Историческое движение "Анналов". Институциональные основы: традиции и новации

Марсель Гоше и Пьер Нора утверждают рефлексивную историю "во второй степени" как культурную в широком смысле. В этом проекте переосмысливаются самые выраженные явления высокой культуры и знаний и одновременно - "когнитивные диспозиции, которые позволяют акторам двигаться внутри некой культуры". Понятие "репрезентации", активно употребляемое у Шартье, здесь воспринимается как слишком амбивалентное, оставляющее за гранью рассмотрения осмысленную часть человеческого действия.

Жан-Франсуа Сиринелли ратует за союз нарождающейся культурной истории и возрождающейся политической. Определяя культурную историю как "изучение форм репрезентаций мира внутри человеческой группы", Сиринелли не отождествляет полностью свое направление исследований с исследованиями Шартье. Коллективный сборник "За культурную историю" и четырехтомная "Культурная история Франции", вышедшие под редакцией Ж.-П. Рию и Ж.-Ф. Сиринелли, были представлены концептуально различными авторами и стремились подать культурную проблематику как объединяющий фактор разнородных исторических исследований.

Влиятельным направлением развития современных "Анналов" стал междисциплинарный альянс с экономикой, географией, правом, и, прежде всего социологией, на базе которого, по замыслу Б. Лепти, должна произойти кристаллизация "прагматической парадигмы", продолжающей "критический поворот". Исторический анализ здесь дополняется измерениями социологией действия, а также экономикой и социологией соглашений, которые выводят на передний план исследования мир индивидуального актора.

Еще одним способом экспериментировать в истории стали для "четвертых Анналов" "игры масштабов" (jeux d'echelles): изменение масштабов исторического исследования в зависимости от поставленной задачи и поиск новых способов описания. Отдавая предпочтение микро-сюжетам, "четвертые Анналы" стремились найти способ перехода к выявлению феноменов более общего порядка.

Ряд историков-анналистов сквозь призму обновленной исторической антропологии поддерживают интерес к пространству и эволюциям незападных цивилизаций, участвуют в методологических дискуссиях, призывая установить контролируемые, но проницаемые границы между дисциплинами, привести к полной ясности идейные трансферты между различными дисциплинами на уровне техник, понятий, подходов или парадигм. В данном русле развивается проект "перекрестной истории", которая имеет намерение обобщить объекты и ракурсы, которые ускользают от компаративных методологий и исследований культурных трансфертов, отслеживая параметры "масштабов" исследования, категорий анализа, связей диахронии и синхронии, режимов историчности и рефлексивности.

В третьем разделе третьей главы анализируется современный подъем политической истории, представленной различными направлениями, каждое из которых имеет свою институциональную и концептуальную основу. В то время, когда "Анналы" демонстрировали свое неприятие к политической и событийной истории, ренессанс этого направления готовился в Институте политических исследований Парижа и университете Париж-X-Нантер. Основоположником современной французской политической истории по праву считается Рене Ремон. Однако и историки "Анналов" (М. Агюлон, Ж. Дюби, Ж. Ле Гофф, П. Нора) оказались причастны к обновлению политической истории.

Р. Ремон провозгласил проект "новой политической истории", призванной обобщить уроки новейшей истории и преодолеть упадок глобальных обобщающих моделей, реабилитируя интерес к разуму, воле и действию акторов. "Новая политическая история" утверждает новые объекты и темы, рассматриваемые сквозь призму популярных понятий прагматической социологии, таких, как "сеть", "среда", "поколение", "репрезентация". Однако центральным из них является, по Ремону, понятие "политической культуры", представленной как "мощный индикатор этоса нации и гения народа", той результирующей, которая объединяет разнообразие репрезентаций.

Значительный круг исследователей, не формализованных программными заявлениями или основанием специального института, могут быть охарактеризованы как сторонники "социальной истории политического". Историки данной ориентации стремятся через обновление классической социально-экономической истории и истории ментальностей привнести в исследование политических феноменов и процессов лучшие традиции социальной истории в духе "Анналов", представляя собой еще один пример перемещения фокуса исследования от "экономик, обществ, цивилизаций" к отвергаемой ранее области политического. Вдохновителем такого подхода стал Морис Агюлон. В своих исследованиях через анализ пространства "горизонтальной" коммуникации, характера "социабельности" местных жителей Агюлон показывал, что история повседневного неотделима от политической истории, и что в отдельных регионах политическое было органично инкорпорировано в культуру.

