Партия кадетов и I Государственная Дума

С первых же заседаний Думы Муромцев повел целенаправленную, легитимную борьбу за расширение и уточнение ее прав.

«Учреждение» правильнее было бы назвать ущемлением прав Гос. Думы, так оно было составлено. И если исходить из строго формального истолкования его статей, то Дума оказалась бы в безвыходном положении. Право законодательного почина оставалось за «исторической властью», право законодательной инициативы еще надобно было процессуально оформить. Министры законопроектов в Думу не вносили, а сама Дума, даже подготовив проект, должна была по ст. 136 «Учреждения» месяц ожидать, пока министры с проектом ознакомятся. Чтобы выйти из этого тупика,

Муромцев предложил «нулевое чтение» (определение графа Гейдена). Дума ставила законопроект на обсуждение фактически по его существу, формально же обсуждался вопрос о направлении. Позже в измененном виде эта процедура сохранилась, хотя и с ограничениями.

Ряд указаний Муромцева касался процессуально-правовых проблем, в частности, порядка постатейного обсуждения проектов. Он предложил и Дума согласилась, что отклонение предложения о переходе к постатейному обсуждению равносильно отклонению законопроекта в целом и снятию его с обсуждения. Председатель ввел правило принятия поправок, они должны были представляться только в письменной форме. Не только предложение, сделанное с места, не учитывалось, но и сделанное с трибуны принималось Председателем только после его письменного оформления. Поправки должны были вноситься только во время второго постатейного обсуждения, не при общей дискуссии. Принятие отдельных поправок не препятствует отклонению проекта в целом. Было принято и закрепилось в думской практике указание Муромцева, что признание предложения (запроса, проекта и пр.) спешным ведет к немедленному его обсуждению на пленарном заседании. Трудные и сложные вопросы об утверждении повестки дня, о прекращении прений, о формулах перехода к очередным делам и др., облеченные Муромцевым в точные ясные формы, стали прецедентами, определившими на годы правильное течение думской деятельности. В этом отношении можно сказать, что все три последующие Думы трудились «по Муромцеву». Отстаивая свободу слова, Муромцев последовательно боролся против использования думской трибуны в целях пропаганды, делая различие между речами парламентского типа и выступлениями митингового типа.

«Первая Дума, -- говорил Муромцев уже на процессе о выборгском воззвании, -- впервые придала неорганизованному, наполовину стихийному движению народа формы организованные,... в стенах Гос. Думы партии, встретившись между собой, впервые поняли, что пора сойти с почвы митинга и встать на почву организованного собрания». В создании этой организации была велика роль председателя.

Все современники, даже из числа политических оппонентов, отдавали должное Муромцеву как незаменимому руководителю парламента. Удачнее многих других выразил это восхищение один из депутатов, полуграмотный крестьянин (член группы трудовиков) -- «Он председательствует, как обедню служит!»

Авторитет Думы должны создавать и поддерживать сами депутаты, и они должны высоко стоять прежде всего в их собственном мнении, в их собственных глазах, эту мысль Муромцев постоянно подчеркивал.

«Не согласимся ли мы раз и навсегда, что личные пререкания и оскорбительные выражения ниже достоинства Государственной Думы. Я продолжу свою мысль: старый строй, власть которого во всем исходила сверху, приучил к тому, что люди, стоящие у власти, считали себя вправе наносить подчиненным оскорбления, вместо того, чтобы ограничиться спокойным и авторитетным указанием на неправильность его поступков. Неужели же мы, представители русского народа, заняв положение в качестве органе государственной власти, будем подражать старым носителям власти?» Отсюда же истекает заявление Муромцева о необходимости каждого депутата считаться с принятыми Думой решениями: -- «Никто не может делать упреков с этой кафедры Государственной Думе по поводу сделанных постановлений: ее авторитет выше нашего личного авторитета. Когда один из депутатов бросил обвинение, что Дума довольствуется «крохоборческими резолюциями», Председатель, защищая авторитет Думы, остановил зарвавшегося депутата (заседание 1 июля). Через три дня Председатель, опять оберегая Думу, делает замечание оратору, заявившему о пустых воззваниях, когда же депутаты пытались устраивать обструкцию своим коллегам или членам правительства, кричали «довольно», стучали и шикали, Председатель осаживал крикунов, спокойно разъясняя: «Такого способа прекращения прений никакой наказ не предусматривает», «существуют правила о том, как прекращать прения», и далее: «Обращаю внимание их (нарушителей), что такие правила есть, составлены они Государственной Думой, и Председатель отступить от них не вправе».

Председатель пресекал, не всегда, разумеется, достигая успеха, взаимные оскорбления депутатов или их резкие выпады против членов правительства вплоть до криков убраться из зала заседания: «резкие мысли всегда допустимы, но приличный образ выражений есть необходимое условие достоинства народного представительства». Когда депутаты аплодисментами встречали выражения вроде «правительственные хулиганы», «правительство -- враг народа», Председатель делал замечания уже не только ораторам, но и аплодирующим: «мы не имеем права оскорблять друг друга». Когда на шумном, ставшем знаменитым заседании 19 июня депутаты не давали говорить военному прокурору, Муромцев заявил, что не выслушав представителя власти, имеющего по закону право голоса, Дума не сможет правильно оценить ситуацию и принять решение: «закон не дает Председателю права отказать в слове представителю правительства». Шум не унимался и Муромцев, предупреждая скандал, закрыл заседание собственной властью.

Подобные действия Муромцева были направлены на охрану думского права на запрос правительству; он пресекал действия депутатов, пытавшихся сорвать выступления представителей властей и, следовательно, лишали Думу возможности принимать решения: «Обращаю ваше внимание, -- говорил председатель, -- оратор отвечает не на вопрос отдельных членов Думы, воля которых слушать или нет, но отвечает на запрос Государственной Думы как таковой, ибо так говорит закон. Оратор желает быть выслушан в ответ на запрос Думы». Муромцев напоминал, что уложение о Гос. Думе (ст. 40) говорит, что министры и другие правительственные лица имеют право по собственной инициативе выступать в Думе и последняя по закону должна их выслушать.

