Маятниковые миграции в циркум-понтийской степи и Центральной Европе в эпоху палеометалла и проблема генезиса ямной культуры

Размещено на http://www.allbest.ru/

Маятниковые миграции в циркум-понтийской степи и Центральной Европе в эпоху палеометалла и проблема генезиса ямной культуры

ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ

На основании углубленного археологического и генетического анализа мы предполагаем, что генетическое «вторжение» ирано-кавказского элемента в Европу в начале бронзы было не результатом миграции представителей ямной культурно-исторической общности (ЯКИО), а следствием глобальных популяционных и культурных изменений в Евразии в конце атлантического климатического оптимума. Мы также предполагаем что до того, как в Европу попала степная генетика в начале бронзы, в степи оказалась центрально-европейская генетика в энеолите, и что перемещение степного элемента в Европу было, по крайней мере отчасти, второй фазой «маятниковой» миграции европейских экспатриантов, возвращавшихся в историческую зону обитания. Мы также приходим к выводу, что сама концепция выделения ЯКио неправомерна, и что группы кочевых племен Понто-Каспийской степи, скорее всего, существовали как дискретные сообщества, хотя и объединённые общей идеологией и генетическим родством, включавшим в себя как ирано-кавказский (по всему ареалу), так и европейский фермерский (локально) генетические элементы.

Вопросы происхождения, развития, трансформации археологических культур часто связывают с перемещением групп населения на новые территории. Особое внимание представителями различных наук уделяется ЯКИО, поскольку именно с ней ряд исследователей связывает миграцию предков индоевропейцев в Европу. Несмотря на то, что многие археологи отказались от концепции Г. Чайлда -- М. Гимбутас об индоевропейском нашествии на запад «курганных культур», тем не менее, существуют приверженцы точки зрения Н.Я. Мерперта о сложении ямной культуры в Волго-Уральском регионе и распространении её на другие территории. На основании сравнения геномных маркеров из останков представителей волго-уральской ЯК и представителей Европейских популяций от мезолита до бронзового века, западные археогенетики недавно предложили свой вариант концепции массовой миграции представителей этой культуры из Понто-Каспийской степи в Центральную Европу (Haak et al. 2015).

Анализ археологических данных, сопоставление их с результатами изотопного анализа позволили нам прийти к определенным выводам, которые не согласуются с данной концепцией. С одной стороны, они связаны с географическим аспектом, который указывает на тот факт, что предполагаемая миграция демонстрирует масштабное переселение из одной географической зоны (восточноевропейская степь) в другую -- зону лесов. Такое резкое изменение хозяйственной парадигмы является весьма сомнительным. Кроме того, на наш взгляд, основные связи прослеживаются между европейскими культурами энеолита -- раннебронзового века и западным крылом ЯКИО -- в основном с буджакской культурой Северо-Западного Причерноморья (СЗП), а не с Волго-Уральским регионом (откуда брался материал для генетического исследования ЯКИО). Следовательно, исходной территорией, откуда степное население могло продвинуться в Балкано-Карпатский регион и, возможно, в Центральную Европу, следует считать ареал распространения буджакской культуры и ее генетических предшественников.

Именно из СЗП начинался «дунайский путь ямной культуры» (Wlodarczak 2010). Заметим, что и антропологические типы, характерные для Волго-Уралья, отсутствуют на западе Степного Причерноморья и в Степном Причерноморье в целом (Круц 1997), что еще более уменьшает достоверность существования «восточной прародины» ЯКИО. Не решен однозначно вопрос и о причинах переселения ямного населения на запад. Мы полагаем, что из имеющихся интерпретаций буджакской миграции вполне можно исключить такие объяснения, как: вынужденная миграция, военная экспансия, «первое крупномасштабное переселение эпохи бронзы» или «мощную волну степняков, которая ассимилировала на своем пути ряд местных культур» (Гимбутас 2006, с. 444; Дергачев 2000, с. 189, 190; Бочкарев 2002, с. 48; Коробкова и др. 2005--2009, с. 224). Достаточно спорным является также тезис о том, что ЯКИО оказала мощное воздействие на процесс культурной трансформации Европы (Harrison, Heyd 2007, р. 194--201; Демченко 2013, с. 153). Возникновение синкретичных ямных анклавов в различных местностях Балкано-Карпатского ареала могло быть связано с продвижением к источникам металлов и установлением не только тесных контактов с местным населением (что отразилось в погребальных обрядах), но и отношений обмена природными ресурсами. Процесс расселения был постепенным и поэтапным, в нем участвовали сравнительно небольшие группы населения, в которых доминировали, судя по данным антропологии, лица мужского пола. Это и определило включение мигрантов не только в экономическую, но и в социальную жизнь населения местных культур -- вероятно, во многом через брачные связи.

Данные генетики. Археологи чаще всего могут фиксировать проявление инноваций в материальной культуре. Но перемещение артефактов не всегда связано с перемещением населения. Казалось бы, более определенные ответы могут дать антропологи и генетики, реконструируя продвижение на другие территории носителей определенного антропологического типа или генетических мутаций. Но полученные выводы достаточно противоречивы, на что уже обращалось внимание (Клейн 2016; 2017 и др.). Данные генетиков о связи восточного крыла носителей ЯК («самарских ямников») с группами культур шнуровой керамики (КШК), казалось бы, подтвердили выводы, имеющие многолетнюю историю: именно миграция «ямников» в Центральную и Северную Европу привели к её индоевропеизации и изменению генофонда (рис. 1). Но вне поля зрения генетиков осталась территория многих регионов ЯКИО, которая не является однородной: именно различия в материальной культуре способствовали выделению в ней отдельных локальных вариантов и культур.

