Память и материальная культура: коммеморативные практики и их осмысление в средневековых датских источниках

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования

«Национальный исследовательский университет

«Высшая школа экономики»

Выпускная квалификационная работа

Память и материальная культура: коммеморативные практики и их осмысление в средневековых датских источниках

Плотникова Елена Андреевна

Научный руководитель

д-р филологических наук,

член-корр. РАН Ф.Б. Успенский

Москва, 2020 год

Оглавление

• Список сокращений
• Введение
• Часть 1. Реальные и легендарные поселения как места памяти
• 1.1 От центрального места к средневековому городу
• 1.2 Легендарные поселения
• 1.3 Места памяти
• Часть 2. Погребальный обряд как система памяти
• 2.1 Рунические камни
• 2.2 Смешанные погребальные практики: от погребального инвентаря к легендарным предметам и мощам святых
• Заключение
• Список использованных источников и литературы
• Список сокращений

GD CL	Saxo Grammaticus. Gesta Danorum: in 2 vol. / K. Friis-Jensen (ed.); P. Fisher (transl.). - Oxford: Clarendon Press, 2015. - 2 vol. Chronicon Lethrense // Scriptores Minores Historiж Danicж Medii Aevi. Vol. I / M.Cl. Gertz (ed.). - Kшbenhavn, 1917. - 2 vol.
CR	Chronicon Roskildense // Scriptores Minores Historiж Danicж Medii Aevi. Vol. I / M.Cl. Gertz (ed.). - Kшbenhavn, 1917. - 2 vol.
BHRD	Sven Aggesen. Brevis Historia Regum Dacie // Scriptores Minores Historiж Danicж Medii Aevi. Vol. I / M.Cl. Gertz (ed.). - Kшbenhavn, 1917. - 2 vol.
Жlnoth	Жlnoth of Canterbury. Gesta Swenomagni regis et filiorum eius et passio gloriossimmi Canuti regis et martyris // Vitae Sanctorum Danorum / M.Cl. Gertz (ed.). - Kшbenhavn:, 1912. - 578 p.

Введение

В 1861 году датский археолог и художник Якоб Корнеруп нарисовал карикатуру, на которой изображен король Горм, убегающий от членов археологической комиссии, которая безрезультатно пытается отыскать его захоронение. Ироничность ситуации заключалась в том, что по свидетельствам двух датских историков конца XII - начала XIII вв. Свена Аггесена и Саксона Грамматика, комплекс являлся местом захоронения основателей Еллингской династии, а его монументальность и его связь с окружающим ландшафтом не оставляла сомнений в его исторической значимости, что также подкреплялось надписями на рунических камнях. Тем не менее, предпринятые в 1861 году попытки отыскать тело первого исторического короля Дании принесли не только первую научную документацию, но и великое разочарование: южный курган, в котором предположительно был захоронен Горм, оказался кенотафом, что подтвердили более поздние раскопки.

Рис. 1. Якоб Корнеруп. «Король Горм, несмотря на отчаянные попытки Королевской Комиссии…», 1861. Национальный музей, Копенгаген.

История Еллингского комплекса может считаться наиболее ярким, но не единственным примером трансформации культурной памяти: с момента основания до наших дней комплекс привлекал к себе внимание историков и археологов, правителей и местных жителей. Отсутствие письменных свидетельств на протяжении двух столетий не лишило это место первоначального значения: комплекс по-прежнему оставался местом сосредоточения королевской власти и воспоминаний о великих деяниях первого христианского короля Дании, а также давал свободу для осмысления прошлого, интерес к которому особенно стал заметен в эпоху правления Вальдемара I и его сыновей, которые прилагали большие усилия по возрождению и увековечиванию прошлого своего королевства. По свидетельствам Саксона Грамматика Saxo Pr.2.5., Вальдемар I даже отправил своих людей в Блекинге изучать рунические надписи. Такое внимание к прошлому со стороны образованных слоев датского общества не ограничивалось лишь воспоминаниями о великих событиях и людях. Уже в ранних хрониках авторы проявляют интерес к различным древностям, сохранившимся с Эпохи викингов. Более того, в средневековых источниках воссоздание прошлого осуществлялось не только по следам реальных свидетельств, но и путем обращения к легендарным поселениям и предметам и наоборот: легендарные персонажи то и дело взаимодействуют с реальными локациями. Все это не только давало авторам возможность воссоздавать и осмыслять прошлое с позиции своего времени или же предавать его забвению, но и реагировать на недавние события, как возвеличивая могущество датских правителей, так и высмеивая их.

Исследования в области культурной памяти ведутся достаточно давно, и к настоящему моменту вопрос о трансформации памяти в разных культурах стал поистине междисциплинарным. Увеличилось и количество подходов к пониманию культурной памяти, поэтому дадим наиболее четкое определение памяти в рамках рассматриваемой нами проблемы, чтобы наиболее точно определить объект и предмет настоящего исследования.

В обыденном понимании память связывается исключительно с индивидуально переживаемым опытом: воспоминание - это извлечение события из прошлого в целостности и неизменности. Такой подход к восприятию памяти делает воспоминание пассивным процессом, исключает из него творческую активность. В таком случае забвение воспринимается как дефект: плоха та память, которая искажает события или предает их забвению. Более того, именно такой подход к восприятию памяти ставит перед нами вопрос о достоверности воссоздаваемого образа и, если он не соответствует реальности, переводит его в разряд вымысла. Однако многообразие подходов к восприятию культурной памяти приводит нас к тому, что память становится более сложным и не столь однозначным явлением, которому в рамках данной работы необходимо дать более чёткое определение.

