Дискриминация в распределении обусловлена многими формами внешней и внутренней колонизации. В этом случае государство проводит экономическую политику, которая наносит систематический вред одним группам и территориям ради пользы других (повышенные налоги без компенсации, регламентация неравномерного развития экономики отдельных регионов и т.п.). Лидеры сепаратизма обычно ссылаются на дискриминацию в распределении и провозглашают необходимость сецессии. Указанная дискриминация играет роль главного аргумента за отделение.

Аргументы против права на сецессию[31]:

Для создания теории сецессии надо рассмотреть аргументы не только за, но и против отделения. Наиболее популярны два: преодоление анархии; избежание политических торгов, подрывающих принцип большинства.

Преодоление анархии -- главный аргумент против отделения. Обычно руководители государств выступают и применяют силу против сепаратизма, поскольку считают сецессию причиной хаоса. Тем самым они сводят право сецессии к абсурду, подразумевая под анархией превращение в «мою крепость» каждой страны, а не дома. Конечно, если признать право сецессии универсальным, то политическое дробление становится бесконечным. Однако ранее показано, что это право эффективно лишь при соблюдении конечного числа обоснований. Право сецессии не есть общее право всех наций и не вытекает из мнимого права самоопределения. Угроза анархии лишь предварительное возражение против сецессии. Отделяющаяся сторона должна его опровергнуть при доказательстве обоснованности сецессии.

Такое возражение вкупе с территориальными правами отделяющейся стороны -- элемент теории и обоснования сецессии. В определенной мере возражение эквивалентно посылке о нерушимости статус-кво. Эта посылка рациональна, если сецессия не разрывает существующие политические обязательства, а предполагает переход территории под новую юрисдикцию. Но не все авторы с этим согласны: «Требование, согласно которому сепаратисты должны обосновать свои территориальные права, выражает сложившиеся предубеждения и предрассудки. Если свобода и самоопределение индивидов -- главные политические ценности, то следует исходить из принципа равенства сторонников и противников сецессии в процессе ее обоснования».

Теория сецессии[32] -- часть нормативного институционализма, принципы которого определяются следствиями общего признания того или иного требования политическим правом. Приведенные ранее аргументы за сецессию оценивают ее положительно, но негативная оценка предпочтительнее. Сецессия -- болезненный процесс, порождающий предвидимые и непредвидимые конфликты. Если признать стабильность главной ценностью миропорядка, она одновременно выступает основанием отрицательной оценки сецессии.

Обязанность доказать право сецессии лежит на отделяющейся стороне и означает относительную ценность сецессии[33].Это положение более способствует согласию международного сообщества с правом сецессии. Предпочтительнее такая теория сецессии, которая содержит больше вероятности общего согласия как основы теории международного права и дипломатии. Нерушимость территориальной целостности государств -- общий принцип международного права и дипломатии. Из него вытекает норма обоснования сецессии, которая доказывает территориальные права отделяющейся стороны и позволяет признать относительность прав конкретных государств на контроль своей территории.

История этнического сепаратизма не столь уж и продолжительна, а потому говорить об его эволюции вряд ли имеет смысл[34].Этнический сепаратизм был и остается крайне радикальным, эгоцентрическим способом разрешения проблем, которые так или иначе возникают в многонациональных обществах, во взаимоотношениях этнического меньшинства с этническим большинством, отдельных территорий с центральной властью (пусть действительно далеко не всегда справедливой и демократичной). Современный сепаратизм сотнями зримых и незримых нитей связан с терроризмом. У них одна «питательная» основа - нестабильность, конфликты, непримиримое разделение мира на «мы» и «они». Сепаратистские проявления почти всегда сопровождаются усилением террористической активности наиболее агрессивных сторонников этнонезависимости. Вне всякого сомнения, изменилась роль внешнего фактора. Но это - общая тенденция. Мир просто стал менее управляемым. Система международных отношений в том виде, в котором она существовала после Вестфальских соглашений, разрушена.

Нельзя не отметить и еще одного обстоятельства. Этносепаратизм сегодня не только не наказывается, но и поощряется. Достаточно вспомнить, с каким энтузиазмом в мире был воспринят распад СССР и СФРЮ. Ноздесь можно снова увидеть политику «двойных стандартов», а об этом в последнее время говорилось много.

Детерминированное общепризнанными демократическими ценностями стремление народов планеты к обретению собственной государственности во второй половине XX века резко изменило политическую карту мира: к настоящему времени на Земле насчитывается уже более двухсот независимых суверенных государств.

Вместе с тем, в рамках современных стран существует в общей сложности несколько тысяч этнических групп, каждая из которых потенциально также может рассчитывать на государственный, политический контроль над своей территорией[35]. С другой стороны, а любых -- даже экономически преуспевающих государствах -- имеют место региональные диспропорции развития. Сплав же этнических и региональных проблем имеет своим результирующим вектором активный всплеск недовольства различных слоев населения проводимой центральным руководством страны политикой и, как следствие,--стремление данного региона к политическому обособлению от государства или к повышению своего правового статуса в нем, что представляет собой суть сепаратизма.

В настоящее время сепаратизм характерен для различных стран с разными политическими системами и режимами. О многообразии очагов сепаратизма свидетельствует то, что они наглядно видны и в самом факте распада коммунистических квазифедераций[36] (Советского Союза, Чехословакии, Югославии), и в образовавшихся на их обломках новых независимых государствах (в России, Украине, Молдове, Грузии, Словакии, Боснии и Герцеговине), и в постколониальных странах (в Шри-Ланке, Мьянме, Индии), и в странах, традиционно именуемых «западными демократиями» (Ольстер в Великобритании, Квебек в Канаде, Баскония в Испании).

Сепаратизм появился в политической жизни почти тогда же, когда возникло государство как основной политический институт общества. Однако, в современную эпоху повсеместной тотальной взаимозависимости происходящих в мире политических процессов, проблемы, связанные с наличием в отдельных регионах планеты очагов сепаратизма, вызывают глобальное усиление политической и экономической напряженности.

