Русский консерватизм в первой четверти XIX в.

Большая часть консерваторов категорически выступала против отмены крепостного права, мотивируя это тем, что крепостное право представляет собой органически сложившуюся в течение длительного времени часть самодержавной государственности и уклада народной жизни. Оно является по сути дела формой патриархальной семьи, где помещики играют роль добрых и попечительных родителей, а крестьяне, соответственно, послушных и благодарных детей. Помещики не заинтересованы в разорении крестьян, напротив, условие процветания помещиков - благополучие его крестьян. Вообще, в чем и преуспели русские консерваторы, так это не в позитивных программах, а в своих объяснениях, почему крестьян в настоящий момент нельзя освобождать, а также в своих оценках негативных последствий освобождения, если оно все же произойдет.

Более сложные представления по крестьянскому вопросу имелись у консерваторов, которые при становлении своих взглядов прошли известную школу либерального мышления. Как правило, они не отрицали того, что крепостное право является социально-экономическим и моральным злом, которое в перспективе должно было постепенно исчезнуть из русской жизни. Однако в тогдашней ситуации они предлагали воздержаться от каких-либо серьезных изменений, поскольку отмена крепостного права должна была привести к обнищанию как крестьянства, так и дворянства и, в конечном счете, к социальной революции. С их точки зрения, была необходима масштабная программа просвещения крестьянства, которая явилась бы необходимым условием подготовки отмены крепостного права. Перспектива освобождения «непросвещенного» народа, лишенного основ правового сознания и уважения к чужой собственности, пугала консерваторов. Его необходимо было подготовить к освобождению через создание соответствующей системы образования, которая сделала бы крепостных прежде всего законопослушными и просвещенными гражданами.

Впрочем, именно эта часть их программы, реализация которой могла бы способствовать смягчению социальных противоречий и уменьшению «издержек» Великой реформы, так и не была осуществлена правительством вплоть до начала масштабных преобразований. В целом же можно констатировать, что воззрения русских консерваторов на крестьянский вопрос зачастую были более умеренными и примитивными, чем у правительственных кругов, при Николае I взявших курс на подготовку отмены крепостного права путем частных мер (имеется в виду реформа государственной деревни, указ об «обязанных» крестьянах и т.д.).

Экономическая программа русских консерваторов первой четверти XIX в. впервые выступила в нашей работе предметом исследования. Можно констатировать, что все основные особенности консервативных экономических программ более позднего времени были присущи русской консервативной мысли уже на этапе ее становления (приоритет сельского хозяйства над торговлей и промышленностью, протекционизм, тяготение к автаркичной модели экономики, рассуждения о нравственной подоплеке хозяйственной деятельности и пр.).

В главе подробно проанализирован консервативный проект в сфере науки и образования. Предложения консерваторов призваны были положить начало процессу десекуляризации, превращения науки в союзницу православной веры, что позволило бы правительству осуществить нравственное воспитание русского образованного общества в православно-монархическом духе. Это была попытка создания определенного типа образованности, той системы ценностей, которая бы лежала в основе учебных программ и противостояла рационализму, материализму, атеизму, революционаризму и т.д. Однако следует признать несостоятельность данной попытки: у русских консерваторов не было и не могло в то время быть философской культуры, которая могла бы интеллектуально вытеснить философские течения, связанные с Просвещением. Они были обречены идти по пути репрессивно-административных запретов, что в высшей степени компрометировало их в глазах образованных людей того времени, по большей части принадлежавших к либеральному лагерю.

В Заключении сделаны следующие основные выводы:

Наибольшую роль в первые десятилетия XIX в. в складывающемся консервативном течении играли такие фигуры, как А.С. Шишков, Ф.В. Ростопчин, М.Н. Карамзин, С.Н. Глинка, великая княгиня Екатерина Павловна, А.А. Аракчеев, М.Л. Магницкий, А.С. Стурдза, Д.П. Рунич. Консервативная идеология и практика являлись достоянием отдельных лиц и кружков, были, по-преимуществу, дисперсны, неотчетливы и аморфны, иногда - трудноотличимы от других направлений общественной мысли, что было естественно на этапе становления нового идейного направления в условиях авторитарного государства. Тем не менее, консервативное направление в целом оформилось и смогло повлиять на политику самодержавной власти, начиная с 20-х гг. XIX в. Будучи достаточно хорошо, а, порой, и блестяще знакомыми с рационалистической культурой Просвещения, довольно умело используя эти знания, представители раннего русского консерватизма создали развитую в понятийном отношении систему взглядов.

На начальном этапе большую роль в вызревании русского консерватизма сыграли языковые споры между «шишковистами» и «карамзинистами», носившие не только эстетический и филологический, но и отчетливо политический характер. В ходе этой дискуссии консерваторы «оттачивали» аргументацию против галломании, шире - русского западничества. Галломания значительной части русского дворянства явилась провокативным фактором для вызревания изначальной модели русского консерватизма. Дискуссия о «старом и новом слоге» в конечном счете привела к попытке конструирования консервативно-национальной традиции не только в сфере языка, но и культуры в целом, началась разработка определенной версии русской истории, фактически декларировалась необходимость «воссоздания» русской одежды, развлечений, кухни, этикета и т.д., вплоть до бытовых мелочей.

