О прародине славян и о северновеликорусах

Бедность объединяющих тшинецкую культуру признаков заставляет принять во внимание предложенную Я. Чебрешуком замену термина «культура» на «пакет». Так, он пишет: «Я хотел бы предложить теперь назвать набор межрегиональных признаков «Тшцинца» пакетом (в частности, пакетом Тшцинца) по аналогии с известной из литературы концепцией пакета [колоколовидных] Кубков… Я убежден, что предложенный термин лучше, чем «культура» и «горизонт» [а также «круг»], отражает специфику исследуемого явления» [там же, 167].

Из дальнейших характеристик тшцинецкого пакета, связанных с его определением, хотелось бы выделить два пункта (2 и 6): 2. «Пакет имеет узкое культурное значение, то есть он касается только одного обычая, института или субпопуляции в данной культурной группе; остальные элементы данной культуры не претерпевают каких-либо радикальных изменений при появлении пакета»; 6. «Это таксономически (формально) динамическое явление и, скорее всего, культурно (содержательно) тоже. Он меняется от региона к региону: данный культурный пакет в разных регионах похож, но никогда не бывает одинаковым» [там же, 167-168]. И еще в другом месте: «Пакет Тшцинец, перемещаясь из региона в регион, меняется, опираясь на местные традиции» [там же, 189]. Все это говорит против (близкого) этнического/этноязыкового родства разных территориальных групп тшинецкого ареала. Для пояснения использую цитату маститого ученого-археолога Л.С. Клейна: «Археологические культуры в принципе соответствуют этнографическим культурам, а те соответствуют этносам (хотя далеко не всегда совпадают с ними - на границах культур сказываются и природные рубежи, и политические границы, и религии, и экономические системы и т.д.)». (Более подробно о соотношении археологической культуры и этноса говорится в статье «СПИ».) Итак, не получается/нельзя связывать весь ареал тшинецкой культуры с протославянами.

Продолжим. Не могут определить конкретную объединяющую функцию «классического» тшинецкого керамического комплекса и другие исследователи. Читаем у Я. Гурского (перевод [и далее]): «Анализируемый стиль декорирования керамики распространился по Средней и Восточной Европе и объединил основные элементы социальных структур обществ, населяющих эти территории. Остается ответить на вопрос, не религия ли объединила данные структуры (ср. Gardawski 1969, 394). Последние попытки осмысления этого культурного феномена свидетельствуют о его политетическом характере (D№browski 2004; Makarowicz 2010, 394). Более того, пространственное распределение некоторых признаков внутри рассматриваемых явлений также доказывает их политетический характер (Gуrski, Makarowicz 2007, 163-164)» [19, 90]. Другими словами, все та же неопределенность, которая все же не удовлетворяет исследователя: «Возможно, распространение стилистических форм Тшцинецкой культуры следует рассматривать как «миграцию культурного круга» [так в английском варианте статьи, в польском - «пакета»]. Однако этот «культурный круг» не может быть ограничен S-образным горшком, украшенным горизонтальной полосой и выполненным с использованием определенной технологии» [там же]. Поэтому Гурский предлагает рассматривать/учитывать и раннюю тшцинецкую керамику: «На ранней стадии развития стилистических особенностей Тшцинца общим элементом были мягко очерченные вазы и цельные кубки. Эти сосуды кажутся отличающимися от типичного тшцинецкого горшка, поскольку их обычно находили в могилах, представляющих разные погребальные традиции. Вполне возможно, что эти сосуды и есть те самые элементы, которые объединяли различные погребальные обряды» [там же].

Раннетшинецкий керамический комплекс, о котором говорится в цитируемой статье Я. Гурского [19], представляет значительный интерес. Полагаю, что география комплекса приведет нас к региону возникновения/выделения протославян. Убежден, что этот регион - Малопольша, под которой подразумеваю Малопольскую возвышенность с прилегающими территориями.

Согласно Я. Гурскому, могилы «древнейшего горизонта Тшцинецкой культуры… можно распознать по наличию очень специфических ваз и кубков» [19, 69]. (Показательно, что на этом рис. 1 представлена керамика из малопольской Нидзянской котловины.) Действительно, наиболее важными «формами керамики этой [ранней] фазы являются S-образные вазы [чаши] с плавным контуром (тип W. 2.1 и W. 2.2) и небольшие цельные кубки (тип P. 1)» [там же, 72], причем «оба типа сосудов… в основном встречаются в южных районах Тшцинецкой культуры» [там же, 74] (читай: в Малопольше). В более поздней статье Гурский добавляет: «В комплектацию входит очень близкий набор посуды в виде стилистически однородного «пакета»: ваза, горшок, кружка» [J. Gуrski, 2016, 6].

На рисунках 2-7 [19] отображен практически весь комплекс тшинецкой керамики раннего периода. Однако куда интереснее рис. 8, на котором обозначены объекты (могильники) раннетшинецкой культуры. Так вот, ровно половина из них компактно расположена в Малопольше на левобережье Верхней Вислы, тогда как другая дисперсно разбросана по тшинецкой польской территории. В таких случаях обычно говорят: комментарии излишни. Тем не менее продолжим.

Я. Гурский не без сожаления отмечает то, о чем говорилось немного выше: «Чебрешук также утверждал, что рассмотрение Тшцинца как археологической культуры неадекватно нынешнему уровню знаний и что правильным концептом был бы “культурный пакет”» [19, 90]. А дальше самое главное: «Чебрешук заявил, что «Тшцинец», известный из лессовых земель, соседних с Краковом, может быть определен как археологическая культура (Czebreszuk 2001, 172)» [19, 90]. То есть получается, что известный европейский археолог признает тшинецкую культуру как таковую лишь на небольшой части ареала, в Малопольше!.. Поэтому именно Малопольшу, с учетом вышесказанного, следует рассматривать как территорию возникновения/выделения протославян, или предпраславян.

Здесь надо обязательно подчеркнуть, что вопреки польским археологам-«миграционщикам» (или «аллохтонщикам») на территории Малопольши существовала археологическая (читай: этнокультурная) (а также антропологическая и генетическая) преемственность. Ее можно проследить, построив ретроспективную цепочку от тшинецкой культуры к культурам-предшественницам: межановицкой - протомежановицкой (Хлопице-Веселе) - краковско-сандомирской и Злота/злотской (и т.д.). (Почему особую важность представляет культура Злота, о которой весьма подробно упоминается в статье «СПИ», будет понятно в дальнейшем.)