"Концептуальная история политического" нашла свое пристанище в Высшей школе исследований по социальным наукам - институте "Анналов". Сторонники этого междисциплинарного проекта называют в качестве его главного истока идейные потрясения во Франции 1970-х гг. - в первую очередь, кризис марксизма и рефлексию о тоталитаризме. Самой яркой фигурой "концептуальной истории политического" являлся Франсуа Фюре, чьи размышления о Французской революции, Советском Союзе оказались не отделимы от собственного опыта большевизма и последующего разочарования в нем, и с неизбежностью наполнены грубыми редукциями идеологического толка.

Другие представители данного направления не поддерживают столь же радикальных воззрений. Согласно П. Розанваллону, концептуальная история политического базируется на понятии "политической культуры", понимаемой как изменяющаяся система политических рациональностей, репрезентаций, которые порождают определение формы действия и проекты будущего. По мнению М. Гоше, "возвращение" политического и биографии позволяет сосредоточиться на "рефлексивной", осмысливаемой части человеческого действия, вписать в историю "философию субъекта", и в этом намерении концептуализации обрести новую способность к историческим обобщениям. Возвращение политической истории, согласно Гоше, неразделимо с двумя другими течениями - рефлексивной историей, включающей в себя историю исторической науки и историю памяти, то есть "историей во второй степени", которая включает в себя дискурс о предмете и его "мемориальную стратификацию", позволяющую ответить на вопрос: как, в каком состоянии, в результате какой работы эта проблема или этот объект приобрел тот вид, в каком мы его изучаем сегодня.

Четвертый раздел третьей главы посвящен проблематике знания, памяти и власти в современной историческом исследовании Франции, тесно увязанной с темой социальных обязательств историка.

Критика концептуальных основ движения "Анналов", "социологический" и "политический" повороты не исчерпывают многообразия французской историографической конъюнктуры последних десятилетий. Вокруг тем памяти, идентичности и национального, которые уже проходят красной нитью через исследования об "изменениях парадигм" и программы обновленной политической истории, образуется другая совокупность исследований и размышлений, связанных с актуальными для современного французского общества дискуссиями о недавнем прошлом. Это направление исследований может быть условно названо "историей памяти". Тема нашествия мемориальных практик стала топосом французской исторической науки 1980-1990-х годов; "время корней", мода на генеалогию, год "национального достояния", мания исторических юбилеев, умножение музеев, страстное желание "сохранить все" представляются как совокупность доказательств этого нашествия памяти.

История памяти по-новому оценивает связи между историей, памятью и национальной идентичностью, она является важным ресурсом обновления исторических изысканий, найдя воплощение в одном из наиболее сильных историографических проектов недавнего времени - 7-томной серии "Места памяти", редактором которой выступил П. Нора.

Особенно остро переживаются в национальной памяти "теневые зоны" недавнего прошлого, в особенности - история режима Виши и война в Алжире, становящиеся объектом жарких дискуссий и судебных разбирательств.

В настоящее время проблематика отношений истории и памяти также опирается во многом на рефлексию Поля Рикёра. Историк имеет профессиональное обязательство по работе с коллективной памятью, он врачует ее травматизмы и пространство забытого в ней, препятствуя небескорыстным социальным и политическим манипуляциям.

Тема работы с коллективной памятью приобрела особую остроту в конце 1980-х гг. в связи с необходимостью судить преступления, совершенные в прошлом. Историков приглашают в качестве экспертов для воссоздания исторического контекста в судебных процессах над бывшими нацистскими преступниками. Другой формой участия стало привлечение самих историков в качестве ответчиков в тех случаях, когда выполненные ими интерпретации прошлого (в основном, истории французского Сопротивления) не устраивают заинтересованных лиц. Во всех имеющихся прецедентах тесно переплетены политическое мнение, репутация и историческое исследование, что делает невозможным формирование некой единой позиции сообщества историков. Однако участие историков в современных судебных практиках является еще одной угрожающей крайностью бытия профессии, которая заставляет вновь задаться вопросом об основах своего ремесла и заново проходить вехи своей собственной истории, релегитимируя нормы профессиональной коммуникации и корпоративной этики.