В свое время Ю.Н. Тынянов заметил, что Н.М. Карамзин, занимаясь созданием «Истории Государства Российского», в известной мере выполнял языковую программу А.С. Шишкова [Кюхельбекер В.К.] Дневник В.К. Кюхельбекера. Материалы к истории русской литературной и общественной жизни 10-40 годов XIX века. Предисл. Ю.Н. Тынянова. [Л.], 1929. С. 4.. Более того, на весь XIX век самодержавием был усвоен шишковский язык и стиль манифестов и других торжественных обращений к народу. В модифицированном виде он сохранялся вплоть до 1917 г., будучи одним из основных средств идейно-политического воздействия монархической власти на народ.

А.С. Шишков сформулировал некоторые основные аксиомы нарождавшегося русского консерватизма: недопустимость подражательства революционным и либеральным западноевропейским образцам, необходимость опоры на собственные традиции (языковые, религиозные, политические, культурные, бытовые), патриотизм, включающий культивирование национального чувства и преданность самодержавной монархии. Следует подчеркнуть, что данный вариант консервативной идеологии в первое десятилетие XIX в. носил оппозиционный характер, противостоял либеральной идеологии, характерной для Александра I и его ближайшего окружения (членов «Негласного комитета», М.М. Сперанского). Чрезвычайно показателен также был и первоначальный общественный статус А.С. Шишкова и его единомышленников - Ф.В. Ростопчина и С.Н. Глинки. В то время два первых консерватора пребывали в опале и вынуждены были сосредоточиться лишь на литературной деятельности, третий же, вплоть до начала выпуска журнала «Русский вестник» (с 1808 г.), не играл никакой существенной политической роли. Ситуация изменилась в 1807 г., когда под влиянием военных поражений в антинаполеоновских коалициях 1805 и 1806 - 1807 гг. русское дворянское общество захлестнула волна национализма, имевшего отчетливые консервативные «акценты». В этот период консерваторы, наряду с другими политическими группировками и фигурами, способствовали отказу от либеральных реформ и отставке Сперанского.

Огромную роль в становлении русского консерватизма сыграли события 1812 г. В советской исторической литературе бытовал тезис о том, что декабризм явился порождением Отечественной войны. С нашей точки зрения, с ничуть не меньшим основанием то же самое можно сказать и о русском консерватизме. Русский консерватизм - законное дитя 1812 г. Консерваторам предоставилась беспрецедентная возможность для озвучивания своих идей - и это было сделано в манифестах А.С. Шишкова, статьях С.Н. Глинки в «Русском вестнике» (который, в сущности, озвучивал огромными по тому времени тиражами основные идеи А.С. Шишкова и Ф.В. Ростопчина, которые были его покровителями и авторами), «афишах» Ф.В. Ростопчина.

Уже перед самой войной резко изменился общественный статус бывших оппозиционеров: по инициативе великой княгини Екатерины Павловны, главы консервативной группировки при дворе, они занимают ряд влиятельных государственных постов, получают реальную возможность влиять на ключевые внутри- и внешнеполитические решения императора. В кадровой политике произошел «тектонический» переворот: вопреки своим либеральным установкам, Александр сблизился с «русской партией»: вторым по статусу человеком в империи стал А.С. Шишков, получивший после опалы М.М. Сперанского должность государственного секретаря и выступивший фактически главным идеологом и пропагандистом Отечественной войны, поскольку именно он был автором большинства манифестов и указов, обращенных к армии и народу. Генерал-губернатором Москвы, наделенным исключительными полномочиями, стал Ф.В. Ростопчин. Его афиши, наряду с манифестами А.С. Шишкова, явились первым опытом массового внедрения консервативно - националистической мифологии в сознание всех сословий империи. Военно-политическая роль Ф.В. Ростопчина оказалась чрезвычайно велика: именно он был главным «организатором» пожара Москвы, имевшего стратегическое значение, поскольку сожжение древней столицы стало одним из факторов, который объективно предопределил разгром Великой армии Наполеона. Эффективным и популярным пропагандистом консервативно-националистического толка выступил С.Н. Глинка, получивший гигантскую сумму на издание «Русского вестника». В годы Отечественной войны на первый план выдвинулась еще одна ключевая фигура «русской партии» - А.А. Аракчеев, проявивший себя в предвоенные и военные годы как выдающийся военный организатор. Он исполнял должность «почти единственного секретаря государя во время Отечественной войны» Николай Михайлович (Романов). Император Александр I. СПб., 1912. Т.1. С.285. и был единственным докладчиком у Александра I практически по всем вопросам: военным, дипломатическим, управлению, снабжению армии и т.п., ведя грандиозную работу, без которой невозможно были бы успешные военные действия против Наполеона. Такова же была его роль и в кампании 1813 - 1814 гг.

Анализ вклада основных идеологов и практиков русского консерватизма в события 1812 г. и сопутствующих ему лет показывает, что именно этот год стал решающим в становлении этого идейно-политического направления. Одно из течений русского консерватизма, изначально имевшее галлофобскую направленность, оказалось максимально востребованным именно в канун Отечественной войны 1812 г., причем нужда в нем была столь велика, что из «маргинального» течения оно превращается в стержневое, вытеснив те идеологические представления, которые были характерны для просвещенного абсолютизма и Александровского либерализма. Колоссальный идеологический сдвиг, который произошел за считанные годы, может быть объясним только той исключительной ролью, которую сыграли русские консерваторы в 1812 г. в условиях национальной мобилизации. Вызвав к жизни обостренное осознание русской этничности, галломания (и, соответственно, галлофобия) дала мощь и силу русскому консерватизму. Напомним, что в этом же году одновременно были скомпрометированы и потеряли политическое влияние знаковые для либерализма первого десятилетия XIX в. фигуры М.М. Сперанского и М.Л. Магницкого.

