Генезис государства как составная часть процесса перехода от первобытности к цивилизации

Размещено на http://www.allbest.ru/

Генезис государства как составная часть процесса перехода от первобытности к цивилизации

Гринин Л.Е.

1. Основные характеристики сложившегося государства

В предыдущей публикации мы начали рассматривать характеристики сложившегося государства. Стоит напомнить, что, согласно моим выводам, по сравнению с ранним государством сложившееся государство: а) имеет больше атрибутов государственности, которые к тому же более развиты; б) характеризуется более тесной подгонкой к социальным характеристикам общества; в) государство централизованное, более устойчивое и крепкое; г) в сложившемся государстве более высокая экономическая и хозяйственная база. Также в качестве важнейших характеристик сложившегося государства нами было установлено, что его надо рассматривать как сословно-корпоративное государство; как государство централизованное; как организацию насилия. Теперь мы продолжим рассмотрение важнейших характеристик сложившегося государства.

2. Наличие устойчивых неполитических связей внутри сложившихся государств

Как уже сказано, взаимная «подгонка» общества и государства является характерной чертой сложившихся государств. Правда, сама эта «подгонка» часто осуществляется довольно грубыми методами, путем весьма чувствительных и затратных для общества и отдельных его частей колебаний политики и законодательства. Тем не менее в результате этой притирки, необходимой для поддержания государственной жизни в условиях единства, помимо политических, военных и силовых креплений, в обществе формируются и прочные неполитические связи. Эти последние являются опорой государственной власти и не дают государству развалиться даже в условиях ослабления центральной власти или смут, поскольку население считает, что должно жить в определенном государстве и при определенной политической системе. И чем более тесные неполитические связи существовали между территориями и среди населения, тем прочнее могло быть государство. Естественно, что власть поддерживает, хотя и в разной степени, эти ценные для нее отношения.

Я выделил и сформулировал наиболее важные из таких связей-креплений. Однако необходимо учитывать, что они часто являлись неразрывными. В частности, социальный, политический порядок был в тесной связи с религией, идеологией или самосознанием этноса.

1. Наличие материальных условий в виде единого экономического пространства и общих коммуникаций (дороги, почта, связь, единый рынок, денежная и кредитная системы).

2. Наличие этнической однородности или хотя бы господствующего этноса.

3. Наличие иных прочных этнокультурных связей в виде религии, государственного языка, системы образования и т. п.

4. Наличие определенной государственной идеологии и психологии, которая создает представление о необходимости единого государства для каждого человека.

5. Социальная консолидация общества в виде устоявшихся сословий, слоев, групп и базирующегося на этом социального порядка.

6. Длительные исторические традиции совместного проживания и появление некоторого сходства и единства в отдельных моментах.

Далее свойства и характеристики некоторых из этих выделенных мной «креплений» показываются более подробно. Но следует учитывать, что в каждом обществе имелись не все из них. Ведь не все общества, например, имели этническую и культурную однородность. Кроме того, в каждом обществе могли быть свои особые варианты таких связей-креплений, при этом одни из них иногда делают излишними другие. Каждое общество имеет свои сильные и слабые стороны, неповторимую комбинацию социальных, идеологических и политических компонентов. Поэтому в каждом случае создается своя собственная конструкция, которая зависит от исторических, этнических и географических условий, равно как и от баланса сил внутри государства. Все это обеспечивает и неповторимость развития каждого государства.

3. Характеристика некоторых связей-креплений

Материальные условия

Эффективная централизация, которая, по моему мнению, является важнейшей характеристикой сложившегося государства, естественно, требует определенных материальных условий. К их числу относятся коммуникации, денежное обращение, развитая торговля, связь и т. д. Особое значение приобретают коммуникации и связь. Уже некоторые ранние государства стремились создать сеть дорог. Наиболее известным примером являются римляне и инки. Но пути сообщения создавались и в других обществах. Так, в Македонии в конце V - IV в. до н. э. во время правления царя Архелая проводится сеть дорог, соединяющих различные области страны[1]. В империи Чингисхана была организована ямская служба[2], принципы которой были затем использованы и в России.

Но в ранних государствах такие примеры не столь часты. Зато, я убежден, почти в любом сложившемся государстве мы обнаружим ту или иную степень заботы о коммуникациях (в частности дорогах и транспортных каналах), торговле, монетном деле и т. п. Так, уже первый император Китая Цинь Шихуанди уделил большое внимание сооружению магистральных дорог, связывающих столицу с периферией (в частности, был проложен так называемый Прямой тракт длиной более 1400 км)[3]. И последующие императоры уделяли коммуникациям немало внимания. Например, в начале VII в. н. э. при императоре Ян-ди (династия Суй) для транспортировки налогового зерна с Юга на Север был вырыт огромный Великий канал, связавший две главные реки Китая - Янцзы и Хуанхэ. По некоторым данным, на обслуживании этого сооружения было занято до 80 тыс. чел.[4] Особенно важной стороной деятельности знаменитого византийского императора VI в. Юстиниана, известного вообще широкомасштабным строительством, было строительство портов и укрепление прибрежных дамб, что способствовало развитию внутренней и внешней торговли. По всей стране строились гостиницы, восстанавливались мосты, акведуки, цистерны для воды[5]. В России в XVI в. был создан ямской приказ, ведавший ямской службой по всей стране. Петр I прорыл несколько важных каналов, облегчивших торговлю, организовал государственную почту[6]. В некоторых странах, например в Японии, активно развивался морской транспорт и соответственно порты и другая инфраструктура. Тем более активно развивалась морская инфраструктура в Европе, где хорошо расположенные причалы, передвижные подъемные краны, удобные склады, гибкая сфера услуг помогали быстро обрабатывать грузы [7]. Очень быстро растет грузоподъемность кораблей и их быстроходность, улучшается качество карт и навигационных приборов и т.п. многие правительства сложившихся государств уделяют большое внимание морскому транспорту.

