Первомученик старообрядчества Павел Коломенский

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Первомученику старообрядчества, епископу Павлу Коломенскому, не повезло как историческому персонажу - его личность, оказавшаяся «в тени» своих более известных современников, например, протопопа Аввакума и патриарха Никона, не привлекала к себе внимания ученых из-за отсутствия надежных исторических материалов. У многих староверов, а также ученых историков и религиоведов на слуху имена Никона и Аввакума, но при упоминании епископа Павла часто возникает вопрос «А кто это?» В то время, когда жизнь Аввакума или Никона тщательно исследовалась, а их литературное наследие изучалось и неоднократно издавалось, имя владыки Павла фактически обходилось молчанием, что весьма несправедливо, ибо Павел Коломенский во многом является важнейшей ключевой фигурой не только в трагической истории Раскола, но и вообще в истории русской религиозности.

Необходимость для исторической науки изучить жизнь владыки Павла прекрасно понимал еще в середине XIX в. известный историк М.П. Погодин призывавший своих современников, молодых ученых: «Сколько важного и полезного для науки можно еще сделать, познакомясь с письменною литературою и принявшись с тщанием собирать сведения об исторических наших личностях: что известно у нас в общем обороте о каком-нибудь… епископе Павеле?» (Погодин, с. 138). Однако этот призыв остался не услышанным. Сейчас, оглядываясь из XXI в. на русскую историческую науку прошлого, мы можем увидеть, что единственным ученым, откликнувшимся на слова Погодина (и то, спустя пятьдесят лет), был академик Сергей Алексеевич Белокуров (1862-1918), собравший и издавший в двух выпусках «Сказания о Павле, епископе Коломенском († ок. 1655 г.)» (М., 1905). Ныне эту книгу можно считать настоящей библиографической редкостью.

Однако, издание Белокурова, не смотря на свою уникальность, не может вполне удовлетворить научный интерес религиоведов и историков, нуждающихся в объективной и беспристрастной информации, подкрепленной документальными свидетельствами. Дело в том, что С.А. Белокуров собрал в своем труде именно сказания о Павле Коломенском, заимствованные им из старообрядческий рукописей, а не подлинные исторические свидетельства. Опубликованный Белокуровым материал весьма интересен для литературоведа, фольклориста, но совершенно непригоден для историка. Если же современный историк пожелает найти какую-либо информацию о владыке Павле, то непременно столкнется с отсутствием достоверных сведений об этом человеке. В старых справочных изданиях, которые принято называть «дореволюционными» (Энциклопедия Брокгауза и Эфрона, Русский биографический словарь), содержатся весьма приблизительные и неверные сведения о епископе Павле. Ничем не лучше современные издания, которые просто перепечатывают устаревший материал, как, например, энциклопедический словарь «Христианство». Многочисленные издания и переиздания «Жития протопопа Аввакума», в том числе и последнее (СПб., 1994), осуществленное под непосредственным наблюдением компетентных сотрудников Древлехранилища Института русской литературы (Пушкинского дома) РАН, печатают в комментариях информацию, основанную не на новейших научных изысканиях, а почерпнутую из полулегендарных источников.

Даже такое современное издание, как словарь «Старообрядчество. Лица, события, предметы и символы», пользующийся заслуженным уважением, как новейший источник сведений по истории староверия, не может рассказать религиоведу и историку ничего нового. Мало того, в словаре содержится и явно неверная информация, например, утверждение о том, что «подписи его Павла нет в “Скрижали”, потому что вместе с протопопом Аввакумом и другими он подписал протест против никоновой “памяти”» (С. 206), которая способна лишь сбить с толка исследователя. Совершенно фантастические сведения о владыке Павле последние два года публикуются в святцах «Церковного календаря», издаваемого Старообрядческой митрополией Московской и всея Руси. Составители святцев, помещая справку о Павле Коломенском, пользовались лишь «Виноградом российским» Симеона Денисова, проигнорировав даже словарь «Старообрядчество». В результате читателям предлагается легендарное житие епископа Павла, весьма далекое от его реальной жизни.

Должно заметить, что личность Павла Коломенского не привлекала внимания не только «внешних» историков, изучавших старообрядчество «из вне», но и тех образованных староверов, которые в начале ХХ в., вооружившись достижениями современной науки, стали заниматься своей историей. Ни знаменитый начетчик Ф.Е. Мельников, написавший фундаментальную «Историю Старообрядческой церкви», ни И.А. Кириллов и В.В. Сенатов, сделавшие первые попытки историко-философских обобщений истории староверия, не обращались к имени епископа Павла. Между тем, старообрядчество всегда говорило о Павле Коломенском, как о своем символе, как об одном из тех краеугольных камней, на которых держалось все сообщество ревнителей «древляго благочестия». Редакция журнала «Церковь», напечатавшего в 1911 г. (№ 43) «Службу святителю Павлу», в предваряющей публикацию статье так пишет о значении этого человека в судьбе и истории староверия: «Никониане могут гордиться, что они ведут свое духовное начало от столь преступного человека. Старообрядцы же радуются, что за общее их святое дело принес себя в жертву смиренный и кроткий святитель. Восставая против Никона и его нелепых и безрассудных реформ, старообрядцы всегда имели пред собой, как знамя, мученический подвиг этого священномученика; по его святительской воле они отвернулись от жестокого тирана и убийцы. Дух Павла всегда пребывал с ними и руководил ими. А этот дух был апостольским и Христовым духом» (С. 1027).

Эти высокие слова лишний раз доказывают нам, что исследование биографии владыки Павла и его роли в формировании старообрядческой идеологии являться одной из первостепенных задач современных религиоведов и историков, занимающихся и интересующихся старообрядчеством. Для изучения биографии Павла Коломенского имеется множество причин, важнейшими из которых, на наш взгляд, являются следующие: во-первых, Павел был единственны русским иерархом, решительно воспротивившимся реформам Никона и принявшим сторону поборников старины. Этим объясняется огромный авторитет владыки Павла среди староверов, определивший его роль в формировании старообрядческой идеологии. Во-вторых, за всю многовековую историю как Греческой, так и Русской церквей Павел был единственным епископом, принявшим подвиг юродства. Ни до Павла, ни после него мы не видим архиереев, проводящих «юродственное житие». Эти две причины являются тем минимумом, который способен привлечь внимание исследователя к личности Павла Коломенского. Особый интерес изучение биографии владыки Павла обуславливается и тем, что в 2002 г. исполнится 350 лет его епископской хиротонии.