В 1810-х - 1820-х гг. происходила разработка концепции самодержавия как проявления национального, самобытного русского духа, формы власти, наиболее соответствующей русским условиям. Русские консерваторы, как правило, выступали противниками ограничения самодержавия. Для них было свойственно неприятие конституционализма и либерализма, Просвещенческого проекта как такового. Обосновывая самодержавную форму правления, они использовали аргументы религиозного характера, а также указывали на соответствие самодержавия народному характеру и природно-климатическим условиям России. Особенность русского консерватизма заключалась в беспрекословной ориентации на верховную власть, использование ее политических и административных рычагов, а не на создание собственной политической организации. Выполнение своих программных требований консерваторы переадресовывали монарху. Н.М. Карамзин, проделав длительную идейную эволюцию, практически полностью отошел от либерализма и западничества, создав наиболее полный и разработанный консервативный проект первой четверти XIX века: трактат «О древней и новой России», изложив в нем оригинальную концепцию самодержавия и взгляды на роль православия и русских традиций в истории России. Трактат с его очевидными антилиберальными акцентами содержал вполне зрелую концепцию самодержавия, которая была воспринята в основных чертах последующими поколениями русских консерваторов начиная с С.С. Уварова. В отличие от А.С. Шишкова и М.Л. Магницкого Н.М. Карамзин был чужд масонофобии и антизападничества, и отнюдь не был активным борцом с мистицизмом, идущим с Запада.

Русскими консерваторами возвеличивались православная вера и церковь, которые противопоставлялись всем неправославным христианским конфессиям. При этом в работах русских консерваторов поначалу православие выступало прежде всего как атрибут «русскости», средство национальной самоидентификации, а не как вселенская религия. Ситуация изменилась с возникновением православной оппозиции, которая сыграла в становлении русского консерватизма исключительную роль. Православие в воззрениях консерваторов приобрело характер идеологии, противопоставляемой модным в то время масонству, мистицизму и экуменическим утопиям. Проблемы веры приобрели во взглядах представителей этого течения ярко выраженный политизированый характер, что неизбежно вело к столкновению православных консерваторов с высокопоставленными мистиками и масонами, вроде министра духовных дел и народного просвещения А.Н. Голицына.

Представляется, что именно система православных ценностей оказала существенное воздействие на формирование русского консерватизма, блокировав процесс рецепции иноконфессиональных консервативных западных доктрин. С 1824 г. монархическая власть более не ставила под сомнение статуса православия как господствующей религии, а русский консерватизм отныне базировался исключительно на православии. Масонство оказалось под запретом вплоть до начала XX в.

Наиболее яркими и известными представителями собственно церковного консерватизма в тот период являлись епископ Иннокентий (Смирнов), митрополит Серафим (Глаголевский) и архимандрит Фотий (Спасский). Церковный консерватизм не ограничивался рамками клира, его носителями могли быть и миряне. Для этого течения было характерно напряженное и драматичное противодействие западным идейно-религиозным влияниям: масонству, протестантскому мистицизму и экуменизму. Церковный консерватизм не был тождествен учению церкви, как оно складывалось в более ранние периоды. Для этого течения была характерна лояльность существующей монархической власти, что не исключало ее резкой критики, когда, с точки зрения носителей этого направления, «попирались интересы церкви», нарушалась «чистота веры», разрушалась нравственность, возникала угроза ослабления православия в результате распространения неправославных и антиправославных учений.

Отметим также, что для церковного консерватизма было характерно почти полное отсутствие интереса к экономической и национальной проблематике. Если говорить о попытках представителей этого направления влиять на жизнь светского общества, то они в основном сводились к мерам запретительного характера в отношении неправославных и антиправославных течений, неприятию радикализма и либерализма, причем последние часто приобретали в сознании церковных консерваторов некую «апокалипсическую», если не прямо фантастическую окраску. Программа церковных консерваторов имела узко-конфессиональный характер. Они выступали за отставку министра духовных дел и народного просвещения А.Н. Голицына, расформирование «сугубого» министерства, запрет деятельности Библейского общества и масонских лож, введение жесткой цензуры в отношении книг, написанных с неправославных позиций, считали недопустимым перевод Библии на русский литературный язык вместо церковнославянского, поскольку это подрывало сакральный характер Священного Писания, и т.д. «Русскость» представителями этого течения существенно акцентировалась, достаточно вспомнить отношение архимандрита Фотия (Спасского) к иностранцам, в особенности к англичанам и евреям.

В русском консерватизме указанного периода имелись и течения, связанные с масонством. Для масонства в духе журнала «Сионский вестник», издаваемом А.Ф. Лабзиным, наряду с приоритетом «внутренней церкви» над «внешней», отрицанием церковной обрядности, ставкой на надконфессиональную мистику и экуменизм, были характерны некоторые принципы, вполне родственные консервативным: приоритет монархии, критическое отношение к рационалистической философии Просвещения, культ нравственности. Но если в данном случае можно говорить лишь о некоторых элементах консервативного мировоззрения, то гораздо определеннее была ситуация с «консервативным крылом» русского розенкрейцерства того времени. Обычно его крупнейших представителей, таких как И.А. Поздеев, П.И. Голенищев-Кутузов, называли не иначе как «ультра-консерваторами» и «обскурантами». Они признавали господствующее положение православной церкви, поскольку она являлась государственным институтом, а с их точки зрения, лояльный подданный, если он признает государство, стремясь к стабильности и порядку, должен быть членом «внешней церкви». Более того, на словах они отвергали противопоставление «внутренней» церкви «внешней». Будучи антилибералами, противниками М.М. Сперанского, розенкрейцеры ратовали за жесткий контроль за общественной жизнью и умонастроениями, проповедовали антиреволюционный и антилиберальный изоляционизм.