Но XVII век характерен и развитием сухопутных коммуникаций. В той же Японии это происходило, в том числе, и за счет возникновения соответствующих цехов и гильдий в городах[8]. В Европе с XVI в. появляется почта. Во Франции она была организована при Генрихе III (1574-1589), позднее Ришелье (1624-1642) издал специальный ордонанс, регулирующий ее деятельность. В Испании государственная почтовая служба была учреждена при Филиппе II (1556-1598)[9]. В XVI в. в священной Римской империи, несмотря на ее рыхлость, благодаря Францу Таксису и его потомкам удалось создать общеимперскую почту, которая связала фактически всю Западную Европу[10]. Стоит также отметить (с XVI в.) картографирование сухопутных дорог в Европе, появление многочисленных путе-водителей, облегчавших путешествие, а также новые типы экипажей, колеса которых имели металлические спицы[11]. Шах Персии Аббас I (1587-1629) строил караван-сараи и прокладывал новые дороги, в том числе широкую шоссейную дорогу вдоль Каспийского побережья протяженностью 270 км, выложенную плитами[12].

В сложившихся государствах в XIX в. с модернизационной моделью развития, то есть которые активно заимствовали уже промышленные средства коммуникаций, строятся железные и шоссейные дороги, современные порты и т. п. Ярким примером в этом плане является Египет XIX в. при Мухаммеде Али и особенно его наследниках (1807-1879 гг.)[13]. В 1851 г. здесь начали строить первую не только в Египте, но и на всем Востоке железную дорогу[14], а к 1875 г. протяженность железных дорог достигла уже 1800 км (для восточной страны того времени весьма неплохо, особенно с учетом расположения основной территории Египта в сравнительно узкой долине Нила), а общая протяженность телеграфных линий - 6450 км[15]. Строились даже телефонные линии[16]. Много внимания уделялось и модернизации портов в Египте[17], внешняя торговля которого росла стремительно[18]. Нельзя не упомянуть и строительство Суэцкого канала, в сооружении которого египетское правительство принимало активное участие[19]. К слову сказать, именно эти амбициозные планы строительства канала и модернизации в целом явились одной из причин финансового банкротства Египта, которое привело к его оккупации Англией [20].

Как уже сказано, в сложившемся государстве обычно намечается хозяйственная специализация (пусть еще и слабая) районов, то есть в стране начинает формироваться единый хозяйственный организм. Например, в России во второй половине XVII века стал формироваться «всероссийский рынок» [21], а в Китае «к XVI в. определилась производственная специализация отдельных городов, районов и областей»[22]. В Японии XVII в. также четко определилась специализация районов по отдельным, в частности, техническим культурам: индиго, хлопок, лен, сахарный тростник и др. - каждая в особых провинциях[23]. Существовало районное разделение труда и в производстве ремесленно-промышленных товаров: различных тканей, изделий из металла и лака, бумаги, керамики, фарфора и т. д. А в Осаке были не только главный рынок, но и рисовая биржа, производящая скупку риса и дающая кредиты под будущие урожаи[24]. В Англии уже к XVI в. образовался единый национальный рынок, который активно развивался в течение всего этого столетия[25]. Даже в Османской империи (которая не смогла создать единого рынка, в том числе, и из-за экономической экспансии европейских стран в Турцию) в первой половине XIX в. стала намечаться специализация районов в производстве сельскохозяйственной продукции, особенно зерновых[26]. Рост внутренней специализации и торговли во Франции и в других европейских странах способствовал тому, что «буржуазия начинала превращаться в класс в национальных границах объединенного государства» [27].

4. Формирование единого этноса на базе этнической близости, ассимиляции, перемешивания и других процессов

«Древнейшему миру абсолютно чуждо понятие нации (постепенное формирование наций начинается только в средневековье)», - справедливо указывает Никифоров[28]. Мало того, даже устойчивые, крепкие, с ясным этническим самосознанием народности в эти эпохи были не столь уж распространены. На мой взгляд, это дополнительно объясняет, почему в древнем мире было мало сложившихся государств, для появления и развития которых требуется определенный, достаточно высокий уровень этнической развитости населения, то есть наличие по крайней мере в их основной, центральной части этнически сложившихся крупных народностей, а не племенного конгломерата или массы мелких родственных народцев.

Как уже указывалось, среди сложившихся государств были и многоэтничные (Римская и Византийская империи, в Европе - Австрийская империя). Тем не менее для формирования и особенно дальнейшей эволюции сложившегося государства наличие на его территории этнической близости населяющих государство народов или господствующего численно (и культурно) этноса весьма желательно. Это объясняется тем, что именно такой тип сложившихся государств оказывался наиболее способным к развитию и - при условии появления соответствующего материального базиса - трансформации в зрелое государство. Даже Русское государство длительное время выступает именно таким, то есть с абсолютно преобладающим великорусским ядром, а острые национальные проблемы в России появляются уже позже, в период зрелого государства[29].

Население сложившегося государства часто имеет с ним не только политическую, но и крепкую неполитическую связь[30]. Иными словами, областям и народам в сформировавшемся государстве (особенно на втором-третьем этапах его развития) вовсе не все равно, какие у них правители, в какое государство они входят[31]. Этническая консолидация, как показало историческое развитие, оказывается особенно важной для прочности государства. Именно наличие такого прочного этноса, я думаю, и становится рубежом, за которым любой распад является обратимым, то есть за ним раньше или позже вновь начинается движение за возрождение единого государства примерно в тех же границах. В то же время распад лоскутной империи (вроде империи Тимура в Средней Азии в XIV - начале XV в.) не ведет к ее возрождению в будущем.