Изучая жизнь и деятельность Павла Коломенского, мы можем получить ответ на многие вопросы, найти разгадку многих тайн русской религиозной истории. Например, почему некоторые церковные деятели эпохи Раскола (Никон, Аввакум, Павел и др.) были выходцам из Нижегородского края, из одного Закудемского стана, практически из одного околотка? Какая сила или какие обстоятельства возвели эту группу земляков на высокие церковные посты, приблизили к царскому трону и позволили играть столь важную роль в судьбе русского православия? Эти вопросы занимал многих исследователей, но никто до сих пор не смог найти на них ответа. Или другой вопрос, возникший совсем недавно и ставящий перед нами интереснейшую проблему, почему и как почти все церковные деятели, современники Раскола были связаны с Макарьев-Желтоводским монастырем? Почему именно с этим монастырем, а не с какой-нибудь более древней и прославленной обителью? Этот вопрос задала и последнее время исследует блестящий петербургский ученый, Наталья Владимировна Понырко. Наконец, изучение биографии Павла Коломенского поможет решить целый ряд более мелких вопросов частного характера. Например, в Житии суздальского митрополита Илариона сообщается, что родственником Илариону приходился знаменитый иконописец Симон Федорович Ушаков, однако степень родства не уточняется. Насколько нам известно, искусствоведы, исследователи жизни Ушакова, до сих пор не смогли проследить эту родственную связь. Возможно, что она проходила через епископа Павла, на сестре которого, как известно, был женат будущий митрополит Иларион. Этот и подобные вопросы мы сможем разрешить, если обратимся к биографии владыки Павла и будем изучать ее, вгрызаясь в толщу веков с тем же упорством и усердием, с каким выдающийся археограф Владимир Иванович Малышев изучал жизнь протопопа Аввакума. Тем более, что ныне история представляет в наше распоряжение некоторое количество материалов, как опубликованных, так и ожидающих выхода в свет, позволяющих частично восстановить биографию владыки Павла.

Работая над настоящим дипломом, мы собирали сведения о епископе Павле, ища, так сказать, «на поверхности», лишь слегка коснувшись архивного материала и настоящее погружение в прошлое нам еще только предстоит. Выражаясь языком археологии, мы сделали только пробные шурфы, а настоящие раскопки еще ждут своего часа. Однако даже те находки, которые были обнаружены нами в ходе работы над дипломом и лежали, казалось бы, у всех на виду, производят весьма сильное впечатление. Ибо за незначительный отрезок времени мы смогли узнать о Павле Коломенском столько, сколько никто из историков, соприкасавшихся до нас с этой темой. Если же не останавливаться на достигнутом, а углубляться в документальные источники, архивные и библиотечные фонды, то нам, возможно, станут известными новейшие детали биографии владыки Павла. Так, работая с переписными книгами Нижегородского края, мы наверняка сможем выяснить точное место и время рождения, мирское имя и другие немаловажные обстоятельства жизни Павла Коломенского. Если же мы обратимся к документам Макарьева монастыря, то сможем выяснить время пострижения Павла, имя его евангельского отца и больше узнать о деятельности Павла на должности казначея, которую Павел занимал в Желтоводской обители. В документах Патриаршего казенного приказа мы можем найти точные даты поставления Павла в священники, игумены Пафнутьев-Боровского монастыря, подробности его архиерейской хиротонии и, возможно, документы, связанные с низложением и ссылкой коломенского епископа. В документах Монастырского приказа и Приказа тайных дел мы сможем отыскать архивные материалы, касающиеся низложения, ссылки и казни владыки Павла.

На сем, обозначив перспективы будущих исследований, мы заканчиваем Введение и приступаем непосредственно к настоящей дипломной работе. Надеемся, что краткость Введения будет компенсирована полнотой и тщательностью нашего исследования.

1. Обзор источников и литературы

Приступая к исследованию биографии Павла Коломенского и его роли в формировании старообрядческой идеологии, нам надо рассмотреть те источники и литературу, в которых могут содержаться интересующие нас сведения. В начале рассмотрим документальные источники. Их можно условно разделить на четыре группы.

Первая группа источников - официальные документы, в которых может упоминаться имя Павла Коломенского. В России всегда сильна была чиновничья бюрократия, оставившая себе памятник в виде многочисленных челобитных, памятей, переписных книг и прочей рутинной документации. Ожидалось бы, что в этом бумажном море найдется множество документов, посвященных епископу Павлу, но, к сожалению, мы вынуждены констатировать следующий факт - подлинных исторических документов, упоминающих владыку Павла, практически не сохранилось. Возможно, что они будут выявлены в ходе дальнейших археографических изысканий, но в настоящее время к таким официальным документам можно отнести только упоминание Павла в завещании инока Авраамия от 5 апреля 7148 (1640) г., запись в Книге сбора печатных пошлин патриарха Иосифа за 7160 (1651-1652) г., Деяния московских соборов 1654 и 1666-67 гг., а т.ж. челобитную воеводы Даниила Карпова царю Алексею Михайловичу с жалобой на попа Максима и епископа Павла. К этой же группе источников можно было бы отнести ставленую грамоту епископа Павла, материалы, связанные с его игуменством и епископством. К сожалению, у нас есть все основания полагать, что большинство этих документов погибло. Виною тому безжалостное время и людское равнодушие. Значительная часть документов, которые могли б помочь в исследовании биографии владыки Павла, хранилась в московских (бывших приказных) архивах: в архиве Разрядного приказа, Патриаршего казенного приказа, Патриаршего дворцового приказа, Монастырского приказа и проч. Одним из таких древлехранилищ был, например, Архив Коллегии иностранных дел (Посольского приказа), на базе которого возник Российский Государственный Архив Древних Актов (РГАДА). Этот архив находился в непосредственном подчинении Московской конторы Коллегии иностранных дел, возглавлявшейся М.Г. Собакиным - крупным чиновником и поэтом-любителем, не слишком хорошо разбиравшимся, не смотря на свою просвещенность, в документальных богатствах, оказавшихся под его началом. Так, например, он полагал, что все челобитные дела следует уничтожить, поскольку «тех людей и в живых нет и по челобитью их тогда ж решение чинено» (Миллер, с. 394). Подобное варварское отношение к историческим документам отнюдь не способствовало их сохранности. Впрочем, и условия хранения в московских архивах прежних лет оставляли желать много лучшего.