С точки зрения генетики существует факт наличия общих генетических детерминантов у населения ЯКИО и КШК. За время после выхода статей, показавших эту связь (Allentoft et al. 2015; Haak et al. 2015; Mathieson et al. 2015), в обсуждениях результатов генетиками и археологами укрепилась идея, что причиной этой связи служит происхождение культур шнуровой керамики от ямной. Идея эта развивалась параллельно с основной идеей о массовой миграции представителей ЯКИО в Европу (Haak et al. 2015). Проблема в том, что с археологической точки зрения ни эта массовая миграция, ни происхождение «шнуровиков» от «ямников» не прослеживаются. Тем не менее, если нет оснований говорить о масштабных миграциях, необходимо объяснить выводы генетиков о сходстве по генофонду населения КШК Европы с носителями ЯКИО и ряд других вопросов.

Согласно генетическим данным, общий генетический элемент в ЯКИО и в КШК начинает прослеживаться у представителей хвалынской культуры из южного Урала (Самара) в энеолите (Mathieson et al. 2015). До его появления генетической подосновой в Понто-Каспийской степи являлись детерминанты на основе местного мезолита, по большей части сходные у хвалынцев и культур, оставивших после себя могильники мариупольского типа (Mathieson et al. 2017). В начале энеолита в Самарской степи и в Днепровском Надпорожье появляется генетический элемент иранских неолитических фермеров с примесью кавказского элемента охотников и собирателей, но один от другого отделить не всегда возможно. Этот элемент становится преобладающим у самарских и нижнеднепровских ямных племен в раннем бронзовом веке. Одновременно этот элемент появляется и в юго-западном Причерноморье (энеолитический некрополь Варна I, 4600--4500 до н. э. и некрополь бронзового века в медникарово, юго-восточная Болгария, 3000--2900 до н. э.) (Mathieson et al. 2017). В то же время в медникаровской и нижнеднепровской (Озера) пробах также присутствует генетический элемент, характеризующий неолитических фермеров Ана

Рис. 1. Предполагаемые маршруты миграций по данным генетики (Haak et al. 2015): а -- предлагаемые маршруты миграции ранних фермеров в Европу ~9000--7000 лет назад; b -- возрождение происхождения охотника-собирателя во время среднего неолита 7000--5000 лет назад; c -- Прибытие степной родословной в Центральной Европе во время позднего неолита ~4500 лет назад. Белые стрелки указывают на два возможных сценария прибытия индоевропейских языковых групп Анатолии и Европы.

Рис. 2. Поздний энеолит Северо-Западного Причерноморья (ред. Бруяко, Самойлова 2013)

Рис. 4. Катакомбная культура и её окружение (ред. Бруяко, Самойлова 2013)

Происхождение ирано-кавказского элемента и начало (и локализация) его появления в Понто-Каспийской степи остаются невнятными, но ясно то, что этот элемент присутствовал на всем степном ареале от Самары до Варны, по крайней мере, с энеолита. Неясно также и появление Анатолийского фермерского элемента у ямного населения юго-восточной Болгарии и Украины.

В статье проанализирована археологическая и культурная ситуация в СЗП в позднем энеолите -- раннем бронзовом веке (рис. 2--4). Этот регион выбран не случайно -- именно он, судя по археологическим артефактам, теснее других был связан с миром Центральной Европы и Балкано-карпатским ареалом в позднем энеолите и раннем бронзовом веке (рис. 5; 6). Следовательно, в нем могут быть найдены ответы на наиболее актуальные вопросы, посвященные гипотетическим миграциям. Авторы присоединяются к мнению ряда исследователей, определяющих бронзовый век, как век торговли (Kristiansen, Larsson 2005) и отмечающих тенденцию построения торговых сетей, с локализацией социально значимых объектов в «узлах» этих сетей (Jaeger, Czebreszuk 2010, s. 232; Иванова 2010). Поэтому концепции миграций и переселений, возродившиеся в последнее время, должны уступить место иным, не столь радикальным. Авторы работы полагают, что население Европы в энеолите и бронзовом веке активно осваивало торговые пути, связывающие порой весьма отдаленные территории, передвигаясь в различных направлениях и возвращаясь, возможно, не в полном составе, в места изначального обитания.

На фоне рассмотренных проблем анализируются данные антропологии и генетики. Один из соавторов (А.Г. Никитин) предлагает возможное объяснение ситуации с точки зрения генетики.

Миграции, их причины и следствия

Миграции (и другие варианты передвижения населения), торговля и обмен, трансферт технологических или определенных культурных традиций являются своеобразными формами межкультурных контактов в любую историческую эпоху. Долгое время в археологической науке существовал подход, согласно которому любые инновации объяснялись миграцией, появлением новой группы населения, принесшей с собой новые элементы материальной культуры, навыки хозяйства и производства, мировоззренческие компоненты. Со временем роль миграций была пересмотрена.

Е. Неуступный, рассматривая миграции с позиций постпроцессуальной археологии, моделирует внутренние ее структуры, которые, в отличие от внешних, не проявляются в археологических артефактах (Neustupny 1982, s. 278--293). Он отмечает важность для человеческих коллективов создания социальных связей и формирования определенных социальных сетей, без которых любой социальный организм оказывается в изоляции со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями.

Рис. 8. Керамика буджакской культуры Северо-Западного Причерноморья

Межобщинные контакты, по его мнению, шли по нескольким направлениям:

1) экономические отношения через обмен товаров или выполнение работ;

2) общественные отношения через браки и войны (что приводит к тому, что люди становились членами семьи, союзниками или врагами);

3) отношения с остальным миром через ритуал. В этом случае погребальные ритуалы отражают «установление» социальных связей с предками и включение их в общие социальные сети, поскольку предки представляли собой специальную и очень важную группу из «иного мира».

Экономические отношения с другими общинами сосредоточены на создании социальных связей; их мотивацией была необходимость получения природных материалов или артефактов, хотя реальная потребность в таких вещах могла быть минимальной. Экономические и социальные связи создавали стабильность в обществе, были условием непрерывности подавления «нежелательной изменчивости» и вносили изменения, где они необходимы. Миграции всегда связаны с разрывом всех социальных связей, поэтому представить себе немотивированную миграцию просто невозможно. Причем не только были бы разорваны все социальные связи, но и возникли бы серьезные трудности как у мигрантов, так и у населения, на чьей территории оказались пришельцы в результате миграции. Единственный вид миграции, корни которой лежат вне социального мира, -- это миграция как результат природного явления в виде неконтролируемого роста численности населения. Причем даже в этом случае миграция не будет обязательной, чаще всего общество реагирует на различные демографические и природные (экологические) события путем адаптации (Neustupny 1982, s. 286) ^:. Таким образом, доминирующее значение для развития социального организма имели социальные связи, миграция (как переселение коллектива) могла быть отражением стрессовой ситуации при невозможности адаптации.

