Происхождение славян. Прогрессологическая реконструкция

Размещено на http://www.allbest.ru/

Происхождение славян. Прогрессологическая реконструкция

Алексаха А.Г.

Итак, мы с достаточной степенью " достоверности можем установить, на каких языках говорили носители культур, которые предшествовали пражской в ее ареале или же занимали соседние территории. Это нужно для того, чтобы реконструировать предысторию пражской культуры. Для ее реконструкции нам прежде всего нужно определить для себя район, в котором сформировалась эта культура, поскольку ареал пражской культуры слишком велик для того, чтобы все ее характерные особенности могли возникнуть одновременно на столь большой территории. Однако какой именно район был центром формирования этой культуры, непонятно, т. к., несмотря на то, что памятники пражской культуры изучены относительно хорошо, бедность материальной культуры, очень малое количество импортных вещей сильно затрудняют датировку или же не позволяют сделать ее достаточно узкой, чтобы выявить наиболее ранние центры этой культуры. славянский народ культура

Основной ареал пражской культуры сильно растянут с юго-востока на северо- запад и очевидно, что наша задача сводится ® к выбору между двумя возможными районами. Это южная Польша и северо¬западная Украина, точнее, верхнее и среднее Приднестровье и Волынь. Район южной Польши сразу же вызывает большие сомнения, поскольку, как уже говорилось выше, Польша ко времени возникновения пражской культуры была опустошена экс- центральными миграциями.

Кроме того, имеются находки в Поднестровье и верховьях Прута, которые датируются наиболее ранними датами пражской культуры - V в. н. э. На этих памятниках лепная пражская керамика сочетается с гончарной керамикой предшествующей черняховской культуры. Кроме того, в этом регионе выявлены наиболее ранние жилища славянского типа - полуземлянки с печью-каменкой. В других регионах пражской культуры памятники V в. н. э. пока неизвестны [Баран 1981, с.172]. Впрочем, не все археологи согласны с такой датировкой и утверждают, что более ранние памятники находятся в бассейне Вислы (Русанова).

Однако бесспорным является тот факт, что на территории Волыни находилось наиболее раннее укрепленное поселение пражской культуры: на возвышенном мысу реки Луга возле села Зимно. Поселение было укреплено подсыпкой земли, земляным валом и частоколом. Культурный слой поселения датируется V-VII вв. н. э. [Аулих, с. 137]. На городище обнаружено много находок: следы литейного, кузнечного производства, украшения, импортные вещи и даже византийская монета Юстина І (518-527 гг.) или Юстиниана І (527-565 гг). Исключительное положение городища Зимно подчеркивается тем, что тут найдено больше металлических предметов, чем на всех остальных памятниках пражской культуры. Кроме того, практически все ранние поселения пражской культуры - небольшие неукрепленные селения. Два других укрепленных поселения пражской культуры - Хотомель в Брестской обл. Белоруссии и Шелиги в Польше - датируются археологами значительно более поздним временем: VII-VIII вв. [Археология УССР, т.3, с.140]. Оба они располагаются на периферии пражской культуры: Хотомель - на границе с ареалом колочинской культуры, а Шелиги - суковско-дзедзицкой. Впрочем, есть достаточные основания относить Шелиги к суковско-дзедзицкой культуре. Зимнинское же городище находилось в глубине ареала пражской культуры. Это свидетельствует о том, что причиной возникновения такого поселения была не внешняя угроза, а некие внутренние причины.

Об особой роли Волыни в ранней истории славян свидетельствуют и письменные источники. Арабский географ Масуди в книге “Золотые луга”, датируемой 940-ми годами, сообщает о славянских племенах “валинана” и “дулаба”, причем указывает, что волыняне некогда господствовали над другими славянами. Царь волынян Маджак управлял другими царями славян. Однако потом среди славян начались раздоры, и цари всех славянских племен стали править самостоятельно [Гаркави, с.135]. О волынянах под именем “велюнзан” сообщает и Баварский географ, записи которого датируются периодом между 886 и 890 гг. Есть упоминание о волынянах и у арабского путешественника X в. ибн-Якуба. Современные историки считают, что территория племенного союза дулебов-волынян ограничивалась на севере Припятью, на юге доходила до верховьев Днестра, на западе до Западного Буга, а на востоке до реки Горынь. Такой ареал расселения племени дулебов определен на основании топонимов [Седов 1962, с.202]. О дулебах сообщает и “Повесть временных лет” в связи с войнами последних с аварами: “Си (обры) же добре воеваху на словенах и примучиши дулебы, сущая словены и насилие творяху женам дулепским” [Повесть временных лет, с. 11-12]. Обры - это авары, народ тюркского происхождения, появившийся на Дунае в 560-х гг Авары прошли тем же путем, каким до них проходили и каким после них будут проходить многие кочевые народы, и осели в придунайских степях, создав тут свое государство - каганат. Авары постоянно делали набеги на соседей, в том числе на славян. С тех пор во многих славянских языках слово “обр” обозначает “великан”: в словенском ober, в чешском obr, в словацком obor, в древнепольском obrzym. Называть великанов именем враждебного народа - явление довольно распространенное. Например, в немецком языке Hune означает “великан, богатырь”. Это слово происходит от названия народа, с которым в Раннее Средневековье некоторые германские племена вели ожесточенную борьбу, - гуннов.

Для нас в этом предании интересно то, что Нестор, говоря о столь отдаленном времени, знает только дулебов. Это объяснил еще В.Ключевский. Он писал: “Можно догадываться, почему киевское предание запомнило одних дулебов из времен аварского нашествия. Тогда дулебы господствовали над всеми славянами и покрывали их своим именем” [Ключевский, т.1, с.110].

Итак, городище Зимно по всем признакам было политическим центром носителей пражской культуры. На том уровне развития, на котором находилась эта культура, политический центр обязательно должен был совпадать с эпицентром миграций. Косвенно доминирующую роль Волыни подтверждают и письменные источники. Следовательно, мы можем рассматривать Волынь и прилегающее Среднее и Верхнее Приднестровье как первоначальный район пражской культуры, из которого и начались миграции, сформировавшие ее ареал.