Нуждается в серьезном переосмыслении мистико-космополитическое направление общественной мысли протестантского толка, связанное с именами Александра I (на определенном этапе) и А.Н. Голицына, которое ассоциируется с деятельностью Библейского общества, Священного союза, Министерства духовных дел и народного просвещения, попыткой реализации социальной утопии «евангельского» или «общехристианского государства». В основе подобной религиозной политики лежало убеждение, что «секулярные тенденции в социальной жизни порождают революционные процессы» Вишленкова Е.А. Заботясь о душах подданных: религиозная политика в России первой четверти XIX века. Саратов, 2002. С. 4.. При помощи мистицизма процесс секуляризации попытались повернуть вспять. Будучи официальной идеологией, имевшей поначалу либеральную окраску (для нее было характерно провозглашение равенства людей перед Богом, идея веротерпимости, уравнения конфессий, отказ от государственного статуса православной религии, филантропия, а главное - нетерпимое отношение к православной оппозиции и иезуитам-традиционалистам), это направление под влиянием политических обстоятельств (событий 1819 - 21 гг., когда по Западу прокатилась революционная волна) «мутировало» в антилиберальное и антиреволюционное течение. Христианские, стабилизирующе-консервативные элементы этой идеологии вышли на первый план, что привело к резкому ужесточению цензуры, жестким попыткам внедрить принципы конфессионального образования в светских учебных заведениях, гонениям на либерально настроенную профессуру, ограничению университетской автономии. Но и либеральный, и консервативный варианты данного направления объективно имели антиправославную направленность, что вызвало активное сопротивление со стороны православных консерваторов. Самодержавная власть в рамках этого направления рассматривалась не как порождение национальной истории, а как политическое орудие для воплощения в жизнь утопии надконфессиональной власти, призванной защитить Европу от распространения подрывных учений и революционных потрясений. Разумеется, этот вариант консервативной идеологии не мог иметь русской национальной окраски в принципе. Это был государственный космополитизм, на определенном этапе обретший достаточно ярко выраженный консервативный акцент. Именно выше отмеченная «нетрадиционность» этого направления предопределила его быстрый политический крах и переход, уже в следующее царствование, к иной идеологии.

Национализм в воззрениях и действиях русских консерваторов прослеживается весьма отчетливо. А.С. Шишков был тем идеологом, кто одним из первых стал конструировать консервативно-националистическую традицию. Националистическая компонента определенно доминировала в воззрениях Ф.В. Ростопчина. Мало рассуждая о православной вере и церкви, самодержавии, он явился одним из ярких творцов русской консервативной националистической риторики.

Даже в масонстве, которое традиционно связывают исключительно с космополитизмом, были в то время носители националистических умонастроений. К таковым принадлежал Д.П. Рунич. Ему было свойственно осуждение Петра I за отказ он народных традиций и привычек, «разрушение» русской национальности. С точки зрения Д.П. Рунича, «изуродованная», но сохранившая свою самобытность Россия должна была преобразовать Европу, разложившуюся под воздействием рационалистической философии и вольнодумства, спасти и возродить человечество, так как русский национальный дух отличается от духа всех других народов.

В консервативной мысли «Русское» зачастую жестко противопоставлялось всему не только французскому, но и западному. Название журнала, издаваемого С.Н. Глинкой, «Русский вестник» было полемически заострено против названия «Вестник Европы» (первоначально его редактором был Н.М. Карамзин, который до публикации «Истории государства Российского» воспринимался многими русскими консерваторами как космополит, западник, масон, галломан, бонапартист и либерал). В произведениях Ф.В. Ростопчина слова «русский» и «русское» являлись ключевыми и наиболее часто повторяющимися.

Франция, ее язык и культура, воспринималась в консервативно-националистическом дискурсе как воплощение «мирового зла», породившее кровавую революцию и якобинский террор. Консервативно-националистическая риторика, нашедшая отражение в памфлетах Ф.В. Ростопчина, в статьях С.Н. Глинки в «Русском вестнике», рисовала совершенно карикатурные и вызывающие отвращение и смех образы французов. Франция и французы представали в сознании русских консерваторов как полная антитеза России и русским. А.С. Шишков изображал Францию как некое «зачумленное» место, страну, судьбу которой необходимо предоставить самой себе, предварительно изолировав от внешнего мира. Одна из причин, по которой ряд консерваторов (великая княгиня Екатерина Павловна, Н.М. Карамзин, Ф.В. Ростопчин) приняли самое активное участие в устранении либерального реформатора М.М. Сперанского, заключалась в том, что он воспринимался ими как ключевая фигура ненавистной русским патриотам «французской партии».

Говоря о национализме ранних русских консерваторов, мы имеем в виду его особый тип, который по своим исходным интенциям был призван противостоять «чужеродным» модернизационным процессам и ставил своей целью, как минимум, законсервировать традиционалистское настоящее. Но, как и национализм, сопровождающий и активизирующий модернизацию, он оперировал понятием мессианского коллективного субъекта, апеллировал к определенным этническим ценностям, конструировал собственную традицию, селективно интерпретируя факты исторического прошлого.