Знаменитый историк Г.Ф. Миллер, занимавшийся изучением древних московских архивов, застал Архив Коллегии иностранных дел (а также и прочие бывшие приказные архивы) в ужасающем состоянии. После пожара в здании упраздненного Посольского приказа в Кремле в 1747 году архив был переведен в другое помещение. При этом все дела были перемешаны и свалены в сундуки, размещенные в сырых подвалах. В результате, к моменту появления в Архиве Миллера (1766) многие документы сгнили. Сам Миллер писал, что из-за плачевного физического состояния дел он был вынужден отобрать сгнившие и отсыревшие документы. После сортировки ученый подвергал документы тщательной экспертизе, сохраняя те, что представляли какой-либо интерес и при этом еще были читаемы. Остальные пришлось уничтожать (Миллер, с. 397-398). В таком бедственном положении были не только фонды Архива Коллегии иностранных дел, но и собрания прочих архивах, оставшихся в Москве после расформирования приказов. Можно только догадываться о том, сколько же документов, связанных с именем Павла Коломенского, сгнило в сырых столичных подвалах! Значительная часть бесценных исторических материалов погибла не только от воды и сырости, но и в огне кремлевских пожаров, столь частых в XVII-XVIII вв. В этих пожарах сильно пострадали архивы столичных приказов, а некоторые погибли совершенно, как, например, архив Приказа каменных дел полностью уничтоженный «огненною пожогою» в 1737 г.

Не пощадили московские архивы и войны. Так, во время оккупации Москвы войсками Наполеона в 1812 году, французские солдаты, разместившиеся в Кремле, выкинули в крепостной ров практически все древние книги и приказные документы, хранившиеся в собраниях Кремля. Археографу П.М. Строеву пришлось, после освобождения Москвы, собственноручно собирать уцелевшие документы. Приступая к работе над своими знаменитыми «Списками иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви» (опубликованы после смерти автора - СПб., 1877), Строев сетовал, что из-за варварства французов погибли многие важные церковные документы: ставленые грамоты, списки духовенства и проч. (с. VI). Возможно, что в пропавших документах содержались ценные сведения и по интересующему нас историческому персонажу.

Ценные для нас документы могли бы сохраниться в Архиве Коломенской епархиальной консистории, но этот архив был уничтожен в огне пожаров 1739 и 1777 гг., в результате которых дважды полностью выгорал архиерейский дом, в том числе и канцелярия. С чувством глубокой скорби читается сегодня опись погоревшего канцелярского имущества: «С приказными всякими делами сундук большой сосновой трех аршин, да посредственных и небольших четыре. Коробок разных десять» (РГАДА. Ф. 396. Дело 2107, л. 44). Уцелевшая часть архива была вывезена из Коломны в 1800 году последним коломенским архиереем - архиепископом Афанасием (Ивановым). В 1799 г. согласно указу императора Павла I была основана новая епархия - Тульская, а коломенское епископство расформировывалось. Владыка Афанасий был переведен на новое место служения, в Тулу. Вместе с собой он увез епархиальный архив и ризницу, хранившуюся в кафедральном Успенском соборе. Согласно описанию Государственного архива Тульской области в его фондах имеется собрание Коломенской духовной консистории (Ф. 1770), но старейший документ в этом собрании датирован 1720 г. (История Русской православной церкви в документах региональных архивов, с. 576).

Однако мы не теряем надежды, что в архивных фондах исследователей ждут интереснейшие находки, способные во многом прояснить обстоятельства жизни епископа Павла. Как уже отмечено выше, для настоящего диплома мы собирали сведения о владыке Павле, ища, так сказать, «на поверхности», лишь слегка коснувшись архивного материала и настоящее погружение в прошлое еще только предстоит. Выражаясь языком археологии, мы сделали только пробные шурфы, а полномасштабные раскопки ждут своего часа. Особые надежды мы связываем с документами Макарьева монастыря, в котором Павел исполнял обязанности казначея. Огромное количество этих документов хранятся в Государственном архиве Нижегородской области (Фонд 998), причем, к вящей радости исследователей, эти документы сохранились с возобновления обители в 1620 г. Мы надеемся, что в Нижегородском архиве нами будут найдены многочисленные материалы, иллюстрирующие деятельность будущего коломенского епископа на казначейской должности.

Вторая группа источников - воспоминания современников, среди коих первое и почетное место принадлежит «Житию» протопопа Аввакума (1620-1682), написанному в 1672-73 гг. Аввакум, как мы увидим далее, был земляком епископа Павла, его соратником по Кружку ревнителей благочестия. Однако, в «Житии» и в прочих сочинениях протопопа Аввакума мы не найдем подробного повествования о владыке Павле. Если Аввакум что-то и рассказывает о коломенском епископе, то делает это мимоходом, упоминая его имя среди прочих свои единомышленников, и никак не выделяя его из общей массы. Пишет ли протопоп о единогласном богослужении и о наречном пении, или о совещании боголюбцев в Москве после выхода «памяти» патриарха Никона, или о мучениках за «древлее благочестие», всегда Павел упоминается вместе с «отцами и братиями». Аввакум много и подробно пишет о случайных людях, с которыми сталкивала его судьба, но очень мало о владыке Павле. Представляется странным, почему Аввакум не выделяет епископа, не посвящает ему отдельного рассказа? Нам кажется, что причиной этому служит разница в возрасте между Павлом и Аввакумом. Если наши предположения верны и Павел был ровесником Никона, т.е. родился ок. 1605 г., то между ним и Аввакумом существовала 15-летняя разница в возрасте, которая могла существенно затруднять общение. Не имея точных данных о жизни епископа Павла, все же осмелимся предположить, что в то время, когда Аввакум был еще ребенком или подростком, Павел мог уже стать иноком в Макарьевом монастыре и получить сан диакона или священника. Так, например, в 7144 (1636) году, когда Павлу было уже за тридцать, при нем, «при казначее старце Павле» Желтоводская обитель купила большой колокол; в это же время Аввакум был 15-тилетним подростком. В том же году, кстати сказать, умер отец Аввакума - священник Петр... Возможно, что Павел провел большую часть своей жизни в обители, видел своего земляка лишь во время его кратких посещений монастыря и имел с ним только случайное знакомство. В этом нам видится причина того, что в писаниях Аввакума мало говорится о Павле Коломенском. Возможно, что малочисленность упоминаний о друзьях в сочинениях протопопа Аввакума является его психологической особенностью: рассказывая о минувшем, автор прежде всего вспоминает своих врагов и связанные с ними эпизоды биографии, на которых и акцентирует внимание читателя.

