Если взгляды предыдущих мемуаристов по отношению к религиозности короля остаются статичными, то у Жана Бюреля можно проследить их трансформацию. В мае 1585 г. он рассказывал о принесении клятвы верности Богу и королю жителями города Пюи:

«Главный судья Пюи собрал в консульском доме жителей города, которым он объявил волю короля, которая заключается в том, чтобы его народ хотел жить в религии католической, апостольской, римской и повиноваться королю как христианнейшем. В результате этого увещевания, весь народ в ладу и общем согласии сделал заявление о желании жить и умереть в этой христианской католической религии… и подчиняться приказам короля, как они всегда делали» «monsieur le juge-mage du Puy fist venir en assemblйe dans la maison consulaire les habitans de la ville, ausquelz il fist entendre la volantй du roy qu'estoit de sзavoir si son people voloit vivre en la religion catholicque, apostolicque, romaine & obйyr au roy comme trиs-crestien. Laquelle remonstrance faicte, tout le people, d'ung bon accord & de commun consentement, firent declaration de voloir vivre & mourir en ladicte religion crestienne catholicque… & obйyr aux commandemens du roy comme tousjours ilz avoient faict». Burel J. Op. cit. P. 89-90..

Этот фрагмент демонстрирует сакральные представления о власти миропомазанного французского короля, повиновение которому считается угодным Богу и, значит, обязательным для благочестивого и набожного католика. Принося единую клятву Господу и монарху, Жан Бюрель и другие жители Пюи, естественно, не ставили под сомнение твердость веры Генриха III.

Как свидетельствовал автор, в 1586 г. монарх совершил паломничество в Пюи в знаменитый городской собор Нотр-Дам Ibid. P. 103., один из крупнейших центров культа Богоматери во Франции и начальный пункт маршрута в Сантьяго-де-Компостела. Автор никак не прокомментировал королевское богомолье, однако, он и не обрушился с критикой на Генриха III, не видел в посещении святыни каких-либо скрытых греховных мотивов, как это делал Л'Этуаль, а, следовательно, признавал, что король отправился на богомолье по вполне очевидной причине, движимый своими религиозными чувствами.

Однако, после декабрьских событий 1588 г., когда в Блуаском замке по приказу короля был убит герцог Генрих де Гиз, считавшийся рьяным католиком и защитником религии, тон Жана Бюреля радикально изменился. На протяжении восьми месяцев после убийства герцога и до убийства самого короля в августе 1589 г., мемуарист назвал Генриха III еретиком шесть раз. Он гневно откликнулся на само преступление, говоря, что «король, как варвар и еретик, каким он был, и что он хорошо показал это во время резни и бесчеловечного убийства братьев де Гизов, истинных столпов христианства» «roy comme barbare & hereticque qu'il estoit & l'auroyt bien monstrй au massacre & inhumain murtre des sieurs de GuySe freres, vrays piliers de crestientй». Burel J. Opt. cit. P. 127.. Вместе с тем, он отметил, что такая реакция возникла не только у него, и «часть людей объединилась с христианскими принцами против короля, поскольку считали короля еретиком» «partie du peuple se seroient liguйs avec les princes crestiens contre le roy, pour aultant que l'on tenoit le roy comme heretique». Ibid. P. 114.. На собрании в ратуше Пюи, на котором присутствовали самые именитые горожане, выступил каноник и доктор богословия месье Варфоломей, который призвал «присягнуть священному Союзу против короля Генриха, который был еретиком» и весь город встал под знамя Католической Лиги.

Мемуары Жана Бюреля убедительно демонстрируют, что физическое устранение герцога Генриха де Гиза и его брата кардинала Луи де Гиза стало точкой невозврата для короля в снискании им поддержки со стороны широких кругов подданных. Убийство популярных в народе защитников католической веры против гугенотской ереси превратило самого монарха в еретика, лишило его власть сакрального характера и подтолкнуло людей бороться против него. В конце концов, это привело к убийству Генриха III монахом-лигером Жаком Клеманом, который по выражению Жана Бюреля «был послан Богом».

Особым вниманием со стороны мемуаристов и народа пользовались поведение и досуг короля, которые наглядно характеризовали его личность, а также его состоятельность в качестве суверена.

В своей работе, посвященной королю, профессор Жаклин Буше указывает, что в XIX в. под влиянием романов Дюма-отца сложилась легенда о Генрихе III как о короле, которого ничего не интересует, кроме балов, маскарадов и прочих увеселений. Его участие в большой политике игнорировалось. Сама исследовательница на основании анализа королевских деловых бумаг доказывает, что французский государь был довольно трудолюбивым человеком, любил кабинетную работу и проводил долгие часы за письменным столом, самостоятельно отвечая на многочисленные письма, депеши и просьбы Boucher J. Societe et mentalites autour de Henri III … P. 53.. Однако, довольно странно, что Жаклин Буше обвиняет художественную литературу XIX столетия в очернении Генриха III, ведь образ праздного короля бытовал ещё при его жизни.

В январе 1576 г. Пьер де Л'Этуаль записал, что «король из-за всех дел войны и восстания, которые находились в его руках, нечасто уезжал в пригороды Парижа» «le Roy, pour tous les affaires de la guerre et de la rebellion qu'il a sur les brasne, ne laisse d'aller souvent, aux environ de Paris». L'Estoile P. Op. cit. Vol 2. P. 111.. В данном фрагменте автор подчеркнул внимание монарха к государственным проблемам, его вовлеченность в процесс управления королевством, положительно оценивая эти качества, однако далее подобные высказывания в мемуарах Л'Этуаля не встречаются.

В 1577 г. он отметил легкомысленность в характере короля, которая периодически проявлялась в самый неподходящий момент. Парижский мемуарист записал под датой 24 февраля, что Генриха III известили о создании протестантской контр-Лиги, в которую вступили королева Англии, короли Швеции и Дании, немецкие протестантские князья и швейцарские кальвинисты. «Между тем король участвовал в турнирах, соревнованиях, балетах и многочисленных маскарадах» «Ce pendant le Roy faisoit jouxtes, tournois, ballets et force masquarades». L'Estoile. Op. cit. P. 180.- с сожалением добавил Л'Этуаль. Генрих III игнорировал опасность, серьёзно угрожающую спокойствию королевства, и в момент, когда было необходимо его участие в неотложных государственных вопросах, он продолжал предаваться веселью. Мемуарист критиковал и собственно придворные торжества, считая их крайне странными и непристойными. Так, он описывал свадьбу, состоявшуюся 10 декабря 1577 г., которая по желанию монарха завершилась маскарадом: «Эти маскарады вызвали такое недоумение…что большинство гостей свадьбы были вынуждены уехать, и самые мудрые дамы и девицы удалились» «Ces masquarades y apportиrent telle confusion… que la pluspart de ceux de la nopce furent contraints de sortir, et les plus sages dames et damoiselles se retirиrent». Ibid. P. 225..