Древний Египет представляет пример государства, которое исторически устойчиво развивается на базе этнической и культурной однородности. Это давало обществу силы для нового объединения после распадов. Однако в Египте, несмотря на многие изменения в этнических и культурных характеристиках, не возникла народность нового типа (то есть с более высокой степенью этнического самосознания). Поэтому, несмотря на столь древнюю историю, египетский народ в средние века подвергся арабизации, хотя она и растянулась на несколько веков[32].

Иным и весьма распространенным случаем было объединение множества государств, возникших на базе этнически близких и/или ассимилированных групп населения. Часто это политии, образовавшиеся на базе децентрализации прежде единого государства. Но иной раз в рамках этих соперничающих государств формируется единый и, по сути, уже иной этнос, причем это может происходить со сменой (трансформацией) языка. В частности, в Китае эпоха единых раннегосударственных образований (Инь-Шань и Чжоу) в первые века I тыс. до н. э. сменилась эпохой так называемых воюющих царств, то есть периодом раздробленности, который продолжался сотни лет (до III в. до н. э.). Но именно в это время формировалась и консолидировалась этническая общность древних китайцев[33]. Далее, как известно, эти государства были объединены государством Цинь в единую империю (в конце III в. до н. э.), что ознаменовало начало новой эпохи в Китае. После этого Китай распадался еще несколько раз, но каждый раз он раньше или позже вновь демонстрировал стремление к единству. Несомненно, что наличие единой этнической основы, как и единой культуры, в огромной степени способствовало как первому, так и последующим объединениям [34].

Крепкая этническая связь сыграла большую роль и в объединении Японии, которая в течение нового времени оставалась единой, несмотря на неполную централизацию. Ряд европейских государств: Испания, Франция, Англия и др. - и Россия сформировались как сложившиеся государства в результате больших этнических изменений, которые привели к формированию новых народностей на этих территориях. Опора на эти этнические связи наряду с другими процессами (например союзом монархии с городами и дворянством) позволила им централизоваться и преодолеть распадные процессы в кризисные периоды.

Однако и влияние сложившегося государства на этнические процессы в обществе, которые без такого воздействия идут не столь интенсивно и в результате могут оказаться незавершенными, в свою очередь, очень велико. Ведь не случайно, скажем, в Центральной Европе, где не сложилось мононациональных государств (точнее, государств с численно ведущим этносом), этнические процессы шли существенно иначе, чем в Европе Западной[35]. Поэтому, важно подчеркнуть, только в рамках единого централизованного государства и может по-настоящему сложиться крепкая народность, способная впоследствии (при благоприятных условиях) трансформироваться в нацию.

5. Единые для данного государства религия, государственный язык, культура

Очевидно, что этническая близость не является единственной формой неполитических креплений в сложившихся государствах. В полиэтничных государствах, я считаю, ее могут заменять такие важные элементы культурной коммуникации, как единая религия, официальный государственный язык, а также система образования, особенно если она начинает приобретать общегосударственный характер.

В императорском Риме по всей огромной империи длительное время насаждался религиозный культ божественных императоров. Когда же стало очевидно, что население более не хочет принимать его, римская власть в лице Константина стала активно навязывать новую религию - христианство, - которая использовалась для догматического оправдания социальных порядков и теократической власти императора [36]. Христианство не спасло Рим от коллапса, но в иных многоэтничных обществах единая религия может выполнять роль скрепляющего раствора. В Византии, например, православная религия, по сути, заменяла национальность [37]. Комплектование высшего управления принципиально не зависело от национальности чиновников, но требовало принадлежности к православию.

Уже в некоторых ранних государствах (например, в арабских халифатах) общегосударственная религия была важнейшим источником формирования представления о культурно-идеологическом единстве их населения. В сложившихся государствах значение единой религии возрастает. Власть тут, как правило, в большей или меньшей степени начинает контролировать религию с точки зрения пользы для государства и его устойчивости и часто пытается ее реформировать. Однако иной раз государство само становится заложником идеологии, так как не желает терпеть никакого вообще инакомыслия. Для ранних государств это вообще нетипично, поскольку обычно центральная власть терпимо относится к тому, что у каждого народа своя религия. В сложившемся же государстве распространение ересей и чужеродных религий могло стоить единства государства [38]. «Религия повсеместно рассматривалась как основа правильно организованного общества, и сохранение религиозного единства виделось очень важным для выживания государства» [39].

Ярчайшим примером активной религиозной политики являются Испания и Португалия, где католицизм стал опорой режима, а святая инквизиция - средством контроля над населением. Знаменитый Торквемада за 9 лет послал на костер 8 тыс. человек [40]. Как известно, в Испании после образования там единого государства стали подвергаться гонениям и преследованиям евреи и особенно так называемые мориски (мавры) [41], которые в конце концов после ряда акций геноцида в начале XVII в. были выселены из страны. В частности, было выселено и ограблено, по разным данным, от 300 до 500 тыс. морисков, причем до 100 тыс. их погибло во время этих бедствий. Оставшиеся переселились в Северную Африку и в Марокко образовали олигархическую республику [42]. Все это нанесло большой урон хозяйству Испании. Даже внешнюю политику Испания в XVI в. строила на основах поддержки приверженцев католицизма в разных странах (например, поддерживая тех или иных кандидатов на английский престол).