Историографический обзор. Впервые подход к восприятию памяти как исключительно индивидуального явления был пересмотрен французским социологом Морисом Хальбваксом, который заявил о важности внутреннего переживания коллективного опыта в процессе припоминания Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М.: Новое издательство, 2007. С. 52., тем самым поставив вопрос о социальном аспекте памяти. Память по-прежнему считалась явлением индивидуальным, однако она регулировалась внешними социальные «рамками». Тем не менее, Хальбвакс считал, что память является таковой лишь до тех пор, пока она не оказывается произнесенной, а тем более записанной Там же. С. 262.. Критиком Мориса Хальбвакса выступил немецкий историк Ян Ассман Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 54., заявив, что тексты также могут быть носителями памяти. Он отметил, что память всегда действует в двух модусах: модусе обосновывающего воспоминания, который выражается в ритуалах, объектах материальной культуры и ландшафте, и в модусе биографического воспоминания, который опирается на социальное взаимодействие. Именно в обосновывающем воспоминании проявляется культурная память, становясь не простым накоплением фактов, но социально обусловленным (вос)созданием образов прошлого Там же. С. 55.. Ещё дальше пошёл советский и российский семиотик Ю.М. Лотман, отметив, что пространство культуры является пространством коллективной памяти, в котором в разные эпохи существует определенный набор текстов, которые сохраняются и актуализируются в виде определенного смыслового инварианта Лотман Ю.М. Память в культурологическом освещении / Избранные статьи: в 3 т. Т.1. Таллин: Александра, 1992. С. 201.. То, как общество воспринимает тексты, и ложится в основу культуры той или иной эпохи и господствующего образа мышления. Таким образом, культурная память действует не только на уровне переживания индивидуального опыта, коллективного восприятия объектов и осуществления коллективных действий, но и на уровне осмысления текстов.

Изначальное противопоставление «живой» памяти и текста наводит на мысль о различных способах восприятия прошлого в дописьменных и письменных культурах. Так, американский лингвист Уолтер Онг Ong W. Orality and Literacy. The Technologizing of the Word. London, New York: Routlege, 2002. P. 59. противопоставляет память и текст как два способа сохранения и передачи знаний о прошлом. В контексте исследования Онга память воспринимается как технический прием запоминания информации. Жак Ле Гофф также призывает разделять письменные и дописьменные общества: если в дописьменных обществах память существует как мнемотехника, то в письменных встречается два способа фиксации памяти Ле Гофф Ж. История и память. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2013. С. 87-88.: первый выражается в памятных надписях, второй - в фиксации памяти в письменном источнике. Тем не менее, не существует четкого разделения между этими приемами, и Ле Гофф отмечает, что средневековая культура оказалась на пересечении устной и письменной традиции, создав особый вид памяти Там же. С. 99..

Классическим исследованием средневековой памяти как мнемотехники стала работа Френсис Йейтс «Искусство памяти» Йейтс Ф. Искусство памяти. СПб: Фонд поддержки науки и образования «Университетская книга», 1997. С. 69.: основанная на линейном восприятии времени и берущая своё начало в трудах Симонида, memoria - искусство памяти - проявляется в способности воссоздавать события с использованием особых приемов - мест памяти. В данной книге впервые поднимается вопрос о важности материальной культуры в процессе припоминания, материальная культура становится риторическим инструментом. В дальнейшем данная идея была продолжена американским лингвистом Мэри Карразерс Carruthers M. The Book of Memory. A Study of Memory in Medieval Culture. Second edition. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. P. 153.: исследовательница отмечает, что в средневековой культуре произошло смешение способов передачи и сохранения информации: memoria стала не просто искусством удержания прошлого, но и искусством построения композиции. «Места» (лат. loci), по которым воссоздается прошлое - это образы, а мыслительные и материальные объекты являются инструментами запоминания: так, например, изображения в рукописях являются самостоятельным риторическими инструментами. Подобные приемы мы можем найти у Саксона Грамматика, например, когда он описывает легендарный щит Амледа, на котором были изображены все его великие подвиги Saxo iv.1.9.. Подобный подход к восприятию памяти на материале исландских источников был предложен датским историком П. Херманн См. далее: Hermann P. Key Aspects of Memory and remembering in Old Norse-Icelandic Literature // Minni and Muninn: Memory in Medieval Nordic Culture. Turnhout: Brepols Publishers, 2014..

Однако в настоящей работе мы бы хотели осветить иной аспект связи материальной культуры и коллективной памяти, а именно то, как реальные и легендарные объекты материального прошлого воспринимались и переосмыслялись сами по себе, а не в качестве мнемонических инструментов. Наибольших успехов в этой области, несомненно, достигла археология: рассматривая материальную культуру как самоценный источник информации о доисторических и исторических обществах, археология первой поставила вопрос о коллективной памяти, в частности, при анализе различных захоронений. Как отмечает английский археолог Эндрю Джонс Johnes A. Memory and Material Culture. Cambridge: Cambridge University Press, 2007. P. 14., такой подход к артефактам основывается на теории знака Ф. де Соссюра: артефакт воспринимается археологами как знак, состоящий обозначаемого, его образа, а также их единства, которое обуславливается культурой. Тем не менее, такой подход археологии делает артефакты простым хранилищем памяти, подчеркивает их пассивный характер, и Джонс отмечает Там же. P. 19. значимость второго подхода, предложенного Ч. Пирсом, который указал на воздействие материального мира на процесс познания, выделив три формы взаимодействия между объектом и его значением. Такой подход позволяет воспринимать объекты материального мира, воспринимаемые и истолковываемые различными эпохами по-разному. Указав на двойственную природу монументальных сооружений, Джонс отмечает, что, с одной стороны, они являются инструментами увековечивания памяти, с другой - всегда подвержены интерпретациям. Вводя термин «технологии воспоминания» (англ. «technologies of remembrance»), Джонс указывает на особую связь между материальной культурой и памятью, которую указал еще М. Хальбвакс: объекты прошлого всегда воспринимаются через социальные рамки настоящего. Память - это активный процесс, в котором материальная культура помогает материализовать воспоминание.

