Конфликты в теории международных отношений

В современной науке есть традиционные методики исследования явления (детальный анализ конкретной ситуации, аналогия, индукция, дедукция и др.) и частные методики. К последним относятся, во-первых, формализация конфликта, т. е. выделение общих черт и явлений в процессах и абстрагирование форм от их содержания; во-вторых, моделирование, т. е. построение конструкций конфликта в виде аналога для объективного исследования, теория рациональных решений и теория игр, когда ставится вопрос о том, как должен вести себя субъект или страна в событии. Использование этих методик и практика международных отношений показывают, что развитие явления может разворачиваться по определенной схеме, в которой присутствуют в разной последовательности несколько компонентов. Среди них дипломатический протест одной из сторон; акция в ООН и обращение к правительствам других стран с осуждением действий субъекта; отказ от переговоров; разрыв дипломатических отношений; кампания пропаганды; торговый бойкот; передислокация войск; полная мобилизация резервистов; ограниченная война, всеобщая война.

При анализе возможного столкновения сторона внимательно изучает противника, потому что каждый из субъектов международных отношений обладает определенным потенциалом из следующих величин: людских ресурсов, коммуникаций, ВВП на душу населения, производства всех видов энергии, выплавки стали, грамотности населения, наличия ядерного оружия. На решение участвовать в конфликте влияют и такие факторы, как состояние торговли, участие в военных и политических союзах, наличие иностранных баз, свое территориальное положение и противника, склонность к решительным действиям или в целом поведение руководства страны. Основываясь на теории политического равновесия или баланса сил, российский исследователь П. Цыганков исходит в анализе данного явления из того, что нарушение структурного равновесия в международной системе может объясняться появлением государств, чья растущая сила приближается к мощи великих держав, занимающих в мировом сообществе ведущие позиции, но значительно отстает от уровня их политического влияния.

Еще одной разновидностью «структурного» анализа международного конфликта является стремление объединить анализ трех уровней: уровня индивида, уровня государства и уровня международной системы. На первом из них предполагается изучение естественной природы человека («animus dominandi», о котором упоминает Г. Моргентау), прежде всего особенностей психологического облика государственных деятелей (отражаемых, например, в теориях инстинктов, фрустрации, агрессии и т. п.). На втором - рассматриваются детерминанты и факторы, связанные с геополитическим положением государств, а также специфика господствующих в них политических режимов и социально-экономических структур. Наконец, на третьем уровне выясняются характерные черты самой международной системы: «полярность», или «конфигурация соотношения сил», другие структурные признаки.

Как уже говорилось, некоторые аналитики видят содержание (ИР текст) конфликта в особенностях взаимодействия межгосударственной системы и ее внутренней среды, когда наиболее благоприятным для обострения ситуации или предшествующего ей кризиса является международный контекст, характеризующийся размыванием или же резким изменением в соотношении сил. В этом и другом случае государства теряют ясное представление об их взаимном положении и межгосударственной иерархии и пытаются покончить с возникшей двойственностью (как это произошло, например, в отношениях между США и СССР во время Карибского кризиса 1962 г.).

Отсутствие общепринятого понимания данного явления делает различия между «структурным» и «контекстуальным» подходами трудноуловимыми. Как подчеркивают некоторые исследователи теории международных отношений, указанные подходы тесно связаны друг с другом и содержат ряд общих идей. Их объединяет, например, явная приверженность государственно-дентричной модели международной системы со всеми вытекающими отсюда последствиями, главным из которых является сведение всего многообразия конфликтов только к межгосударственным противоречиям, кризисам и вооруженным столкновениям. Об этом говорят и различные типы классификации конфликтов.