Беспартийность, бесстрастная объективность Председателя может быть выражена до конца только если она не является тактической уловкой, приемом борьбы, и вытекает из глубокого чувства справедливости, воплощает нравственную позицию Председателя. Таким был Муромцев. Когда группа депутатов попросила его скрепить подписью свое обращение к английским парламентариям, Муромцев отказал этой просьбе, ибо она исходила от одной лишь группы, а не Думы в целом. Резонно заметив при этом: «Я просил бы выяснить, каким образом Председатель Государственной Думы может являться представителем одной группы? Председатель Гос. Думы может являться только ее Председателем». И все депутаты знали, что это не просто слова, а изложение позиции. Его авторитет, и даже делаемые им замечания, никогда не оспаривались. И не случайно аплодисментами Дума встретила его заявление 1 июня: «Никаких протестов по поводу замечаний, делаемых Председателем, никакой наказ не допускает, ибо эти замечания делаются в интересах сохранения достоинства Думы!»

Современники отмечали своеобразный организаторский дар Муромцева, но не как лидера движения, а как мыслителя, законодателя, это был внутренний организующий дар, создающий, вырабатывающий нормы права, т.е. незыблемые прочные формы бытия, в которых только и может спокойно, уверенно протекать человеческое общежитие. Основою же этих норм бытия, основным принципом являлась свобода как предпосылка, как условие личного и общественного существования; строго говоря, охрана свободы (личной и общегражданской) и развертывается в юридические споры, когда вырабатываются формальные нормы, устои общежития. Формы права -- надежный защитник свободы, по убеждению Муромцева, самый надежный. И становится понятным его призыв, обращенный к первой Думе: «Господа, соблюдение известных форм есть гарантия нашей свободы и наших прав; если мы не будем уважать форму в ходе наших суждений и решений, мы во многих случаях будем рисковать посягательством и на наши права и на нашу свободу!»

С.А.Муромцев, по словам близких лиц, любил обращаться к старому суровому, но образному языку древних памятников, к языку Сперанского, и в нем находить формулы для своей, вполне гармонирующей с ними, речи. Он любил обращаться: «Господа, Правительствующий Сенат», как писали еще в петровское время. Он был изыскан в выражениях, как изыскан был в мыслях. В ответ на приветствия он не «благодарил», а низко кланялся». И самую знаменитую первую речь свою к Государственной Думе начал с простой, не торжественной, на старинный лад формулы: «кланяюсь Государственной Думе». Уродство слова, как уродство мысли причиняли ему боль, свидетельствует один из близких ему, депутат первой Думы.

Муромцев отлично понимал особенности своего, в некотором роде уникального, положения. Председатель был единственным соединительным звеном между органом народного представительства и Монархом. И когда возникла конфронтация между двумя ветвями власти, к нему, естественно, обратились взоры всех, кто желал мирного разрешения конфликта. Однако он не проявил активности, и не потому, что сомневался в успехе, в авторитетности, действенности подобного шага, а потому, что счел эту экстраординарную инициативу отступлением от норм конституционного права, выходом за границы своих прерогатив.

«В некоторые моменты жизни первой Думы, -- говорил Муромцев поз- же, -- члены ее, особенно крестьяне, не раз обращались ко мне с просьбой: -- «Вы бы съездили куда следует, объяснили бы». Я категорически отказывался, так как такое совместительство функций у председателя не считал конституционным».

Правовые тенденции конституционного строя гласили, что Председатель парламента (Думы) может вступить в переговоры о создании кабинета министров только по прямому, непосредственному призыву Монарха. Но ни в случае с Треповым, ни со Столыпиным такого призыва от царя он не услышал. В его бумаге позже друзья нашли записку с критикой, не все объясняющей фразой: «я призван не был». Поэтому он не принял личного участия в переговорах, а ограничился передачей слышанного своим товарищам по Думе, по партии, которые и провели переговоры о «кабинете». И тот факт, что его намечали в премьеры, не был результатом личных активных его действий, а лишь признанием значимости, авторитетности его как общественного деятеля. Сам же он в премьеры не бивался.

Проект наказа, подготовленный Муромцевым (с учетом другого проекта депутата Острогорского), был обсужден и доработан в специальной думской комиссии, но пленум Думы успел рассмотреть и одобрить толь первые три главы его наказа. На заседаниях 26 и 29 мая. Остальная часть работы осталась проектом, и в таком виде как материал для выработки наказа перешла ко второй Думе. Работа над наказом там была продолжена под руководством В.А.Маклакова, высоко ценившего вклад своего предшественника. Так что преемственность здесь была сохранена. Важно и другое. И после роспуска первой Думы ее Председатель продолжил работу над наказом и в 1907 г. издал книжку под названием «Внутренний: распорядок Государственной Думы», в которую вошли и первые три главы, одобренные первой Думой, и свод временных правил, одобренных Думою (в их основе указания и разъяснения Муромцева сделаны по ходу заседаний), и, наконец, проект остальных глав наказа с необходимыми пояснениями автора. Но, конечно, не только работа над наказом вошла в основу думских процедур. Большое организационное значение имела вся совокупность указаний и разъяснений первого Председателя по самым разнообразным вопросам парламентского (думского) правотворчества.

Муромцева современники называли «жрецом права». Он видел в праве великого организатора общественной жизни. Он любил право, как художник любит искусство и священнослужитель свой храм. И он писал легко и свободно в родной ему стихии права. Внутренним движущим принципом права, его конечной целью является обеспечение общества «жизненных условий», но и само право должно быть «организовано и преобразовано» в соответствии с жизненными условиями. Подлинно правовое государство создает надлежащие условия жизни, это подлинный благоустроенный храм, его конкретное воплощение. В этом смысле Муромцев был другом правового порядка, именно правового, а не приказного, не захватного, из насилия возникающего и на нем покоящегося. Муромцев на опыте собственной жизни знал, что такое старое право, господствовавшее до Октябрьского Манифеста. Он пытался служить праву как ученый и педагог, и не один раз жестоко поплатился за это служение, в начале его удалили из университета, затем запретили Московское юридическое общество, бессменным председателем которого он являлся, закрыли созданный им юридический журнал. И, наконец, трагедия первой Думы и ее председателя.

