Принцип историзма и модели истории: историко-критический анализ

Размещено на http://allbest.ru

Принцип историзма и модели истории: историко-критический анализ

1. Специфика метода вариативного моделирования истории

Моделирование является одним из традиционных и универсальных методов теории познания. Вряд ли можно найти сегодня отрасль научного знания, где бы этот метод не использовался в том или ином варианте.

Метод моделирования широко распространен в кибернетике, математике, логике, физике, химии, астрономии, биологии, экономике, языкознании и т. д.

В сущности, моделирование так или иначе присутствует практически во всех сферах человеческой жизнедеятельности: в качестве одного из видов моделирования можно рассматривать сюжетно - ролевую игру ребенка трех - пяти лет, когда персонажи и приемы данной игры служат для него образами, моделями отношений с людьми во взрослой жизни. Также и взаимоотношения супругов служат для детей моделью их будущих отношений в семье и т. д. Сегодня говорят о различных моделях семьи, воспитания; выстраивают всевозмолжные модели экономических и политических систем. По большому счету, тот или иной тип мировоззрения также можно рассматривать в виде той или иной модели отношения человека к миру.

Моделирование как метод постижения объективной реальности становится в современной науке одним из наиболее действенных путей приближения к истине в самых различных ее измерениях. О необходимости использования моделирования в гуманитарных и социальных науках говорит вице-президент РАН академик В.Н. Кудрявцев: «Надо использовать и те современные методы познания, которые уже применяются естествоиспытателями. Это прежде всего моделирование, которое столь же возможно в социальных и гуманитарных науках, сколь и в науках естественных. Сейчас техническая база, применяемая в научных исследованиях (я имею в виду современные компьютеры), дает возможность создавать модели социальных процессов». Кудрявцев В. Н. Об особенностях методологии социальных и гуманитарных наук // Проблемы исторического познания. - М.: Наука, 1999. С. 10.

Однако к этому нужно относиться осторожно: эта идея вызывает сомнения, поскольку компьютерное моделирование грозит свести модель исторического прошлого к некоторой формализованной схеме. По мнению профессора Московской Православной Духовной Академии А.И. Осипова, «современная наука при всех ее громадных достижениях, а точнее, благодаря им, является более скромной, чем наука недавнего прошлого. Ученые теперь реже, чем в прошлом, говорят о безусловных законах и чаще о теориях и гипотезах, меньше -- о детерминизме и больше -- о вероятности, меньше -- об «истине» и больше -- о «моделях». А модели эти понимаются не как умственные или наглядные копии реальности, а как эффективные методы размышления над проблемами реальности для достижения поставленных человеком целей». Осипов А.И. Путь разума в поисках истины. (Основное богословие). - М., 2003. С. 152.

Похожее мнение мы обнаруживаем и в западной методологии науки. Английский философ Карл Поппер (1902-1996), рассуждая о методах познания в современной науке, отдает предпочтение именно моделям (теоретическим конструкциям): «…большинство объектов социальной науки, а может быть, и все её объекты -- это объекты абстрактные, теоретические конструкции… Эти объекты, эти теоретические конструкции, используемые в интерпретации нашего опыта, являются результатом построения определённых моделей. Последнее -- известный теоретический метод, распространённый в естественных науках (где мы конструируем модели атомов, молекул, твёрдых тел, жидкостей и т. д.) и представляющий собой часть метода объяснения через редукцию, или метода дедукции из гипотез». Поппер К. Нищета историцизма. - М., 1993. С. 156.

В современной науке моделирование рассматривается «в качестве метода опосредованного познания, основанного на научной аналогии и направленного на обретение новых знаний об изучаемом объекте по находящимся с ним в подобии моделям только в свете данных об их так называемой информационной среде, иначе говоря, с учетом всех объективных и субъективных факторов, предопределяющих структурное содержание и функционирование этих моделей». Вин Ю.Я. Моделирование исторического явления средствами логического структурирования и междисциплинарного исследования как метод познания // Проблемы исторического познания. - М.: Наука, 1999. С.142.

В. А. Штофф в своей монографии «Моделирование и философия» определяет модель как промежуточное звено между теорией и действительностью и дает полную классификацию научных моделей:

Материальные:

Пространственно-подобные (макеты, компоновки, муляжи).

Физически подобные (модели, обладающие механическим, динамическим, кинематическим и другими видами подобия с оригиналом).

Математически подобные (аналоговые модели, структурные модели, цифровые машины, функциональные кибернетические устройства).

Идеальные (мысленные):

Образные (иконические) (гипотетические модели, модели - аналоги, модели-идеализации и т. д.).

Смешанные (образно-знаковые) (схемы, карты, структурные формулы химии, чертежи, графики).

Знаковые (символические) системы. Штофф В.А. Моделирование и философия. - М.-Л.: Наука, 1966. С. 23.

Поскольку исследуемый нами в данной работе метод вариативного моделирования имеет дело с гипотетичным осмыслением социальных процессов, то его можно отнести во вторую группу, то есть к мысленным (идеальным) моделям, а более конкретно -- к образным (иконическим).

Метод моделирования имплицитно, интуитивно присутствует уже в античной и христианской традиции: там мы можем найти самые различные модели истории (этому посвящена первая глава исследования).

Современной гносеологии известны самые разнообразные типы моделирования: математическое (аналитическое), статистическое, экономическое, имитационное и др. Большинство этих разновидностей моделирования используется и в историческом познании. Одним из видов моделирования, получившим довольно широкое распространение в современной науке, является метод контрфактического, виртуального или вариативного моделирования. «Контрфактическое» означает то, что исследователь конструирует модель, отличную от той, которая имела место в реальной действительности.

