Россия нэповская

Что касается высшего образования, то «в 1920-е годы создавались рабочие факультеты (рабфаки), призванные помочь созданию первого поколения советской интеллигенции. В области высшего образования государство также проводило классовую селекцию - преимущество поступления в вузы получали дети рабочих и крестьян. В 1921 году был открыт Институт красной профессуры для подготовки соответствующих вузовских преподавателей». (Стр. 189)

«В 1921 году на Украине университеты были заменены институтами народного образования». (Стр. 190)

По «Положению высших учебных заведений» 1921 года «во главе университета ставилось правление, назначаемое Главпрофобром Народного комиссариата просвещения. Правление утверждало состав президиумов (деканатов) факультетов, санкционировало все решения внутриуниверситетских органов. Формально правление возглавлял ректор. Но оно было переполнено представителями студенчества, советских органов, профсоюзов и т.п.; собственно преподаватели были оттеснены на задний план.

Нововведение вызвало раздражение старой профессуры. Действие положения было приостановлено, но новое, принятое в сентябре того же года, оказалось не лучше. Теперь университеты становились как бы естественной частью ведомственно-бюрократической системы, ректоры превращались в «советских работников», правда, высокого ранга. Правление назначало преподавателей, а окончательно утверждал их Наркомпрос. Как и прежде, факультетские органы переполняли лица, непосредственного отношения к университетам не имевшие. Вместо кафедр создавались предметные комиссии на паритетных основаниях из преподавателей и студентов». (Стр. 190)

«С 1922 года в университетах вводились государственные стипендии. В 1925 году была восстановлена аспирантура - в видах вытеснения старых преподавателей». (Стр. 191) В университетах «в начале 1920-х годов в качестве обязательных предметов были введены исторический материализм, история пролетарской революции, история советского государства и права, экономическая политика диктатуры пролетариата». (Стр. 191) М. Покровский утверждал, что в университетах нужны ученые, создающие социализм. Студенты того времени почти не учились. Они работали, и вся их жизнь была отдана комсомольской, партийной, профсоюзной деятельности.

«Высокая культура»: новое или старое?

Литература

«Сложности постреволюционного периода нашли свое преломление в литературе, искусстве и театре». (Стр. 193)

«Политическая цензура давно существовала, но она умела реагировать лишь на «антисоветизм». Литературный процесс в большей или меньше степени был пущен на самотек. Власть больше надеялась на формирование в писательской среде условий, которые повлекли бы за собой возникновение «самоцензуры», осуществляемой через критику или травлю слишком независимых талантов». (Стр. 194)

«В литературном осмыслении революции пришлось выбирать между эмоциями и образом, с одной стороны, логикой и результатом - с другой. Революция представлялась очень многим людям творчества в виде грандиозного цикла «смерти-возрождения», но никак не восхождением на новую цивилизационную ступень.». (Стр. 195)

«В литературной среде шла нескончаемая кружковая грызня и поток самовосхвалений. Одна из наиболее влиятельных групп - «Серапионовы братья», образовавшаяся в 1921 году, - объединяла преимущественно прозаиков (К. Федин, Вс. Иванов, М. Зощенко, В. Каверин, М. Слонимский, М. Шагинян, Н. Никитин). Для них характерны поиски художественной формы, способной наиболее ярко выявить дух революционной и постреволюционной эпохи. Они использовали заостренный сюжет, экспериментировали с языком и стилем произведений, пытаясь соединить экспрессивность с классической традицией». (Стр. 195-196)

«В июне того же года Политбюро ЦК создало специальную комиссию для создания новой организации писателей и поэтов. Комиссия объявила себя беспартийной и попыталась объединить пролеткультовцев, имажинистов (Мариенгоф, Есенин, Шершеневич и др.), «Серапионовых братьев» и некоторых «неустойчивых» авторов, вроде А. Толстого. В значительной степени это удалось: так или иначе к сотрудничеству были привлечены почти все писатели старой школы, а также такие молодые авторы, как Л. Леонов, Л. Сейфуллина, Вс. Иванов, И. Бабель». (Стр. 196)

«С 1924 года существовала Российская ассоциация пролетарских писателей - РАПП, наиболее мощное литературное объединение 1920-х годов. Ее основными печатными органами были журнал «На посту» (1923 год), с 1925 года - «На литературном посту». Деятельность РАППа носила воинственно «классовый» характер. На страницах его органов велась яростная кампания против таких «непролетарских» попутчиков, как М. Горький, В. Маяковский, С. Есенин, А. Толстой, Л. Леонов и др. Рапповцы претендовали на монополию в области творчества, взывая к «принципу партийности». (Стр. 197)

«В области поэзии упор делался на «математизацию» и «геометризацию» стиля. В группу «Левый фронт искусств» (ЛЕФ) входили экс-футуристы В. Маяковский, Н. Асеев, В. Каменский, С. Третьяков, С. Кирсанов, которые строили свою эстетику с оглядкой на пролеткультовцев, концепцию «литературы факта» и даже отрицали художественный вымысел и психологизм. Лефовцы упорно пытались сплотиться с Агитпропом - отдел пропоганды и агитации в СССР - и добиться признания со стороны партии, но в 1923 году Троцкий холодно заявил, что партия не собирается «канонизировать» ЛЕФ в качестве «коммунистического искусства». Подобное отношение сохранилось надолго - в результате ЛЕФ, как самостоятельное течение, сходил на нет». (Стр. 198)

«Примечательно, что в окололитературных склоках 1920-х годов в полной мере проявил себя жанр доноса». (Стр. 198)

«В 1921-1923 годах появляются такие произведения дореволюционных авторов, как «История моего современника» В. Короленко, «Хождение по мукам» А. Толстого, «В тупике» В. Вересаева, «Преображение» С. Сергеева-Ценского. По-иному зазвучало творчество тех, кого ранее связывали с декадентско-символическим и формалистическим направлениями (А. Белый, Е. Замятин, А. Ремизов)». (Стр. 199)

«Кардинальная для русской литературы проблема героя на некоторое время оказалась потеснена проблемой сюжета, формы и стиля - авторы ощущали потребность стать созвучными революционному времени». (Стр. 199)