Раздел 4. Законотворческая деятельность партии кадетов в I-ой Государственной Думе

Реконструкцию законодательных инициатив кадетов, в которых их воззрения получили достаточное освещение, целесообразно, на наш взгляд, проводить по нескольким основным направлениям, ключевым из которых являлся аграрный вопрос.

1. Аграрный вопрос. Аграрной проблеме кадеты уделяли очень много внимания. Если в программе КДП, принятой на учредительном съезде, раздел, касающийся аграрного законодательства, достаточно краток, то впоследствии аграрный законопроект был разработан кадетами более детально. О деятельности КДП в Думе в направлении разработки земельной реформы позволяет судить целый ряд источников:

1) Проект закона “О мерах к расширению и улучшению крестьянского землепользования”, внесенный кадетской фракцией в Государственную Думу;

2) Объяснительная записка по проекту закона о мерах по расширению и улучшению крестьянского землевладения;

3) Проект аграрной реформы, внесенный членом кадетской партии и фракции А.В.Васильевым;

4) Общие положения аграрной реформы, принятые аграрной комиссией кадетской фракции;

5) Заявление 42-х членов партии “Народной свободы” по аграрному вопросу, внесенное на рассмотрение Государственной Думы 8 мая 1906 года. Во введении к проекту закона “О мерах к расширению и улучшению крестьянского землепользования” отмечается, что “содействие правительства к приобретению землепользования на основании настоящего закона оказывается тем крестьянам и лицам других сословий, по своему быту не отличающихся от крестьян, для которых земледелие составляет основной источник средств к жизни и притом -- лишь в мере действительной необходимости в видах удовлетворения насущных потребностей. Содействие это оказывается через Главный Земельный Комитет и губернские и уездные земельные комиссии”.

Кроме того, на те же учреждения возлагались дополнительные обязанности:

а) устранение чрезполосности крестьянских надельных земель с прилегающими владениями, общности пользования крестьян с частными владельцами и недостатков в расположении и очертации крестьянских наделов;

б) направление операций Крестьянского Поземельного Банка по содействию покупкам земель у частных владельцев теми крестьянами, которые не пользуются содействием правительства...

В отделе 1 проекта (п. 4) определялись предельные размеры расширения крестьянского землевладения, которые должны были устанавливаться “по соображению с наличными, в каждой местности, запасами казенных удельных и частновладельческих земель, с качеством земель и с местными условиями крестьянского хозяйства”, но не могли превышать, “даже для местностей с наибольшими запасами земли, высших, в каждой уезде, размеров высшего или указанного надела по местным положениям 19 февраля 1816 г.”.

Ограничение размеров крестьянских землевладений по существу означало более длительную (некоторой аналогией которой может служить известный “прусский путь”) земельную реформу, рассчитанную на несколько этапов.

Глава II проекта (п. 8) устанавливала, что для расширения землевладения крестьян обращаются прежде всего ближайшие к ним земли “из коих в первую очередь казенные и удельные, а также земли различных ведомств, монастырей, городских обществ и иных учреждений “за недостатком же их -- земли частных владельцев всех сословий”. Более того, п. 15 гласил: “Земли, на которых владельцами не ведется хозяйство за собственный счет могут подлежить принудительному отчуждению...”.

Имущественные права землепользователей и землевладельцев регулировались в главе IV: “Земли, приобретенные на основании настоящего закона, признаются собственностью приобретателей, причем, однако, недра этих земель остаются в распоряжении правительства”.

Особое место в проекте занимает отдел V “Об учреждениях по части расширения и улучшения крестьянского землевладения”. Кадеты прекрасно осознавали важность того, как и кем будут проводиться на практике требования аграрного законодательства. Статья 61 возлагает практическую работу на Главный Земельный Комитет, который должен состоять под председательством Главноуправляющего Землеустройством и Земледелием и в составе которого должны находиться Управляющий Крестьянским Поземельным Банком, по одному представителю от Главного Управления Землеустройства и Земледелия, от Министерства финансов, Юстиции, Внутренних дел и Главного Управления Уделов по назначению Главных начальников этих ведомств. К вышеперечисленным лицам прибавлялись избранные “Государственной Думой, по ее усмотрению, из своей среды или из числа не входящих в состав ее лиц, известных своими знаниями и опытностью по вопросам землеустройства”.

Для обеспечения влияния Думы на действия Главного Земельного Комитета предусматривалось, что члены его от Государственной Думы “избираются в числе, равном числу правительственных членов, на срок, определяемый самой Думой”. Данный проект сопровождался Объяснительной запиской, констатирующей, что необходимость в решительных мерах к расширению крестьянского землевладения отчетливо осознается в настоящее время всеми общественными кругами и всеми партиями, в особенности же самим народом...”. Как уже подчеркивалось, кадеты не считали необходимым немедленное и полномасштабное проведение радикальной аграрной реформы. Справедливо отвечая, что по существующему реестру земли может не хватить для наделов по 40-50 десятин, кадеты считали, что “предстоящая земельная реформа должна быть поставлена в гораздо более узкие рамки, чем обеспечение всего крестьянского населения землею по нормам местных положений 19 февраля 1861 г.”.

Вместе с тем подчеркивается в “Объяснительной записке”, что необходимо самое тщательное внимание к интересам общей и сельскохозяйственной культуре, настоятельно требующим сохранения в стране значительной площади частности землевладения.