Русская история с момента возникновения русского консерватизма стала рассматриваться его идеологами как одна из основных опор консервативно-националистического самосознания. Не случайно консерваторы М.М. Щербатов, Н.М. Карамзин и С.Н. Глинка были создателями обобщающих трудов по русской истории. Примеры из идеализированной версии русского прошлого призваны были «излечить» галломанию русского дворянского общества. Благочестивые русские цари, герои-избавители от Смуты XVII в. и А.В. Суворов - постоянные фигуры в создаваемом консерваторами пантеоне. Исторический опыт для консерваторов - это опыт «выживания» в периоды жестоких кризисов и апелляция к славным военным победам. По сути дела, консерваторами начал создаваться своего рода культ светских святых, призванный преобразить русское общество в консервативно-националистическом духе. Мифологизированная таким образом русская история с тех пор стала неотъемлемым компонентом практически любой русской консервативной доктрины. Кроме того, стоит подчеркнуть, что «историзм с его особым вниманием к идее континуитета начинался как неотъемлемая часть консервативного мышления» Мусихин Г.И. Россия в немецком зеркале (сравнительный анализ германского и российского консерватизма). СПб., 2002. С. 25.. Органическая концепция истории призвана была обнаруживать «в славном прошлом свидетельства и ростки блестящего будущего» Койре А. Философия и национальная проблема в России начала XIX века. М., 2003. С. 8..

Разумеется, русский консерватизм в подобной версии сталкивался с двумя проблемами. Из-за национализма его трудно было совместить с имперским универсализмом, насаждаемым абсолютистской властью - в этом одно из возможных объяснений, почему карьера А.С. Шишкова и Ф.В. Ростопчина резко оборвалась по окончании Отечественной войны 1812 г., когда отпала необходимость в общенациональной мобилизации. «Оказалось, что без Тильзита и Бонапарта консервативный национализм не слишком востребован обществом» Володина Т.А. С.Н. Глинка // Против течения: исторические портреты русских консерваторов первой трети XIX столетия. Воронеж, 2005. С. 165-166.. Русский консерватизм с националистической окраской использовался в прагматических целях, и власть отказалась от него, как только непосредственная опасность миновала. Кроме того, главными носителями и идеологами русского националистического консерватизма были выходцы из дворянской элиты. А национализм в любой версии, как в консервативной, так и либеральной, не мог не противоречить принципу сословности. Выходом из этого двусмысленного положения представлялась своеобразная интерпретация крепостного права, как оптимальной формы существования русских в единой патриархальной семье.

При этом в консервативной идеологии сохранялась необходимость естественного неравенства и иерархии, но, с другой стороны, народ не воспринимался как принципиально чуждый дворянской элите, более того, низшие сословия расценивались как носители национальных нравственно-религиозных ценностей, в отличие от подвергшегося иностранному разлагающему влиянию дворянства. Не случайно в рамках консервативно-националистического дискурса был достаточно остро поставлен вопрос о социокультурном расколе, инициированном реформами Петра I. Восприятие русского народа как единого иерархического целого позволяло националистам-консерваторам обращаться со своими идеями не только к образованному дворянскому обществу - через «Русский вестник», «Чтения в Беседе любителей русского слова», но и к простонародью - посредством манифестов А.С. Шишкова и афиш Ф.В. Ростопчина.

Ранние русские консерваторы мечтали о создании общества социальной гармонии (с поправкой на «первородный грех» и «изначальную испорченность» человеческой природы), общества добровольно-иерархического, представляющего единое национальное тело, лишенное антагонистических противоречий. Это общество, в котором главными сословиями являются дворяне, духовенство и крестьяне. В экономике этого общества должно было доминировать сельскохозяйственное производство, которое в нравственном отношении предпочтительнее городской промышленности и торговли. Основной «несущей» политической конструкцией подобного государства и общества является самодержавие - основной субъект общественного развития и гарант безопасности, «палладиум России». Право должно быть «русским», т.е. строиться на правовых традициях, учитывающих местные особенности, а не копироваться с соответствующих западноевропейских образцов.

Православие в построениях консерваторов выступало идеологией, которая предохраняет от нравственного и культурного загнивания, характерного для Запада, в особенности революционной и наполеоновской Франции. Русское общество должно сознательно и целенаправленно опираться на различные самобытные традиции - прежде всего, языковые, культурные и бытовые, например в одежде, еде, повседневных поведенческих стереотипах. Общественное воспитание должно базироваться на национальном чувстве, патриотизме и законопослушании, а нравственность должна быть аскетична, в подражание христианскому идеалу. Разрушительный для традиционных ценностей рационализм, носителем которого является наука, должен быть нейтрализован синтезом истин науки и истин веры. Подразумевалась достаточно строгая изоляция от секулярной западноевропейской культуры. Подобное мировоззрение отнюдь не исключало самой возможности реформирования различных сфер жизни государства и общества (как в случае с университетской политикой, образованием и цензурой), однако это были, говоря словами К.Н. Леонтьева, «ретроградные реформы» Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство. М., 1996. С. 344.. Уже в Александровскую эпоху подобного рода попытки воспринимались большинством политической элиты как проявления «обскурантизма» и «мракобесия». Реальное самодержавие и большая часть дворянства предпочитали иные ценности.

Анализ деятельности и взглядов ранних русских консерваторов показывает, что, несмотря на определенную нечеткость их представлений, существенные противоречия между отдельными их группировками, они, тем не менее, смогли выработать идеологическую систему, которая оказала существенное воздействие на все последующие поколения русских консерваторов. Эта система содержала все основные элементы более зрелых консервативных доктрин, отличаясь от них, пожалуй, более последовательным и органичным антилиберализмом и антидемократизмом (в воззрениях ранних русских консерваторов, к примеру, не содержится даже намека на привнесенные славянофилами в позднейший русский консерватизм идеи народной монархии со всесословным законосовещательным Земским собором, учение о «бюрократическом средостении», отделяющем царя от верноподданного народа, пристального интереса к крестьянской общине как носительнице патриархальных ценностей и т.п.).