В эпоху всеобщей милитаризации спутниками сепаратизма являются политический экстремизм и насилие, что приводит к огромным человеческим жертвам и многочисленным разрушениям.

Глава 2. Проблема уйгурского сепаратизма

2.1 Формирование внешней политики КНР в ответ на проблему уйгурского сепаратизма

Для каждой страны проблема сепаратизма стоит очень остро, так как от этой проблемы в первую очередь зависит обстановка внутри страны, легитимность правительства и защищенность или беззащитность граждан данной страны. Пекин старается любыми способами подавлять недовольство уйгуров, хотя пока все действия практически не имею никакого положительного воздействия.

31 октября 2013 года в самом сердце Пекина прогремел взрыв. Джип, управляемый смертниками, взлетел на воздух на многострадальной площади Тяньаньмэнь. Он на полном ходу протаранил толпу и едва не врезался в стену бывшей императорской резиденции. В этот день уйгуры Синьцзяна совершили свой первый в истории теракт. Событие в прямом смысле имело эффект разорвавшейся бомбы. Уйгурские волнения стали уже закономерной практикой, за свою историю сепаратисты восставали сотни раз. Но лишь теперь их официально объявили боевиками.

Вливания Пекина в Синьцзян имеют не только материальный характер. Речь идёт о многолетнем целенаправленном заселении этих территорий ханьским населением. За десять лет население СУАР выросло почти вдвое - объяснить этот факт только естественным приростом очень сложно. В основном, ханьцы оседают с городах, в Урумчи их, например, более 80%. Помимо послевузовского распределения, существует также ряд других механизмов привлечения ханьцев в СУАР. Как правило, это система стимулов для приезжающих ханьцев и их семей. В основном, ханьцы работают на промышленных, строительных и военных объектах, сельское хозяйство остаётся уделом автохтонного населения. Также ханьцы занимают руководящие посты, формируют костяк научной и творческой интеллигенции. именно среди уйгурской части населения СУАР сильно влияние религии и исламской традиции. Это создает условия не только для мобилизации религиозной части населения, но и для деятельности сепаратистских движений на религиозной основе, ставящих своей целью создание на территории Синьцзяна Исламской Восточно-Туркестанской республики. Наибольшее распространение эти движения имеют в округах Южного Синьцзяна, где влияние религии наблюдается наиболее отчетливо, а социальная база (в том числе и из числа властей предержащих) наиболее широка.

Собственно, элита Синьцзяна, как отмечалось выше, многонациональна. Тем не менее, большинство ключевых постов сосредоточено именно в ханьских руках. Что касается уйгурской элиты, то она целиком и полностью прокитайская - обратное невозможно. Чиновники в СУАР не имеют права посещать мечети и совершать намаз. В сепаратистских движениях высокопоставленные уйгуры не участвуют и сегодня сложно назвать явного или неформального лидера уйгуров внутри СУАР.

С другой стороны, в синьцзянских миграционных процессах существует ещё одно течение - это отток непосредственно уйгуров из СУАР. Уйгуры бегут из Синьцзяна и это явление набирает силу с каждым годом. Есть малочисленная категория - это молодые люди, желающие получить образование в китайских вузах, что даст им возможность получить хорошую работу. Многочисленная категория - это трудовые мигранты и люди, желающие открыть своё дело и получать нормальную прибыль. Так, вспоминая повод к произошедшим 5 июля событиям, отметим, что инцидент на гуандунской фабрике Шаогуань был связан именно с прибытием туда 800 уйгурских рабочих. И, как считают эксперты, причиной конфликта стала именно конкуренция между местными и уйгурскими работниками.

Изменения геополитической ситуации в Центральноазиатском регионе начала 1990-х гг. оказали значительные изменения на внешнюю политику Китайской Народной Республики (КНР) в отношении данного региона. Прежде всего, эти изменения связаны с ситуацией внутри Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР, граничащего со странами Центральной Азии. А именно «уйгурского вопроса», включающего в себя проблему «трех зол»: уйгурского сепаратизма, религиозного экстремизма и международного терроризма.

В течение длительного времени на территории СУАР действуют организации и военные группировки, целью которых является создание независимого государства «Восточный Туркестан». Образование пяти независимых центральноазиатских стран на территории бывшего СССР подтолкнуло жителей Синьцзяна, прежде всего уйгур, к возобновлению борьбы за независимость автономного района от Китая. 90-е гг. ХХ в. войдут в историю Синьцзяна как новый этап противостояния различных подпольных, сепаратистски настроенных организаций с официальными властями КНР. Применялись разные способы борьбы: от столкновений с полицией, поджогов, взрывов поездов и автобусов до нападений и убийств правительственных чиновников и прокитайски настроенных религиозных деятелей.

Китайское правительство предпринимает шаги для борьбы как внутри Китая и Синьцзяна в частности, так и на международной арене. Одним из действенных методов борьбы против уйгурского сепаратизма стало проведение с апреля 1996 г. «кампании по борьбе с серьезными криминальными элементами» («Яньли дацзи яньчжун синши фаньцзуи хуодун» или «Strike Hard, Muximum Pressure»).

С целью борьбы с уйгурским сепаратизмом Китай предпринимал усилия не только в формате двусторонних отношений, но и на многосторонней основе. В 1996 году, по инициативе Китая в рамках «Шанхайской пятерки» на обсуждение был поставлен «уйгурский вопрос», по которому была выработана и документально закреплена общая позиция Шанхайская Конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом. Шанхай, 15 июня 2001г. Московский журнал международного права. -- 2001, -- №4. -- С. 3-10. Уже в рамках сформированной в 2001 году Китаем, Россией, Казахстаном, Кыргызстаном, Таджикистаном и Узбекистаном Шанхайской организации сотрудничества, была подписана совместная Конвенция «О борьбе с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом», которая предусматривала еще более тесное взаимодействие между государствами Центральной Азии, Китаем и Россией в данном направлении. В последующем страны-члены ШОС неоднократно подтверждали неприятие любых проявлений национального сепаратизма и согласованность подходов в противодействии сепаратистской деятельности на своих территориях.