“Поэтому целью реформ следует поставить отнюдь не всеобщее дополнительное наделение, а лишь устранение случаев редкого малоземелья среди того частноземледельческого населения, которое не нашло исхода из своей земельной нужды в подземледельческих заработках и в интенсификации своего хозяйства...”.

Постепенность, как основа аграрной реформы, выражена и в проекте, внесенном членом Кадетской партии и фракции А.В.Васильевым. Постепенный переход земли в собственность всего русского народа и в пользование населения на трудовом начале означал, по мнению А.В.Васильева, постепенное осуществление двух основных идей русского народного правосознания: 1) свободы земли от права собственности; 2) право всякого человека приложить свой труд на земле.

Проект Васильева, как мы видим, отличается большим радикализмом в вопросе собственности на землю. Для ускорения перехода частновладельческих земель в собственность народа предлагалось установить на них, кроме обложения на нужды волости и земства, государственный прогрессивный поземельный налог; предоставить государству преимущественные права при всякой продаже земли приобрести ее в свой земельный фонд по справедливой оценке, а также право “экспроприации земель, служащих орудием закабаления трудящихся соседей или необходимых для удовлетворения острой нужды соседнего населения в земле”.

Различные проекты аграрного законодательства были резюмированы в предложениях фракции кадетов, внесенных в 1 Государственную Думу (так называемый проект 42-х). Под этим предложением, в частности, стояли подписи кн. П.Долгорукова, М.Герценштейна, Д.Протопова, М.Петрункевича, Д.Шаховского. “Проект 42-х” был внесен 8 мая 1906 г. “Государственная Дума, -- говорилось в нем, -- в своем последнем заседании признала, что она “не исполнила бы своего долга, если бы она не выработала закона” для удовлетворения острой земельной нужды трудового крестьянства путем обращения на этот предмет земель казенных, удельных, кабинетских, монастырских, церковных и принудительного отчуждения земель частновладельческих”.

Обсуждение аграрного законопроекта продолжилось на заседаниях Думы с 15 мая по 5 июня и только затем согласованный вариант был передан в комиссию, так и оставшись неосуществленным из-за последовавшего вскоре роспуска Государственной Думы.

2. Обеспечение основных конституционных прав граждан -- еще одно важнейшее направление законотворчества кадетской партии и ее фракции в Государственной Думе. Еще в октябре 1905 года в программе партии декларировались основные права граждан: “Все российские граждане, без различия пола, вероисповедания и национальности “равны перед законом”. Каждому гражданину должны быть обеспечены свобода совести и вероисповедания, свобода союзов, собраний и т.д.

Особое внимание конституционные демократы уделяли свободе слова и печати, фундаментальной, по их мнению, конституционной норме демократического государства: “Каждый волен высказывать устно и письменно свои мысли, а равно обнародовать их и распространять путем печати или иным способом. Цензура, как общая, так и специальная, как бы она ни называлась, упраздняется и не может быть восстановлена”.

Программные установки “Партии народной свободы” были развиты в соответствующем тексте законопроекта о печати, внесенного партийной фракцией в 1-ую Государственную Думу. 1 раздел законопроекта “О свободе печати” декларировал: “Печать свободна. Цензура отменяется безусловно и навсегда. Свобода печати подлежит только тем ограничениям, которые установлены настоящим законом”.

2 раздел законопроекта закреплял правило, по которому никакие взыскания за нарушение закона о печати не могут налагаться иначе, как в судебном порядке: “Преступные деяния, совершенные путем печати, за исключением дел, преследуемых в порядке частного обвинения, или не иначе, как по жалобам, сообщениями или объявлениям потерпевшего, подлежат ведению суда присяжных”. Всякое произведение печати, за исключением запрещенных приговором суда, должно было подлежать свободному обращению в стране и беспрепятственному распространению.

Раздел 3, посвященный законодательному регулированию выпуска повременных изданий, наделял последние юридической защитой: “Повременные издания не могут быть приостанавливаемы или запрещены ни в административном, ни в судебном порядке”.

В связи с этим необходимо отметить, что ряд требований кадетской партии о свободе печати уже практически содержались в Высочайших законодательных актах того времени. Именным Высочайшим указом Правительствующему Сенату от 26 апреля 1906 года “О временных правилах для неповременной печати” повелевалось: “Предварительную цензуру, как общую, так и духовную выходящих в империи неповременных изданий, а равно помещаемых в этих изданиях и выпускаемых отдельными листами эстампов, рисунков и других изображений, отменить”.

Еще ранее в Свод основных государственных законов была внесена поправка (ст. 37, глава 8), согласно которой “каждый может в пределах, установленных законом, высказывать изустно и письменно свои мысли, а равно распространять их путем печати или иными способами”.

Однако, несмотря на отмену цензуры для неповременной и повременной печати, сохранялась возможность приостановки повременного издания до решения суда. Это правило сохраняло свою актуальность и в 1906 году, кадеты же требовали полной отмены любых ограничений для повременной печати. Тем не менее, ряд законодательных актов правительства создавал реальную почву для сотрудничества с Государственной Думой, на что и рассчитывали депутаты от “партии народной свободы”, реализуя свои законодательные инициативы.

3. Наконец, кадеты внесли ряд законопроектов частного характера (Об амнистии, о свободе собраний и др.). В них представления членов партии и фракции на политико-государственную эволюцию Российской империи отражали и политическую эволюцию самой партии.

Речью Муромцева закрылось первое заседание, оно уже наметило линию раздела «исторической власти» с «народными избранниками», сразу же заговорившими на разных языках. Это ярко обнаружилось уже при выработке ответного адреса на «тронную речь». Предложенный думским большинством текст включал основные положения программы кадетской партии и подготовленного ею заранее под руководством Муромцева проекта Конституции.

Положения, которые отстаивали кадеты, поддерживаемые громадным большинством депутатов, включали: политическую амнистию, создание ответственного министерства (думского кабинета), отмены исключительных законов, ликвидацию Государственного Совета, введение всеобщего равного избирательного права при тайном прямом голосовании («четыреххвостка»), проведение аграрной реформы с отчуждением части помещичьих земель. Часть депутатов при обсуждении ответного адреса настаивала на неупотреблении в обращении к монарху термина «самодержавный Государь».