Л'Этуаль сообщал ещё об одном эксцентричном развлечении французского государя: Генрих III и его супруга Луиза Лотарингская ездили по улицам и домам Парижа, а также по окрестным женским монастырям, и забирали понравившихся им маленьких дамских собачек у хозяек, что, естественно, вызывало у последних недовольство Ibid. P. 93.. Мемуарист считал подобное поведение недостойной формой проведения досуга для короля.

Другой слабостью, приписываемой Генриху III народной молвой и тесно связанной с его сибаритством, была расточительность. Запись в мемуарах Пьера де Л'Этуаль, датированная 16 ноября 1574 г., гласит, что королевский двор испытывает острую нехватку денежных средств, пажи вынуждены закладывать свои плащи, и никто не может говорить о чем-либо ещё, кроме «этого дьявола» - денег «ce Diable». L'Estoile P. Op. cit. Vol. 1. P. 33-34.. В следующем году ситуация только ухудшилась: «У короля не было ничего на обед», «le Roy n'avoit pas de quoi avoire а disner». Ibid. P. 54. - передал парижский чиновник в своих мемуарах распространенный слух.

Так, с самого начала своего правления французский король жестоко страдал от безденежья. Многие поданные Генриха III были убеждены, что в отсутствии денег в государственной казне виноват сам расточительный монарх, который тратил баснословные суммы на подарки своим миньонам или придворные праздники, а потом не мог найти средства на самые необходимые нужды. Например, 13 февраля 1582 г. швейцарские послы пришли на аудиенцию в Лувр, чтобы просить обещанные им деньги, их попросили прийти позже, поскольку у короля не было денег. Послы ответили, что не могут поверить в то, что королевские сундуки пусты, поскольку несколько месяцев назад Генрих III потратил более 1 200 000 экю на свадьбу обычного дворянина, герцога Анна де Жуайеза (как заметил Л'Этуаль, в то время оно ещё не был удостоен титула миньона Его Величества). Для швейцарцев было само собой разумеющимся, что, если государь потратил такую огромную сумму на свадьбу, то для важных государственных дел можно было выделить ещё больше средств Ibid. Vol 4. P. 58..

Как и многие популярные критики, мемуарист упрекал короля в мотовстве. «Настолько роскошь укоренилась в сердце этого государя!» «Tant estoit le luxe enracinй au cњur de ce prince!». Ibid. Op. cit. Vol 2. P .180. - восклицает Пьер де Л'Этуаль, пересказывая сплетни о том, что король собирался потратить 100 или 200 миллионов франков на разнообразные балы, маскарады и карнавалы, если бы этому не воспрепятствовала кончина его тестя, Николя Лотарингского.

Помимо придворных празднеств, Генрих III имел ещё одно разорительное развлечение - азартные игры. По свидетельству Л'Этуаля, в один январский вечер 1579 г. король проиграл в карты и кости 30 тысяч экю L'Estoile P. Opt. cit. Vol. 3. P. 108.. Мемуарист резко осудил беспечное отношение государя к деньгам, заявив, что подобная игра «в хорошо управляемом королевстве должна быть очень строго запрещена» «en roiaume bien policй, devroit estre trиs-estroictement dйfendu». Ibid..

В исторических исследованиях XX в. предпринимались попытки оправдать Генриха III путем выдвижения гипотезы о том, что основной причиной возникновения «дыры» в казне Французского королевства являлось снижение покупательной способности денег, обесценивание золота после того, как американский драгоценный металл наводнил Европу Boucher J. Societe et mentalites autour de Henri III ... P. 50; Эрланже Ф. Указ. соч. С. 217. Cameron K. Opt. cit. P. 153.. Пьер де Л'Этуаль и другие современники вряд ли знали о данном экономическом явлении и находили более очевидные объяснения причин финансового кризиса в поведении короля.

Тем не менее, во французском обществе существовали другие оценки. Клод Атон писал о том, что Генриха III отождествляют с Гелиогабалом Haton Cl. Op. cit. Vol. 3. P. 255. - порочным римским императором, известным своими пирами и оргиями, и, вероятно, подобным образом сплетники также намекали на предполагаемую гомосексуальность короля. Однако сам автор не соглашался с общераспространенной критикой, считая наветы на короля «безрассудными» и преувеличенными. Нарекание мемуариста, прежде всего, вызывал не образ жизни Генриха III, а его окружения, утопающего в роскоши.

Как уже говорилось выше, конкретное наполнение образа идеального государя зависело от социальной принадлежности человека. В системе ценностей Анри де Ла Тур д'Оверня, виконта де Тюренна, как и у каждого дворянина, важное место занимала категория чести, потеря которой для благородного человека считалась страшнее потери жизни, а её защита - непременной обязанностью.

Описывая отношение Генриха III к двухгодичной разлуке его сестры Маргариты Валуа и её супруга Генриха Наваррского, мемуарист отметил, что «хотя король, её брат, не любил её, ему казалось, что ему стыдно видеть свою сестру отвергнутой королем Наварры» «quoyque le Roy, son frиre, ne l'aymast, si luy sembloit-il estre honteux pour luy de voir sa sњur comme rйpudiйe par le roy de Navarre». Turenne H. Opt. cit. P.37., поэтому он стремился воссоединить венценосную чету. Пренебрежение к сестре монарха со стороны её мужа воспринималось серьезным оскорблением достоинства Его Величества и самим королем, и королевой-матерью, и даже некоторыми сторонниками Генриха Наваррского. Между тем, виконт де Тюренн выступал против приезда Маргариты в Нерак, поскольку считал, что она принесет с собой развращенность и будет отвлекать короля от дел Ibid. P. 37. .