«Виртуальное» -- еще одни оттенок того же самого смысла. Под этим понимается то, что данная модель принадлежит к виртуальному, умозрительному, а не реальному миру явлений. Наконец, термин «вариативное» говорит о том, что таких моделей ученый создает не один, а несколько вариантов, которые сравниваются между собой.

Метод вариативного моделирования -- довольно-таки новое явление в философии и исторической науке. Осознанно он начинает применяться только во второй половине XX столетия. Однако сегодня, в начале XXI столетия, метод вариативного моделирования уже рассматривается как одно из передовых достижений методологии науки. Включение данного подхода в практику научных исследований представляется многим ученым все более необходимым.

Например, академик В.Н.Кудрявцев полагает, что «в сфере методологии надо опираться также на многофакторность сценариев развития, строить прогнозы, которые предусматривали бы не один, а несколько путей возможного изменения социальных процессов и событий. И здесь тоже есть новое научное направление, которое мало нами изучено и используется, -- так называемая виртуалистика (от лат. virtual -- возможный)». Кудрявцев В.Н. Указ. соч. С. 10.

Отказ от принципа теоретического монизма в объяснении социальных процессов и все большее распространение принципа теоретического плюрализма с необходимостью ставит вопрос о потребности в новых, ранее не использовавшихся или малораспространенных методах исследования истории. Одним из таких методов и является метод вариативного моделирования. гносеологический метафизический исторический

В самом общем виде метод вариативного моделирования состоит в том, что историческое прошлое рассматривается как один из потенциально возможных путей развертывания ситуации. Допуская наряду с реализованным вариантом возможность рассмотрения альтернативных путей развития, используя метод вариативного моделирования, исследователь конструирует модели тех вариантов развития конкретной ситуации, которые не реализовались в реальности, но были потенциально заложены в ситуации и могли бы развернуться при необходимых условиях.

Реальная история всегда существенным образом отличается своими событиями, явлениями, фактами, чем мыслимые ее варианты, в ней реализуются далеко не все из потенциальных возможностей. Выявляя определенные линии развития событий в прошлом, философ стремится продолжить их в будущее.

Представления не только о прошлом, но и о будущем, важным образом определяют рамки философско-исторического познания. Исторические модели как составные части действительности, безусловно, содержат элемент фантазии философа, но в то же время, должны быть ограничены историческими фактами, хронологией, наблюдениями и т.д.

Вторая половина XX и начало XXI столетия принесло довольно широкое использование метода вариативного моделирования в философии и исторической науке: достаточно привести имена А.Тойнби, И.Д.Ковальченко, Р.Г. Скрынникова, И. Бестужева-Лада, С.Экштута и других).

Например, И. Бестужев-Лада в одной из своих работ обосновывает необходимость рассмотрения альтернативных вариантов развития событий Отечественной войны 1812 года. Базовая аргументация исследователя состоит в следующем: «Тогда история предстает не как цепь фатально предопределенных фактов, а как совокупность причинно-следственных процессов, которые при иных условиях вполне могли быть тоже иными. Главный урок истории в данном случае заключается в том, чтобы не допустить возникновения причин, ведущих к национальным катастрофам». Далее И.Бестужев-Лада строит несколько альтернатино-виртуальных сценариев, по которым победа досталась бы Наполеону. Бестужев-Лада И. Что было бы, если бы…// «Будь здоров».1999. № 3.

Другой современный историк и философ, Семен Экштут в одной из своих статей рассматривает варианты развития ситуации после восстания декабристов в случае их победы (контр-фактическое моделирование). В результате подробного анализа автор приходит к убеждению, что успех восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года с неизбежностью повлек бы за собой расстройство всей государственной, общественной и культурной жизни России. Он убеждает читателя, что республиканские прожекты Временного правления непременно привели бы Отечество к «краю бездны». В заключение С. Экштут рисует безрадостную картину того, что ожидало бы страну в том случае, если бы декабристы задержались у власти: «Выхода не было. Военная диктатура становилась единственным средством обуздать безначалие, положить конец смуте и предотвратить гибель государства». Экштут С. Новорожденная свобода // «Родина». 1996. № 2.

Автор ничего не говорит о сопоставлении своего гипотетического виртуального варианта развития событий с тем реальным вариантом, который воплотился в действительности после подавления восстания 14 декабря 1825 года. Получается, что самодержавный режим Николая I был более либеральным, чем тот режим, который сулили «Русская Правда» Павла Пестеля и Конституция Никиты Муравьева. Однако это противоречит, на мой взгляд, всякой здравой логике: ведь известно, что режим Николая I в сущности и являлся диктатурой, об опасности которой со стороны декабристов размышляет автор.

Как известно, всякое познание представляет собой движение мысли от наблюдения явления к постижению сущности того или иного объекта. Ремесло историка в этой связи состоит, по большей части, в том, чтобы за внешней, феноменальной стороной человеческой истории постараться увидеть и понять ее сущность: движущие силы, законы, причины тех или иных событий и, наконец, цели субъектов исторического процесса.

По мнению известного теоретика моделирования В.В.Балахонского, «моделирующая вариативность проявляется в мысленном конструировании и анализе возможного хода развития событий и оценке, на основании этого, реально свершившегося процесса». Балахонский В.В. Вариативность объяснения истории как проблема школьного преподавания // «Просвещение». - Пенза, 1999. № 3. С. 66.