В многонациональной Австрийской империи поддержка католицизма и борьба с протестантизмом надолго стала государственной политикой. Габсбурги щедро одаривали католическую церковь конфискованным у протестантов имуществом. Широко проводилась пропаганда католицизма, включая издание массовой литературы. Еще в начале XVIII в. протестант в Австрии считался государственным преступником, подлежащим депортации. В стране царил режим, напоминавший инквизицию, с уничтожением запрещенных книг, охотой на ведьм и колдуний[43]. Периодами в Китае начинались гонения против таких иностранных религий, как несторианство и зороастризм[44]. В Японии, как известно, в XVII в. шли преследования христиан[45]. На протяжении всей истории Сасанидского Ирана, где официальной религией был зороастризм, шла борьба с религиозным инакомыслием. Сначала боролись с манихейством (III в. н. э), позже (IV-V вв. н. э.) с христианами, хотя, когда христиане подвергались гонениям в Риме, Иран охотно давал им убежище. Затем в V и последующих веках шла борьба с маздакитами[46].

Естественно, что такая религиозно-идеологическая активность, направленная на укрепление государства, может при чрезмерном усердии вести к провалам в политике, кризисам, ослаблению государства. Испании, например, это стоило потери Нидерландов в конце XVI в. В той же Австрии беспощадная антипротестантская деятельность в Венгрии и попытки ее германизации едва не привели к потере последней. В конце концов Габсбурги вынуждены были признать значительную автономию Венгрии и свободу там протестантской религии[47]. В Индии могольский император Аурангзеб уничтожал индуистские храмы, заново ввел подушную подать на немусульман, отстранял индусов от государственных должностей - словом, столь энергично преследовал индусов и даже мусульман-шиитов, что существенно ослабил социальную базу империи[48].

Роль языка как важнейшего канала культурной коммуникации, как способа передачи информации по государственным каналам трудно переоценить. Несмотря на то, что в это время большинство населения еще обычно оставалось неграмотным и существовали различные языковые диалекты, однако чаще всего в сложившихся государствах уже формируется общенациональный письменный язык. Не случайно в Германии и ряде других стран процесс Реформации и период образования сложившегося государства совпал с переходом на богослужение на родном национальном языке, недаром столь важным был сам перевод святых книг на национальные языки[49]. В новое время с изобретением книгопечатания все это резко усилилось. Общий письменный язык становится и основой новой системы образования во многих странах.

Но роль единого языка едва ли не заметнее для многонациональных государств. В частности, в Византии греческий язык как единый государственный вместе с православной религией способствовал процессу ассимиляции населения[50]. В императорском Риме (в Западной Римской империи) во многих провинциях благодаря латинскому языку, культуре и прочему произошла ассимиляция, принятие римских обычаев, культуры, права.

Менее известный, но весьма характерный пример являет Сасанидский Иран III-VII вв. н. э. Первоначально существовали, хотя и не слишком резкие, различия между отдельными иранскими языками (мидийским, персидским, парфянским и др.). Ни Ахеменидская, ни Парфянская державы не смогли устранить эти языковые и культурные различия. Зато на протяжении эпохи Сасанидов шел процесс языковой консолидации иранских этносов, проявившийся в распространении персидского наречия (парсик), которое стало государственным языком и получило название дари. Оно вытеснило значительную часть местных говоров, а также греческий и арамейский языки, использовавшиеся прежде в администрации и сфере культуры. В Сасанидском Иране, где роль официальной религии выполнял зороастризм, был кодифицирован комплекс священных зороастрийских текстов - Авеста[51].

6. Идеология как неполитическое крепление

Потребность в государственной идеологии и символе единства страны

В ходе разработки концепции эволюции государства я пришел к важному выводу о том, что и сам переход к сложившемуся государству, и его дальнейший прогресс, так или иначе, связаны с большими переменами в идеологии. Даже если в обществе имеется единая для него религия, этого становится уже недостаточно. Чтобы обрести устойчивость, сложившемуся государству требуются более прочные идеологические обоснования. Поэтому в нем возникает заново или приобретает новое значение то, что можно определить как политическую идеологию. Пример высокоразвитой социально-политической идеологии являет конфуцианство, которое развивалось на протяжении столетий. Эта идеология с ее опорой на нерушимость традиции, установками на подчинение старшему, соблюдением моральных норм и принципов, осуждением деспотизма, поощрением учености была именно тем стержнем, который позволял китайской государственности выживать, ассимилировать варваров, держать единую страну вместе [52].

Но, разумеется, я говорю об идеологии в широком смысле, поскольку далеко не всегда она была достаточно развита и оформлена. Вариативность такой политической идеологии, естественно, очень велика, поскольку велико разнообразие самих государств. Однако эта идеология, развивает ли она старые идеи или привносит новые, обычно имеет религиозную основу или, по крайней мере, религиозную оболочку[53], которая играет очень важную роль. Но хотя форма и степень разработанности этой идеологии, равно как и связь ее с религией, может быть разной, так или иначе она должна содержать комплекс представлений, которые трактуют государство (и его монарха или иной высший орган) как источник величия, благородства и святости, основу жизни народа и общества. С этим также увязываются представления о высшем государственном порядке, о социальной справедливости, о связи религиозных и политических вопросов и т. п. И все это начинает формироваться в некую систему [54]. Государственная концепция в России «Москва - третий Рим», возникшая в первой половине XVI в. и затем всячески пропагандируемая властью, на мой взгляд, хороший пример такой идеологии [55]. В период принципата и особенно домината в Риме культ императора навязывался государством населению. Такой культ тем более следует рассматривать в качестве политической идеологии, потому что для имевшего большие демократические традиции Рима идея императора требовала перестройки общественного сознания. Имперская миродержавная идеология и прославление императорской власти - характернейшие черты общественной жизни Византии, по мнению З. В. Удальцовой[56]. Она также считает, что именно эти черты отличали Византию от стран Западной Европы. Но стоит подчеркнуть, что такое отличие существовало только до той поры, пока в Европе не создались сложившиеся государства, в которых прославление императора в некоторых отношениях затмило византийскую практику. Таким образом, во многих сложившихся государствах, как это было, по мысли А. С. Мартынова[57], в Китае и других странах Восточной Азии, государство становилось сакральным само по себе.