Возражавшие им, в том числе и от имени депутатов крестьян, тщетно убеждали: «не задевайте царя, помогите ему замирить землю /.../ Гос. Дума будет своему Государю порукой и опорой». Но связь большинства «Думы народного гнева» с революцией была слишком прочна. Настаивая на полной политической амнистии, она отказывалась осудить политический террор, что Правительство и Император расценили как «безнаказанность убийств».

Правительство решило поставить Думу на место. Министерство императорского двора дало знать, что президиум Думы (его бюро в составе Председателя, секретаря, их замов), которому поручено вручить ответный адрес, не будет принято и выслушано. Правительство при полной поддержке Государя приняло решение не вносить в Думу правительственные законопроекты, кроме утверждения бюджета (государственной росписи доходов и расходов). В исполнение этой договоренности «верхов» и как бы в насмешку над народными избранниками в Думу поступил законопроект от Министерства просвещения о кредите на строительство котельной при оранжерее и прачечной в Юрьевском (Дерптском, ныне Тартусском) университете.

Премьер Горемыкин, умный, опытный, глубоко лояльный, престарелый бюрократ, «точно выполнявший инструкции Государя», на заседаниях Думы едва ли не демонстративно дремал под гул речей.

13 мая Совет Министров выступил с правительственной декларацией в Думе. Последней напомнили, чтоб не выходила за пределы своих прав, четко ограниченных Основными законами, что ее предложение по аграрному вопросу «совершенно недопустимо», равно как и требование упразднения Государственного Совета, что амнистия -- это прерогатива монарха, а в условиях беспорядка и анархии «благо страны» не совместимо: помилованием террористов и убийц.

Декларация вызвала возмущение депутатов. В.Д.Набоков (один из лучших ораторов кадетской партии, отец известного писателя) закончил свою блестящую речь возгласом: «Выход может быть только один: Власть исполнительная да покорится власти законодательной!»54. Но был ли триумф народовластия? Во всяком случае, депутатов Думы первого созыва победителями не назовешь.

Поэтический призыв создать крепкое «законов мощных сочетание с вольностью святой» не был страною услышан.

Конфронтация «исторической власти» с «лучшими людьми» России нарастала.

В ответ на правительственную декларацию Дума приняла подавляющим числом голосов (против было всего лишь 11 депутатов) «формулу недоверия» правительству, т.е. попробовала отправить его в отставку. Но она не имела этого права. Она могла просить об этом императора, не более, но унизиться да просить не пожелала. Однако и моральное осуждение, и открыто выраженное недоверие ставило легитимность кабинета под вопрос. Он казался уже как бы лишенным доверия страны. Депутаты при каждом появлении на думской трибуне членов кабинета кричали: «В отставку!»

В условиях конфронтации Николай II повелел начальнику императорской охраны, своему фавориту Трепову Д.Ф. (известному «твердостью при подавлении «смут») сделать «глубокую разведку в неприятельском лагере» и выяснить возможность формирования правительства на основе думского большинства («центра»). Переговоры шли достаточно успешно: и к концу июня -- началу июля было достигнуто соглашение и о новом премьере, называлось имя Муромцева или Милюкова П.Н., и о составе кабинета. На вопросы иностранных корреспондентов Трепов прямо говорил о формировании кабинета кадетскими депутатами -- «они сильнейшая партия в Думе. Ни коалиционное министерство, ни министерство, взятое вне Думы, не дадут стране успокоения». За границей эти вести получили «всеобщее одобрение». Живо обсуждала их и отечественная пресса, открыто ставя под сомнение искренность Трепова и лиц, за ним стоящих.

С.Ольденбург пишет, что братьев Треповых поддерживал министр двора граф Фредерике. О своих переговорах с Треповым Милюков рассказал на страницах газеты «Речь» в 1909 г., а позже в мемуарах. Трепов (младший) перед учреждением Думы по заданию царя выезжал за границу с целью изучения опыта работы парламента. Он хорошо выполнил задачу. Руководил перестройкой Таврического дворца и как специалист вел переговоры о создании «кадетского кабинета».

Одновременно вопрос о создании нового кабинета вели министр иностранных дел Извольский и министр внутренних дел П.А.Столыпин, приглашая «по поручению Государя» к участию в них видных деятелей. Муромцева и Милюкова. Переговоры не дали результатов.

Когда кризис закончился, царь заявил: «Я хотел проверить свои собственные мысли, теперь у меня более нет никаких колебаний, да их и не было на самом деле, и я не имею права отказываться от того, что мне завещано моими предками и что я должен передать в сохранности моему сыну». В других случаях Государь заявлял, что самодержавие останется «как встарь». Несомненно, что «глубокая разведка» и ее драматический финал не могли не оскорбить задетых лиц (Муромцева, Милюкова, Петрункевича, Шилова и др.), принимая во внимание их высокий общественный вес, этот маневр царя углубил, усилил разрыв «исторической власти» и «прогрессивной общественности».

«Глубокая разведка», предпринятая в исходе июня -- начале июля, шла за кулисами, а на сцене продолжалась открытая конфронтация Думы и кабинета министров. Борьба сосредоточилась вокруг аграрного вопроса и немедленной отмены смертных казней. (По поводу смертных приговоров, объявлявшихся военно-полевыми судами почти еженедельно). Дума вносила запросы правительству, а последнее разъясняло, что право «надзора за закономерностью действий» официальных властей не дает ей права отмены смертных казней. Думу обвиняли в превышении полномочий, нарушении Основных законов и указа об «Учреждении Государственной Думы».