Так, французские исследователи Ф. Брайар и М. Джалили выделяют три группы конфликтов, которые отличаются по своей природе, мотивациям их участников и масштабам. К первой они относят классические межгосударственные конфликты, связанные с победой или поражением одного из субъектов, национально-освободительные войны и т. п. Во вторую группу входят территориальные и нетерриториальные конфликты. Последние могут иметь социально-экономические, идеологические мотивы или же просто вытекать из воли к могуществу. В третью группу включаются такие конфликты, которые в зависимости от масштабов подразделяются на генерализированные, в которые втянуто большое количество государств и которые способны перерасти в мировые конфликты, и на региональные, субрегиональные и ограниченные (по количеству участвующих государств). Предполагается, что в современных условиях к конфликтам имеют отношение две различные формы силы - относительная, когда страны стремятся увеличить свое сравнительное экономическое и политическое влияние в рамках международных норм и установок, и метасила, когда государства пытаются совместно или в одиночку изменить сами процедуры и установленные правила в международных отношениях. Существует множество других классификаций, критериями которых выступают причины и степень напряженности международных конфликтов, характер и формы их протекания, длительность, масштабы и т. п. ОНи постоянно дополняются и уточняются, предлагаются новые и т. п.

В рамках исследования явления обращается внимание на такую его форму, как спор. Бывают относительные споры, включающие конкретные проблемы по поводу распределения материальных и нематериальных ресурсов. Они фокусируются на таких болевых точках преткновения, как земля, водное пространство, военная безопасность и др. Например, проблема Каспия в отношениях между Россией, Ираном, Азербайджаном, Туркменистаном и Казахстаном, ближневосточный конфликт и т. д.

Институциональные споры, наоборот, фокусируются на изменении и реформировании существующих правил и установок или разработке новых. Если государство или группа государств стремятся исправить международные нормы, то они неминуемо окажутся лицом к лицу с другой группой действующих субъектов, противостоящих первой. В то время как относительные полемики обычно разрешаются немедленным переразмещением ресурсов, урегулирование институциональных приводит обычно к установлению новых рамок или набору правил, воздействие которых не сразу очевидно. Поскольку институциональные дискуссии могут включать изменение важных конфликторазрешающих норм, они потенциально более весомы, чем относительные споры. Проиллюстрируем этот тип противоречием между развитыми и развивающимися государствами по поводу реформирования международного экономического порядка. Оно началось еще в середине 70-х гг. XX в., когда «третий мир» начал требовать радикальной реструктуризации правил и процедур глобальной экономической системы. Предложенная инициатива, известная как «новый международный экономический порядок» (НМЭП), стремилась изменить правила и представить установки справедливого распределения экономических ресурсов между государствами. В сущности, НМЭП стремился установить правовые нормы, чтобы заменить рыночно-ориентированные правила и установки, выработанные развитыми странами после Второй мировой войны. Долгосрочной целью международного экономического порядка было не только перемещение богатства с Севера на Юг, но и увеличение силы влияния стран «третьего мира» в международных отношениях. Основные дебаты развернулись вокруг вопроса о том, каким образом «третий мир» сможет обеспечить рост своего влияния в глобальном сообществе так, чтобы стать политически и экономически менее уязвимым.

Следует отметить, что, по крайней мере, в одном отношении радикальных изменений в общей картине типологии и классификации конфликтов, за небольшими исключениями, пока не произошло. Речь идет о том, что и сегодня основное место в таких определениях по-прежнему отводится конфронтациям между государствами. Несмотря на многочисленные попытки создания общей теории конфликтов, ни одна из них пока не получила признания. Не существует и общей теории международных конфликтов. На эту роль не могут претендовать ни полемикология, ни конфликтология, ни социология конфликтов. Почему? Во-первых, многочисленные исследования не выявили какой-либо устойчивой корреляции между теми или иными атрибутами международных акторов и их поведением. Во-вторых, те или иные факторы, которые могли бы рассматриваться как детерминирующие конфликтный процесс, как правило, варьируются на различных фазах этого процесса и поэтому не могут быть операциональными в анализе явления на всем его протяжении. В-третьих, характер мотивов и природа конфликтов редко совпадают между собой, что также затрудняет возможности создания единой теории, годной на все случаи.