Это нередко требует союза государства с официальной церковью. Например, в отношении Франции и некоторых других европейских государств Ле Руа Ладюри [58] пишет: «тенденции к религиозной монополии… остаются устойчивыми: они опираются на апофегму XVI века - “единый закон, единая вера, единый король”… Правильно понятый или кажущийся понятым интерес государя вынуждает его отстаивать определенное единообразие веры среди королевских подданных. …Государство устанавливает в этих целях религиозное единообразие. Оно заключает пакт социального характера во всех смыслах этого слова с официальной Церковью». В этом случае, как мы видели выше, может усиливаться и борьба с диссидентами и инакомыслящими (приверженцами старой или, наоборот, привнесенной извне религии).

Но иной раз, напротив, необходимость в усилении центральной власти требует ослабления традиционной церкви (как было в Византии во время кампаний так называемого иконоборчества, в Китае в периоды борьбы с буддизмом и даосизмом и т. п., во время Реформации в Северо-западной Европе). В других случаях требуется создание новой религии или нового культа (Эхнатон в Египте, Акбар в Индии) и т. п. В этих случаях идет религиозное или идеологическое реформаторство, о котором будет сказано дальше.

Однако - считаю важным это подчеркнуть - какой бы вариант ни утвердился, сложившееся государство нуждается в какой-то государственной идеологии (или по крайней мере общей национальной и государственной идее), вокруг которой возникают конкурирующие идеологии[59]. От того, насколько удачно она интегрируется в духовную жизнь общества, насколько будет естественной для него, зависит очень многое, в первую очередь, долговечность и крепость государства, способность его противостоять кризисам. Наличие общей идеологии и того или иного сословия (слоя, корпорации и т. п.), которые могут быть хранителями и проводниками такой идеологии, резко повышает устойчивость государства. Интересным примером являются шэньши в Китае, о которых выше уже шла речь. Привилегированным сословием они стали в VII-X вв., когда экзаменационная система стала играть решающую роль в комплектовании государственного аппарата[60]. Низших шэньши насчитывалось сотни тысяч человек. «В Китае, где традиционной религией большинства была смесь буддизма, конфуцианства и даосизма, а роль официальной идеологии принадлежала конфуцианству, шэньши выступали в роли носителей конфуцианской морали, хранителей ортодоксии, знатоков классических книг» [61].

Но чаще такую роль выполняли священнослужители, тем более если церковь представляла собой слаженную корпорацию.

Политическая идеология, как мне кажется, требует некоего символа единства общества и государства. В качестве символа единства особенно важна была высшая власть императора (короля, царя, султана), которая составляет реальный политический и идеологический символ и центр системы. Для некоторых многонациональных государств вроде Австрийской империи это иногда едва ли не единственный символ. Едва ли не большее значение имеет монарх в империях и многоэтничных, и многоконфессиальных, каким было Османское государство. То, что султан (Селим I) отобрал титул халифа, «наместника аллаха» у побежденного египетского халифа, став хотя бы по званию главой всех мусульман, было важной частью его власти, существенно укрепляло государство[62], в котором - при всей его лоскутности - мусульмане все же составляли большинство.

Особую роль играл император и в тех странах, где традиции монархической власти сложились не сразу, например в императорском Риме и даже в Византии.

Почти повсеместно авторитет короля, царя или императора был главной цементирующей силой государственности и не раз обеспечивал выживание государственной идеи в те моменты, когда ее конкретные исполнители терпели банкротство, как сформулировал эти ситуации для Китая В. В. Малявин[63]. Но, конечно, на одной идее императора (особенно при слабых династиях) государство долго не могло выстоять, ярким примером чего являлась Османская империя, которая начала разваливаться в XVIII в. Поэтому требовались и иные крепления, например, убеждение в том, что данный этнос может существовать только в одном, совершенно уникальном, центральном в мире государстве (такова была идея Поднебесной империи в Китае); только под единственно возможной династией и при определенной истинной религии, как это было, скажем, в России, и т. д.

Роль символа единства страны часто выполняли столицы и монарший двор, так как там было представлено все высшее общество, а не только придворные и родня монарха. В этом плане собирание знати вокруг двора имело важное политическое значение.

Естественно, что там, где возникают демократические идеи, символом государства становится орган народного представительства (как это было с английским парламентом), но это (до XIX в.) более редкий случай.

И. М. Дьяконов отмечает, что для древних обществ характерна была идеология ритуально-магического типа, не требующая догматической исключительности, а для средневековых обществ - религиозная идеология ритуально-этического типа, не допускающая отклонений от догмы[64]. В этом есть немалая доля истины. Продолжая этот ряд, можно сказать, что во многих сложившихся государствах возникает идеология политико-религиозного типа, в которой уже не допустимы отклонения от идеи непререкаемости высшей власти и в плане духовно-идеологическом. Иными словами, светская политическая власть прямо или косвенно (поддерживая какие-то партии или направления) нередко (но не везде) начинает претендовать на высший авторитет в толковании и чисто религиозных вопросов. Как недвусмысленно сформулировал это Т. Гоббс, «в христианском государстве никто, кроме суверена, не может знать, что есть и что не есть слово божье»[65]. Недаром же в период реформации в XVI в. в Германии родился знаменитый принцип: «Чья земля - того и вера», - то есть население княжества должно исповедовать ту религию, какой придерживается князь. В арабском мире политическая система включала в себя принцип теократии, то есть халиф считался наместником бога на земле, хотя, конечно, реально он вмешивался в религиозные дела нечасто и при таком вмешательстве мог порой получить отпор со стороны духовенства. В Турции султан перенял эти титул и право, что повышало его авторитет в мусульманском мире и укрепляло государственный порядок. Но в Турции (и в некоторых провинциях этой империи, как, например, в Египте) в отличие от арабских халифатов, кроме того, формируется духовное сословие улемов, которое в основной своей части включается в состав государственного аппарата[66]. Другими словами, там появился и еще один важный элемент идеологической власти государства, который отсутствовал в арабских странах в средние века, но зато был силен в Европе.