«Двойное видение происходящего в СССР - изнутри и извне, включая некое «иное измерение» - на время закрепляется в советской литературе, достигнув своего апогея в «Мастере и Маргарите» М. Булгакова. Это был способ идентификации в новой социокультурной среде, казавшейся людям творческим поистине пугающе-фантастичной». (Стр. 199)

«Трудности творчества и послереволюционный «озон» в общественной атмосфере провоцировали бытовой эпатаж. Например, Имажинисты развесили эмалированные дощечки - «Улица Есенина» (Тверская), «Улица Мариенгофа» (Петровка), «Улица Шершеневича» (Никитская) и т.п». (Стр. 200)

Также «важнейшей темой литературы 1920-х годов стало противостояние города и деревни: одни авторы возвеличивали цивилизаторскую роль первого, вторые предавались ностальгии по ушедшему (М. Горький, Н. Клюев, А. Неверов)». (Стр. 201)

«Еще одна характерная черта: широкое распространение в первой половине 1920-х годов сатирических и гротескных романов и повестей, построенных на авантюрно-фантастических или социально-утопических сюжетах («Остров Эрендорф» В. Катаева, 1924 год; «Похождение Невзорова или Ибикус» А. Толстого, 1924 год; «Крушение республики Итль» Б. Лавренева, 1925 год; «Город Градов» А. Платонова, 1927 год). В этих работах заметна тема «цепкости старого», мешающего движению вперед. Последняя тема наиболее прочно закрепилась в бытоописательстве М. Зощенко». (Стр. 201)

«В начале 1920-х годов было опубликовано до 200 книг жанра научной фантастики. Среди них были и такие малоизвестные ныне произведения, как «Грядущий мир» И. Окунева (1923 год), где описывался управляемый чем-то вроде компьютера город будущего, или «Через тысячу лет» И. Жукова (1925 год), где рассказывалось о синтетической пище. Знаменитая «Аэлита» А. Толстого (1923 год) на этом фоне не выглядела чем-то необычным. По существу шло вытеснение старой народнической утопии социал-технократическим прожектерством». (Стр. 201-202)

«В 1925 году известие о том, что повесился С. Есенин, повлекло за собой серию молодежных самоубийств. В. Маяковский решительно осудивший собрата по перу и продолжавший изображать из себя «пролетарского супермена» вскоре также свел свои счеты с жизнью». (Стр. 202)

«В радиопередачах с середины 1920-х годов стал неуклонно расти удельный вес пропагандистских передач. Этим воспользовались некоторые писатели и поэты. Так, В.В. Маяковский впервые выступил в «Радиогазете» 2 мая 1925 года, последний раз его живой голос прозвучал на Всесоюзном радио 20 марта 1930 года». (Стр. 204)

Изобразительное искусство

«В изобразительном искусстве наблюдались несколько иные тенденции. Стоит заметить, что в годы гражданской войны не прекращались выставки, издавались художественные журналы». (Стр. 205)

«В Витебске по-прежнему действовала Народная художественная школа, где обучалось (под руководством ее основателя М. Шагала и К. Малевича) до 500 начинающих, левых по преимуществу художников». (Стр. 205)

«Развитие искусства оказалось отмечено появлением громадного числа противоборствующих группировок и направлений. Ассоциация художников революции (АХР), возникшая в 1922 году, стала самой массовой художественной организацией, призванной развивать традицию передвижничества в духе «художественного документализма» и «героического реализма». Ее работы имели определенный успех в массах. АХР, подобно РАППу, претендовала на монополизм в руководстве художественной жизнью. Лицо направления определяли художники И. Бродский, С. Малютин, Н. Касаткин, В. Мешков, Г. Ряжский, Е. Чепцов, К. Юон». (Стр. 206)

Другое значительное объединение, «Общество художников-станковистов» (ОСТ), было создано в 1925 году выпускниками ВХУТЕМАСа (А. Дейнека, Д. Штеренберг, А. Лабас, Ю. Пименов, П. Вильямс, А. Гончаров, А. Тышлер), стремившимися к осмыслению современности с помощью новых изобразительных средств. «Общество художников 4-го искусства» возникло в 1924 году на месте известных в прошлом «Голубой розы» и «Мира искусства». Его работы были отмечены не только верностью профессиональным традициям, но и смелыми поисками (П. Кузнецов, В. Фаворский, К. Петров-Водкин, М. Сарьян, А. Карев, Е. Бебутов, А. Остроумова-Лебедева, В. Мухина, А. Щусев и др.). В 1927 году из числа бывших членов «Бубнового валета» возникло «Общество московских живописцев», сохранившее приверженность «русскому сезаннизму» (Р. Фальк, И. Машков, А Лентулов, И. Грабарь). Самостоятельное место в русском авангарде занимал П. Филонов, в прошлом анархист, вокруг которого образовалась самостоятельная школа (Н. Евграфов, С. Закликовская, П. Кондратьев, Т. Глебова, И. Суворов). В 1927 году оформился коллектив «Мастеров аналитического искусства». Все объединения экспериментировали в области формы, но, в отличие от формализма предреволюционного времени, считалось, что именно такая живопись несет в себе революционную духовность». (Стр. 206)

В это время успешно работал К. Малевич.

«Художники творили свою реальность, в которую власть пока не вникала. Впрочем, вовсе не замечали ее те, кому их творчество в большинстве случаев адресовалось - массы. Изобразительное искусство оставалось уделом немногих, но с середины 1920-х годов ситуация стала меняться. Художники смекнули, что можно заработать «халтурой», продолжая при этом экспериментировать «для души». Условия для этого были подходящие: И.И. Бродскому, к примеру, было заказано для домов культуры 60 стереотипных «Расстрелов коммунистов в Баку». (Стр. 206-207)

В конце 1922 года в Москве открылась XVII выставка союза русских художников, где были представлены В. и А. Васнецовы, К. Коровин, С. Малютин, А. Голубкина, К. Юон, М. Нестеров. Была здесь и «пошлятина», делился воспоминаниями М. Нестеров, вроде «Смерти нэпмана» (Стр. 207)

Скульптура

«В России традиция скульптурного изображения была слабой. Тем заметнее был расцвет ваяния во времена «серебряного века». Монументальная пропаганда эпохи военного коммунизма оказалась нестойкой - дольше всех, до 1923 года простояли «временные» памятники К. Марксу и К. Либкнехту в Витебске. Этот изобразительный ряд по-своему продолжил Н. Андреев (памятники Герцену и Огареву, 1922 год). Но в целом 1920-е годы примечательны тем, что скульптура наполнилась «классовым» содержанием». (Стр. 207)