Событием в думской жизни, вызвавшим большой резонанс в стране, явилось выступление депутата, члена партии демократических реформ, бывшего товарища министра внутренних дел князя С.Д.Урусова 8 июня 1906 г. Он не с чужих слов знал о положении в стране. Князь заявил, что анархия, беспредел, разрушение государственности будут существовать, «пока на дело управления, а следовательно, на судьбу страны, будут оказывать влияние люди по воспитанию -- вахмистры и городовые, а по убеждениям -- погромщики.» Депутаты разразились овацией и дружно встали, приветствуя оратора. Одна из газет, выражая распространенное мнение, писала, что «более тяжелого поражения, чем эта речь, старый режим еще не понес. Оппозиция почувствовала под собой твердую непоколебимую почву».

Это один из ярких примеров использования Думы для организации прямой атаки на правительство, которого не чуждались даже умеренные члены оппозиции, не говоря уже о леворадикальных депутатах. «Думская трибуна -- кафедра, которой нет равной»-- восклицал проф. М.М.Ковалевский, партийный коллега кн. Урусова. Защищая кадетский законопроект, Родичев -- лучший оратор партии -- восклицал: «В нашем лице перед Государем сам народ стоит! В России нет правосудия. В России закон обращен в косметику, в России нет правды. Россия пережила в последний год то, чего не переживала со времен Батыя». Ему дружно вторили: «Мы не можем осуждать тех, кто жизнь свою положил за други своя! Кто сделался народными героями...» (Героями, защитниками свободы считали террористов, их жертвы -- защитники закона и порядка, именовались «черной сотней», прислужниками реакции).

19 июня в Думе произошло острое столкновение по вопросу о смертной казни. Главный военный прокурор был освистан, ему кричали с думских скамей и с галерки, занятой «публикой»: «Убийца, палач!» Министр юстиции Щегловитов привел цифры об усилении политического террора и добавил, что в этих условиях отмена казней за тяжкие преступления будет равносильна отказу Государства от защиты своих верных слуг. (Жертвами террора были, прежде всего, рядовые чины полиции). Дума отвергла эти доводы и единогласно одобрила проект об отмене смертной казни, передав его на рассмотрение в Государственный Совет (он наложил вето).

По аграрному вопросу на обсуждении Думы было несколько законопроектов. По проекту кадетов вопрос подлежал разрешению путем принципиального отчуждения (но за плату, в пользу малоземельных крестьян, помещичьих, частновладельческих). Проект трудовиков шел дальше -- речь шла уже о безвозмездном отчуждении всех частновладельческих земель, превышающих «трудовую норму». Нужно сказать, что в аграрных проектах, вносимых оппозицией от кадетов, мирообновленцев до трудовиков, было сильно заметно влияние эсеровского тезиса о наделении всех крестьян землей по «трудовой норме», необходимый же фонд земли создавался за счет отчуждения части частновладельческой земли. Этот проект эсеры выдвинули еще в своей партийной программе в 1902 г. Затем он был подхвачен мирообновленцами, партией демократических реформ, частью трудовиков, кадетов. Требования надела по «трудовой норме» шло снизу от самих крестьян и отвечало их давним стремлениям к «всеобщему равнению», «черному переделу» земли.

Принцип отчуждения части помещичьих земель защищали в Думе оппозиционные партии. Граф Гейден П.А. -- лидер партии мирообновления ездил даже к министру внутренних дел Столыпину, убеждая его, что «частное отчуждение» безусловно, необходимо, чтобы удержать крестьян от поголовного перехода на сторону крайне радикальных партий. На этой же позиции стояли кадеты, но похоже, что делали они это скорее по тактическим соображениям.

«Муромцев утверждал, -- пишет В.Маклаков, -- что в среде самой кадетской партии никто, кроме крайних теоретиков, и не смотрит на проект как на меру, подлежащую немедленному осуществлению, что при некотором искусстве можно было бы растянуть осуществление его лет на тридцать, а то и более, и что важно сохранить лишь принцип, как способ успокоения масс, воображающих, что этим способом можно обеспечить землю каждому крестьянину». В прениях выступавшие от имени правительства руководители (товарищи министров) земледелия и внутренних дел указывали на то, что «отчуждение» всех помещичьих земель не решит вопроса, получаемая прирезка -- около одной десятины земли на душу, слишком незначительна, к тому же «всеобщее поравнение» на основе «трудовой нормы земли» означает ущемление прав собственности не только дворян, но и многих зажиточных крестьян. Против «отчуждения» выступили и некоторые кадеты. Видный кадет, эксперт по аграрному вопросу Герценштейн М.Я. заявлял: «Народ разберет, где землей пахнет, а где ее не дают», сославшись при этом на аграрные волнения, массовые поджоги усадеб, «... или вам мало майской иллюминации, которая унесла в одной Саратовской губернии 150 усадеб».

Трения в Думе по аграрному вопросу обострили публичные споры в прессе, в театрах, в клубах и пр. Обострение вопроса вызвали и новые «иллюминации». 20 июня правительство опубликовало свои разъяснения о недопустимости принудительного отчуждения частновладельческих земель. В ответ Дума постановила 4 июля выступить в печати с изложением своей позиции в защиту принципа «отчуждения». Защищая свою позицию, кадеты говорили, что готовы сойти с конституционных легальных форм борьбы с правительством, сеющим в стране анархию. После бурных споров была принята самая мягкая редакция думского разъяснения, не содержащая никаких угроз. «Момент борьбы еще не наступил -- говорил «патриарх» кадетов Петрункевич И.И.-- когда он наступит, мы заговорим другим языком».

Ответом явилось решение правительства о роспуске Думы, опубликованное в воскресенье, 9 июля. Оно было принято во время встречи с царем Горемыкина и Столыпина. Это была весть, ошеломившая руководство Думы. Вместо создания кадетского министерства Муромцева -- разгон «лучших людей».

Результаты законодательной инициативы Первой Думы были весьма скромны. Из 29 законопроектов, подготовленных депутатами, были одобрены на пленарных заседаниях только два, а именно: об отмене смертной казни и о продовольственной помощи населению голодающих губерний. Остальные проекты застряли в думских комиссиях.

