Национальный дискурс Белого движения (1917 – 1921)

Из выступавших более радикальным по содержанию стало выступление атамана Донского казачьего войска генерала А. М. Каледина. В нём лучше прослеживаются элементы будущего Белого движения. Это связано во многом с тем, что Каледин, как представитель казачества, был более свободен в своих высказываниях, чем вовлечённый в плотное непростое сотрудничество с Временным правительством Корнилов. Итак, атаман начал речь, заявив, что:

«Казачество, стоя на общенациональной государственной точке зрения и отмечая с глубокой скорбью существующий ныне в нашей внутренней государственной политике перевес частных, классовых и партийных интересов над общими, приветствует решимость Временного правительства освободиться, наконец, в деле государственного строительства и управления от давления партийных и классовых организаций». Государственное совещание. / Под ред. М. Н. Покровского. М.: Центрархив, 1930. Стр. 73.

Далее, отмечая «преступное разжигание вражды между классами», «попустительство в деле расхищения государственной власти безответственным организациями, как в центре, так и внутри на местах», «центробежное стремление групп и национальностей» выступающий от имени казачества призвал «все живые силы страны к объединению, труду и самопожертвованию во имя спасения родины и укрепления демократического республиканского строя». Наиболее резкими были «главнейшие меры», предложенные Калединым «для спасения Родины», которые во многом повторяли аналогичные требования Деникина на совещании в ставке, однако были дополнены ещё более радикальными деталями: «Армия вне политики» с полным запрещением митингов и собраний, «с их партийной борьбой и распрями», упразднение всех комитетов, причём и в армии, и в тылу, с сохранением однако низовых, до уровня полка, со строгим ограничением полномочий, восстановление дисциплины, пересмотр декларации прав солдата (с дополнением её «декларацией обязанностей»), единство армии и тыла в законодательном отношении, а также восстановление дисциплинарных прав офицеров («вождям армии должна быть предоставлена полная мощь»).

В завершении своей речи, вызывавшей бурную реакцию среди слушателей, он подвёл следующий итог:

«…страну может спасти от окончательной гибели только действительно твёрдая власть, находящаяся в опытных и умелых руках лиц, не связанных узко-партийными групповыми программами, свободных от необходимости после каждого шага оглядываться на всевозможные комитеты и Советы, отдающие себе ясный отчёт в том, что источником суверенной государственной власти является воля всего народа, а не отдельных партий и групп». Государственное совещание, стр. 74.

Именно выступление А. М. Каледина было больше всего похоже на политическую программу «сильной власти», с максимальной версией требований офицерской оппозиции правительству (сам Каледин, будучи избранным после Революции донским атаманом, тем не менее был кадровым офицером и носителем офицерской психологии ровно в той же степени, что и другие лидеры Белого движения). В условиях отсутствия у Временного правительства возможности осуществлять свою власть на всей территории страны, атаман Каледин, пользующийся популярностью в казачьей среде, мог без опасений высказывать собственное мнение. Впоследствии поддержавший выступление Корнилова, он сумел избежать ареста и даже сохранил за собой пост атамана, создав после Октябрьского переворота один из первых очагов сопротивления советской власти.

Государственное совещание не привело к какому бы то ни было единению, а только ещё больше очертило разрыв между социалистами и сторонниками «сильной власти» среди военных и гражданских деятелей. Эта «партия порядка», не имея общей идеологии, имело, однако, общий дискурс, который впоследствии трансформируется в дискурс Белого движения. Несмотря на его частичную близость в оценке политической ситуации к дискурсу умеренной части революционной демократии, противоречия оказались слишком принципиальными в отношении того, в чём была основная ценность и смысл русской Революции. Саму Революции никто однако не отрицал; в публичном пространстве этого периода это было сделать решительно невозможно.

Воззвания генерала Л. Г. Корнилова от 28-29 августа появились, как реакция на разрыв с Временным правительством. Они были призваны объяснить неповиновение генерала приказу об оставлении должности, и в тоже время привлечь по возможности часть армии на свою сторону. «Обращение к народу» от 28 августа» сложно назвать политической программой, в нём вообще отсутствуют какие-то конкретные призывы о свержении Временного правительства, хотя, в сущности, ему выносится своеобразный вотум недоверия; Корнилов объявляет его в слабости, ведущую страну к гибели. С другой стороны он обращается к Временному правительству, приглашая его представителей в Ставку с гарантией свободы и безопасности для того, чтобы сформировать состав «Правительства Народной обороны», «который, обеспечивая победу, вёл бы народ Русский к великому будущему, достойному могучего свободного народа». Что будет в случае их отказа, не оговаривается. По этому обращению Корнилов просто отказывается покидать свой пост, «предпочитая смерть устранению <…> от должности Верховного». Робкая претензия на власть содержится в таком фрагменте:

«Не мне ли, кровному сыну своего Народа, всю жизнь свою на глазах всех отдавшему на беззаветное служение Ему, стоять на страже великих свобод, великого будущего своего народа!» «Обращение к народу» Верховного главнокомандующего генерала Л. Г. Корнилова 28 августа 1917 года. // Дело генерала Корнилова. Т. 2. / Под ред. Г. Н. Севостьянова. М: МФД, 1993. Стр. 493..

Однако, его «Воззвание к казакам», изданное в тот же день, довольно сильно отличается по своему содержанию. В нём главнокомандующий открыто обвиняет Временное правительство «в нерешительности действий, в неумении и неспособности управлять, в допущении немцев к полному хозяйничанью внутри страны, о чём свидетельствует взрыв в Казани». К этим тяжёлым обвинениям прибавляется прямое обвинение «некоторых членов правительства» (каких при этом не уточняется) в прямом предательстве, обосновывая это тем, что Керенский и Савинков на заседании 3 августа в Зимнем дворце сказали ему о том, что «среди министров есть люди неверные». Далее делается вывод, что «такое правительство ведёт страну к гибели, такому правительству верить нельзя», после чего следует призыв к казакам идти вместе с командующим «на спасенье Родины». В конце следует следующее заявление, означающее начало прямой конфронтации:

«Я не подчиняюсь распоряжениям Временного правительства и ради спасенья Свободной России и иду против него и против тех безответственных советников его, которые продают Родину» «Воззвание к казакам» Верховного главнокомандующего генерала Л. Г. Корнилова 28 августа 1917 года. // Дело генерала Корнилова. Т. 2. / Под ред. Г. Н. Севостьянова. М: МФД, 1993. Стр. 494..