«Памятники Ленину, как и его скульптурные изображения стали появляться еще при его жизни. На протяжении 1920-х годов наметилась тенденция к канонизации его объемного образа - скульптурный Ленин эволюционировал от экспрессивности к указующей монументальности». (Стр. 208)

Архитектура

«Архитектура 1920-х годов, также отмеченная поисками новых стилей, вместе с тем, была не чужда пафосу «СССР на стройке». Эстетическую основу ее составляла идея «преодоления хаоса геометрией. Широкое развитие получил конструктивизм, основывающийся на так называемом производственном искусстве». (Стр. 208)

«Наибольшую известность получили конкурсные проекты Весниных - дом акционерного общества «Аркос» (1924 год), Дворец труда в Москве (1925 год), здание газеты «Ленинградская правда» (1924 год), здание Дворца культуры им. Лихачева, жилой дом на Новинском бульваре в Москве (1928-1930 годы)». (Стр. 208)

«Существовало еще одно заметное направление в архитектуре - «рационалисты», которые особое значение придавали поискам выразительной формы» (К. Мельников, Н. Ладовский). (Стр. 208)

«В это же время родились планы снесения храма Христа Спасителя и возведения на его месте другого громадного сооружения - Дворца Советов»

«Общую эволюцию архитектурного стиля, вероятно, определило творчество И.В. Жолтовского: кубические формы конструктивистских сооружений в его проектах постепенно вытеснялись зданиями, увенчанными шпилями». (Стр. 208)

Театр

«На сценах известных театров (МХАТ, Малый) наряду с классикой ставились пьесы на революционные темы.

М. Чехов сыграл Гамлета, как революционера». (Стр. 209)

«В 1920-е годы театральное искусство находилось под противоречивым влиянием таких режиссеров как К. Станиславский, В. Немирович-Данченко, В. Мейерхольд, Е. Вахтангов, А. Таиров, К. Марджанашвили. На сценах с успехом выступали известные актеры дореволюционного поколения - М. Ермолова, А. Южин, А. Остужев, Е. Турчанинова, А. Яблочкина - в Малом театре, И. Москвин, В. Качалов, Л. Леонидов, О. Книппер-Чехова - во МХАТе. Появилось и новое поколение актеров, добившихся выдающейся известности - Н. Хмелев, А. Тарасова, Н. Баталов, М. Яншин, К. Еланская, Б. Ливанов, Б. Щукин, Е. Гоголева, А. Хорева, А. Васадзе, С. Михоэлс». (Стр. 209)

Широкое распространение получили самодеятельные театры рабочей молодежи, известных по звучной аббревиатуре - ТРАМы. С 1920-х годов ведет свое начало широкое развитие и других видов «художественной самодеятельности», также отражающее начальную, «игровую» форму самоутверждения молодежи в меняющемся социальном пространстве. Разумеется, все это шло не от русской театральной традиции, а от народной «балаганной» культуры.

Музыка

«Музыкальная жизнь 1920-х годов не отмечена яркими творческими достижениями, хотя активизировался Музыкальный отдел Наркомпроса (МУЗО), продолжали музыкально-пропагандистскую деятельность Б. Асафьев, А. Глазунов, М. Гнесин, М. Ипполитов-Иванов, А. Кастальский и др., работали оперные театры, множились симфонические и камерные оркестры. Возник своего рода разрыв между песенно-оркестровой музыкальной культурой эпохи Гражданской войны и симфонической классикой - он по-своему стал преодолеваться лишь в 1930-е годы. Показательно, что в художественно-просветительской работе заметное место заняло хоровое пение». (Стр. 209-210)

Широко развернулась художественная самодеятельность.

«Музыкальное экспериментаторство не повлияло существенно на культурную жизнь, хотя порой оно, слишком буквально воспроизводя «дух времени», приобретало то ли вызывающий, то ли пародийный характер. В 1922 году композитор А. Аврамов написал «Симфонию гудков»; С. Прокофьев в 1925 году создал балет «Стальной скок», сюита из него исполнялась в 1928 году в Москве. Были и другие попытки внедрения производственной тематики в балетную классику: композитор А. Мосолов по заказу Большого театра создал балет «Сталь», особо исполнялся симфонический этюд из этого танцевально-индустриального опуса под названием «Завод». (Стр. 210)

«Под воздействием пролеткультовских авангардистов большее внимание стало уделяться теоретическим проблемам музыки. Продолжалась работа Академического подотдела МУЗО, в 1921 году в Москве возник Государственный институт музыкальной науки (ГИМН)». (Стр. 210)

Кинематограф

«В годы Гражданской войны Троцкий объявил кинематограф «важнейшим из искусств». (Стр. 210)

«В 1924 году появился фильм Л. Кулешова «Невероятные приключения мистера Веста в стране большевиков», отмеченный влиянием американского комедийного кинематографа. Вряд ли даже выдающиеся произведения такого рода могли стать противовесом «мещанскому» кино. На этом фоне «Стачка» ученика Кулешова С. Эйзенштейна (1924 год) шокировала сценами насилия полиции над рабочими - новый кинематограф не мог заявить о себе иначе. В том же году Эйзенштейн и ряд сподвижников опубликовали Декларацию Ассоциации революционной кинематографии, где объявили кинематограф самым могучим оружием в борьбе за коммунистическую культуру». (Стр. 210)

«Кинематограф пережил на протяжении 1920-х годов невиданный подъем. Это проявилось, в частности, в документалистике критика повествовательности и психологизма Дзиги Вертова, методом «киноглаза» - намеренного смешивания субъекта и объекта, представления и восприятия - сумевшего сделать осмысленным и привлекательным то, что кажется хаотичным. Свою роль сыграл и фильм «Мать» В. Пудовкина, весьма произвольно снятый по известной повести М. Горького». (Стр. 211)

«Кино сумело слить воедино утопию и реальность, что было принципиально важно для придания постреволюционному времени «конструктивного» облика». «Настоящим прорывом в области эстетизации революционного порыва стал «Броненосец Потемкин»(1926 год), принесший советскому кино мировую славу». (Стр. 211)