Впервые вопрос о связи материальной культуры и памяти поднял английский археолог Р. Брэдли: анализируя неолитические монументальные сооружения на территории Корнуэлла, он отметил сходство между мегалитическими постройками и природными явлениями Bradley R. Ruined Buildings, Ruined Stones: Enclosures, tombs and natural places in the Neolithic of south-west England // World Archaeology, Vol. 30, № 1, 1998. P. 13-22. , которые могли оказывать значительное влияние на то, как неолитический человек воспринимал его генеалогическую связь с прошлым Там же. P. 19-20.. Как отмечает английский археолог Г. Вилльямс Williams H. Introduction // Archaeologies of Remembrance: Death and Memory in Past Societies. New York: Kluwer Academic/Plenum Publishers, 2003. P. 3., такой подход существенно расширяет область, в которой может быть выявлено действие памяти: к надписям и монументальным сооружениям прибавляется великое множество погребальных предметов, а ритуал и телесные практики становятся способом показать не только социальный статус умершего, вспомнить его былые деяния, а также осмыслить их место в настоящем Williams H. Material Culture as Memory: Combs and Cremation in Early Medieval Britain // Early Medieval Europe. Vol. 12, № 2, 2003. P. 90-91.. Это помогает отследить эволюцию коммеморативных практик и показать их изменчивую природу, а также показать значение артефактов как самостоятельных «технологий воспоминания» Там же. P. 93..

Подобный подход к рассматриваемой нами проблеме можно считать научным трендом в современной археологии, особенно касательно исследований материальной культуры Скандинавского мира. Ключевым исследованием в этой области можно считать исследования английского археолога Н.С. Прайса: в своей статье Price N. Passing into Poetry: Viking Age Mortuary Drama and the Origins of Norse Mythology // Medieval Archaeology. Vol. 54, No 1, 2003. он рассматривает захоронения не только с позиции ритуального поведения, но также в качестве элемента определенного нарратива (скандинавских мифов), который соединял мир живых с миром предков. Это позволяет рассматривать артефакты как особые образы, которые воссоздаются в ритуальном поведении и осмысляются в контексте некоего культурного нарратива. Более того, Прайс указывает на то, что действие погребального ритуала не ограничивалось моментом погребения и включало также все многообразие взаимодействий с захоронением после его возведения. Такого же подхода придерживается и Л. Гардела Gardeіa L. Buried with Honour and Stoned to Death? The Ambivalence of Viking Age Magic in the Light of // Analecta Archaeologica Ressoviensia. Vol. 4.. Rzeszуw, 2011.: рассматривая курган деревни Гердруп (датск. Gerdrup), датированный Железным веком, и захоронение на кладбище Богёвай (датск. Bogшvei), датированное Эпохой викингов, он обращает внимание на необычный способ захоронения тел (необычное расположение тел, тела придавлены камнями) и отмечает, что такой способ захоронения может является не столько показателем их социального статуса при жизни (в ранних исследованиях предполагалось, что это были захоронения колдунов или жрецов), сколько свидетельством того, как те, кто проводил ритуал захоронения, хотели сохранить или уничтожить память об этих усопших Gardeіa L. Buried with Honour and Stoned to Death? The Ambivalence of Viking Age Magic in the Light of // Analecta Archaeologica Ressoviensia. Vol. 4.. Rzeszуw, 2011. P. 346..

Однако коммеморативные практики важны не только в момент погребения усопших. Несмотря на то, что во многих культурах захоронения как первичная Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 64. форма коллективной памяти являются местами священными, а потому имеют особое расположение Как отмечает, Филипп Арьес (см. далее: Aries Ph. Images of Man and Death. Transl. by J. lloyd. Harvard University Press.1985. P. 13), до принятия христианства кладбища располагались за пределами поселений, однако с приходом новой религии они стали возникать в черте городов (кладбища при монастырях и церквях) и расширяться. и обладают определенной неприкосновенностью, можно наблюдать трансформацию кладбищ как мест памяти. Как отмечает Г. Хорке Hдrke H. Cemeteries as Places of Power // Topographies of Power in the Early Middle Ages. Leiden, Boston, Kцln: Brill, 2001., кладбища являются местами субъективно переживаемого времени (в противовес времени историческому и астрономическому), а потому формируют особую связь настоящего с прошлым. Как отмечает датский археолог А. Андрен Andrйn A. Places, Monuments, and Objects: The Past in Ancient Scandinavia // Scandinavian Studies. Vol. 85, № 3. Urbana-Champaign: 2013. P. 273., память увековечивалась не только в «цитировании» форм захоронения предшествующих эпох, но также в повторном использовании старых захоронений и расположении новых захоронений поверх старых. Кладбища издревле являлись местами власти (не только её манифестации, но также власти исходивших от самих кладбищ или мест их расположения), а потому всегда привлекали к себе внимание и порождали различные интерпретации.