О целях движения, кроме «спасения Родины», в обращении также ничего не говорится; однако важнейшим является прямой вызов Временному правительству, фактическое объявление ему войны. Интересно, что с казаками генерал и его окружение посчитали возможным быть более откровенным, в то время как для народа был выбран более пространный, почти мученический тон. Вся эта непоследовательность, однако говорит, с одной стороны, о спонтанности всего происходящего, а с другой, о том, что расчёт был на силовой закат власти и дальнейшее принятие этого населением как свершившийся факт.

Результатом провала плохо организованного и плохо подготовленного Корниловского выступления стало существенное изменение политической обстановки в стране, имевшее своим главным итогом окончательную утрату Временным правительством рычагов управления страной и последующий переход власти к большевикам менее чем через два месяца. Одной из причин этого была утрата им поддержки многих офицеров, закономерно чувствовавших себя преданными, подвергнувшихся после выступления ещё большим гонениям от солдат. Однако само движение, объединившееся вокруг фигуры Л. Г. Корнилова, не исчезло: по словам А. И. Деникина:

«Как бы то ни было, после августовских дней в словаре революции появился новый термин - “корниловцы”. Он применялся и в армии, и в народе, произносился с гордостью или возмущением, не имел ещё ясных форм, ни строго определённого политического содержания, но выражал собою, во всяком случае, резкий протест против существовавшего режима и против всего того комплекса явлений, который получил наименование “керенщины”» Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 2. М.: Харвест, 2002. Стр. 81 - 82.

Сам бывший главнокомандующий, вместе с поддержавшими его генералы (в их числе будущие лидеры Белого движения на Юге России генералы А. И. Деникин, И. П. Романовский, А. С. Лукомский, С. Л. Марков, И. Г. Эрдели, Е. Ф. Эльснер), а также некоторые политические деятели и члены Главного оказались под стражей в Быховской тюрьме, где они при достаточно мягком режиме заключения имели возможность обсуждать и планировать свои дальнейшие действия. Плодом этого стала «Корниловская программа», которая, однако, являлась повторением всё тех же общих тезисов, составлявших как офицерский, так и более широкий, «патриотический» дискурс в 1917 году. Это «установление правительственной власти, совершенно независимой от всяких безответственных организаций - вплоть до Учредительного собрания», «война в полном единении с союзниками до заключения скорейшего мира, обеспечивающего достояние и жизненные интересы России», «создание боеспособной армии и организованного тыла - без политики, без вмешательства комитетов и комиссаров и с твёрдой дисциплиной». Из нового здесь можно заметить смягчение формулировки о войне, не меняющего однако сущности, - «война в полном единении с союзниками» так или иначе означает невозможность самостоятельного выхода России из войны - и, что более существенно, идея не о восстановлении, а создании новой армии; очевидно по опыту «ударных частей», формировавшихся на добровольной основе - будущей Добровольческой армии. Таким образом опыт Корниловского выступления лишь усилил неприятие «политики» в офицерской среде; её место занимал дискурс чрезвычайной, сильной власти, которая должна была объединить все «здоровые» силы страны и восстановить сначала армию, а потом путём военной диктатуры «восстановив порядок» в стране довести войну до победного конца после чего создать условия для созыва всенародного Учредительного собрания, которое уже в условиях мирного времени сможет решить все политические и социальные вопросы. Невозможность выполнения этой поистине гигантской задачи в условиях осени 1917 года была вполне очевидна им самим. Тем не менее, будучи в заключении, не уверенными даже в собственной безопасности, генералы несомненно считали невозможным идти на какие-либо компромиссы по принципиальным для них вопросам, считая это делом чести. Приход к власти большевиков предоставил им возможность возобновить активную деятельность.

2. Дискурс в период формирования Белого движения в 1917 - 1918 годах

Приход к власти большевиков в конце октября 1917 года послужил сигналом к началу активной деятельности так называемых «патриотических» сил страны в военной и гражданской среде. Это событие многими было воспринято как захват власти в стране немецкими ставленниками. В. В. Шульгин, который вскоре стал одним из идеологов Белого движения на Юге России, в газете «Киевлянин» 26 октября насмешливо написал о свершившемся перевороте, как о «назначении» германским императором В. И. Ленина «министром-председателем Российской Республики», «отныне находящейся в тесном союзе (по примеру Польши) с Германией». Именно в этом, по мнению Шульгина заключался смысл произошедшей смены власти. В той же заметке, однако он выражает убеждение в том, что «здоровая часть России не признает германского назначения» и что «если в Петрограде будет немецкое правительство, то где-то образуется - русское», которое, как только появиться, «будет поддержано всеми, кто ещё не разучился понимать, что такое родина». Киевлянин. 26 октября 1917. С. 1.

Таким местом, где должна была собраться «здоровая часть России», стали казачьи области Юга России, в частности Дон, где атаман А. М. Каледин объявил о непризнании власти большевиков. Именно туда потянулось большинство офицеров, готовых к борьбе с «анархией», туда же потянулись многие фигуры, связанные с низвергнутым Временным правительством. В «Киевлянине» уже в конце октября публикуется воззвание к офицерам, находящимся в Киеве с призывом ехать на Дон «под славные замена казачества». «Докажем же не словами, а делом, что офицеры не враги свободы, а защитники её, и под свободными знаменами всего казачества выступим на защиту права, порядка, законности и той народной свободы, врагами которой нас считают» Киевлянин. 27 октября 1917. С. 3. - пишет ответственная за воззвание «инициативная группа офицеров» (именно так авторство указано в газете). В воззвании присутствует при этом стремление подчеркнуть отсутствие «реакционных» замыслов, столь характерное для офицерских воззваний и нашедшее себе место впоследствии место и в официальном дискурсе Белого движения.