Описание искусства 1920-х годов

«Исследователи считают отличительной чертой искусства 1920-х годов то, что оно утратило свою чисто эстетическую функцию, поставляя своего рода грядущие модели тотального переустройства мира на новых коллективистских принципах, стирающих грань между художником и зрителем. Действительно, если представить, что авангардистское искусство по-своему соответствовало периоду революционного разрушения форм, то процессу скорейшего их воссоздания должны были соответствовать массовые формы творческой активности. Отсюда выдвижение на первый план театра и кино. Но «массовидность» искусства скрывала под собой и другое - неизбежный приход примитива». (Стр. 211)

«Литература и искусство по-своему отражали усилившееся социокультурное напряжение в обществе». (Стр. 211-212)

«Советский марксизм», подобно нарождающейся сверхрелигии, стремительно набирал популярность - причем не только среди молодежи, но и среди новых, или «перевоспитывающихся» элит». (Стр. 212)

Знание - сила: особенности использования потенциала науки и техники

«В годы Гражданской войны росту новых исследовательских институтов способствовало соперничество между различным советскими ведомствами. Наркомпрос, стремившийся монополизировать образовательную систему, не мог помешать создавать свои исследовательские центры экономическому (ВСНХ), медицинскому (Наркомздрав), сельскохозяйственному (Наркомзем), связи (Наркомпочтель), военному и военно-морскому (Наркомвоенмор) ведомствам. К концу гражданской войны в стране было создано от 40 до 70 исследовательских институтов». (Стр. 213)

«Академия наук подготовила специальный доклад, в котором говорилось о критическом состоянии отечественной науки и необходимости восстановления ее контактов с Западом. Реакция властей оказалась положительной, более того несколько ведущих ученых были посланы за границу в конце 1920 - начале 1921 года для приобретения научной литературы и инструментов. Возглавлявший оптический институт Д.С. Рождественский получил внушительную сумму, которую в условиях инфляции в Германии удалось потратить эффективно. Начиненный самыми современными приборами ГОИ в 1922 году насчитывал уже 86 штатных сотрудников, половину из которых составляли ученые, и занимался перспективными исследованиями сразу в нескольких направлениях: спектроскопия и квантовая теория, технология производства оптического стекла, геометрическая оптика и конструкция оптических приборов, физическая, а позднее и электронная оптика, фотография, фотометрия, фотохимия». (Стр. 213)

«Российская Академия наук продолжала заниматься как прикладными, так и фундаментальными исследованиями. Под руководством П.П. Лазарева велось изучение Курской магнитной аномалии». (Стр. 214)

«Н.И. Вавилов сформулировал закон гомологических рядов в наследственной изменчивости». (Стр. 214)

Психоаналитика

«В начале XX века мировому обществоведению был брошен вызов со стороны фрейдизма - марксистам, как и всем позитивистам, предстояло ответить, какое место занимает сфера бессознательного в сознательно направляемом движении к светлому будущему.

Опыт соединения Маркса и Фрейда бььл известен еще до революции. В мае - июне 1922 года в Москве возникло Русское психоаналитическое общество. В 1923 году заявляет о себе литература так называемого фрейдомарксизма». (Стр. 214)

«В 1924-1925 годах «красный профессор» М. А. Рейснер, занятый на сей раз разработкой законодательства об отделении церкви от государства, привлек внимание к возможности использования фрейдизма и психоанализа для объяснения феномена религиозности». (Стр. 215)

«Нарастающая подозрительность власти, помимо всего, была связана со страхами вождей большевизма перед новой партизанщиной в форме кружкового мистицизма. В 1930-е годы они, как и германские нацисты, неслучайно старательно занялись уничтожением фрейдизма и педологии: деспоты особо подозрительно относятся к тем, кто может больше сказать об архаичной природе их властвования; тираны опасаются тихих исследователей, способных разглядеть всю неприглядную подноготную их психики» (стр. 215)

«Культурная жизнь 1920-х годов примечательна также стремлением к «производственной целесообразности. Ленин довольно рано обратил внимание на систему американского инженера Ф. Тейлора. Тейлоризм понадобился большевикам для решения еще более прозаической задачи. Еще в 1921 году Н.К. Крупская, очевидно не без подсказки своего супруга, выступила с «установочной» статьей «Система Тейлора и организация работы советских учреждений». В ней, помимо обычных сетований на засилье бюрократии, отмечалось, что разделение труда в советских учреждениях осуществляется крайне примитивно, разделение функций практически не осуществляется. Крупская была убеждена, что система Тейлора, потогонная при капитализме, станет коллективистской при советской власти». (Стр.215-216)

Наука и техника

«Попытки тейлоризации общественной жизни нашли свое отражение еще в одной сфере: знаковым достижениям науки и техники 1920-х годов стало введение стандартов, чему способствовал переход на метрическую систему измерений. Был создан общесоюзный Комитет по стандартизации» (стр.216)

(Лебедев С.В. - производство каучука (1928г.), Скобелицын Д.В. - метод обнаружения космических лучей, К.Э. Циолковский - «Космические ракетные поезда (1929 г., «Космическая ракета» (1927г.)

Развернул исследовательскую деятельность А.Ф. Иоффе, возглавивший Физико-технический институт и подготовивший таких выдающихся ученых, как Н.Н. Семенов, П.Л. Капица, И. В. Курчатов, Д.В. Скобелицын и др. В 1920-е годы успешно работал выдающийся математик И.М. Виноградов, крупнейший специалист в области теории чисел, ставший в 1929 году академиком». (Стр. 217)

«Была создана Всесоюзная ассоциация работников науки и техники для содействия социалистическому строительству (ВАРНИТСО). (Стр. 216)

Тем не менее, в Академии наук постоянно проводились «чистки» и перетряски руководства под видом избавления от «черносотенных» или «нечистоплотных» элементов. Власть продвигала наверх ученых-коммунистов (или маскирующихся под них), вынашивала планы растворения академических структур в «научно-коммунистических», используя при этом всевозможные интриги, а также споры и склоки в ученой среде». (стр. 217)

«В 1920-е годы удалось добиться заметных успехов в области санитарии и гигиены - власть и общество, шокированные былыми эпидемиями, оказались на редкость солидарны в борьбе с инфекционными болезнями». (Стр. 217)