Примечательна в этом отношении статья польских археологов-«миграционщиков» Славомира Кадрова и того же Яцека Гурского с говорящим названием «Мержановицкая культура и тшцинецкая культура в Западной Малопольше. Проблема культурных изменений» (нижеприведенные необозначенные цитаты - из данной статьи [J. Gуrski, S. Kadrow, 1996].) Сразу скажу: статья, по-моему, очень противоречивая и неубедительная. В ней авторы пытаются показать, что после «длительного процесса» «миграции (инфильтрации)» (более двухсот лет с перерывами) из низменных областей в Малопольшу [что легко опровергается генетически и антропологически (о чем ниже)] групп тшцинецкой культуры, якобы уже сформировавшейся, произошла «масштабная аккультурация», вытеснение и ассимиляция местного населения мержановицкой культуры. И это несмотря на то, что, согласно самим авторам, не было «вооруженного завоевания», «все разделяло представителей обеих культур», жившее как минимум многими десятилетиями по соседству, но в разных «экологических нишах» «общины обеих культур практически не контактировали», тшцинецкие пришельцы отличались «большой подвижностью»; а мержановицкие аборигены представляли собой «многочисленные стабильные местные группы, населявшие крупные поселения» и продолжавшие заниматься земледелием и скотоводством.

Я. Чебрешук выступает против такой постановки вопроса своими коллегами, хотя и сам является известным «миграционщиком». Он предлагает придавать «гораздо меньшее значение миграциям (непрерывным или периодическим) из низменности на возвышенность, но в то же время принимать периодическое распространение новых культурных идей (в археологической форме пакета) в качестве основного механизма наблюдаемых изменений. Распространявшиеся идеи время от времени рождались в «низменном культурном очаге», простиравшемся от Нижнего Рейна через Ютландию и Мекленбург до Куявы» [18, 187]. Поэтому «не было… никакой «экспансии населения Тшцинца» с довольно неопределенного «севера» до Малопольши [ср. Gуrski, Kadrow 1996: 22]» [18, 187]. Далее исследователь представляет свое видение происходивших изменений в Малопольше (после «упадка обществ КШК» [культур шнуровой керамики]) от появления первых «тшцинецких черт» до принятия полного «тшцинецкого пакета» (6 пунктов) [там же].

Во всем этом необходимо разобраться. Так, из статьи Кадрова - Гурского можно заключить, что описанная ассимиляция произошла с точностью до наоборот, т.е. межановицкие/постмежановицкие аборигены ассимилировали (и в частности, в этноязыковом отношении) малочисленных пришельцев. Действительно, помимо вышесказанного, пришельцы, согласно авторам, переняли у аборигенов элементы «технологии изготовления глиняных сосудов», а главное - «модель крупных поселений», что повлияло «на изменение их социоорганизации» [J. Gуrski, S. Kadrow, 1996, 25-26]. Еще узнаем у авторов, что «за пределами Западной Малопольши не было - вообще говоря - традиции создания крупных населенных пунктов… Например, нет такого рода поселений в Куявии (Grygiel 1987: 74) и в Западной Мазовии. На Люблинщине их количество, как правило, очень мало (Taras 1995: 43). <…> Не похоже, чтобы в других областях сложилась столь типичная для Западной Малопольши стабильная система крупных поселений, которая компактно покрывает довольно обширную территорию» [J. Gуrski, S. Kadrow, 1996, 19]. Другими словами, авторы сами подтверждают многочисленность малопольских аборигенов, в отличие от их ближних и дальних соседей.

Относительно позиции Я. Чебрешука. С ней можно согласиться, но только отчасти. Чебрешук упоминает об упадке шнуровых [постшнуровых] обществ. А это можно связывать с (резкими) климатическими изменениями, что, разумеется, было серьезным испытанием для любого с/х общества, и в том числе межановицкого. В подобных случаях могла происходить/происходила эволюция или трансформация соответствующей культуры, даже без учета инокультурных влияний (и т.п), а иногда и прекращение существования, гибель культуры, особенно после массовой миграции инокультурного/чужеродного населения.

Сопоставим далее центральноевропейские климатические изменения III-II тыс. до н.э. с культурными изменениями в Малопольше. (Ниже среди прочих представлены данные/цитаты из работы известного современного польского археолога Петра Влодарчика «Культура шнуровой керамики на Малопольской возвышенности» [2006] [22].)

Начала периодов, в течение которых климат в Европе был более холодный и влажный, в частности, приходятся на 2000 и 2600 гг. до н.э. [Борисенков Е.П., Кондратьев К.Я., 1987].

«В этот период [2200-2000 гг. до н.э.] климат был очень сухим, особенно в Центральной Европе. <…> С 2000 г. до н.э. наступает дождливый, очень увлажненный период…» [Бараш С.И., 1989].

«Исчезновение поселений КШК (и появление стабильных поселенческих микрорегионов КМ [мержановицкой культуры]) произошло в фазе постоянного потепления климата, длившегося примерно [c «середины III тысячелетия до н.э.» («начинается постепенное потепление и уменьшение влажности»)] до 1865-1532 гг. до н.э. (Magny 1993b: 3)» [22, 137].

Похолодание среднего бронзового продолжалось [на территории Венгрии] примерно с 1800 по 1500 гг. до н.э. [Z. Siklosy et al., 2007]. Сменилось климатическим оптимумом.

Согласно П. Влодарчику, в Малопольше «заканчивается развитие КЗ [культуры Злота] (ок. 2600/2500 гг. до н.э.). <…> Исчезновение ее [КШК (имеется в виду краковско-сандомирская группа)] поселений происходит ок. 2300/2200 гг. до н.э. Тогда же формируется стабильная поселенческая сеть КМ» [22, 137].

Согласно Я. Чебрешуку, появление первых «признаков [«черт»] “Тшцинца”» в Малопольше помечено [приблизительно] «1900 г. до н.э.» [18, 187].

В БРЭ указано начало «классического» этапа тшинецкой культуры - 16 в. до н.э.

Таким образом, несмотря на небольшие различия в датировке климатических изменений, в целом можно говорить об их определенной корреляции с культурными изменениями.