Тем не менее беженцев ждал достаточно холодный приём. Среди донских казаков преобладала позиция невмешательства в дела остальной страны, что отмечается в воспоминаниях участников Белого движения Деникин А. И. Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова. Август 1917 - Апрель 1918. М.: Харвест, 2002. стр. 189 - 191.

Богаевский А. П. Ледяной поход. Воспоминания 1918 г. // Союз первопоходников. Нью-Йорк, 1963 г. С. 4 - 7.. Алексеевская организация, перебазировавшаяся после Октябрьского переворота в Новочеркасск (М. В. Алексеев прибыл туда 2 ноября 1917 года) не получила официальной поддержки, несмотря на личную симпатию атамана Каледина. Эта организация, работа по созданию которой была начата генералом Алексеевым ещё в Петрограде, имела своей изначальной целью создание надёжных воинских частей для борьбы с большевиками в случае их вооружённого выступления, однако после успеха последних Алексеев принял решение перенести. Переехав в Новочеркасск, Алексеев развернул деятельность по создании новой армии, части которой были уже в ноябре применены при разоружении большевизированных запасных частей, расквартированных в Новочеркасске. Своё видение дальнейшей деятельности генерал описывает в своих дневниках, в которых можно найти формулировки, характеризующие его стратегическое мышление. Основная идея заключалась в том, чтобы организовать на Дону «здоровый центр», где «собрать мощные умственные и культурные силы». Генерал пишет о том, что распад страны «не в интересах мощных западных демократий» и что «история - за образование здорового центра». Здесь он в каком-то смысле уверяет самого себя в перспективности начатого им дела, которое с самого начало столкнулось с крайне тяжёлыми условиями недостатка финансирования и какой-либо широкой общественной поддержки. Однако помимо привлечения интеллектуальной части населения, Алексеев также указывал, что «нужно привлечь на свою сторону местное крестьянское население». Конкретных мер, однако, не указывается: «Создать прочное государство. А там [в Советской России - прим. авт.] разграбленное. Ленины уйдут» Дневники, записи, письма ген. Алексеева и воспоминания об отце В. М. Алексеевой-Борель // Грани. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1982. № 125. С. 189.. Также стоит отметить, что участие в Учредительном собрании им признаётся целесообразным: то есть выражается надежда, хоть и весьма, на использование мирных способов воздействия на положение в стране.

Таким образом можно заключить, что расчёт генерала изначально был на то, что пришедший к власти Совет Народных Комиссаров не сможет организовать эффективную экономику и государственный аппарат, и широкие массы населения отвернуться от них, навстречу «здоровому центру» на Дону. Большевики воспринимались, как исключительно деструктивные силы, действующие к тому же в рамках общей стратегии внешнего врага. Для первых месяцев Гражданской войны вообще характерно восприятие большевиков их противниками, как среди эсеров и меньшевиков, так и среди тех, кто составит Белое движение, не как самостоятельной угрозы в полной мере, а как часть враждебного плана Центральных держав по уничтожению России. Все они по-прежнему руководствовались логикой мировой войны, считая именно внешнего врага основным. С другой стороны, обвинение в работе на немцев было едва ли не самым главным орудием их пропагандистских усилий. Среди офицеров это было особенно заметно; как было видно из предыдущей главы вся публичная политика в России воспринималась ими через призму того, как тот или иной субъект влияет на армию и военные действия. Только поэтому, например, Л. Г. Корнилов мог сотрудничать с одними социалистами и бороться против других. Для того дискурса, который стал объединять военных и политиков вокруг Добровольческой армии, создаваемой на Дону, было характерно чёткое деление на всего политического ландшафта на «государственно мыслящие» силы и на силы «анархии», «хаоса», ставящие во главу интересы отдельного «класса» или «партии» (в противопоставление интересам «национальным», «государственным», «всего народа»).

В этом русле было опубликовано первое воззвание о целях Добровольческой армии от 27 декабря 1917 г. Главной её целью назначалось создание «организованной военной силы, которая могла бы быть противопоставлена надвигающейся анархии и немецко-большевистскому нашествию. Добровольческое движение должно быть всеобщим. Снова, как в старину, 300 лет тому назад, вся Россия должна подняться всенародным ополчением на защиту своих оскверненных святынь и своих попранных прав”. Деникин. А. И. Очерки Русской смуты: Борьба генерала Корнилова. Август 1917 - Апрель 1918. М.: Харвест, 2002. С. 237. Большевики здесь неразрывно увязываются с внешним врагом: используется слово «нашествие», отсылающее к часто встречающемуся способу описания иностранных вторжений прошлого из исторического дискурса того времени. Здесь же присутствует явная аллюзия на Смутное время, которое воспринималось белыми как исторический опыт, на который можно ссылаться при описании окружающей действительности. Распад государственности, по примеру событий Смутного времени, должно преодолеть «всенародное ополчение» - новая армия, формируемая на добровольческой основе. Непосредственной и ближайшей же целью называется защита казачьих областей Юго-Востока России - «областей, давших им приют и являющихся последним оплотом русской независимости, последней надеждой на восстановление Свободной Великой России» - от большевиков «в союзе с областями и народами России, восставшими против немецко-большевистского ига».

Однако, в данном воззвании содержится также то, что можно назвать целью на будущее, отражающее сущность той политической программы «добровольчества», которая будет выражена в дискурсе Белого движения вплоть до конца Гражданской войны. Добровольческая армия должна стать «той действенной силой, которая даст возможность русским гражданам осуществить дело государственного строительства Свободной России...» Деникин. А. И. Очерки Русской смуты: Борьба генерала Корнилова. Август 1917 - Апрель 1918. М.: Харвест, 2002. С. 237. Развивая эту мысль, воззвание гласит: «Новая армия должна стать на страже гражданской свободы, в условиях которой хозяин земли русской -- ее народ -- выявить через посредство избранного Учредительного Собрания державную волю свою. Перед волей этой должны преклониться все классы, партии и отдельные группы населения. Ей одной будет служить создаваемая армия, и все участвующие в ее образовании будут беспрекословно подчиняться законной власти, поставленной этим Учредительным Собранием».