«Итак, в 1920-е годы - главным образом под влиянием войн и их потребностей - утвердились принципы организации «советской» науки, оставшиеся практически неизменными на протяжении всего XX века. В основе ее лежали исследовательские центры и институты Академии наук, нацеленные на оперативную разработку тех идей и проектов, которые должны были по-своему подкрепить устремленность к социалистическим свершениям и готовность занять ведущее место в мире». (Стр. 220)

Быт и массовая культура

«Культура постреволюционного времени неотделима от понятия массовости. Но многочисленные «добровольные» общества - будь то «друзья детей» или «друзья химии» - часто ограничивались раздачей удостоверений и получением членских взносов. Более активны были общества воинствующего типа. Весьма важной чертой последних стал негативизм по отношению к старому. 1920-е годы отмечены весьма своеобразной формой борьбы с «нэпманами» - власти сделали все, чтобы окарикатурить образ предпринимателей в глазах народа». (Стр. 221)

«Некоторые исследователи не без оснований констатируют, что в целом культурная революция не достигла всех своих целей. С формальной стороны это так: не удалось достичь не только тотальной обработки населения в коммунистическом духе, но и даже элементарной поголовной грамотности». (Стр. 222)

«Результатом культурной революции явилось то, что население, особенно молодежь удалось погрузить в атмосферу управляемой перманентной гражданской войны». (Стр. 222)

«С другой стороны, в результате войн и революций произошли и другие важные половозрастные подвижки в массе населения. Крестьянка-одиночка теперь стала привычной фигурой для деревни - к 1929 году до 3 млн крестьянских хозяйств (15%) все еще возглавлялись женщинами. Будучи объектом патронажа со стороны государства, женщина не могла не активизироваться на общественном поприще при соответствующем поощрении со стороны властей. В годы нэпа по всей стране сложилась сеть так называемых женотделов, просуществовавшая до 1929 года». (Стр. 222)

«В свое время поворот к нэпу крестьяне отпраздновали всероссийским запоем, захватившим низовое большевистское начальство. Фантастический пик самогоноварения и пьянства осенью 1922 - зимой 1923 года». (Стр. 223)

«В городе с введением в 1925 году винной монополии потребление спиртного стало расти: если в 1925 г. на семью в месяц покупали в среднем 1,5 бутылки, то в 1926 году - 1,3, в 1927 году - 2,4, а в 1928 году - 3 бутылки. Росло потребление пива, заметно увеличились расходы на табачные изделия, причем чаще стали курить женщины». (Стр. 223)

«Отношение властей к потреблению спиртного отмечены двойственностью: с одной стороны, его негативные последствия были очевидны, с другой - доходы с питей становились, как при самодержавии, важной статьей бюджета. Задачу борьбы с пьянством взяла на себя общественность». (Стр. 223)

С апреля 1922 года была возобновлена плата за жилплощадь. Она была, однако, дифференцированной в соответствии с социальным статутом и заработком съемщика, пенсионеры и безработные от квартплаты освобождались.

Правда, жилья катастрофически не хватало. Большинство городского населения жило в коммуналках, все большее распространение получали общежития. К концу десятилетия в связи с ростом городского населения (а оно достигло дореволюционного уровня) цены на жилье поднялись. В 1928 году была установлена единая система квартплаты, но и она составляла всего 5-7% от заработка рабочих и служащих.

«В городе существовал еще один источник скрытого социального недовольства - безработица. В 1925 году она охватила около миллиона человек - преимущественно чернорабочих и служащих, к весне 1927 года было зарегистрировано 1,7 млн. безработных». (Стр. 224)

Распространялось беспризорничество.

«Покупательная способность сельских жителей в годы нэпа заметно выросла. Но «ножницы цен» 1923 года привели к тому, что промтовары пылились невостребованными на полках сельских лавок. Розничный товарооборот в деревне в пересчете на душу населения был в 23 раза ниже городского. Деревня оказалась загнана в болото архаичнейшей натурализации». (Стр. 224)

«Вторая половина 1920-х годов дала иную форму «смычки» города и деревни: широко практиковалась высылка деклассированных и просто разбойных элементов в сельскую местность. Отсюда резкий скачок преступности в относительно благополучных в этом отношении регионов, рост самосудов, причем под антисоветскими и антисемитскими лозунгами». (Стр. 225)

«В 1920-е годы произошло усиление религиозных настроений среди крестьянства, правда, преимущественно среди женщин и пожилых людей. Вряд ли следует преувеличивать эту тенденцию: восстановив полновластие общины, крестьяне попросту нуждались и в привычной идейно-ритуалистической подпорке - к тому же пострадавшие батюшки стали ближе. В деревне назревал раскол и по этому вопросу, связанному с растущим противостоянием поколений.

Проводником атеистических идей партии стал комсомол. Борьба с религией приняла хулиганско-богохульские формы». (Стр. 225)

«Всякая культура не только ценностно ориентирует и просвещает, но и дисциплинирует - соответственно этически допустимым в каждый конкретный момент ее существования нормам репрессивности. Культура 20-х годов выросла из полосы войн и революций - соответственно импульсы насилия оказались глубоко внедрены в ее социальную плоть. И, несмотря на то, что элементы «высокой» культуры, унаследованные от самодержавной эпохи, сохраняли свое значение, социокультурная архаика стала неуклонно просачиваться сквозь ее потревоженные пласты, во все большей степени определяя облик эпохи. Все это было взрывоопасно. Налицо был мощный раскол на город и деревню. Наряду с этим усиливалась дифференциация по имущественному принципу, накладывающаяся на накопленные от прошлого импульсы насилия. Создались условия для агрессивной вакханалии субкультуры масс». (Стр.226-227)

Глава 9. Осколок России. Русская эмиграция - 1920-е годы

«Золотой» период русской эмиграции

«История российской послеоктябрьской эмиграции насчитывала уже пять лет и к началу двадцатых годов за рубежом проживало, по разным подсчетам, от одного до 2,5 млн. российских изгнанников, спасавших свои жизни и жизнь своих близких от тягот и последствий революций и Гражданской войны, красного террора, голода и холода, эпидемий и разнузданного криминала. К этому времени можно говорить об оформлении трех центров российской эмиграции». (Стр. 227-228)

«Париж. Именно столица Франции всегда воспринималась как центр политической эмиграции из России. Здесь нашли приют и либералы, и монархисты, и умеренные социалисты.

