Северный Кавказ в XIII-XV веках: проблемы политической истории и этнокультурного взаимовоздействия

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Северный Кавказ в XIII-XV веках: проблемы политической истории и этнокультурного взаимовоздействия

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

Нарожный Евгений Иванович

Владикавказ - 2010

1. Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. История Золотой Орды давно вызывает перманентный интерес отечественных и зарубежных специалистов. Очевидные успехи ученых ХIХ-ХХ столетий - монографии, диссертационные работы, статьи и публикации, все же, не отражают всей многомерности и сложности истории данного государства. Сложившаяся полифония оценок политической истории и этнокультурной специфики Золотой Орды, по-прежнему оставляют широкий простор для дальнейшего ее осмысления

Северокавказские владения Золотой Орды оказались не только "стыком" Европы и Азии, но и приграничьем с государством Ильханов и с приазово-причерноморской ойкуменой итальянских (Генуя, Венеция) морских Республик, что учитывается далеко не всегда. Состояние источниковой базы и различия в подходах к оценке содержания золотоордынского периода, особенно - в существующих "Историях .." и "Очерках историй …", заставляет вновь обратиться к проблеме, но - на основе совершенно других, методологических подходов, с учетом новых историко-археологических материалов и иного восприятия сути и специфики политических и этнокультурных процессов. Актуальность продиктована и осознанием факта: при отсутствии исчерпывающего анализа интересующего нас круга проблем, пробел в истории стимулирует появление "престижных" страниц истории, обосновывающих некоторое "особенное" положение региона и, во многом, способствует героизации местных исторических процессов. Такие оценки переносятся в вузовскую и школьную практику. Преодоление подобных тенденций может быть достигнуто только на основе комплексного и, максимально исчерпывающего анализа всей источниковой базы, накопленной к сегодняшнему дню.

Цель работы - попытка объективного осмысления содержательной стороны политических и этнокультурных процессов на территории северокавказских владений Золотой Орды, определения специфики этнического состава, причин и условий этнокультурного взаимовоздействия. А также - изучение своеобразия золотоордынских "городов" региона и их населения, причин и географии конкретных маршрутов передвижения войск Тимура и отрядов сефевидских газиев Хайдара через северокавказские пределы Золотой Орды; Поставленные цели определяют и основные задачи исследования - обзор имеющихся источников и историографического наследия предшественников; определение особенностей политической обстановки на Северном Кавказе с 1222 года по конец ХV в. Изучить системы расположения золотоордынских и итальянских бытовых памятников, особенностей их населения и этнокультурной специфики кочевого населения. А также - определить воздействующие последствия христианизация и исламизация северокавказского населения Золотой Орды; выявить состав иных этнокультурных групп населения; рассмотреть причины особенности периода "великой замятни" в регионе, как следствия происшедших изменений в Золотой Орде на всем предшествующем этапе ее развития. Изучить содержание политических процессов и этнокультурной обстановки на Северном Кавказе в рамках ХV столетия.

Объектом исследования является территория Северного Кавказа в составе Золотой Орды.

Предметом исследования является система золотоордынской государственности в ее северокавказских пределах; основные группы населения и межэтническое взаимовоздействие.

Основные защищаемые положения:- с конца 30-х годов ХIII века Северный Кавказ становится зоной массовых переселений не только центральноазиатских и сопутствовавших им этнокомпонентов, присоединявшихся на всем пути движения из Азии в Европу. Мигранты - "победители" рассматривали регион как территории, закрепленные за ними еще курултаем 1235 года. Переселение сопровождаюсь и попытками превращения региона в центральноазиатский анклав, существование которого регламентировалось нормами и правилами привнесенной сюда "Великой Ясы" Чингисхана, господствовавшей до ХIV в. Бурные этнокультурные процессы второй половины ХIII - ХIV вв. способствовали не только формированию "синкретической материальной культуры", но и появлению здесь, смешанных групп нового населения, эту культуру и создававшими. Исламизация и христианизация, в первую очередь, городского и оседлого населения в ХIV веке закрепляют произошедшие изменения, формируя принципиально новые формы общественного устройства и взаимоотношений, базирующихся уже не на "Ясе". Инновации, отчасти, объясняют причины и определяют особенности периода "великой замятни", которой предшествовал и приход к власти "людей, уже не имеющих" никакого "отношения к династии Бату" ("Аноним Искандера").

Географические рамки исследования определяются положением региона - на стыке Европы и Азии и в пределах, ограничиваемых акваториями Каспийского, Азовского и Черного морей; на юге - Главным Кавказским хребтом, а на севере - степными областями. Расположенность региона определила как его ландшафтные особенности, климатические зоны и степень освоенности ландшафтных зон кочевым и оседлым населением.

Хронологические рамки: определяются с момента первого появления Чингизидов (1222 г.), на Северном Кавказе и вплоть до конца ХV столетия, когда последние "осколки" бывших золотоордынских подразделений, трансформируются в ряд самостоятельных образований, а на Северном Кавказе, в связи с активизацией османской экспансии, начинается новый, "османский период" истории.

Научная новизна: предпринимается обобщение разнохарактерных источников (письменные, историко-археологические, этнографические и пр.); прослеживается динамика политического развития региона с 1222 г. по конец ХV в. Предлагается анализ динамики этнокультурной истории оседлого и кочевого населения в рамках ХIII- ХV вв. Рассматривается иная локализация различных участков маршрутов похода Тимура, проходившая, преимущественно, через золотоордынские владения, а не вглубь горных ущелий. Обобщаются данные о погребальной обрядности оседлого и кочевого населения северокавказских владений Золотой Орды, позволяющих судить о причинах глобальной смены - отказа от традиционных ориентировок погребенных, на одну - западную. Анализируются особенности заключительных этапов существования золотоордынских владений на Северном Кавказе.

Методологическая основа диссертационного исследования опирается на опыт, характеризующийся процессами, в рамках которого "вся история человечества", вне зависимости от драматических ее этапов рассматривается как "растущее общение, взаимосвязь и взаимопонимание народов и стран" (И.Д. Ковальченко). Перефразируя идею акад. Л.И. Кузеванова о месте региональной ("провинциальной") истории в познании истории России, отметим: без истории золотоордынских владений на Северном Кавказе, никогда не будет полной истории всей Золотой Орды. Ориентируемся мы и на методологию новой периодизации всемирной истории (В.Б. Виноградов, С.Л. Дударев, Е.И. Нарожный), апробированной в различных научных, научно-исследовательских и образовательных учреждениях стран СНГ и РФ. Суть ее подходов - любые исторические события и процессы необходимо рассматривать (исследовать) как следствие интеграционных явлений и взаимовоздействия, которые определяли содержание последующего исторического прогресса. Определяющими являются и такие методы исторического исследования, как - общенаучный (диалектический, логический, классификационный). А также - социально-исторический метод (хронологический, проблемный, системный, статистический); историко-археологический и иисторико-этнографический методы (метод полевых исследований, ретроспективный, структурно-функциональный) и другие.