Возвращаясь к межановицкой культуре, зафиксируем, что она недолго бытовала в нормальных климатических условиях: сначала была засуха, потом похолодание… Поэтому вполне естественна ее вынужденная открытость для инноваций, и в том числе северных, из низменных областей. Так, у Я. Чебрешука читаем в 4 пункте (о 6 пунктах упоминалось немного выше): «“Тшцинецкие” черты появляются на юге [«экологические» «анклавы» в Малопольше] первыми среди постшнуровых обществ, занимающих песчаные ниши для трансформации определенных аспектов своей культуры…» [18, 187]. Ну что же, весьма вероятно… относительно начального этапа. Но, во-первых, это был довольно длительный процесс, что и отметил Чебрешук в 5 пункте [там же], во-вторых, были и другие заимствования, например «элементы… культуры… среднедунайских курганов» [20, с. 70], а в-третьих, самое главное, - чуть ниже.

Для прояснения ситуации, в которой оказалось межановицкое/постмежановицкое население, по-моему, больше всего подходит цитата, хотя и довольно общего характера: «Культурная инновация в процессе своего «вживания» в массив культуры, осуществляется через культурный отбор, культурную модификацию и культурную интеграцию. Культурный отбор состоит в том, что один народ заимствует у другого не все подряд, а лишь то, что является близким его собственной культуре; то, что принесет явную или скрытую выгоду, поднимет престиж народа; отвечает внутренним потребностям данного этноса» [Сирак В.А., 2010]. Вспомним, что фактически о том же говорит Я. Чебрешук: «Пакет Тшцинец, перемещаясь из региона в регион, меняется, опираясь на местные традиции» [18, 189]. Прежде всего сказанное, безусловно, относится к Малопольше, к постмежановицкому обществу. Судя по всему, произошла постепенная трансформация межановицкой в особый малопольский вариант (группу) тшинецкой культуры. И эту «особость», в частности особый «технологический стандарт «Тшцинецкой» керамики в Малопольше», вынужденно отмечают польские «миграционщики» [там же, 169]. Действительно, об особенностях малопольского раннетшинецкого керамического комплекса уже говорилось при рассмотрении работы Я. Гурского [19], но можно продолжить.

При описании типичного тшинецкого сосуда/горшка обязательно упоминается горизонтальная орнаментация в его верхней части, что неудивительно, т.к. тшинецкие культурные группы (и культуры ТКК в целом) ведут происхождение от различных культурных групп или культур шнуровой керамики. Тем не менее читаем у Я. Гурского: «Когда тело вазы украшено орнаментом, оно часто покрыто широкими рифлениями, тонкими бороздками или выгравированными и обычно диагональными линиями. Такие сосуды, как правило, встречаются в южных районах Тшцинецкой культуры и известны почти исключительно из Малопольши (Gуrski 2003, 103-105, рис. 9)» [19, 73]. Исследователь связывает рифления с южным влиянием культуры Отомань. [там же, 88]. Вполне возможно, но прежде надо было сказать, что подобный орнамент (диагональные линии и рифления) был известен в предковой (по отношению к малопольской тшинецкой группе [и далее]) протомежановицкой культуре (фазе): «Все сосуды украшены… [кроме «горизонтальных полос»] часто вертикальными отпечатками на тулове, уложенными радиально или по диагонали. …[на сосудах] имеются диагонально или радиально расположенные глубокие желобки (рис.1.1)» [A. Rogoz. Chіopice-Vesele. 2011 (ссылка: P. Zarкba)]. Диагональная орнаментация была известна и в мержановицкой культуре [S. Каdrow, J. Machnik, 1997], т.е. у непосредственных предков малопольской тшцинецкой (тшинецкой) группы.

Можно добавить и о вертикальной орнаментации. Так, Ю.В. Кухаренко пишет: «На памятниках южных районов распространения тшцинецкой культуры… …сосуды почти всегда орнаментированы… и вертикальными бороздками. Горшки и миски чаще всего орнаментированы горизонтальными бороздками, прерванными в одном месте вертикальными линиями» [20, с. 70]. О вертикальной («радиальной») орнаментации в предковой протомежановицкой культуре (фазе) упоминалось чуть выше, а о таковой в предковой культуре Злота снова читаем у Кухаренко: «…Кубки, орнаментированы по тулову сходящимися ко дну вертикальными оттисками шнура» [там же, с. 51] [здесь просматривается влияние культуры радиальной керамики (баденской)]. Вертикальная орнаментация была характерна и для мержановицкой культуры [S. Каdrow, J. Machnik, 1997].

Теперь о гранитном (без кавычек) малопольском «керамическом аргументе». При изготовлении общетшинецкой (ТКК) посуды, как упоминалось выше, использовались различные добавки («в зависимости от сырьевой базы») в керамическое тесто.

Начнем с сосницкой культуры. «В тесте [«плоскодонных горшков» раннего этапа сосницкой культуры] примесь толченого гранита, крупного кварца или крупнозернистого песка» [21, с. 107]. Сосницкая культура сложилась «на основе предшествовавшего ей позднего этапа среднеднепровской культуры» (см. выше). Однако «плоскодонные горшки [позднего этапа среднеднепровской культуры] изготовлены «из глины c большой примесью песка и мелкого кварца» [там же, с. 40]. Получается, что использование гранитных добавок в раннесосницкой культуре носило случайный характер, тем более что «в [керамическом] тесте [среднего этапа сосницкой культуры] примесь песка, дресвы, шамота и навоза жвачных животных» [там же, с. 110].

Комаровская культура. «Она… [керамика комаровской культуры] изготовлена из глины с примесью пережженного толченого кремня, реже встречается примесь песка или шамота» [там же, с. 114].

Собственно тшинецкая культура. «Глиняная посуда… [тшинецкой культуры] изготовлена из глины со значительной примесью крупных зерен кварца и песка, реже - пережженного толченого кремня» [там же, с. 116].

Можно сказать и об упомянутой поздненеолитической культуре гребенчатой керамики, хотя «шнуровики» в свое время, безусловно, вытеснили пришельцев в северном и северо-восточном направлении. Так, по Ю.В. Кухаренко, [только] у расположенной на северо-восточном побережье Польши жуцевской группы КШК «весьма заметны… элементы… особенно культуры гребенчатой керамики» [20, с. 52]. У него же читаем: «Сосуды… [культуры гребенчатой керамики (на территории Польши)] в большинстве случаев сделаны из глины, содержащей значительные примеси песка, дресвы, а иногда и раковин» [там же, с. 48].