Прага. Благодаря, так называемой «Русской акции», осуществленной чехословацким правительством, город на Влтаве превратился в своеобразные «русские Афины». Стараниями чехословацкого президента Т. Массарика (кстати, женатого на русской) выделялись средства на организацию и нормальное функционирование эмигрантских высших и средне-специальных учебных заведений, на стипендии студентам и зарплату преподавательскому составу, на оказание материальной помощи русским писателям, поэтам, художникам и ученым.

Берлин. Германия переживала в начале 1920-х годов не лучшие времена. Однако, как это ни покажется парадоксальным, именно перманентный кризис давал возможность предприимчивым русским эмигрантам разворачивать свой бизнес, создавать издательства (что было очень выгодно по сравнению с другими странами), выпускать периодические издания, как специальные, так и общественно-политического плана, создавать учебные заведения». (Стр. 228)

Период 1920-х гг. называется «золотым» периодом русской эмиграции и вот почему: «Практически все двадцатые годы эмигранты жили надеждой на скорое возвращение, в их среде витал «чемоданный» дух: большинство из покинувших Россию, что называется дневали и ночевали на багаже, ожидая сигнала к возвращению. Свою роль в возвращенческих настроениях сыграли и известия о проводимой на родине новой экономической политике, и деятельность ряда политиков, ратовавших за прекращение «внутренней Гражданской войны», и стремление советских спецслужб расколоть эмиграцию.

Все это вместе порождало и стимулировало активные политические споры, общественные дискуссии, выносившиеся из тесных эмигрантских квартир в просторные аудитории, на страницы периодической печати, трансформирующиеся в лекции, доклады, аналитические статьи, книги». (Стр.229)

Известный правовед Н. Алексеев предлагал эмигрантов разделить на группы:

1) сторонники заграничных, модных на Западе средств. Россию думают они исцелить, привив к ней новейший европейский строй в демократическом стиле. Хотят, иными словами, вылечить Россию, превратив ее в демократическую республику с социалистическим уклоном, как это ныне встречается во многих государствах Европы.

2) другая группа, диаметрально противоположная первой, предлагает лечить Россию средствами часто домашними, старинными, как она думает, испытанными и национальными. Россию спасти может только монархия.

3) излечение России возможно путем возвращения к тому политическому состоянию, которое установилось со времени первой революции (1905 год) и завершилось февральским переворотом 1917 года. Политический строй России в названную эпоху характеризуется как дуалистическая монархия - политическая форма, известная Западу, и не без основания, называемая «переходной.

«В российской эмиграции, начиная уже с начала и с середины 1920-х годов доминировали политические движения, сложившиеся в России еще в предреволюционные и революционные годы. Вслед за Белыми армиями в эмиграцию ушел весь политический «обоз» дореволюционной России (кроме большевиков): с одной стороны - умеренные социалисты и кадеты, с другой - их недавние противники - монархисты, вплоть до самых крайне правых, которые, препятствуя проведению реформ, «внесли свою лепту в крушение России». (Стр. 230)

«Но оставшиеся дореволюционными по своему миропониманию и идеологии эмигрантские политические партии действительно были обречены на гибель. Прекрасно это понимая, российские эмигранты пытались по-новому понять причины произошедших в России катаклизмов: Первая мировая война, русские революции 1917 года, гибель монархии, Гражданская война, проигрыш Белого движения, укрепление Советской власти. Банкротство старого дореволюционного миросозерцания и мировосприятия, утопических догм и политических партий предопределяло появление в российской эмиграции целого ряда идеологических течений и организаций - «пореволюционных», провозгласивших и принявших рождение нового государства и нового мира, почувствовавших дыхание новой эпохи, не наступающей, а уже наступившей». (Стр. 231)

«В 1921 году в Болгарии появляется группа «евразийцев». В основном это были наследники идей Н.Я. Данилевского и К.М. Леонтьева, продолжатели той традиции русской мысли, которая отвергала общественные и политические ценности демократического, по терминологии «евразийцев» «мещанского» Запада, и придерживалась мнения об «особом пути России». Родоначальниками и интеллектуальными вождями евразийства стали относительно молодые тогда ученые: филолог Н.С. Трубецкой, музыковед и публицист П.П. Сувчинский, географ и экономист П.Н. Савицкий, правоведы В.Н. Ильин и Н.Н. Алексеев, философ-богослов Г.В. Флоровский, историки М.М. Шахматов, Г.В. Вернадский, Л.П. Карсавин и ряд других». (Стр. 232). Евразийцы относили в идейно-теоритическом плане себя к постреволюционерам.

«При решении спектра вопросов евразийцы проявляли максимализм, характерный для русской интеллигенции. Не стоит сбрасывать со счетов и то, что евразийцы были порождением сложного времени гибели старой России, революций и Гражданской войны, эмиграции и столкновения с новой Советской Россией». (Стр. 234)

Русская армия без России

«Русская армия оставалась достаточно внушительной вооруженной силой, находившейся непосредственно у границ Советской России. А потому большевистские спецслужбы стремились ослабить военную эмиграцию во что бы то ни стало.

В первую очередь, путем создания комитетов «Союза за возвращение». Несмотря на то, что под воздействием «Союза» ряды армии покинули несколько тысяч человек, главным образом казаков, поверив амнистии советского правительства, цель «Союза» в общем, не была достигнута. Вернувшихся ждала незавидная участь. Практически все они были репрессированы (за исключением тех, кто был «предназначен» для рекламных целей проводимой акции), рядовых участников Белого движения ссылали в северные и дальневосточные губернии, младший и средний офицерский состав расстреливали, как правило, без суда и следствия, генералов сначала привлекали к преподавательской работе, а затем они уничтожались, причем при загадочных обстоятельствах». (Стр.234)

«Многие из бывших участников Белого движения сумели найти свое место в новых эмигрантских условиях, сохраняя и связи со своими однополчанами». (Стр. 235) Бывшие офицеры руководили организациями галлиполийцев в Чехословакии, вступали в структуры РОВС в Праге.

Патриотческим воспитанием подростков в школах занимались «скауты-разведчики», «соколы» и «витязи».