По мнению С. Кадрова, миграция представляет собой политический и социокультурный факт. В основе миграций лежит социологический фактор, при этом мотивы действий человека формируются культурой и историей, а не прямым воздействием природных или экономических предпосылок. Природная среда (климатические изменения) могла быть лишь одной из необходимых предпосылок миграций человеческих коллективов, но никак не достаточной, потому что они определяются, в первую очередь, социальными механизмами. Концепцию, согласно которой миграции степного населения повлияли на культурно-цивилизационную ситуацию в Центральной Европе в эпоху ранней бронзы, исследователь считает «научным мифом» (Kadrow 2010, p. 55--57). Заметим, что влияние Степи на европейские культуры подвергалось сомнению уже достаточно давно (Hausler 1996; Николова 2000).

Таким образом, миграция может казаться простым объяснением инноваций лишь в области реконструкций, но не в реальной жизни.

Но с другой стороны, бытует расхожее мнение о том, что бронзовый век Европы характеризуется «не миграцией людей, а миграцией идей». Так ли это? Далеко не все идеи могут быть распространены без носителя информации.

Рис. 7. Хронологическая шкала культур Северного 2017b, датировка культур по: Толочко та ін., 2008)

Например, достаточно простым является восприятие традиций орнаментации или формы керамики. И в то же время передача знаний металлургических технологий или календарно-астрономических методов невозможна без контакта с человеком, обладающим определенными знаниями. Точно так же антропологический тип или генетический маркер не может распространяться без своего физического носителя -- человека. Мы полагаем, что сопоставление данных археологии, антропологии и генетики позволит в некоторой степени пролить свет на появление инноваций, формирование и распространение культур и возможных контактов их носителей. Отметим, что вопросы происхождения, развития и хронологии (рис. 7) ряда культур дискуссионны и не решены к настоящему времени.

Рассмотрение культурно-исторических процессов, происходивших в СЗП на протяжении длительного хронологического периода (мезолит -- бронзовый век) может явиться своеобразным «тестом», позволяющим в какой-то степени привести данные разных наук к общему знаменателю.

1. Наше внимание направлено на реконструкцию культурной ситуации в Северо-Западном Причерноморье в энеолите и бронзовом веке. Вполне логично привлечение сведений, происходящих на других территориях. Мы ограничились лишь констатацией выводов и положений различных исследователей, поскольку ограниченный объем работы не позволяет их обсуждать или аргументировать

Археологическая культура и её проявления. Под археологической культурой мы, вслед за А.Л. Монгайтом (1967), понимаем совокупность памятников, которые расположены на определенной территории, относятся к одной хронологической эпохе и имеют общие черты. Под культурно-исторической областью / общностью (КИО) понимается группа родственных культурных групп (культурных вариантов, культур), которые объединены значительной территорией, родственной материальной культурой, хозяйственным укладом и социальным строем, а также общими путями развития (Формозов 1959).

На самом деле все несколько сложнее. В контексте работы особо актуальными оказались связи носителей ЯКИО и КШК. Обе культуры в реальности являются культурными общностями, состоящими из отдельных культур (КШК) или культур и культурных групп/локальных вариантов (ЯКИО). Соответственно, нет смысла предполагать этническое и генетическое однообразие внутри каждой общности. К тому же давние и многолетние споры о соответствии (или несоответствии) археологической культуры и этноса не привели к выработке единого решения.

Не менее сложен вопрос и с археологической культурой как таковой. Понятие «археологическая культура» уже понятия культуры в целом, включающего в себя все, что создано человеческим обществом. Кроме того, существует значительное количество определений этого понятия. Археологическим остаткам присущи специфическая природа и принципиальное отличие от результатов деятельности реально функционирующих обществ (Захарук 1975, с. 4--6). Археологические культуры (крупные общности археологического материала, выявляемые территориально и разграничиваемые на карте) далеко не всегда совпадают с общностями этническими -- народами, племенными группами. Причем не только в границах, но и в содержании (Клейн 1978, с. 52). В научных работах археологическая культура выступает то как совокупность материальных остатков, то как живой и действующий социальный организм. все же следует признать, что археологическая культура -- это не прежняя историческая действительность, а плод наших интеллектуальных усилий по упорядочению археологических источников и их исторической интерпретации (Смирнов 2003, с. 13--14). Понятие «археологическая культура» в какой-то степени искусственное. И не по той причине, что мы не знаем самоназвание стоящего за ней человеческого коллектива, его структуру, язык, обычаи и т. п. А потому, что условны (а, возможно, недостаточно разработаны) критерии, по которым выделяются археологические культуры. Это приводит к различному пониманию одной и той же культуры различными авторами. Обычно основой выделения археологических культур является материальный комплекс, чаще всего -- керамика, реже -- другие артефакты. При этом сведения, дошедшие до нас, зачастую деформированы: в ряде случаев одни культуры представлены исключительно бытовыми памятниками, другие -- погребальными. Последние имеют свои особенности: это закрытые комплексы, сознательно формируемые людьми, совершающими погребальный ритуал. Поэтому заложенная в них информация, в основном, отражает мировоззренческие и социальные аспекты бытия. Этнокультурная специфика выражена слабее: порой отнесение погребений к определенной культуре является весьма затруднительным, даже при наличии к трипольской культуре (ТК), или Триполье-- Кукутени, которую современные румынские археологи именуют Precucuteni--Cucuteni-- Trypolie (Lazarovici, Lazarovici 2010, с. 86). Предложено выделить «хронологический горизонт Прекукутень», как часть культурного комплекса Прекукутень--Ариушд--Кукутень/ Триполье, в целом соответствующего фазе Триполье А (по периодизации Пассек) (Ursu 2016). Таким образом, некогда единая ТК распалась не только на культурные группы, но и на горизонты, оказавшись сложным социальным организмом, к которому стали применять термин «цивилизация» (Відейко 2003).