Чтобы подойти к малопольской тшинецкой группе, перейдем к предковой межановицкой культуре. «Керамика… [мержановицкой культуры] почти всегда [за исключением «тонкостенной»] с примесью гранитного щебня» [P. Zarкba. Kultura mierzanowicka. 1998-1999]. Но при этом надо отметить, что «мержановицкая культура использовала в больших масштабах залежи кремня» [там же], и подобное продолжилось в тшинецкое время [20, с. 70]. Получается, что «межановцы» добавляли в керамическое тесто гранитный щебень фактически вне «зависимости от сырьевой базы». А это говорит о существовании соответствующей традиции.

И наконец, сама малопольская группа тшинецкой культуры. «[В Малопольше] В древнейшей керамике тшцинецкой культуры… часто обнаруживают примесь крупнозернистого гранитного щебня…» [J. Gуrski, S. Kadrow, 1996, 12]. А это продолжение традиции…

Мало того, основные элементы малопольского «тшинецкого пакета» имеют либо местные аналогии, либо местное происхождение. В этот пакет, кроме вышеназванных, входили еще и «вазовидные сосуды»: «На памятниках южных районов распространения тшцинецкой культуры известны также различные кубки и вазовидные сосуды, в том числе и сосуды на пустых поддонах» [20, с. 70]. Последовательно рассмотрим соответствующие формы/виды керамических сосудов предковых культур.

Культура Злота. Данной культуре посвящен ряд работ известного польского археолога Зигмунта Кшака [Z. Krzak, 1970, 1970a, 1973, 1976]. Из представленных в работах рисунков следует, что тюльпановидные и S-образные сосуды появились в культуре Злота уже на раннем этапе (фаза A). Речь идет о тюльпановидных и S-образных горшках и кубках S-видного профиля. На следующих этапах можно говорить о S-образных кружках с ручками (некоторые находят аналогии в протомежановицкой культуре) и слабопрофилированных чашах.

Краковско-сандомирская группа КШК. Тюльпановидные и S-образные сосуды в большом количестве представлены в Таблицах в работе П. Влодарчика [22]. Появляются и новые образцы - вазовидные сосуды и кувшины S-видного профиля.

Протомежановицкая культура (фаза). «К наиболее распространенным находкам относятся кубки… с… мягко изогнутым туловом и эсовидным профилем. <…> Другим распространенным типом посуды являются небольшие кувшины… с мягким эсовидным профилем (рис. 1.4, 1.5), реже - вазообразные сосуды и чаши» [A. Rogoz…].

И межановицкая культура. «Наиболее распространенными типами сосудов являются кубки с ручками… чаши [вазы]… а также горшкообразная посуда S-овидного профиля» [P. Zarкba…]. «Керамика поздней фазы мержановицкой культуры характеризуется огромным разнообразием форм и украшений. <…> В шарбянской группе преобладают… вазовидные сосуды» [J. Gуrski, S. Kadrow, 1996, 10].

Еще несколько слов о культуре Злота и др. В статье «СПИ» довольно много места уделено генезису и преемственности основных (родственных) культур III тыс. в регионе, охватывающем Малопольшу и прилегающие области, - воронковидных кубков [КВК], шаровидных амфор [КША], баденской, Злота и шнуровой керамики [КШК]. Относительно генезиса культуры Злота Ю.В. Кухаренко справедливо замечает, что «своеобразие злотской группы памятников [польские исследователи] обычно объясняют сильным воздействием на нее культуры шаровидных амфор, южной группы культуры воронковидных кубков и культуры радиальной керамики» [баденской] [20, с. 51]. Действительно, культура Злота вобрала в себя элементы предшествующих культур, но не будем забывать, что костяк, он же субстрат, злотской культуры составляло наследие (и наследники) люблинско-волынской культуры (ее «западно-малопольской», по С. Носеку [S. Nosek, 1955, s. 136], группы), в советском варианте - культуры Зимно-Злота, (фактически) сформированной полгарскими переселенцами из Потисья [A. Kulczycka-Leciejewiczowa, 1979; J.K. Kozіowski, 1989] [Энеолит СССР. 1982, с. 257]. Впрочем, и остальные культуры, названные немного выше, имеют лендельско-полгарскую подоснову.

Необходимо подчеркнуть, что образование культуры Злота опережало не только возникновение краковско-сандомирской группы [Z. Krzak, 1989; J. Њcibior, 1993, 319], но и появление самой КШК в Малопольше [J. Machnik, J. Њcibior, 1991, 45; J. Machnik, 1994, 8]. В свое время А.Л. Монгайт писал: «Культура шаровидных амфор в ряде районов сменилась культурой шнуровой керамики, в некоторых группах которой наблюдаются элементы переходного времени (культура злоты и др.)» [1973, с. 279]. Ему вторит Мартин Фурхольт из Кильского университета, согласно которому в культуре Злота прослеживаются переходные типы амфор как от КША к злотскому типу, так и от последних к амфорам КШК [М. Furholt, 2003, 2004]. В этой связи можно обратить внимание и на рис. 44 из работы П. Влодарчика [22] «Образцы сосудов злотской культуры, имеющие аналогии среди находок КШК (по Z. Krzak 1976)». Надо добавить, что в статье «СПИ», со ссылкой на данные Я. Махника [J. Machnik, 1994, 10; 1979, 392], упоминается о проникновении в районы Малопольской возвышенности небольших групп представителей ранней фазы КШК, их контакте с носителями культуры Злота и последующей полной ассимиляции в однородной злотской среде.

В продолжение темы еще раз обратимся к работе П. Влодарчика [22]. Пара предварительных замечаний. Относительно появления/возникновения КШК на польской территории можно/нужно обратить внимание на сообщение Ю.В. Кухаренко: «По вопросу о происхождении культуры шнуровой керамики в польской литературе существуют две основные точки зрения. Согласно одной из них, отдельные группы этой культуры складывались на различных основах; каждая из них развивалась своим путем, имела… свое происхождение. Сходство же между группами объясняется взаимными контактами» [20, с. 58]. А когда говорится о КША на севере Малопольши, надо иметь в виду ее особую «малопольскую подгруппу». Именно такой термин использует в своих работах белорусский археолог А.В. Зуева (Вайтович) [Зуева А.У., 2007, 2011; Вайтович А.В., 2019; Вайтович А.У., 2020], хотя «официально» - это «локальный вариант». Так, согласно советскому и украинскому археологу И.К. Свешникову, «в каждой из групп [КША] выделены еще локальные варианты… в средней [«польской»] - куявско-великопольский, поморско-прусский, мазовецко-подлясский, малопольский и восточнолюблинский» [Свешников И.К., 1983, с. 8] [ссылка: Archeologia Polona. 1966, tabl. II, III].