«В начале 1928 года после тяжелой и скоротечной болезни в Брюсселе скончался генерал П.Н. Врангель. В Праге сворачивалась Русская акция, многие западноевропейские государства устанавливали в Брюсселе дипломатические отношения с Советской Россией и под разными предлогами старались ликвидировать эмигрантские военные организации на своих территориях, многих бывших военных увольняли с работы или брали с них подписку о неучастии в военизированных эмигрантских структурах. Для военной русской эмиграции наступал новый этап, гораздо более сложный чем предыдущий». (Стр. 236)

Наука и культура

В эмиграции с самого начала 1920-х годов стали возникать многочисленные учебные заведения, в которых преподавательский состав был представлен лучшими педагогами дореволюционной России. Создавались университеты и институты.

В Берлине - это Русский научный институт, в Праге - русский юридический факультет при Карловом университете, русский народный университет, переименованный затем в Свободный университет, несколько позже Русский коммерческий институт, Славянский институт, В Болгарии - Русский коммерческий институт, В Белграде - русский народный университет, В Париже - Институт русского права и экономики при юридическом факультете Парижского университета.

«В первой половине 1920-х годов в большинстве стран Западной Европы были созданы Русские академические группы (РАГ)». (Стр. 237) Занимались научными делами, и огромную часть времени и сил они отдавали организации и налаживанию работы структур, связанных с делами русских эмигрантов и соблюдением прав человека. (Стр. 239) Подготовка научных кадров осуществлялась во Франции и в Праге. «Исследованию вопросов исторического прошлого и настоящего России были призваны созданные в середине 1920-х годов Институт изучения России в Праге».

«Особое место в истории российской эмиграции занимает периодическая печать, наибольшее число наименование которой приходилось именно на 1920-е годы».

«Именно в периодической печати наиболее ярко высветились типичные черты российской интеллигенции: нетерпимость, неумение прислушаться к чужому мнению, удивительный и ничем необъяснимый романтизм, тяга к утопиям, равнодушие к идеям меркантилизма, на которых базировалось экономическое благополучие Запада, невосприимчивость к урокам истории». (Стр. 240)

«Эмигранты оставались в массе своей людьми высокообразованными и ничто человеческое им было не чуждо. Эмигрантов интересовала и художественная литература и поэзия, и кинематограф, и театр, и прочее и прочее. 1920-е годы ознаменовались целым каскадом изумительных, в этих областях, событий, изданий, имен. В двадцатые годы в Париже творили: маститые писатели и поэты, «сделавшие» себе имя еще в России - Иван Бунин и Александр Куприн, создатели литературного салона «Зеленая лампа» Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский, Михаил Осоргин и Владислав Ходасевич». (Стр. 241)

«В Берлине в этот период, наряду с «гениями пера», такими как Ю.И. Айхенвальд, трагически погибшем в конце 1920-х годов, во весь голос заявляли о себе совсем молодые тогда Владимир Сирин (Владимир Владимирович Набоков), Михаил Горлин и Сергей Гессен, Раиса Блох. На театральных подмостках мира блистал Федор Иванович Шаляпин; его туры шли непрерывной чередой». (Стр. 242)

«С 1923 года в Париже поселился Марк Шагал, который сразу же вошел в европейскую художественную элиту». «Среди участников выставки русского искусства в Японии (1926-1927 годы) и в парижских галереях В. Гиршмана и Бернхейма всеобщее внимание привлекали работы З.Е. Серебряковой». (Стр. 243)

Материальное положение

«В 1920-е годы существовало, по крайней мере, три - четыре основных финансовых источника.

Первый - помощь государственных структур стран эмиграции: министерств иностранных дел, министерств просвещения и проч.

Второй - финансирование со стороны эмигрантских организаций коммерческой направленности: например во Франции - Торгово-промышленный и финансовый союз в Париже,

Третий источник - пожертвования частных лиц, в том числе и самих членов РАГ, как правило, на именные стипендии.

Четвертый источник - сборы, осуществляемые самими эмигрантами посредством разного рода благотворительных акций. Тот или иной источник являлся для РАГ превалирующим в зависимости от конкретной страны, экономического и социального уровня населения и ряда других факторов». (Стр. 243)

«Определенная часть средств уходила и на такие программы, как создание курсов по изучению языков, где эмигранты имели возможность, за счет средств академической группы либо повысить свое знание языка, либо получить первые уроки в его освоении. Выделялись средства и на организацию переселения части диаспоры или отдельных ее членов в различные страны, как, например, из Чехословакии и Франции в Южную Америку». (Стр. 244)

«Обращаясь к судьбам русской эмиграции, просто невозможно обойти стороной обыденную жизнь - поиск средств ради хлеба насущного, покупки одежды и обуви, оплаты жилья, обучения детей, медицинского обслуживания и прочее. Огромному количеству бежавших из России пришлось нелегко, хотя бы по тому, что на родине они жили за счет процентов с банковских вкладов, с собственных имений или ценных бумаг, а порой, влачили жизнь «на русское авось». Потеряв в результате революций, Гражданской войны и эмиграции источники существования, им пришлось идти искать работу, о которой в прежние времена и не думали. Так, например, бывшие офицеры и генералы Русской армии, осевшие во Франции переквалифицировались в водителей такси, а казакам пришлось спускаться в угольные забои или трудиться грузчиками в портах». (Стр. 244) «Именно двадцатые годы явились для культурного слоя эмиграции своеобразным «золотым десятилетием», когда не просто огромный творческий багаж передавался от одного поколения другому, но когда зарождались новые имена, формировались новые направления, создавались новые школы, и русская культура обогащалась новыми достижениями, появление которых в самой России было тогда немыслимым». (Стр. 245)

Глава 10. Опора на собственные силы или кредит мировой революции?

«Новая оппозиция»

«1925 год стал годом максимального развития новой экономической политики и раскрепощения индивидуального хозяйства. Однако зримые успехи в восстановлении национального хозяйства одновременно обнажили и ограниченный, не универсальный характер ново-экономических принципов». (Стр. 246)

«Идеологический барьер стал непреодолимым препятствием на пути интеграции хозяйства СССР в мировую систему, поэтому помощь и кредиты Запада могли подойти к коммунистическому руководству Советского Союза только в случае победы там социалистических революций. Только «мировая революция» могла стать внешним кредитором строительства социализма в СССР». (Стр. 247)

«Противостояние сталинской фракции и «новой оппозиции», как стали называть группировку Зиновьева и Каменева, нарастало подспудно. Ленинград, где Зиновьев, бессменный председатель исполкома Ленсовета, давно практиковал подбор кадров по критерию личной преданности, стал основной опорной базой «новой оппозиции».