7. Формирование новой идеологии и контроль за духовным сословием

Но прежде, чем политическая идеология станет той прочной связью, которая укрепит государство, нередко сначала ее установление становится источником больших потрясений в обществе. В этом смысле, я считаю, данная сфера не является исключением среди других важных социально-политических характеристик сложившегося государства: централизация, изменение государственного устройства, складывание новой социальной структуры и нового политического порядка, - в которых, прежде чем наступит устойчивость, должны произойти глубокие изменения. Разумеется, не везде изменения идеологии носили радикальный характер. Однако такой радикализм - частое явление.

Нередко как будто бы незначительные мелочи вызывают такие страсти, что раскалывают общества, становятся важнейшими и даже судьбоносными для него, превращаются в вопросы, важные для каждого человека. Наступает ситуация в общественной жизни, когда «дуалистическая концепция мира и общества вступала в свои права, “святые” и “слуги сатаны” разделялись на два отгораживающихся друг от друга лагеря»[67]. Пример, который приходит в голову сразу, история Европы в новое время с реформациями, религиозными войнами и контрреформациями[68]. И упорная религиозно-идейная борьба в сложившихся государствах Европы становится очень важной частью жизни общества и государственной политики[69]. Например, история королей и королев Англии после Генриха VIII, проведшего реформацию, - это постоянная борьба католиков и протестантов на троне и за трон. Как политика преследования инакомыслящих, так и веротерпимость могут вызывать недовольство разных групп[70].

Однако такие крутые идеологические переломы или борьба с инакомыслием свойственны не только Европе, но и России, и другим регионам, например доисламскому Ирану, Китаю. Нередко (хотя далеко не всегда) такие переломы были связаны также с необходимостью или желанием переделить собственность духовного сословия ради укрепления государства или его служивого сословия, отсюда секуляризации весьма характерны для сложившихся государств, причем не только в Европе и России, но и на Востоке. Например, в Корее с 1402 по 1424 г. четыре раза проводилась конфискация монастырских буддистских земель и крепостных. Одновременно в 1424 г. была проведена и реформа буддийской церкви, в результате чего многочисленные буддийские секты и течения были сведены только к двум направлениям[71].

Даже там, где власть вроде бы и не стремилась к радикальному изменению идеологии, сама логика событий вела к ожесточению идеологической борьбы. Так, необходимость усиления сёгунской власти в Японии в XVI-XVII в. и потребность в твердом социальном порядке вызвали гонения на христиан и привели к такому достаточно редкому явлению, как закрытие страны от иностранцев. Ведь восставшие крестьяне начали выступать под христианскими лозунгами, а христиане-европейцы готовы были поддерживать оппозицию[72]. Мало того, чтобы убедиться, что в стране не осталось христиан, правительство распорядилось об обязательной приписке каждой семьи к близлежащему буддийскому храму, куда следовало также сообщать о всех семейных событиях и перемене места жительства[73].

Идеология во многом зависит от той идейной базы, которой располагало общество к определенному моменту, поэтому естественно, что в каждом обществе реформы и изменения приобретают совершенно особые черты. Например, при заимствовании в результате модернизации уже чисто светского образования и науки из Европы в XVIII-XIX вв. возникали конфликты между традиционной религией и новой идеологией, что иной раз выливалось в борьбу националистов-традиционалистов с европейцами и всем европейским. Такие эпизоды характерны для истории Ирана, Египта и других стран.

Таким образом, считаю важным подчеркнуть, что в целом для многих (хотя и не для всех) сложившихся государств, особенно на начальном этапе развития, характерны попытки государственной власти создать заново или реформировать религию (идеологию) либо внести в них какие-то важные изменения.

Даже беглый взгляд на историю разных стран покажет правильность этой мысли. В Египте Нового царства фараон Аменхотеп IV (первая половина XIV в. до н. э.) в борьбе против жречества пытается сделать общеегипетским культом поклонение богу солнечного диска Атону. Сам он принимает новое имя - Эхнатон, что означает «полезный для Атона»[74]. Таким образом, Эхнатон, по сути, пытался перейти от многобожия к единобожию[75], что было, конечно, радикальным переворотом, «самым необыкновенным событием египетской древности», по определению Перепёлкина[76]. Но реформа не прижилась, что, возможно, было одной из причин стагнации египетского общества. Много позже религиозную реформу в Египте предпринял и первый греческий царь этой страны Птолемей I (конец IV в. до н. э.), который пытался создать новый государственный культ в лице бога Сараписа, почитаемого не только у египтян, но и у пришельцев - греков и македонян. Культ прижился, хотя и не вытеснил в достаточной степени старые[77]. Его преемник Птолемей II развил египетские традиции и обожествил не только своих родителей после смерти, но и самого себя, а также своих супругу и сестру при жизни, создал специальные храмы, распорядился, чтобы они в качестве живых богов поминались во всех храмах, не только египетских, но и в греческих[78], что, по сути, означало введение общегосударственного нового культа (и в отличие от Эхнатона в уже не моноэтничной стране).