Метод вариативного моделирования представляется перспективным в силу того, что такой гносеологический подход дает возможность исследователю абстрагироваться от конкретной реальности и подняться над данным нам в опыте онтологическим уровнем осмысления истории, то есть уровнем конкретного реального бытия, до уровня аксиологического осмысления всех вариантов, как реализовавшихся, так и не реализовавшихся в бытии, как ставших, так и не ставших бытием. Иными словами, данный метод позволяет сопоставить реализовавшийся вариант истории с гипотетическими, альтернативными вариантами. Ведь для того, чтобы лучше узнать то или иное явление, факт и т.д., необходимо иметь возможность сравнить это с имеющимися альтернативами, пусть даже умозрительными модельными альтернативами. Следовательно, анализ исторических событий с позиции их возможного вариативного развития повышает возможности объяснения фактически свершившихся действий.

Как справедливо отмечает современный исследователь истории И.А. Гобозов, «аксиологический аспект… из всех аспектов… самый трудный и сложный, так как надо объективно, независимо от собственных симпатий и антипатий оценивать исторические факты». Сложность эта, по его мнению, состоит в том, что «всякий исследователь имеет определенные мировоззренческие позиции. Он живет в обществе, получает соответствующее образование, в котором ценностный подход играет важнейшую роль; он как человек и гражданин сочувствует одним, критикует других и т.д. Итак, оценочный момент неизбежно присутствует в исторических исследованиях, и именно с аксиологией… связана в большой степени плюралистичность интерпретаций в историческом познании». Гобозов И.А. Плюралистичность интерпретаций в историческом познании // Проблемы исторического познания. - М.: Наука, 1999. С.128. Важное аксиологическое значение контрфактического моделирования подчеркивал выдающийся советский историк И.Д. Ковальченко: «имитация того или иного из возможных исходов позволит более глубоко понять реальный ход исторического развития и объективный смысл и значение борьбы общественных сил за тот или иной вариант этого развития». Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 1987. С. 407-408.

Более того, развитие способности к самостоятельному конструированию различных альтернативных вариантов хода исторического процесса неизбежно стимулирует творческую активность исследователя, преподавателя и учащихся. Формирование умения подобного анализа исторических фактов, событий, и их интерпретации может стать действенным средством на пути превращения имеющихся исторических знаний в историческое сознание.

Наконец, в предлагаемом сочинении мы рассматриваем возможность применения метода вариативного моделирования и при анализе современного состояния общества. На наш взгляд, рассматривая различные варианты моделей современных направлений в идеологии (в частности, либерально - демократического и государственно - патриотического), сравнивая их, мы повышаем возможность объективной оценки каждой модели.

Чем обусловлена возможность такого метода и одновременно процедуры познания, что дает нам основание подходить к исследованию исторических событий с таким гносеологическим взглядом? Прежде всего, основания такого подхода укоренены в многоплановости и многоуровневости самого общественного бытия. Каждое историческое событие есть сплетение сотен и тысяч самых различных экономических, социальных, политических, духовных причин, есть одна картина из тысяч возможных комбинаций в калейдоскопе истории. Известный современный историк Н.И. Смоленский, говоря о предпосылках теоретического плюрализма мышления историка, подчеркивает, что «исторический процесс, то есть свершившаяся история, характеризуются инвариантностью в том смысле, что в нем скрыты своя логика и свой смысл, своя последовательность событий и своя уникальность и неповторимость. История как наука может быть лишь более или менее приблизительным отображением этой инвариантности и уникальности. Плюрализм конкурирующих интерпретаций, если речь идет о научном плюрализме, представляет собой как бы совокупность потоков, впадающих в одно общее русло, -- движение познания к приблизительно верному в каждый данный момент отображению инвариантности истории». Смоленский Н. И. Проблемы теоретического плюрализма // Проблемы исторического познания. - М.: Наука, 1999. С. 43.

К сожалению, как указывает В.В. Балахонский, в исторической науке данная познавательная процедура не получила какого-либо заметного применения и является практически неразработанной ни в методологическом, ни в методическом аспектах, что резко снижает корректность и обоснованность оценок многих исторических явлений, так как не позволяет сравнить свершившиеся события с их возможными альтернативами. Балахонский В. В. Указ. соч. С. 67.

Естественно, что данный метод не может претендовать на исключительность и полноту охвата всего исторического объяснения. Как пишет В.А. Штофф, «интерпретация явления при помощи модели не претендует на окончательность, на абсолютную истинность; модельная интерпретация есть способ гипотетического объяснения, то есть способ указания одного из возможных объяснений. Поэтому интерпретация может заключаться в построении разных моделей, относительно которых затем уже следует решать, какая из них ближе к истине…». Штофф В. А. Указ. соч. С.185.

По мнению Е.П. Никитина, объяснительная функция модели состоит в том, что объяснение, осуществляемое посредством модели, представляет особый вид объяснения. «Объективной основой возможности осуществления модельного объяснения является то, что сходство объектов… как правило, обусловлено сходством законов, управляющих этими объектами». Штофф В. А. Указ. соч. С. 187.

В. А. Штофф, в свою очередь, утверждает, что модельное объяснение не является особым типом объяснения; опирается оно на различия в способах отражения, в методах построения, в процедуре объяснения. Его можно сопоставить, например, с дедуктивным объяснением, состоящим в выведении эксплананда по законам логики из объясняющих посылок. Штофф В. А. Указ. соч. С. 196. Главную роль в модельном объяснении, по его мнению, играют аналогия и построение моделей; дедукция же занимает подчиненное положение. В силу этого данный вид объяснения является неоднозначным (возможным), гипотетическим и косвенным. Оно является:

1) неоднозначным, поскольку допускает другие возможные варианты объяснения, основанные на других аналогиях;

2) гипотетичным, так как в модели, на которую оно опирается, воплощена используемая при этом основная гипотеза;

3) косвенным - в том смысле, что модель является посредником, с помощью которого законы, причины, условия, структуры и прочие содержания объясняющих посылок переносятся с соответствующими модификациями на изоморфную модели область, к которой принадлежит объясняемое явление. Штофф В. А. Указ. соч. С. 197.