Более того, определенный оптимизм, высказываемый некоторыми из видных специалистов относительно состояния исследований международных конфликтов, не помешал заметному кризису, в который эти исследования вступили с конца XX в. Сегодня, в XXI в. выдвигаются на первый план те вопросы, которые, не являясь радикально новыми по существу, отражают феномены массового масштаба и свидетельствуют о переходном характере современного международного порядка. Они пока не освоены ни одним из рассмотренных выше теоретических направлений в изучении международных конфликтов, хотя имеются и попытки расширить толкование конфликта. Например, Р. Либер, профессор Джорджтаунского университета, справедливо замечает, что как содержанием современных международных отношений, так и одной из их проблем является анархия, что почти автоматически ведет к конфликтам. Глубина, встающих в этой связи вопросов показана американским ученым Дж. Розенау, обратившим внимание на все более заметное «раздвоение» международной арены, на которой «акторы вне суверенитета», под которыми понимаются негосударственные субъекты, демонстрируют сегодня влияние, конкурирующее по своим последствиям с влиянием традиционных (государственных) субъектов. М. Смуц и Б. Бади, швейцарские специалисты в области политической социологии, отмечают трудности в их идентификации, что придает международным конфликтам заведомо насильную роль «рационального» средства в достижении своих целей.

Движения сопротивления, партизанские и религиозные войны, национально-этнические столкновения и другие негосударственные международные конфликты известны человечеству издавна. Однако господствующие социально-политические теории, основанные на государственно-центристской парадигме, отказывали им раньше в праве на концептуальную значимость, рассматривая их либо как явления маргинального порядка, не способные оказывать существенного влияния на основные правила международного общения, либо как досадные случайности, которые можно не принимать в расчет ради сохранения стройности теории.

Одновременно происходит и «балканизация» негосударственных конфликтов. Как и новые их виды, они уже не могут быть урегулированы при помощи старых механизмов из арсеншта~Тс1ассичёской международной стратегии (военное подавление, «баланс сил», «равновесие страха» и т. п.). В конфликтах в Северной Ирландии, на Ближнем Востоке, на юге и севере Индии, в Камбодже, Афганистане, между республиками бывшей Югославии, на территории бывшего СССР можно, конечно, найти сходные черты. Однако это сходство в большей степени касается отсутствия какой-либо полной ясности относительно природы указанных конфликтов, их «неправильности» с точки зрения соотношения целей и средств их участников, опасности, которую они представляют для мирового сообщества.

К этому следует добавить, что изменение характера оружия массового уничтожения (ОМУ) в XXI в. безусловно будет накладывать отпечаток на развитие явления. Сегодня оно называется конфликтом нового поколения. Если во всех предыдущих борьба шла за землю, на земле и с помощью большого числа военной силы вязко, долго, то сегодня грядут бесконтактные войны с талибами в 2002 г., в Ираке в 2003 г., а еще раньше в Югославии. Меняется и стратегическая обстановка. Успех государства будет зависеть не от того, сколько у него танков, самолетов, а от того, какие технологии, какое оборонительное и ударное оружие у него будет накоплено. Резко возрастает значение информационных средств, которые будут системообразующими и системоразрушающими. Все это заставляет по-новому посмотреть на будущие конфликты й роли государств. Опасность, свойственная такому состоянию, по словам американской исследовательницы К. Грав состоит в том, что «США как нация-государство, являются только одной из многих культур для поля исследования, столь критического к человеческому будущему. Набор американских представлений может обеднить способность страны правильно воспринимать картину всех стратегических стилей, которые существуют в мире».

В литературе по международным отношениям отмечается, что каждый из конфликтов многомерен, содержит в себе не один, а несколько кризисов и противоречий, каждый уникален по своему характеру. Переговоры, консультации, посредничество, соглашения и другие средства урегулирования обнаруживают весьма разную эффективность. Их действенность определяется возможностями формализации конфликта, придания ему официального статуса, четкого определения его причин и идентификации бесспорных легитимных представителей сторон, т. е. как раз тем, что, как правило, оспаривается участниками рассматриваемых конфликтов. Отсюда нарушение уже заключенных соглашений, неуважение к посредникам (и даже их физическое устранение). Отсутствует ясность относительно главных действующих лиц явления. Термины «боевики», «сепаратисты», «террористы», «мафиозные группировки», «бандформирования» и другие отражают не столько понимание проблемы, сколько ее эмоциональное восприятие.