Китайская империя начинается борьбой с конфуцианством. Сначала на роль государственной идеологии претендовал легизм, который ставил во главу угла писаный закон. Причем сила и авторитет последнего должны были держаться на жесточайшей, палочной дисциплине и жестоких наказаниях, включая ответственность соседей и родственников[79]. Но с падением династии Цинь и установлением династии Хань (конец III - II в. до н. э.) ситуация изменяется. При императоре У-ди (140-87 гг. до н. э.) произошла своего рода реформа конфуцианства[80], и оно стало официальной идеологией[81]. Китай вообще демонстрирует периодические перемены в отношении к разным религиям и идеологиям. В одни эпохи, например, власть поддерживает буддизм, жертвуя храмам земли, беря на содержание монахов и т. п., а временами борется с ним. Например, в 845 г. при императоре Уцзуне было конфисковано имущество 45 тысяч (!) буддийских храмов и кумирен, а 200 тыс. монахов и монахинь были возвращены в мирское состояние[82]. Несмотря на то, что эти преследований через несколько лет были прекращены, в Китае за это время исчез целый ряд буддийских философских школ[83]. Но при всех идеологических колебаниях начиная с первых веков новой эры конфуцианство, так или иначе, остается официальной идеологией страны, составляющей кредо ученого чиновничества, и усиливает свое влияние. Однако идейная борьба конфуцианства с одной стороны и буддизма, даосизма и иных верований - с другой - шла постоянно[84].

В Индии в XVI-XVII вв., как уже сказано, начался процесс формирования сложившегося государства. Это выражалось и в поиске новых идеологий. Однако для Индии наличие совершенно разных религий (ислама и индуизма), с учетом того, что индуизм держался на кастовой системе (антагонистичной по духу сложившемуся государству), поставило на пути настоящей интеграции индийского общества под эгидой государства огромные препятствия. Император Акбар пытался уменьшить противоречия между двумя конфессиями. Он стал насаждать при дворе новую веру, названную им «дин-и-илахи» (божественная вера), в которую вошли разумные, по его представлению, элементы основных религий Индии. Эта религия имела некоторое, но не слишком большое число последователей[85]. В то же время оппозиция нетерпимых к императору мусульман усилилась. Поэтому он даже вынужден был принимать репрессивные меры против мусульманского духовенства[86].

Акбар использовал не только идеологические, но и социально-финансовые меры, в частности, отменяя религиозные налоги на немусульман, открыто объявляя о своей веротерпимости, привлекая к управлению знатных индусов-раджпутов, поощряя смешанные браки и т. п.[87] Но процесс такого идеологического и религиозного синтеза не дал ожидаемых результатов, поскольку если он и был возможен, то требовал очень длительного времени и стабильной политики. А определенная неустойчивость религиозно-идеологической политики - нередкое явление в сложившихся государствах. И при внуке Акбара Аурангзебе вновь начались преследования индуистов и других религий, что и было одной из причин крушения империи Моголов.

В доказательство высказанной мной идеи о связи между переходом к сложившемуся государству, с одной стороны, реформированием религии и преследованием инакомыслящих - с другой - можно привести и еще несколько фактов. В Риме происходит сначала замена гражданской республиканской идеологии на почитание императора и его власти, а затем в IV в. н. э. отказ от язычества и принятие христианства в качестве государственной религии, что обусловило затем вмешательство государства в церковные дела и жестокое преследование теперь уже язычников, которых стали карать смертной казнью[88]. В Византии имели место постоянные попытки религиозных реформ и соответственно гонения на тех, кто не принимал их. Наиболее известные эпизоды - борьба с почитанием икон (иконоборчество). В Иране после III в. н. э. при Сасанидах зороастризм объявляется государственной религией, а храмы и жречество приобретают большие богатства и огромное влияние, в то же время оппозиционные идеологии преследуются. Подъем нового Ирана в XVI в. начался с образования так называемого Сефевидского государства, основатели которого выступили под знаменем шиизма и объявили его государственной религией. При этом шиитское духовенство узаконило свое монопольное право в сфере юрисдикции, образования, суда и нравственности[89].

Стоит отметить, что изменения в религии нередко бывали и в ранних государствах, где - особенно после появления мировых религий - смена веры путем принятия новой религии сначала правящей верхушкой и затем навязывания ее обществу или принудительного насаждения была весьма характерным явлением. Как правило, такая реформа делалась для того, чтобы повысить авторитет верховной власти. Но для демонстрации различий между двумя типами государств важно указать, что обычно такая радикальная смена религии в ранних государствах проходила гораздо легче, чем в сложившихся. Принятие христианства, ислама, буддизма в варварских государствах иногда и вовсе шло безболезненно (например у франков при Хлодвиге в конце V в.[90]) и в целом редко вызывало очень уж упорное сопротивление, которое не удалось бы сломить. Совсем иная ситуация возникает в сложившихся государствах. Изменения, которые навязывались сверху, в сложившихся государствах, как правило, шли трудно, и бывали случаи, когда, казалось бы, небольшие и несерьезные перемены вызывали раскол в обществе. Их не удавалось навязать иной раз даже всей мощью государственной машины. Также и преследования инакомыслящих часто терпели поражения. Раскол русской церкви - тому ярчайший пример[91]. Все попытки искоренить старообрядчество в России окончились неудачей. Можно вернуться и к уже приведенным примерам. Религиозная реформа Эхнатона в Египте, несмотря на то, что он действовал «путем яростных гонений»[92], после смерти реформатора была отвергнута, и все вернулось к прежнему[93]. Общеизвестны длительность и упорность гонений на христиан в Риме и попытки навязать культ императора, которые привели в конечном счете к победе христианства[94]. Не увенчалось победой и преследование арианцев, монофизитов и других еретиков уже ортодоксальной христианской церковью, несмотря на то, что она в этом деле активно использовала всю мощь государства[95]. Борьба с почитанием икон в Византии длилась более ста лет (VIII-IX вв.). Иконоборчество императоров в Византии можно рассматривать как попытку ограничить могущество официальной церкви и монастырей[96]. Но хотя этой цели императоры в конце концов добились, однако запретить почитать иконы им не удалось[97]. Совершенно бесполезной оказалась борьба мусульманина Аурангзеба с индуизмом в Индии, о чем выше уже шла речь.