Структурно подобную картину рисуют и специалисты по культуре воронковидных кубков (КВК). Так, М. Фурхольт отмечает, что использование концепции культуры по-прежнему ограничивает способность объяснять социальные явления, происходящие в пространственно-временном отрезке КВК.

Замена понятия «культура» на «комплекс» похоже решает эту проблему на очень поверхностном, номинальном уровне. Наиболее очевидный недостаток концепции культуры -- интерпретация археологических культур как единых социальных групп с общим образом жизни в определенной географической области. Сравнивая различные культуры, исследователи не задумываются о том, правильными ли были критерии их разграничения. Общая концепция комплекса КВК в европейском масштабе, очевидно, является следствием определенных событий в истории исследований, переоценивающих специфические черты керамики, ставшие определенным маркером или эмблемой культуры. Сопоставление именно «эмблематических» форм посуды в качестве аргумента любого рода сходства и связей отдаленных территорий (например, восточная Швеция и Юго-Восточная Польша) приводит к неверным выводам и заблуждениям. Проанализировав различные проявления КВК (поселения, погребения, материальную культуру, систему хозяйства), автор пришёл к выводу о том, что термин КВК необходимо рассматривать как обозначение археологического периода времени в определенном пространстве. Он не может обозначать единицу или группу социальных явлений, или материальных остатков (Furholt et al. 2014, p. 17--26).

Рис. 10. Керамика с поселения ямной культурно-исторической общности на острове Десятина (бассейн Днепра) (по: Сыволап 1999)

Культуры шнуровой керамики (КШК) и колоколовидных кубков (ККК). Анализ радиоуглеродных и дендрохронологических дат центрально-европейских культур шнуровой керамики (КШК) позволил этому же исследователю реконструировать процесс их формирования и осветить проблемы так называемого «A-Horizon». Оказалось, что керамические формы в Польше развиваются раньше, чем в западной и южной частях Центральной Европы, где происходит формирование основных черт погребального ритуала. Это указывает на распространение культурных особенностей через широкую коммуникационную сеть, а не через миграцию (Furholt 2003). Этот же исследователь пересматривает различные компоненты одной из наиболее мощных культур европейского бронзового века -- Баден -- и ставит вопрос о том, что же она из себя представляет -- определенный керамический стиль, культуру или население (Furholt 2008). Культуру колоколовидных кубков (ККК, поздний энеолит -- ранний бронзовый век Западной и Центральной Европы) уже достаточно давно считают не единой культурой, а «традицией колоколовидных кубков». Исследователи рассматривают её как культурный «пакет». Важным элементом этого пакета должен был быть ритуал возлияния, в котором использовался колоколообразный кубок. Остальные элементы этого пакета, такие как набор для стрельбы из лука или кинжал, принадлежат к различным сферам жизни: войне и охоте.

Рис. 11. Керамика ямной культурно-исторической общности Днепро-Донецкого междуречья (по: Шапошникова 1985)

Предполагается, что характерные артефакты комплекса вполне могли послужить символом статуса новой элиты, чье присутствие стало яснее в эпоху ранней бронзы. Такие теории указывают на ККК как на важную часть длительного процесса, сформировавшего касту воинов в обществах поздней доисторической Европы (Kunst 2001). Распространение традиции ККК связывают с массовыми торговыми контактами эпохи раннего бронзового века (Czebreszuk 2004).

Ямная культурно-историческая общность (ЯКИО). Особенно рельефно выступают все эти противоречия при рассмотрении феномена, традиционно обозначаемого как ямная культурно-историческая область (общность). один из соавторов работы ранее уже обращался к данному вопросу (Иванова 2006). Группы энеолитического населения, проивавшие на всей территории сформировавшейся впоследствии ЯКИО, имели не только разную материальную культуру, но и придерживались разных погребальных традиций. Это свидетельствует не только об этнокультурных особенностях, но и о разнице в духовной культуре, мировосприятии отдельных племен. Последовавшая унификация погребальной обрядности на огромной территории в эпоху ранней бронзы отразилась в археологических реалиях, что и привело к конструированию ямной культуры (области, общности). Этому способствовала и неразработанность самой концепции археологической культуры, о чем упоминалось выше. Наблюдаемое в эпоху ранней бронзы определенное ритуальное единство указывает, прежде всего, на духовную общность населения. Тем не менее, ЯКИО в различных регионах имеет разную подоснову, разные антропологические типы, различный хозяйственно-бытовой уклад, различную материальную культуру, разные векторы этнокультурных связей. Основополагающими при включении памятников в ЯКИО являются, прежде всего, признаки мировоззренческого уровня, отраженные в единообразии погребального ритуала. Черты материальной культуры на всей территории имеют определенные отличия, что проявилось, прежде всего, в керамике (рис. 8--12) ^ Отразившись в археологических реалиях как единство, унификация погребальной обрядности, «новая идеология» стала основой для выделения культуры или культурной области / общности.

Для захоронений буджакской культуры СЗП имеется около 40 достаточно корректных радиокарбонных дат (рис. 13), позволяющих датировать буджакские памятники региона в диапазоне 3400/3200--2200/2100 ВС (Иванова 2009), что, в целом, соответствует хронологической позиции ямных памятников Украины (Telegin et al. 2003, р. 150). Анализ дат по регионам, проведенный Ю. Рассамакиным и А. Николовой, показывает, что в регионе донец -- северозападное Приазовье представлены наиболее ранние даты (3380--2880 ВС), (Rassamakin, Nikolova 2008). Однако связаны они с погребениями репинского типа. Памятники ЯКИО междуречья Южного Буга и Ингульца оказались самыми молодыми (2600--2200 ВС). На данный аспект ранее обращали внимание Е.Н. Черных и Л.Б. Орловская (2004).