Таким образом, известные сегодня результаты исследования международных конфликтов если и не утрачивают своего значения в свете новых явлений, то обнаруживают беспочвенность своих претензий на всеобщность, отражают лишь часть международных реалий.

3. Основные причины конфликтов

Из вышесказанного закономерно вытекает вывод о том, что конфликты серьезно влияют на состояние международных отношений. Выяснение природы конфликта, степень его развития невозможны без выяснения причин, его породивших. Простая констатация факта ничего не дает. Можно лишь упомянуть, что с 3600 г. до н. э. до начала XXI в. насчитывалось всего 300 дней, которые можно условно назвать мирными. Произошло свыше 15 тыс. больших и малых войн, в которых погибло 4 млрд человек. Средств, которые пошли на войны, хватило бы на создание золотого обруча шириной 156 метров и толщиной 10 метров, чтобы опоясать им весь земной шар. Научный же анализ предполагает общую позицию, с которой осуществляется исследование. Тот или иной конфликт имеет причинную основу. Многообразие конфликтов не свидетельствует об отсутствии их единых корней. По мнению американского исследователя К. Холсти, наиболее важные из них включают 4 причины, помогающих объяснить войны: территориальные споры, провозглашенне независимости и создание новых государств, национально-освободительную войну и поддержку идеологического союзника. На наш взгляд, в современных условиях этого перечня явно недостаточно. Нужно искать более веские объективные основания, те, что сам Холсти назвал «мега причинами».

К ним можно отнести:

1. Исторические причины Западная наука о международных отношениях крайне мало уделяет внимания прямой связи между историей и теорией конфликта, хотя почти все столкновения, которые есть в сегодняшнем мире, имеют историческую природу. Из поколения в поколение переходят гены неприязни, зародившейся много сотен лет назад. Российский исследователь А. Давидсон приводит характерный пример: «Великий князь Александр Михайлович, женатый на любимой сестре Николая II, вспоминал, чему их учили в детстве. Французы порицались за многочисленные вероломства Наполеона, шведы должны были расплачиваться за вред, причиненный России Карлом XII в царствование Петра Великого. Полякам нельзя было простить их смешного тщеславия. Англичане были всегда "коварным Альбионом". Немцы были виноваты в том, что имели Бисмарка. Австрийцы несли ответственность за политику Франца Иосифа - монарха, не сдержавшего ни одного из своих многочисленных обещаний, данных им России. Мои "враги" были повсюду. Официальное понимание патриотизма требовало, чтобы я поддерживал в своем сердце огонь "священной ненависти" против всех и вся».

Возьмем примеры из жизни государств. Отношения России и Польши, Беларуси и Польши, России и стран Балтии носят исторический характер. Польша, потеряв независимость в конце XVIII в. (в значительной степени по вине России), боролась за нее все время. Польский вопрос был одним из центральных проблем международных отношений в XIX в. XX в. продолжил эту печальную традицию. Советско-польская война 1920 г., советско-германские договоры о разделе Польши 1939 г., Катыньский расстрел польской военной и гражданской интеллигенции в 1940 г., отказ СССР поддержать Варшавское восстание летом 1944 г., разгром Армии Краевой, уничтожение видных деятелей польского коммунистического и рабочего движения, постоянное давление на ПНР в 1956, 1970 и 1980 г. не могли не привести к восприятию России как имперского государства. Не отсюда ли возникла прямая дорога Польши под крыло НАТО? Семена прошлого дают всходы через десятилетия. Это относится и к белорусско-польским отношениям, если учесть, что часть нашей страны была отторгнута и находилась почти 20 лет в составе Польши. А разве современный чеченский конфликт не имеет своих исторических корней еще с середины XIX в.? Что касается новой и новейшей истории, то примеры противостояния стран можно продолжать: Китай - Япония, Япония - Корея, Вьетнам - Франция, Тибет - Китай, Тайвань - Китай Россия - Япония, Индия - Пакистан, Турция - Болгария, Израиль - Палестина, Турция - Армения, Сербия - Хорватия - Албания, Мексика - США, Куба - США, Англия - Индия, Италия - Эфиопия, ЮАР - Англия, Испания - Португалия, Греция - Турция, Ирландия - Англия и др. Пока единственной страной, которая извинилась перед другими странами за свое прошлое агрессивное поведение, остается ФРГ. Япония извинилась перед Кореей, но своеобразно, заявив, что нынешние правительства не несут ответственности за действия их предшественников. Остальные продолжают делать вид, что в истории ничего не случилось.