Научная разработанность темы характеризуемая в разделе диссертации: "Истории изучения проблемы", демонстрирует: при существующем обилии монографических работ общезолотоордынского характера и специальных статей, защищенных кандидатских диссертаций, вынесенная в заглавие тема, так и не получила должного осмысления. Ликвидации этого пробела и служит данная работа.

Источниковая база исследования разнообразна и опирается на комплексное использование письменных, археологических, этнографических, эпиграфических, картографических и нумизматических источников.

Апробация и практическая значимость работы. Предварительно, основные положения диссертации были опубликованы (в т.ч. и в соавторстве с коллегами), в 7-ми журнальных статьях из перечня ВАК РФ; в 3-х монографиях, двух учебных пособиях, в 10-ти учебных программах и учебно-методических разработках, успешно реализуемых в вузовской и школьной практике. Другие аспекты проблемы были опубликованы в визе 280 статьях и докладах в различных изданиях на территории РФ; отдельные публикации увидели свет в научных изданиях на территории ближнего (Абхазия, Грузия, Украина, Казахстан) и дальнего (Виттенберг, Амстердам и Оксфорд) зарубежья. Ряд авторских работ получил различные (в т.ч. и полемические) отклики и оценки со стороны коллег - специалистов. Этот опыт позволяет надеяться, что и данная диссертация, либо же ее отдельные положения и выводы окажутся востребованными и в будущем. Основные положения диссертации могут быть использованы: при обобщении проблем политической и этнокультурной истории золотоордынского государства; при написании обобщающих работ по истории Золотой Орды и ее северокавказских владений; при создании обобщающих исследований по истории народов Северного Кавказа и при разработке вузовских и школьных учебных программ, учебников, и чтении лекций и спецкурсов; при формировании музейных экспозиций, выставок, экскурсий и разработке их лекционно-экскурсионного обслуживания.

2. Содержание работы

Глава 1: "Источники и история изучения проблемы" разделена на два параграфа. В первом: "Общее представление источников", оговаривается потребность использования различных источников - письменных, археологических, нумизматических, картографических и фольклорно-этнографических и их представление

Группа 1.Письменные источники, делятся: византийского происхождения - акты Константинопольского патриархата (Ю.А. Кулаковский), отрывки из сочинений ХII-ХIII вв. (J.P. Migne; P.A.M. Leone; S. Kyriakidis; Gregorae Nicephori; Georgii Pachymeris), "Аланское послание" епископа Феодора и его комментарии (Ю.А. Кулаковский, М.В. Бибиков, Н.М. Богданова, П.И. Жаворонков, В.А. Кузнецов, С.Н. Малахов и др.). Восточные источники - арабские, персидские, османские, китайские и монгольские сочинения - это: "Жизнеописание султатана Джалал-ад-Дина" ан-Насави (З.М. Буниятов), два тома СМИЗО (В.Г. Тизенгаузен) и отдельные издания текстов ал-Асира, ибн-Батутты (В.Г. Тизенгаузен, A-R. H. Gibb; И.А. Ибрагимов), Джувейни (Н. Березин, М.Л. Гафаров А.А. Арсланова). А также - "Сборник летописей" Рашид-ад-Дина. Китайские источники - "История династии Юань" ("Юань ши"), "Описание путешествий на Запад" Елюя Чуцаня и "Полное описание монголо-татар". Монгольские источники учтены по русскоязычной версии - извлечениям из "Антологии монгольской литературы", "Алтан тобчи" ("Золотого сказания") Лубсан Данзана и "Сокровенному сказанию" (Н.А. Козин). Османский источник представлен второй частью "Книги путешествий" Э. Челеби.

Европейские источники (с внутренней градацией по их происхождению), используются по изданиям В.И. Матузовой, Дж. Райта, Я.М. Света. Среди них - описания Юлиана, П. Карпини, "Устав…" генуэзских колоний и документальные сведения из 5-титомника: "Причерноморье в средние века" (С.П. Карпов). Дополняют их сведения И. Барбаро и Г. Интериано (А.Е. Криштопа, Е.Ч. Скржинская, В.Г. Гарданов, И.В. Волков), и "Дневник …" Р.Г. Клавихо. Ррусские и российские источники представлены выдержками из ПСРЛ, "Книгой Больщому Чертежу" (К.В. Сербина) и отдельными документами из эпистолярного наследия астраханского губернатора - В.Н. Татищева (А. Пальмов, А.И. Юхт) и Екатерины II ("Древности Волги и Кавказа").

Кавказские источники - грузинские: "Картлис Цховреба", подборка мелких хроник и памятных записей ХIII-ХIV вв., армянские источники в переводах Григора Ахнерци - Магакия, К.П. Патканова, А.Г. Галстяна и Л.Х. Тер-Мкртчян.

Местные (северокавказские) источники -перевод "Дербенд-Наме" ХVII в. (М.С. Саидов, А.Р. Шихсаидов).

Группа 2. Археологические источники. Представлены сведениями о бытовых (городища и поселения) памятниках, расположенных на пространстве от Дагестана до Краснодарского края. Учтены как золотоордынские поселения, так и сведения об итальянских факториях на берегах Азовского и Черного морей, о "крепостях" между Туапсе - Сочи. Дополняют их сведения о погребальных памятниках региона. Это комплексы оседлого и кочевого населения. Внутри групп, они разделены по конфессиональной принадлежности.

Используем мы и сведения об архитектурных памятниках Северного Кавказа - мечетях, церквях и мемориальных надгробиях (мавзолеи), а также - описания "обо", до ХVIII в. находившегося в Пятигорье, на горе Бештау (П.С. Паллас, Л.И. Лавров).

Нумизматические источники - единичные находки и клады монет ХIII-ХV вв., происходящие с территории бытовых памятников региона и из состава погребального инвентаря горожан, кочевников и местного населения. По происхождению эмиссий, монеты разделены на серии: поздневизантийские, грузинские, грузино-монгольские, хулагуидские и золотоордынские. А также - на монеты периода возвышения Астрахани, Казани и Крымского ханства, генуэзско-татарские, османские и монеты ханов Большой Орды. Эпизодичны находки русских монет (псковская деньга, московская монета и один номинал Владимира Ольгердовича). Единичны и находки монет Венеции. Трапезунда, Болгарии и пражский грош Вацлава IV.