«К осени 1926 года было официально закреплено, что промышленность СССР достигла довоенного уровня. XV конференция ВКП(б), заседавшая в октябре - ноябре 1926 года, постановила в относительно минимальный исторический срок «нагнать, а затем и превзойти» уровень индустриального развития передовых капиталистических стран. Источники вновь были указаны те же, что и на апрельском пленуме ЦК: накопления госпромышленности, бюджетное перераспределение средств из других отраслей в пользу промышленности, привлечение сбережений населения через займы. То есть все методы, основанные на «огромных возможностях нового общественного строя», на возможности полного государственного произвола в национализированном секторе, финансах и торговле». (Стр. 251)

«Поскольку в новом Политбюро еще оставались надежды на то, что средства для индустриализации промышленность сможет заработать сама, то весьма чреватый последствиями вариант налогового обложения деревни был отвергнут. Перелистали Ильича и вспомнили, что в последние годы им владела идея «тейлоризации» производства. Но слишком одиозный термин, заимствованный из организации капиталистической потогонной системы, был неподходящим для страны «диктатуры пролетариата» по чисто идеологическим соображениям, поэтому кампания получила более благозвучное название «рационализации» промышленного производства, и была признана главным условием увеличения внутрипромышленных накоплений». (Стр. 252)

Троцкистско-зиновьевский блок

«В 1926 году после разгрома «новой оппозиции», отрешения ее от бремени власти и очищения от бюрократической скверны, зиновьевцам уже ничто не мешало солидаризироваться с Троцким на основе его тезиса о бюрократическом перерождении партаппарата, к которому еще ранее примкнули остатки группировок децистов, «рабочей оппозиции» и «рабочей группы

Осенью 1926 года сталинским окружением вновь под флагом борьбы с фракционностью и за единство партийных рядов была инсценирована дискуссионная кампания. Дискуссия, проведенная по отработанной схеме, дала возможность подготовить и поставить вопрос об оппозиции на октябрьском объединенном пленуме ЦК и ЦКК.

Новый всплеск активизации оппозиции вызвало серьезное поражение китайских коммунистов в результате провала одобренной сталинским руководством политики союза компартии Китая с Гоминьданом. В конце мая 1927 года Троцкий, Зиновьев, Смилга, Евдокимов и другие направили в Политбюро ЦК письмо-платформу, подписанное 83 участниками троцкистско-зиновьевского блока». (Стр. 252)

«Оппозиция играла роль того путала, под прикрытием которого фактические мероприятия власти казались умеренными при всем их максимализме. Новый 1927 год поставил перед ней очередной вопрос: Как выйти из того тупика, в который завела страну реализация программы оппозиции? Сталин и его команда начали обнаруживать намерения существенной корректировки политики вправо. Эмигрантская пресса сверхчутко отозвалась на некоторые места из доклада Сталина 7 декабря на VII расширенном пленуме ИККИ, где говорилось о допущении «новой буржуазии», использовании ее опыта и знаний для советского хозяйственного строительства. В этом увидели возвещение союза Политбюро с новой нэпмановской буржуазией и сделали вывод, что в Кремле «ее величество реакция положила все четыре копыта на престол власти». (Стр. 253)

«Начало 1927 года ознаменовалось для политики Политбюро некоей мучительной двусмысленностью, которая вскоре переросла в неприкрытую растерянность и дезориентацию. Весной линия Политбюро потерпела двойное поражение: внутри страны, где выяснился окончательный провал политики ценового нажима на деревню и на международной сцене в результате унизительных скандалов в Англии и сокрушительного поражения в Китае.

Политика вышла на улицу. Подхватив почин Зиновьева, 9 июня Троцкий выступил на демонстрации, устроенной оппозицией на Ярославском вокзале под предлогом проводов Смилги, получившего ссыльное назначение на Дальний Восток.

После этого на июньском заседании Президиума ЦКК Троцкий выдвинул «совершенно неслыханные клеветнические» обвинения партии в термидорианстве, как было отмечено в постановлении ЦК - ЦКК» (Стр. 253)

Советский «термидор» и «термидорианцы»

«Термидор». Это запретное сменовеховское слово с легкой руки левой оппозиции на какое-то время прочно вошло в словесный обиход компартии, утвердилось на страницах советской печати и было подхвачено заинтересованными наблюдателями на Западе». (Стр. 255)

«Большевистского «термидора» нет, коммунистическая власть сохраняет свои принципы, признавала в большинстве либеральная эмиграция. Однако ее деятелей, бывших небожителей русского политического Олимпа, очень остро волновал вопрос о главном содержании революции и причинах ее трансформации в большевизм. Многие критики большевизма постепенно избавлялись от порожденного уязвленной субъективностью характерного нетерпения, выражавшегося в поверхностной абсолютизации внутренних противоречий в СССР и ожидании вспышки народного гнева, который сметет ненавистную диктатуру с лица матушки-России. Постепенно приходило понимание органичности и даже «народности» диктатуры в Советском Союзе. Массы практически никогда не бывают против диктатур, но обычно возмущаются их содержанием или инородностью». (Стр. 257)

«Революция вспыхнула под знаменем свободы против прогнившей системы, обветшавшего государства, разложившейся царской бюрократии и привела к социальному обновлению и модернизации государственного устройства. Поэтому пресловутого «термидора» в его исконном значении как прихода к власти буржуазии не было и в России быть не могло. Революция должна была умереть, однако применительно к историческому своеобразию России реакция могла носить не буржуазный, а только бюрократический характер. Такой «термидор», понимаемый в широком смысле слова, как отступление революции, возврат к основам национальной традиции, безусловно состоялся. В этом «термидоре» не было яркой даты календаря, день «термидора» обратился в длинный и тягучий процесс, вобравший в себя и «18 брюмера» нового диктатора страны». (Стр. 259)

...