Правда, в августе 2008 года на очередном саммите ШОС в г.Душанбе государствам-членам Организации пришлось решать непростую для себя задачу - выработать общую позицию по событиям в Южной Осетии и Абхазии, в которых непосредственное участие принимала Россия. Сдержанность в официальных оценках со стороны государств Центральной Азии и особая позиция делегации КНР по данному вопросу является прямым следствие того, насколько болезненной является для Китая «проблема национального сепаратизма», в первую очередь уйгурского.

В целом, можно с достаточной степенью уверенности утверждать, что в результате активных шагов, предпринимаемых Пекином на центральноазиатском направлении, была принята и по настоящее время проводится согласованная между КНР и странами Центральной Азии политика в отношении «проблемы уйгурского сепаратизма». Однако, очевидно и то, что рассматривать данную «проблему» в столь узком ракурсе представляется в корне неправильным, в том числе и на современном этапе, когда в результате набирающего обороты мирового финансового кризиса в сложных социально-экономических условиях оказались как сам Китай, так и государства Центральной Азии. Сокращение объемов внешней торговли и спад промышленного производства, рост числа безработных - вот далеко не полный перечень возможных негативных последствий.

В отсутствии скоординированной социально-экономической политики в рамках ШОС и четкого плана преодоления кризиса совместными усилиями, указанные последствия, несомненно, могут способствовать формированию благоприятной почвы для активизации деятельности радикальных сил, в том числе и сепаратистских. В Пекине и странах региона прекрасно осознают сохраняющуюся остроту «проблемы уйгурского сепаратизма», тем более, что в последние годы она «идет» во все более тесном тандеме с проблемами религиозного экстремизма, политического ислама и нестабильности в Афганистане.

Поэтому, очевидно, что если не смотреть на данный комплекс проблем в более широком и стратегическом контексте, их долгосрочное решение будет маловероятным. Подобная перспектива не отвечает интересам национальной безопасности ни Китая, ни государств Центральной Азии, ни России, что в обозримом будущем должно предопределить их более тесное и доверительное взаимодействие по проблемам и проблемным моментам в сферах политики, экономики и безопасности, способным дестабилизировать любой из национальных сегментов геополитического пространства ШОС.

По информации ответственного за проведение этой кампании Министерства общественной безопасности КНР, все действия, предусмотренные в рамках кампании, были направлены на расследование и раскрытие многочисленных криминальных эпизодов, поимку сбежавших преступников, разгром нелегальных группировок, а также против «злого влияния хулиганов».

Подвергались преследованию и неофициальные политические организации, особенно сепаратистские структуры в Тибете, Внутренней Монголии и в СУАР. Так, в Синьцзяне кампания длилась на протяжении 1996-1997 гг. В результате проведенных мероприятий к сентябрю 1997 г. китайские власти нейтрализовали около сорока восстаний и мятежей. Действия Пекина привели к уничтожению 80, ранению 200 и аресту 800 уйгур. Также по всему Синьцзяну было закрыто 105 незаконных медресе. 133 мечети оказались построенными без официального одобрения властей, поэтому вскоре были закрыты или стали использоваться для других целей.

Только за пять месяцев 1998 г. было зафиксировано 15 взрывов; за первые месяцы 1999 г. совершено 7 терактов. Однако однозначно и полностью ответственность именно уйгурских боевиков за эти акции подтвердить не удалось Барышников, Д.Н. Конфликты и мировая политика: учебное пособие / Д.Н. Барышников. - М.: АСТ: АСТ МОСКВА: Восток - Запад, 2008. - С.116.

Однако даже несмотря на это, говорить о «решении» уйгурского вопроса на территории Синьцзяна и Китая в целом пока преждевременно. Так, по информации от начала 2007 г., проблема сепаратизма в Китае до сих пор не снята с повестки дня. В январе 2007 г. на официальном сайте газеты «Жэньминь жибао» появились данные об уничтожении в СУАР лагеря подготовки террористов, убийстве 18 террористов и захвате ещё 17 человек; были изъяты оружие и компоненты для изготовления взрывчатки. Исходя из вышесказанного можно сделать вывод о том, что в будущем китайскому правительству придется искать более эффективное решение проблемы «трех зол».

В свое время толчком в обострении уйгурского вопроса явились террористические акты в Вашингтоне и Нью-Йорке 11 сентября 2001 г. и последовавшая за ними война США против международного терроризма.

КНР примкнула к этой борьбе, заявив, что и на территории Синьцзяна действуют международные террористические организации, которые получают деньги от Аль-Каиды и лично от Бен Ладена для осуществления своей противоправной деятельности. Если до 2001 г. напряженность ситуации в СУАР не афишировалась, а официальные данные не всегда отражали реальную картину, то после терактов в США власти Китая решили предать огласке ситуацию в регионе.

Так, в январе 2002 г. официальным Пекином была опубликована статья под заголовком «Террористические силы “Восточного Туркестана” не уйдут от ответственности», где рассказывалось о существовании и деятельности сил «Восточного Туркестана» в течение длительного времени. В статье отмечалось, что в девяностых годах. Эта деятельность, направленная на осуществление насильственных актов, таких как взрывы, теракты, отравления, поджоги, особо активизировалась. Китайские власти подсчитали, что с 1990 по 2001 г. как на территории Синьцзяна и Китая, так и за пределами КНР было осуществлено более 200 террористических актов, которые привели к смерти 162 человек и ранениям более 440 человек. Отметим, что западные эксперты считают несколько иначе: по их мнению, из 140 известных «террористических» инцидентов в Китае между 1990 и 2000 г. только 25 могут быть приписаны деятельности сепаратистов или политически обусловлены, и только 17 из них могут быть отнесены на счет уйгурских сепаратистов в СУАР. Большая часть инцидентов была связана не с сепаратистской деятельностью как таковой, но оказалась вызванной более масштабными причинами, в том числе протестом против курса официальной власти по разным вопросам .