Поскольку в датском обществе память была тесно связана с демонстрацией власти, наиболее эффективным способом сохранения памяти являлось преобразование ландшафта. Поэтому мы обратились к исследованиям, рассматривающих различные формы демонстрации власти от центральных мест См. подробнее: Brink S. Political and Social Structures in Early Scandinavia. A Settlement-Historical Pre-Study of the Central Place // TOR. Vol. 28. Uppsala: 1996. Brink S. Social order in the early Scandinavian landscape // Settlement and Landscape: Proceedings of a Conference in Еrhus, Denmark, May 4-7 1998. Aarhus: Aarhus University Press, 1999. Carstens L. Powerful Space. The Iron Age hall and its development during the Viking Age. // Viking Worlds: Things, Spaces and Movement. Oxford: Oxbow Books, 2014. Hanson, M. Aristocratic Expressions in Landscape and Settlement from the Viking Age to the Middle Ages // Settlement and Lordship in Viking and Early Medieval Scandinavia. Turnhout: Brepols Publishers, 2011. до ранних средневековых городов См. подробнее: Andrйn A. State and Towns in the Middle Ages: The Scandinavian Experience // Theory and Society,Vol. 18, № 5,.1989. Roesdahl, E. Viking Age Denmark. London: British Museum Publications, 1982.. Поскольку в хрониках упоминаются конкретные поселения, в настоящей работе мы обратились к исследованиям, посвященным истории конкретных поселений и организации их пространства: центральных мест Тиссё Jшrgensen, L. Gudme and Tissш. Two magnates' complexes in Denmark from 3rd to the 11th century AD // Trade and communication Networks of the First Millenium DA in the northern part of Central Europe: Central Places, Beach Markets, Landing Places and Trading Centres. Hannover: Niedersдchsisches Landesmuseum Hannover, 2010. и Лейре Christensen T. Lejre beyond the legend - the archaeological evidence // Settlement and Coastal Research in the Southern North Sea Region. Vol. 33. Rahden / Westf.: 2010. Skre, D. Rulership and Ruler's Sites in 1st-10th-century Scandinavia // Rulership in 1st to 14th century Scandinavia: Royal graves and sites at Avaldsnes and beyond. De Gruyter: 2020., а также городов Роскилле, Лейре, Хедебю и Рибе Skre, D. The Development of Urbanism in Scandinavia // The Viking World. London: Routlege, 2008. Roesdahl, E. Viking Age Denmark. London: British Museum Publications, 1982., возникновение которых совпало с созданием единого королевства Об истории возникновения Датского королевства см.: Bagge, S. Cross and Scepter: the Rise of Scandinavian Kingdoms from the Vikings to the Reformation. Princeton: Princeton University Press, 2014.. С приходом христианства некоторые города становятся духовными центрами Датского королевства, в них возводятся церкви, а с XII века в Дании появляются первые святые, вокруг которых складываются локальные культы, о чем пишет Дж. Скоржевска Skуrzewska, J.A. Family Matters? The Cults of the Scandinavian Royal Martyrs // Ideology and Power in the Viking and Middle Ages: Scandinavia, Iceland, Ireland, Orkney and the Faeroes. Leiden: Brill, 2011., А.М. Кьярди Ciardi, A.M. Saints and Cathedral Culture in Scandinavia c. 1000 - c. 1200 // Saints and their Lives on the Periphery: Veneration of saints in Scandinavia and Eastern Europe (c. 1000-1200). Turnhout: Brepols Publishers, 2010., а также А.Ф. Литвина и Ф.Б. Успенский Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б. Кнут Лавард, Принц Датский // Именослов. История языка. История культуры. М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2012.. Церкви становятся местами захоронений датских правителей, желавших быть похороненными рядом со своими предками, поскольку желание «удревнить» свою династию существовало в скандинавском обществе с древнейших времен. С приходом христианства королевская власть лишилась своего сакрального значения, когда правитель обладал и политической и сакральной властью, поэтому единственное, что оставалось датским правителям - это обращаться к генеалогическим связям со своими предшественниками, прославившимися своим правлением или даже призванными святыми. Как пишет Б. Сойер Sawyer, B. Valdemar, Absalon and Saxo Historiography and Politics in Medieval Denmark // Revue belge de philology et d'historie. Vol 63, № 4, 1985., именно такие попытки обосновать свою власть критикует Саксон Грамматик в «Деяниях датчан». Однако строительство церквей было не единственным способом увековечить память: строительство защитных сооружений также стало способом демонстрации власти, о чем пишет А. Педерсен Pedersen, A. Ancient mounds for new graves. An aspect of Viking Age burial customs in southern Scandinavia // Old Norse Religion in Long-Term Perspectives: Origins, Changes, and Interactions. An International Conference in Lund, Sweden, June 3-7, 2004. и М. Малок Maluck, M. Reviewing the functions of the Danewirke // Interaction without borders. Exemplary archaeological research at the beginning of the 21st century. Vol. 2. Schleswig: 2017., анализируя функции Даневирке, а также мостов, о чем рассуждает Дж. Лунд Lund, J. Thresholds and Passages: the Meanings of Bridges and Crossings in the Viking Age and Early Middle Ages // Viking and Medieval Scandinavia. Vol. 1. Turnhout: Brepols Publishers, 2005., анализируя упоминания мостов на рунических камнях.

Погребальные обряды Эпохи викингов всегда были область, открытой для дискуссий, поскольку не сохранилось ни одного современного источника, все, что мы знаем о них и о религиозных взглядах викингов, рассказано арабским путешественником Ибн Фадланом и христианскими историками, и зачастую противоречит археологическим данным. Долгое время считалось, что с принятием христианства языческие практики захоронения были заброшены и любые контакты с ними были прерваны. Однако в исследованиях Дж. Лунд Lund, J. Connectedness with things. Animated objects of Viking Age Scandinavia and early medieval Europe // Archaeological Dialogues. Vol. 24, № 1. Cambridge University Press, 2017. Lund, J. Rune Stones as Material Relations in Late Pagan and Early Christian Scandinavia // Danish Journal of Archaeology. Vol. 9, 2020., А. Педерсен Pedersen, A. Ancient mounds for new graves. An aspect of Viking Age burial customs in southern Scandinavia // Old Norse Religion in Long-Term Perspectives: Origins, Changes, and Interactions. An International Conference in Lund, Sweden, June 3-7, 2004., С. Митчелла Mitchell, S. Memory, Mediality, and the “Performative Turn”: Recontextualizing Remembering in Medieval Scandinavia // Scandinavian Studies, 2013. Vol. 85. No 3, 2013., К. Цимлера Zilmer, K. Monumental Messages and the Voice of Individuality and Tradition: The Case of Scandinavian Rune Stones // Modes of Authorship in the Middle Ages (Papers in Medieval Studies). Pontifical Institute of Medieval Studies, 2012. и Й. Стекера Staecker, J. The Concepts of imitatio and translatio: Perceptions of a Viking?Age Past // Norwegian Archaeological Review. Vol. 38, № 1, 2005. показано, как языческие захоронения и способы поминовения усопших переосмыслялись и адаптировались под новую христианскую реальность и взаимодействовали с ней.