Из данного ключевого фрагмента можно выдвинуть тезис о том, что политический дискурс Белого движения более всего тяготел к либеральному национализму, характерному в первую очередь для кадетской партии, в своём стремлении наделить нацию - хотя это слово, нехарактерное для эпохи, и не называется - верховной властью в государстве. На конференции кадетской партии в мае 1918 года своей задачей партия обозначила именно создание национальной власти, «как народного завоевания» Съезды и конференции конституционно-демократической партии. 1905--1920 гг. В 3-х т. Т. 3. Кн. 2. 1918--1920 гг. / отв. ред. В. В. Шелохаев. М.: РОССПЭН, С. 34.. «Народ» здесь понимается именно в своём западноевропейском, гражданском смысле - как нация. Подчёркивается, что перед этой «державной волей» «должны склониться все классы, партии и отдельные группы населения» Деникин. А. И. Очерки Русской смуты: Борьба генерала Корнилова. Август 1917 - Апрель 1918. М.: Харвест, 2002. С. 237.. Являлись ли данное заявление отражением истинных взглядов его составителей и сколько в нём является штампами из российской пост-февральской политической риторики, вопрос неоднозначный. Однако, именно такая подчёркнутая «надпартийность» Добровольческой армии, стала той стратегией, которую избрали её создатели и идейные вдохновители. Интересно, что в воспоминаниях А. И. Деникина, в связи с данным воззванием автор отмечает, что несмотря на декларируемые цели, армия изначально приобрела «характер классовый», составивший с его точки зрения «глубокий органический недостаток». там же, С. 199. То есть, в самом начале наметилось принципиальное противоречие между той реальным положением вещей, реальным составом Добровольческой армии, и той ролью, на которую она, по замыслу её руководителей, претендовала.

Примерно тогда же, в начале января 1918 года была создана так называемая «Политическая программа генерала Корнилова». Именно Л. Г. Корнилов, по прибытии на Дон, возглавил Добровольческую армию; М. В. Алексеев, отойдя в сторону, взял на себя все гражданские дела, из расчёта на высокий авторитет имени Корнилова и его общероссийская известность. Для зарождающейся армии было принципиально важно иметь одного «вождя», так как единство командования для офицеров было крайне важным. Механизмы коллегиального принятия решений, с их точки зрения, доказали свою несостоятельность в ходе Революции 1917 года, почти всегда приводя к «демагогии» Салов О. А. Белое движение: к вопросу о зарождении Белой идеи. // Власть. 2010. № 12. . Именно единоличная власть, выразившаяся впоследствии в принципе военной диктатуры, характерной для всех белых режимов, считалась залогом успешного преодоления «анархии» и восстановления государственности.

Политическая программа Корнилова тем более примечательна тем, что была, по воспоминаниям очевидца, «надиктована» генералом в достаточно спонтанных условиях. Показательно отношение к данному потенциально важнейшему документу самого Корнилова в описании М. С. Лембича: «Я ознакомлю вас со своими мыслями, а вы, уж сами, как там хотите, расписываете. <…> По крайней мере отделаюсь разом, за то, кто потом ко мне с политикой пристанет - суну ему в руку программу и до свидания!». Лембич. М. Политическая программа генерала Л. Г. Корнилова январьских дней 1918 г. // Белый архив: Сборники материалов по истории и литературе войны, революции, большевизма, белого движения и т. п. / под ред. Я. М. Лисового, Париж, 1926. Т. 2. с. 173. В этой наспех составленной политической программе содержатся основные элементы национального дискурса белых, которые будут появляться в будущих речах, программах, законодательных актах.

Целью борьбы называется «свержение большевистского самодержавия и водворения в России такого образа правления, который бы возродил страну к её былому величию…» Лембич, с. 177.. Мотив восстановления «былого величия» страны будет часто встречаться в текстах Белого движения, причём под ним зачастую будет пониматься именно место страны в области международных отношений, так как о дореволюционном «старом порядке», как правило будет говориться в отрицательном тоне. Для подтверждения этого утверждения стоит привести характерную цитату одной из речей А. И. Деникина в феврале 1919 года: «Но мы пойдём <на Москву - прим. авт.> не для того, чтобы восстанавливать отживший старый строй, - не для защиты классовых интересов, но чтобы установить новый, при котором счастливо жилось бы и казаку, и крестьянину, и рабочему» А. И. Деникин. Речь главнокомандующего Вооружёнными Силами на Юге России (ВСЮР) на дневном заседании Большого Войскового Круга Всевеликого Войска Донского 3/16 февраля 1919 года. // На страже российской государственности: избранные статьи, речи, письма. / сост. и предисл. А. С. Кручинин. М.: Русский путь, 2014. Стр. 113.. Стоит, однако, оговориться, что это является результатом широко распространённых в ходе Революции 1917 года обвинениях офицерства в реакционности и желании восстановить монархию. Как было видно из приведённых в главе 1 источников, офицеры чувствовали необходимость постоянно подчёркивать свою принципиальную поддержку случившейся в России антимонархической революции, находясь в официальном дискурсивном поле эпохи Временного правительства. Более того, в вышеприведённой цитате из программы Л. Г. Корнилова большевистская власть называется самодержавием, выражая тем самым отрицательное отношение к дореволюционному строю. Обещая восстановить государственное единство и «былое величие», тем не менее декларировалась стремление обустроить внутреннюю жизнь на новых, а не дореволюционных началах.