Такой вывод вынуждает нас детально рассмотреть процессы, происходившие на Волыни и Приднестровье непосредственно перед появлением тут пражской культуры. Это возможно благодаря тому, что этот район археологически достаточно хорошо изучен [Козак 1992].

Во II в. до н. э. в западной части Волыни и в Приднестровье проживало население поморско-подклешевой культуры, которое пришло сюда с территории Польши. Как мы уже отмечали, в начале I в. до н. э. сюда с территории Польши переселились пшеворские племена, которые ассимилировали население поморско- клешевой культуры. В середине I в. н. э. начинается расселение пшеворского населения Приднестровья вдоль левых притоков Днестра на юг. Позднее пшеворское население переходит Днестр и проникает в бассейн Прута [Козак 1984, с.47]. Кроме того, именно с середины I в. н. э. увеличивается количество пшеворских элементов на памятниках зарубинецкой культуры в Среднем Поднепровье. Пшеворские типы сосудов появляются в керамическом комплексе; западное происхождение имеют некоторые виды украшений, оружия, фибулы, шпоры; пшеворские черты появляются и в погребальном обряде. Исследователи считают, что в это время на Среднее Поднепровье, в среду зарубинцев вселяются представители пшеворского населения [Максимов, с.114, 126]. Но особенно много пшеворцев мигрировало в бассейн Южного Буга [Хавлюк, с.7-13].

Таким образом, первоначально пшеворское население появилось на Волыни и Приднестровье в начале I в. до н. э., ассимилировав население поморско- клешевой культуры. В середине I в. н. э., вероятно, когда этот относительно небольшой резервуар наполнился, ® пшеворцы с Волыни и Верхнего Приднестровья начинают двигаться на юг, юго-восток и восток. Следовательно, население Волыни и Приднестровья сократилось. Установлено, что со второй половины I в. н. э. зарубинецкие племена, которые ранее жили в Полесье, практически полностью покидают свои прежние места обитания и переселяются на Волынь и Приднестровье [Смішко 1976, с.7-8].

Показательным является то, что зарубинецкое население селилось на поселениях пшеворской культуры, хотя, как свидетельствуют многочисленные примеры, обычно при подобных миграциях в первое время после переселения пришельцы селятся отдельно, то есть население живет чересполосно. Появление зарубинецкого населения на поселениях пшеворской культуры свидетельствует о том, что эти поселения в значительной степени опустели. Однако археологи отмечают резкое увеличение количества памятников на Волыни и Приднестровье второй половины I - II вв. Это объясняется увеличением численности населения в результате миграции сюда зарубинцев [Козак 1992, с.115]. Возникают новые селища. Площади селений увеличились примерно в 2-3 раза. По оценкам археологов, общее количество населения на Волыни и в Приднестровье возросло примерно в 2,5-3 раза [там же]. На Полесье в это время прослеживается влияние культуры штрихованной керамики, которая ранее занимала более северные территории.

Следовательно, произошла передвижка населения: пшеворцы ушли на юг и восток, на их место на Волыни и в Приднестровье переселилось зарубинецкое население Полесья, а на опустевшее Полесье начинают проникать носители культуры штрихованной керамики.

На рисунке 16 [составлен по: Козак 1992, c.9, рис.1, с.73, рис.39] отчетливо видно, как двигалось население зарубинецкой культуры, до I в. до н. э. занимавшее междуречье Припяти и Ствиги и верхнее течение Горыни и Стыри. К концу I в. до н. э. оно полностью уходит отсюда на Волынь и частично проникает в бассейн Днестра и Сана. К концу II в. н. э. оно полностью уходит с Волыни и к середине IV в. занимает почти все среднее и верхнее Поднестровье и бассейн Сана вплоть до Вислы.

В результате ассимиляционных процессов на Волыни и Поднестровье во второй половине II - III вв. н. э. сформировалась волынско-подольская группа пшеворской культуры, которая настолько сильно отличалась от культуры Висло-Одерского междуречья, что ее нельзя уже считать пшеворской [Козак 1992, с.49]. Для вновь возникшего культурного комплекса предложено название зубрицкой культуры [там же]. Керамический комплекс этой культуры характеризуется сильным смешением пшеворских и зарубинецких черт, со временем в нем уже трудно выделить черты этих культур [Козак 1992, с.62]. Однако в памятниках зубрицкой культуры ощущается сильное зарубинецкое влияние, в частности, в домостроении и керамике [Козак 1992, с.51].

Рисунок 22. Зубрицкая культура

В конце II - начале III вв. н. э. заполняются основные резервуары пшеворской культуры в Польше. Начинается движение основной массы пшеворцев на восток и позднее на юг, как отмечалось выше. Именно в это время, как отмечают исследователи, резко возрастает количество пшеворских памятников в Верхнем Поднестровье и Западной Волыни [Козак 1984, с.47]. В это же время начинается быстрое движение пшеворцев далее на юг, от которого остались лишь одиночные захоронения вооруженных воинов. На территории Польши в это время наблюдается сокращение пшеворских памятников.

Интересно, что одиночные захоронения вооруженных воинов конца II - начала III вв. н. э. в Поднестровье явно не относились к местной культуре, а их появление тут не нарушило эволюционного развития последней [Козак 1984, с.50]. Эго значит, что пшеворское население с территории Польши прошло эти места быстро, транзитом, не повлияв на местных обитателей.

В конце II в. н. э. на Волыни, которую как раз перед этим оставило население зубрицкой культуры, появляются вельбарские памятники [Козак 1992, с.67]. Памятники вельбарской культуры на Волыни датируются последней четвертью II - IV вв. [там же]. Причем, по-видимому, проникновение сюда шло двумя волнами: первая во II в., вторая - во второй половине III в. [Prahistoria ziem Polskich, s.136]. Материалы зубрицкой и вельбарской культур позволяют сделать вывод, что между их носителями не было контактов. Культуры не сосуществовали на Волыни, т. к. зубрицкие слои тут перекрыты вельбарскими. При этом в Приднестровье нет следов пребывания носителей вельбарской культуры. Зато памятники вельбарской культуры найдены в верхнем течении Южного Буга и далее на юге, в степи. Следовательно, носители вельбарской культуры, то есть готы, заняли опустевшую Волынь, но при дальнейшем расселении на юг обошли с востока Поднестровье, куда их не пустило местное население.