Если мы внимательно приглядимся к сочинениям Аввакума, то заметим, что протопоп весьма мало пишет не только о епископе Павле, но и о других знакомцах: о своем духовнике протопопе Иоанне Неронове, о своем близком друге протопопе Данииле Костромском и проч. Исключение составляет лишь духовная дочь Аввакума - боярыня Феодосия Морозова… Но, обходя молчанием друзей, Аввакум много уделяет внимания своим врагам: патриарху Никону, архиепископу Илариону Рязанскому, царю Алексею Михайловичу. Впрочем, это всего лишь гипотеза.

Гораздо более подробно рассказывает о Павле Коломенском в «Послании к сыну Максиму» (написанном в конце 1678 - начале 1679 г.) диакон Феодор († 1682), духовный сын и пустозерский соузник протопопа Аввакума. Феодор лично не был знаком с епископом Павлом и писал о нем с чужих слов, возможно по рассказам самого Аввакума или по воспоминаниям людей, бывших свидетелями исповеднического подвига владыки Павла. С такими людьми Феодор мог общаться в Москве, где жил с 1658 г., постоянно посещая ученые собрания и чтения в домах старообрядческих начетчиков. Печальную историю Павла Коломенского молодому диакону мог поведать и архимандрит московского Покровского монастыря Спиридон Потемкин († 1665), признанный апологет «старой веры», которого Феодор почитал своим духовным учителем и наставником. Но наиболее вероятным источником информации о епископе Павле нам представляется бывший игумен Феоктист (ниже мы более подробно расскажем о нем), друг и соратник Иоанна Неронова, который в свою очередь был близким знакомым владыки Павла и состоял в переписке с опальным архиереем. Нам представляется наиболее вероятным, что именно от Феоктиста диакон Феодор получил сведения, изложенные в «Послании к сыну Максиму». Сведения эти необычайно интересны и ценны, без них мы бы ничего не узнали о юродстве владыки Павла и о его мученической кончине.

Не менее информативны свидетельства другого современника трагический событий начала Раскола, греческого путешественника, архидиакона Павла Алеппского, посетившего Россию в 1654-56 гг. в свите своего отца, антиохийского патриарха Макария, и написавшего интереснейший отчет об этом путешествии. В этом отчете содержится подробнейшее описание города Коломны с его соборами, Кремлем и архиерейским домом. Описание это ценно тем, что кафедральный собор и епископская резиденция, современные владыке Павлу, были разобран в 1672 г. по приказу архиепископа Иосифа, тогда же началось строительство ныне существующего собора и нового комплекса владычнего двора, оконченное уже при архиепископе Павле (Моравском) в 1682 году. Описывая Коломну, Павел Алеппский неоднократно упоминает об опальном епископе Павле, рассказывает об обстоятельствах его низложения и ссылки. В этом рассказе имеются и поистине бесценные места, например, фрагмент речи владыки Павла, произнесенной на соборе 1654 г. Заметим, что этим важным рассказом историки и религиоведы обязаны печальному стечению обстоятельств - страшная эпидемия чумы не позволила патриарху Макарию со свитой прибыть в столицу и с 17 августа 1654 г. по 30 января 1655 г. греки пребывали в Коломне, ожидая окончания моровой язвы. Павел Алеппский, томившийся от скуки, как видно из его повествования, взялся за перо и подробно описал место своего невольного заточения - Коломну, оставив нам не только детальное описание соборов, епископского дворца, где поселили греков, но и рассказ о злоключениях своего тезки, русского иерарха, посмевшего восстать против новшеств Никона.

К воспоминаниям современников мы относим и «Житие» суздальского митрополита Илариона (1632-1707), в миру - Ивана Ананьина, которому Павел Коломенский доводился шурином. Житие это было написано сразу же после смерти Илариона со слов его келейника, иеромонаха Мефодия, который «от самых его архиерейских уст неложных много слышаше» (Житие преосвященнейшего Илариона, митрополита Суздальского, с. 156). Таким образом в основе «Жития» лежат подлинные рассказы самого митрополита. «Житие» Илариона является важным источником для восстановления отдельных моментов биографии епископа Павла. Так из «Жития» Илариона мы узнаем, что отец Павла был священником в селе Кирикове, что у Павла была родная сестра Ксения. Вся эта информация представляется нам необычайно ценной и важной.

Третья группа источников - материалы вышедшие из-под пера самого владыки Павла, который, без сомнения, был образованным и начитанным человеком, не чуждым писательству, а возможно и книголюбию. Нам известно, что на соборе 1654 г. коломенский епископ аргументировал свое выступление ссылками на два древних рукописных устава, что может быть косвенным указанием на то, что у Павла имелась библиотека. Российскому книговедению также известен «Летописец епископа Павла» (рукопись XVII в.), хранящийся в Библиотеке Академии Наук (Доброх., № 18). Сведения об этом «Летописце» помещены в статье Б.М. Клосса и Я.С. Лурье «Русские летописи XI-XV вв. (Материалы для описания)» (Методические рекомендации по описанию славянско-русских рукописей, хранящихся в СССР. М., 1976. Вып. 2, ч. 1. С. 92-93). К сожалению, авторов интересует только текстология, а палеография самой рукописи ими не описывается, поэтому мы не знаем на основании чего данный «Летописец» называется «Летописцем епископа Павла», возможно в нем имеются какие-то владельческие записи. Более определенно говорить об этой рукописи мы сможем, только всесторонне изучив ее.