Далее, Л. Г. Корнилов говорит о том, что поставленная цель может быть достигнута «единственно путём тесной самоотверженной работы всех национально-демократических элементов государства, которые слившись воедино в один могучий союз Возрождения России, выделили бы из себя наиболее государственно мыслящих людей <…>. Эти люди и составят правительство спасения России, беспощадное для предателей, грозное для врагов и желанное для всех верных, честных русских граждан» Лембич, с. 177 - 178.. Мотив объединения «здоровых сил государства», у А. И. Деникина «государственно мыслящих людей», как уже было видно из дневника Алексеева, был одним из центральных для этапа формирования Белого движения в первый год Гражданской войны. В данном тезисе скрывается противопоставление национального мышления присущему социалистам всех оттенков мышлению классовому. Нужно отметить, что в этом документе чётко прослеживается претензия белых на общегосударственную, объединительную роль. Добровольческая армия позиционируется не как политическая организация, то есть в данном контексте организация, призванная бороться за власть в целях претворения в жизнь конкретных политических взглядов, а как своеобразная общенациональная платформа для национально-мыслящих людей. Этот взгляд на сущность Добровольческой армии раскрывается в письме генерала М. В. Алексеева начальнику Таганрогского центра полковнику барону М. И. Штенгелю, где генерал предостерегает адресата от принятия любых партийных лозунгов; по его мнению «создание Единой России и освобождение её от порабощения внешним врагом настолько могут служить для объединения истинно-государственных элементов, что иных лозунгов пока и не требуется». Письмо генерала М. В. Алексеева представителю Таганрогского центра // Белый архив: Сборники материалов по истории и литературе войны, революции, большевизма, белого движения и т. п. / под ред. Я. М. Лисового, Париж, 1926. Т. 2. с. 183 - 184. С этим связаны крайне распространённые у белых аллюзии на Смутное время в России XVII века и Народное Ополчение Минина и Пожарского, объединившее согласно национальному мифу людей из всех сословий государства. см. Деникин А. И. Очерки Русской смуты, Т. 2. Париж: Я. Поволцкий, 1921. стр. 198.
Всероссийский Национальный Центр. / сост. и автор коммент. Н. И. Канищева, автор введ. и отв. ред. В. В. Шелохаев. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001. Стр. 449. Отсылки к героическим событиям прошлого являются одним из характерных черт всех националистических идеологий XIX и XX веков. Восприятие себя как небольшой группы героев, восставших против охватившего страну хаоса, было одним из главных идеологических постулатов, поддерживавших боевой дух Добровольческой армии в период Первого Кубанского похода и всего первого периода её существования.

Последним мотивом в программе Корнилова, ставшего не менее фундаментальным для белых, стало заявленное отношение к вопросу национальных окраин. «Польша и Финляндия <…> должны быть не только признаны самостоятельными, но для более тесного и вечного союза с великой Россией, всячески поддержаны последней и материально, и морально в их стремлениях к образованию отдельных национально-государственных единиц». Лембич, стр. 178. Позиция по данному вопросу у разных лидеров белых будет приобретать разные оттенки; как справедливо отметил М. С. Лембич в данном вопросе Л. Г. Корнилов «высказал необыкновенную терпимость» Там же.. Однако нельзя не отметить, что совершенно ничего не говорится ни о Прибалтике, ни о Закавказье, ни тем более о казачьих автономиях. Что же касается Украины, то крайне странным видится тот факт, что в готовом варианте «корниловской программы» она ставится в один ряд с Польшей и Финляндией, в то время как приведённый М. С. Лембичем пересказ продиктованной речи генерала упоминания Украины не содержит. Можно предположить, что это связано с собственными взглядами М. С. Лембича на национальный вопрос; выше мы видели, что Л. Г. Корнилов допустил мемуаристу определённую вольность в составлении готовой программы. Рассматривая в целом дискурс белого командования в отношении других национальных движений на пост-имперском пространстве, то он имел следующую логику. Чувствуя лежащую на них ответственность за целостность территории России в довоенных её границах, они считали, что вопрос об отделении той или иной территории не может быть рассмотрен без наличия высшего государственного органа - Учредительного собрания - наделённого соответствующими полномочиями. Исходя из этого, они не могли, да и не хотели давать каких-либо гарантий новообразованным государствам даже в обмен на возможную помощь в борьбе с большевиками: исходя из понимания стоящих перед ними задач это бы воспринималось как «национальное предательство».

Итак, эта программа Л. Г. Корнилова, несмотря на свои особенности (присутствуют фрагменты, например, упоминание «национально-демократических» элементов общества, далее не встречающиеся), уже содержит в себе те политические принципы, на основе которых осуществляла свою деятельность Добровольческая армия - первый из возникших на пост-имперском пространстве белых режимов. Нарочитое пренебрежение Корнилова к необходимости создания политической программы, спонтанные условия её составления только подтверждают, что эти принципы логически выходили из общего восприятия белыми социальной реальности Гражданской войны, выражающегося в их дискурсе.

Как известно, после трагической гибели Л. Г. Корнилова под Екатеринодаром 31 марта 1918 года Добровольческую Армию возглавил А. И. Деникин. В это время политическая обстановка вокруг изменилась: германская армия по условиям Брестского мира оккупировала территорию Украины и подошла вплотную к границам Донской Области. Добровольческая армия, избежавшая уничтожения под Екатеринодаром, пополнилась пришедшим из Румынии отрядом Дроздовского, и продолжала расти. В этот период впервые заявляемые Добровольческой армией политические принципы вступили в серьёзное противоречие со сложными и переменчивыми реалиями Гражданской войны на Юге России.