В работе П. Влодарчика есть несколько важных моментов, на которые следует обратить внимание. (Приведенные ниже необозначенные данные/цитаты - из 7.3. «Генезис КШК на Малопольской возвышенности» [22, 158-161].) Разумеется, нужно согласиться с предположением исследователя («нельзя исключить»), «что уже на самом древнем этапе [КШК] культурные изменения на Малопольской возвышенности осуществлялись без значительных передвижений населения. Не исключено также, что первые «курганские общины» представляли прибывшие из соседних областей».

Однако куда важнее фактическое признание П. Влодарчиком аккультурации и даже ассимиляции пришельцев в «среде КША-КЗ» [культура Злота], хотя в данном случае он явно избегает первого и тем более второго термина. Тем не менее и та терминология, которую использует Влодарчик, достаточно красноречива.

«Сильное воздействие [«влияние»] среды [«круга»] КША-КЗ» «было определяющим фактором значительных культурных изменений и быстрым завершением «старошнурового» этапа [КШК] на Малопольской возвышенности» / «оказало решающее воздействие на облик краковско-сандомирской группы КШК».

«Контакт со средой KША… и со злотским сообществом привел к появлению новой стилистики, а иногда и новой технологии изготовления памятников…» (Например, в краковско-сандомирской группе КШК «появились [злотские] нишевые могильные сооружения».)

«…На лессовых сандомирских землях, а также на западномалопольской возвышенности влияние среды КША проявилось в трансформации старошнурового образца КШК (фаза I) и возникновении местной группы упомянутой культуры (фаза II КШК)».

«Под влиянием среды КША-КЗ… происходит трансформация внутри старейшей КШК (фаза II)» [s. 137].

Мало того, в подфазе IIIA интеграционные процессы в Малопольше продолжились с участием (южных) групп КВК-культура Баден. Действительно, «элементы среды… КВК-Баден… …видны прежде всего через специфическую технологию, стилистику и украшения керамических изделий. Эти элементы как бы накладываются на более раннюю стилистику [КШК] фазы II… В результате этой двойной трансформации (первой, имевшей место в фазе II, главным образом под влиянием среды KША-KЗ, и второй, происходившей в подфазе IIIA под влиянием групп КВК-культура Баден) был создан оригинальный ансамбль признаков, характерных исключительно для KШК с Малопольской возвышенности».

Таким образом, в результате сложных интеграционных процессов в Малопольше была сформирована краковско-сандомирская группа/культура, в которой нашли свое продолжение родственные малопольские культурные группы. По Влодарчику же, «на Малопольской возвышенности произошло формирование региональной [краковско-сандомирской] группы KШК со многими локальными элементами, не встречающимися в других зонах расселения рассматриваемой культуры». (Учитывая вышеизложенное, полагаю, что правильнее говорить о краковско-сандомирской культуре, а не группе…)

Вместе с тем в рассматриваемой работе П. Влодарчика есть положения, с которыми категорически нельзя согласиться, а именно с генезисом протомержановицкой фазы вне Малопольши и с экспансией ККК [культуры колоколовидных кубков]. Так, у него написано: «Около 2350/2300 гг. до н.э. на Малопольской возвышенности появляются первые сообщества с явными признаками цивилизации раннего бронзового века. Они связаны с протомержановицкой фазой (Kadrow, Machnik 1997: 13-28)». (В другом месте: «Ок. 2400/2300 гг. до н.э. [в Малопольше] появляются протомержановицкие группы и ККК» [s. 137].) И далее: «…Генезис протомержановицкой фазы следует искать на территориях, где преобладают влияния ККК… в областях, расположенных на юго-западе от Малопольши (Моравия, Верхняя Силезия)». И наконец: «С появлением протомержановицких общин была связана экспансия поздних групп ККК в северном направлении».

А дальше, как и положено польскому «миграционщику», автор опровергает сам себя. «Появление протомержановицких общин не совпадает с исчезновением поселений КШК. <…> Возможно, здесь просматривается связь с миграцией небольших групп, по всей вероятности, из областей, расположенных к юго-западу от Малопольши (Machnik 1978: 24; Kadrow 1994: 77-78)».

(То есть автор сам признает лишь инфильтрацию небольших групп, ибо следов серьезной миграции не обнаружено [тем более генетических и антропологических].)

«В погребальном обряде протомержановицкой фазы преобладают черты, находящие аналогии в среде КШК (Machnik 1978; Wіodarczak 1998b: 167-172). Так, могилы этих двух групп обнаружены на одних и тех же кладбищах. Это создает впечатление существования преемственности традиций. Многие новые черты погребального обряда проявляются уже на поздних фазах КШК…».

«Исчезновение поселений КШК на Малопольской возвышенности, несомненно, произошло до появления стабильных сельскохозяйственных микрорегионов КМ около 2200 г. до н.э.».

(Причина проста: появление последних - результат постепенной трансформации местной [краковско-сандомирской] КШК.)

«Поселения КМ (начиная с ранней фазы) и образец КШК (фазы III) имеют одно очень четкое сходство. Это явная регионализация особенностей, которые, в частности, на Малопольской возвышенности, относятся к отдельным лессовым районам. Иногда даже сохраняется прочная связь, существовавшая между некоторыми территориями (например, объединение общин КМ Нижней Ниды и Сандомирской КМ - см. Kadrow, Machnik 1997: 101). Сеть культурных контактов в период развития КМ, при взгляде на отдельные области, по-видимому, соответствует условностям, известным с поздней фазы КШК».