Не найдя точки опоры в зыбких морализациях и (или) философских диспутах, ряд историков выявляют "социологические" закономерности историографических эволюций. Это движение является частью общего потока "сравнительной истории интеллектуалов", демонстрирующей завидный динамизм в 1990-е гг. В этом направлении исследований выявляются способы, которыми интеллектуалы получают доступ к признанию "пэров" и общественную известность, изучается эволюция интеллектуальной жизни, от генезиса на заре Нового Времени до современных институциональных и медийных сетей, механизмы и условия производства и распространения идей.

В заключении подведены итоги, сформулированы основные результаты исследования.

Проведенное диссертационное исследование позволяет рассматривать опыт движения "Анналов" в его социальной глубине, укорененным в конкретно-исторических обстоятельствах, реагирующим на настроения своего времени, и одновременно - в рамках долговременной эволюции французского сообщества, исторической науки и гуманитарного знания в целом.

На основании многочисленных рецензий, выполненных Люсьеном Февром, и лаконичных трудов Марка Блока в качестве основных параметров "классической концепции" выделяют замену "событийной" повествовательной истории историей проблематизирующей; приоритет социальной и экономической проблематики; междисциплинарный синтез.

Все эти критерии исследования так или иначе были соблюдены в работе последующих поколений, связанных с "Анналами", все генерации анналистов сохранили теоретические воззрения Февра и Блока в качестве важнейшего для формирования собственной профессиональной идентичности концептуального референта. Однако "удельный вес" каждого из параметров в исследовательских практиках наследников был не одинаковым. Так, в исторических практиках "вторых Анналов" возобладала версия истории, основанная на союзе с экономикой, географией и социологией, а в версии Лабрусса и его многочисленных учеников - руководствующаяся творческими интерпретациями марксизма. "Вторые Анналы" утверждали проект "тотальной", или глобальной истории, сохранив веру отцов-основателей движения в возможность целостного восприятия и описания прошлого. Однако фактически за рамками коллективных исследований "второго поколения" осталась проблематика "ментального инструментария", психологии и культуры людей прошлого.

"Третьи Анналы" утверждали свою самобытность, сместив интерес к темам ментальности и антропологии человека, проблемам материальной цивилизации, "сериальной истории", вдохновленной работами Мишеля Фуко. Таким образом, сложился новый междисциплинарный альянс с антропологией и философией. В историографии, особенно марксистской, часто утверждался разрыв "третьего поколения" с наследием предыдущих "Анналов", как в тематических ориентациях, так и в отношении проекта "тотальной истории". Но была актуализирована другая линия интеллектуального наследия: историческая наука вернулась в пространство ментального универсума, позволяя современникам измерить глубину инаковости прошлого по отношению к настоящему, проникнуться его экзотической красотой.

Четвертые "Анналы" - по сути, первое поколение наследников, занятых серьезной рефлексией о своих истоках, совершают разрыв уже с программой третьего поколения, возрождая амбицию тотальной истории своим стремлением применять в исследованиях "игру масштабов" - соединение микро- и макро-подходов. Современные анналисты вносят свой вклад и в дальнейшие тематические эволюции дисциплины, участвуя в общем для исторической науки дрейфе к культурной и политической проблематике в самом широком смысле.

В сложном процессе трансформации между возросшим интересом общества к истории, поделенной на коллективные виды памяти, у каждой из которых своя правда и свои претензии к официальным версиям прошлого, и эпистемологическими дискуссиями вокруг "лингвистического поворота" образуется новое понимание идентичности ремесла историка. Важной вехой его обновления остаются концептуальная основа и опыт "движения Анналов".

ОСНОВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ ЗА ПОСЛЕДНИЕ 5 ЛЕТ

I. Монографии

1. Трубникова Н.В. Историческое движение "Анналов": традиции и новации. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2007. - 356 с.

II. Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК для опубликования материалов докторских диссертаций

1. Трубникова Н.В., Уваров П.Ю. Пути эволюции социальной истории во Франции // Новая и новейшая история. - 2004. - № 6. - С. 127-147 (10/20 c.).