Первая декларация нового главнокомандующего была опубликована 6 мая 1918 года и была широко распространена; в ней целью армии называлось «спасение России путём создания сильной, патриотической, дисциплинированной армии, беспощадной борьбы с большевизмом, опираясь на все государственно-мыслящие круги населения.» Воззвание Командующего Добровольческой Армией генерала А. И. Деникина // Приазовский край. (Ростов-на-Дону). 1918. 6 мая (19 мая). № 39. С. 2. URL: http://cuadaro.donland.ru/arhiv06051918.aspx Форма будущего государственного устройства ставилась «в зависимость от воли Всероссийского Учредительного Собрания, созванного по водворении в стране правового порядка»¹³ Там же. По словам А. И. Деникина данный пункт вызвал недоумение и даже брожение в офицерской среде, в которой преобладали монархические убеждения. Находившийся в Киеве генерал А. С. Лукомский в своём письме А. И. Деникину от 14 мая 1918 года отмечал, что «поправение произошло громадное, что все партии, кроме социалистических, видят единственной приемлемой формой правления конституционную монархию» и советовал «высказаться более определённо и ясно», так как, по его словам, «от этого будет зависеть успех дальнейшего пополнения армии офицерами и отношение к ней страны» Деникин. А. И. Очерки Русской смуты, Т. 3. Берлин: Слово, 1921. стр. 131.. Можно предположить, что он писал это под впечатлением от услышанного от киевских право-монархических деятелей. Более того, в воззвании А. И. Деникина присутствует даже следующая формулировка: «народоправство должно сменить власть черни». А. С. Лукомский в вышеупомянутом письме отмечает, что очень многие расценивают это как прямое указание на республиканский строй. В своих воспоминаниях главнокомандующий объясняет свой отказ от провозглашения монархического лозунга страхом оттолкнуть от себя казачество, настроенное, по его словам, против монархии. Однако, в контексте темы национального дискурса, интересен приведённый в «Очерках…» отрывок речи на собрании всех армейских начальников в ст. Егорлыцкой. В ней имеется такое восклицание: «какое право имеем мы, маленькая кучка людей, решать вопрос о судьбах страны без ее ведома, без ведома русского народа?». Там же, стр. 132. Это очень характерная фраза, показывающая гражданский характер национализма главнокомандующего Добровольческой армии: стремление наделить «русский народ» правом принимать все судьбоносные для страны решения.

Однако обещания «народоправия» относились к отдалённому будущему и имелись в виду, как конечная цель борьбы. С точки зрения белых на момент 1918 года страна находилась в состоянии войны, причём с внешним врагом (Брестский мир белые не признали). Кроме того, в стране не существовало законного правительства, а власть незаконно узурпировали «германские агенты». В этих условиях единственно возможной формой власти ими представлялась военная диктатура. Воплощение идеалов «народоправия» здесь и сейчас с их точки зрения противоречило здравому смыслу. В этом состоит причина того, что с одной стороны белые так и не смогли договориться с Кубанской Радой о разграничении властных полномочий, а с другой - не смогли наладить эффективный аппарат управления в тылу.

М. В. Алексеев же имел несколько другую позицию: в письме генералу Щербачеву он писал следующее: «Руководящие деятели армии сознают, что нормальным ходом событий Россия должна подойти к восстановлению монархии, конечно, с теми поправками, кои необходимы для облегчения гигантской работы по управлению для одного лица.» Деникин. А. И. Очерки Русской смуты, Т. 3. Берлин: Слово, 1921. стр. 130.. Тем не менее, оба руководителя армии считали провозглашение монархического принципа политически несвоевременным: в том же письме он заявлял, что «преждевременно объявленный лозунг может лишь затруднить выполнение широких государственных задач». Достижение цели национального единения против Германии и большевиков для них был более важен, чем вопросы о форме правления.

Существует также более краткая, тезисная версия воззвания от 6 мая, составленная для Б. И. Казановича, который был отправлен в Москву с целью установления контакта с антибольшевистскими подпольными организациями и изыскания финансовых средств на содержание армии. Казанович Б. И. Поездка из Добровольческой Армии в «Красную Москву», май - июль 1918 г. // Архив Русской Революции / изд. И. В. Гессен, Т. 7. Берлин, 1922, с. 186. В ней также заявлялось о стремлении к «совместной работе со всеми русскими людьми, государственно мыслящими» с целью создания боеспособной армии для борьбы с большевиками и восстановления в стране «единства и правового порядка», о невозможности в связи с этим «принятия партийной окраски» и немедленного решения вопроса о государственном строе, а также о недопустимости каких бы то ни было сношений ни с немцами, ни с большевиками. Многие общественно-политические силы посчитали в это время благоразумным избрать прогерманскую ориентацию; в их числе была московская монархическая организация «Правый центр», с которой и начал переговоры Б. И. Казанович. Он в переговорах придерживался как раз того националистического дискурса, который лежал в основе добровольческой идеологии. Доказывая целесообразность восстановления Восточного фронта против немцев на Волге, им приводился следующий аргумент: «создание нового фронта против Германии было бы спасением России; междоусобица утратила бы характер классовой борьбы и перешла бы на чисто политическую почву: Россия бы разделилась на два лагеря - за и против немцев и, может быть, проснулось бы национальное чувство» Казанович, с. 192. Идея перевода всего происходящего на пост-имперском пространстве конфликта назад в национальную плоскость, расчёт на то, что у широких масс населения страны проснётся «национальное чувство» лежала таким образом в корне всей проводимой ей политики.

Очень важным событием, завершившим период формирования Белого движения, является произошедший на Востоке России переворот 18 ноября 1918 года в Омске, в результате которого единоличным правителем стал адмирал А. В. Колчак. Возникновение и развитие антибольшевистского движения в Сибири, Поволжье и на Урале, прошедшего путь от коллегиальной власти умеренных социалистов к единоличной военной диктатуре, выходит за рамки данного исследования. Однако приход к власти Колчака в известной степени завершило этап формирования Белого движения во всероссийском масштабе, приведя к созданию на Востоке режима военной диктатуры по образцу Добровольческой армии. Представляется важным взглянуть на первые акты, выпущенные новой властью после переворота.

«Обращение адмирала Колчака к населению» «Правительственный Вестник», № 2, 20 ноября 1918 г., крайне лаконичное, несомненно является частью белогвардейского дискурса, мало в чём отличаясь от аналогичных воззваний на Юге. В нём адмирал заявляет: «Я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру.» Точно такая же формула «создание боеспособной армии», «победа над большевизмом» и «передача верховной власти всему народу» была принята Добровольческой армией в самом начале своего существования. Более подробная «Декларация правительства Колчака» показывает некоторые элементы дискурса, характерные именно для контекста Белого движения на Востоке.