2. Социально-экономические причины. Они касаются всей системы международных отношений, каждого государства и в XXI в. будут, по всей видимости, определяющими. Сегодня в мире существует и увеличивается разрыв в условиях жизни человека, особенно между обществами, где такие условия реже реализуются в широком масштабе (золотой миллиард человечества) и обществами, испытывающими нехватку всего и вся (остальные 5 млрд человек). В итоге образуется гигантская пропасть различий. Это ставит серьезные проблемы перед международными отношениями, поскольку следствием неравенства становятся террор, насилие- наркобизнес и торговля оружием. Люди в бедных странах таким образом пытаются выровнять стандарты и условия жизни.

Обратимся к докладам ООН о человеческом развитии. Экономическая отсталость глобальна, и благотворительные акции развитых стран не улучшают картину. Некоторые цифры говорят сами за себя: три самых богатых человека в мире имеют совокупное личное состояние, превышающее ВВП 48 наименее развитых стран вместе взятых. Жители США тратят на косметику 8 млрд долл. в год. По оценкам ООН, 6 млрд долл. хватило бы для того, чтобы дать всем детям мира начальное образование. Европейцы съедают мороженого на 11 млрд долл. в год, в то время как 9 млрд долл., предоставленных ООН, вполне хватило бы на то, чтобы обеспечить чистой водой и надежной канализацией всех нуждающихся. Американцы и европейцы расходуют 17 млрд долл. на корм для домашних животных. Если увеличить гуманитарную помощь до 17 млрд долл., то можно было бы обеспечить всех элементарной медицинской помощью и накормить всех нуждающихся в мире. 225 самых богатых людей планеты имеют совокупное состояние более чем 1 трлн долл., а 3/5 из 4,4 жителей бедных стран лишены канализации, 1/3 - чистой воды и 1/5 - медицинского обслуживания. Можно, конечно, искать и находить причины отсталости, но это не меняет сути проблемы.

Социально-экономическая основа конфликта касается не только бедных стран. Тенденции развития мировой экономики таковы, что в принципе она в XXI в. может стать катализатором катастрофы. В будущем мировому сообществу потребуется лишь 20 % людей, занятых сегодня в сфере услуг. Они смогут зарабатывать и потреблять в любой стране. Дж. Гейдж, менеджер американской компьютерной компании «Сан микросистемы», отмечает: «Наши зарубежные сотрудники в визах не нуждаются. Законы по найму рабочих потеряли сегодня всякий смысл. Мы нанимаем сотрудников через компьютер, за компьютером они работают, при помощи компьютера мы их увольняем. Мне нужны лишь семь-восемь сотрудников, без которых я не могу обойтись. И мне совершенно безразлично, в какой части земного шара они работают». К 20 % работающих еще можно причислить 1-2 % наследников больших состояний. Пресловутый средний класс, опора западного мира, может исчезнуть. Таким образом, только 1/5 часть людей будут иметь материальную возможность наслаждаться жизнью.