Политическая роль русского консерватизма первой четверти XIX в. заключается в том, что он способствовал блокированию попыток либерально-западнических преобразований, предпринятых верховной властью: введения конституции, освобождения крестьян и реформирования религиозной сферы. Одновременно консервативно-националистическая идеология объективно стала необходимым условием для победы в Отечественной войне 1812 г. и преодоления галломании части дворянского общества.

Основные положения диссертации нашли отражение в следующих публикациях

Монография:

1. Минаков А. Ю. Русский консерватизм первой четверти XIX в. / А. Ю. Минаков. - Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 2011. - 560 с.

Учебные пособия:

1. Ранние русские консерваторы первой четверти XIX в.: учебное пособие / А.Ю. Минаков .-- Воронеж : ЛОП ВГУ, 2005 .-- 88 с.

2. Русский консерватизм первой четверти XIX в. Учебное пособие. / А.Ю. Минаков .-- ИПЦ ВГУ. Воронеж, 2010. 137 с.

3. Русские консерваторы первой четверти XIX в. Учебное пособие. Составитель А.Ю. Минаков. ИПЦ ВГУ. Воронеж, 2010. 30 с.

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

Изучение русского консерватизма в современной российской историографии: Некоторые направления и тенденции / А.Ю. Минаков // Вестник Воронежского государственного университета. Сер.1. Гуманитарные науки. 2005. № 1. С.104-122.

Русский консерватизм в современной российской историографии: новые подходы и тенденции изучения/ А.Ю. Минаков // Отечественная история. 2005. № 6. С. 133-142.

А.С. Шишков как идеолог и практик русского консерватизма / А.Ю. Минаков // Научные ведомости БелГУ. История. Политология. Экономика. Информатика. № 7 (62). 2009. Вып.10.С. 143-150.

Возникновение русского консервативного национализма в первой четверти XIX в. в России / А.Ю. Минаков // Вестник Российского государственного университета им. Иммануила Канта. Вып. 12: Сер. Гуманитарные науки. - Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2009. - С. 12-17.

Князь Алекcандр Николаевич Голицын - представитель мистико-космополитического консерватизма в царствование Александра I / А.Ю. Минаков // Вестник ВГУ. Серия: лингвистика и межкультурная коммуникация. 2010. № 1.C. 186-189.

Особенности и политическая роль русского консерватизма первой четверти XIX в. / А.Ю. Минаков // Вестник ВГУ, Серия: история, политология, социология. 2010. № 1. Январь-июнь. С. 72-76.

Идеал государственного и общественного устройства в воззрениях русских консерваторов первой четверти XIX века / А.Ю. Минаков // Вестник Российского государственного университета им. Иммануила Канта. Вып. 12: Сер. Гуманитарные науки. - Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2010. - С. 153-159.

Наполеонова невеста. Жизнь и судьба великой княгини Екатерины Павловны / А.Ю. Минаков // Родина. 2010. № 7. С. 110-112.

Социально-экономические взгляды русских консерваторов первой трети XIX века / А.Ю. Минаков // Российская история. - 2010. - № 4. - С. 154-167.

«Тверская полубогиня»: великая княгиня Екатерина Павловна - лидер консервативной национально-аристократической «партии» / А.Ю. Минаков // Россия XXI. - 2010. - № 4. - С. 102-123.

Г.Р. Державин как представитель русского консерватизма / А.Ю. Минаков // Вестник Тамбовского государственного университета имени Г.Р. Державина. Серия гуманитарные науки. 2010. Вып. 7 (87). С. 7-15.

Правое масонство и русский консерватизм первой четверти XIX века / А.Ю. Минаков // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия История. Политология. Экономика. Информатика. 2010. № 13 (84). Выпуск 15. C. 123-130.

Михаил Леонтьевич Магницкий/ А.Ю. Минаков // Вопросы истории. 2010. № 11. С. 36-49.

Взгляды русских консерваторов первой трети XIX в. на развитие промышленного производства / А.Ю. Минаков // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2010. № 6. С. 75-79.

Особенности русского консерватизма в первой четверти XIX века / А.Ю.Минаков // Диалог со временем. 2011. Вып. 34. С. 100-117.

«Журнал крайне православного духа»: «Радуга» А.И. Бюргера и М.Л. Магницкого/ А.Ю. Минаков // Вестник Сургутского государственного педагогического университета. 2011. № 1 (12). С. 134-138.

Статьи:

1. «Антифилософская» позиция русских консерваторов первой четверти XIX века: к истории попыток упразднения преподавания философии в императорской России / А.Ю. Минаков // Вестн. Воронеж. гос. ун-та. Сер. История. Политология. Социология. - 2007. - № 1. - С. 152-154.

2. «Беседа любителей русского слова» / А.Ю. Минаков // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX в.: энциклопедия М.: РОССПЭН, 2010. С. 61-63.

3. Вице-губернатор Магницкий Михаил Леонтьевич 1816-1817 / А.Ю.Минаков // Воронежские губернаторы и вице-губернаторы 1710-1917: историко-биографические очерки. - Воронеж, 2000. - С. 147-150.

4. Воззрения русских консерваторов первой трети XIX в. на перспективы развития промышленного производства и торговли в России / А.Ю. Минаков // Исторические записки: науч. тр. ист. фак. Воронеж. гос. ун-та. - Воронеж, 2007. - Вып. 13. - С. 43-50.