В течение III в. зубрицкая культура постепенно трансформируется в памятники черняховского типа [Козак 1992, с.67]. Интересно то, что как раз накануне возникновения черняховской культуры во второй половине - конце II в. в Приднестровье население увеличилось как минимум вдвое. Если в конце I - II вв. н. э. на поселениях одно домохозяйство в среднем занимало площадь 432 кв. м., то к концу II в. - 227 кв. м. [Козак 1992, с.126]. Кроме того, в это время появляются новые селища. Такой рост населения сказался на его уровне развития. На поселениях появляются сероглиняные гончарные сосуды, значительно увеличивается количество металлических изделий, орудий труда, украшений. По данным палеоботанического анализа, большинство находок зерен культурных растений относится к объектам конца II - III вв. [Козак 1992, с.125].

Интересным фактом является то, что на территории Приднестровья и Волыни черняховские и зубрицкие памятники сосуществуют некоторое время в III в. н. э., до исчезновения тут зубрицкой культуры. Следовательно, черняховские элементы были привнесены сюда извне. Однако, по мнению археологов, в III в. н. э. на Верхнем Приднестровье и Волыни с возникновением черняховской культуры не произошло заметного изменения состава населения. Основными носителями новой культуры были прежние жители этих мест [Козак 1984, с.65]. Археологические материалы свидетельствуют, что на эту территорию вселялись отдельные группы сарматов, образуя изолированные поселения и могильники. Поэтому в составе черняховской культуры население Среднего и Верхнего Приднестровья выделялось своей специфической культурой настолько, что некоторые археологи высказывают сомнения в принадлежности этого района к черняховской культуре вообще [Щукин 2001].

Черняховская культура просуществовала до конца IV - начала V вв. Начало сложения пражской культуры, как полагают некоторые исследователи, приходится на IV-V вв. В это время по среднему Днестру в среде черняховской культуры вырабатывается определенный, характерный для славян тип жилища и появляется печь-каменка. Именно в районе Приднестровья, как утверждают некоторые археологи, появляются наиболее ранние поселения пражской культуры V в., в формировании которой принимало участие местное население черняховской культуры [Баран 1988, с.76-77].

Вот как археологи описывают эволюцию материальной культуры этого региона: “Типологически близкими славянской группе памятников V-VI вв. н. э. с керамикой пражского типа оказались зарубинецкие древности полесской группы и северная часть памятников черняховской культуры, сложившихся главным образом на основании последних, и юго-восточная группа пшеворской культуры. Элементы керамики зарубинецкой и пшеворской культур сочетаются в ряде памятников Верхнего Поднестровья и Побужья уже в первой четверти I тыс. н. э., а также в черняховских комплексах” [Баран 1978, с.31- 32].

Таким образом, очевидно, что зарубинецкое население пришло на Приднестровье тогда, когда отсюда ушла большая часть пшеворского населения. Следовательно, язык именно зарубинецкого населения должен был стать языком населения Волыни и Приднестровья. Последующие миграции носителей пшеворской и вельбарской культур непосредственно на Приднестровье не проникали. Пришлое сарматское население оседало в Приднестровье и на Волыни спорадически, отдельными небольшими группами, и существенно не повлияло, как свидетельствуют археологи, на состав населения.

Следовательно, если пражская культура действительно возникла в Среднем Приднестровье, то зарубинецкое население, пришедшее сюда в I в. до н. э., должно было говорить на общеславянском языке. Вместе с тем, как мы отмечали выше, зарубинцы должны были говорить если не на иранском, то, во всяком случае, на сильно иранизированном языке. Славянский же язык имеет лишь небольшое число иранских заимствований. Однако носители зарубинецкой культуры пришли на Приднестровье не из Среднего или Верхнего Приднепровья, а из Полесья. Это значит, что они принадлежали к полесской группе зарубинецкой культуры, которая выделялась своим культурным своеобразием. Так, на Полесье жилища представляли собой полуземлянки-срубы, в среднем Поднепровье - углубленные в материк жилища с каркасными стенами, а в Верхнем Поднепровье - наземные жилища столбовой конструкции.

Отличалось Полесье и погребальным обрядом. Тут обнаружено заметно большее количество урновых захоронений, часто перекрытых корчагами - “клошами”, чего нет на Поднепровье. Кроме того, и керамика Полесья вовсе не была полностью аналогична днепровской. Груболепная посуда Полесья, то есть не чернолощеная, по своей профилировке, пропорциям и орнаменту совершенно не такова, как посуда со Среднего Поднепровья [Максимов, с.10-11].

Однако самым важным является не то, что полесские памятники зарубинецкой культуры выделяются своим своеобразием, а то, что они имеют прямую генетическую связь с предыдущей культурой населения этих мест - милоградской. Подавляющее большинство зарубинецких поселений Полесья расположены либо непосредственно на милоградских поселениях, составляя там верхние слои, либо в непосредственной близости от них, часто являясь их территориальным продолжением [Очерки по археологии Белоруссии, с. 154]. Домостроение зарубинецкой культуры Полесья подобно домостроению милоградской [Очерки, с.155]. “Сходство в устройстве сооружений милоградской и зарубинецкой культур может быть отмечено прежде всего в применении общих строительных приемов” [Мельниковская, с.41]. Похожими также являются погребальный обряд (ямные погребения с кремацией на стороне в милоградской культуре и ямные и урновые погребения, с преобладанием первых, при кремации на стороне, в зарубинецкой), тип серпа [Очерки, с.159] и, наконец, керамика. Известно, что керамика имеет очень большое значение для выяснения степени близости различных культур. Зарубинецкая керамика Полесья была чернолощеной и груболепной, причем первая, как мы отмечали выше, несомненно, результат кельтского влияния. “По обжигу, цвету, характеру примеси в тесте груболепная керамика сравнительно близка милоградской. Разница лишь в том, что милоградская круглодонная, а зарубинецкая плоскодонная”, хотя плоскодонная посуда изредка встречается уже в милоградской культуре [Мельниковская, с.98]. Аналогична милоградской и форма округлобоких горшков [Очерки, с.162]. Орнамент на груболепной керамике также напоминает милоградский [там же]. Состав теста и приемы обработки милоградской и зарубинецкой нелощеной керамики настолько сходны, что специалисты не всегда могут определить, к какой культуре относятся фрагменты сосуда [Мельниковская, с.96]. Интересно, что пряслица зарубинецкое население изготавливало в форме сосудов [Очерки, с. 163]. Такой же обычай бытовал и у племен милоградской культуры [Мельниковская, с. 117]. Орнамент на пряслицах также аналогичен милоградскому [Очерки, с.163].