8. Кризисы в сложившихся государствах и их эволюция

В моем представлении кризисы разного рода являются неотъемлемой частью жизни практически каждого сложившегося государства. Ниже я показываю разработанные мной идеи относительно типологии и характеристик этих кризисов в сложившихся государствах.

Социальные кризисы

Хотя сложившееся государство ищет оптимум в отношениях между социальными группами, однако на практике центральной власти часто не удается удержать тот верный социальный баланс, который необходим для устойчивости общества, что выражается в нарастании кризисных явлений. Нередко это происходит в результате изменений экологических и демографических пропорций, изменений технического и экономического состояния общества, столкновений с более развитыми соседями и влияниями и т. п. вещами, для которых прежняя политическая система оказывается неподготовленной.

Не все государства, которые вступили в стадию сложившегося государства, могли стать эволюционно проходными. Однако, думается, все же процент выбраковки среди них был существенно меньше, чем среди ранних. Тем не менее ряд сложившихся государств не смогли решить основные проблемы по разным причинам. Постоянный натиск врагов был тут не последним обстоятельством. Во всяком случае, в Сасанидском Иране, Риме и Византии это было важнейшей причиной. Однако, конечно, не единственной. Всегда имелись и другие причины. Где-то не удалось установить тот верный социальный баланс в обществе, в частности, между государством и элитой, который и создает нужную крепость государства. Так, в Византии крупная аристократия способствовала разложению империи, поскольку непокорность земельной провинциальной знати была постоянной причиной социальной борьбы и смуты, одной из тех проблем, которые привели империю к упадку и гибели, «несмотря на все усилия, приложенные императорами для ее разрешения»[98]. Где-то государство становилось заложником своей религиозной ограниченности, как это случилось в империи Великих Моголов в Индии. Крупные ошибки в государственной политике, неспособность учесть новые реалии (прежде всего, появление государств нового типа, с новым вооружением, какими были европейские державы и Россия) являлись причиной тяжелых кризисов некоторых вступивших в стадию сложившихся государств стран, таких как Иран, например, о чем ранее шла речь.

В некоторых государствах не удавалось отладить систему передачи власти (без которой эволюция государственности сильно замедляется). В частности, в империи великих Моголов в Индии, как только умирал император, по образному описанию Дж. Неру, «между его сыновьями завязывалась недостойная драка за престол. Начинались дворцовые интриги, войны за наследство, мятежи сыновей против отцов и братьев против братьев, убийства и ослепления родственников»[99]. Не сумели наладить порядок в этом отношении также Римская и Византийская империи, в которых эта неустойчивость трона (в частности, слабые и короткие династии, передача власти преемникам, а не детям), стала их ахиллесовой пятой и в конечном счете была одной из важных причин их ослабления. Это открывало путь к всевозможным узурпациям и делало престол шатким. Многие византийские императоры правили недолго и кончали ослеплением, пострижением в монахи или гибелью от рук подосланных убийц[100]. Проблема соперников при занятии престола была острой и в Турции. Еще в XV в. султан Мехмед II, желая избежать борьбы за власть, издал поразительный по своей сути закон, который давал право сыну, который вступит на престол, «убить своих братьев, чтобы был порядок на земле» [101]. Но порядок не наступил, и на протяжении XVI и XVII вв. 60 принцев османской династии по воле султанов погибли насильственной смертью [102].

Вполне понятно, что в сложившихся государствах имели место кризисы различных типов. О религиозно-идеологических выше уже шла речь. Весьма частыми были кризисы, связанные с нехваткой государственных ресурсов (что особенно обострялось во время войн). Нехватка монеты или продуктов, чтобы платить войскам и государственным людям, займы и бесконечные долги, расточительство и соответственно усиление налогов. То, что Малявин определяет как закон жизни китайских империй - «предельное напряжение ресурсов»[103], было весьма характерно в целом для большинства сложившихся государств. Это напряжение связано с войнами, огромным столичным и дворцовым строительством, чрезмерным ростом правящих классов, непомерным стремлением верхушки к роскоши и обогащению, что часто вело к подрыву хозяйства и денежной системы и т. п.[104] Это вызывало попытки решить проблему путем увеличения налоговых изъятий или введения экстраординарных налогов либо путем конфискаций, отказов платить долги, банкротств, порчи монеты и т. п. вещей. Например, Ришелье удвоил и даже утроил налоги[105], а испанский король Филипп II (1555-1598), который вел неудачные войны с восставшими Нидерландами, несколько раз объявлял государственное банкротство и для восстановления кредита должен был предоставлять генуэзским, немецким и другим банкирам право сбора налогов в отдельных областях страны[106].

Такие кризисы, в частности, характерны для истории Китая, Японии, Испании, России, Франции, Ирана, Византии, императорского Рима, Англии и других стран [107].

Все это весьма часто вызывало волнения, восстания, бунты и т. п. социальные напряжения. Поэтому сложившихся государств, в которых не было бы крупных социальных волнений крестьян или горожан, мало или нет вообще. И в какие бы формы ни облекались эти бунты, движения, восстания и волнения: профессиональные, религиозные, национальные, - обычно в них легко увидеть налоговую или иную экономическую «подкладку». Естественно, что все это резко обострялось в условиях роста населения и вызванного им демографического давления с сопутствующими ему нехваткой земли, ростом арендных ставок, дороговизной продуктов в городах, обнищанием части населения. Экономическую основу также легко обнаружить и в революциях нового времени. Не только религиозные преследования, но и чудовищные налоги вызвали массовый протест в Нидерландах в XVI в. В конечном счете именно постоянная нужда в деньгах заставляла Карла I в Англии обращаться к парламенту, и она же в итоге стала важной причиной начала революции [108].