В модельном объяснении, в отличие от дедуктивной схемы, выражен любой из вышеперечисленных типов объяснения, так как создаваемая или выбираемая модель может выражать причинные связи, законы, структуры и структурно-функциональные зависимости, функции и динамику (историю), сходные с соответствующими характеристиками объясняемого явления.

Таким образом, принцип модельного объяснения основан на том, что теория содержит причинное, закономерное, структурное и другие объяснения одной области фактов, которые требуется объяснить. Это становится возможным благодаря тому, что модель выступает как член отношения, которое является аналогией, гомоморфизмом или изоморфизмом.

Мысленное конструирование альтернативных, контрфактических моделей социальных процессов можно рассмотреть в связи с мысленным экспериментом. Построение мысленной модели является необходимой, но не единственной операцией, входящей в структуру мысленного эксперимента. Основными операциями мысленного эксперимента В.А.Штофф называет:

Построение по определенным правилам мысленной модели (идеализированного «квазиобъекта») подлинного объекта изучения.

Построение по таким же правилам идеализированных условий, воздействующих на модели, включая создание идеализированных «приборов», «инструментов».

Сознательное и планомерное изменение и относительно свободное и произвольное комбинирование условий и их воздействия на модель.

Сознательное и точное применение на всех стадиях мысленного эксперимента объективных законов и использование фактов, установленных в науке, благодаря чему исключается абсолютный произвол, необузданная и необоснованная фантазия. Штофф В. А. Указ. соч. С. 208.

Наглядное изображение сущности посредством модели означает мысленное воспроизведение некоторого явления, подвергшегося при этом значительной переделке, преобразова-нию, очищению от случайного, несущественного, мелкого, второ-степенного… В результате перед мысленным взором возникает типизированное, аналитически очищенное, синтетически перера-ботанное явление, которое, однако, уже не есть только явление, но также нечто существенное. В таком мысленно преобразо-ванном явлении, которое выступает уже в качестве модели, сущность как бы «просвечивается», и в этом смысле можно говорить, что при помощи модели можно приблизиться к постижению сущности.

Гипотетичность метода вариативного моделирования является одной из рамок, ограничивающих его применение в исторической науке. По мнению В. В. Балахонского, теоретическое моделирование возможного варианта развития событий представляет определенную разновидность ретросказания, то есть процедуры теоретической реконструкции прошлого состояния объекта. В отличие от других видов ретросказания, непосредственно ориентирующихся на получение достоверного исторического знания о прошлом и обладающих реальными возможностями для этого, данный вид изначально не может претендовать на достоверность описываемых событий, поскольку они никогда не происходили. Он всегда носит гипотетический характер и о его корректности можно судить по соответствию элементов ретросказания исторической реальности… Этот вид ретросказания условно можно назвать гипотетико-вариативным. Балахонский В. В. Указ. соч. С. 68.

Таким образом, второй теоретической границей настоящего гносеологического подхода является обращенность его в прошлое: поскольку объектом познания исторической, как и всякой иной науки, являются события, имевшие место в реальной действительности, метод вариативного моделирования используется в ретросказании, но не в предсказании.

Историки редко делают прогнозы и заглядывают в будущее. Историк смотрит в прошлое из настоящего, и это во многом определяет горизонт и рамки рассмотрения событий, имевших место много лет назад. Прошлое и настоящее тесно связаны друг с другом, причем связь эта имеет двусторонний характер.

Во-первых, настоящее детерминировано прошлым, поскольку оно вырастает из него, является его продуктом. Во-вторых, прошлое - это во многом то, что мы, современные люди, о нем думаем. И в определенном отношении можно сказать, что прошлое есть продукт современности (как тут не вспомнить ленинское: «история - это политика, опрокинутая в прошлое»).

Каждое последующее поколение творит историю заново, переписывая старые учебники и меняя методологию исследования. Каждая книга по истории -- это книга определенной эпохи и определенного более конкретного настоящего.

С изменением настоящего меняется и прошлое, то есть меняется та перспектива видения прошлого, которую оно определяет. Каждый конкретный историк, живя в ту или иную эпоху, неизбежно несет на себе вериги этой эпохи, соответствующую программу действия, принадлежность к той или иной социальной или политической группе и т. д., и в этом смысле абсолютно объективная история в смысле науки невозможна.

Что же касается использования метода вариативного моделирования в связи с предсказанием, то подобное использование такого подхода мы находим в философском и религиозном сознании. Философия истории, как и история, исходит из «настоящего», но оно существенно шире, чем «настоящее» историка.

В частности, историк вообще избегает вербализации своих представлений о настоящем, стремясь максимально отстраниться от него. Философия истории открыто высказывается о «настоящем» как моменте между прошлым и будущем. Ее представления о настоящем вырастают в первую очередь из системы гуманитарного знания, далее -- из целостной системы всей современной культуры. Наука история, как говорил Гегель, ничему не учит, точнее -- стремится не учить современников, усматривая в этом -- и не без основания -- один из залогов своей объективности. Философия истории, связывающая прошлое с будущим через настоящее, учит уже самим фактом установления такой связи.

Например, французский просветитель Ж. Кондорсе писал: «Если существует наука, с помощью которой можно предвидеть прогресс человеческого рода, направлять и ускорять его, то история того, что было совершено, должна быть фундаментом этой науки». Философия истории. Антология. С. 44.