Важно, на наш взгляд, что для восточной периферии (заволжье и зауралье) хронологические рамки ЯКИО удревнены за счет включения в неё памятников репинской культуры, отличной от ямной. Они датируются в пределах 3800--3300 ВС (Моргунова 2014, с. 585--591). Соответственно, собственно ямные памятники восточного и западного ареалов синхронны.

Такая ситуация еще раз подчеркивает сложность и неоднозначность феномена «ямная культурно-историческая общность», поскольку невозможно формирование культуры в периферийных регионах и продвижение к центру занимаемой территории. Хронологические данные указывают и на несостоятельность концепции зарождения ЯКИО в Волго-Уральском регионе и продвижении ее на запад. Антропологический состав населения ЯКИО был весьма неоднородным. Таким образом, говорить о нашествии ямных племен с территории «ядра культуры» -- с Поволжья -- нет оснований. для более восточных территорий распространения ЯКИО (Нижнего Поволжья, Северо-западного Прикаспия) характерен, в основном, брахикранный, с широким и низким лицом, антропологический тип, на Украине компактно не представленный (Круц 1997, О.Д. Мочалов, изучив керамику (в том числе технологию её изготовления, структуру и качество глин и т. п.) всего региона ЯКИО, пришёл к выводу о том, что при внешнем сходстве рисунков сосудов, они имеют существенную разницу в остальных параметрах. Выраженная граница между двумя обширными «технологическим» регионами проходит по линии Дон--Донец (Мочалов 2008; 2009).

Напротив, можно проследить «средиземноморский импульс», который постепенно угасает по направлению к восточному ареалу. Сравнительно недавно средиземноморский тип прослежен даже в ЯКИО Южного Приуралья, на позднем ее этапе, наряду с распространенным там протоевропейским мезокранным, долихокефальным и уралоидным типами (Хохлов 2003). Но в целом говорить о массовых миграциях носителей ЯК ни с востока на запад, ни с запада на восток не приходится. С.И. Круц считает, что почти все антропологические типы энеолита и бронзового века Украины имеют местные, но разные корни.

Рис. 13. Радиоуглеродные даты ямной культурно-исторической общности (по: Черных, Орловская 2004)

Динамика развития их во времени не дает возможности утверждать о каком-то массовом переселении народов на этом историческом этапе, за исключением местных перемещений (Круц 1997).

Хронологическая неравномерность распределения черт ЯКИО в пространстве (более молодые даты в центральной части, одновременные -- в восточном и западном ареалах) может быть объяснена тем фактом, что ЯКИО является не культурой в её традиционном понимании, а определенным мировоззрением, проявившимся в погребальной обрядности. А мировоззренческие традиции могут распространяться по иным законам, нежели миграции населения, которые, кстати, не подтверждены антропологическими данными.

КУЛЬТУРНАЯ СИТУАЦИЯ В СЕВЕРО-ЗАПАДНОМ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ В ПОЗДНЕМ ЭНЕОЛИТЕ -- РАННЕМ БРОНЗОВОМ ВЕКЕ

Поздний энеолит Северо-Западного Причерноморья, с одной стороны, отражает общие культурно-исторические тенденции степного Причерноморья в целом (интеграционные процессы различных культурных традиций -- квитянской, нижнемихайловской, животиловско-волчанской), а с другой -- отличается своеобразием, вызванным сложением усатовской культуры и импульсами из ареала выхватинской культурной группы -- на начальном этапе, и гординештской -- на позднем. Особый «колорит» придает также распространение населения -- носителей культурных традиций Чернавода (рис. 3; 5; 6). Отметим, что и в Запрутской Молдове известны памятники «степного энеолита», аналогичные распространенным в СЗП (Burtanescu 2002).

Памятники трипольской культуры известны в СЗП с раннего её этапа. Они расположены в северных районах и являются частью культуры Триполье--Кукутени или же Трипольской цивилизации. Трипольская культура интересна не только как яркий культурный феномен, но и связями с культурами Центральной Европы, что отразилось в её материальном комплексе. Отметим, что некоторые группы центрально-европейского населения продвинулись далеко на восток: в районы современных Прикарпатья и Волыни, где известны поселения и могильники КВК, КШК, КША.

На этапе С-II ТК началось особенно интенсивное освоение СЗП позднеэнеолитическим населением. Несколько последовательных волн миграций из лесостепной зоны (выхватинская, а затем гординештская группы Триполья), наряду с мигрантами с востока (нижнемихайловская культура) и запада (культура Чернавода I) привели к формированию и дальнейшему развитию усатовской культуры. Однако финал ТК являлся не только периодом ее наибольшего территориального распространения во всех направлениях (на севере трипольцы продвинулись в лесную зону Волыни, на юге -- в Причерноморскую степь), но и периодом серьезного кризиса. Попытки его разрешения были достаточно традиционны и неоднократно опробованы трипольским обществом. Исследователи отмечают, что увеличение населения при экстенсивном характере земледелия вело, прежде всего, к дисбалансу между обществом и природной средой, и далее -- к обострениям отношений и конфликтам в человеческих коллективах. Полагают, что выходом из создавшейся ситуация были миграции -- переселения избыточного населения на другие территории, причем вектор их был различным на разных этапах ТК. Традиционно это были лесостепные территории и лишь в финале трипольское население устремилось в степь (манзура 2000, с. 289--287). С этим же хронологическим периодом связаны не очень многочисленные памятники, оставленные населением постмариупольской/квитянской культуры. Генетические данные по захоронениям в маяках в целом пока подтверждают общую концепцию образования Усатово как слияния носителей генетических маркеров Анатолийских земледельцев и их генетических наследников в центральной Европе, к числу которых относятся и трипольцы, и автохтонных обитателей северочерноморской степи. Однако на данный момент существуют ещё не опубликованные генетические и новые радиокарбонные данные, которые удревняют как начальную дату утилизации таких Усатовских памятников как маяки, так и дату начала интеграции фермерских генетических детерминантов в генетику автохтонного населения СЗП, но эти данные пока еще находятся в начальной стадии анализа. Тем не менее, стоит упомянуть, что, согласно пока еще неопубликованным данным, полученным в археогенетических лабораториях Упсальского Университета (Швеция) и государственного Университета Гранд Валей (США), мтДНК гаплогруппы из маяковских погребений, которые по происхождению можно отнести к автохтонным донеолитическим вариантам, все без исключения принадлежат к разновидностям гаплогруппы U4, которая была широко распространена как по всей территории северо-черноморской степи, так и по южному берегу Балтийского моря, от мезолита до энеолита.