Этнографические источники представлены сведениями о принципах "традиционного освоения новых территорий" монголами и тюрками (Н.Л. Жуковская, С.Г. Кляшторный), об особенностях традиционного мировоззрения средневековых тюрок и монголов и их погребальной обрядности. А также - исторические предания разноэтничных представителей северокавказского населения.

Топонимические источники встречаются в сочинениях Шами, Йезди, И. Барбаро и др. авторов, приводящих различные названия местностей, исторических и географических областей. Опираемся мы и на топонимические словари названий различных, современных народов Северного Кавказа и их средневековых предков.

Самостоятельный раздел представляют эпиграфические источники - это арабо- и армяноязычные эпитафии, "аваро-грузинские билингвы" на крестах из Дагестана, стелы с иудейской символикой (Тамань), а также - строительные надписи. Известны в регионе грузинские, аваро-грузинские и еврейская надписи на керамике.

Картографические материалы, в основном, итальянского происхождения (Я. Потоцкий, Ф.К. Брун, Е.Д. Фелицын, И. В. Волков) и"Археологическую карту Кубанской области" Е.Д. Фелицына.

Второй параграф первой главы посвящен "История изучения проблемы"

Конкурс РАН (1829 г.) на написание истории Улуса Джучиева, или - Золотой Орды, продлевавшийся несколько раз (В.Г. Тизенгаузен), вряд ли можно рассматривать как начало изучения истории Золотой Орды. Проблематично его связывать и с временем И. Гюльденштедта (Х.А. Хизриев), либо же, другими авторами ХIХ в. (Э.Д. Зиливинская). Беря за основу периодизации "этапы изучения российско-северокавказских отношений" (К.Ф. Данилов), предлагается рубрикация и история изучения проблемы. Первый ее этап мы ограничиваем периодом с 1740-х годов - первой третью ХIХ века, т.е. с момента организации астраханским губернатором - В.Н. Татищевым первых шагов изучения золотоордынских древностей региона и, вплоть до начала "Кавказской войны". Оценивается деятельность "живописного ученика" - М. Некрасова, "кондуктора инженерного корпуса" - М. Голохвостова и геодезиста С. Счелкова, оставивших описания Маджар, зарисовавших его мавзолеев и составивших карту "степного городка от Астрахани до Сулака", а также - описания "Тюменского города" (Нижний Терек), Маджара, "Андреева-городка" в Дагестане, "Тартуба"-Татартупаа (Северная Осетия) и "Юлата" (чегемское сел Уллу-Эльт с церковью и хранившимися в ней книгами духовного содержания). В Западной Европе публикуется копия литографии М. Некрасова (С. Бюшинг). Отчеты В.Н. Татищева отправляются в РАН и МИД; губернатор вносит коррективы в текст "Книги Большому Чертежу" (редакция ХVIII в.). Выдержки из отчетов В.Н. Татищева попадают к Екатерине II. Появляются (середина ХVIII в.), появляются и первые описания мавзолея Борга-Каш на Сунже (поручик Бибирюлеев).

И.А. Гюльденштедт, Кристиан Рудольф Элих (он же Я. Рейнеггс), Я. Поточцкий (В.М. Аталиков, Е. Соснина), Ю. Клапрот, П. С. Паллас, в своих книгах-отчетах приводят сведения о золотоордынских памятниках региона. М.М Щербатов закладывает основу будущей дискуссии о локализации "славного ясского града Дедякова". продолжающейся и в настоящее время (Е.Г. Пчелина, Е.И. Крупнов, В.И. Марковин и Х.Д. Ошаев, Х.М. Мамаев, М.К. Джиоев, В.А. Кузнецов). В ХIХ в. Х.М. Френ локализует на Тереке сраху пять монетных дворов ХIII-ХIV вв., хотя реально, монеты чеканили только в Маджаре, Новом Маджаре, а также - в Дербенте конца ХIV века (В.П. Лебедев, Е.И. Нарожный, Ф.Б. Нарожная). Российским и зарубежным читателям предоставляется огромный пласт историко-географических и этнологических сведений о регионе и его обитателях, включая и золотоордынскую эпоху (С. Броневский, И. Бларамберг).

Первый этап не принес особо значимых (обобщающих) работ в рамках нашего научного интереса, став, в большей степени, "накопительным" периодом, позволившим выявить, описать и представить науке и читателю золотоордынские древности региона и связанный с ними пласт историко-этнографических данных.

С "1830-х - по 1860-е годы ХIХ века" ("переходный период" во взаимоотношениях России с Северным Кавказом и ее исследовательского интереса по К.Ф. Данилову) характеризуется появлением работ западноевропейских "путешественников". В политизированных трактатах этого времени приводятся и интересующие нас сведения историко-этнографического содержания.

Второй этап: с 1860-х по 1920 - е годы (К.Ф. Данилов). Наряду с кавказоведческими работами, укажем и на опыт российской историографии, рассуждавшей о месте и роли кочевников средневековья в истории и их взаимоотношениях с оседлым населением (на примере Руси). Многие авторы калькируют ареалы распространения археологических (кочевнических) памятников на описания письменных источников, предопределивших заведомую ("половецкую") их атрибуцию. Историю самих кочевников некоторые авторы относят к разряду "неисторических", полагая, что кочевники "никогда не будут занимать высокого места во всемирной истории" (А.А. Куник). Н.М. Карамзин, Н. Г. Устрялов, М.П. Погодин и др. подготовили почву для С.М. Соловьева, сравнившего такие взаимоотношения с "борьбой Леса со Степью". Близкое отношение выразил и В.О. Ключевский. По Н.И. Костомарову, "с востока, как лучи, одно другой мрачнее, выходили полчища степных кочующих народов Азии, жадных к грабежу и истреблению". Значительно позже, такое отношение к проблеме воспримет и часть кавказоведов, вместо объективного анализа последствий Чингизидского вторжения в регион, предпочтение отдавших восприятию всего периода, как полной "катастрофы". П.В. Голубовский (1884 г.) - стал "первым в дореволюционной историографии", создавшим "обобщающий труд, посвященный изучению кочевников и их взаимоотношений с Русью" (С.А. Плетнева). Но и он стремился больше показать: "насколько и как повлияло соседство кочевников" на политическую историю оседлых народов и русского государств и "выявить его влияние на ход истории" в уже отмечавшемся выше ключе. Н.Е. Бранденбург, А.А. Спицын, Д.И. Эварницкий, Д.Я. Самоквасов, отрабатывают комплекс критериев определения этнокультурной принадлежности исследованных ими погребений, калькируя географию их распространения на летописные ареалы кочевания.