Аналогично высказывался и Освальд Шпенглер в своем эпохальном труде «Закат Европы»: «Если человек может с почти полной уверенностью предсказать явления, законы которых он знает, если даже тогда, когда они ему неизвестны, он может на основании опыта прошедшего предвидеть с большой вероятностью события будущего, то зачем считать химерическим предприятием желание начертать с некоторой правдоподоб-ностью картину будущих судеб человеческого рода по результатам его истории»? Философия истории. Антология. С. 47.

Наконец, еще одной ограничительной рамкой метода вариативного моделирования является адекватность конструируемых мысленных вариантов объективной истории. Иными словами, размышления исследователя должны находиться в пределах реалий того времени, о котором идет речь, то есть должны быть основаны на принципе историзма.

Применение метода вариативного моделирования можно найти и в области психологии: если мы моделируем некоторую жизненную ситуацию или даже жизненный план в качестве единственно возможных, то реальные жизненные условия, которые всегда неизмеримо богаче намеченного плана, могут поставить нас в тупик, если они не совпадают с заданной нами моделью развития событий. В результате мы впадаем в противоречие между первым и вторым. Как известно же, способность реагировать на противоречия, способность разрешить его -- основная проверка способности мышления. Такая способность к реагированию на противоречие, способность разрешить его -- есть способность к гибкому контрмоделированию, что может спасти положение дел.

Таким образом, метод вариативного моделирования социальных процессов можно признать перспективным и многообещающим исторической науке инструментом получения новых знаний об историческом объекте и субъекте. Гносеологический статус данного метода тесно связан с онтологической природой и аксиологическим значением его для исторического познания. Границы применимости такого подхода изучения истории пролегают, прежде всего, в области соприкосновения гипотетичности и достоверности; во-вторых, в области ретросказания и, в-третьих, еще одной границей метода вариативного моделирования является адекватность конструируемых мысленных вариантов реалиям конкретного этапа истории: социально-экономическому, политико-идеологическому и духовно-нравственному состоянию общества в тот или иной период развития.

2. Историческое мышление в переходные периоды

Невозможно понять сущность того или иного события человеческой истории, феномена мысли, если не изучить это событие, феномен во всей его полноте, становлении, развитии.

Каждый в отдельности элемент, черточка той или иной философской теории, идеи, принципа возникает не на пустом месте, а определяется всем предшествующим движением философской мысли. Это относится в равной степени и к тому фундаментальному принципу наук об обществе, который избран в данном случае объектом нашего рассмотрения -- принципу историзма.

Под историзмом чаще всего понимается живой интерес к прошлому как хранилищу полезного или назидательного, причем интерес не музейный, не эрудитско-эстетический, а такой, который стремится мобилизовать прошлое в качестве ценностно - нормативного ресурса или стремится утвердить настоящее как достойный итог прошлого развития.

Для ученых, стоящих на позициях историзма, историческая жизнь значима в своем прошлом, причем значима и сама по себе, и для настоящего и для будущего. Кимелев Ю. А. Философия истории. Системно-исторический очерк // Философия истории. Антология. - М., 1995. С. 15.

Обострение исторического мышления, одним из проявлений которого является принцип историзма, всегда было связано с катастрофическими этапами развития истории. Н.А.Бердяев (1874 - 1948) в своей работе «Смысл истории» отмечал, что «Исторические катастрофы и переломы, которые достигали особой остроты в известные моменты всемирной истории, всегда располагали к размышлениям в области философии истории, к попыткам осмыслить исторический процесс, построить ту или иную философию истории». Бердяев Н.А. Смысл истории. - М.: Мысль, 1990. С. 4.

Момент философско-исторической рефлексии всегда есть следствие завершения того или иного этапа развития истории, следствие возможности абстрагироваться, дистанцироваться от него. История философской мысли предоставляет нам достаточное количество примеров, подтверждающих этот вывод.

Вспомним модель истории Гесиода -- одну из первых попыток осмысления исторического процесса средствами философского анализа, -- она относится к переломному этапу в истории Древней Греции, переходу от родового строя к рабовладельческому.

Книга пророка Даниила, «эта первая философия истории, которую знает человечество», по мысли Н.А.Бердяева, также связана с исключительно катастрофическими событиями в судьбе еврейского народа. Геродот, Фукидид, Ксенофонт, Платон создали свои исторические труды и конструкции в эпоху развала античного полиса, рабовладения.

Теолого-историческая модель Блаженного Августина относится ко времени крушения античного мира и падения Рима. Освальд Шпенглер написал свой эпохальный труд «Закат Европы» в 1918 году, в период крушения старого, монархического мира. Русская философия истории эпохи Духовного Ренессанса, рубежа XIX и XX столетий -- не менее яркое подтверждение обозначенного тезиса. Такой же момент переживает русская философско-историческая мысль и сегодня.

Рассматривая принцип историзма как преломление в учении об обществе одного из важнейших философских принципов -- принципа единства бытия, мы будем стремиться анализировать онтологические и антропологические основания историзма.

Более того, историю общества мы будем понимать как высший уровень бытия вообще, уровень, вырастающий из предыдущих, но имеющий и свои специфические черты.

Н.А.Бердяев писал, что «в "историческом" в подлинном смысле раскрывается сущность бытия, раскрывается внутренняя духовная сущность мира, а не только внешнее явление, внутренняя духовная сущность человека. "Историческое" глубоко онтологично по своему существу, а не феноменально… Для того, чтобы проникнуть в эту тайну "исторического", я должен прежде всего постигнуть это историческое и историю как до глубины мое, как до глубины мою историю, мою судьбу». Бердяев Н.А. Указ. соч. С. 5.

Одним из важнейших, на наш взгляд, антропологических оснований активизации в переходные периоды теоретико-познавательных усилий мыслящего сообщества в плане попыток построения всевозможных моделей социальных процессов является раскрепощение, предельное усиление и реализация в такие моменты одной из главных характеристик человека свободной воли.