Некоторые исследователи к миграциям относят передвижения населения синкретичной животиловской (животиловско-волчанской) культурной группы, которая связывала значительные степные территории -- от ареала обитания гординешских племен до майкопской культуры Предкавказья. Памятники ее известны в СЗП, Побужье, Поднепровье. Кроме позднетрипольской (гординештской) и майкопской посуды, благодаря животиловским племенам, в степи распространяются плоскодонные кубки, чашки с петельчатыми ручками, лощеные неорнаментированные амфорки и, возможно, повозки. Эпицентр миграции был связан с ареалом позднетрипольских (гординештских) племен, зоной наиболее сильных проявлений гординештского и майкопского влияний было Поднепровье (Рассамакін 1997, с. 292--294; Rassamakin 2002, р. 54--55). В результате передвижек в степных культурах (постмариупольская/ квитянская, дереивская, молюхобугорская) наблюдаются трипольские влияния как в погребальной практике, так и в производственной сфере. Наиболее интересной и актуальной нам представляется концепция Т. Демченко (2016). Проанализировав материалы Причерноморских степей и сопредельных Горизонт памятников III-С

Что касается усатовского населения, то следы его проникновения в другие ареалы незначительны и в восточном (Рассамакін 1997, с. 293), и в западном направлениях (Дергачов 2004, с. 111; Nikolova 2000, р. 4). Крайним северо-восточным проникновением Усатово является урочище Гард на южном Буге. В то же время в буджакской культуре выделены кубки, имеющие аналогии в животиловской культуре (Петренко 1991). Отметим керамику усатовского типа, выделенную польским исследователем П. Влодарчаком в культуре Злота, входящей в круг КШК (рис. 15). Появление этой керамики на территории Малопольши он объясняет наличием посредника в виде культуры шаровидных амфор (Wlodarczak 2008).

Рис. 15 Керамика культуры Злота (культура шнуровой керамики), имеющая аналогии в культуре Усатово (по: Wlodarczak 2008

Особое место в энеолите СЗП занимает достаточно разнородная группа погребений с вытянутым на спине положением погребенных. Ряд исследователей (Л. Субботин, И. Манзура) полагают, что нет достаточных оснований объединять их в отдельную археологическую культуру. Несмотря на сходство положения погребенного, они отличаются формой ямы и стратиграфической позицией в рамках курганных комплексов. Происхождение традиций вытянутого обряда захоронений связывают с влиянием населения нижнедунайского региона либо же с местной (пруто-днестровского региона) мезолитической традицией, учитывая находку мезолитического могильника Сакаровка на севере Молдовы с аналогичным обрядом захоронения. Эта группа «вытянутых» захоронений неоднородна ни в хронологическом, ни в типологическом отношении. Считается, что в хронологическом отношении «вытянутые» захоронения соотносятся с разными периодами энеолита (Levitki et al. 1996, p. 59--61). Такие погребения не представляют некую единую археологическую культуру, а могут рассматриваться как принадлежащие к нескольким типологическим и при этом разновременным группам. Наиболее архаичной считается группа захоронений в широких овальных ямах (синхронна этапу Триполье BI). Захоронения в узких продолговатых ямах датируются в диапазоне от Триполье BII до Триполье CII включительно. Позднейшая из них, в прямоугольных ямах, должна рассматриваться в границах раннего бронзового века и в рамках ЯК. Часть захоронений позднего этапа все же может относиться к постмариупольской / квитянской культуре. в целом, эта традиция существовала на протяжении всего энеолитического периода и в начале бронзового века. в то же время исследователь обратил внимание на то, что вытянутый обряд захоронения распространен в КВК (Манзура 2013, с. 150--152).

Привлекают внимание подкурганные захоронения, в которых умершие уложены в «ямной» позе -- скорчено на спине с вытянутыми вдоль туловища руками или же с небольшим наклоном. При всем их сходстве с ЯКИО они могут отличаться деталями оформления погребального пространства (наличие кромлехов, рвов), формой ямы, данными стратиграфии; для некоторых из них имеются радиоуглероддатами буджакской / ямной культуры. Несомненно, эта группа захоронений, вместе с другими позднеэнеолитическими группами, явилась одним из её составных компонентов (рис. 16).

Ранний бронзовый век. На смену достаточно мозаичной картине энеолитической эпохи приходят относительно стабильные и унифицированные образования -- ямная, а затем катакомбная культурно-исторические общности (рис. 3; 4). Внутри них выделяют определенные локальные варианты и отдельные культуры, тем не менее, общность их исторического и культурного развития не вызывает сомнения среди исследователей. Правда, отсутствует единство в вопросах происхождения этих общностей.