В XI-XII веках Данию разрывали междоусобные войны, а потому для датских правителей было крайне важно удержать власть, укрепляя ее не только силой, но и генеалогическими связями. Как отмечает датский историк Л. Кьер Kjжr L. Runes, Knives and Vikings: The Valdemarian Kings and the Danish Past in a Comparative Perspective // Denmark and Europe in the Middle Ages, c. 1000-1525. Essays in Honour of Professor Michael H Gelting. London: Routlege, 2014. P. 257., в XII веке воспоминания об Эпохе викингов становится особым ресурсом, который датские правители (Вальдемар I и его сыновья) используют, чтобы укрепить свое положение в датском обществе. Однако можно заметить, что средневековые историки, описывая одни и те же места памяти, толкуют их совершенно по-разному. Особенно это заметно в трудах Саксона Грамматика и его современника Свена Аггесена, написанных примерно в одно время, а также в ранних анонимных датских хрониках: «Хронике конунгов из Лейре» и «Роскилльской хронике».

Источники:

Единственными письменными источниками Эпохи викингов являются рунические надписи, которые являются ценным источником не только о социальной структуре скандинавского общества и генеалогических связях, но и важных с точки зрения их заказчика объектах материальной культуры и поселениях Нами были рассмотрены надписи, находящиеся на территории современной Дании: Sl 1, Sl 2, Sl 3, Sl 4 (Хедебю); SJy 10 и SJy11 (Еллинг), а также надписи, найденные в других частях Дании: на полуострове Ютландия: NJy 46 SJy 51; на острове Фюн: Fyn 14; на острове Зеландия: Sj 60, Sj 66, Sj 75, Sj 82, Sj 82, Sj 93; в Сконе, исторической провинции Дании: Sk 14, Sk 20, Sk 39, Sk 74, Sk 80, Sk 81, Sk 88. Источник: электронная коллекция Danske Runeindskrifte, URL: http://runer.ku.dk/ (Дата обращения: 30.03.2020) и электронная коллекция RuneS (Runische Schriftlichkeit in den germanischen Sprachen), URL: https://www.runesdb.de/ (Дата обращения: 30.03.2020).. Более того, рунические надписи (а именно характер поминальных формул, их расположение и иконография) являются непосредственным свидетельством христианизации Скандинавии.

Особое внимание было уделено средневековым датским хроникам, поскольку в них дается развернутое описание скандинавских древностей, которые видели или на которые ссылались средневековые авторы. Наиболее ранним источником является анонимная «Роскилльская хроника» (лат. Chronicon Roskildense), составленная в 1137/38 г., позже дополненная небольшим фрагментом, содержащим сведения о Вальдемаре I и его сыновьях. Хроника содержит сведения о событиях, происходивших с 826 до начала правления Свена Эстридсена (1047-1076) и опирается на сведения о датских королях, написанные Адамом Бременским. Повествование начинается с крещения Харальда Синезубого в Майнце в 826 году и содержит сведения о деятельности исторических правителей Дании. Ещё одним ранним источником является «Хроника конунгов из Лейре» (лат. Chronicon Lethrense, датск. Lejrekrшniken), составленная во второй половине XII века (около 1170 г.). В отличие от «Роскилльской хроники», «Хроника конунгов из Лейре» содержит также сведения о легендарных правителях Дании и их деяниях. Несмотря на то, что существуют русскоязычные переводы обеих хроник Роскилльская хроника / Пер. В.В. Рыбакова // Древнейшие государства на территории СССР. 2001 год. М.: Наука, 2003. на русский язык, в настоящей работе мы использовали латинское издание М.Кл. Гертца «Scriptores Minores Historiж Danicж Medii Aevi» Scriptores Minores Historiж Danicж Medii Aevi. Ed. M.Cl. Gertz. Kшbenhavn, 1917..

Наиболее известным и полным источником по истории и мифологии Дании является произведение Саксона Грамматика, известное под названием «Деяния датчан» (лат. Gesta Danorum). Настоящее название хроники неизвестно, поскольку к XIV веку оригинальная рукопись была утеряна, поэтому в качестве названия используется заголовок, под которым труд упоминается в кратком изложении «Compendium Saxonis» входящим в «Ютландскую хронику» (лат. Chronica Jutensis), датированную 1342 годом. В настоящей работе перевод с латинского языка выполнен по изданию К. Фрииса-Йенсена Saxo Grammaticus. Gesta Danorum / Ed. by K. Friis-Jensen. Oxford, 2015. Несмотря на то, что существует русскоязычный перевод (Саксон Грамматик. Деяния Данов. В 2-х т. (16 книгах) / Перевод с лат. яз. и комм. А.С. Досаева, под ред. И.А. Настенко. М.: «SPSL»-«Русская панорама», 2017), он не использовался в настоящей работе, поскольку он не совсем точный и искажает практически все имена и географические названия, что по ним трудно определить, о каком городе или короле идёт речь. Также существует англоязычный перевод первых 9 книг: Saxo Grammaticus. The History of the Danes, Books I-IX. Transl. by Fisher P., ed. by Davidson H.R.E. Cambridge: D.S. Brewer, 1976. .

Наконец, последняя хроника, которую мы бы хотели рассмотреть в настоящей работе, - это «Краткая история датских королей» (лат. Brevis historia regum Dacie, датск. Kortfattet Historie om Danernes Konger) авторства Свена Аггесена, записанная в 1186/87 году. Оригинальная рукопись не сохранилась, произведение представлено в двух версиях XVI и XVII века, ни одна из которых не является списком с оригинального текста The works of Sven Aggesen, Twelfth-Century Danish Historian. London: University College London, 1992. P. 4.. Текст, рассматриваемый в настоящей работе, является реконструкцией, предложенной М.Кл. Герцем, по которой и выполнен перевод Scriptores Minores Historiж Danicж Medii Aevi. Ed. M.Cl. Gertz. Kшbenhavn, 1917.. Также нами была рассмотрена эпитафия на надгробной плите Вальдемара I в соборе Святого Бендта в Рингстеде, которая соотносится с текстом «Краткой истории» Tabula Sepulcharis Waldemari primi, Inscriptio posterior // Scriptores Minores Historiж Danicж Medii Aevi. Vol. II. Ed. M.Cl. Gertz. Kшbenhavn, 1917. P. 88..