Самая основная особенность - это упор на юридическую правопреемственность режима Колчака. Интересно, что в «Декларации» его правительство называется правомочным преемником «всех бывших до конца октября 1917 года законных правительств России» «Правительственный Вестник», № 6, 24 ноября 1918 г.

- то есть как Российской монархии, так и Временного правительства. В связи с этим режим Колчака берёт на себя все финансовые обязательства государственной власти до Октября. Если Добровольческая армия старалась избегать создания каких-либо государственных структур большую часть своей истории, чтобы не совершать акт самовольной узурпации государственной власти, принадлежащей «народу», который должен будет организовать эту власть посредством Учредительного собрания, то режим Колчака объявляет о непрерывности государства, не признаёт её распад в 1917 году и считает себя как было сказано выше законным приемником Временного правительства - последнего законного правительства. Это было, с одной стороны, связано с уникальными условиями развития антибольшевистского движения на Востоке, где почти сразу начались попытки создания общероссийской власти (не признаваемые, что характерно, Добровольческой армией). С другой же стороны к концу 1918 года для белых стал очень важен вопрос международного признания, а значит легитимации себя, как законной власти в России. Именно в этом будет заключаться причина того, почему А. И. Деникин в 1919 году признает верховенство власти А. В. Колчака. Практическая необходимость выступления единым фронтом против большевизма перед лицом международной коалиции, занятой подведением итогов Первой мировой войны, совпала с важной для белых идеей о необходимости единства командования. Деникин, не отличавшийся излишним честолюбием, охотно пошёл на уступку первенства Колчаку, точно также как ранее это сделал Алексеев, передав командование Добровольческой армией более популярному Корнилову.

Из анализа белогвардейского дискурса первого года Гражданской войны можно сделать два вывода. Во-первых, для лидеров Белого движения фундаментальный принцип «непредрешенчества» государственного устройства в политической обстановки лета-осени 1918 года оказался связан с другим фундаментальным принципом восприятия немцев и «германства», как главного внешнего врага, борьба с которым по-прежнему имела едва ли не более важное значение для патриотического дискурса белого движения, чем борьба с большевиками: эти принципы оказались настолько важными, что заставили пренебречь непосредственными выгодами сотрудничества с Германией и принятия монархической ориентации. Неопределённость в вопросе о форме правления предостерегали многих кадровых военных монархических взглядов от вступления в Добровольческую армию. Это дало почву для формирования пользующихся немецким финансированием альтернативных ей вооружённых формирований, таких как Астраханская и Южная армия Более об этих формированиях см. Антропов О. О. Астраханская армия: война и политика. // Новый исторический вестник, № 1, 2000., открыто провозглашавших стремление к реставрации монархии и оттягивавших на себя столь нужные добровольцам пополнения личного состава. Кроме того, эти принципы стали корнем конфликта с донским атаманом П. Н. Красновым. Летом 1918 года, когда Добровольческая армия вела кровопролитные бои на Кубани, сложилась такая парадоксальная ситуация, когда единственным постоянным источником необходимого Добровольческой армии для продолжения борьбы снаряжения являлись германские поставки с военных складов, находившихся на территории оккупированной немцами Украины, шедшие через П. Н. Краснова. Однако несмотря на это весь период до окончания Первой мировой войны лидеры Добровольческой Армии стояли на своих позициях, считая невозможным какие-либо сношения как с Германией, так и с новообразованными окраинными государствами. Суть данной позиции, являвшейся результатом как глубоких идеологических установок, так и практических соображений хорошо выражена в следующем высказывании М. В. Алексеева: «Союз с немцами морально недопустим, политически нецелесообразен» Деникин. А. И. Очерки Русской смуты, Т. 3. Берлин: Слово, 1921. стр. 132.. Во-вторых можно сделать вывод, что для всех крупных личностей, связавших себя с Добровольческой армии, провозглашаемый её лидерами идеал восстановления страны в её «былом величии», оказались важнее каких-либо других политических убеждений. Здесь очень показательна фраза, сказанная Б. Н. Казановичем во время его переговоров с представителями «Правого центра». В ответ на его агитацию продолжения борьбы с немцами, В. И. Гурко воскликнул: «Пока Государь Император из Москвы не повелит вам прекратить эту борьбу!», на что тот ответил: «Какой Император? Если это будет ставленник немцев, то, может быть, мы его и не послушаемся!» Казанович, с. 194.. Этот примат национального чувства над всеми остальными политическими убеждениями выделял Добровольческую армию из всего широкого спектра антибольшевистских сил, ставя её в оппозицию как к социалистам всех оттенков, так и к большей части монархистов.

3. Дискурс Белого движения в период его расцвета и краха в 1919 году

Непримиримый отказ от сотрудничества с немцами оказался дальновидным решением; Германия и Центральные державы проиграли войну, заключив перемирие с Антантой 11 ноября 1918 года. Сторонники прогерманской ориентации среди антибольшевистских сил оказались дискредитированы, а Донская Армия генерала Краснова во многом из-за потери германской поддержки оказалась на грани уничтожения (основной же причиной стало массовое дезертирство среди казаков). Добровольческая Армия существенно выросла и одержала ряд существенных военных успехов: летом 1918 года она заняла Кубань, после чего начала операцию на Северном Кавказе, где к февралю 1919 году полностью разгромила местные силы РККА. В этих условиях, при ощутимой поддержке союзников Деникину удалось договориться о создании единого командования: 8 января 1919 года Добровольческая и Донская армия были объединены в Вооружённые силы Юга России, а в феврале П. Н. Краснова на посту донского атамана сменил лояльный А. И. Деникину генерал А. П. Богаевский.