Происхождение ямной культуры. Часть исследователей вслед за Н. Я. Мерпертом (1974) считают, что прародиной ЯКИО был Волго-Уральский регион, откуда культура распространилась далеко на запад. Центр формирования Якио некоторыми исследователями переносится в Попрутье: полагают, что она сложилась на основе культуры воронковидных кубков (квк) в степных и лесостепных районах, близких к Прикарпатью; в ней же зародился древнейший курганный обряд и основные типы керамики, известные в ЯКИО (Сафронов 1989; Николаева 2011). Эта теория была поддержана рядом исследователей других специальностей (Шевченко 1986; Трубачев 1989), но не стала доминирующей. С точки зрения генетики, ЯКИО не демонстрирует родства с КВК на уровне цельно-геномного анализа, хотя присутствие фермерских генетических детерминантов у представителей ЯКИО Болгарии и юго-восточной Украины (Mathieson et al., 2017) не исключает такую возможность. Однако, связь ЯКИО СЗП и КВК (Bernburg) была прослежена на уровне анализа частот мтДНК (Nikitin et al. 2017a). С другой стороны, существует предположение о том, что сложение ямной культуры происходило в Причерноморских степях на основе среднестоговской культуры (Лагодовська та ін. 1962; Телегін 1973; Рычков 1990) либо последняя рассматривалась как один из этапов ямной (Даниленко 1974). Полагают, что ЯКИО могла быть результатом трансформации локальных культур энеолитического периода на территории степной Украины. В ней выделяется два основных субстрата -- среднестоговский и репинский (Рассамакин, Евдокимов 2001). Некоторые исследователи считают репинскую культуру начальным этапом ямной (моргунова 2002; Николова 2002 и др.).

Предполагается сложение различных вариантов и культур, которые входят в состав ЯКИО, на широкой местной энеолитической основе (отличной в различных регионах), а не распространение её носителей из единого центра (Иванова 2015) Это предположение может объяснить и наличие определенной культурной дифференциации внутри ЯКИО, и зафиксированные антропологами различные антропологические типы (Круц 1997).. В СЗП «протоямный» энеолитический горизонт выступает как конгломерат различных культурных образований, имеющих корни как к востоку от него (в Днепро-Бугском ареале), так и к западу (в Балкано-Карпатском регионе). На стыке разнохарактерных традиций на рубеже IV--III тыс. до н. э. в СЗП формируется буджакская культура, связанная с ЯКИО. Не подтверждают миграционную концепцию распространения ямного населения из единого (восточного) центра и данные естественных наук (радиоуглеродное датирование). Имеющиеся ранние даты позволили предполагать одновременность памятников восточной и западной окраины ЯКИО (Черных, Орловская 2004, с. 93).

С формированием ЯКИО меняется вектор миграций, он теперь направлен из ареала СЗП, а не по направлению к нему, как это имело место в энеолитическую эпоху. На западное направление движения населения указывают многочисленные памятники Балкано-Карпатского варианта ЯКИО, датируемые в диапазоне 29--24 вв. до н. э. Среди исследователей эпохи палеометалла СЗП основными факторами считаются ухудшение климата (под которым понимается аридизация) и изменение культурной ситуации (появление в регионе на позднем этапе катакомбных племен и вытеснение под их воздействием буджакских). Именно эти причины, как полагают, были основными стимулами миграций, они вынудили ямные племена искать новые районы обитания, а поиск новых пастбищ заставил степных скотоводов мигрировать на запад (Черняков 1996, с. 63; Яровой 1985, с. 114; 2000, с. 42 и др.).

Характер взаимоотношения местных и пришлых племен также объяснялся исследователями по-разному. Предполагалось разрушительное движении «курганных народов» на Балканы (Гимбутас 2006; Даниленко 1974; Дергачев 2000 и др.), крупномасштабное переселение степных скотоводов на запад Восточной Европы (Бочкарев 2002, с. 48), постепенное и довольно длительное проникновение, сопровождающееся относительно мирными отношениями между скотоводами и земледельцами (Мерперт 1978, с. 58; Яровой 1985, с. 114). Одна из концепций предполагает вариант, который в современной терминологии получил название «маятниковые миграции»; отмечается движение населения не только на запад, но и возвращение его на исконные места обитания (Шмаглий, Черняков 1970, с. 107). Возникают «поливариантные» концепции, пытающиеся совместить «милитаристские» и «мирные» миграции, осуществляемые группами ямных племен (Коробкова и др. 2005--2009, с. 225).

Мы полагаем, что роль ямного населения в культурогенезе Европы несколько преувеличена, продвижение на запад имело большее значение для населения СЗП, чем для европейских культур бронзового века, хотя точку зрения М. гимбутас в том или ином контексте используют и современные археологи. Из Юго-Восточной Европы буджакским населением импортируются металлы, усваиваются технологии их обработки, воспринимаются отдельные типы керамики и элементы оформления, создаются серии подражательных форм посуды, способствуя процессам культурогенеза непосредственно в СЗП.

С другой стороны, имеющиеся данные могут свидетельствовать о возникновении в СЗП в III тыс. до н. э. оптимальных природных условий для занятия подвижным скотоводством, расширении территорий, пригодных под пастбища. Можно говорить о стабилизации хозяйства и экономики в раннем бронзовом веке, о чем свидетельствует выраженное увеличение населения по сравнению с энеолитом -- так, известно около 500 погребений позднего энеолита и усатовской культуры (за период 3500-- 2800 ВС) и более 2500 погребений буджакской культуры (за период 3100--2200 ВС). Однако, даже при таких темпах роста (и предполагая, что увеличение количества захоронений в эпоху бронзы было связано именно с демографическими, а не социально-культурными изменениями), плотность степного населения все равно была бы недостаточной чтобы оказать то влияние на генофонд Европы, который предлагают западные генетики на основе геномного анализа, и согласно их концепции о масштабной миграции ямного населения в Европу на заре бронзового века (Haak et al. 2015). Мы полагаем, что не было крупной миграционной волны или нашествия, а имело место постепенное и поэтапное расселение в западном направлении определенной группы населения из СЗП V К сожалению, небольшое количество дат и их широкие временные интервалы не позволяют восстановить последовательность освоения Балкано-Карпатского региона. Картографирование памятников на территориях современной Румынии и Болгарии, рассмотрение их материальной культуры подтверждают предположение Н.Я. Мерперта о продвижении ямных племен на запад. Исследователь несколько иначе, чем авторы данной статьи, трактовал характер передвижек: он считал территорию СЗП «плацдармом» вторжения степных племен в Подунавье и на Балканы (Мерперт 1982, с. 329).