Таким образом, весь известный нам комплекс зарубинецкой культуры Полесья очень схож с комплексом милоградской культуры. Мы уже отмечали выше, что милоградская культура на Верхнем Днепре была ассимилирована зарубинецкой. Однако археологи не имеют никаких сведений о движении населения из Поднепровья в Полесье. Вспомним, что природные условия Полесья неблагоприятны для земледелия и при этом ухудшаются с востока на запад. Движение в этом направлении было, образно говоря, движением “против шерсти”. Сама же зарубинецкая культура явно испытала сильное западное влияние, причем признаки этого влияния сильнее в Полесье, чем на Днепре, что вполне понятно. Однако это предполагает движение населения с запада на восток, а не наоборот. Латенские элементы, подобные тем, которые характеризуют зарубинецкую культуру украшения, некоторые элементы погребального обряда) милоградское население Полесья восприняло непосредственно от племен позднепоморской культуры, следы пребывания которых на Волыни фиксируются археологами.

В этой связи вероятным является предположение, что милоградское население Полесья было ассимилировано поморской культурой. Однако в отношении такого варианта развития событий есть серьезные сомнения, т. к. поморские перегнойно-карбонатные, уникальные по своему плодородию. Такие почвы занимают всего лишь 0,5% территории Белоруссии и в своем большинстве находятся именно в этом районе Полесья. Тут на площади в 20 кв. км. археологами было открыто 11 селищ милоградской культуры [Очерки, с.139]; на этой же территории было обнаружено 17 селищ и 7 могильников раннего этапа зарубинецкой культуры [Очерки, c. 154]. Поселения зарубинецкой культуры находились непосредственно на поселениях поселения вглубь Полесья не заходят [Очерки, с.139, рис.49]. Милоградские поселения Полесья, как и последующей зарубинецкой культуры, концентрируются преимущественно в районе нижнего течения Ствиги в ее междуречье с Припятью. Именно тут позднее возник центр славянского Турово-Пинского княжества - город Туров. Эти земли не так заболочены, как окружающие, и представляют собой своеобразный остров среди припятских болот. Почвы тутмилоградской: достаточно взглянуть на рис. 19 и 22, чтобы увидеть, что расположение милоградских памятников в Полесье во многом схоже с расположением тут зарубинецких памятников. Разница лишь в том, что последних больше, и заметна тенденция их перемещения в бассейн Стыри. Именно этот путь впоследствии вывел отсюда растущее зарубинецкое население на Волынь и Приднестровье. Следовательно, район, который занимала полесская группа зарубинецкой культуры, находился в глубине обширных болот, то есть был хорошо защищен самой природой. Этот район - уникальный для Восточной Европы природный изолят, который было легко защищать. Сомнительно, чтобы в условиях, когда критический коэффициент тут был высок, сюда могли прийти пришельцы извне.

Таким образом, наша реконструкция привела нас к милоградской культуре. Как мы отмечали выше, милоградская культура возникла на Волыни в конце бронзового века, то есть в VIII-VII вв. до н. э. В основном керамические материалы с милоградских памятников восточной Волыни относятся к раннему скифскому времени не позднее VI¬V вв. до н. э. [Мельниковская, с.112]. При сравнении милоградской керамики с материалами смежных культур Верхнего Поднепровья сразу обращает на себя внимание резкое отличие ее от юхновской, смоленской, верхнеокской, среднебелорусской [там же]. Совершенно иной характер связей прослеживается между керамикой милоградской культуры и предшествующими ей памятниками на смежных территориях с юго-запада и юга. С керамикой высоцкой культуры, памятники которой смыкаются с милоградской территориально и хронологически, милоградскую посуду объединяет ряд форм, характерных как для поздних высоцких, так и для ранних милоградских [Мельниковская, с. 114]. Связи милоградской культуры с высоцкой прослеживаются также в формах металлических предметов [Мельниковская, с.152]. Милоградские и поздние высоцкие захоронения по обряду трупосожжения практически идентичны: безурновые в овальных ямках, часто без инвентаря. На милоградских городищах найдено около 100 керамических фигурок животных. Они характерны для лужицкой культуры, но практически не встречаются в лесной полосе севернее Полесья. В них обнаруживается полное стилистическое сходство по цвету, размеру с подобными фигурками из лесостепи. В высоцкой культуре глиняные фигурки животных и птиц входят в погребальный инвентарь [там же].

Выше я уже отмечал обычай милоградского населения изготавливать пряслица в форме сосудов, впоследствии унаследованный зарубинецким населением. Интересно, что пряслица иногда изготавливались в форме сосудов, которые относятся к более ранним периодам существования культуры. В Белоруссии найдены пряслица, изготовленные в форме сосудов, характерных для более ранних этапов милоградской культуры Волыни [Мельниковская, с.117]. Однако более важно, что найдены пряслица, точно копирующие формы и орнаментацию сосудов высоцкой культуры [Sulimirski, tabl.XIII, 9, XVII, 1, XIX, 20] и сосудов лужицкой культуры [Захарук, с.22, табл. 1,4¬7]. Очень интересная деталь: только население нижнего течения р. Ствиги в зарубинецкое время сохранило древний обычай, известный еще в лужицкой и высоцкой культурах, - класть в могилу маленькие копии обычных керамических сосудов [Очерки, с. 154].