Столь же малоэффективным методом борьбы оказались и думские запросы. Первый из них был внесен кадетами 4 мая и касался деятельности органов полиции (вплоть до соучастия в организации погромов). Затем запросы посыпались как из рога изобилия и приняли форму вопросов, посылаемых на имя Императора -- правительственных сообщений, донесений и телеграмм. Но министры быстро сориентировались. Они широко использовали отсутствие в законах точно установленного срока ответа на запросы и попросту тянули время. А главное, по закону Дума могла делать запросы только по кругу проблем, подпадающих под действие рассматриваемых ею законопроектов. Горемыкин 23 мая не без иронии напомнил Муромцеву, что не находит законного основания для ответа на запрос о действиях полиции. Депутаты и публика на галерке скоро утратили интерес к запросам. Многие депутаты стали просто уклоняться от присутствия на пленарных заседаниях, посвященных запросам, нередко зал настолько пустел, что Муромцеву приходилось прерывать заседания из-за отсутствия кворума. Было сделано предложение совсем не касаться запросов на пленарных заседаниях, а передавать их Президиуму (Совещанию) или в специальную комиссию по запросам. Роспуск Думы не позволил решить эти проблемы, они встали уже перед Второй Думой.

Одним словом, бесправие Думы превратило ее вначале в говорильню, а затем породило «скуку в Думе». В принятии решения о роспуске Думы правительство учло и такой фактор, как снижение интереса к думской деятельности столичной общественности.

Характерно для царской власти, что именно в те дни 7 июля, накануне разгона русского парламента, Император утверждает (помимо Думы) новую финляндскую конституцию, новый избирательный закон, основанный на принципе «четыреххвостка». Финнам царь жаловал права, в коих отказывал другим. Вновь повторилась ситуация, впервые созданная в 1815 году Александром I, который «даровал» конституцию полякам и финнам, отказав в оной своему народу. Общественность тогда возмущало то обстоятельство, что «Войско польское» -- (около 100 тыс. всадников) шло с Наполеоном на Москву и обратно с ним до Парижа. Царь как бы вознаграждал поляков за верность Бонапарту, а победителей публично унизил, сочтя их недостойными конституционных свобод. Теперь через столетие новый Император проделал политический трюк, столь же унижающий достоинство имени русского. Воистину Романовы ничему не научились. Протестуя против роспуска Думы, часть ее депутатов, большей частью кадеты, выехали в Выборг (около 120 человек) и после острых споров решили обратиться к народу со специальным обращением («Выборгское воззвание»), призывая воздерживаться от уплаты налогов и отказываться от исполнения закона о всеобщей воинской обязанности.

Ответ правительства был не лишен дальновидности. Все подписавшие воззвание лишались активного избирательного права. Так цвет кадетской партии одним ударом был лишен возможности бороться за депутатские мандаты во Вторую Думу. От этих потерь партия народной свободы так и не оправилась. Надежды Муромцева на поддержку со стороны народных масс, прежде всего крестьянства, не оправдались.

Роспуск Думы волею императора выглядел политической бестактностью по отношению к тем, кто ее поддерживал, хотя не противоречил основным российским законам. Несмотря на это, большинство членов Думы, собравшись в Выборге (Финляндии), выпустили обращение к народу с призывом не платить налоги и не посылать в армию рекрутов, пока не будет созвана новая Дума. Это был призыв народных избранников к пассивному сопротивлению (возможно в этом сказалось влияние идеологии толстовства, весьма популярного в среде интеллигенции). Этот призыв никакой организационной работой со стороны партии кадетов, инициаторов и авторов (Милюков) воззвания не был подкреплен, и в народе остался в общем незамеченным. Но под влиянием радикальных сил в ряде мест произошли вооруженные выступления локального характера. Взятые в целом, во взаимосвязи все отмеченные явления свидетельствуют о том, что роспуск Первой Думы явился выражением глубокого общенационального кризиса, охватившего как «верхи», так и «низы». Роспуск Думы и Выборгское воззвание -- это как вершина айсберга, лишь внешнее наиболее заметное проявление кризиса. Следует учесть, что непосредственные участники конфронтации с обеих сторон дали весьма пристрастные, фрагментарные описания события (позже проникшие в историографию вопроса).

В противовес правительству ведущие партии в Думе огласили декларации и программы, основанные на широких теоретических принципах. Но проработка их проектов в практических деталях оказалась весьма слабой, что было вполне естественно, так как практического политического опыта у кадетов и примкнувшим к ним партий не было. Группа министров, действуя от имени царя, сделала несколько попыток найти взаимопонимание с оппозицией: начав активные переговоры о вхождении кадетов в кабинет. Царь явно был готов на коалиционный кабинет с кадетским большинством при условии участия в нем других либеральных групп. Но кадеты отклонили все предложения официальных лиц, предпочтя сохранить свою программу: они ожидали полного политического краха правительства и верили, что он скоро наступит.

Однако правительство уже осознало (помогла тактика бойкота со стороны Ленина и других крайних радикалов), что Дума в своей борьбе не может опираться на радикальные элементы, а без этого революционное выступление народа невозможно даже в случае открытого нарушения прав Думы. Дума имела моральный авторитет, но не представляла прямой революционной угрозы. Она была бессильна противостоять открытой атаке правительства, его силовому натиску, ибо не имела реальных сил, способных оказать сопротивление. За думской кадетской оппозицией не было организованных масс. Кадеты были верхушечной элитарной партией. Такова картина кризиса власти, общая оценка политической ситуации в стране (по ленинской терминологии «общей революционной ситуации»), сохранявшейся в России примерно с 1901 -- 1902 гг.