Итак, мы знаем, что владыка Павел не был чужд литературному жанру, однако его писаний практически не сохранилось. Достоверно известно лишь о том, что он находился в переписке с протопопом Иоанном Нероновым и неким Игнатием Ивановым. Фрагменты этой переписки были обнаружены в 1666 г. в архиве отца Феоктиста, бывшего игумена московского Златоустовского монастыря. К величайшему сожалению, большинство документов из архива Феоктиста, насчитывавшего по «росписи» 88 названий, пропало. Среди этих документов под № 41 числилась «отписка коломенскаго епископа Павла к протопопу Ивану Неронову на осми столбцах и иные отписки» (Материалы, с. 331). Эти письма оказались у Феоктиста благодаря тому, что он долгие годы был близким сподвижником Неронова и выполнял при нем обязанности личного секретаря (Бубнов, с. 51).

Под № 85 в описи значилось «отписка х коломенскому епископу от Игнатья Иванова» (Материалы, с. 338). Нам достоверно не известно, кто этот Игнатий. Профессор Н.И. Субботин, опубликовавший «роспись» архива Феоктиста, предложил отождествлять Игнатия Иванова с Игнатием, упомянутым протопопом Аввакумом в послании к «горемыкам миленьким» (Материалы, с. 337, примечание 2). В этом послании среди чад «святыя соборныя и апостольския церкви» Игнатий называется вместе с некоею Ксениею (Аввакум, с. 244). Если Игнатий Иванов, писавший Павлу Коломенскому, и Игнатий, упомянутый Аввакумом - это один и тот же человек, то можно предположить, что Ксения - это Ксения Ивановна (Иванова). Она названа среди адресатов Аввакумовского «Послания Симеону, Ксении Ивановне и Александре Григорьевне» (Аввакум, с. 260-276). Специально для Ксении Аввакум берется истолковать CIII псалом - «Ксения Ивановна, учила ли ся еси, госпоже моя, псалмом, и како приносиши вечернюю песнь, и словесную службу Сыну Божию Христу? Разумно ли поешь псалом «Благослови, душе моя, Господа» о мирстем бытии или учиться требуешь еще?» (Аввакум, с. 262). Ксения Иванова была служанкой боярыни Ф.П. Морозовой, ревностной защитницы «древляго благочестия». Когда в ночь на 16 ноября 1671 г. архимандрит Чудова монастыря Иоаким (будущий патриарх) проводя обыск в доме Морозовой, «нача истязати рабынь ея и аще кии обрящутся от них ревнующе в вере госпожи своей» (Повесть о боярыне Морозовой, с. 135), то обнаружилось, что Ксения Иванова складывает крестное знамение и молится по старому обряду. Если наши рассуждения верны, то выходит, что брат и сестра Игнатий и Ксения Ивановы (Иванов в данном случае не фамилия, а отчество) были «рабами» (слугами) боярыни Морозовой. Возникает вопрос, что могло связывать их с Павлом Коломенским? Пока, к сожалению, мы не видим ответа на этот вопрос…

В отличие от таких видных деятелей раннего старообрядчества, как протопопы Аввакум, Иоанн Неронов, священник Лазарь или диакон Феодор, епископ Павел не оставил после себя сочинений полемического или апологетического характера. Во всяком случае, подобные сочинения нигде не упоминаются. Ничего не знали о них и такие маститые книжники, как братья Денисовы, тщательно собиравшие все памятники литературного творчества первых оппозиционеров реформам Никона. Выученик Денисовых, Григорий Яковлев (1703-1756), бывший насельник Выговской пустыни, оставивший Поморское согласие и присоединившийся к Синодальной церкви, в своем сочинении «Испытание о раскольнических мнениях и исповедание о единой соборной истинной и православной церкви, вкупе и извещение праведное о расколе беспоповщины» (1748) пишет следующее: «бяше бо в них <старообрядцах> токмо един епископ Павел Коломенский (муж аще и честнаго жития, но писания ведением неискусный, понеже никогда сочинений его ни листка не слышится нигде)» (Яковлев, с. 160). Из этих слов следует, что на Выгу не знали не только о литературных произведениях епископа Павла, но и его письмах, которые были совершенно утеряны по прошествии менее ста лет со времени мученической кончины владыки.

Все вышеупомянутые послания были написаны уже после собора 1654 года, во время темничного заключения или ссылки Павла. Однако понятно, что и до своей опалы, находясь на коломенской кафедре и отправляя архиерейское служение, Павел часто рассылал грамоты и послания по различным вопросам епархиальной жизни и управления. Так, в челобитной Даниила Карпова, воеводы города Ефремова, упоминается грамота епископа Павла ефремовскому поповскому старосте, попу Ефрему, присланная в город 23 марта 7161 (1653) г. (см. Приложения). Нет необходимости доказывать, что находка подобных документов или иного фрагмента письменного наследия, связанного с именем первомученика старообрядчества, была б просто неоценима, явившись настоящей сенсацией. В результате наших архивных изысканий был найден подобный уникальный документ, связанный с именем владыки Павла. Это грамота коломенского епископа от 19 марта 7161 (1653) г. к архимандриту Кирилло-Белозерского монастыря Митрофану, хранящаяся в РГАДА (см. Приложения). На настоящий день, эта грамота является единственным письменным памятником, относящимся к литературному творчеству коломенского епископа, который мы с радостью предлагаем вниманию читателей.

Четвертая группа источников - это позднейшая разнообразная старообрядческая литература, которая служила целям сохранения исторической памяти, связи с прошлым. «Вынужденные переселиться на окраины России, уйти из обжитых мест в леса и пустыни, старообрядцы свою изолированность от внешнего мира восполняли исторической памятью, осознанием непрерывающейся духовной связи с прежней, дониконовской Россией, с ее традициями, с ее обителями и подвижниками» (Юхименко, с. 354).