Однако, Элиан Вьенно в монографии «Маргарита де Валуа: история женщины, история мифа» на основе разнообразных свидетельств современников представила данную ситуацию абсолютно в противоположном ключе. Согласно её исследованию, Генрих III держал Маргариту в качестве политической заложницы после бегства Генриха Наваррского из Лувра, совершенного 3 февраля 1576 г., в то время как последний добивался того, чтобы его жена приехала к нему, безуспешно отправляя своих посланников в Париж, и каждый раз получал отказ от короля Франции.

Учитывая то, что мемуарист создавал свое произведение спустя тридцать лет после описанных событий, вполне возможно, что он исказил события непреднамеренно. Тем не менее, это показательный момент в том, что виконт де Тюренн изобразил обстоятельства дела так, что оскорблённым оказался не Генрих Наваррский, а Генрих III Валуа, и именно на честь короля пала тень.

Верность своему слову и своим единомышленникам - первостепенные составляющие понятия чести для Анри де Ла Тур д'Оверня Turenne H. Opt. cit. P. 14.. Однако, он нередко подмечал в поведении Генриха III противоположную склонность не соблюдать свои обещания и предавать союзников, что являлось в глазах мемуариста серьезным недостатком и недопустимым для монарха пороком.

Летом 1581 г. виконт де Тюренн присоединился к нидерландской авантюре Франсуа Анжуйского, младшего брата короля, однако при осаде Камбре попал в плен, в котором провел два года и десять месяцев. Генрих III предложил ему свое содействие в освобождении из плена в обмен на то, что де Ла Тур д'Овернь пообещает ему не сражаться за гугенотов, но виконт отказался, потому что предложение короля не соответствовало представлениям мемуариста о долге и чести:

«То, о чем Его Величество спросил меня, показалось мне противоречащим тому, что я считал своим долгом перед преследуемыми церквями, я ответил, что я предпочитаю подождать в своей тюрьме свободного и почетного выхода, чем выхода, оставляющего сомнение в том, был ли способ, который я использовал, благоразумным» «Ce que Sa Majestй me demandoit me paroissant contraire а ce que j'estimois estre de mon devoir vers les йglises persйcutйes, je respondis que j'aymois mieux attendre dans ma prison une sortie libre et honorable, que d'en sortir laissant en doute si le moyen duquel je me serois servy auroit estй raisonnable». Turenne H. Op. cit. P. 49..

Весной 1585 г. возрожденная Католическая лига установила свою власть во множестве французских городов. Генрих III, пытаясь контролировать действия Лиги, объявил себя её главой и подписал Немурский договор, который поставил протестантизм вне закона и лишил Генриха Наваррского права престолонаследия. Виконт де Тюренн и другие кальвинисты восприняли это как предательство со стороны монарха, «поскольку король скрыл это от нас, вопреки заверениям, которые он дал, что будет держать нас в курсе всего, что он будет делать с теми из Лиги»«puisque le Roy nous le celloit, contre les asseurances qu'il avoit donnйes de nous tenir avertis de tout ce qu'il feroit avec ceux de la Ligue». Ibid. P. 50.. Мемуарист рассматривал действия короля не только как политический акт, но и как личный поступок, свидетельствующий о вероломстве его характера.

Также Анри де Ла Тур д'Овернь запечатлел интересный эпизод, в котором он подметил ещё одну черту характера Генриха III. 29 ноября 1579 г. войска Генриха I де Конде захватили город Ла-Фер, после чего принц совершил неожиданный поступок. Он послал письмо королю, чтобы сообщить ему о своем прибытии, извиняясь за то, что вошел в город без королевского приказа. Конде заверил суверена, «что он не был там, чтобы восстать, но чтобы делать всё, что будет ему приказано» «qu'il n'estoit lа pour remuer, mais pour faire tout ce qui luy seroit commandй». Ibid. P. 42., и Генрих III поверил заявлению принца. Наивность и доверчивость короля удивили даже протестантов. Как отметил виконт де Тюренн: «Совет, принятый нами из этого процесса, - возродить ложные надежды короля, который вместо того, чтобы озлобиться, начинает вести переговоры с вышеуказанным принцем».

Тем не менее, Анри де Ла Тур д'Овернь не отказывал Генриху III в обладании положительными качествами. Например, после освобождения из нидерландского плена в 1584 г. мемуарист ненадолго остановился в Париже и написал о теплом приеме в Лувре: «у меня было всё гостеприимство короля, которое я мог желать» «j'eus toutes les bonnes chиres du Roy que je pouvois dйsirer». Ibid. P. 59.. Николя де Вильруа, который, как и виконт, общался с Генрихом III лично, ещё больше восхвалял монарха, отмечая его доброту, благосклонность, помощь и заботу Villeroy N. Op. cit. P. 110..

В целом, мемуаристы чаще останавливаются на описании негативных черт короля, упоминая его положительные качества либо мимоходом, либо неоднозначно трактуя их. В качестве итога можно процитировать запись из мемуаров Л'Этуаля, относящуюся к апрелю 1578 г. и демонстрирующую его противоречивое отношение к монарху: «Такое и подобное поведение (недостойное великого и великодушного короля, каким он был) постепенно вызывало презрение к этому государю» «Telles et semblables faзons de faire (indignes d'un grand roi et magnanime comme il etait) causиrent peu а peu le mespris de ce Prince». L'Estoile P. Op. cit. Vol 2. P. 244.. С одной стороны, он подчеркивал истинную натуру Генриха III - его величие и великодушие - которая, с другой стороны, не соответствовала странным и даже безнравственным поступкам короля, о которых говорилось выше.

Отдельного упоминания заслуживает религиозность - одна из важнейших добродетелей. Примечательно, что до событий декабря 1588 г. благочестие Генриха III не ставилась под сомнение ни широкими массами населения, представителями которых были Клод Атон и Жан Бюрель, ни знавшим его лично Николя де Вильруа. Исключения составляют мемуары Пьера де Л'Этуаля, которые транслировали слухи о лицемерной набожности монарха, по-видимому, имевшие хождение только в Париже. Генрих III довольно часто демонстрировал свои религиозные чувства: посещал парижские храмы, публично молился, устраивал торжественные богослужебные шествия; и одновременно с этим жители столицы имели возможность наблюдать эксцентричные поступки короля, роскошный и расточительный образ жизни, сопровождаемый денежными поборами с населения. Столь противоречивое поведение порождало сомнение в искренности веры короля. Для ревностных католиков, которые составляли довольно внушительную часть населения, резкая смена взглядов относительно религиозности короля стала следствием убийства братьев Гизов, признанных защитников католицизма, вследствие которого Генрих III превратился в еретика.