В плане анализа историко-правовых проблем следует особо остановиться на неудаче попыток создания коалиционного конституционального правительства и еще раз под этим углом зрения рассмотреть действия и власти и кадетской оппозиции, выявить причины неудачи. Ведь в случае создания коалиционного кабинета, достижения согласия исторической власти с Думой, был бы создан прецедент, заложены основы результативного сотрудничества всех ветвей власти как в сфере законодательства, так и в сфере управления. Но эти возможности были упущены. Гибельная конфронтация продолжалась.

Органического взаимодействия двух ветвей власти -- законодательной и исполнительной -- как это требуют принципы правового государства, в России не получилось. В результате упущенных возможностей сотрудничества возник совсем иной прецедент, а именно жесткая конфронтация правительства с органом народного представительства.

Не может не вызвать глубокого сожаления то обстоятельство, что еще на этапе становления правового строя возникло трагическое противостояние исполнительной и законодательной властей, принявшее характер жесткой конфронтации с применением вооруженных сил, физического уничтожения политических оппонентов.

Роспуск Первой Думы -- это не только царское повеление и караул у Таврического дворца. Это национальная трагедия, свидетельство раскола общества (элиты), оказавшее громадное влияние не только на Думу (об этом речь уже шла выше), но и на правительство, его авторитет в обществе, и что особенно важно на сам процесс формирования высших структур исполнительной власти. Именно эта ипостась явления, не получившая надлежащего описания, требует оного.

Думская оппозиция (ее ядром были кадеты, их лидер Милюков) во всем обвинила историческую власть, поставив во главу угла свою аграрно- земельную проблему, основанную на принципе «отчуждения». Получалось весьма красочное полотно, а именно: Дума (кадеты) встали за народ, за наделение крестьян землей, ликвидацию аграрного перенесения центра, базы Империи, а тупое правительство во главе с «полковником» воспротивилось, разогнало «мужицких заступников». Но при более пристальном рассмотрении оказывается все далеко не так, как изображали кадетские декларации. Подчеркиваем -- «декларации», ибо разработкой, готовой к немедленному практическому воплощению в жизнь, кадеты не обладали. Это показали уже прения в Первой Думе (о чем речь шла выше). Эту же декларацию кадеты защищали позже во Второй Думе.

Перевод кадетских аграрных деклараций в практическую плоскость означал переход к крестьянам только трети частновладельческих земель крупных помещиков, владельцев боярских вотчин, при сохранении основ помещичьего землевладения. Проведение крупной выкупной операции путем списывания на крестьян помещичьих долгов, ибо редкое имение не было перезаложено в Дворянском банке, продажа земли (переход за выкуп) по ценам, устанавливаемым властью (банками) по ценам выше рыночных, растягивание всей кампании «отчуждения» до греческих календ (минимум на полвека по опыту реформы 1861 г.); сохранение государственного (элитарного господского) контроля над всей операцией плохо связывалось с заботой о мужике. Такие деятели, как Столыпин (государственники, сторонники государственного контроля над экономикой, также государственного ее регулирования, сохранения казенных земель, заводов, дорог и пр.) были правы, когда указывали, что между правительственным курсом развития деревни, страны в целом и кадетскими подходами (т. е. практическими предложениями, а не выборными декларациями) существенной разницы не было. Ведь правительство в принципе соглашалось с «отчуждением».

Подлинной причиной роспуска кадетской думы был не аграрно- крестьянский вопрос, а борьба за власть, за всю полноту власти. К этому стремились кадеты, используя при этом крестьянскую карту. Кадеты были убеждены, что царизм доживает последние дни, он агонизирует.

Заключение

Таким образом, партия конституционных демократов была создана в условиях системного кризиса российского государства и общества, начала первой русской революции, зарождения парламентаризма и активизации политической борьбы.

Идейными и организационными истоками партии кадетов можно считать: Вольное экономическое общество (конца XIX -- начала XX вв.) кружок «Беседа»; журнал «Освобождение», «Союз освобождения», «Союз земцев-конституционалистов». При этом либеральные нелегальные объединения: «Союз освобождения» и «Союз земцев-конституционалистов» являлись непосредственными протопартийными структурами будущей партии.

В этой связи, появление кадетской партии стало результатом процессов: политизации земского движения; организационной эволюции кружковых объединений конца XIX -- начала XX века; развития либеральной журналистики; институционализации и консолидации элементов либерального движения.

Организация кадетской партии отличалась строгой иерархией и централизацией вокруг «столичных» Петербургского и Московского комитетов. Лидер партии -- П.Н. Милюков пользовался неоспоримым авторитетом и влиянием в партийных кругах.

При некоторой декларативности формулировок, в программе конституционно-демократической партии с наибольшей полнотой и последовательностью были выражены умонастроения умеренно- оппозиционной части российского общества, прежде всего, интеллигенции. Эта часть общества ратовала за коренное реформирование российского общества и государства, развитие правового государства и демократизацию всех сфер общественной жизни. В программе кадетов нашли отражения ключевые идеи российской либеральной мысли: самоценности человеческой личности, конституционализма, принципа разделения властей, развития общегражданских прав и свобод.

Вместе с тем, ответы на наиболее острые вопросы начавшегося революционного процесса: государственного устройства, аграрный, рабочий, национальный оставались довольно неопределёнными.

На основе вышеизложенного, можно утверждать, что основными трудностями в процессе возникновения и становления партии кадетов были:

· разнородность и аморфность либерального движения. Изначально, «Союз Освобождения» и «Союзземцев-конституционалистов», составлявшие основу конституционно- демократической партии стремились к созданию мощного и масштабного либерального движения. Несмотря на то, значительная часть оппозиционной отечественной интеллигенции, так или иначе, склонялась к либеральным идеям, объединить разнородную и противоречивую либеральную интеллигенцию не удавалось.

· идейные противоречия внутри партии.

Конституционно-демократическая партия сформировалась на основе, с одной стороны, земского либерализма, с другой -- либерализма нового «интеллигентского» типа. Эти истоки были разными как по социальному, так и идейному критериям. В этой связи, внутри партии возникало множество разногласий по вопросу государственного устройства, избирательного права и т.д.