Возвращаясь к обнародованной в названной статье информации, заметим, что по утверждению официального Пекина, силы «Восточного Туркестана» имели тесные связи с Аль-Каидой и финансировались Осамой Бен Ладеном. В частности, в статье указывалось, что исламское движение «Восточный Туркестан», руководимое Хасаном Махсумом, спонсировалось и возглавлялось Бен Ладеном будучи филиалом Аль-Каиды на территории соседнего с Афганистаном Синьцзяна. Более того, согласно опубликованным данным, с 1999 г. по инициативе Бен Ладена были созданы тренировочные лагеря для членов движения за Восточный Туркестан. Часть обученных людей позже вернулась в Китай для создания террористических организаций, другие присоединились к чеченским террористам в России, остальные принимали участие в противоправной деятельности в Центральной Азии.

В августе 2002 г. в КНР было объявлено о том, что в Синьцзяне и на территории Китая действуют восемь уйгурских террористических групп. Из них пять - Исламское движение «Восточный Туркестан», Исламская партия «Восточный Туркестан», Восточнотуркестанская Исламская партия Аллаха, Исламская реформистская партия «Ударная бригада» и Исламские священные воины - имели определенную религиозную направленность. Оставшиеся три - Международное движение «Восточный Туркестан», Организация за освобождение Восточного Туркестана и Организация за освобождение уйгур - являлись светскими.

26 августа 2002 г. госдепартаментом США, официальным Пекином и ООН было объявлено, что одна из указанных организаций - Исламское движение «Восточный Туркестан» (ИДВТ) - включается в список международных террористических организаций. 28 августа этого года первый заместитель госсекретаря США Ричард Армитидж в ходе своего визита в Пекин заявил, что Вашингтон рассматривает ИДВТ как террористическую группу с вытекающими отсюда последствиями. А именно: ИДТВ была внесена в список Управления по контролю над иностранными активами Министерства финансов США (вывешено на официальном сайте Управления 3 сентября 2002 г.), согласно которому «все активы данной организации на территории США замораживаются». Легально эта акция была обоснована указом президента США за №13224. Пекин такое решение США «высоко оценил». Однако многие западные эксперты и дипломаты скептически восприняли внесение ИДВТ в список террористических организаций, воспринимая это как «уступку Китаю со стороны США». В официальном документе Госдепартамента США утверждалось, что именно эта организация ответственна за все акты жестокости, совершенные за 11 лет на территории Китая. Исследователей озадачил тот факт, что в китайской официальной позиции, обнародованной в январе 2002 год, указывалось на наличие как минимум четырех организаций, объединенных под общим названием «Силы за “Восточный Туркестан”» и совершивших более 200 террористических актов (с 1990 по 2001 год), а не одно только ИДВТ.

В ответ на едкие замечания об «уступке Китаю» в декабре 2002 г. помощник госсекретаря США Джеймс Келли встал на защиту решения, направленного против деятельности ИДВТ. Дж. Келли заявил, что у США есть доказательства существования связи Исламского движения «Восточный Туркестан» с Аль-Каидой. Более того, он подтвердил акты жестокости со стороны ИДВТ против гражданских лиц Румянцев Е.Н. Острые проблемы китайской политики. - М.: РУСИНА ПРЕСС, 2003. - 160с. .

Следующим шагом в борьбе против названной уйгурской организации стало совместное требование США, Китая, Афганистана и Киргизии от 11 сентября 2002 год включить Исламское Движение «Восточный Туркестан» в список международных террористических организаций, согласно резолюциям №1267 и 1390 Комитета по безопасности ООН. Данные резолюции требуют от всех государств - членов ООН безотлагательно заморозить активы указанной группы на своей территории и запретить доступ к любым средствам или другим ресурсам ИДВТ. В результате 11 сентября 2002 г. ООН включил в свой список Исламское движение «Восточный Туркестан» (другие названия: Исламская партия Восточного Туркестана и Восточно-туркестанская исламская партия Аллаха), где оно до сих пор числится террористической организацией. Помимо ИДВТ, список содержит имена трех лиц, которые, как считалось, были связаны с ИДВТ и причастны к совершению террористических актов. Вскоре эти люди были объявлены в розыск Интерполом.

В конце декабря 2003 г. КНР опубликовала первый в своей истории перечень террористических организаций, куда вошли четыре мусульманских движения и 11 лиц (преимущественно руководители этих движений), которые считались причастными к террористической деятельности на территории СУАР. Эти группы: Исламское движение «Восточный Туркестан» (ETIM), Организация освобождения Восточного Туркестана (ETLO), Всемирный конгресс уйгурской молодежи (WUYC) и Информационный центр Восточного Туркестана (ETIC). Министерство общественной безопасности КНР огласило список имен, обвиняемых в «терроризме» и попытках создания независимого исламского государства («Уйгуристан») на территории своего северо-западного района.

Что касается самой организации - Исламское движение «Восточный Туркестан», то данные об истории ее появления, численности и связях с международными террористами до сих пор очень скудны. Известно, что сопротивление уйгур, организационно оформленное в ИДВТ, началось после жестокого подавления восстания 1990 г. в Бажэне. Узнав, что власти Китая готовы применять силу против мирно настроенных студентов, уйгурские активисты из южного Синьцзяна пересекли границу с Пакистаном и продолжили там обучение в религиозной школе, где в середине 90-х гг. и было создано Исламское движение «Восточный Туркестан». Бойцы ИДВТ посвятили себя «священной войне» в Центральной Азии и борьбе против китайских захватчиков. Лидер ИДВТ Хасан Махсум прослужил три года в трудовом лагере в Синьцзяне, где параллельно подбирал рекрутов - уйгуров, один из которых, Рашид, впоследствии стал лидером «номер три» этого движения. Позже Рашид был схвачен вместе с группой талибов в Афганистане и депортирован в Китай весной 2001 год.