Глава 2. Политика Генриха III в восприятии мемуаристов

Образ Генриха III Валуа по большей части конструировался в соответствии с оценкой его политической деятельности, ведь он в первую очередь был монархом, правителем государства. Данная глава посвящена анализу восприятия мемуаристами короля как «человека политического».

В XVI в. происходило становление абсолютизма во Франции. Король по-прежнему был обязан консультироваться с сословиями, созывая Генеральные штаты, считаться с интересами аристократии, однако он уже обладал многочисленными прерогативами и достаточно сильной властью, мог навязывать обществу свои решения История Франции: учебник для вузов / М.Ц. Арзаканян, А.В. Ревякин, П.Ю. Уваров. М., 2007. С. 103.. В условиях раннеабсолютистской монархии король осуществлял множество разнообразных функций в сфере государственного управления, среди которых выделялись особенно значимые - религия и правосудие Малинин Ю. П. Указ. соч. С. 21, 26., и именно по ним оценивалась политика монарха в целом. Клод Атон писал об этом так: «Если основы этих двух столпов - религии и правосудия - не будут хорошо заложены и воздвигнуты, то здание королевств окажется под угрозой вечного разорения» «Si les fondemens de ces deux pilliers de religion et justice ne sont bien posez et fondйes, le bastiment des royaumes est en danger d'estre acablйes par une perpetuelle ruine». Haton Cl. Op. cit. Vol. 3. P. 348..

Наиболее острой, животрепещущей проблемой, с которой столкнулась королевская власть во второй половине XVI в., были религиозные войны между католиками и гугенотами, и именно этот аспект политики Генриха III сильнее других волновал умы его подданных, что также нашло отражение в рассматриваемых нами трудах мемуаристов.

Клод Атон противоречиво оценивал деятельность короля касательно религиозных конфликтов. С одной стороны, мемуарист признавал, что Генриху III объективно сложно прекратить гражданские междоусобицы, вспыхнувшие задолго до начала его правления Haton Cl. Op. cit. Vol. 3. P. 499.. С другой стороны, в 1575 г. после побега Франсуа Алансонского, младшего брата короля, и Генриха Наваррского из Лувра, он написал: «Эти мятежники, отданные божественной волей в его руки хорошо связанными покойным королем, который, если бы он был жив, освободил землю Франции по-другому, что не сумел сделать тот, кто правит в настоящем» «Lesquels rebelles avoient par la voluntй divinne estй mis entre ses mains bien liez par le feu roy qui, s'il eust vescu, en eust delivrй la terre de France par ung aultre stille que n'a sceu faire cestuy-ci qui regne а present». Ibid. P. 160.. Бездействие Генриха III казалось мемуаристу тем более серьезным вследствие того, что его главной причиной была не слабость (поскольку Карл IX оставил в его руках «хорошо связанных» бунтовщиков), а попустительство, пренебрежение своим долгом как короля - политического и религиозного лидера.

Жан Бюрель относился к тем рьяным католикам, которые были против заключения мирных соглашений с гугенотами и предоставления им каких-либо уступок, особенно свободы вероисповедания и отправления протестантского культа. В 1576 г. он говорил о подписании Генрихом III Эдикта в Болье, завершившего очередную фазу религиозных войн: «Король издал эдикт об умиротворении по всему своему королевству, по которому разрешил тем, кто принадлежит к мнимой религии, отправлять её и молиться повсюду…не была сделана никакая иллюминация, потому что этот указ был выгоден всем тем, кто принадлежал к этой религии» «Le roy fift fиre ung efdict de pacification par tout fon royalme, par lequel permetoit а ceulx de la pretendue religion l'exercice d'icelle & prefcher partout… & ne fuft faict aulcung feu de joye pour ce que ledict efdict estoit tout а l'advantaige de ceulx de la religion». Burel J. Op.cit. P. 43.. В этих строчках автор выразил крайнее неудовольствие королевским эдиктом, обеспечивающий привилегиями приверженцев «мнимой» веры. Также мемуарист отметил, что в Пюи не праздновали заключение мирного договора, как это обычно делали по торжественным случаям, разжигая большой костер, из чего следует, что большинство горожан разделяло взгляд Бюреля относительно мирной инициативы короля.

Аналогичные чувства у автора вызвал и другой договор, заключенный в Ле-Фле в ноябре 1580 г., который, как и Эдикт в Болье, давал значительные преимущества кальвинистам. Жан Бюрель назвал его «плохо сочиненным» «mal forgйe». Burel J. Op. cit. P. 68..

Вместе с тем, Немурский договор 1585 г., который, наоборот, был направлен против протестантов, также не полностью удовлетворил мемуариста из Ле-Пюи. Безусловно, он благодушно воспринял декларируемое в эдикте королевское желание об исповедании во Франции только одной религии - католической, а также повеление еретикам удалиться за пределы страны под угрозой казни. Однако Жан Бюрель был недоволен пунктом о прощении тех протестантов, которые соглашались перейти в католичество, исповедовавшись перед епископом. По наблюдению мемуариста, многие закоренелые гугеноты города Пюи обращались в католическую веру под страхом расправы и конфискации имущества, а не из искренних побуждений души. Вследствие чего, благочестивые горожане не доверяли таким новоявленным католикам Ibid. P. 93..

Иную позицию относительно Немурского договора занимал Пьер де Л'Этуаль. В своих мемуарах он зафиксировал слова Генриха III, произнесенные им после публикации эдикта и обращенные к кардиналу де Бурбону:

«Мой дядя, против моей совести, но весьма охотно, я ранее приехал сюда, чтобы опубликовать эдикты об установлении мира, потому что им удавалось облегчить мой народ. Сейчас я собираюсь издать указ об отзыве этих эдиктов согласно моей совести, но неохотно, потому что от его публикации зависит гибель моего государства и моего народа» «Mon oncle, contre ma conscience, mais bien volontiers, je suis ci-devant venu cйans faire publier les йdits de pacification, pource qu'ils rйussissoient au soulagement de mon peuple. Maintenant, je vay faire publier l'йdit de rйvocation d'iceux, selon ma conscience, mais mal volontiers, pource que de la publication d'icelui dйpend la ruine de mon Estat et de mon peuple». L'Estoile P. Op. cit. Vol 5. P. 202..