Неоднозначность экономического положения наблюдается практически в США и во многих странах Европы. Выше уже отмечалось, что мировой рынок привел к глобализации экономики, которая вступила в столкновение с тягой государства контролировать политическую, социальную ситуацию в своих странах, чтобы избежать внутренней напряженности. Причина кроется в хаотичном движении мирового капитата, когда страны теряют контроль над собственным бюджетом, правительства не могут противостоять коррупции, а полицейские чиновники, которые ловко используют принцип либерализации экономики, бессильны в борьбе с экономическими преступлениями. Эксперты уверяют, что организовянная преступность - самая перспективная и быстро развивающаяся ее ветвь. Ежегодная прибыль «теневого бизнеса» составляет около 500 млрд долл. Он действует в черной правовой зоне, где налоги сведены к минимуму. В Европе большой популярностью пользуется точка зрения X. Мартина и X. Шумана, редакторов журнала «Шпигель», изложенная в книге «Западная глобализация». По их мнению, которое разделяют сейчас многие исследователи, технические инновации, совершенная система коммуникаций, низкие транспортные расходы и свобода торговли превратили мир в единый огромный рынок. Это создает конкуренцию на рынке труда, поэтому ТНК выгодно создавать рабочие места в странах бедного мира, где наемная сила в 3-5 раз дешевле. В Индии, Уругвае, Гонконге и Китае возникают дочерние предприятия известных фирм. Это избавляет их от проблем с государственными органами у себя на родине, которые не принимают нищих зарубежных рабочих. Социальное неравенство в Европе становится все более ярко выраженным. Борьбу за выживание в Швеции, Австрии, Испании ведут в принципе одинаково: сокращая госрасходы, снижая зарплату, отменяя социальные пособия.

Но эти меры не дают результата. Как было показано выше, ТНК вы,- водят из игры целые государства, дефицит бюджета увеличивается, растет безработица. Все это - на фоне сверхрасходов мировых концернов й практически повсеместного падения зарплаты. К такой ситуации привела политика либерализации экономического законодательства практически во всех странах. Сегодня контроль за капиталом и рынком утрачен полностью или сознательно упразднен при помощи МВФ, Всемирного банка, Всемирной торговой организации. Движение товаров и капитала происходит на мировом уровне, а контроль за ними остался задачей каждого отдельного государства. Политические партии и правительства обслуживают интересы ТНК. Усугубляются региональные, местные и национальные экономические интересы. Например, в России присутствует огромное социально-экономическое неравенство: 80 % национального богатства -- в руках 10-12 % населения. Среднегодовой доход жителя Москвы составляет примерно 16,5 тыс долл. (уровень Бельгии или Израиля), в то время как по всей России он определяется суммой в 400 долл. - низший предел бедности, установленный ООН. Вот почему в основе первого конфликта внутри России лежит стремление некоторых частей страны отделиться от ее основы, особенно там, где есть природные ресурсы или выгодное геоэкономическое положение (Чечня, Татарстан, Приднестровье, Абхазия). Выше уже были приведены сепаратистские тенденции, в основе которых лежат не только этнические, но и социально-экономические причины в развитых европейских странах. А ведь они долгие годы, по мнению директора института по изучению конфликтов, идеологии и политики Бостонского университета У. Раанана, считались классическими образцами нации-государства.

Второй конфликт - бунт экономики и отсталых районов против диктата центра. Он может положить начало крушению целостности государства. Югославский кризис начался именно с самой бедной части страны - Боснии и Герцеговины. Сегодня такими районами являются Нагорный Карабах в Азербайджане, Горный Бадахшан в Таджикистане, Южная Осетия в России, Тибет и Синьцзян в Китае, Асаан в Индии, Чьяспас в Мексике, Северная Ирландия в Великобритании.

Объективной причиной конфликта является также истощение природных ресурсов. Согласно подсчетам некоторых исследователей, с увеличением численности людей стратегически важные ресурсы будут уменьшаться в несколько раз, что приведет в итоге к их рациональному разделению на меньшие части. Население увеличивается, а истощение ресурсов выльется в конфликты в разных частях света. Также следует отметить такие негатавные экологические факторы, как засуха, эрозия земли, нерациональное пользование. Это также ограничивает доступ к важным ресурсам. Исследователи предполагают, что государства за важные ресурсы, чем за нестратегические (нефть и минералы быстрее увеличат экономическую мощь государства, чем деревообрабатывающая промышленность, рыболовство и т. д.). Нестратегические ресурсы более полезны во внутригосударственной, чем во всеобщей мировой системе.