Лидеры ИДВТ имели тесные связи с Осамой Бен Ладеном, который с 1998 г. направлял агентов и оружие в Синьцзян. Известно, что в результате войны с террором, руководимой США, в Афганистане было схвачено от 300 до 700 уйгуров, по меньшей мере, двое уйгуров были отправлены в тюрьму Гуантанамо на Кубе.

Вопрос о заключенных в Гуантанамо уйгурах заслуживает особого внимания. В настоящее время ситуация вокруг их дальнейшей судьбы обострилась. Прежде всего, потому, что не два, а 22 уйгура, как оказалось, заключено в этой тюрьме на кубинском острове (в конце 2003 г. Министерство обороны США без лишнего шума обнародовало информацию о содержащихся в тюрьме 22 уйгурах). 15 из них могут быть освобождены, так как пятеро просто «оказались в плохом месте в плохое время», а 10 человек хоть и считаются задержанными, но не представляют значительной опасности для США, поскольку основным врагом этих лиц являются официальные власти Китая. Оставшихся 7 человек определили как «вражеских воинов».

К 2004 г. в США признали, что задержанные уйгуры в Гуантанамо не представляют более никакой «информационной ценности». Также стало известно, что США не могут найти третью страну, которая бы приняла освобожденных уйгур. Сам поиск такой страны говорит о том, что Вашингтон не внял требованию китайских властей вернуть этих людей на территорию КНР. В августе 2004 г. госсекретарь США Колин Пауэлл подтвердил, что США не отправят задержанных обратно в Китай.

США обращались к по крайней мере 20-ти странам, включая Германию, Швейцарию, Швецию, Финляндию, Норвегию, Италию, Францию, Португалию, Австрию и Турцию, с просьбой принять задержанных уйгуров на постоянное место жительство, но безуспешно.

20 апреля 2006 г. ввиду подачи информационным агентством «Ассошиэйтед Пресс» судебного иска о свободе информации Министерству обороны США пришлось обнародовать список 558 лиц, заключенных в Гуантанамо. Позже - 5 мая 2006 г. - Пентагон объявил о переводе пяти уйгур в Албанию с формулировкой «не являющиеся более вражескими воинами». КНР тотчас стала настаивать на возвращении указанных лиц в Китай, требуя от Албании выдать им «террористов». По состоянию на 2 июля 2006 г. пять человек все ещё находились в Албании. Однако вопрос об их возвращении в Китай, а так же, как и возвращении оставшихся уйгуров, остается открытым.

За последние несколько лет накал борьбы уйгурских организаций и групп на территории Синьцзяна несколько снизился, однако теперь эти структуры вышли за пределы Китая и пытаются заручиться поддержкой мировой общественности. Их офисы функционируют главным образом в США (офис Уйгурской американской организации находится в Вашингтоне) и Германии (офис Всемирного уйгурского конгресса - в Мюнхене); есть также отделения в Турции, Бельгии, Казахстане, Киргизии, в Москве такое отделение было закрыто несколько лет назад. Эти организации заявляют, что власти КНР притесняют уйгурский народ, его право свободного вероисповедания и отправления религиозных обрядов, право самостоятельно определять свою судьбу.

Более того, международные уйгурские организации, выступая за отделение от Китая и создание независимого Синьцзяна, используют религиозный фактор. Однако в связи с почти паническим страхом западных стран и США перед мусульманской угрозой международные уйгурские организации призывают объединяться по национальному признаку, а не на религиозной основе.

Смогут ли уйгурские организации достичь своей цели по образованию независимого государства? Если да, то за чей счет будет получена эта «свобода» от Китая? В мире, пожалуй, только США имеют реальные материальные и институциональные возможности для противостояния такой мощной державе, как Китай, по вопросу образования «независимого» Синьцзяна. Какова будет цена освобождения для уйгурского народа? Не будет ли эта свобода номинальной, при которой произойдет лишь смена названия для СУАР и, соответственно, «хозяина» и спонсора при учете именно его интересов, даже если они не сходятся с интересами людей, населяющих СУАР?

Что касается США, то в будущем «уйгурская карта» вполне может быть использована американцами в их игре в Центральной Азии с целью получения уступок со стороны КНР по различным вопросам. Стоит обратить внимание на тот факт, что Уйгурская американская ассоциация, выступающая за свободу самоопределения уйгурской нации, вполне легально располагается в Вашингтоне. Более того, руководителем ассоциации стала Ребия Кадир, известная «уйгурская правозащитница и представительница уйгурского сообщества Китая», которая в сентябре 1999 г. была осуждена на 8 лет тюрьмы за «разглашение секретных сведений иностранцам», но выпущена в марте 2005 г. (за несколько дней до визита в КНР госсекретаря США Кондолизы Райс) и выслана в США. Известно, что за последний год она как минимум дважды выступала перед Конгрессом США с докладами на тему притеснения китайскими властями мусульман - этнических уйгуров. Ребия Кадир в 2004 г. выиграла премию Рафто в области защиты прав человека, а в 2006 г. шведский парламентарий Анели Енохсон выдвинула её кандидатуру на Нобелевскую премию мира, что вызвало резкую критику со стороны официальных властей СУАР.

Для США сейчас становится все труднее поддерживать баланс между интересами борьбы против террористической организации как таковой (которую, как считается, поддерживают Осама Бен Ладен и Аль-Каида) и интересами «защиты прав и свобод (прежде всего религиозных) уйгурского народа», якобы нарушаемых властями КНР.

За последние 5 лет, когда осуществлялся «жесткий курс» по отношению к любым проявлениям сепаратизма в провинции, ситуация существенно изменилась в сторону ужесточения внутренних порядков. Прежде всего, это коснулось студенчества, которое под угрозой исключения из учебных заведений или заключения под следствие, оказалось ограниченным в проявлениях своих волеизъявлений.

Однако в целом, ключ к разгадке феномена относительной успешности внутренней политики Пекина в СУАР заключается не в силовых мерах, а в действии двух долгосрочных факторов. Во-первых, изначально со времени установления коммунистического режима были подключены все резервы власти для интеграции уйгурского населения в политическую культуру китайского государства. Это осуществлялось, как правило, традиционными методами китайского государства: путем идеологической работы с населением через систему образования и посредством духовенства.