Мемуарист назвал комментарий короля «remarquable», что можно перевести как «замечательный/примечательный/выдающийся», и, по всей вероятности, подобной характеристикой он выразил свое одобрение позиции монарха. Л'Этуаль поддерживал мирные инициативы правителя, его желание прекратить религиозные конфликты и установить порядок в стране, так как принадлежал к числу тех умеренных католиков, уставших от продолжительных войн, у которых стремление наладить спокойную жизнь превалировало над желанием отстоять чистоту католической веры во Французском королевстве.

Ещё одну точку зрения представлял Николя де Невиль, который непосредственно участвовал в проведении переговоров с гугенотами для заключения мирных соглашений. Эдикт в Болье, осуждаемый Жаном Бюрелем и его земляками, не был ратифицирован Генеральными штатами, которые также посчитали, что король пошел на слишком большие уступки протестантам. В результате военные действия между партиями возобновились и длились в течение года, пока не был подписан Бержеракский договор. Как свидетельствовал мемуарист, он первоначально отказывался участвовать в переговорах по поводу заключения этого мира, поскольку Генрих III требовал от него то, что государственный секретарь полагал практически невыполнимой задачей: включить в договор статью о запрете исповедования и отправления протестантской религии Villeroy N. Op. cit. P. 131-132.. Хотя он признавал, что данное требование было продиктовано благими намерениями короля, его желанием защитить католическую веру.

Впоследствии Николя де Невиль снова исполнял функции переговорщика со стороны французского суверена в процессе подписания другого соглашения - Мира в Ле-Фле 1580 г. Он был одним из тех, кто составлял договор, названный Жаном Бюрелем «плохо сочиненным» из-за привилегий, которые были дарованы гугенотам. Государственный секретарь, напротив, был твердо убежден, что благодаря данному мирному трактату католики, в конце концов, получили заметное преимущество, и положительно оценивал его Villeroy N. Op. cit. P. 133.. В 1585 г. сеньор де Вильруа приветствовал заключение Немурского договора между Генрихом III и Католической лигой, говоря, что он сам «посоветовал Его Величеству объединиться со всеми католиками всеми возможными способами и скорее вести крепкую и решительную войну против гугенотов» «ont conseillй а Sa Majestй de reunir а soy tous les catholiques par tous moyens possibles, et plustost faire la guerre fort et ferme ausdits huguenots». Ibid. P. 137., а четыре года спустя с горечью отмечал тщетность надежды на примирение короля с лидерами католического лагеря Ibid. P. 138..

В то время как Л'Этуаль одобрял меры Генриха III по успокоению религиозных конфликтов в королевстве и считал, что именно в этом монарх видел главную цель своей внутренней политики, Николя де Вильруа акцентировал внимание на стремлении короля облагодетельствовать своих верных католических подданных и защитить истинную веру от гугенотской ереси. С точки зрения государственного секретаря, именно это было истинным намерением Генриха III в проводимом им политическом курсе.

Анри де Ла Тур д'Овернь, будучи кальвинистом, осмысливал политику короля относительно религиозных конфликтов, исходя из совершенно иных убеждений и понятий, нежели другие мемуаристы-католики.

Неизменный рефрен в его мемуарном сочинении - это постоянное ожидание разрыва мирных договоров со стороны короля и последующее возобновление военных действий. Говоря о подписании Эдикта в Болье, виконт утверждал, что в первую очередь Генрих III стремился вернуть своего мятежного брата Франсуа к королевскому двору, чтобы разделить его с союзниками-протестантами, а затем монарх намеривался разорвать трактат, дававший гугенотам право свободно исповедовать свою религию, и развязать войну Turenne H. Op. cit. P. 31, 33.. Также автор приводил в своих мемуарах слова маршала Монморанси, временного сторонника протестантов, предостерегающего их от неосторожного нарушения договора, которым мог воспользоваться король в качестве предлога для нападения на гугенотов Ibid. P. 33.. Вместе с тем, автор свидетельствует о том, что, когда возникла необходимость договориться с Генрихом Наваррским по поводу возвращения королевы Маргариты в Нерак, Генрих III провозгласил о незыблемости принципов веротерпимости, прописанных в эдикте, и возможности исправления некоторых недостатков договора совместными усилиями Ibid. P. 37..

Даже при подписании выгодных для протестантов мирных договоров Анри де Ла Тур д'Овернь расценивал их как вынужденную уступку королевской власти, и был уверен, что при первом удобном случае Генрих III не преминет разорвать их. В 1585 г., когда король действительно так поступил, заключив союзнический договор с лигерами и опубликовав указы, направленные против кальвинизма и его приверженцев, виконт резко раскритиковал «суровые эдикты», которые гугеноты отказались исполнять, «не желая отказаться от правды, и предпочитая носить оружие с нами, а не оставаться вне королевства зрителями» «ne voulant dйlaisser la vйritй, et aimans mieux porter les armes avec nous que de demeurer hors du royaume spectateurs». Turenne H. Op. cit. P. 51..

Любопытно отметить, как мемуарист описывал восприятие населением королевских законов против гугенотов. Ордонансы короля предусматривали конфискацию имущества протестантов и тех, кто сражался на их стороне, тем не менее, виконт писал, что его и его семью всегда так любили в Оверни, что не тронули никакую его собственность Ibid. P. 26.. Вместе с тем, как уже было упомянуто выше, Жан Бюрель, тоже выходец из Оверни, сообщал о недоверии к кальвинистам, которые поменяли веру на католическую согласно королевскому указу. В обоих примерах мемуаристы изображали разное отношение к гугенотам, однако показательно то, что и в одном, и в другом случае шла речь о непринятии и неисполнении народом эдиктов, изданных Генрихом III.