Таким образом, милоградская культура возникла на Волыни в соседстве с высоцкой культурой, которая считается многими археологами группой лужицкой культуры [Археология УССР, т.2, с.42]. Сходные черты милоградской и лужицкой культур, как я отмечал выше, также наблюдаются. Это дает некоторые основания предположить, что проникновение носителей лужицкой культуры на Волынь привело к формированию тут милоградской культуры. Как мы отмечали выше, лужицкая культура была культурой исторической общности полей погребальных урн, которая возникла в Карпато-Дунайском бассейне. Южнее Карпат в ареал лужицкой культуры входила территория Чехии. Очевидно, что население, которое сформировало лужицкую культуру на территории Польши, восточной Германии и Волыни, пришло на эти земли откуда-то с территории Чехии или прилегающих земель. Однако вспомним, что на этих землях найдены памятники культур шнуровой керамики. Следовательно, вполне возможно, что носители каких-то языков, входивших в ^ общность культур шнуровой керамики, некоторое время существовали в северной части Карпато-Дунайского бассейна, в котором, как мы говорили выше, расселились представители иной гру ппы индоевропейских языков, а именно предков италиков, кельтов, иллирийцев и венетов, создавшие впоследствии культурную общность полей погребальных урн.

Итак, сверим нашу реконструкцию событий, построенную на археологических данных, с данными лингвистики. Праславяне входили в общность прагермано-балто-славянских языков, которые совместно создали культурно¬историческую общность культур шнуровой керамики. Бесспорно, что, кроме известных нам языков, в эту же общность входили и другие, не дошедшие до нас языки. Предположительно, в эту же общность входили и пратохары. Однако эти последние осели в лесной зоне несколько изолированно от остальных культур, на правобережье среднего Днепра, и впоследствии мигрировали в лесную зону Восточной Европы. Остальные языки шнуровой общности расселялись через Волынь и Приднестровье, что и определило их близость. Большинство языков этой общности расселилось в лесной зоне Восточной и Центральной Европы севернее ® Карпатской горной системы. Праславяне же, вероятно, пересекли ее, возможно, через “моравские ворота”, эти подлинные “ворота народов”, и осели на территории Чехии и Словакии. Находясь в северной части Карпато-Дунайского бассейна, славяне испытали влияние итало-кельтских языков, чем и объясняются древние италийско- славянские изоглоссы.

Затем начались миграции славян на север. Они расселяются по огромным просторам Польши и Германии, формируя тут лужицкую культуру. Субстратом этой культуры была западнотшинецкая культура, носители которой, вероятно, говорили на западнобалтийском языке. Однако падение вследствие этого у славянского населения критического коэффициента дало возможность расселиться на этой же территории носителям поморской культуры. Ассимиляция славян была довершена последующими миграциями германцев с территории Скандинавии и Дании. Однако ранее этого часть праславянского населения проникла на Волынь и далее вглубь Полесья, сформировав тут милоградскую культуру. Как я отмечал выше, милоградская культура сильно отличалась от прочих культур лесной зоны Восточной Европы, но ее население имело тесный контакт с носителями культуры штрихованной керамики, предположительно западными балтами.

Интересно отметить, что одним из знаковых совместных балто-славянских слов является название железа. На основании этого лингвисты датируют балто- славянские контакты датой не позднее 500 г до. н. э., то есть временем распространения железа в Восточной Европе. Заметим, что Полесье является крупнейшим в восточной Европе месторождением болотных железных руд. Руды залегают на небольшой глубине или выступают наружу по берегам рек. Содержание железа - от 40 до 70%. Руда очень легкоплавкая, железо из нее можно получить даже на костре. Милоградская культура выделяется среди других культур лесной зоны широким применением железа. На милоградских городищах в большом количестве найдены обломки горнов, шлак, крицы и т. п. Нельзя, разумеется, утверждать, что именно через милоградскую культуру балты познакомились с железом, но широкое для своего времени распространение железоделательного ремесла у милоградского населения могло быть фактором, способствовавшим заимствованию балтами от славян названия этого металла.

На Верхнем Днепре население милоградской культуры было ассимилировано зарубинецкой культурой, но в глубине Полесья славянский язык уцелел. Следовательно, славяне Полесья не имели контактов с ираноязычным населением, но, несомненно, тесно контактировали с западными балтами. Кроме того, славяне имели некоторые контакты с населением поморской культуры, предположительно восточногерманскими племенами, от которых восприняли некоторые обычаи, в частности, производство чернолощеной посуды.

В I в. до н. э. маленький полесский резервуар заполняется, критический коэффициент возрастает. Славяне мигрируют на Волынь. Чуть позднее освобождается место на Среднем и Верхнем Приднестровье, откуда уходит часть носителей пшеворской культуры, о которых с большой вероятностью можно сказать, что они говорили на каком-то восточногерманском языке. Славяне мигрируют в Приднестровье и воспринимают тут многие элементы пшеворской культуры и языка. Время тесных контактов славян с пшеворцами соответствует времени заимствования из восточногерманских языков. Но когда на Волынь приходят готы, их контакты со славянами были минимальны, поэтому следов этого соседства в обоих языках практически нет.

В III-IV вв. начинается массовое оседание на землю сарматов, и возникает и распространяется черняховская культура. Славяне в это время занимали единую область вдоль верхнего и среднего Днестра и вдоль Сана вплоть до Вислы, что составляет примерно 500 км. Оседавшие в этом районе сарматы были источником иранских заимствований, и отдельные группы (племена) славян, контактируя с сарматами, заимствовали различные слова. Кстати, довольно значительная растянутость славянского ареала с северо- запада на юго-восток соответствует выводам лингвистов о том, что наиболее ранние диалектные различия у славян были между западными и восточными частями ареала. До периода черняховской культуры славяне были изолированы от иранского населения лесостепи полесскими болотами, поэтому общих для всех славян иранских заимствований почти нет.

Таким образом, предложенная реконструкция ранней истории славян объединяет известные нам археологические и лингвистические факты. Кроме различных заимствований, она объясняет и бездиалектность общеславянского языка. Изолированный природой резервуар в Полесье дал ему возможность уцелеть от ассимиляции. Собственно говоря, локализация места развития славянского языка в Полесье не нова. Уже довольно давно лингвисты пришли к таким же выводам [Vasmer, s.118]. “Можно предполагать, что общеславянские племена во второй половине I тыс. до н. э. занимали лесную равнинную территорию от верховьев Западного Буга до среднего течения Днепра” [Филин, c.147]. Это и есть ареал милоградской культуры.