Во-вторых, в ходе государственного строительства в Синьцзяне и других национальных «окраинах» страны ставка была сделана на часть местного общества согласно региональному и социальному признаку. Так, в Синьцзяне административная работа проводилась в основном с северными районами СУАР, из представителей которых по преимуществу формировалась не только политическая, но и другие элиты синьцзянского общества. Кроме того, акцент в такой работе делался на управляющие кадры партийно-государственного аппарата, который и является сегодня авангардом местного общества и главным инструментом управления СУАР.

Таким образом, элита национального общества - интеллигенция и госслужащие - формировалась руками центральной власти. Механизмы, используемые при этом отличались многообразием: кроме идеологических, действенную силу имели прямое давление и репрессии. Они позволяли достичь главного результата - вычленить национальное самосознание и подчинить так называемые национальные кадры государственной идеологии.

В процессе взаимодействия новой власти, представленной такими национальными лидерами, и местного населения выработалась модель нового общества, неотъемлемой частью которого были уйгуры. Важно, что в результате проводимой политики политическая культура национального меньшинства оказалась весьма приближенной к общегосударственной политической культуре. Сложившийся симбиоз лишь внешне сохраняет некую «национальную специфику», тем не менее, несет в себе все атрибуты классической китайской государственности.

На деле национальная автономия в таких условиях означала изоляцию района при безусловном подчинении директивам из Центра, которые главным образом затрагивали административный аппарат и городское население. Подобная политика имела важные последствия для сельского населения, которое составляет подавляющее большинство уйгурского общества: благодаря проводимой линии фактически до конца ХХ века они сохранили традиционный уклад жизни. Между тем, это явилось главной причиной трудностей, с которыми столкнулся Пекин сегодня, осуществляя глубокое реформирование экономической системы общества.

Тем не менее, политические устои синьцзянского общества в целом оказывают меньшее воздействие на жизнь и самоощущение автохтонного населения СУАР. Меры правительства в этой области, как правило, имеют долгосрочный характер и не вызывают острого социального недовольства.

Главными внутренними факторами, провоцирующими недовольство уйгур, служат боязнь экономических реформ, гонения на ислам и увеличение числа ханьского населения.

Современный Синьцзян населяют 47 национальностей, наиболее многочисленные из них ханьцы, уйгуры, казахи, дунгане (хуэйцы), монголы, киргизы и др. Вплоть до начала 90-х годов китайское население в СУАР удерживалось в пределах 4%, уйгуры составляли около 75%. По статистическим данным 2000 года, население Синьцзяна составляло 19,25 млн. человек, из них 10,97 млн. человек - не ханьцы. Численный процент уйгурского населения упал до 44%, что, однако, является результатом не политики ограничения рождаемости, как утверждают некоторые аналитики, но результатом притока переселенцев из восточных районов страны. Эта миграция носит экономический и административный характер, являясь по сути закономерным процессом в условиях реализации программы реформ.

Тем не менее, ужасающим фактам о притеснениях и насилии китайских властей по отношению к уйгурскому населению, приводимым в многочисленных информационных материалах уйгурских организаций, трудно найти подтверждение в официальных источниках и в реалиях5 синьцзянской действительности. Нарушение прав человека, свободы слова и выражения мнения, передвижения, запрет на собрания, проблема ограничения рождаемости и мн.др. вопросы характерны для современной КНР в целом.

Самая острая на сегодняшний день проблема, вызывающая наибольшее недовольство уйгуров Синьцзяна - это ограничения свободы вероисповедания. На взгляд местного населения в данном аспекте в особенности политика китайских властей выступает неоправданно жесткой и технически несовершенной.

Подобная ситуация сложилась в силу характерных особенностей мусульманской религии, а также по причине глубокого проникновения ислама в уйгурское общество. Ислам, как известно, предполагает неразделенность религии с обществом и государством, т.е. вечным идеалом ислама остается «исламское государство». Таким образом, для правоверных мусульман, в особенности, воспитанных в традиционном обществе, существует практическая невозможность следования светскому образу жизни в рамках неисламского государства без возникновения протеста против существующих «несовершенных порядков». Положение уйгуров Китая усложняет тот факт, что традиционные религиозные лозунги, призывающие к объединению мусульман и т.п., неизбежно звучат для коммунистического руководства КНР с политическим оттенком.

Итак, специфика ислама превратила его в глазах китайских властей в очевидную угрозу, и признание себя мусульманином может означать в их глазах первый шаг к сепаратизму.

Учитывая техническую сложность установления контроля в конфессиональной области, которая объективно существует для Пекина, им была выработана специальная тактика в отношении мечетей. Подобная тактика используется также в работе с ламаистским клиром Тибета.

Китайское руководство на всех исторических этапах старалось сотрудничать с мусульманским духовенством СУАР, что приносило ему определенные дивиденды. В настоящее время духовные лидеры синьцзянских мусульман, как правило, являются в известной мере ставленниками власти или находятся под ее влиянием, испытывая строгий контроль госорганов. Кроме того, финансовая поддержка духовенства со стороны государства играет в этом деле немаловажную роль. Так, только в 1999 году по официальным данным центральным правительством Китая было выделено 7,6 млн. юаней на нужды синьцзянских мечетей, которые в основном пошли на реконструкцию культовых зданий.

Вместе с тем, в СУАР перманентно наблюдается активизация деятельности религиозных организаций, которые имеют большой авторитет среди местного населения. Так, по данным, Института религии КНР, которые были получены во время переписи населения в 1998 году, путем включения соответствующего вопроса в переписную анкету, количество верующих составило 11 млн. человек (58%) - это самый высокий процент по Китаю, в котором общее количество верующих 100 млн. человек (из них 20 млн. - мусульмане: уйгуры, казахи, узбеки, кыргызы, дунгане, таджики и др.)