Таким образом, непоследовательная политика короля по отношению к противоборствующим партиям в религиозных войнах порождала такие же противоречивые суждения насчет неё среди его подданных. В итоге, и радикальный католик Жан Бюрель, и гугенотский лидер Анри де Ла Тур д'Овернь были недовольны условиями Эдикта в Болье, Пьер де Л'Этуаль, сторонник политики умиротворения, полагал, что Генрих III против своей воли заключил Немурский договор с Лигой, а Николя де Вильруа видел в этом политическом жесте желание христианнейшего короля защитить католическую религию. Однако, в целом, ни один из мемуаристов не верил в способность Генриха III установить мир и порядок в королевстве. Он считался политически слабым государем, не имеющим сил для противостояния своим врагам и защиты французской короны.

Второй важнейшей функцией государя было отправление правосудия. Король представал в глазах подданных в качестве верховного судьи и охранителя права и справедливости Малинин Ю.П. Указ. соч. С. 27.. Естественно, что огромную массу судебных споров решали суды и парламенты, однако в исключительных случаях в процесс осуществления правосудия мог вмешаться сам монарх, и мемуаристы писали о подобных прецедентах.

Л'Этуаль рассказывал о том, что в среду 6 июля 1575 г. некий капитан Вержери был повешен, а затем четвертован, осужденный по приговору канцлера Бирага после очень короткого суда. Автор отмечал, что король «не одобрил этот несправедливый приговор, который многие честные люди нашли странным и который сильно возмутил народ» «n'aprouvast pas cest inique jugement, lequel fust trouvй estrange de beaucoup d'honnestes hommes et scandalize fort le peuple». L'Estoile P. Op. cit. Vol 1. P. 69.. На первый взгляд может показаться, что мемуарист подчеркивал тот факт, что Генрих III как справедливый монарх выразил несогласие с кощунственным приговором суда. Однако, с другой стороны, король ничего не предпринял, чтобы отменить решение канцлера, и только высказал свое мнение о незаконности обвинительного приговора постфактум, расписываясь в собственном бессилии поддерживать справедливость в стране.

В мемуарах Жана Бюреля излагается конфликт жителей Ле-Пюи с виконтом Полиньяком, произошедший в 1581 г., когда виконт во главе группы всадников вошел в город и, не сумев совершить акт мести по отношению к одному из буржуа, избившего его нотариуса, совершил беспорядочное нападение на простых прохожих, убив 5-6 человек. Горожане довольно долго пытались привлечь его к ответственности и в конечном итоге смогли подать это дело на рассмотрение королю. Генрих III не только подтвердил обвинительный приговор главного судьи Ле-Пюи, но и взял на себя обязательство выплатить тысячу экю родителям убитых и раненных из собственных средств Burel J. Op. cit. P. 77..

В мемуарах сеньора де Вильруа продемонстрирован ещё один пример справедливого решения Генриха III. Николя де Сальседе оклеветал мемуариста в планировании государственной измены и заговора с привлечением помощи испанского короля. В ответ на обвинения, предъявленные его государственному секретарю, «Его Величество провозгласил, что он уверен в моей невиновности» «Sa Majestй declaroit estre bien asseurйe de mon innocence». Villeroy N. Op. cit. P. 134. - писал мемуарист, и действительно, на первом же допросе Сальседе признался, что его обвинения были ложными. Впоследствии он был сам осужден за фальшивомонетничество парламентом Нормандии Ibid. P. 135..

Сюжет суда, вершимого личного королем, редко встречается в мемуарах, так как к XVI в. во Франции уже давно сформировалась разветвленная система профессионального судопроизводства. Однако, даже на основе этих нескольких примеров, можно увидеть, что, по сравнению с религиозной сферой государственной деятельности, отправление правосудия Генрихом III вызывало меньше критики среди мемуаристов. Все они демонстрировали справедливость королевского решения, хотя в случае, описанном Л'Этуалем, оно было несвоевременным и не помогло спасти невинного человека.

Концепция королевского правосудия подразумевала, что монарх должен не только оберегать права подданных, но и не посягать на них сам. Чаще всего справедливость короля ставилась под сомнение в связи с экстраординарным налогообложением Малинин Ю.П. Указ. соч. С. 28..

Правление Генриха III было отмечено резким увеличением налогов и проведением неудачной денежной политики, которые ещё сильнее усугубили бедность населения. Как уже было обозначено в предыдущей главе, Пьер де Л'Этуаль объяснял принятие подобных мер расточительностью короля, которому требовалось всё больше и больше денег на оплату своих развлечений. Другие мемуаристы не пытались найти причины усиления фискального гнета или обесценивания монет и только возмущенно критиковали их катастрофические последствия.

К. Кэмерон утверждал в своей статье, что наибольшая оппозиция фискальной политике Генриха III возникла в крупнейших городах, среди крупнейших налогоплательщиков Cameron K. Op. cit. P. 2.. Не до конца ясно, кого подразумевал исследователь в качестве крупнейших налогоплательщиков: крупнейших собственников недвижимого имущества или третье сословие, на которое падало основное бремя налогов. Однако, мемуары, проанализированные в данной работе, свидетельствуют о том, что особенное недовольство выражали авторы более низкого социального положения - Клод Атон, Жан Бюрель и Пьер де Л'Этуаль, в то время как Анри де Ла Тур д'Овернь и Николя де Вильруа, относящиеся к верхушке французского общества, не затрагивали данную тему в принципе. По сути, Клод Атон и Пьер де Л'Этуаль не относились к третьему сословию: первый принадлежал к духовенству, второй был представителем того высшего чиновничества, которое получило дворянское звание за свою службу, хотя и не признавалось равным родовитому «дворянству шпаги» История Франции / От. ред. А.З. Манфред., М., 1972. Т. 1. С. 167. . Тем не менее, парижский мемуарист мыслил себя обычным горожанином, а провенский священник, родившийся в крестьянской семье, был по своему мировосприятию сельским жителем, «симпатии которого неизменно оказывались на стороне жителей «plat pays» - незащищенной сельской местности» Уваров П. Ю. С. 95.. Тяжесть налогового гнета главным образом ложилась на плечи горожан и крестьян. Например, тальей - прямым налогом, составлявшим основную часть доходов французской казны, не облагались лица дворянского и духовного звания, а также привилегированные слои буржуазии. Обесценивание денег также ударяло в первую очередь по простым людям. Именно поэтому Клод Атон, Пьер де Л'Этуаль и Жан Бюрель столь остро воспринимали увеличение фискальных сборов и денежные реформы короля.