Однако остается непонятным, как небольшая группа славян, вышедшая из полесских болот и осевшая в Приднестровье, могла превратиться в самый многочисленный в Европе народ, занимавший огромные территории. Далее мы попытаемся в этом разобраться.

Расселение славян должно предшествовать распаду единого славянского языка как минимум на сто лет. Следовательно, если лингвисты датируют распад славянского языка VII-VIII вв., то расселение славян должно было начаться приблизительно в VI в. н. э. Для этого времени, кроме довольно обширной археологической базы, мы уже имеем письменные источники. В первую очередь это касается книги Иордана “О происхождении и деяниях гетов”, выдержки из которой я приводил, когда писал о переселении готов из Скандинавии в Польшу и о последующем их движении на юго-восток. Эта книга представляет собой неумелую и путаную компиляцию из произведений более ранних авторов и народных преданий, но ничего лучшего в нашем распоряжении нет. Кроме книги Иордана, мы можем воспользоваться книгой о войне с готами Прокопия из Кесарии. Именно у этих авторов мы находим первые сведения о собственно славянах.

Иордан пишет, что к северу от Карпатских гор, “начиная от места рождения реки Вистулы (Вислы. - А.А.), на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венедов. Хотя их наименования теперь меняются соответственно различным родам и местностям, все же преимущественно они зовутся склавенами и антами. Склавены живут от города Новиетуна и озера, именуемого Мурсианским до Данастра и на север до Висклы (т.е. Вислы. - А.А.)... Анты же - сильнейшее из обоих племен, распространяется от Данастра до Данапра...” [Get., 34-35]. Со склавенами все более или менее понятно. Это, несомненно, славяне. “К” между “с” и “л” вставное, обратите внимание на написание названия Вислы - “Вискла”. Вместе со славянами упоминаются анты и венеды. По поводу этих этнических имен написано очень много; попробуем разобраться в этой проблеме и мы.

О венедах сообщают и другие авторы. В Певтингеровых таблицах, представляющих собой список народов, через земли которых проходили дороги, венеды упоминаются дважды вместе с карпатскими бастарнами, гетами и даками, из чего следует, что венеды жили где-то возле Карпат. Плиний Старший также пишет о венедах как о народе, жившем в районе, с востока ограниченном Вислой. Из данных Тацита также можно предположить, что венеды жили на восток и север от Карпат. Птолемей сообщает о том, что венеды живут вдоль Венедского залива, под которым понимается Балтийское море или часть его. Таким образом, венеды локализуются на территории Польши, причем большинство авторов помещает их севернее или восточнее Карпат.

На основании главным образом сочинения Иордана ранних славян отождествляют с венедами. Следует заметить, что при всем желании из этой цитаты нельзя убедительно вывести столь распространенный тезис о том, что Иордан писал о членении славян на три народа - венедов, антов и склавен. Мне кажется, что Иордан достаточно определенно пишет о венедах как о народе, из которого произошли многие новые народы, но преимущественно склавены и анты. В последнем предложении Иордан совершенно ясно пишет о двух, но никак не о трех народах. Впрочем, далее он, когда речь заходит о походе Германариха против венедов, вновь поясняет, что венеды “.происходят от одного корня и ныне известны под тремя именами: венедов, антов и склавенов” [Get., 119]. Таким образом, Иордан сам себе противоречит в двух разных местах своего труда, хотя следует заметить, что второй раз он пишет о венедах вскользь, ссылаясь на более раннее и подробное объяснение местонахождения и родственных связей этих народов.

Возможно, представление о том, что Иордан писал о тройственном членении славян, получило такое распространение потому, что это совпадает с языковым членением славян на западных, южных и восточных. Однако в то время, когда писал Иордан (первая половина VI в.), по практически единодушному мнению лингвистов, тройственного языкового членения славян еще не было. Этническое имя “венеды” многие исследователи относят к кельтам или иллирийцам. Славяне так себя никогда не называли. Все попытки этимологизировать слово “венеды” на славянской языковой основе нельзя признать убедительными [Филин, с.52].

Племена с таким названием были известны на побережье Адриатики и в долине По. От названия этого народа происходят названия города Венеция и итальянской провинции Венето. Венетский язык известен по нескольким надписям и был родственен кельтскому, иллирийскому и италийскому языкам [Красновская, с.29- 34, 46-52]. Кроме того, этноним “венеты” был известен на северо-западе Галлии, о чем сообщает Юлий Цезарь [De bell. Gall., III, 8¬16]. Мы уже говорили выше о том, что кельты (галлы) расселились по Европе из бассейна Дуная. Таким образом, этноним венеды или венеты был характерен для народов Карпато- Дунайского бассейна.

Я уже писал выше о том, что археологи и лингвисты отмечают сильное влияние кельтов и их языка на германские народы континентальной Европы. Присутствие кельтов на юге Польши с III в. до н. э. фиксируют археологи [Кухаренко 1969, c.101]. В Южной Польше обнаружена также топонимия несомненно кельтского происхождения [Трубачев 1991, c.42]. Кроме того, гидронимы западнобалканского происхождения обнаружены как в северной, так и в южной Польше [Milewsky, s.37-86].

Примерно к началу нашей эры кельты на юге Польши были ассимилированы пшеворцами [Кухаренко 1969, c.104]. Влияние кельтской культуры на пшеворскую несомненно. О многих заимствованиях носителями пшеворской культуры у кельтов (посуда, фибулы, украшения) я писал выше. Мы ничего не можем сказать о влиянии кельтов на язык пшеворцев, но в готском языке, который занимал северную Польшу, довольно много кельтских заимствований. Можно предположить, что в языке пшеворского населения, которое непосредственно контактировало с кельтами, их было еще больше. Даже само название пшеворских племен, о котором пишет Тацит, “лугии”, несомненно, кельтского происхождения. Луг - это бог солнца у кельтов. Например, город Лугдун (совр. Лион) - это, собственно, город Луга, Лугоград.