5. Воронежский вице-губернатор М.Л. Магницкий (1816-1817). Либеральный управитель в традиционном социуме / А.Ю. Минаков // Социальная история российской провинции в контексте модернизации аграрного общества в XVIII-XX вв. : материалы междун. конф. - Тамбов, 2002. - С. 309-315.

6. Глинка Сергей Николаевич / А.Ю. Минаков // Общественная мысль России XVIII - начала XX века : энциклопедия. - М., 2005. - С. 109-110.

7. Голицын А.Н. / А.Ю.Минаков // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX в.: энциклопедия М.: РОССПЭН, 2010. С.118-121.

8. Державин Г.Р. / А.Ю.Минаков // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX в.: энциклопедия М.: РОССПЭН, 2010. С. 152-155.

9. «Друг чести, друг народа»: консерватор А.С. Шишков / А.Ю. Минаков // Российский консерватизм в литературе и общественной мысли XX века. - М., 2003. - С. 111-126.

10. Екатерина Павловна / А.Ю.Минаков // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX в.: энциклопедия М.: РОССПЭН, 2010. С. 173-176.

11. Записка о древней и новой России / А.Ю. Минаков // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX в.: энциклопедия М.: РОССПЭН, 2010. С. 188-190.

12. Изучение русского консерватизма на историческом факультете Воронежского государственного университета : научный и методический аспекты / А.Ю. Минаков // Вестн. Воронеж. гос. ун-та. Сер. Пробл. высш. образования. - 2007. - № 1. - С. 47-53.

13. К постановке вопроса о типологии раннего русского консерватизма / А.Ю.Минаков // Клио. - 2003. - № 3 (22). - С. 26-31.

14. Карамзин Николай Михайлович / А.Ю.Минаков // Общественная мысль России XVIII - начала XX века : энциклопедия. - М., 2005. - С. 192-195.

15. Карамзин Н.М. / А.Ю. Минаков // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX в.: энциклопедия М.: РОССПЭН, 2010. С.224-225.

16. Консервативный проект М.Л. Магницкого: страница истории идейных поисков русской православной оппозиции в 20-е гг. XIX в. / А.Ю. Минаков // Вестн. Воронеж. гос. ун-та. Сер. 1, Гуманитар. науки. - 2000. - № 1. - С. 137-151.

17. Консерватизм / А.Ю. Минаков, А.В. Репников, М.Ю. Чернавский // Общественная мысль России XVIII - начала ХХ века : энциклопедия. - М., 2005. - С. 217-220.

18. Консерватизм в России / А.Ю. Минаков, А.В. Репников, М.Ю. Чернавский // Новая Российская энциклопедия в 12 т. М., 2010. Т. VIII (2). С. 262-264.

19. Консерватизм в России / А.Ю. Минаков, А.В. Репников // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX в.: энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2010. С. 6-18.

20. М.Л. Магницкий и его роль в борьбе “православной оппозиции” с Библейским обществом / А.Ю. Минаков // Церковь и ее деятели в истории России: межвуз. сб. науч. тр. - Воронеж, 2001. - Вып. 2. - С. 140-145.

21. М.Л. Магницкий: к вопросу о биографии и мировоззрении предтечи русских православных консерваторов XIX века / А.Ю. Минаков // Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее: сб. науч. тр. - Воронеж, 2001. - Вып. 1. - С. 58-92.

22. Магницкий Михаил Леонтьевич / А.Ю. Минаков // Воронежская энциклопедия. - Воронеж, 2008. - Т.1: А - М. - С. 465.

23. Магницкий Михаил Леонтьевич / А.Ю. Минаков // Общественная мысль России XVIII - начала XX века: энциклопедия. - М., 2005. - С. 266-277.

24. Магницкий М.Л. / А.Ю. Минаков // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX в.: энциклопедия М.: РОССПЭН, 2010. С. 281-282.

25. Масонство и русский консерватизм / А.Ю. Минаков // Российская империя в исторической ретроспективе: сб. науч. тр. V Междунар науч. конф. - Белгород; Чернигов, 2010. - С. 71-75.

26. Международная научная конференция «Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее» / А.Ю. Минаков // Исторические записки : науч. тр. ист. фак. Воронеж. гос. ун-та. - Воронеж, 2003. - Вып. 9. - С. 230-235.

27. Михаил Леонтьевич Магницкий / А.Ю. Минаков // Против течения : исторические портреты русских консерваторов первой трети XIX столетия. - Воронеж, 2005. - С. 267-307.

28. «Назвал я здешний край турецкою провинциею»: деятельность М.Л. Магницкого на посту воронежского вице-губернатора / А.Ю. Минаков // Исторические записки: науч. тр. ист. фак. Воронеж. гос. ун-та. - Воронеж, 2003. - Вып. 9. - С. 27-39.

29. Опыт типологии течений в русском консерватизме первой четверти XIX века / А.Ю. Минаков // Российская империя : стратегии стабилизации и опыты обновления. - Воронеж, 2004. - С. 267-280.

30. Особенности русской консервативной традиции: уроки прошлого / А.Ю. Минаков // Консерватизм: перспектива или альтернатива? Сб. научн. статей / Под ред. Ю. Н. Солонина. - СПб., Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2010. С. 274-290.

31. Особенности становления русского консервативного национализма в первой четверти XIX века / А.Ю. Минаков // Ф.И. Тютчев (1803-1873) и проблемы российского консерватизма : сб. ст. - Ростов н/Д, 2004. - Т. 1. - С. 73-78.