Именно в годы переломов резко повышается возможность исторического выбора, именно в это время история, понимаемая здесь не как свершившийся факт, а как живой нескончаемый творческий процесс, становится в высшей степени вариативной.

Поскольку же раскрепощение свободной воли неизбежно освобождает другую родственную константу человеческого бытия -- творческое начало, такие периоды характеризуются наивысшим расцветом того, что называется свободным историческим творчеством масс, народа.

Судя по всему, переживаемое нами сегодня время пересечения на исторической оси координат двух столетий и двух тысячелетий является для нашего Отечества именно такой точкой исторической вариативности, часом выбора той или иной исторической альтернативы.

Вступив в новое тысячелетие, Россия стоит перед фактом стратегического социально-экономического, политического, социокультурного и религиозного выбора. Иными словами, завершив драматичный двадцатый век, государство Российское и русский народ подошли к очередному своему историческому перекрестку и стоят на развилке исторических дорог.

Как известно, цель и задача любой, в том числе и исторической, науки состоит не только в том, чтобы исследовать известные, имевшие место в реальности феномены, но также и экстраполировать имеющиеся в распоряжении исследователя методы познания на еще неведомую область бытия, в данном случае, исторического измерения человеческого бытия. Применительно к истории это означает попытку построения умозрительных моделей социальных процессов, еще не имевших место в действительности, но потенциально заложенных в конкретной исторической ситуации и готовых актуализироваться в той или иной степени.

На мой взгляд, на рубеже веков в судьбе нашего Отечества обострилось проявление двух исторических векторов, направленных прямо в противоположные стороны. Один устремлен в будущее: это вектор необратимости поступательного прогрессивного хода исторического процесса, вечного стремления человечества к новому.

Другой вектор обращен в прошлое: это проявление исторической связи настоящего с прошлым, отражение неизбежной зависимости настоящего от прошлого.

Этот вектор есть сила культурно-исторической традиции, закрепленной на социально-психологическом уровне общественного сознания. О двух таких моментах истории говорил Н. А. Бердяев. Он выделял момент консервативный, имея в виду под ним связь с духовным прошлым, внутренне предание и момент творческий, понимаемый им как устремленность в будущее, к финалу. Бердяев Н.А. Указ. соч. С 31.

Примерно в таком же ключе рассуждает и один из ведущих либеральных мыслителей современности Ю.Афанасьев. По его мнению, духовное пространство современной России характеризуется встречей двух тенденций, двух систем ценностей: модернизации и традиционализма. Модернизация традиционных социальных, политических и культурных институтов связывается им с формированием доктрины прав человека, свободы слова, свободы совести.

Иными словами, модернизацию можно осознать как трансформирование российской системы ценностей в западную.

Лидер «Духовного наследия» А.И. Подберезкин в одной из своих последних работ, обращаясь тогда еще к будущему (а ныне настоящему) президенту России, справедливо отмечает, «что страна и общество находятся в такой же ситуации, как и в конце XIX века: перед нами проблема выбора пути развития.

Тогда выбирать приходилось между традиционными формами жизни (сословной монархией), западной буржуазной (либерализмом) и третьим путем (социалистическим).

Сейчас выбирать приходится между либерально - рыночной, социалистической или государственно - капиталистической моделями развития… В этом смысле стратегия будущего президента это стратегия выбора, исторического выбора». Подберезкин А., Макаров В. Стратегия для будущего президента России: Русский путь. - М., 2000. С. 10 Оценка и сравнительный анализ моделей возможного развития нашего Отечества в XXI столетии есть прямое, практическое и самое актуальное применение метода вариативного моделирования социальных процессов в нынешней ситуации.

В точке пересечения двух тысячелетий встретились одновременно несколько эпох: эпоха Руси языческой, догосударственной, России христианской (княжеской, царской, имперской), эпоха России советской и эпоха новой России, постсоветской.

Не секрет, что обращение к культурно-историческому наследию дореволюционного времени есть закономерное следствие движения общественного сознания, и представляет в данном случае явление скорее не рациональное, а эмоциональное: отторжение всего советского неизбежно привело к поиску новых оснований и принципов, которые могли бы компенсировать утраченные идеалы.

А поскольку новая идеология, культура и вообще новый уклад чего-либо создается не так скоро, как разрушается старое, то историческая память народа с необходимостью обращается к традиции. Чем больший размах в современном российском общественном сознании приобретает отрицание исторического опыта почти всего двадцатого столетия, то есть истории Советского государства, тем с большей силой проявляется стремление возродить досоветские традиции российской истории.

В этом триумфальном шествии «эпохи возрождения» есть и грустное, и смешное, исторически оправданное и просто дань моде: начиная от возрождения дворянских титулов до превращения церковных праздников в официально - государственные мероприятия.

Отделить в этом широкомасштабном и набирающем силу процессе позитивное от негативного, здоровое, актуальное и развитое от устаревшего и отмирающего стратегически важная задача современной отечественной культуры.

Поскольку же «первое отрицание» есть всегда эйфория, рано или поздно проходящая, мы должны помнить, что на смену первому этапу известного закона диалектики всегда приходит следующий этап, когда отринутое со всем революционным энтузиазмом недавнее прошлое начинает незримо проступать в настоящем, сочетаясь в превращенных формах с новыми веяниями эпохи.

Примеры проявления этой тенденции нетрудно обнаружить как во всемирной, так и в российской истории. Так, возрождение в СССР в 30 - 50-е годы И.В. Сталиным имперских традиций в новой идеологической оболочке является свидетельством синтеза культурно-исторических традиций страны, социально-психологического уклада народного сознания и новой государственной идеологии.