В настоящее время в СУАР действуют 24 тысячи религиозных центров, из которых мечетей 23753; духовных служителей более 26800 человек, из них мусульманских - 26500 человек .

Несмотря на то, что китайским руководством предпринимаются усиленные попытки утвердить четкую дифференциацию между исламской верой уйгурского населения СУАР и идеями восстановления независимого Восточного Туркестана, в сознании жителей Синьцзяна они неразделимы. И хотя само выражение «Восточный Туркестан» является неправомерным в современной КНР, идея эта получает постоянную подпитку как из духовных воззрений уйгуров, так и извне.

Независимое государство уйгуров, основанное на исламской вере, по-прежнему служит знаменем сепаратистских тенденций в СУАР, и Пекин, видимо, не сможет вытеснить эти идеи из среды автохтонного населения провинции, пока новые идеологические установки не получат глубокое внедрение в его сознание. До настоящего момента идея китайского суперэтноса, объединяющего весь многонациональный народ страны, не утвердилась в уйгурской среде, чему немало способствовала роль ислама, а любое повышение самостоятельности на местах и активное включение нацменьшинств в реформы уже приводило к взрывам недовольства и росту национального самосознания. По всей видимости, «работа» с исламом и с сознанием жителей Синьцзяна остается одной из приоритетных задач китайского руководства на ближайшую перспективу.

Итак, как признают сами представители власти, всех предпринятых мер оказалось недостаточно для решения проблемы. И, несмотря на серьезные достижения по нормализации ситуации в СУАР, у китайского руководства сохраняются большие основания для продолжения массированной борьбы против любых проявлений этнического сепаратизма уйгуров и его профилактике.

В настоящее время особый экономический курс играет главную роль в деле умиротворения уйгурского населения.

Начиная с середины 90-х годов, приоритет экономической политики КНР во многом перешел от восточных к западным районам Китая, к которым относится и СУАР. Провинция с принятием в 1999 году «Стратегии масштабного освоения Западного края», фактически превратилась в «большую стройку» страны. Экономический рост в СУАР в 2003 году составил 9%, что выше среднего показателя по стране в целом; растут доходы населения, его покупательская способность.

Благодаря реформам и либерализации в КНР уйгурская этническая общность получила возможность участвовать в процессе обновления общества, но она по-разному вписывается в этот процесс. Модернизация в СУАР идет не такими темпами, как этого хотелось бы официальным властям.

Если в крупных городах наблюдается значительный рост экономики, улучшается жизнь народа, то в сельской местности реформы идут крайне медленно; особенно трудно говорить об этом процессе, например, в Кашгарском оазисе и других южных районах Синьцзяна. Зачастую население края не воспринимает реформы, считая этот процесс пагубным для себя.

Существует мнение, что вместе с экономическим ростом придет и китаизация региона, будет утерян выработанный столетиями менталитет уйгурского народа, национальное своеобразие.

Тем не менее, жизнь провинции, даже в самых отдаленных ее краях, стремительно меняется. Главными факторами, воздействующими на традиционный уклад жизни населения Синьцзяна, служат новая инфраструктура, повышение мобильности населения (как за счет переселенцев, так и автохтонного населения), развитие производства, повышение уровня образованности населения и т.п.

Среднегодовой доход сельского населения в СУАР в 2002 году составил 1863 юаня (в 1978 году эта сумма равнялась 119 юаням); средняя заработная плата городского жителя стала равняться 10278 юаням, в то время, как его средний годовой доход составил 6941 юань. Коэффициент бедности в крае понижается: среди сельских жителей в 1978 году он составлял 60,8%, в 2001 - 50,4%, среди городских жителей показатели по тем же годам 57,3% против 35,5%. Средняя продолжительность жизни в провинции на сегодняшний составляет 71,12 лет. Еще в 1985 году Международным обществом естественной медицины Синьцзяну было присвоено 4-ое место в мире по продолжительности жизни; по количеству людей, переступивших столетний юбилей, эта провинция занимает первое место по Китаю 6.

В ближайшие 10-15 лет правительство КНР приложит максимум усилий для дальнейшего социально-экономического развития Синьцзяна. И если сегодня основная масса его автохтонного населения пока лишь отчасти включена в процессы модернизации, в особенности, что касается сельских жителей, то в скором времени следует ожидать увеличения амплитуды реформ и углубления их влияния на общество.

Итак, благодаря реализации Стратегии масштабного освоения Запада КНР, СУАР и его население, в том числе уйгурское, переживают значительные перемены, которые, тем не менее до настоящего момента не позволили ликвидировать проблему этнического сепаратизма. Как представляется, связано это главным образом с геополитическими факторами - приграничным характером Синьцзяна (СУАР граничит с 8 соседними государствами) и с разворачивающимися вокруг КНР геополитическими процессами Алаев Р. Самоопределение без сепаратизма // Вестник аналитики. М., 2007. №2.

Уникальные условия, в которых оказался в силу исторических причин уйгурский этнос, выделяют его среди других «наций без государства». Его относительная многочисленность, богатое культурное наследие, современное политическое и экономическое состояние, диссонирующее с национальными амбициями, связанность с судьбами современного Китая, широкое представительство диаспоры в ведущих западных государствах, разветвленная сеть международных уйгурских организаций и пр., создают предпосылки для углубления проблемы именно в контексте внешней среды, окружающей КНР. 8

Без наличия внешнего фактора «проблема Синьцзяна» к настоящему моменту исчерпала бы себя почти полностью, поскольку выверенная и осторожная политика центральных властей КНР успешно снижает недовольство и конфликтность местного уйгурского населения посредством специальной социально-политической, экономической, идеологической и административной политики.

Внешний фактор имеет два аспекта. С одной стороны, зарубежная уйгурская диаспора довольно многочисленна и активна. И, несмотря на постоянное ужесточение политики китайских властей, в последнее время она пользуется все расширяющимися возможностями для влияния на общественные настроения в Синьцзяне (современные средства связи, Интернет, предпринимательская деятельность и пр.), тем самым как бы компенсируя невозможность практической деятельности на территории автономного района. С другой стороны, не афиширующие себя, внешние заинтересованные силы пытаются использовать как проблему, так и сами уйгурские организации, преследуя определенные интересы в отношении КНР.