Указанная выше часть историографического наследия определила и негативное отношение к кочевникам вообще, стимулировав и соответствующее восприятие кочевого общества как такового. Позднее, кочевые обитатели Восточной Европы и Северного Кавказа еще длительное время будут трактоваться, преимущественно, как "завоеватели", "азиатские хищники", "враждебная сила", "воинские контингенты". Подобное отношение вызывает возражения современных национальных историков, идентифицирующих себя с потомками средневековых номадов. Они, вполне справедливо считают: кочевники средневековья - "это… не просто массы людей, бесцельно перемещающихся по степи. Не какая-то бродячая толпа или, только, разрушительная сила (как часто изображали их в дореволюционной литературе), а - определенная часть населения, занимавшегося скотоводством, форма хозяйствования и образ жизни которых, во многом, детерминированы специфическими природными условиями" (А. Кшибеков).

Выход первого тома СМИЗО (1884 г.) ознаменовал начало нового уровня подходов к истории Золотой Орды. Оценивается и начало археологических исследований на территории Терской области (В.И. Долбежев, В.Б. Пфаф) и деятельность кавказских просветителей (У. Лаудаев, Ч. Ахриев, Хан-Гирей, Шора Ногмов, Казы-Гирей и др.), предоставивших российскому читателю "национальные", историко-этнографические версии этнической истории своих народов. Активизируется и деятельность краеведов-историков - Е.Д. Фелицын (А.Ф. Ачкасова, В.Е. Науменко), А. Архипова и Г.Н. Прозрителева (Н.А. Охонько). Появляются первые обобщающие, историко-этнографические монографии и статьи о различных местных народах Северо-Восточного Кавказа (Н. Семенов, А. Берже, Н.Г. Бутков, В.Б. Пфаф, Н.П. Барсов, С.О. Белокуров, Н.Д. Белов, П.И. Головинский). Сопровождают их новые описания выявленных в ХVIII в. золотоордынских памятников на Куме, Сунже и Тереке, а также - на Северо-Западном Кавказе. Были открыты Алхан-Калинское городище (А.А. Бобринский), Нижний Архыз с его церковными строениями, храмы на Теберде (А.А. Миллер). А. Фиркович совершает свою "Археологическую разведку на Кавказе". Создается "Кубанский областной музей" и издается "Археологическая карта Кубанской области" (Е.Д. Фелицын), вводятся в оборот картографические материалы, включая и итальянские карты ХIII-ХV вв. Заслуживает внимания обзор сведений об итальянских торговых факториях на берегах Черного и Азовского морей, предпринятый Е.Д. Фелицыным.

В конце ХIХ -начале ХХ веков дальнейшее развитие получают арахеолого-этнографические исследования на Центральном Кавказе.: Ф. Жиль (Е.А. Соснина). Н.И. Веселовский раскопал первый (1865 г.) курган у ст. Белореченской, продолжив раскопки, уже в 1866-1867, 1868-1907 гг. (Е.К. Ракитина; В.П. Левашова). Н.П. Кондаков, В.Л. Бернштам, Н.И. Веселовский исследуют курганы средневековых кочевников на Кубани (В.Н. Чхаидзе).

XX век ознаменовался выходом 8-го тома "Материалов по археологии Северного Кавказа" (П.С. Уварова). Полученные материалы поступают в Тифлисский (Кавказский) музей (В. Раддэ). Масштабные археологические исследования разворачиваются на Черноморском побережье (В.В. Сизов, А.А. Миллер, В.В. Саханев), включая уникальные памятники, как Борисовский могильник в Причерноморье (М.Г. Крамаровский; Е.А. Армарчук). Раскопки В.В. Саханева ныне сопоставляют с "первыми … охранно-спасательными работами в Северо-Восточном Причерноморье" (Е.А. Армарчук).

Появляется и историко-краеведческие описания всего "Кавказского края" (Н. Надеждин) и окрестностей Сочи, с прилегающей Красной Поляной с их историко-культурными достопримечательностями. А.А. Спицын, Д.Я. Самоквасов, В.А. Городцов отрабатывают новые критерии этнокультурного определения погребальных комплексов поздних кочевников и их хронологии; осуществляются раскопочные работы на Маджарах (В.А. Городцов), в Пятигорье (раскопки Д.Я. Самоквасова; И.А. Дружинина). Перед Первой мировой войной развернулись раскопки в Придарьялье (Ф.С. Панкратов).

ХIХ - начало ХХ столетия наметили заметный прорыв в историко-археологическом изучении всего Северного Кавказа, но и он не представлял собой целенаправленного изучения исключительно золотоордынских объектов, а напоминает проявление закономерного научного интереса к "новым" объектам территории, только недавно вошедшей в состав Российского государства.

Первая Мировая война, революционные процессы начала ХХ столетия и образование нового, советского государства, последовавшая гражданская война - череда событий, приостановившая процесс изучения региона и интересующей проблематики. Исследователи оказываются и в принципиально новых исторических и идеологических условиях, потребовавших выработки совершенно новой методологии - "учения об ОЭФ", определения предмета, задач и целей изучения (В.Ф. Генинг, А.Д. Пряхин, Л.С. Клейн).

Третий этап определяется в рамках с 1920-х годов и, вплоть до 1941 года (К.Ф. Данилов). Это время утверждения и развития марксистской методологии; осуществляется становление и развитие национальных научно-исследовательских учреждений (краеведческие музеи, научно-исследовательские, педагогические институты и пр.) (М.Е. Колесникова). Издаются брошюры (Л.П. Семенов, И.П. Щеблыкин), посвященные мавзолею Борга-Каш; В научный оборот вводятся статьи по топонимии, фольклору и этнографии, рассматриваются этногенетические версии происхождения северокавказских обитателей. Заметно активизируется краеведческая деятельность (например - А.И. Дьячков-Тарасов, М.И. Ермоленко и др.). На территории региона начинают свои исследования Северо-Кавказская экспедиция ГАИМК. Е.С. Зевакин и А.Н. Пенчко рассматривают очерки истории развития генуэзских колоний на Западном Кавказе и примеров социально-классовой борьбы внутри них, базируясь уже на марксистской методологии. А.А. Миллер, Б.Б. Пиотровский и представители "ленинградской группы" археологов: А.П. Круглов, А. А. Иессен, Г.В. Подгаецкий (В.Б. Виноградов), расширяют географию археологических исследований в регионе, включая и округу Алхан-Калы (А.П. Круглов). А.А. Иессен обследует верхнекубанские городища и могильники. Им обосновывается и версия о начале "смут" и "раздробленности" в регионе, вызванной последствиями Чингизидского вторжения. Н.В. Анфимов проводит разведочные работы в Приазовье. Великая Отечественная война прервала процесс комплексного, историко-археологического изучения региона. Большинство археологов-кавказоведов из г. Ленинграда погибают (В.Б. Виноградов). Война привела и к временной оккупации части региона и разрушениям. В 1943-1944 годах осуществляется депортация сразу нескольких северокавказских народов, перемещенных в Среднюю Азию и Казахстан. Ликвидируются соответствующие республики и их научно-исследовательские учреждения (В.Б. Виноградов, Б.М. Хашегульгов). Содержание процессов характеризует и состояние научных исследований.