32. Отечественная война 1812 года: «звездный час» русского консерватизма/ А.Ю. Минаков // Русское время. 2010. № 3. С.55-63.

33. Охранитель народной нравственности: православный консерватор М.Л. Магницкий / А.Ю. Минаков// Ист. вестн. - М. ; Воронеж, 2000. - № 7/8. - С. 196-229.

34. «Погром» или ревизия? : (предисловие к публикации архивного документа «Отчет по обозрении Казанского университета» Магницкого М.Л.) / А.Ю. Минаков // Консерватизм в России и мире. - Воронеж, 2004. - Ч. 3. - С. 122-125.

35. Православие в системе взглядов ранних русских консерваторов / А.Ю. Минаков // Философия и будущее цивилизации: тез. докл. и выступлений IV Рос. филос. конгр. (Москва, 20-28 мая 2005 г.). - М., 2005. - Т. 5. - С. 606-607.

36. Православный немец в Остзейском крае в николаевское царствование: А.И. Бюргер - издатель журнала «Радуга» / А.Ю. Минаков // Германия и Россия : события, образы, люди : сб. рос.-герм. исслед. - Воронеж, 2006. - Вып. 4. - С. 7-14.

37. Предисловие / А.Ю. Минаков, С.Г. Алленов // Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее : сб. науч. тр. - Воронеж, 2001. - Вып. 1. - С. 3-8.

38. Предисловие / А.Ю. Минаков // Консерватизм в России и мире. - Воронеж, 2004. - Ч. 1. - С. 8-10.

39. Предисловие / А.Ю. Минаков // Против течения: исторические портреты русских консерваторов первой трети XIX столетия. - Воронеж, 2005. - С. 7-18.

40. [Предисловие к публикации: Отчет М.Л. Магницкого “О трехнедельном управлении Воронежской губернией”] / А.Ю. Минаков // Из истории Воронежского края. - Воронеж, 2000. - Вып. 8. - С. 207-211.

41. Представления об «идеальном» государственном и общественном устройстве в воззрениях ранних русских консерваторов / А.Ю. Минаков // Вiсн. Чернiгiв. держав. пед. ун-ту. Сер. Iст. науки. - Чернiгiв, 2006. - Вип. 33, № 3. - С. 65-71.

42. Радуга / А.Ю. Минаков // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX в.: энциклопедия М.: РОССПЭН, 2010. С. 395-399.

43. Разработка идеологии самодержавия в произведениях Н.М. Карамзина и М.Л. Магницкого / А.Ю. Минаков // Philosophia / [Каф. онтологии и теории познания филос. фак. Моск. ун-та]. - М., 2001. - № 3. - С. 15.

44. Рассуждение о старом и новом слоге / А.Ю. Минаков // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX в.: энциклопедия М.: РОССПЭН, 2010. С. 397-399.

45. «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» А.С. Шишкова - первый манифест русского консервативного национализма / А.Ю. Минаков // Проблемы этнической истории Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в новое и новейшее время : сб. науч. тр. - Воронеж, 2002. - Вып. 1. - С. 239-253.

46. «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» А.С. Шишкова как манифест русского консерватизма / А.Ю. Минаков // Эволюция консерватизма: европейская традиция и русский опыт: материалы междунар. науч. конф. - Самара, 2002. - С. 183-193.

47. Роль великой княгини Екатерины Павловны в становлении русского консерватизма в первой четверти XIX в. / А.Ю. Минаков // Вiсн. Чернiгiв. держав. пед. ун-ту. Сер. Iст. науки. - Чернiгiв, 2008. - Вип. 52, № 5. - С. 49-55.

48. Роль событий 1812 г. в становлении русского консерватизма / А.Ю. Минаков // Консерватизм в России и Западной Европе. - Воронеж, 2005. - С. 7-17.

49. «Русский вестник» («Русской вестник») / А.Ю. Минаков, Н.Н. Лупарева // Общественная мысль России XVIII - начала XX века : энциклопедия. - М., 2005. - С. 473-474.

50. Стурдза Александр Скарлатович / А.Ю. Минаков // Общественная мысль России XVIII - начала XX века : энциклопедия. - М., 2005. - С. 522-523.

51. А.С. Стурдза: интеллектуальная биография / А.Ю. Минаков // Общество и власть в России: проблемы взаимодействия. XV- начало XX в. межвузовский сборник научных работ /редколл: М.Д. Карпачев (отв. ред.) и др.; Воронежский государственный университет. Воронеж: Издательско-полиграфический центр Воронежского государственного университета, 2011. С. 45-61.

52. Франкобесие / А.Ю. Минаков // Родина. - 2002. - № 8. - С. 18-19.

53. Шишков Александр Семенович / А.Ю. Минаков // Общественная мысль России XVIII - начала XX века : энциклопедия. - М., 2005. - С. 624-625.

54. Шишков А.С. / А.Ю. Минаков // Русский консерватизм середины XVIII - начала XX в.: энциклопедия М.: РОССПЭН, 2010. С. 588-590.

55. Эволюция православно-монархической идеологии в первой четверти XIX века в произведениях А.С. Шишкова, Н.М. Карамзина и М.Л. Магницкого / А.Ю. Минаков // Ист. вестн. - М. ; Воронеж, 2001. - № 2/3 (13/14). - С. 536-540.

56. Экономические воззрения русских консерваторов первой половины XIX в. / А.Ю. Минаков // Консерватизм: социально-экономические учения: сб. ст. - СПб., 2009. - С. 77-97.

Размещено на Allbest.ru