В этих условиях одной из важнейших задач для Белого движения стало налаживание как можно более плотного сотрудничества с победившими союзниками из Антанты. Многие из белого лагеря рассчитывали не только на материальную и финансовую помощь, но и на прямое военное вмешательство в конфликт. С их точки зрения на бывших союзниках России по мировой войне лежало «моральное обязательство» помочь им белым восстановить российскую государственность в том виде, в котором она существовала до большевистского переворота. Так в парижской русскоязычной газете «Общее дело» в одном из выпусков на передовой была напечатана статья с лозунгом в заголовке: «Союзники должны выполнить свой долг по отношению к России!» Общее дело. Ред.-изд. В. Л. Бурцев. Париж, 24 марта 1919 года. С. 1.. В ней автор выражает надежду что союзники всё-таки «пойдут на встречу России в её борьбе с наследниками немцев и царизма - большевиками». Кроме того, здесь же приводится также аргумент, что восстановленная сильная Россия в интересах самих союзников и является залогом долговечного мира в Европе: «Союзники не смогут спокойно жить пока не будет восстановлена великая, сильная, свободная Россия.» там же.

Стоит отметить, что и сами союзники, особенно из числа военных, первое время не жалели обещаний помощи. Генерал Ф. К. Пуль, глава британской военной миссии, в обращении к Кубанскому собранию 28 ноября 1918 года заявил: «у нас с вами одни и те-же стремления, одна и та же цель - воссоздание единой России... как представитель Великобритании я передаю вам от своей страны: мы ни одной минуты не забывали, что Россия - наш старый и верный союзник» Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 2. М.: Харвест, 2002. С. 62.. Подобные высказывания представителей союзников поддерживали веру среди белых в полномасштабную интервенцию в Гражданскую войну: веру, постепенно сменившуюся разочарованием, так как союзники не готовы были выделять существенные военные силы на прямое вмешательство и ограничились определённой материальной помощью и посылкой военных советников.

Помимо непосредственной помощи белым силам в борьбе с Советской Россией большую важность представлял вопрос юридического признания их как законной власти в России. Главным выражением этого должно было стать участие единого русского посольства в Парижской мирной конференции с одной стороны, с другой - недопуск к участию в ней представителей как большевиков, так и национальных образований на территории России, стремящихся к отделению. Эти внешнеполитические задачи О внешней политике белых режимов: Нам И. В. Международные аспекты национальной политики Российского правительства (ноябрь 1918-1919 г.) // Вестн. Том. гос. ун-та. 2008. №310.

Стрелков И. П. Взгляд белых дипломатов на главные цели внешней политики России // Вестник СПбГУ. Серия 2. История. 2013. №3. в контексте предстоящего послевоенного переустройства Европы были сформулированы Особым совещанием во время заседания 12 октября 1918 года. Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А. И. Деникине. Сентябрь 1918-го -- декабрь 1919 года М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2008. С. 31 - 32. В нём говорится о том, что «в образовании единого представительства России должны принять участие все те правительства отдельных её частей и временных государственных образований», которые с одной стороны не признают Брестский мирный договор и все сопутствующие договоры и акты «после 25 октября 1917 года», а с другой «ведут борьбу во имя Единой России». Уточняется также, что под территорией России понимаются её границы 1914 года, «включая Финляндию и за исключением частей, долженствующих отойти к объединяемой Польше».

Эти же идеи в более развёрнутом варианте были выражены в речах и резолюциях съезда Партии Народной Свободы, прошедшем в Екатеринодаре в конце октября 1918 года. Здесь стоит отметить, что с момента падения Временного правительства политический дискурс кадетской партии существенно сместился и к октябрю 1918 года в большой степени был мало чем отличим от добровольческого. После внутрипартийного разрыва на почве внешнеполитической ориентации, большая часть партии, стоящая на необходимости оставаться «верным союзническим обязательствам» перед Антантой, объединилась во Всероссийский Национальный Центр. В «Основных положениях» этого объединения заметны те же элементы националистического дискурса, которые были заложены в основу программных документов Л. Г. Корнилова и А. И. Деникина: «Раздору классов и Гражданской войны должна быть противопоставлена общая для всех патриотическая задача возрождения Единой и Великой России, восстановления в ней социального мира и государственного порядка, утверждения на примирении и сотрудничестве всех классов и всех групп населения. К старым сословным делениям и национальным различиям возврата быть не может. Новая Россия <…> должна быть утверждена на основе равенства и свободы всех своих сынов» Всероссийский Национальный Центр. / сост. и автор коммент. Н.И.Канищева, автор введ. и отв.ред. В.В.Шелохаев. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001. С. 449.. Другими словами, то же самое стремление к объединению страны на национальной основе. Далее мы видим неразрывно связанный с этим мотив «непредрешенчества» в редакции Национального центра: поставленная выше задача временной власти «исключает для неё возможность каких-либо партийных или классовых лозунгов, её программа может быть только общенациональная и патриотическая, открывающая возможность решительной поддержки ей со стороны всех классов и партий, идущих под знаменем патриотизма и государственности». Можно предположить, что для Национального центра данное положение имело более прагматический и менее строгий смысл; если для Добровольческой армии важно здесь позиционирование себя, как силы общенационального значения, то для политиков Национального центра здесь скорее читается стремление объединить на свой платформе как можно широкий спектр политических сил. Национальный центр плотно сотрудничал как с наполовину эсеровским Союзом Возрождения, так и с право-монархическим Союзом Государственного Объединения России (СГОР) - двумя другими значимыми антибольшевистскими общественными организациями. Можаева Л. А. Партии и организации антибольшевистского лагеря // Новый исторический вестник. 2000. №1. Тем не менее сходство языка ощутимо присутствует. Следствием этого стало то, что многие крупные политики кадетской партии и ВСН вошли в состав Особого совещания при главкоме Добровольческой армии, там под их ответственность попали сферы законодательства, экономики, государственного управления (последнее слово при этом оставалось всегда за Главнокомандующим и его генеральским окружением). Подобная ситуация складывалась и в других регионах, хотя на Востоке режим Колчака в целом допускал участие в управлении умеренных социалистов.