Очередной этап изучения Северного Кавказа мы ограничиваем с 1945 года вплоть до -1958 - середины 1980-х годов. Послевоенные годы открывают археологические разведки Т.М. Минаевой в "Грозненской области"; здесь выявляются первые золотоордынские поселения. Л.П. Семенов публикует брошюру о Татартупском минарете. Л.И. Лавров изучает вопрос о времени второго появления Чингизидов на Северном Кавказе и расселения предков кабардинцев на Центральном Кавказе. Им обосновывается тезис о быстром (после 30-х годов ХIII века) уходе" Чингизидов с Северного Кавказа и о полном "запустении региона". Продолжено изучение Маджар (Е.И. Крупнов, Т.М. Минаева). К 1958 году восстанавливаются республики Северного Кавказа и соответствующие национальные, научно-исследовательские, образовательные учреждения. Начинается процесс подготовки местных, национальных научных кадров, во многом, определивших преобладающий интерес к самым древним периодам истории региона и "состязательным" поискам "именитых первопредков" (В.Б. Виноградов, С.Л. Дударев, Х.М. Мамаев; В.А. Кузнецов, И.М. Чеченов, М.С. Гаджиев).

Оценивается прорыв 1950-1960х годов в углублении общезолотоордынской проблематики (Б.Д. Греков и А.Ю. Якубовский, С.А. Плетнева, М.Г. Сафаргалиев, Г.А. Федоров-Давыдов). А.П. Смирнов и Г.А. Федоров-Давыдов (1959 г.), определяют актуальные задачи археологического изучения Золотой Орды, включая и ее северокавказские пределы. Отчасти, задачи были реализованы деятельностью СКАЭ под руководством Е.И. Крупнова. На основе "привязок" И.А. Гюльденштедта, СКАЭ исследует Большую и Малую мечети, христианский храм №1 (и сопровождавшие их могильники) Верхнего Джулата. Параллельно разворачиваются исследования в горных зонах Дагестана, Чечни, Ингушетии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии. На базе СКАЭ складываются самостоятельные отряды и экспедиции. Е.И. Крупнов исследует Прикаспийскую низменность. В.А. Кузнецов и О.В. Миоррадович в составе СКАЭ, а затем, самостоятельно, продолжают исследование Верхнего Джулата и его округи. В.Б. Виноградов ведет раскопки Алхан-Калинского городища. Г.И. Ионе и И.М. Чеченов - проводят работы на Нижнем Джулате. В Адыгее, на Черноморском и Азовском побережьях археологические работы проводит Н.В. Анфимов.

Вплоть до конца 1970-х годов появляются монографические исследования, посвященные Золотой Орде, хотя и не всегда даже касающиеся пределов ее северокавказских владений (Г.А. Федорова-Давыдов, С.А. Плетнева, М.Г. Сафаргалиев). Отчасти, недостаток компенсируется книгами И.М. Чеченова, В.А. Кузнецова, Е.П. Алексеевой и др. В.А. Кузнецов развивает предположенное А.А. Иессеном восприятие последствий событий 1222 и конца 1230-х гг. для северокавказской Алании как периода "феодальной раздробленности". С событиями 30-х годов ХIII века, исследователь связывает начало "катастрофы" для Алании; уцелевшие от погромов аланы, якобы, частично, угоняются в Монгольскую Империю; другие укрываются в горвх Осетии. Третья их группа, вместе с половцами, переселяется на территорию Венгрии, с ними, В.А. Кузнецов связывает могильник Недьсалаш. В конце 1950 - начале 1970-х годов (и до настоящего времени) выходят "Очерки историй …" и "Истории …" современных административных территорий и национальных образований. В обязательных разделах, посвященных событиям ХIII-ХV вв., доминируют различные примеры "героической борьбы" с "татаро-монголами и Тимуром", констатируется факт включения региона в состав Золотой Орды. Содержательная сторона этого пребывания рассматривается в самых общих чертах.

Под руководством Г.А. Федорова-Давыдова защищаются кандидатские диссертации его учеников и коллег (Н.М. Булатов, В.Л. Егоров). Интерес вызывают и работы М.Д. Полубояриновой, И.В. Волкова и Э.Д. Зиливинской. В них учитываются материалы с Маджара и Верхнего Джулата. Многолетние исследования Маджара завершаются диссертационным исследованием Э.В. Ртвеладзе. Отмечается и серия специальных статей дагестанских историков, рассматривающих маршруты передвижений войск Чингизидов и Тимура через Дагестан. Наибольший интерес представляют работы и кандидатская диссертация М.Г. Крамаровского. Анализируется и вклад Х.А. Хизриева (статьи, диссертация и монография) и его попытки удревнения этнонима "чеченец", их противостоянию Чингизидам, хотя описание используемых этим автором событий, сами источники локализуют на "реках Тиса и Туна", т.е. - Тисе и Дунае (В.Б. Виноградов). Оценивается и его "схема" возникновения в регионе местных "этно-политических образований", границы которых удивительно совпадают с границами современных административных образований региона. Эта идея вошла и в первый том "Истории народов Северного Кавказа"; разделил ее только В.А. Кузнецов.

Рассматриваем мы и достижения в изучении монетных находок и кладов (Джучиды и Хулагуиды), известных в регионе (Е.А. Пахомов, Г.А. Федоров-Давыдов, А. Сейффедини, В.Б. Виноградов, Ю.А. Прокопенко, Ф.Б. Нарожная, А. Пачкалов, И.В. Волков и др.).