Вполне возможно, как это часто бывало в древности, что имя прежних обитателей данной местности было перенесено на новое население. То есть можно предположить, что, по крайней мере, часть южных племен пшеворцев могла получить среди германских народов имя венедов. Впоследствии, когда пшеворцы переселились на Волынь и Приднестровье, это имя было как-то связано с ассимилировавшими их славянами. Это объясняет тот факт, что Иордан, который пользовался готскими источниками, считает венедов славянами, в то время как византиец Прокопий из Кесарии, писавший в это же время о славянах, ничего о венедах не пишет. Венедами могли называть пшеворцев, а впоследствии и славян, готы. Именно поэтому это имя закрепилось в немецком языке за западными славянами в форме “венды”, а от них попало к эстам и карелам в форме “вене”. Однако, поскольку сами славяне себя так никогда не называли, так же как и прочие соседи славян, у других народов такое название славян неизвестно.

Как мне кажется, перенос этнонима “венеды” с кельтов сперва на пшеворцев, а затем с них на славян подтверждается интересным фактом: у пшеворского населения существовал обычай не просто хоронить мужчин с оружием, но и ритуально его перед этим ломать или сгибать. Причем этот обычай в более раннее время археологи фиксируют у кельтов [Kostrzewski, s.228], а возник он еще в конце VI - V вв. до н. э. [Монгайт, с. 186]. Лингвисты допускают, что именно с этой традицией связана славянская группа слов “гибель”, “погибать” [Трубачев 1991, с.42]. Возможно, что так произошло переосмысление славянами кельтского обычая через германское посредничество.

Еще одним примеров кельтского влияния на славян посредством германского языка является слово “тын”, которое принадлежало общеславянскому языку. Это слово лингвисты считают производным от кельтского dun в значении “частокол”, “ограда”. Это слово было составной частью кельтских названий многих городов: например, упоминавшиеся выше Новиедун, т. е. Новый город, и Лугдун. Однако то, что в славянский это слово попало в форме “тын”, свидетельствует о его заимствовании из какого-то германского языка с типичным для германцев оглушением “д” в “т” [Филин, c.136].

Таким образом, есть серьезные основания полагать, что славяне в начале нашей эры имели довольно тесные контакты с восточными германцами, подвергшимися сильному кельтскому влиянию. Следовательно, этническое имя “венеды” вполне могло быть перенесено на часть пшеворского населения, а затем на славян, ассимилировавших этих германцев в Приднестровье. Именно поэтому у готов и сложилось впечатление, которое передает Иордан, что славяне происходят от венедов.

Второе племенное славянское имя, которое называет Иордан, - анты. Нет никаких сомнений в том, что Иордан считает антов славянами, так же, как и в том, что отождествление антов с носителями пеньковской культуры справедливо. В пользу этого неопровержимо свидетельствуют хронология и место находок пеньковских древностей: от Днепра до Днестра, как пишет Иордан. Кроме того, славян и антов считает одним народом и Прокопий, прямо указывая, что язык у них один [Proc. B. G., III-VII, 14, 26]. Однако заметим, что, несмотря на наличие единого языка, Прокопий четко отделяет антов от склавинов. Прокопий пишет о проживании славян и антов на левом берегу Дуная [Proc. B. G., I-V, 27, 2]. Между антами и склавинами возникают войны. Анты - ближайшие соседи склавинов [Proc. B. G., III-IV, 40, 5]. Это подтверждается находками смешанных пеньковских и пражских древностей в Подунавье. Именно на основании этих фактов многие ученые считают антов, т. е. пеньковцев, славянами.

Однако, как мы уже отмечали выше, согласно критерию бездиалектности любая археологическая культура, синхронная пражской, не может быть славянской. Это совершенно очевидно следует из вывода лингвистов о том, что распад славянского языка произошел не ранее VII-VIII вв. н. э., в то время как пражская культура возникла в V в. Почему же письменные источники считают антов славянами?

Пеньковская культура определенно не похожа на пражскую. “Это проявляется в характере домостроительства, составе украшений и в керамическом комплексе. Пеньковская и корчакская (т. е. пражская. - А.А.) посуда совершенно не похожи одна на другую” [Русанова, c. 100]. Мы отмечали выше, что пеньковская культура, по мнению археологов, сформировалась на основе киевской, которая, как мы выяснили, была культурой западных балтов. Чрезвычайно важно, что лингвисты обнаружили западнобалтийские заимствования, имеющиеся только в болгарском языке и которых нет в других славянских языках. Следовательно, предки болгар имели когда- то тесные контакты с западными балтами, уже после того, как выделились из общеславянской общности. Кроме того, на Балканах обнаружены спорадические западнобалтийские топонимы [Duridanov 1968, 1969].

Переселение славян на Балканы происходило именно из районов правобережья нижнего Дуная, где найдены пеньковские и пражско-корчакские памятники и о которых письменные источники сообщают как о месте совместного проживания антов и славян. Кроме того, как уже отмечалось выше, балтийские гидронимы в бассейне Роси и Южного Буга, т. е. в ареале пеньковской культуры, могут быть объяснены только балтийской атрибутацией пеньковцев. Для любой другой из ближайших предшествующих культур такая атрибутация исключена. Все эти факты дают достаточные основания для вывода о том, что анты- пеньковцы говорили на западнобалтийском языке.

Расселение пеньковцев на юго-запад от Среднего Поднепровья, на Южный Буг и далее на территорию Молдавии и Румынии, можно объяснить депопуляцией этих районов в результате гуннских и готских войн. Это переселение в свою очередь способствовало продвижению в Среднее Приднепровье населения пражской культуры. Именно потому, что славяне переселялись позже пеньковцев, славянский язык вытеснил балтийский.

Распространение культуры типа Корчак и Луки Райковецкой (т. е. пражской культуры на разных этапах. - А.А.) в пеньковском ареале, несомненно, связано с продвижением населения с севера. Это движение началось, вероятно, в начале VI в.” [Русанова, c.100]. Со временем черты пеньковской культуры исчезают, и на памятниках пеньковского ареала господствует керамика последующего этапа пражской культуры (типа Луки Райковецкой) и славянский тип жилищ (полуземлянки с печами-каменками) [там же].