Особое место здесь отводится двум книгам XVIII в. - «Винограду российскому» и «Истории о бегствующем священстве». Автор мартиролога «Виноград российский», знаменитый выговский настоятель Симеон Денисов (1682-1740), создавая свой рассказ о Павле Коломенском, определенно ориентировался на устную традицию, что придает его произведению особенною ценность. Так, например, рассказывая о соборе 1654 г. и о том, как русские архиереи подписывались под соборным деянием, Денисов делает оговорку «глаголют же неции» (Д, л. 14 об.), что указывает на существование устного первоисточника этой информации. В общем, рассказ Денисова очень интересен и представляет несомненную ценность, как письменная фиксация устных старообрядческих преданий, но он не может рассказать нам ничего ценного, ничего нового о епископе Павле, что впрочем, не умаляет значения «Винограда российского» в истории менталитета и культуры староверия. Ведь эта книга, переписанная сотни раз и неоднократно напечатанная в старообрядческих типографиях, на протяжении почти двух с половиной веков была главнейшим, а часто и единственным, источником знаний, сокровищницей исторической памяти, откуда староверы черпали сведения о мучениках за «древлее благочестие», в том числе и о Павле Коломенском.

Другим наиболее интересным из оригинальных сочинений о Павле Коломенском является вышеупомянутая «История о бегствующем священстве», которую в 1779 году привез в Москву, на поповский собор, проходивший на Рогожском кладбище, ученый монах Иона (Курносый, Курносов). Этот собор, рассматривал вопрос чиноприема в старообрядчество «беглых попов». Требовалось выработать единообразную практику, поскольку в разных местностях новообрядческих иереев принимали по разному. На этот собор и приезжал инок Иона, один из самых образованных и начитанных староверов той эпохи. Согласно «Истории», привезенной отцом Ионой, епископ Павел Коломенский заповедал первым старообрядцам принимать в свое общество через миропомазание священников, приходящих от новообрядческой церкви. «История» эта лишь однажды была опубликована Г. Есиповым в книге «Раскольничьи дела XVIII столетия. Извлеченные из дел Преображенского приказа и Тайной розыскных дел канцелярии» (СПб., 1863. Т. II. С.178-189). Принято считать, что автором этого сочинения был сам инок Иона, но он утверждал, что «списал историю с готовой, а кто тую историю писал, того не ведает». В «Истории» есть очень интересные сообщения о том, какова была строгость содержания ссыльного владыки Павла в новгородском Хутынском монастыре, о том, что перед смертью архиерея пытали. Но, на наш взгляд, в «Истории» есть один более любопытный фрагмент, обращающий на себя внимание исследователя - это описание встречи в тюрьме епископа Павла и его ризничего, иеродиакона Илариона (Ивана Ананьина). Откуда автор мог заимствовать эту сцену, показанную столь ярко и подробно? Откуда взят рассказ о том, как Павел Коломенский рассказывал «с плачем» о своих злоключениях, про епископскую просьбу к Илариону приехать к нему в ссылку и привезти «духовныя вещи», откуда подробное перечисление самих присланных ризничим «духовных вещей»? Ничего подобного нет в «Житии» митрополита Илариона Суздальского, откуда неизвестный автор «Истории» мог бы заимствовать этот фрагмент. Может быть, анонимный сочинитель заимствовал свои сведения из бесед с самим суздальским архиереем? Нам подобное предположение кажется весьма вероятным. Не будем забывать, что Иларион был близким родственником владыки Павла, что именно Павел постриг Илариона в монахи и научил его иноческому житию. И хотя жизненные пути родственников разошлись, но, не исключено, что Иларион до смерти сохранял добрую память о владыке Павле, а возможно и тайно сочувствовал старообрядцам, как многие русские иерархи. Мы допускаем, что Иларион мог посвящать для староверов священников. Один из таких иереев или иной, близкий Илариону старообрядец, слышавший от митрополита воспоминания о владыке Павле мог записать их или передать ком-либо другому, сочинившему «Историю о бегствующем священстве».

Обзор литературы. Если мы попытаемся обратиться к литературе, посвященной владыке Павлу, то увидим, что таковой литературы не существует. Павлу не посвящено ни одной специальной публикации, за исключением изданных С.А. Белокуровым «Сказаний о Павле, епископе Коломенском», которые нельзя назвать серьезным научным исследованием. Таким образом, приступая к обзору литературы, мы вынуждены рассматривать книги, в которых владыка Павел только упоминается. Первым таким исследованием является двухтомный труд профессор Московской духовной академии Николая Федоровича Каптерева (1847-1917) «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович» (М., 1909-1912, переиздан в 1996). Автор сумел по-новому взглянуть на взаимоотношения светской и церковной власти в Расколе, показал трагическое для Русской церкви по своим последствиям вмешательство восточных архиереев и патриархов в церковно-обрядовую реформу царя Алексея Михайловича и патриарха Никона. За это блестящий научный труд Каптерев был избран членом-корреспондентом Академии наук. В этой книге владыка Павел упоминается в связи с рассказом о соборе 1654 года. Профессор Каптерев дает положительную характеристику коломенскому епископу (смелый, решительный человек), с сочувствием описывает его злоключения, реабилитирует Павла, заклейменного в предшествующей исторической литературе характеристикой невежественного книжного справщика, внесшего в русское богослужение собственные «развратные» обряды и молитвы. Такая доброжелательность Каптерева по отношению к Павлу Коломенскому контрастирует с его неприязнью к протопопу Аввакуму (Каптерев, с. 392-393), которого историк обвиняет в эгоизме, грубости, сектантстве и невежестве. Подобная оценка личности Аввакума вызвала возмущение старообрядцев и была критически рассмотрена канадским епископом Михаилом (Семеновым). Если знать о негативной оценке Каптеревым фигуры Аввакума, то можно только удивится его же более ровным словам в адрес Павла, которого ученый даже называет «смелым человеком». Однако, в оценке профессором Каптеревым личности епископа Павла нам кажется неверным его утверждение о том, что после собора 1654 г. владыка стал во главе кружка ревнителей благочестия и всего старообрядческого движения: «Собор 1654 года не только ничем не умалил значения и силы кружка ревнителей, но даже еще более усилил его. Кружок, благодаря этому собору, сделал очень важное и видное приобретение: на его сторону, вопреки Никону, открыто и решительно стал коломенский епископ Павел, обстоятельство для кружка очень важное. Доселе кружок был какой-то безголовый, ему сильно вредило то, что он состоял из одних протопопов и вообще членов низшего иерархического ранга… Но вот на сторону кружка открыто становится епископ» (Каптерев, с. 149).