В литературе по теории международных отношений утверждается, что дефицит ресурсов ведет к экономическому кризису, который способ- ствуёГсоциальной дестабилизации и увеличивает экономическое и политическое давление на правительства государств, и, как правило, заканчивается ослаблением их легитимности. Увеличивающиеся проблемы между населением в государстве как результат дефицита ресурсов ведут к ссорам и соперничеству, выливающимся в конфликты. Дефицит ресурсов вынуждает людей к миграции и поиску новых видов топлива. Согласно исследованиям, такие группы людей часто оказываются в зоне этнических конфликтов, в тех местах, куда они прибывают. Экономическое давление на такие группы может способствовать развитию подобного явления, включая восстание против государственной власти. Утверждается, что главная причина конфликтов в будущем кроется в резком увеличении потребления важнейших ресурсов. Рост численности населения и увеличение потребления ресурсов, неравенство к их доступу будут беспрецедентным ударом по многим регионам мира.

3. Государственно-политические причины. Проблема роли государства в международных отношениях была подробно рассмотрена выше. Здесь же хотелось бы отметить, что сейчас для многих главный вопрос заключается не в том, уменьшается или нет роль этого субъекта в международных отношениях, а в том, почему в большинстве стран растет неэффективность управления, ведущая к конфликтной ситуации. Как было уже отмечено, ТНК успешно вытесняют из экономической области государство, которое не хочет или не может найти контрмеры противодействия. Демократическая ориентация быстро забывается, идеи социальной справедливости не снимаются с повестки дня. Но вместо серьезного поиска ответов на возникающие трудности растут ряды чиновников. Неспособные к действительному реформаторству, они активно пытаются занять себя: ставят задачи, которые сами же и решают, развивая бурную псевдодеятельность. X. Мартин и X. Шуман приводят характерный пример: «Немецкий закон по экологии состоит из 8 тыс. пунктов. Основная его цель - забота о здоровье граждан. Но в свете общей ситуации - это зряшная трата сил, времени и денег налогоплательщиков. Зато чиновники при деле и создают видимость радения о благе общества». То же самое - в области налогового законодательства. Воплотить в жизнь социально справедливую налоговую политику в нынешних экономических условиях невозможно. Между тем тезис о справедливых налогах и распределении бюджетных средств входит в программу практически каждого политика, претендующего на государственную должность. Налоговая политика все дальше и больше становится фискальной: «Не мы в том виноваты, а законы жесткой конкуренции международного рынка». Эта «истина» красной нитью проходит в интервью политиков, буквально вбивается в головы обывателей, недовольных своим настоящим и еще более не уверенных в будущем. Среднестатистический человек начинает испытывать патологическую неприязнь к иностранцам вообще. Идеи сепаратизма, о которых мы говорили выше, получили широкое распространение. Стремление к «отделению от ...», «независимости от ...», равно как и обвинение иностранцев во всех бедах своих стран стало любимым коньком Политиков. Это приносит определенный успех, позволяет получить значительный процент голосов избирателей. Например, правые радикалы Франции на выборах 2002 г. обвинили всех иностранцев в ухудшении криминогенной ситуации. В начале XXI в. безработица в ФРГ превысила уровень 1933 г., когда Гитлер пришел к власти на волне лозунгов социальной справедливости. На помощь безработным в ЕС расходуется 226 млрд долл. в год. Это объем ВВП в Бельгии, но проблема не решается. Радикалы в Западной Европе выступают,против миграции из Восточной Европы, настаивают на принятии жесткого законодательства. Правые силы, апеллируя к умам и сердцам простых людей, набирают очки, распространяя ксенофобию, спекулируя на растущей безработице и ухудшении экономического положения. Это объясняет то, почему 20 % избирателей в одной из процветающих стран Европы - Франции - отдали голоса за лидера правых Лe Пена. Люди устали от социал-демократов и консерваторов, которые оказались бессильны решить острые социальные проблемы. Можно смело утверждать, что массовые увлечения идеологией правого толка в Европе являются проявлением недовольства народа политической системой государства.

