что на Липинском поселении в небольших количествах лепная керамика роменского облика продолжала изготовляться даже в XII в., что свидетельствует об «исторической» памяти какой-то части его обитателей. Появление в большом количестве круговой посуды на сформировавшемся у разгромленного городища поселении можно объяснить только ее изготовлением на месте.

Итак, два масштабно изученных памятника Посемья - селища в Жерновце и Липино - явно существуют в то время, когда городища уже были разгромлены. Их объединяют «сверхкрупные», нетипичные для роменцев размеры, множественность объектов, определенная хаотичность в их расположении, а также смена домостроительных схем (вместо котлованных жилищ - наземные постройки с припечными ямами). Эти конструктивные приемы получили широкое распространение в сер. - кон. X в. на территории Киевского Поднепровья, в первую очередь, в Черниговском Подесенье (Енукова О.Н., 2006). Жерновец и Липино выглядят примером своего рода «резерваций», где, с одной стороны, концентрируются значительные массы населения, а с другой обнаруживается присутствие «аборигенов» при несомненном притоке мигрантов. В то же время между двумя поселениями существуют и заметные различия. Липино в кон. XI - нач. XII в. приобретает черты города, что особенно отчетливо проявляется в усадебно-уличной застройке. Жерновец вряд ли «доживает» даже до сер. XI в. Имеющиеся данные указывают на то, что его население вошло в состав жителей Курска, который в кон. X - начале XI в. активно строится. Керамические комплексы самых ранних объектов Курска и сооружений Жерновца демонстрируют заметную близость.

Таким образом, в Посемье хорошо выделяется пласт поселенческих древностей, связанных с предшествующим временем. Он дополняется и погребальными памятниками в виде так называемых «роменских» ингумаций, которые сопровождались лепной керамикой. Такие захоронения известны как на бывшей племенной территории Посемья (Липино, Лебяжье, Мухино, Гочево, Зеленый Гай), так и в других регионах Северской земли (Радичев, Городище на р. Многе, Городное, Глинск). В целом эта группа немногочисленна, однако достаточно компактна по своим признакам. Погребения чаще всего совершались в неглубоких (меньше 1 м) ямах под насыпями курганов. В большинстве случаев в захоронениях было несколько горшков, при этом господствовал ритуал их разбивания. Захоронения, имеющие датирующие вещи, относятся к узкому хронологическому периоду в пределах кон. X - нач. XI в. Наконец, большинство известных курганов с «роменскими» ингумациями привязано к гидросистеме Десна-Сейм.

Попытка осмыслить место таких погребений в процессе эволюции роменской культуры была предпринята А.В. Григорьевым (Григорьев А.В., 1990; 2000). В основу своих построений он положил материалы курганов в Липино, где, в отличие от других кладбищ, была обнаружена целая серия «роменских» ингумаций. Исследователь отнес их к финалу роменской культуры, объяснив появление новой обрядности распространением христианства у северянских племен. По его мнению, после гибели городища новые захоронения начинают совершаться только начиная со 2-й пол. XI в. В этой культурно-хронологической группе самими ранними являлись погребения на горизонте, которые сменили погребения в ямах.

Для проверки положений этой гипотезы были детально рассмотрены материалы липинских курганов, для чего помимо отчетов был использован личный архив автора исследований П.И. Засурцева. В результате в нашем распоряжении оказалось 81 погребение. Материалы были проанализированы согласно делению А.В. Григорьева: этап I - «роменский», этапы II (захоронения на горизонте) и III (захоронения в ямах) - «древнерусские». Для уточнения хронологических обоснований дополнительно была изучена динамика поступления в Восточную Европу разных типов сердоликовых бус.

В результате были получены следующие выводы. Погребения на горизонте малочисленны (всего 9) и отражают обычай населения хоронить таким образом детей и подростков, поэтому выделение их в отдельный этап неправомерно. В свою очередь, между погребениями этапов I и III отсутствует хронологический разрыв, при этом обнаруживается высокая степень сходства как по обрядности, так и по набору украшений, который соответствует комплексу VI по классификации Е.А. Шинакова и интерпретируется как «общерусский» (Шинаков Е.А., 1991). Раннее (кон. X - нач. XI в.) появление «ямной» обрядности объясняется влиянием переселенцев из Среднего Поднепровья, где она получает распространение еще в X в. В целом «роменские» ингумации отражают процесс инкорпорации аборигенного населения в древнерусскую среду.

Для понимания этно- и социокультурных процессов значительные возможности реконструктивного характера представляют материалы и других древнерусских кладбищ Курской волости (Луговое-Мухино, Рыльск - Николаевский монастырь, Гочево, Белгородка, Рождественское, Зеленый Гай). Курганные материалы подтверждают вывод о сложном характере этнокультурных процессов при формировании населения новой волости. Его основу составили потомки местного населения при заметном участии переселенцев из Среднего Поднепровья, где в IX-X вв. складывается значительный демографический потенциал, что хорошо видно на примере памятников междуречья Десны и Днепра. В миграцию были вовлечены и проживающие по соседству с Черниговским Подесеньем обитатели Посожья. Курганные материалы позволяют выделить в Курской волости два региона: северный, занимающий течение Сейма с притоками, и южный (верхний Псел). Для первого характерно активное «нивелирующее» влияние «общерусской» культуры. В рамках второго наблюдается заметно большее «этнографическое» разнообразие.