Далее добавлю от себя. Относительно генезиса протомержановицкой фазы КМ. (В польской археологии с 1997 г. [S. Kadrow, J. Machnik, 1997]; до этого - культура Хлопице-Веселе.) Во-первых, ранее польские археологи связывали ее возникновении именно с Малопольшей [A. Gardawski, & J. Kowalczyk (eds.), 1978]. И действительно, «по мнению польских исследователей памятники типа Хлопице-Веселе сложились в Южной Польше на основе культуры шнуровой керамики под влиянием культуры колоколовидных кубков» [21, с. 47]. Во-вторых, сам автор показывает преемственность (см. чуть выше) между (краковско-сандомирской) КШК и КМ. А в-третьих, существование данной протофазы вряд ли могло продолжаться столь долго…

В отношении т.н. «экспансии» ККК и т.п. следует обратить внимание на следующие обстоятельства. В более поздней работе П. Влодарчика отмечено, что «элементы» ККК появились на Малопольской возвышенности «после 2400 г. до н.э.», при этом данная культура оставила на «польских землях преимущественно могильные находки» [P. Wіodarczak, 2017]. Согласно работе группы Анны Линдерхольм [A. Linderholm et al., 2020], «около 2400 г. до н.э. комплекс ККК приходит в этот регион [Малопольшу] с юго-запада». А исчезает ККК «в Юго-Восточной Польше» «около 2200 г. до н.э.» [ссылка: P. Wіodarczak, 2016; 2017]. Если же мы обратимся к «рельефной карте Юго-Восточной Польши с отмеченным расположением археологических объектов [могильников] культур КШК и ККК» [A. Linderholm et al., 2020, fig. 1], то увидим/узнаем, что за почти двухсотлетнее пребывание в Малопольше/Юго-Восточной Польше носители ККК оставили всего несколько могильников среди множества подобных объектов КШК.

Сказанное выше вполне соответствует данным Ю.В. Кухаренко, который указывает «на малочисленность и сравнительно короткое время пребывания на территории Польши» [«верховья Одры и Вислы»] племен культуры колоколовидных кубков [20, стр. 58-59].

Итак, резюмирую. Небольшие группы носителей ККК инфильтровались в Малопольшу раньше возникновения протомежановицкой фазы КМ. Она появляется там только через определенное время на местной (краковско-сандомирской) основе под влиянием ККК. Именно посредничеством последней можно объяснить вхождение в ареал протомежановицкой фазы КМ некоторых прилегающих областей. Однако после формирования собственно КМ представители ККК в большинстве своем покидают регион (что также подтверждается антропологически [P. Wіodarczak, 2006, 7.4.; E. Haduch, 1997]), и КМ развивается на своей исконной территории - в Малопольше.

Вернемся к тшинецкой культуре. Как упоминалось выше, погребальные обряды данной культуры, особенно на ранней стадии, были весьма разнообразны, и поэтому Я. Гурский справедливо полагает, что раннетцшинецкие сосуды, которые «обычно находили в могилах, представляющих разные погребальные традиции», были «теми самыми элементами, которые объединяли различные погребальные обряды» [19, 89-90]. Говоря о погребальных обрядах тшинецкой культуры, прежде всего необходимо обратить внимание на распространение обряда кремации, ибо он стал доминировать в преемственной лужицкой культуре.

В предшествующее время в Малопольше «трупосожжения [«Злотская группа»] встречаются лишь в порядке исключения» [20, с. 51] (хотя у юго-восточных подкарпатских соседей из любачовской группы КШК «все погребения… содержали трупосожжения» [там же, с. 54]). Среди погребений КШК Малопольши известен еще один случай кремации в Мержановицах [Wrotek 1962: 69]. И одна могила с трупосожжением культуры Хлопице-Веселе обнаружена в Стараховице на севере Малопольши [A. Rogoz…].

Рассматривая тшинецкую культуру/ТКК в целом, «мы не наблюдаем… общности погребального обряда: в лесостепи доминирующим является трупоположение, в зоне смешанных лесов преобладают кремации» [17, с. 266]. Можно согласиться с Я. Гурским в том, что «происхождение кремации в Тшцинецкой культуре до сих пор остается необъясненным, и в свете наших современных знаний представляется довольно сложным явлением. Следует иметь в виду, что в столь обширном регионе обряд кремации мог иметь различное происхождение и быть адаптирован независимо друг от друга» [19, 71].

При этом в Малопольшу на ранней стадии тшинецкой культуры данный обряд проникал скорее с юга, от непосредственных соседей из Восточной Словакии: «Обряд погребения [«культуры отомани» (Отомань-Фюзешабонь) «в Восточной Словакии»] на ранней и поздней стадиях - трупосожжение…» [Монгайт А.Л., 1974, с. 87]. Поэтому А. Гардавский в некоторой степени был прав, предполагая постепенное распространение кремационных захоронений с юга (из опатовской группы) на север (в подляско-мазовецкую группу) [A. Gardawski, 1959]. Таким образом, «нет сомнений в том, что кремация была известна населению тшцинецкой культуры уже на ранней стадии ее развития. В это время она имела место в районах Западной Малопольши, Сандомирщины и Люблинской возвышенности (Gуrski 1994c: 56-57)» [J. Gуrski, S. Kadrow, 1996, 21].

Надо отметить, что генезис тшцинецкой культуры рассматривался А. Гардавским как процесс постепенного «медленного внутреннего развития перед возможным (вторичным) заимствованием [отдельных] внешних признаков» [A. Gardawski, 1959]. Хотя то же самое можно сказать и о переходе от тшинецкой к лужицкой культуре, имея в виду, в частности, распространение обряда кремации. Разумеется, длительный, постепенный, медленный процесс не нужно связывать с этническими изменениями, на что уже обращали внимание известные археологи. Приблизительно об этом упоминается в работе видного британско-австралийского археолога Гордона Чайлда в разделе, посвященном обряду кремации. Здесь уместно одно его жесткое высказывание: «Замена трупоположений на обряд кремации не сопровождалась никакими этническими изменениями» [V.G. Childe, 1926]. Впрочем, больший интерес представляют конкретные данные Гарри Фоккенса из Лейденского университета, который утверждает, что распространение культуры [культур] полей погребальных урн [«в общность культур ППУ входит лужицкая культура» (БРЭ)] было связано не столько с миграцией населения, сколько с общим экономическим кризисом и сменой культурной парадигмы. Расширение ареала КППУ сопровождалось переходом от трупоположения к трупосожжению даже в тех регионах, где кремация до этого не практиковалась [H. Fokkens, 1997].

Я. Чебрешук связывает распространении погребальных обрядов кремации в Куявии и Малопольше с переходом от тшцинецкой к лужицкой культуре [18, 188]. Однако сопоставление Куявии и Малопольши в данном случае, по-моему, некорректно. Так, «на Куявах зачастую невозможно разделить памятники, имеющие черты и поздней ивенской культуры, и ранних проявлений ТКК…» [17, с. 264]. А «ивенская культура сложилась… на основе культур шнуровой керамики и колоколовидных кубков» [20, с. 66]. Обратим внимание на второй компонент. Далее, «предлужицкая культура сложилась на территории Силезии и Великопольши… на основе унетицкой [также «возникла… на основе культур шнуровой керамики и колоколовидных кубков» (там же, с. 63)] и родственных с ней культур… В формировании ее весьма существенную роль сыграли… по мере экспансии предлужицких племен к северу… и элементы… ивенской культуры» [там же, с. 69].