Нам кажется, что Каптерев неправильно представлял Кружок ревнителей благочестия, как некую упорядоченную организацию, каковой он на деле не являлся. Кроме того, членами Кружка с самого начала были не одни протопопы, но и архиереи, например, Никон (в бытность митрополитом Новгородским), митрополит Корнилий Казанский, архиепископ Симеон Сибирский. Каптерев также неверно приравнивает Кружок боголюбцев к раннему старообрядчеству, все-таки, на наш взгляд, это были два разных, хотя и взаимосвязанных, движения. К тому же в 1654 году старообрядчества как такового просто не существовало, была группа духовенства, недовольная начатыми реформами, но людей, из коих состояла эта группа, можно пересчитать по пальцам одной руки. История собственно старообрядчества берет свой отчет от Большого московского собор 1666-67 гг., на котором старые обряды были объявлены неправославными, а все держащиеся их прокляты. И еще одна ошибка Капетерева - Павел Коломенский примкнул к стану противников нововведений Никона не после собора 1654 г., а сразу же после выхода знаменитой «памяти» об отмене земных поклонов и введении троеперстия. Это видно из упоминания имени Павла в рассказе протопопа Аввакума о встрече в Москве будущих оппозиционеров патриарха, у которых от «памяти» «сердце озябло и ноги задрожали» (Аввакум, с. 65).

Если Каптерев, рассказывая о епископе Павле, обходился преимущественно общими фразами, то французский ученый-славист Пьер Паскаль (1890-1983) в своей книге «Avvakum et les debuts du Raskol. La crise religieuse au XVII siecle en Russie», сообщает о коломенском епископе вполне конкретные сведения, подкрепленные ссылками на исторические документы. Паскаль с первым из исследователей упоминает о том, что Павел был игуменом Пафнутьево-Боровского монастыря, сообщает фактические данные о епископстве Павла в Коломне. Паскаль первым привлек к изучению биографии владыки Павла архивный материал, а именно жалобу воеводы Даниила Карпова на попа Максима и самого коломенского архиерея. Единственным недостатком исследования Паскаля является то, что иногда он перестает быть верен самому себе и сообщает важнейшую информацию, не подкрепляя ее ссылкой на источники. Так, например, рассказывая о детстве будущего епископа Павла, Паскаль пишет, что тот родился в селе Колычево, что его отца-священника звали Иваном и что Павел был сверстником Аввакума. Откуда французский ученый почерпнул эту информацию, нам, к величайшему сожалению, так и не удалось установить.

С трудом Каптерева во многом схожа книга «Русское старообрядчество» (Мюнхен, 1970) Сергея Александровича Зеньковского (1907-1990). Упоминая владыку Павла, Зеньковский, как и Каптерев, не говорит о фактических обстоятельствах жизни этого человека, а ограничивается лишь общими замечаниями о роле Павла в формировании старообрядческой движения, совершенно не рассматривая степень участия епископа Павла в формировании идеологии староверия.

Современные исследователи не обращаются к личности Павла Коломенского. Из работ, посвященных этому историческом персонажу, мы можем указать только на нашу статью «Правило вере», опубликованную в XIV выпуске иллюстрированного информационно-просветительского сборника «Духовные ответы» (С. 43-64). Хотя с момента выхода в свет данной статьи прошло менее года, она уже успела устареть, так как в результате архивных и библиотечных разысканий нами уточнены многие факты биографии епископа Павла, обнаружены новые документы, дополняющие и уточняющие биографию владыки. Один из этих новонайденных документов, Грамота Павла Коломенского архимандриту Митрофану, опубликован в XV выпуске «Духовных ответов» («Епископ Павел, Богу молясь, благословляет», с. 99-103). Сейчас к публикации в сборнике «Старообрядчество в России» (под редакцией Е.М. Юхименко) нами готовится исследование «К биографии епископа Павла Коломенского», написанное на основании настоящей дипломной работы.

2.Жизнь и деятельность Павла Коломенского

религиозность философский трагический

Ранние годы. «Рождение же мое в нижегороцких пределех, за Кудмою рекою» - так начинает свое знаменитое «Житие» протопоп Аввакум (Аввакум, с.59). Точно так же мог бы начать рассказ о себе и Павел Коломенский, родившийся в тех же краях, в нижегородском Закудемском стане. Относительно более точного места рождения будущего епископа в науке не существует единого мнения. Историк М.П. Погодин, первым исследовавший вопрос «малой родины» главнейших деятелей Русской церкви эпохи Раскола, предполагал, заимствуя свои сведения из разговора с «известным исследователем наших древностей» П.И. Мельниковым (Андреем Печерским), что Павел происходил из села Лопатищи Макарьевского уезда (Погодин, с. 137). Последующие исследователи старообрядчества, например, И.Н. Заволоко и П. Паскаль полагали, что Павел родился в сельце Колычево того же Макарьевского уезда (Заволоко, с. 111 и Рascal, р. 93), стоящем на речке Сундовик, несущей свои воды в Волгу - это правобережная сторона Волги, так называемые «горы». Этот вариант наиболее вероятен.

Колычево входило в округу большого торгового села Лысково (ныне город Нижегородской области), которое в 1645 году 16-летний царь Алексей Михайлович пожаловал своему дядьке-воспитателю, боярину Борису Ивановичу Морозову, ставшему главой русского правительства. Супругой его младшего брата, Глеба Ивановича, была знаменитая Феодосия Прокопьевна -- «боярыня Морозова», инокиня Феодора.

Недалеко от Колычева находилось крупное село Григорово, принадлежавшее воеводе Федору Васильевичу Волынскому, где была деревянная церковь во имя страстотерпцев Христовых Бориса и Глеба, а также торг и кабак. В 1620 г. в Григорове у тамошнего священника Петра родился сын Аввакум, будущий «протопоп-богатырь». А верстах в пятнадцати от Григорова находилось село Вельдеманово с деревянной церковью Николы Чудотворца, принадлежавшее семье окольничего Алексея Ивановича Зюзина. В этом селе в 1605 г. у бедного крестьянина-мордвина Мины родился сын Никита, будущий «великий государь», патриарх Никон. Так в одном волжском лесном краю, в соседних деревнях родились и росли два будущих соратника, а затем два непримиримых врага, две ключевые фигуры русской церковной истории XVII века…

Что касается епископа Павла, то мы не знаем, когда он родился и каким было его мирское имя, какова была жизнь его родителей. Симеон Денисов в своем «Винограде российском» сообщает, что Павел происходил не из простонародья: «не от простаго народа бяше, ниже от поселянска препутия» (Денисов, л. 14). Достоверно известно лишь, что отец будущего архиерея, как и отец Аввакума, был священником и что в семье кроме Павла была младшая дочь Ксения и, возможно, сын Софоний.