В данном контексте важные данные предоставляет изотопный анализ. Так, изучение скелетных останков некоторых ямных курганов с территории Большой Венгерской равнины продемонстрировало следующую ситуацию: часть погребенных были местными жителями, т. е. не первым поколением ямных переселенцев, а часть пришла сюда из Трансильвании, с Западных Румынских гор (Апусени), с территории, которая расположена на расстоянии около 200 км к востоку от мест своего захоронения. Исследователи трактуют эти результаты как отражение системы сезонного отгонного скотоводства, с использованием высокогорных пастбищ летом и зимовками в Альфёльде (Gerling et al. 2012, p. 1107--1109). Но при использовании высокогорных пастбищ в летнее время, зимние пастбища, обычно, располагались в предгорьях, а поселения -- между ними, в средней части (Гамкрелидзе 1983). В данной ситуации речь может идти об определенных и устойчивых отношениях между двумя анклавами ЯКИО (Трансильвании и Альфёльда), приведших к переселению какой-то части обитателей из Апусени на запад. Для Балканской территории Л. Николова предполагает ежегодные откочевки ямного населения на зиму с территории Добруджи во Фракию, т. е. на расстояние более 200 км (Nikolova 2010).

Рис. 16. Сохранение энеолитических традиций. Погребения постстоговского типа в Северо-Западном Причерноморье

Однако специалисты считают, что естественным для степных пастухов были меридиональные перемещения со стадами, к тому же столь большие расстояния между летними и зимними пастбищами (как это предполагается: Апусени -- Альфёльд и Южная Добруджа -- Фракия) характерны для других природных зон с малой обводненностью, небольшим количеством ежегодных осадков и склонностью к частым засухам, например, для Западного Казахстана (Андрианов 1985, с. 62). Скорее всего, в рамках территории Балкано-Карпатского варианта ЯКИО такие перемещения населения на запад представляли собой колонизацию новых местностей. Освоив один регион, часть населения передвигалось в новый, при этом поддерживая связи со своей территорией, на это указывают, например, захоронения нескольких поколений людей, пришедших в Альфёльд с высокогорья Апусени. Косвенным подтверждением такого принципа заселения новых территорий являются не только данные изотопного анализа, но и связи между соседними регионами на уровне материальной культуры. Следовательно, население, освоив новые регионы, продолжало контакты с исходной территорией, со временем продвигаясь далее и далее на запад. В итоге сформировавшаяся структура состояла не из изолированных, а из связанных в какой-то степени анклавов, что и позволило нам объединить их в рамках единого культурного варианта (Иванова 2014). В то же время такая сеть способствовала распространению артефактов, соединяя Северное Причерноморье, прежде всего его северо-западный регион, с отдаленными территориями Юго-Восточной и Центральной Европы. Колонизация, таким образом, могла носить торговый характер и была направлена в металлорудные зоны БалканоКарпатского региона.

Для буджакской культуры (как и для всего ареала ЯКИО) в интервале 28--22 вв. до н. э. фиксируется культурно-экономическое развитие, расширение ареала, освоение новых ремесленных технологий и формирование нового культурно-хозяйственного типа. Именно с нею связан расцвет курганного строительства в регионе, «построение» торговых путей на запад, к медным месторождениям Балкано-Карпатского региона, импорт цветных и драгоценных металлов. Следует отметить, что памятники, проявляющие в той или иной степени сходство с ямной/буджакской культурой СЗП, распространены на достаточно большой территории -- преимущественно, в Карпато-Балканском регионе (Escedy 1979; Панайотов 1989; Burtanescu 2002), гораздо реже -- в Центральной Европе (Klochko, Kosko 2009, p. 279, fig. 7).

Разработки Е. Неуступного вполне применимы к той культурно-исторической ситуации, которая связана с распространением ямного населения на запад. Главная особенность культурно-экономической эволюции отдельных культурных сообществ сзП (прежде всего, буд- жакской, в меньшей степени -- катакомбных культур) заключается в том, что их развитие и расцвет приходится, на первый взгляд, на эпохи неблагоприятных природных условий, выраженных в стремительных климатических изменениях (аридизация, «событие 5300 cal BP») и регрессиях Черноморского бассейна (хаджибейская регрессия). Тем не менее, на протяжении всего III тыс. до н. э. наблюдается широкое распространение в регионе населения буджакской культуры, а с середины III тыс. до н. э. -- приток катакомбного. Эти данные свидетельствуют о высоких адаптивных возможностях населения и позволяют предположить, что не природные катаклизмы, а новые хозяйственные возможности явились тем фактором, который обусловил продвижение населения из СЗП на территории Юго-Восточной и Центральной Европы. Параллельное развитие в раннем бронзовом веке двух регионов -- СЗП и Балкано-Карпатского ареала, двусторонние контакты в различные хронологические периоды, достаточно высокий социальный и экономический уровень, расширение границ обитания указывают на стабильность социума. в такой ситуации общество интересуют не только продукты питания (кормовая база для скота), но имеются и иные аттракторы для продвижения в новые регионы. По-видимому, именно металлы и изделия из них занимают особое место в жизни буджакского общества. С получением его могло быть связано продвижение населения на запад, в ареалы рудных проявлений. Поэтому, помимо расширения территорий для занятия подвижным скотоводством, можно говорить и о торговой направленности освоения Карпато-Балканского ареала в раннем бронзовом веке, о построении торгово-меновых путей и активном участии буджакских племен региона в обменных операциях с синхронным населением западных земель. Следовательно, климатические изменения не могли вызвать вынужденную миграцию буджакских племен на запад уже на рубеже IV и III тыс. до н. э. ¹ в Балкано-Карпатском ареале. Картографирование медных рудопроявлений и памятников ям- ной КИО демонстрирует их достаточно определенную корреляцию, что может указывать на цели расселения ямных племен в определенных участках Балкано-Карпатского ареала. Стимулом передвижений на новые территории мог быть металл, а не только новые пастбища для скота. Задачей было не разрушение балканских земледельческих культур и цивилизаций, а обоюдовыгодные связи и контакты.