Отсюда следуют два вывода. Во-первых, жители «пограничной» тшинецкой Куявия этнически ближе к населению предлужицкой культуры. А в результате «северной (предлужицкой) экспансии» на Висле в тшинецкой части Куявии появляются предлужицкие анклавы (см. «схему распространения культур II периода эпохи бронзы» [там же, с. 61]), что также способствовало культурному сближению. Во-вторых, в лужицкое время на западе польской территории (причем она постепенно сокращалась) обитали неродственные протославянам/праславянам племена, о чем, в частности, говорит Б.А. Рыбаков: «Лужицкая культура была, очевидно, разноэтническим комплексом, охватившим половину праславян…» [16, с. 171].

Весьма примечательно, что в отношении распространения обряда кремации предлужицкая культура уступала тшинецкой. Действительно, «погребения с трупосожжениями [«Предлужицкая культура»] встречаются очень редко» [20, с. 68]. То же относится и к предковой унетицкой культуре: «…Только в Силезии [«Унетицкая культура»] изредка встречаются обособленные погребения с трупосожжениями» [там же, с. 62].

Также примечательно следующее обстоятельство: «Кремационная могила, содержащая характерную вазу, которая выполняла функцию урны, была найдена в Блони близ Ленчицы [запад Мазовии]. Подобный случай был также отмечен и в Блони на Сандомирской возвышенности [север Малопольши]. Следы кремированных костей были найдены внутри ножной вазы; интересно, что сосуд стоял вверх дном. <…> Сегодня общеизвестно, что сосуды, поставленные в могилах вверх дном, относятся к Тшцинецкой культуре» [19, 75]. А это прообраз сосуда-клеша раннеславянской культуры подклешевых погребений…

И еще. Б.А. Рыбаков упоминает «медлительный, несколько застойный темп развития тшинецких племен» [16, с. 170], а польские исследователи в определенной степени противопоставляют «инновационность» унетицкой культуры «консервативности» мержановицкой культуры [M. Derwich, A. Їurek, 2002]. Все это говорит и об этнической консервативности (далеких) предков славян.

Период перехода от тшцинецкой к лужицкой культуре А. Гардавский обозначает как «лодзинская фазу», которая «представляет собой естественный, эволюционный мост [от КТ (тшцинецкая культура)] к КЛ» [лужицкая культура] [A. Gardawski, 1966]. Больше того, он также справедливо утверждает, что из «“лодзинской фазы” (наиболее известным представителем была Константиновская группа), вышла КЛ» [A. Gardawski, 1968].

Если говорить конкретно, то, по А. Гардавскому, «окрестности Кракова» - «одна из областей, в которых проходила самопроизвольная трансформация КТ в КЛ» [А. Gardawski, 1971b]. О том же читаем у Лысенко: «Переход от поздней тшинецкой культуры к раннелужицкой в Малопольше и междуречье Вислы и Сяна был рассмотрен Я. Гурским. На основании изучения переходных комплексов исследователь приходит к выводу, что они замыкают последний этап существования тшинецкой культуры и одновременно являются началом развития лужицкой культуры. Важным представляется вывод о том, что «комплексы со смешанными чертами свидетельствуют об эволюционном процессе замены одной культуры другой в рамках одной общности» (Gorski 1998: 361-378)» [17, с. 269]. Напомню, что в Малопольше в тшинецкое время проживало протославянское население.

Однако другое, основное объединение протославян связано с константиновской группой, памятники которой в раннелужицкое время «охватывали районы Центральной Польши в междуречье Варты и среднего течения Вислы» [20, с. 85] [почти полностью Левобережная Мазовия и определенная часть Северной Малопольши]. (См. «схему распространения культур III периода эпохи бронзы» [там же, с. 72].) Константиновская группа «возникла на территории, где до этого были распространены памятники тшцинецкой культуры. Естественно поэтому, что в ней прослеживаются некоторые тшцинецкие элементы (устройство могильных ям в ранних погребениях, наличие тюльпановидных сосудов и т.д.) Некоторые исследователи, исходя из этого, рассматривают константиновскую группу не как группу лужицкой культуры, а как переходную фазу между культурами тшцинецкой и лужицкой (так называемая лодзинская фаза, по А. Гардавскому)» [там же, с. 86].

При этом уже само существование «переходной» «тшинецко-лужицкой» константиновской группы говорит об общности племен северной/северо-восточной части Малопольши и прилегающей левобережной части Мазовии. Здесь надо добавить, что определенное эволюционное отличие позднего этапа константиновской группы позволяет связать его с ранними праславянами.

Продолжим с помощью материалов Ю.В. Кухаренко строить преемственную археологическую цепочку от тшинецкой культуры до поморской, чтобы соединить приводимые построения с данными В.В. Седова. Так, константиновская группа «распадается на несколько локальных групп, из которых… генетически теснее всего связанной с константиновской является среднепольская группа» [20, с. 86]. Посмотрим на «схему распространения культур IV периода эпохи бронзы» [там же, с. 77]. На ней фактически отображено собирание некого сообщества вокруг среднепольской группы. Именно тогда начались процессы формирования праславянского этноса и этнической ассимиляции западных соседей. Напомню, что «подавляющее большинство польских исследователей [того времени] считает ее [лужицкую культуру] праславянской» [там же, с. 75].

Среднепольская группа «существовала вплоть до начала латенского времени. Однако уже с конца эпохи бронзы территория, занимаемая ею, постепенно сокращается, а количество памятников заметно уменьшается. Это было связано с дальнейшим колонизационным передвижением племен среднепольской группы на соседние нелужицкие или очень слабо заселенные лужицкими племенами территории. В результате этого передвижения, как полагают некоторые исследователи, возникли новые группы лужицкой культуры - келецкая, тарнобжегская, ульвовекская и северомазовецкая» [там же, с. 87].

Результатом экспансии племен среднепольской группы стало и возникновение мазовецко-подлясской группы «примерно в конце 4 периода эпохи бронзы. Территориально она охватывает привислянские районы Мазовии и смежные с ними районы Подлясья» [там же, с. 89]. Правда, отображена данная группа только на более поздних схемах «распространения культур начала железного века» [там же, стр. 91, 96]. Весьма примечательно, что, согласно последней схеме (на с. 96), скифские набеги не затронули территорию мазовецко-подлясской группы.