2. Трубникова Н.В. Регионы Азии и метод Фернана Броделя // Известия Томского политехнического университета. - 2002. - Т. 305, № 7. - С. 175-185 (11 c.).

3. Трубникова Н.В. Марк Блок: образ идеального историка и вызовы современной Франции // Вестник Томского государственного университета. - 2004. - № 281. - Серия: История. Краеведение. Этнология. Археология. - С. 190-195 (6 c.).

4. Трубникова Н.В. Французское россиеведение: традиции тоталитарной парадигмы и новые исследовательские стратегии // Известия Томского политехнического университета. - 2005. - Т. 308. - № 2. - С. 180-182 (3 c.).

5. Трубникова Н.В. Междисциплинарный альянс или конфронтация? Дискуссии французских историков и социологов по теории социальных наук // Известия Томского политехнического университета. - 2005. - Т. 308. - № 3. - С. 192-196 (5 c.).

6. Трубникова Н.В. Социальные науки будущего: текущий кризис и перспективы выхода из него (по материалам современной французской историографии) // Вестник Томского государственного университета. - 2005. - № 288. - Серия: История. Краеведение. Этнология. Археология. - С. 37-40. (4 c.).

7. Трубникова Н.В. Ревизия наследия позитивизма в современной французской историографии // Известия Томского политехнического университета. - 2006. - Т. 309. - № 6. - С. 206-210 (5 c.).

8. Трубникова Н.В. Публичные дебаты как способ обоснования легитимности знания: рождение социальных наук во Франции // Вестник Новосибирского государственного университета. - 2007. - Т. 6., вып. 1: История. - С. 50-54 (5 c.).

9. Трубникова Н.В. Преемственности и новации в историческом журнале: "Анналы экономической и социальной истории" в контексте развития профессиональной периодики // Известия Томского политехнического университета. - 2007. - Т. 310. - № 3. - С. 195-199 (5 c.).

10. Трубникова Н.В. История Советской России сквозь призму исследований современной французской русистики: новые тенденции // Гуманитарные науки в Сибири. - 2007. - № 2. - С. 69-73 (5 c.).

11. Трубникова Н.В. Транзитные перекрестки французской науки: дрейф понятий от социологии к истории // Вестник Томского государственного университета. - 2007. - № 294. - Серия: История. Краеведение. Этнология. Археология. - С. 170-174 (5 c.).

III. Статьи и разделы в коллективных монографиях

1. Трубникова Н.В. На закате теорий тоталитаризма: французская историография о России // Исторические исследования в России-П. Семь лет спустя /Под ред. Г.А. Бордюгова. - М.: Изд-во АИРО-ХХ, 2003. - 560 с. - С. 479-508 (30 c.).

2. Трубникова Н.В. "Одержимость памятью": профессиональная ответственность и культура толерантности историка в эпоху риска идентичности // Межэтнический и межконфессиональный диалог в российском обществе: проблемы толерантности. Материалы межрегиональной научно-практической конференции. - Томск: Дельтаплан, 2003. - 182 с. - C. 14-18 (5 c.).

3. Трубникова Н.В. Эволюции социальной истории в современной французской историографии // Междисциплинарный синтез в истории и социальные теории: теория, историография и практика конкретных исследований /Под ред. Б.Г. Могильницкого, И.Ю. Николаевой, Л.П. Репиной. Тематический сборник. - М.: ИВИ РАН, 2004. - 168 с. - С. 86-9 (6 c.).

4. Трубникова Н.В. "Без жертв наше спасение невозможно…" (Марк Блок, "Странное поражение") // Отечественные записки. - 2004. - № 5. - С. 242-245 (4 c.).

5. Трубникова Н.В. Человек, власть и коммуникация в обществе потребления (по концепции "политической истории религии" Марселя Гоше) // I межрегиональная научно-практическая конференция " PR-универсум 2004": сб. материалов. - Томск: Дельтаплан, 2004. - 152 с. - С. 99-102 (4 c.).

6. Трубникова Н.В. История и память в бесконечном диалоге: дискуссии французских историков // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. - М.: КомКнига, 2005. - С. 121-131 (11c.).

Размещено на Allbest.ru