Паскаль сообщает, что в Колычево «жил добрый священник Иоанн, которому было предопределено свыше научить читать будущего Никона; он также воспитывал своего сына, без сомнения, возраста Аввакума, который станет знаменитым, но несчастным Павлом Коломенским» (Рascal, р. 93). К сожалению, сообщение П. Паскаля не подкреплено никакими ссылками на документальные источники, а потому не устраняет неясностей, хотя и очень любопытно. Кроме того, в утверждении французского историка может содержаться как минимум две ошибки. Во-первых, во время своего пребывания в Колычево отец Павла не мог быть священником, так как там еще не было церкви. Колычево было сельцом, то есть крупным селением с усадьбой вотчинника, но в отличие от села без церкви. Во-вторых, Павел, как нам кажется, не мог быть сверстником Аввакума, иначе получилось бы, что он принял святительский сан в возрасте около тридцати двух лет, что противоречит русской церковной традиции рукополагать в епископы лиц не моложе сорока лет. Скорее всего, Павел был ровесником Никона.

Вызывает вопросы и утверждение Паскаля о том, что Иоанн обучал грамоте маленького Никиту, будущего патриарха. Непонятно, почему мальчик должен был ходить учиться в Колычево, когда в самом Вельдеманово была церковь, а при ней священник и причетники, способные научить грамоте. Впрочем, в жизнеописании Никона о его обучении говорится несколько туманно: «По желанию Никитину, паче же по Божию смотрению, отец его вдаде его в научение грамоте божественнаго писания - он же благодатию Божиею и Святого Духа скоро извыче святых книг прочитанию, и отшед от учителя нача в дому отца своего жити» (Шушерин, с. 14). В словах «отшед от учителя» можно видеть указание на то, что Никита все-таки куда-то ходил учиться, жил там, у учителя, а затем вернулся в свой дом. Если же мы вспомним о том, что у Никона была мачеха, люто его ненавидевшая и всячески пытавшаяся извести пасынка, то нам станет понятно желание отца, любившего Никиту, отправить его куда-нибудь подальше от жестокой мачехи. Если это так, и Никон действительно учился в Колычево и жил в доме Иоанна, то нам надо признать, что, во-первых, отец Никона и отец Павла были как-то знакомы и, во-вторых, будущие иерархи были друзьями детства и хорошо знали друг друга.

Вызывает вопрос и утверждение П. Паскаля о том, что у Павла был брат Софоний (Рascal, р. 73). В Синодальной библиотеке хранилась рукопись за номером 424, ныне находящаяся в Отделе рукописей Государственного исторического музея (ГИМ), содержащая ставленную грамоту, датированную 4 января 1654 года, по которой некий Софоний поставлялся в священники к церкви Николы Чудотворца в Колычево на место своего отца, попа Ивана (Рascal, р. 73, примечание 30). На основании этой грамоты Паскаль и приходит к выводу, что у Павла был брат. К сожалению, мы никак не можем проанализировать эту информацию, так как в настоящее время сама грамота осталась для нас недоступной из-за переезда Отдела рукописей ГИМ в новое помещение.

Из Колычева отец Павла вместе с семьей перебрался в близлежащее село Кириково, где совершал священническое служение. Это село было расположено всего в пяти километрах от Лыскова, поэтому в официальных документах называлось его «приселком», ныне же Кириково вошло в черту города Лысково.

После Смутного времени служить в Кириково пришел иерей Анания, белый поп девического Зачатьевского монастыря в Нижнем Новгороде, считавшийся одним из лучших духовников той эпохи и образованнейшим человеком - «зело благоговеен и божественнаго писания Ветхаго и Новаго завета добре искусен, благ зело и кроток» (Житие, с. 3). В Кириково отец Анания стал служить в Успенской церкви. Возможно, что Анания был духовным отцом будущего патриарха Никона (Зеньковский, с. 76 и 108) и будущего епископа Павла. С селом Кириковым и отцом Ананией тесно связаны, как мы увидим, имена и судьбы многих выдающихся деятелей русской церковной истории XVII в. Это позволило современному исследователю утверждать, что «именно Кириково является местом, где рождалась и крепла идеология старообрядчества» (Филатов, с. 214).

Вместе со священником Ананией в Кириково прибыла и его семья, в том числе и три сына: Петр и два Ивана. В 1637 г. священник Анания овдовел и, «поживе с чады своими в мире токмо три лета» (Житие, с. 4), в 1640 г. ушел в Спасо-Преображенский монастырь на реке Юге (Юнге), где принял монашество с наречением имени Антония. С собой в монастырь Анания взял младшего сына Ивана, родившегося в 7140 (1632) г., и ставшего впоследствии Иларионом, митрополитом суздальским.

В 1648 году, когда Ивану Ананьеву было шестнадцать лет, он женился на Ксении, сестре Павла Коломенского. Произошло это так: Иван решил навестить в Кириково своих братьев - Петра, ставшего к тому времени священником Успенской церкви, и Ивана-старшего, ставшего диаконом. «И, пришед в село Кириково, поживе тамо неколикое вермя, принужден же бысть братиями сочетатися браку сицевым образом. В некоторое время поемши сего Иоанна братия его лестно и приведоша его к некоему священнику, и едва усоветоваша его сочетатися браку.

Обручиша бо того пресвитера дщерь, именем Ксению. Он же <Иоанн> опечалися о том великою печалию, понеже отец его, иеромонах Антоний, заповеда ему отнюдь браку не сочетатися, но в монашеский чин облещися повеливаше, он же, яко заповедь отчу преступив, сотворив тако. Егда же той юноша законному браку сочетася, аще и неволею, абие начат с супругою своею девственное житие проходити и чистоту душевную купно и телесную храниша. Поживе убо с супругою своею лето едино и абие супруга его прейде ко Господу» (Житие, с. 4-5). «Некий священник» -- это отец епископа Павла, а Ксения -- его младшая сестра.