Сегодня, порвав с недавним прошлым, с его идеалами и ценностями, российский народ, и в первую очередь российская интеллигенция, начали поиск новых духовных оснований жизни в самых различных направлениях и эпохах.

И в переживаемой нами точке выбора, где встретились прошлое, настоящее и будущее России, выбор этот имеет принципиальное значение, поскольку историческое место и роль нашего Отечества в грядущем столетии находятся в полной зависимости от степени и вектора духовного обновления, от возрождения культурно-исторического потенциала нашего народа.

Один из ведущих идеологов современного духовного государственно-патриотического движения митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев) (1927-1995) в своей фундаментальной работе по истории России «Самодержавие духа. Очерки русского самосознания» писал: «Наше будущее зависит от того, сумеем ли мы ныне восстановить историческую преемственность русской жизни, осознать себя продолжателями великого русского дела, хранителями и защитниками духовных сокровищ тысячелетней российской истории». Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Русская симфония. Очерки русской историософии. С. 7.

3. Натуралистическая модель истории в античной философии

Согласно мнению большинства авторитетных современных исследователей данного вопроса, принцип историзма уходит своими корнями в античную эпоху. Об этом писали, в частности, титан философской мысли XX столетия Алексей Федорович Лосев и крупный английский историк и философ Робин Джордж Коллинвуд (1889-1943). Действительно, первейшим и необходимейшим условием появления историзма можно обозначить развитие интереса к человеку как центральному объекту философского анализа, которое мы обнаруживаем в классическом (антропологическом) периоде античной философии. Коллинвуд в своем знаменитом труде «Идея истории» справедливо отмечает, что одной из задач античных авторов было раскрытие сущности человека через рассмотрение результатов его дел. Р. Дж. Коллингвуд. Идея истории. - М.: Наука, 1980. С. 20. По мнению Коллингвуда, об античной философии истории вполне можно говорить как о состоявшемся явлении.

Есть, правда, и иные мнения на этот счет. Так, например, по мысли Н. А. Бердяева, эллинской культуре, эллинскому миру, эллинскому сознанию было чуждо сознание истории. «Понятие исторического свершения в эллинском мире не существовало, говорит философ, величайшие греческие философы не могли подняться до сознания исторического свершения, у величайших греческих философов нельзя найти философии истории; ни у Платона, ни у Аристотеля… нельзя найти понимания истории. Я думаю, что это глубочайшим образом связано с греческим мироощущением, с эллинским восприятием мира.

Греки воспринимали мир эстетически, как завершенный и гармоничный космос; величайшие греки, в которых наиболее выразился греческий дух в наибольшей силе, а не в слабости, воспринимали мироздание статически, как некоторое классическое созерцание соразмерности космоса… для всех греческих мыслителей… исторический процесс… не имел исхода, не имел конца, в нем все повторяется, все находится в вечном круговороте, в вечном возвращении.

Эта цикличность процесса характерна для греческого миросозерцания, оно представляло себе движение истории как круговорот… греки, которые внесли величайшие откровения в историю человеческого духа, не знали и не понимали истории, не знали и не понимали «исторического». Я думаю, это связано с тем, пишет Н.А.Бердяев, что эллинский мир не знал по-настоящему свободы, ни в греческой религии, ни в греческой философии не раскрывалась подлинно свобода. Античная покорность судьбе есть наиболее характерная черта для духовного образа эллинского мира, эллинского сознания». Бердяев Н.А. Смысл истории. - М.: Мысль, 1990. С. 22 - 24.

Об отсутствии исторического мышления у греков писал также и Освальд Шпенглер в знаменитом «Закате Европы»: «...античная культура не обладала памятью в этом специфическом значении, не имела никакого исторического органа. Память античного человека... представляет собой нечто совсем другое, так как в его сознании не существует прошедшего и будущего в качестве упорядочивающей перспективы... То, что греки называли «космосом», было картиной мира, не становящегося, а пребывающего. Следовательно, сам грек был человеком, который никогда не становился, а всегда пребывал... Поэтому-то эллины в лице своего Фукидида только тогда начали размышлять о своей истории, когда она внутренне почти завершилась». Шпенглер О. Закат Европы. С. 41-42.

Так или иначе, греки размышляли об истории, и ими были построены довольно любопытные модели исторического процесса, о которых речь пойдет ниже.

3.1 Теолого-онтологические основания античной философии истории

Стремление человека к самопознанию можно увидеть и раньше, в ряде философских учений Древнего Востока, однако для формирования историзма было необходимо также осознание сугубо специфического местоположения человека в мире, космосе, природе. Необходимо было осознание некоего противостояния человека и мира, человека и космоса, осознание человека в качестве самостоятельного субъекта действия, в том числе действия исторического. Такого понимания человека мы не находим в восточных учениях, где господствовала идея всеобщего одушевления мира и человек рассматривался как органический его элемент.

Обожествление сил природы, свойственное мифологическому мышлению, и бессилие человека перед этими силами превращало языческих богов в единственных действующих лиц истории. Боги, отражающие в себе природу и функцию земных властителей, направляли действия царей и вождей так же, как последние управляли действиями своих подданных.

Иерархическая система власти родового и раннего рабовладельческого обществ экстраполировалась на небесных существ. Более того, согласно верованиям древних египтян и других восточных народов, боги действуют и непосредственно в людях: так, фараон (царь) фактически обожествлялся, то есть рассматривался как воплощение того или иного бога. Следовательно, человек мог быть только проводником воли божества. Такое представление о месте человека, естественно, не могло привести к рождению исторического мышления.