Итак, объектом настоящего исследования является комплекс археологических данных, датированных Германским Железным веком (400-800 г. н.э.) и эпохой раннего Средневековья (Эпохой викингов) (800-1050 г. н.э.), а также текстов, в которых содержатся сведения о скандинавских древностях, которые могли видеть или о которых знали датские хронисты XII-XIII в. Предметом настоящего исследования являются коммеморативные практики, над которыми размышляли и которые применяли средневековые датские историки для воссоздания прошлого датского народа.

Цель настоящего исследования заключается в том, чтобы выявить коммеморативные практики, используемые датскими историками при написании своих трудов и связанными непосредственно с материальной культурой, а также проследить трансформацию этих практик с эпохи раннего Средневековья до XIII века. В ходе работы над данным исследованием нами был выполнен ряд задач, позволяющий нам выявить особенности осмысления коммеморативных практик в рассматриваемых источниках. Прежде всего, была поставлена задача рассмотреть историю развития первых датских городов и их трансформацию в места памяти в эпоху зрелого Средневековья, а также определить значение городских укреплений, мостов и замков в формировании культурной памяти. Также нами было рассмотрено значение захоронений и погребального инвентаря как единого погребального комплекса Эпохи викингов, а также особенности его восприятия в эпоху зрелого Средневековья.

Методология настоящей работы определяется её междисциплинарным характером. В основу работы лёг принцип исторического анализа: предметы материальной культуры и ландшафт рассматриваются в процессе его становления, начиная с момента их возникновения и заканчивая XIII веком. Чтобы установить черты преемственности и различия между коммеморативными практиками рассматриваемых нами эпох, а также их локальные различия, был применен сравнительно-исторический метод. Характер рассматриваемых нами источников и их связь с археологическими данными, а также цель и задачи настоящей работы сделали необходимым обращение к герменевтическому методу, а проблема трансформации коммеморативных практик имеет непосредственное отношение к вопросам познания, что требует применение эпистемологического метода.

Структура настоящей работы определена её целями и задачами. Первая часть «Реальные и легендарные поселения как места памяти» посвящена значению поселений как мест памяти, по которым средневековые датские историки воссоздавали историю. В главе «1.1. От центрального места к средневековому городу» рассмотрена история становления первых датских городов как центров духовной и политической власти, а также их связь с предшествовавшими им центральными местами, выраженная в мотиве расцвета и упадка древних поселений. В главе «1.2. Легендарные поселения» этот же мотив будет рассмотрен на примере легендарных поселений. В третьей главе «1.3. Места памяти» мы попытаемся раскрыть значение исторических построек, таких как замки и церкви, в формировании и трансляции культурной памяти.

Вторая часть работы «Погребальный обряд как система памяти» посвящена погребальным практиками Железного века и Эпохи викингов и их осмыслению в средневековых хрониках: в главе «2.1. Рунические камни» посвящена трансформации поминальных формул на рунических камнях, а также рассматривается их связь с окружающим ландшафтом. Глава «2.2. Смешанные погребальные практики: от погребального инвентаря к легендарным предметам и мощам святых» посвящена погребальным практикам как свидетельствам светской истории в противовес церковной истории, материальным посредником которой являлись мощи святых.

Часть 1. Реальные и легендарные поселения как места памяти

Как отмечает английский археолог Дж. Ковачик Kovacik J.J. Memory and pueblo space // Making Places in the Prehistoric World. Cambridge: UCL Press, 2001. P. 162., память о поселении возникает в тот момент, когда незнакомая ранее территория становится местом для будущего поселения. С одной стороны, место, которое выбиралось для будущего поселения, определялось условиями окружающей среды (особенно это заметно в обществах с низким уровнем развития технологий), которую необходимо осмыслить с позиции мировоззрения конкретного человека и памяти группы; с другой - окружающее человека пространство становится отражением определенной идеологии и преобразуется как физически, так и символически Hanson M. Aristocratic Expressions in Landscape and Settlement from the Viking Age to the Middle Ages // Settlement and Lordship in Viking and Early Medieval Scandinavia. Turnhout: Brepols Publishers, 2011. P. 79.. С древнейших времен пространство стало средством демонстрации власти и отражением общественных отношений. В некоторых случаях поселения переносились в другие места или оставались заброшенными, однако память о них зачастую не исчезала из сознания последующих поколений.

Согласно Я. Ассману Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 40., культурная память, как и любая мнемотехника, нуждается в пространстве: она запечатлевается в конкретном, приобретает новое значение, то есть семиотизируется. Это ведет к установлению связи между материальной культурой и памятью: формируются места памяти Нора П. Между памятью и историей. Проблематика мест памяти // Франция - память. Нора П., Озуф М., Пюимеж, Ж. де, Винок М. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999. С. 20., которые становятся объектом пристального внимания не только современников, но и в последующие эпохи. В Скандинавском обществе на ранних этапах развития память основывалась на взаимодействии между людьми и материальным миром: ландшафтом, поселениями, архитектурными сооружениями и артефактами Andrйn A. Places, Monuments, and Objects: The Past in Ancient Scandinavia // Scandinavian Studies. Vol. 85, No 3. Urbana-Champaign: 2013. P. 269.. Перед глазами человека той эпохи постоянно были символы идентичности, которые определяли его повседневную жизнь и способ восприятия мира. Таким образом, в культурной памяти скандинавского народа, в частности датчан, сохранились воспоминания о древнем общественном строе и его манифестации в пространстве: от «центральных мест» Англ. central place - концепция, существующая в современной скандинавистике. В настоящей работе используется определение С. Бринка: центральное место - поселение или место, имеющее некоторую «власть» и выполняющее одну из публичных функций: административную, религиозную, юридическую, торговую и т.д. Brink S. Political and Social Structures in Early Scandinavia. A Settlement-Historical Pre-Study of the Central Place // TOR. Vol. 28. Uppsala: 1996. P. 237. с их особой структурой и формами выражения идентичности датской аристократии до средневековых городов, ставших центрами возникновения городского сообщества.