В 1575 г. Клод Атон сообщал о «смятении и ущербе бедных людей его королевства, что заставило возненавидеть его ещё больше и ужасно проклинать его» «la confusion et domage du pauvre peuple de son royaume, qui fut cause de le faire hayr davantage et de le maudire exйcrablement». Haton Cl. Op. cit. Vol. 3. P. 231.. Ненависть простолюдин к Генриху III из-за налогов доходила до такой степени, что они желали смерти короля или его возвращения в Польшу Ibid. P. 255.. Такая реакция возникла в народной среде в ответ на королевские эдикты об увеличении размера крайне непопулярных косвенных налогов на соль, вино, шерсть - габелей. Через пять лет мемуарист снова поднял данную тему, рассказывая о «большом насилии и угнетении, которое Его Величество совершил над своим народом с помощью талей, габелей, субсидий, новых налогов, десятин» «la grande foulle et oppression que Sa Majestй faisoit sus son peuple par tailles, gabelles, subsides, impotz noveaux, decimes». Ibid. P. 284.. На сей раз провенский кюре более красочно живописал беды простых поданных французского монарха, перечисляя длинный ряд различных фискальных повинностей. Характерно, что в обоих случаях автор возложил вину за несправедливые и непомерные налоги конкретно на короля, не упрекая в этом его «дурных советчиков».

Вместе с тем интересно отметить, как население реагировало на изменения в налоговой политике, прибегая к пассивной форме «бунта». В 1582 г., когда Генрих III уменьшил габель на вино, люди стали возносить молитвы Господу за Его Величество. Однако их ликованию не было суждено долго длиться, налог опять повысили, народ снова начал проклинать короля и весь его род, и многие люди перестали молить Бога о том, чтобы он послал наследника королевской чете Haton Cl. Op. cit. Vol. 4. P. 508..

Несмотря на строгую критику фискальной политики Генриха III, Клод Атон признавал, что в некоторых случаях многочисленные чрезвычайные налоги находили весьма нужное и полезное применение. Так, по свидетельству мемуариста, в начале 1578 г. в Париже циркулировал слух о том, что средства, полученные при сборе экстраординарной тальи, пойдут на возведение нового моста через Сену, столь необходимого для многих столичных жителей, которые вынуждены переходить на другой берег реки по далеко расположенным мостам или пользоваться недешевыми услугами лодочников. Действительно, в 1578 г. Генрих III заложил основание моста, получившего название «Нового», который стал новшеством для Парижа: в отличие от других мостов города он был необыкновенно широк и свободен от домов и лавок для удобства передвижения. Между тем, автор, говоря о предполагаемом строительстве нового моста, лишь подчеркнул его полезность, не высказав похвалы в адрес короля в связи с его благодетельной инициативой.

Сюжет денежной политики приковывал гораздо меньше внимания автора. Только однажды, в 1577 г. Клод Атон оставил запись о неудачной реформе, проведенной Генрихом III и его Советом, которая повлекла за собой снижение стоимости денег в два раза и значительное ухудшение благосостояния населения Haton Cl. Op. cit. Vol. 3. P. 455..

В противоположность провенскому мемуаристу, Жан Бюрель в основном концентрировался на теме денежной реформы 1577 г., веря, что именно она являлась главной причиной разорения французского народа.

Сначала он сделал запись в своих мемуарах о том, что в Ле-Пюи прошел слух, будто бы король обесценил монеты. Важнейший товар - пшеница - резко подорожала, а многие крестьяне вообще спрятали свои запасы, не желая продавать их за девальвированные деньги. Вследствие этого городские консулы начали выискивать зерно по амбарам, «видя слезы и крики людей» «voyans les pleurs & crys du people»Burel J. Op. cit. P. 46.. Точно так же, как и Клод Атон в случае с увеличением налогов, Жан Бюрель прямо указал на короля как на автора непопулярной реформы.

В конце 1577 г., подводя итоги проведенной монетной реформы, мемуарист ещё раз подчеркнул то, как пагубно она отразилась на положении французского народа: «Была настолько велика бедность и нужда, что люди кричали и плакали по улицам в большом количестве, что было возмутительно и прискорбно» «estoit si grande la pouvretй & neccessitй que le peuple cryoit & pleuroyt par les rues а grand nombre, qu'estoyt chose escandaleuse & lamentable». Ibid. P. 47.. Примечательно, что Жан Бюрель особо отметил проблемы собственной социальной группы - ремесленников, которые в сложившейся ситуации не могли продавать свои изделия и соответственно заработать деньги Ibid. P.47..

В следующем 1578 г. мемуарист вновь поднял тему денежной политики ввиду издания губительного эдикта о выплате долговых обязательствах в экю, а не во франках, в результате чего люди потеряли половину своих денег. Данный указ стал последней каплей: «народ так сильно проклял короля с тех пор, как это произошло и у нас беда» «le people jetta fi grand malediction au roy comme defpuys ly eft advenue, & nous avons la peine».Burel J. Op. cit. P. 48.. Сообщая о монетной реформе, Жан Бюрель назвал Генриха III её автором, однако высказался об этом факте нейтрально, критикуя собственно реформу, а не короля. После новой непопулярной меры в денежной политике, когда люди ясно увидели в Генрихе III виновника своей бедности и разорения, народный гнев выплеснулся уже на самого монарха.

В 1586 г. автор сделал запись в своих мемуарах о том, что король требовал у города послать ему две или три тысячи экю и пятьсот сетье пшеницы. Жители Ле-Пюи были очень удивлены требованию правителя, ведь из-за всеобщей бедности и нищеты у них не было такого количества денег и зерна даже для собственных нужд Ibid. P. 101..