Некоторые изменения наметились в годы "перестройки" и в последующее время, выделенного в следующий этап в изучении Северного Кавказа (1986 г. - 2010 г). Оценивая историографический вклад этого отрезка времени, в параграфе констатируется факт значительного увеличения количества работ, в которых Северный Кавказ в составе Золотой Орды становится конкретным предметом изучения, но - на фоне юбилейных статей к 600-летию Куликовской битвы. Анализируется и расширяется северокавказская коллекция предметов вооружения эпохи Золотой Орды, оценивается "количество городов" и их место в истории, анализируется нумизматический материал. Но, несомненный сдвиг был сделан после 90-х годов ХХ века. На фоне распада государства и децентрализации науки, роста локальных центров в изучении Золотой Орды, наметилась и тенденция в изменении методологической базы подходов. Прежде всего - это возникновение "Всероссийской Ассоциации медиевистов и историков раннего нового времени" (МГУ). Изменилось и отношение к оценке характера раннепредпринимательской деятельности итальянских факторий на Азовском и Черном морях, как и оценка этнокультурных процессов в факториях, воспринимаемых ныне как этнообразующие и этноформирующие процессы (А.Г. Еманов). Данные новшества заставляют иначе воспринимать и контекст обстановки в Золотой Орде, когда Мамай (канун Куликовской битвы) "понаймовал" разноэтничные отряды своего войска, включая выходцев из колоний и их северокавказских соседей (В.Л. Егоров, Е.И. Нарожный). Появляются и основания для рассмотрения характера и причин изменений этнокультурной специфики, как горожан, так и кочевников Золотой Орды и ее северокавказских владений. Подтверждением тому становятся не только описания ал-Омари о смешении монголов и кипчаков-половцев, но и выводы, полученные на основе археолого-антропологического анализа погребальных комплексов горожан Золотой Орды (Л.Т. Яблонский, Г.А. Федоров-Давыдов). Более понятными становятся причины размывания "этнической замкнутости" монголов, процесса их седентаризации, появления "смешанных этнических групп" горожан. Аналогичным образом встает и проблема господства "западной ориентировки погребеных", глобально вытесняющей "старые", традиционные ("домонгольские") ориентировки, связываемые с "сознательным отказом от прежних ориентировок могил по странам света", т.к. они потеряли для них былой смысл, или же, приобрели какой-то новый (А.О. Добролюбский). Это наблюдение актуально подталкивает к поискам содержательной семантики причин этого "нового смысла" в системе инновационных изменений погребального обряда. Особо отметим и формирование ныне в г. Казани нового центра золотоордыноведения (ИИ АН РТ), специалисты которого рассматривают историю и археологию Золотой Орды в рамках "золотоордынской цивилизации", или же, более широко, как часть "евразийской цивилизации".

В последние десятилетия увеличилось количество тематических сборников, обозначились дискуссии относительно локализации городов, монетных дворов и пр. Стали регулярными "золотоордынские" конференции; переиздаются обобщающие труды, давно ставшие библиографической редкостью. Огромные возможности открывают "золотоордынские" сайты в глобальной сети интернета. Это и побуждает использовать максимально все имеющиеся возможности. Осознавая весь комплекс сложностей в решении поставленных перед собою задач, автор руководствуется старым и, ныне не популярным, хотя и не потерявшим своего значения, тезисом Ф. Энгельса: "Если бы мы захотели ждать когда материал будет готов в чистом виде для закона, то это значило бы приостановить до тех пор мыслящее исследование и уже по одному этому мы никогда не получили бы закона".

Вторая глава диссертации: "Северный Кавказ в ХIII столетии", посвящена анализу динамики политических процессов, начиная с 1222 года. Первый ее параграф: "Северный Кавказ в первой трети ХIII века" определяет оценку последствий вторжения Чингизидов, в 1222 г., вышедших на Северный Кавказ (ал-Асир, Джувейни, грузинский "Хронограф" ХIV века, Рашид-ад-Дин). Сведения о столкновениях Чингизидов с алано-половецкими войсками, не давших перевеса никому, заставляют рассматривать причины создания подобного альянса, видя их во временном совпадении интересов половцев и аланов перед лицом внешней угрозы. Но, он мог сложиться и на основе кровно-родственных (брачных) связей, косвенно подтверждаемых следами тюркизации части аланов Змейского катакомбного могильника (А.В. Шевченко).

Любопытны и аргументы, при помощи которых Чингизидам удалось разъединить союзников: "мы и вы - одного рода",- было сказано половцам,- "и одной веры". Учитывая "тюркско-монгольские" истоки многих монгольских традиций, сложившихся еще в Центральной Азии, они и могли стать одним из побудительных мотивов последующего ухода половцев.

Разгромив аланов Чингизиды, вопреки существующим мнениям, не вторгаются вглубь Северного Кавказа (М.К. Джиоев); дальнейший путь вдоль Главного Кавказского хребта, с пересеченной местностью, лесами и реками, а также, изобиловавший аланскими бытовыми (к тому же, с мощной фортификацией) памятниками, мог сильно задержать их в регионе. Здесь достаточно вспомнить описания позднего времени - об осаде и взятии Магаса. Чингизиды предпочли уйти из региона через половецкие степи. Рассматривается нами и версия о географии бегства части половцев в "горы леса и болота" (ал-Асир). Локализация части спасавшихся половцев на Верхней Кубани, удобно объясняла причины концентрации здесь тюркоязычного анклава - предков современных карачаевцев и балкарцев. Но, при наличии здесь "гор и лесов", вряд ли можно надеяться на выявление следов болот, даже - при разливах Зеленчуков (В.М. Батчаев). Горы, леса и болота (лиманы-?), есть и на Нижней Кубани, где на прилегающих к ней территориях восточного берега Черного моря известны и курганные группы, в свое время связывавшиеся с интересующими нас группами половцев (А.В. Дмитриев); при полном отсутствии таких следов на Таманскогм полуострове (В.Н. Чхаидзе).

Рассматриваем мы и версию о массовом запустении верхнекубанских городищ, росте числа могильников (А.А. Иессен), подтолкнувшую гипотезу о наступлении периода "смут", "усобиц" и феодальной раздробленности в регионе. Предположение, подкрепленное и ссылками на сведения епископа Феодора и Юлиана (В.А. Кузнецов, Я.А и Г.С. Федоровы), требует уточнений. Феодор и Юлиан описывали события, как минимум, через 4 года после вторжения Чингизидов, к тому же, повествуя о Подонье и Причерноморье. Если детально рассматривать возможный маршрут движения Феодора от Херсона к "Аланской епархии", учитывая разные точки зрения (В.А. Кузнецов, В.Б. Виноградов, В.М. Бибиков, Н.М. Богданова, П.И. Жаворонков и др.). то Феодор, действительно проходит вглубь региона "на 60 дней пути" (А.Ю. Кулаковский), но, не по золотоордынской равнине (В.А. Кузнецов). Место его высадки заманчиво определять у места впадения р. Мзымта в Черное море (окрестности Сочи), где известны и крупные христианские храмы, функционировавшие вплоть до позднего средневековья (Ю.Н. Воронов, В.Б. Овчиникова, Б.А. Раев, Н.Е. Беспалая).