Центры племенных объединений и ранние датские города привлекали внимание средневековых авторов: на протяжении нескольких веков вокруг них создавались мифы и символы. В эпоху же расцвета датской историографии эти места памяти были переосмыслены как правящими, так и интеллектуальными кругами того времени, тем самым приобретя особые оттенки в интерпретации их символического значения. Более того, в зависимости от целей своих произведений, разные авторы уделяли внимание не одним и тем же поселениям и рассматривали их с разных позиций, в некоторых случаях неоднозначных и противоположных друг другу.

1.1 От центрального места к средневековому городу

Средние века стали эпохой, когда окончательно сложилась европейская городская система. В Эпоху викингов в Скандинавии преобладала сельская местность, и лишь к концу VIII века начинают зарождаться первые города. Но даже с возникновением и расцветом городов в XII веке и до конца Средневековья только 10% населения проживало в городах Skre D. The Development of Urbanism in Scandinavia // The Viking World. London: Routlege, 2008. P. 84.. Важную роль сыграло отсутствие античных традиций: первые города возникали здесь во времена разложения родоплеменного строя и представляли собой неустойчивые поселения, жители которых занимались торговлей и ремесленным производством, и которые через несколько веков приходили в упадок. Второй предполагаемой причиной стал климат и особенности ландшафта, которые замедлили рост городов и сделали невозможным развитие самостоятельных монашеских поселений, как это было в западной Европе Andrйn A. State and Towns in the Middle Ages: The Scandinavian Experience // Theory and Society,Vol. 18, № 5, 1989. P. 586..

Несмотря позднюю урбанизацию Скандинавии, первые города оказали существенное влияние на трансформацию первобытнообщинного строя, что, согласно норвежскому археологу Д. Скре Ibid. P. 84., привело к окончательному формированию первых скандинавских королевств: Дании, Швеции и Норвегии. Города стали экономическими центрами: в них производились товары, которые не могли быть произведены в частных домашних хозяйствах, некоторые города функционировали как центры межрегиональной торговли. Неоднородный этнический состав, сосредоточение административных и религиозных функций, а также более высокий уровень мастерства ремесленников по сравнению с сельской местностью (особенно это касалось кузнечного дела Как отмечает норвежская исследовательница Л. Хедеагер, кузнечное дело в скандинавской мифологии ассоциировалось с магией. Кузнец был человеком, который из бесформенного куска металла создавал искусные предметы, тем самым преобразовывая природу в культуру. Более того, кузнецы очень часто отличались своей этнической принадлежностью или воспринимались как «другие». Сверхъестественный статус кузнечного дела переносился и на изготавливаемый им продукт, что привело к тому, что оружие и украшения приобрели особый статус в Древнескандинавском обществе и были тесно связаны с королевской властью. (См. подробнее: Hedeager L. Iron Age Myth and Materiality: An Archaeology of Scandinavia AD 400-1000. London, NY: Routlege, 2011. P.139-140).) делали город особым местом, где отражались представления об устройстве мира, пересекались и всячески проявляли себя различные идентичности. Центральное место, а впоследствии и город стали центром идентичности датчан, а затем были преобразованы в места памяти, в которых запечатлелись остатки этой идентичности.

Предвестниками городов стали центры племенных объединений или центральные места, которые стали возникать в I-V веке Brink S. Political and Social Structures in Early Scandinavia. A Settlement-Historical Pre-Study of the Central Place // TOR. Vol. 28. Uppsala: 1996. P. 238.. Они представляли собой административные и культовые центры небольших ферм местной аристократии, представители которой хотели, чтобы их помнили как королей этих земель Carstens L. Powerful Space. The Iron Age hall and its development during the Viking Age // Viking Worlds: Things, Spaces and Movement. Oxford: Oxbow Books, 2014. P. 12.. Например, об этом свидетельствуют надписи на камне из Хедебю: «Эстрид, дочь Одинкара сделала этот монумент в память о короле Сигтрюге, её и Гнупы сыне. Горм вырезал руны» Haddeby-sten 4 (Sl 4). Danske Runeindskrifter, URL: http://runer.ku.dk/VisGenstand.aspx?Titel=Haddeby-sten_4 (Дата обращения: 19.04.2020).. Автор «Хроники конунгов из Лейре» называет легендарного Дана не королём, а «царьком» CL I. (лат. regulus) этих земель. С Железного века до конца Эпохи викингов наиболее известными центральными местами были Уппокра (датск. Uppеkra, II-X в. н.э., провинция Сконе, совр. Швеция) и Гудме/Лунеборг (датск. Gudme/Lundeborg, II-VIII в.н.э., о. Фюн) - центральные места первого поколения Skre D. Rulership and Ruler's Sites in 1st-10^th-century Scandinavia // Rulership in 1st to 14th century Scandinavia: Royal graves and sites at Avaldsnes and beyond. De Gruyter: 2020. P. 195.; также известны поздние центры, датированные VI-VIII веком: Тиссё (датск. Tissш, ок. 550 г.н.э., о. Зеландия), Лейре (датск. Gammel Lejre, VII-X в.н.э., о. Зеландия), Рибе (датск. Ribe, нач. VIII в.н.э., п-ов Ютландия), Еллинг (датск. Jelling, X в.н.э., п-ов Ютландия) и др. Центральные места представляли собой многофункциональный комплексы, образующие отдельные районы в поселении или объединении поселений Brink S. Social order in the early Scandinavian landscape // Settlement and Landscape: Proceedings of a Conference in Еrhus, Denmark, May 4-7 1998. Aarhus: Aarhus University Press, 1999. P. 425. . Они находились во владении местной знати и были тесно связаны с их древним происхождением: как отмечает шведский археолог М. Ханнсон Hannson M. Aristocratic Expressions in Landscape and Settlement from the Viking Age to the Middle Ages // Settlement and Lordship in Viking and Early Medieval Scandinavia. Turnhout: Brepols Publishers, 2011. P. 85., право на землю основывалось на принципе исконного проживания семьи в этих землях, одальном праве (древнесканд. odal). Знание своего прошлого было тесно связано с правом на земли, что делало культуру Скандинавии ретроспективной уже в эпоху Германского железного века, что выражалось в переосмыслении и адаптации прошлого правящей элитой.