Таким образом, археологические памятники рисуют картину ассимиляции пеньковцев славянами. Возникает культура смешанного типа, носители которой говорят на одном языке, но отличаются друг от друга особенностями речи, традициями (например, одеждой) и т. п., что позволяло отличать антов от славян. Именно ассимиляцией пеньковского населения славянами объясняется внезапное исчезновение племенного имени антов уже через полвека после написания Иорданом своего труда.

Кроме того, лингвисты утверждают, что западнобалтийские языки наиболее близки к славянскому. Пеньковцы же, судя по всему, говорили на каком-то западнобалтийском языке, причем мы знаем из этой подгруппы только прусский язык; язык же пеньковцев, учитывая географическое положение, мог быть еще ближе к славянскому. Для византийцев близкие друг другу языки антов и славян могли показаться диалектами одного языка, тем более, что в это время ассимиляция антов славянами уже началась.

Этноним “анты” не является ни славянским, ни балтийским. Вероятнее всего, племенное название “анты”, как полагают многие исследователи, производится от древнеиндийского слова antas (интересная деталь, вновь подтверждающая, что скифосарматские языки занимали среднее положение между иранскими и индийскими), имеющее значение “конец”, “край” [Филин, с.60]. В этом случае племенное имя “анты” означает “живущие на краю”. Такое название вполне возможно и находит многочисленные этнографические аналогии. По стечению обстоятельств сегодняшние жители этих мест (украинцы) имеют самоназвание, образованное по тому?

Однако, поскольку происходило это, вероятно, в первой половине III в. н. э., готы могли встретиться в этом районе со славянами, с носителями киевской культуры и с сарматами. Прокопий пишет о спорах как об имени, которое раньше имели склавены и анты [Proc. B. G., III, 14, 19]. О спалеях сообщает Плиний [Plin., VI, 22], который относил расселение этого племени к Танаису. В древности Танаисом называли Северский Донец и нижнее течение Дона.

Вряд ли спалы - это одно из сарматских племен. Античные авторы были неплохо осведомлены о сарматах и упомянули бы об этом. Наверняка спалы - это не славяне, потому что в русском языке сохранилось слово “исполин”. Как я уже говорил, называть великанов именем враждебного народа - явление довольно распространенное. Скорее всего, спалы - это название какой-то группы населения киевской культуры, которая имела контакты с зубрицкой культурой, ведь киевская культура была распространена от Волыни до Северского Донца.

Таким образом, наиболее ранние письменные источники о славянах не опровергают тезиса о бездиалектности славянского языка и, следовательно, о единой славянской культуре V-VI вв. Вместе с тем именно к началу VI в. относятся письменные сведения о расселении славян. Прокопий сообщает, что анты впервые напали на империю в начале правления Юстина I (518-527 гг) [Proc. B. G., III, 40, 5]. Славяне впервые вторгаются на территорию империи позднее, в 545 г [Proc. B. G., III, 13, 24]. Эти даты соответствуют выводам лингвистов о времени распада единого славянского языка.

Расселение славян завершило великое переселение народов. Важно отметить, что в этот период, т. е. с начала V в., в Центральной и Восточной Европе наблюдался самый настоящий регресс. Для черняховской и пшеворской культур были характерны развитое гончарное дело, металлургия, в захоронениях найдено большое количество фибул, пряжки, подвески, ожерелья, изделия из стекла. В захоронениях пшеворской культуры, кроме этого, найдено много оружия: мечи, копья, шпоры, умбоны от щитов. Многие из этих вещей найдены и на поселениях.

Количество гончарной сероглиняной посуды в конце IV - начале V вв., по сравнению с III-IV вв., постепенно уменьшается, и к VI в. ее производство полностью прекращается; исчезают также большие металлургические центры со многими тысячами горнов одноразовой плавки. Вместо них найдены группы из нескольких таких горнов либо одиночные горны. Из археологических находок исчезают наральники. Резко сокращается количество металлических вещей, почти нет украшений. Характерно, что наиболее ранние славянские захоронения существенно беднее предшествующих захоронений на этой же территории, которые принадлежали черняховской и пшеворской культурам. В захоронениях находят только керамику, и то далеко не всегда, каких-либо вещей практически нет.

Этот период во многих районах Центральной и Восточной Европы характеризуется сильнейшей депопуляцией. Мы уже говорили о том, что примерно к V в. н. э. территория Польши в результате экс-центральных миграций носителей пшеворской и вельбарской культур (восточногерманских племен) практически полностью запустела. Из причерноморских степей на территорию Венгрии также ушла значительная часть населения во главе с гуннами. Кроме того, в результате набегов готов, гуннов и других народов Балканы были опустошены.

Согласно третьему закону резервуара, депопуляция и должна сопровождаться регрессом. Дело не в специфике пражской культуры, примитивной и бедной, а в объективных законах развития. По мере накопления плотности населения последующая стадия развития пражской культуры, культура типа Луки Райковецкой, характеризуется гончарной керамикой, многочисленными находками металлических изделий, украшений и импортных вещей.

Следовательно, расселение славян на огромных территориях было возможно только потому, что эти территории запустели. Посмотрим, как это было. Ранее всего славяне из Приднестровья начали заселять Волынь, опустевшую после ухода отсюда готов в IV в. Затем славянские поселения появляются в Полесье. К тому времени носители балтских культур - сперва киевской, а затем генетически связанной с ней колочинской - сильно продвинулись на юго-запад: южнее Припяти, на Волынь и южное Полесье. Тут, кроме древних славянских гидронимов, обнаружен большой массив балтских гидронимов [Трубачев 1968, c.272-273, карта 11]. Интересно, что названия левых притоков Припяти повторяются на ее правом берегу. Подсчитано, что всего повторяются 16 названий, причем все эти названия балтийские. Разумеется, это не может быть случайностью [Седов 1963, c.123, 124]. Объяснение этому найдено уже давно: балты с левого, северного берега Припяти пришли на правый берег, оставленный славянами, и принесли с собой привычные им названия рек [Рыбаков, с.190].