Предпочтительно здесь же, а не на Нижнем Архызе, размещать и центр "Аланской епархии". Отсюда, резонно отсчитывать и "60 дней пути" вверх по р. Мзымте, выводящий сначала к Большой Лабе с ее городищами (Т.В. Цокур) и далее, к Нижнему Архызу. Эта локализация вполне объясняет и причины активной деятельности в "Аланской епархии" выходцев из Лазики, Авасгии (Ю.А. Кулаковский) и Трапезунда. А также - совместное участие в общих мероприятиях (ХIV в.) аланского эпарха вместе с церковными лидерами "из Смирны, Болгарии и Трапезунда" в бассейне Черного моря (С.П. Карпов). В районе Сочи (близ указанных храмов и на могильнике "Южные культуры") известны "аланские погребальные комплексы" ХIII-ХIV вв., ретроспективно документирующих конкретную географию локализации аланов, в самом начале ХIII в. "занявших почти всю Скифию и Сарматию", "вплоть до Иверии" (М.В. Бибиков). Картина полной "раздробленности" по Феодору и Юлиану больше приемлема к "аланским местечкам" Подонья; ее переносу на ситуации на Центральное Предкавказье противоречит и грузинский "Хронограф", сообщавший о дружном участии "овсов", "дурдзуков" и других "горцев тех мест" в обороне Тбилиси на стороне войск Русудан, в период вторжения Джалал-ад-Дина в Закавказье. Дополняют картину и находки монет Джалал-ад-Дина и Русудан на территории Северного Кавказа, которые мы рассматриваем во втором параграфе: "Северный Кавказ в период между 1222 и 1230-ми годами" этой же главы.

Опираясь на находки фрагментов поливной керамики и деталей архитектурного декора (Майртуп, Курчалой, Верхний Джулат), мы расцениваем их как артефакты "северовосточно-азербайджанского" происхождения. Аналогии из Азербайджана датируются ХII- ХIII вв. (Т. Достиев); северокавказские их образцы - со следами производственного брака, позволяющего видеть в них продукцию "азербайджанских" ремесленных центров, восстановленных после 1220-х гг. Они, вероятно, поступали через Дербент и Дарьял, оказываясь на Северо-Восточном Кавказе и в восточном Придарьялье после событий 1222-х годов и свидетельствуют о возможном восстановлении торгово-экономических взаимоотношений.

Аналогично расцениваются и редкие находки деталей архитектурного декора, "азербайджанского" происхождения и образцы поливной керамики "жинвальского" облика (М.Н. Мицишвили) с Верхнего Джулата (Е.И. Нарожный). Наряду с находками керамики показателен и нумизматический материал.

Монеты от имени Хорезм-шаха Джалал-ад-Дина происходят из округи Дербента и оцениваются как перечеканка (1226 г.) грузинских монет из состава тбилисской казны, захваченной им в Тбилиси (И.Л. Джалаганиа). Кратковременное их хождение в Грузии, Азербайджане и в округе Дербента позволяют речь вести о возобновлении (первая треть ХIII в.), торговых операций Закавказья с указанными территориями (И.Л. Джалаганиа). Предположение дополняется единичными находками монет Русудан и двумя их кладами. Монеты Русудан из Дербента (Е.А. Пахомов, С.В. Гусев, И.Л. Джалаганиа), Майртупа (Б.А. Ахмадов, В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный) и из Краснодара (Е.А. Пахомов, Ю.А.Прокопенко), следует рассматривать как платежные средства. Монеты из горной Ингушетии (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный) и из "пещерных склепов" Северной Осетии (В.Б. Виноградов, В.Х. Тменов, А.А. Цуциев), можно связывать и с монетами из вознаграждения, выплаченного Русудан,"овсам" и "дурдзукам", поддержавшим ее хотя и в проигранной Джалал ад-Дину обороне Тбилиси (Е.И. Нарожный).

Надеждинский и Хадыженский клады (Е.А. Пахомов, А. Фиркович и др.) монет Русудан, вряд ли можно воспринимать только как имущество грузинских "офицеров и гражданских чиновников" из окружения Русудан, после поражения под Тбилиси бежавших на Северный Кавказ (Ю.А. Прокопенко). Наличие точно таких же кладов в Закавказье (Е.А. Пахмов), находящихся на торговых трассах эпохи заставляет рассматривать данные клады на Северном Кавказе, иначе. Обнаружение двух кладов монет Русудан на Северном Кавказе было сопряжено со строительством двух российских укреплений ХIХ в., выбор мест под которые определялся стремлением к их труднодоступности и господству над окружающим ландшафтом. По тем же критериям, обычно, определялся и выбор мест под средневековые поселения и городища, "перекрытых" крепостями ХIХ века, на территории которых были зарыты оба клада грузинских монет. Рассматривая их как длительные накопления платежных средств, тяготевших к транзитной дороге вдоль восточного берега Черного моря ("дорога Запада" грузинского "Хронографа" ХIV в.), сокрытие обоих кладов следует сопоставлять с началом второго нашествия Чингизидов конца 30-х годов ХIII века (Е.И. Нарожный). Косвенно на это указывает и находка серебряной монеты Русудан 1230-х годов из Азова (Г.А. Федоров-Давыдов).

Факт хождения монет Джалал ад-Дина, а затем - монет Русудан по территории региона вплоть до конца 30-х годов ХIII века заставляет ставить вопрос не только о возрождении торгово-экономических (и иных) взаимоотношений с Закавказьем, продолжавшихся вплоть до второго нашествия Чингизидов. Следовательно, картина "смут" и "раздробленности" в регионе вплоть до конца 1230-х годов не подтверждается.

Третий параграф главы: "Завоевательная кампания конца 30-х годов ХIII века и ее последствия" посвящен ходу событий 1230-х годов. Вслед за Л.И. Лавровым, мы вновь обращаемся к сведениям Рашид-ад-Дина: "в 635 г.х. (= 24.VIII. 1237-13.VIII.1238 гг.), осенью, Менгу-каан и Кадан пошли походом на черкесов и зимою убили государя тамошнего по имени Тукар … Шибан, Бучек, и Бури отправились походом в страну Мерим из племени чинчанкан и взяли Таткару …. Потом в кака-иле, т.е., в год свиньи … 636 г.х (=14. VIII. 1238 - 2. VIII. 1239 г.) Гуюк-хан, Менгу-каан, Кадан и Бури направились к городу Минкас и зимой, после осады, продолжавшейся 1 месяц и 15 дней, взяли его. Они были еще заняты тем походом, когда наступил год мыши (=637 год хиджры = 3.VIII. 1239 - 22. VII. 1240 г.), Весной, назначив войско для похода, они поручили ему Букдаю и послали его к Тимур-кахалка с тем, чтобы он занял его и область Авир, а Гуюк-хан и Менгу-каан, осенью того же года мыши, по приказанию каана, вернулись и в год быка, соответствующий 638 г.х. (=23.VII. 1240 - 11.VII. 1241 г.), расположились в своих ордах".