Итак, последовательность основных культур и культурных групп от культуры Злота до ослабивших лужицкую культуру скифских набегов (и дальнейшего появления поморских племен) выглядит следующим образом: культура Злота (вариант/группа КШК) - краковско-сандомирская к. (г. КШК) - протомежановицкая фаза (к. Хлопице-Веселе) (на части ареала, в Малопольше) - межановицкая к. - (предпраславянская) тшинецкая к. (на части ареала, в Малопольше и (позже) прилегающей левобережной части Мазовии) - (праславянские группы лужицкой культуры:) - константиновская г. (поздний этап) - среднепольская г. - тарнобжегская г. и (немного позже) мазовецко-подлясская г. (далее по В.В. Седову).

В заключение «протославянской» темы остается привести генетические доказательства преемственности на малопольской территории. Обратимся к работе группы исследователей во главе с известным польским генетиком уже упомянутой Анной Юрас «Митохондриальные геномы бронзового века Польши» (укороченное название) (2020) [23].

Специалисты исследовали «происхождение и генетическое родство популяций бронзового века (2400-1100 гг. до н.э.) из региона Южной Польши». Был проведен «анализ древней ДНК индивидов… связанных с культурой Стжижув, культурой Мержановице и культурным кругом Тшцинец». Итоги «популяционного генетического анализа указывают на тесное материнское генетическое сродство между популяциями, связанными с культурой Шнуровой керамики, Мержановице, Тшцинец». Итак, «результаты [исследований] показали генетическую преемственность от групп культуры Шнуровой керамики позднего неолита до популяций, связанных с бронзовым веком в Мержановице и Тшцинце, а также возможный дополнительный генетический вклад степи в формирование группы, связанной с Стжижувом в конце 3-го тысячелетия до н.э.» [23]. («На территории Польши памятники этой [«стшижовской»] группы известны лишь в небольшом районе междуречья верховьев Вепша и Буга. Основной же район их распространения находится восточнее, в Полесье и на Волыни» [20, с. 56].)

Здесь можно добавить весьма примечательный момент из упомянутой работы группы Анны Линдерхольм: «Большинство линий мтДНК, обнаруженных в нашей выборке [«комплекс культуры шнуровой керамики из Юго-Восточной Польши»], могут быть ассоциированы с европейскими неолитическими земледельческими группами, как это имело место в выборке Западной Шнуровой керамики в предыдущем исследовании [A. Juras et al., 2018]. Наши результаты указывают на более сильную преемственность с ранними неолитическими популяциями, чем считалось до сих пор» [A. Linderholm et al., 2020].

А теперь перейдем к теме переселения славян из «Среднего Повисленья» на «север Восточно-Европейской равнины» в середине I тыс. н.э. и последующего появления/сложения культурных новообразований (культур - тушемлинской, псковских длинных курганов, мерянской - и древностей узменского типа) в соответствии с концепцией «предыстории северновеликорусов» Валентина Васильевича Седова. Сразу скажу, что никаких существенных расхождений с мэтром у меня здесь нет и быть не может, потому что у него все четко обосновано и аргументировано. (Более сложный вопрос генезиса южновеликорусов в настоящей статье не рассматривается…)

Ввиду того, что по данной теме (основной ее части) мне нечего добавить, а предыдущая, протославянская, заняла слишком много места, придется ограничиться (беглым) обзором соответствующих данных В.В. Седова. Заинтересованным же читателям, студентам-историкам и др. предлагаю/рекомендую обратиться к работам мэтра, причем к названным/обозначенным [2, 3, 4, 5, 15] нужно прибавить монографию «Древнерусская народность» (укороченное название) (1999) [24]. При этом небольшую концептуальную статью «Предыстория северновеликорусов» (сокращенное название) [5] советую прочитать полностью. В другой же небольшой статье - «Этногенез ранних славян» - означенной теме соответствует всего «несколько строк» [4, стр. 600-602]…

Итак, о причинах переселения и самой миграции см.: «Славяне в древности» [2, стр. 297-304], «Славяне» (укороченное название) [3, стр. 348-354], «Славяне в раннем средневековье» [15, стр. 209-211], «Древнерусская народность» [24, стр. 91-117]. О появлении/сложения культурных новообразований см.: «Славяне» [3, стр. 354-402], «Славяне в раннем средневековье» [15, стр. 211-252], «Древнерусская народность» [24, стр. 117-179].

Среди культурных новообразований особую значимость для настоящей статьи имеет (преимущественно) славянская мерянская культура, ибо со славянами-мерянами связана антропологическая гипотеза, которая будет предложена мною ниже. (Этноним данного славянского сообщества не сохранился.) О мерянской культуре, на которой остановимся подробнее, см.: «Славяне» [3, стр. 388-397], «Славяне в раннем средневековье» [15, стр. 223-224, 227-229, 371-372, 382], «Древнерусская народность» [24, стр. 145-151, 154-158].

Продолжим, тезисно используя данные В.В. Седова. «Среднее Повисленье принадлежит к регионам, густо заселенным земледельческим населением в позднеримское время. К настоящему времени здесь выявлено свыше 750 памятников с материалами этого периода. В конце IV - начале V в. почти все поселения римского времени были оставлены жителями. Объясняется это значительным ухудшением климата» [3, с. 348]. «С конца IV в. в Европе наступило резкое похолодание. Особенно холодным было V столетие, тогда наблюдались самые низкие температуры за последние 2000 лет. Отмечался резкий рост увлажненности почвы, что было обусловлено и увеличением осадков, и трансгрессией Балтийского моря. Повысился уровень рек и озер, поднялись грунтовые воды, разрослись болота. Многие поселения римского времени оказались затопленными или подтопленными, а пахотные земли - непригодными для земледелия. Значительные массы населения вынуждены были покинуть Висло-Одерский регион - началась “великая славянская миграция”» [4, с. 601]. Что касается нашествия гуннов, то оно «достигло [лишь] южных областей пшеворского ареала», а именно «регион верхних течений Вислы и Одера», где «какое-то время гунны властвовали» [3, стр. 310-311]. «В первой половине V в. все выявленные археологами поселения римского времени были окончательно покинуты населением. Переселение основной массы провинциально-римского населения из Среднего Повисленья в севернорусские земли стоит в одном ряду с миграциями того же времени тевтонов, саксов, англов и ютов из Ютландии и смежных областей Германии…» [5, с. 16].