Шпенглер отмечал, что «индийская культура со своей (брахманской) идеей нирваны, этим самым ярким выражением полной неисторичности души, какое только можно себе представить, никогда не обладала пониманием «когда» в каком бы то ни было виде. Нет ни индийской астрономии, ни индийского календаря, а значит, и никакой индийской истории, если под этим понимать сознание живого развития». Шпенглер О. Закат Европы. С. 44.

Напротив, антропологические воззрения древних греков заключались в том, что человек способен управлять своей судьбой, и зависит это от совершенства его знаний, что подчеркивало взаимосвязь разума и исторического творчества. Для античности характерно обращение внимания собственно на человеческие деяния.

Именно преодоление мифологического сознания привело к постепенному формированию профанного (светского, секулярного) исторического мышления. У греческих богов, в отличие от богов восточных языческих религий, уже нет собственного плана развития человеческой истории. Они только обеспечивали успех или же разрушали планы людей. Заставляет же их иногда вмешиваться в людские дела зависть к человеческому счастью.

С другой стороны, для ряда греческих историков порой характерен и провиденциализм. Так, Геродот, рефлексируя над событиями своей эпохи, утверждает, что пришедшее свыше, от бога, человек отвратить не в силах: «Рок справедливою карою всех нечестивцев карает» (Геродот, V, 56). Один из крупнейших исследователей античного историзма, С.Я. Лурье в своей монографии «Геродот» пишет: «…С точки зрения Геродота, непререкаемость слепого рока, наказывающего каждого, кто захватывает больше счастья, чем ему отведено, есть основной закон истории, и вся его книга построена, в сущности, как ряд иллюстраций этого всеобщего положения». Лурье С.Я. Геродот. - М.: Наука, 1947. С. 41. Другой античный классик, Фукидид вкладывает в речь одного из главных своих персонажей, Перикла, следующие слова: «То, что исходит от божества, его следует принимать с сознанием его неотвратимости» (II, 64). Такая неопределенность в движущих силах истории (боги, судьба, воля человека) свидетельствует о синкретизме, характерном еще для античной философии истории.

В античности появляется идея свободы воли, ответственности личности за поступки. Античную концепцию истории в самом общем плане можно охарактеризовать термином «индетерминизм»: греки считали, что ход истории можно изменить, что история открыта для благотворных влияний со стороны хорошо обученной человеческой воли.

Основу для исторического мышления заложили революционные открытия древних греков, приведшие к появлению специфического способа философствования, всей европейской традиции. Прежде всего, важнейшим импульсом, неизбежно порождающим размышления об истории, было постоянное устремление античной философии к поиску первоосновы, первокирпичика бытия. Этот поиск, начавшийся у философов Милетской школы, Гераклита, элеатов и атомистов, привел к идее единства бытия, выводимости бытия из единого начала. Идея субстанциального единства бытия привела к идее единства времени как одного из измерений бытия, к диалектике времени и вечности. С другой стороны, такая античная субстанциальность явилась метафизическим основанием для характерной черты античной философии истории -- неизменности объекта описания, что послужило причиной развития описательной стороны греческого историзма: ведь изменчивые и неодинаковые человеческие дела происходят в рамках неизменного мира.

Другой идеей, оказавшей важное влияние на формирование исторического мышления греков, была идея всеобщей изменчивости и подвижности бытия, впервые в ясной и отчетливой форме высказанная Гераклитом. Такое понимание космоса вело к соответствующему видению жизни и «микрокосма» -- человека. Подвижность и изменчивость социальной жизни истолковывается в соответствии с моделью космического движения вообще. Существенным онтологическим основанием античного историзма было представление о шарообразности и круговращении небесной сферы. Круговая природа ее движения находила отражение и в представлении о циклическом ритме социально-исторической жизни, общей для античности идее вечного возникновения и гибели миров.

Выдающийся русский философ, крупнейший исследователь античности Алексей Федорович Лосев (он же монах Андроник, 1893 - 1988) в своей работе «Античная философия истории» писал, что для греков природа была моделью для истории, а круговое историческое движение создавалось по образу движения небесной сферы, шарообразного космоса - божества. Античный историзм, отмечал А.Ф. Лосев, не в силах в своей основе был астрономический. Он основан на примате природы, а потому и на снижении значимости человеческого субъекта и человеческого общества.Лосев А.Ф. Античная философия истории. - СПб.: Алетейя, 2000. С. 19, 202. Основываясь на вышесказанном, мы выделяем в качестве центральной характерной черты античного взгляда на историю натурализм.

Здесь мы впервые сталкиваемся с понятием «модели» истории и имеем дело, в сущности, с исторически первой такой моделью. Разумеется, данное понятие, являющееся продуктом уже философии Нового времени, мы используем с осознанием того, что никакие модели истории в античности не выстраивались, а представления о космосе сами по себе служили моделями для истории. Более того, здесь необходимо отметить тот факт, что исторические законы рассматривались в античности только как продолжение космологических, онтологических законов. Понимание исторической жизни как онтологически специфической, интегральной и приоритетной сферы человеческого существования, движение которой носит линейный характер, фактически отсутствовало. Античные мыслители фактически не выделяли сферу исторического развития в отдельную область своих размышлений. Поэтому зачастую приходится выстраивать (с определенной долей условности) модели исторической реальности, основываясь на онтологических и антропологических тезисах древних греков. А.Ф. Лосев говорил в этой связи: «Здесь (в области философии истории - М.Б.) действительно трудно обнаружить ясные и прозрачные учения, ввиду почти полного отсутствия их в античности, и поэтому приходится интерпретировать разные области античной мысли, так или иначе связанные с проблемами историзма». Лосев А.Ф. Указ соч. С.22.