Поход на черкесов относится к осени 635 г.х., т.е., к периоду с 1 сентября по конец ноября 1237 г. Убийство черкесского правителя приходится на отрезок с 1 декабря 1237 по конец февраля 1238 года (точнее неизвестно). Все это время Чингизиды должны были находиться на Северо-Западном Кавказе. Осенью-зимой 1237-1238 годов начался и поход Шибана Бучека и Бури, "в страну Мерим из племени чинчакан". Топоним "Мерим" предпочтительнее сопоставлять с "Крымом", а этноним "чинчакан" - с "кипчаками". Следом начинается военная кампания "в стране русских и народа черных шапок", т.е. - в Поросье, против черных клобуков и в Южной Руси. Из Поросья и Крыма они ухода в "страну русских", другая часть Чингизидов возвращается на Северный Кавказ, направляясь к городу "М.к.с."-"Минкасу"-"Магасу" (Алхан-Калинское городище в Чечне). Зимой 636 г.х. (т.е. с 1 декабря 1238 года по конец февраля 1239 года), после 1,5-месячной осады город пал. Чингизиды были заняты тем походом до наступления года мыши (637 г.х.), начинавшегося с 3 августа 1239 года. Затем наступает очередь Тимур-Кахалка (Дербента) и "области Авир" (Аварии), Остается догадываться о масштабности и драматизме всей кампании, продолжавшейся почти год.

Дальнейшие события оцениваются различно: одни исследователи полагают, что Чингизиды уходят из региона, создав прецедент для массового расселения здесь кабардинцев (Л.И. Лавров). По мнению других, наступает полная "катастрофа" для региона (В.А. Кузнецов). Часть аланского населения (В.П. Алексеев, К.Х. Беслекоева, Р.Ф. Фидаров) продолжает оставаться в Придарьялье, другая спасается в глубине горных ущелий, население которых не подчинилось завоевателям. На этом фоне противоречиво смотрится оценка места Нижнего Архыза. С одной стороны: локализация здесь центра "Аланской епархии" позволяет утверждать о "продолжении ее существования и при татарах, когда значительная часть Алании оказалась завоеванной ими и включенной в Золотую Орду. Видимо, татаро-монголы считались с влиянием аланских епископов и, … стремились использовать ее в своих интересах…". А "аланское духовенство оказалось слугой не двух, а трех господ - византийских патриархов, золотоордынских ханов и местных владетелей" (В.А. Кузнецов). В то же время, "никакими сведениями о пребывании татар на Нижнем Архызе, современная наука не располагает" (В.А. Кузнецов). Противоречивость оценок заставляет рассмотреть еще один аспект проблемы, вынесенный в 4-й параграф этой же главы: "Северный Кавказ до середины ХIII века".

Завершение к 1240-м годам военных действий в регионе подтверждают и отдельные эпиграфические памятники в Дагестане (Л.И. Лавров, Т.М. Айтберов, А.Р. Шихсаидов). Дальнейшие исторические процессы слабо подкреплены источниками. Известно: на Северном Кавказе монголы сохранили "местных царей … у черкесов и у аланов" (ал-Омари, Г.А. Федоров-Давыдов), хотя достоверность этих сведений никем не проверялась. Созвучна с источником и мысль современных авторов, полагающих, что события конца 1230 - начала 1240- годов, все же, не привели к полному запустению серии бытовых памятников Северного Кавказа, развивавшихся, якобы, перманентно (В.А. Кузнецов, Э.Д. Зиливинская). Подобная, относительная "непрерывность" в развитии может быть приложена лишь к истории г. Дербента. Проверяя версию, подчеркнем: в Дагестане (кроме Дербента), известные поселения и городища демонстрируют существование хронологического разрыва между временем их возникновения, запустения и возрождением жизни лишь в золотоордынское время (Г.Г. Гамзатов, М.Г. Магомедов, А.Р. Абакаров, О.М. Давудов). На Алхан-Кале, где золотоордынский слой отсутствует вообще, некоторое "оживление" можно связывать только с ХIV в. и, за пределами его внешнего вала. А в непосредственной близости возникают сразу 3 поселения золотоордынского времени (Т.М. Минаева, Е.И. Нарожный). Верхний Джулат золотоордынским городским центром становится лишь при Узбеке или Джанибеке (В.А. Кузнецов). На Нижнем Джулате прослежено срытие вало, произведенное, вероятно, в 30-е гг. ХIII в. (И.М. Чеченов) и их восстановление только во второй пол. ХIV в. (Х.М. Мамаев, Е.И. Нарожный).

Динамика последующего "освоения" региона источники освещают плохо. Известно: Бату-хан, отбывая на коронацию Угедея в Каракоруме, "поручает свое царство младшему брату, Тукай-Тимуру", накануне того, "в качестве удела уже получившего область асов Северного Кавказа" и территории на Мангышлаке" (Т. Султанов). Таким образом, решение курултая 1235 года, закрепившего за царевичами тогда еще не завоеванные территории, начало реализовываться на практике только в 1240-е годы. В северокавказские владения устремляются Чингизидские роды, переселение которых должно было строго соответствовать традиционным принципам "освоения пространства" и "новых территорий" (В.В. Викторова, Н.Л. Жуковская, С.Г. Кляшторный) и представлять "перекочевки аилами, хогонами и ордами" (Н.Л. Жуковская). Расселение строилось на определенных правилах и Тукай-Тимур, вероятно, был не единственным владельцем в пределах северокавказского улуса. Помимо его орд, здесь появляются и представители других, подчиненных ему родов кочевых феодалов, включая и потомков Шибана (пятого сына Джучи-хана), участвовавшего в завоевании Северного Кавказа, но в свой удел получившего территории Южного Зауралья и в современном Казахстане (В.П. Костюков, В.Л. Егоров). Рашид-ад-Дин сообщал о зимовьях внука Шибана - Токдая, располагавшихся "близ реки Терека в стороне Дербентской" и где "(уже) несколько времени он находился во главе сторожевого войска (лашкар-и-караул)". Интересна и гипотеза Э.В. Ртвеладзе, увязывающего название города Маджара с именем кого-то из кочевых феодалов, владевших этой территорией. Среди возможных претендентов на эту роль можно назвать и 11-го сына Шибага - Маджара (В.Г. Тизенгаузен; Э.В. Ртвеладзе), возможно, получившего улус в бассейне р. Кумы. Актуально предположить и о других, аналогичных разделах всего региона на серию подобных владений (на улусно-ленной основе), что и превратило его в некое подобие "центральноазиатского" анклава, на территории которого действовали и принципы привнесенной сюда, "Велиуой Ясы" Чингис-хана (В.К. Цечоев).