Материалы погребальных памятников позволяют еще раз обратиться к проблеме становления караванного пути Киев-Булгар. Самыми массовыми находками в составе погребального инвентаря, несомненно, являются бусы. В свою очередь, эти украшения, представляя в XI в. предметы импорта, лучше всего отражают динамику и направление торговых связей. В составе ожерелий можно выделить бусы, источники поступления которых определены достаточно хорошо. Одну группу составляют украшения, которые в днепро-донскую лесостепь попадали через Волжскую Булгарию. Это - стеклянные бусы ближневосточного производства, в первую очередь «лимонки», а также центрально-азиатские бусы из полудрагоценных камней, главным образом, сердолика. Вторая группа своим происхождением связана с Византией. Ведущее место в ней занимали золотостеклянные бусы, которые ввозились по пути «из Варяг в Греки». Поступление данных украшений в регион покрывало XI столетие если не целиком, то, по крайней мере, частично (ближневосточный импорт), что свидетельствует о стабильном, а не импульсивном характере торговых процессов.

Для проведения сравнительного анализа поступления бус целесообразно сравнить два наметившихся при анализе курганных материалов этногеографических микрорегиона волости: северный (бассейн Сейма) и южный (верхний Псел). В первом лучше всего изучены кладбища Липино (26 ожерелий), во втором - Гочево (56 ожерелий). Ю. Л. Щапова выделяет принципы составления ожерелий из бус, которые имеют три вида комбинаций: образцовая, основная и сборная. Для нас особенно важна образцовая комбинация, которая проходила не более двух посредников на пути от изготовителя к потребителю. Сборная составлялась на месте ношения из любых подручных бус. Основная комбинация может тяготеть к той или иной комбинации.

В Липино образцовые комбинации вообще отсутствуют. К числу основных относятся только 6 ожерелий, из них в четырех ведущими являются мелкие ближневосточные бусы-лимонки. Остальные комбинации - смешанные. Совершенно иная картина предстает в Гочево. Здесь на 56 ожерелий приходится 20 (!) образцовых комбинаций, из них в 17 были многочисленные византийские бусы, два ожерелья состояло из ближневосточных бус и одно - из индийских. Таким образом, Гочево, в отличие от Липино, стояло в цепочке торговых операций несравненно ближе к источнику поставок как византийских, так и ближневосточных и центрально-азиатских украшений. Отсюда следует, что погребальный инвентарь курганов Курской волости чутко фиксирует угасание ранее активно действующего окско-сеймско-деснинского пути на фоне динамичного развития трассы Киев-Булгар. В свою очередь, хронология ранних комплексов бус в пределах кон. X - нач. XI в. является еще одним подтверждением тому, что «план» Владимира был успешно реализован.

Начальные этапы формирования Курской волости в составе Киевской Руси проходили на сложном фоне внутриполитической жизни. После смерти Владимира I в 1015 г. развернулась кровопролитная борьба между его сыновьями за обладание киевским столом. Победивший в ней Ярослав Мудрый вскоре столкнулся со своим братом Мстиславом Тмутараканьским, который в 1024 г. вместе с союзными северянами нанес ему поражение у Листвена.

В историографии достаточно традиционно считается, что по договору 1026 г. между Ярославом и Мстиславом последнему отошло Днепровское Левобережье с Черниговом и Переяславлем. В таком случае во владения Мстислава должна была входить и Курская волость. Однако недавно Ю.Ю. Моргунов привел доказательства в пользу того, что реально из левобережных территорий Мстислав владел только Черниговской землей, а Переяславская земля осталась за Ярославом. Исследователь выделяет две «проторенные дороги», которыми Мстислав мог попасть в 1024 г. к Киеву из Приазовья: «северная», пролегавшая по «степному коридору» через Посемье, и «южная», прижимавшаяся к левому берегу Днепра. Исследователь высказывается в пользу южного варианта (Моргунов Ю.Ю., 2005).

При таком решении вопроса можно допустить, что Курская волость в составе Переяславской земли также осталась за Киевом. Однако есть немало аргументов в пользу движения Мстислава по «северному» маршруту. Именно этот вариант, несмотря на увеличение протяженности пути, сулил дополнительные выгоды, среди которых были как военные (обход посульского оборонительного рубежа, отсутствие в это время системы обороны в Курской волости), так и политические (союз с недавно покоренными северянами). Больше он соответствовал и указанной в ПВЛ длительности похода (1023-1024 гг.). «Северный» маршрут находит косвенные подтверждения в археологических материалах. Так, самые ранние укрепления древнего Курска, как и объекты кон. X - нач. XI в., в том числе и «элитные», имеющие сложную планировку, гибнут в пожарах. Не исключено, что Курск, ставший форпостом власти киевских князей, разделил участь Щестовицы, разгромленной Мстиславом. Так или иначе, в дальнейшем князь не мог обойти вниманием Курскую волость, так как именно через нее пролегали пути в Тмутаракань.