Желание укрепить свое положение в обществе приводило к активному обращению к культурной памяти, которое находило свое воплощение и в материальной культуре: это и пространственная обособленность самих владений и преобразование ландшафта посредством «цитирования» прошлого. Центральные места обладали относительно схожей структурой, их можно идентифицировать по следующим постройкам: длинным домам-холлам (древнесканд. holl), предназначенным для общественных собраний и культовых действий, захоронениям (курганам, погребальным ладьям, захоронениям с особыми погребальными предметами, подчеркивающими социальный статус усопшего (золотые изделия, оружие и т.д.)) Ibid. P. 236., руническим камням.

Важно отметить длительный характер существования структуры таких поселений: порой новые постройки возводились на месте старых на протяжении нескольких столетий (например, в комплексе Гудме/Лунеборг, Уппокре) или новые постройки соседствовали с древними захоронениями (например, один из холлов комплекса Фредсхой находится всего в нескольких метрах от кургана). Особый статус места, преемственность структуры построек и их расположение, преобразованный ландшафт связывали поселение с правящей династией и устанавливали особое отношение к прошлому как в период расцвета этих поселений, так и во времена их упадка. средневековый человек видел эти грандиозные сооружения, а в последующие эпохи то, что от них осталось, и «вчитывался» в историю своего королевства.

В археологическом комплексе Гудме/Лунеборг в ходе раскопок был обнаружен холл площадью около 500 м² - крупнейшая постройка на территории Дании эпохи Германского железного века - и холл поменьше (200-250 м²), которые были окружены фермами. На этих фермах археологи обнаружили предметы, указывающие, что это было поместье местной аристократии: золотой клад, оружие, предметы из стекла и т.д. Примечательно, что на всем острове именно в комплексе Гудме/Лунеборг было найдено наибольшее количество кладов и предметов-маркеров власти See further: Jшrgensen L. Gudme and Tissш. Two magnates' complexes in Denmark from 3^rd to the 11^th century AD // Trade and communication Networks of the First Millenium DA in the northern part of Central Europe: Central Places, Beach Markets, Landing Places and Trading Centres. Hannover: Niedersдchsisches Landesmuseum Hannover, 2010. P. 273., что свидетельствует о том, что комплекс действительно был значимым центральным местом на этом острове. Само же поселение Гудме делилось на ремесленную и аристократическую зону, Лунеборг специализировался на торговле и обеспечивал Гудме товарами.

Рис. 2 Гудме, III-VI в. Фото: Josefine Franck.

Структура комплекса Гудме/Лунеборг имела крайне консервативный характер и была распространена на всей территории Дании: это можно наблюдать комплексе Тиссё, датированном VI веком: несмотря на то, что поместье на протяжении 5 веков своего существования меняло своё расположение, его структура оставалась неизменной. Холл и святилище всегда находились в центре, окруженный ремесленными домами и рынком. Тем не менее, было и существенное отличие: если в Гудме и Лунеборг представляли собой два поселения, имевших разную специализацию на ремесленном производстве и торговле, то на территории Тиссё проходила сезонная ярмарка, где собирались люди, возможно, прибывавшие туда на тинг Skre D. Rulership and Ruler's Sites in 1st-10^th-century Scandinavia // Rulership in 1st to 14th century Scandinavia: Royal graves and sites at Avaldsnes and beyond. De Gruyter: 2020. P. 203., что свидетельствовало о начале процесса централизации власти.

Рис. 3 Тиссё, VI-IX в. Фото: Национальный музей Дании.

Упоминания этих мест встречаются в средневековых источниках: так, Саксон Грамматик описывает поселение Исё (датск. Isшre, лат. Isora, Ysora) на острове Зеландия, где был избран на тинге король Хёдер Saxo iii.3.1., и власть перешла по праву рождения к Скьёльдунгам. Сюда же прибывает гамбургский архиепископ Поппо и совершает своё чудо с раскаленным железом Saxo x.11.4.: «Он [Поппо] провёл общественное собрание датчан неподалеку от гавани, название которой появилось из-за великого обилия льда, который появляется здесь…» Saxo x.11.3. Статус поселения как места избрания датским народом новых королей сохранялся вплоть до XI века: в последний раз Исё упоминается в «Деяниях датчан» в связи с избранием Харальда III Saxo xi.10.2-4., который пообещал людям новые законы, однако не смог обеспечить их выполнение. Избрание Харальда III упоминается и у современника Саксона Грамматика Свена Аггесена, который специально указывает на значимость этого места как для простых датчан, так и для датских королей: «Не стоит забывать, что тогда процветал такой старинный обычай: когда королей возводили на трон, все датчане собирались толпой в Исё, чтобы достичь всеобщего согласия (лат. omnium conuenientia) при избрании короля». BHRD Х. Тем не менее, существует разница в восприятии Исё у Свена Аггесена и Саксона Грамматика: если первый считает это поселение местом легитимации королевской власти, а также местом, где были впервые приняты законы Датского королевства «Он [Харальд III] первым дал датчанам законы в месте коронации правителей, как я ранее упоминал». BHRD III., то для Саксона Грамматика Исё - место, где невежественный народ Зеландии повёлся на пустые обещания бездарного правителя и отдал ему власть, обделив тем самым его более талантливого брата Saxo xi.10.5..

...