Как представляется, потенциал подобного внешнего вмешательства еще далеко не раскрыт и в случае возникшей необходимости может быть использован против Пекина.

Кроме того, как широко афишируют эту информацию борцы за права уйгуров, а также солидарные с ними сторонники независимости Тибета, земли этих двух провинций (один Синьцзян занимает шестую часть КНР), насыщены полезными ископаемыми, в том числе, углеводородным топливом: только в СУАР сегодня добывается более 30% всех нефтяных ресурсов страны; в целом же, в недрах Синьцзяна и Тибета по официальным данным содержится около четверти всех полезных ископаемых Китая. Принято считать, что именно этот факт служит определяющим в борьбе Пекина против этнического сепаратизма в данных регионах страны. Вместе с тем, существо проблемы гораздо глубже и, в действительности, первостепенную роль играет не богатство естественных ресурсов, а устои китайской государственности, которая, скорее всего, не способна будет выдержать удара отвержения какой-либо части ее территории. Вот почему борьба с сепаратистскими тенденциями и возвращение Тайваня играют столь заметную роль в политике китайского руководства - их результаты определяют степень доверия населения правительству, которая, в свою очередь, по традиции определяет жизнеспособность всей политической системы государства.

В настоящее время, благодаря осуществляемой за последние 5-6 лет на территории СУАР политике «жесткого курса» против сепаратистов-националистов, данные угрозы приобрели характер крайне гипотетичный и, Как видно, каждая из настоящих угроз связана с пресловутым внешним фактором и целиком им определяется. Таким образом, для коммунистического руководства КНР содержание проблемы заключается не в сепаратистских настроениях уйгурских диаспор в иностранных государствах и собственно уйгурского населения Китая, с которыми Пекин успешно справляется и справился бы окончательно, спустя еще несколько лет сохраняющегося статус-кво, а в их подпитке со стороны внешних сил. Для того чтобы бороться против угроз подобного плана, для Китая первостепенно важно контролировать атмосферу вокруг страны на внешнеполитической арене. В этой связи именно политическое направление китайской дипломатии играет на настоящий момент приоритетную роль. В дипломатических представительствах КНР, аккредитованных в зарубежных странах, в особенности, в странах ЦАР, также можно наблюдать ярко выраженный политический уклон.

Вместе с тем, поведение американских лидеров свидетельствует о том, что принципиальных изменений в их тактике по отношению к уйгурскому сепаратистскому движению в ближайшее время не произойдет. Об этом говорит и продолжающаяся деятельность на американской территории уйгурских организаций.

В целом, руководство КНР кровно заинтересовано в успешном решении поставленных задач в рамках развития Синьцзяна, что служит залогом реализации общей стратегии развития Китая и решения проблемы сепаратизма, и в настоящее время какие-либо видимые причины, которые могли бы воспрепятствовать постепенному осуществлению этих планов, отсутствуют. Анализ ситуации в СУАР позволяет заключить: в настоящее время существует лишь одна потенциальная опасность дестабилизации в этом регионе КНР, и связана она с американским присутствием в Центральной Азии и возникающими на этой основе противоречиями в треугольнике США - Россия - Китай.

2.2 Позиции в отношении конфликта на международной арене

уйгурский вопрос китай международный

Исследования показывают, что в анализируемом здесь конфликте выделяются первичные и вторичные стороны.

Здесь нужно кое-что пояснить. Во-первых, непосредственными участниками противостояния в регионе являются именно две названные этнические группы, поэтому они определены как первичные стороны конфликта. Во-вторых, официальный Пекин представляет собой отдельную силу со своим видением разрешения конфликта и действует исходя из своих интересов, которые отличны от ожиданий как уйгуров, так и ханьцев. В-третьих, после центрального руководства Китая третичными по значимости являются Казахстан и Киргизия, которые вследствие своего географического положения и наличия уйгурских диаспор на своей территории и казахов с киргизами в Синьцзяне, тоже оказываются вовлечёнными в конфликт. В-четвёртых, к третичным сторонам причислены США, ибо они являются единственной сверхдержавой в глобальном масштабе, из-за чего их интересы распространяются на весь мир. Конечно, в территориальном плане США к Синьцзяну привязки никакой не имеет. Но сам конфликтный потенциал СУАР, равно как и абсолютное доминирующее положение Америки в мире, заставляют присоединить её к списку третичных сторон конфликта.

Первичными сторонами в конфликте соответственно являются уйгуры и ханьцы. Уйгуры выдвигают требования политического характера и несколько реже религиозного. Уйгуры, казахи и киргизы вместе хотят добиться создания независимого светского государства тюрков с республиканской формой правления. В нынешнее время позицию уйгуров представляет и защищает лишь одна организация - Всемирный уйгурский конгресс, созданный 16 апреля 2004 года. Эта организация, объединив все группы изгнанных уйгуров, включая Американскую ассоциацию уйгур (UAA) и Конгресс Уйгурской Молодежи. Данная организация занимается правозащитной деятельностью, мониторит нарушения прав уйгуров в КНР и за его пределами. ВУК также ведет активную пропагандистскую деятельность по критике КПК, сотрудничает с Тибетским правительством в изгнании, китайскими диссидентами, правозащитными организациями. Лидер этой организации Рабия Кадыр не раз обвиняла КНР в «культурном геноциде» уйгуров, которых лишают собственного языка и культуры, также она заявила что Китай уже на протяжении многих веков не позволяет уйгурам идентифицировать себя как отдельную национальность. Она в очередной раз подчеркнула что Синьцзян-Уйгурский автономний район должен быть выведен из состава КНР, для того чтобы уйгуры смогли создать собственное национальное государство, однако вместо этого Китай проводит «жесточайшую ассимиляцию» и фактическое уничтожение уйгуров как национальности, то есть осуществляет геноцид уйгурского народа.