Подробнее этот аспект денежной политики Генриха III рассматривал Пьер де Л'Этуаль. Как писал мемуарист, займы были единственными доходами, на которые могли жить французский монарх и его двор L'Estoile P. Op. cit. Vol 1. P. 54.. Автор неоднократно упоминал о том, что король регулярно требовал у духовенства и буржуазии колоссальные суммы в сотни тысяч и миллионы ливров и не гнушался откровенным вымогательством, чтобы достать нужное количество денег. В апреле 1576 г. Генрих III приказал членам Парижского парламента немедленно предоставить ему средства в долг для того, чтобы он смог рассчитаться с иностранными наемниками. Свое требование король подкрепил личным присутствием в здании парламента - такое заседание называлось «ложе справедливости», во время которого парламент лишался своего права на протест - вследствие чего президенты были вынуждены уступить королю L'Estoile P. Op. cit. Vol 2. P. 127.. В начале марта 1582 г. он попросил заем у парижских буржуа, который, по выражению мемуариста, предназначался для «его удовольствий и на расходы его миньонов» «ses plaisirs et aux despenses de ses mignons». L'Estoile P. Op. cit. Vol 4. P. 59.. Простые люди жаловались на непосильные поборы, однако не могли ничего сделать, будучи вынуждены уступить силе большей, чем их Ibid.. Владельцы таверн и трактиров попытались сопротивляться власти, когда в октябре 1577 г. их заставили платить повышенные налоги. Сначала они возмущались, отказывались подчиняться и бойкотировали уплату налогов, но затем, испугавшись, что их посадят в тюрьму как мятежников, смиренно всё оплатили Ibid. Vol. 2. P. 217..

Кроме этого, Л'Этуаль писал о мерах, проводимых королем в области продажи государственных должностей, которые касались определенной группы населения - чиновников, к числу которых относился сам мемуарист. По сообщению автора, в 1575 г. Генрих III установил должности четырех советников в Палате прошений парламента по цене пятнадцать тысяч ливров каждая, а также постановил сдать вакантные места в аренду за восемьдесят тысяч ливров в месяц. Комментируя эти изменения, возмущенные королевские чиновники заявили, что «это средство найти и получить их смерть для того, чтобы иметь должности для продажи» «c'est un moien de rechercher et exquerir leur mort, afin d'avoir offices а vendre». Ibid. Vol. 1. P. 153-154..

Мемуаристы описывали различные грани экономической политики Генриха III: налоги, займы, денежную реформу, продажу государственных должностей - тем не менее, они оценивали эту деятельность чрезвычайно схожим образом. По мнению авторов, экономическая политика была крайне неудачной, она только обостряла кризис в стране и ухудшала материальное положение отдельных социальных слоев и всего французского народа, повергая его в абсолютно нищенское существование. Также следует отметить тот факт, что во всех проанализированных выше эпизодах вина за введение разорительных мер возлагалась не на кого иного, как на короля.

Подводя итоги второй главы, мы можем сказать, что мемуаристы оценивали государственную деятельность Генриха III скорее негативно. Религиозная политика короля не привлекала ни католиков, ни гугенотов, находя сочувствие лишь среди партии политиков. Отправление правосудия Генрихом III мемуаристы, напротив, хвалили, тем не менее, в реалиях XVI в. в политической деятельности монарха функция верховного судьи не имела большого значения, и случаи преступлений, судимых лично королем, были редки. Гораздо более важным для большинства французского населения был другой аспект королевского правосудия в широком смысле этого слова - справедливое взимание налогов. Однако именно эта сфера политики вызывала самую беспощадную критику мемуаристов. Если добавить к этому склонность короля к расточительности и роскоши, которая обсуждалась в первой главе, то получится, что в глазах подданных вина короля удваивалась: он не только облагал свой народ чрезмерными налогами, но и тратил полученные деньги никчемным образом.

мемуарист король династия генрих

Глава 3. Окружение Генриха III в восприятии мемуаристов

Несмотря на то, что король мог самостоятельно контролировать практически всю политическую жизнь государства, на практике он делегировал довольно значительную часть своих полномочий другим лицам. Это не только помогало распределить огромное количество управленческих функций, с которыми король не мог справиться в одиночку, но и способствовало зарождению выгодной для королевской власти мифологемы, в русском варианте звучащей как «добрый царь и злые бояре». Согласно ей ответственность за неправильные политические решения возлагалось на окружение монарха, при этом репутация короля не страдала Малинин Ю.П. Указ. соч. С. 29.. Г. Шоссинан_Ногаре в своей книге «Повседневная жизнь жен и возлюбленных французских королей» даже высказал мысль о том, что фавориты и фаворитки, исполняющие роль своеобразного «громоотвода», были настолько важны для монархии, что отсутствие любовницы у Людовика XVI перенаправило весь гнев народа на его супругу Марию_Антуанетту и королевскую семью и в итоге привело к Великой французской революции Шоссинан-Ногаре Г. Повседневная жизнь жен и возлюбленных французских королей. М., 2003. C. 8..

Окружение короля складывалось исходя из различных принципов: родственных связей, социальной и служебной иерархии, личных симпатий монарха.

В научной и художественной литературе среди всех членов семьи Генриха III наиболее всего подчеркивалась политическая роль и влияние его матери - Екатерины Медичи. Её называли премьер-министром, говорили о существовании двойного правления матери и сына Шевалье П. Указ. соч. С. 17., однако современники_мемуаристы не приписывали королеве столь большого политического значения.

Пьер де Л'Этуаль писал о Екатерине Медичи в связи финансовой политикой короля. По словам мемуариста, её роль заключалась в том, что она придумывала новые изощренные способы изъятия денег у народа L'Estoile P. Op. cit. Vol. 2. P. 151, 184..

Анри де Ла Тур д'Овернь определял сферы влияния королевы-матери шире, чем парижский чиновник, при этом он интерпретировал её влияние, как в положительном, так и в отрицательном ключе. Так, мемуарист писал, что Екатерина Медичи сдерживала ревность Генриха III к его брату Франсуа и старалась их помирить. Виконт особо отмечал, что королева-мать в этом случае защищала государственные интересы, ведь герцог считался наследником бездетного монарха Turenne H. Op. cit. P. 47..

В другом отрывке, повествующем о начале правления Генриха III, автор утверждал, что тот возвращался на родину из Польши с намерением дать мир своим подданным, «но королева его мать, маршал де Бельгард и некоторые другие заставили его изменить его [намерение] к его несчастью и всего его королевства, которым он мог править счастливо» «mais la Reine sa mиre, le mareschal de Bellegarde et quelques autres, la luy firent changer а son malheur et de tout son royaume, sur lequel il pouvoit rйgner heureux» Ibid. P. 23.. Таким образом, Екатерина Медичи была одной из тех, на кого мемуарист возложил на вину за катастрофу царствования последнего монарха из династии Валуа.