Не в меньшей, а в большей степени конфликтность растет и на постсоветском пространстве. Нельзя не согласиться с белорусским социологом А. Даниловым, отмечавшим, что первый источник современного конфликта - это неспособность существующей элиты выполнить свое назначение и ответить должным образом на вызовы времени и обстоятельств, с которыми сталкиваются простые граждане.

Это касается прежде всего России. Как мне представляется, в начале 1990-х гг., при выборе путей политического и социального развития, там была допущена принципиальная ошибка. Выбор пал на модернизаторскую модель, предусматривающую догоняющий тип развития: Россия должна стать нормальной страной, где под «нормальностью» понималась как раз западная модель. Но эта модель сегодня, по общему мнению, во многом является уникальной, нежели универсальной формой по сравнению с незападными моделями. К сожалению, никто в России не задавал вопросов: а какую фазу западного развития надо догонять? Нынешнюю постиндустриальную или индустриальную XIX-XX вв., или стадию первоначального накопления капитала? Отсутствие научного ответа, на что есть объективные и субъективные причины, привело к тому, что, как считает российская исследовательница В. Федотова, под флагом модернизации произошла демодернизация, возврат к ранним формам капитализма, а в других странах СНГ - позднего феодализма, натурального обмена, рефеодализация способа производства и человеческих отношений. Важнейшей причиной неудач российских реформ было разрушение коммуни- тарной идеологии и представлений о национальных интересах. Общества в России и Беларуси, других странах СНГ, а также Балтии перешли на уровень адаптации, выживания, отбрасывая все системообразующие факторы. Объем социальных разрушений во много раз превысил модернизаторские преобразования. Если прежде в СССР социализм строили как антикапитализм, то теперь капитализм стали конструировать, как антисоциализм. Если раньше была выбрана наиболее радикальная версия западной мысли - марксизм в ее сталинском исполнении, то теперь мы наблюдаем антибольшевизм: выбирается ее наиболее радикальная правая версия - неолиберализм. В результате - обвал государственности. Из политики ушло существо дела. В ней возобладали частный интерес и политические амбиции, своеволие и анархия. Английский аналитик К. Фриленд пишет, что когда очередное правительство России, расхлебывая последствия кризисного шока в 1998 г., попыталось установить, куда девались более 50 млрд долл. иностранных кредитов, полученных Россией с 1992 г., то выяснилось, что часть закупленного по связанным кредитам оборудования не была даже растаможена, что же касается средств, проходивших через бюджет, то их следы по большей части непостижимым образом теряются. 12-летнее развитие постсоветских стран показало, вопервых, что борьбы за национальную независимость не было, а, во- вторых, государственность попала под руководство людей, сменивших только окраску. Можно ли в таких условиях говорить о развитии обществ? Наоборот, произошла огромная поляризация власти и богатства. У авторитарных систем на постсоветском пространстве, естественно, отсутствует критичность оценки происходящего. В новых независимых государствах нет научно обоснованных концепций внешней политики, современных систем управления и т. д. Элиты живут и руководят по принципу временщиков. Если сюда добавить нерешенность национальной и других проблем, с которыми сталкиваются простые люди, то это постоянно будет генерировать конфликтную ситуацию. Академик Российской академии наук И. Моисеев справедливо отмечает, что на постсоветском пространстве постепенно формируется ситуация, чем-то напоминающая общественное устройство Спарты, где демократический порядок для небольшого количества свободных спартанцев обеспечивался трудом и жизнью илотов. В результате, на всем постсоветском пространстве за 12 лет «независимого», «демократического» развития вoзникли политические, социальные и другие источники конфликтов, которые дадут о себе знать и в XXI в.:

1) мизерная зарплата и ее невыплата;

2) обнищание, бездомность, беспризорность, бомжи, безработица;

3) потребление низкокачественного импортного продовольствия в результате катастрофы сельского хозяйства;

4) ослабление роли государства, анархия, коррупция власти, демагогия и безответственность, работа политических элит самих на себя, с тем чтобы успеть отхватить кусок все убывающего пирога. Например, при сравнительной оценке уровня коррупции 99 стран мира Россия была поставлена на 82 место (после Армении);

5) терроризм;

6) наличие свободы слова, но потеря значения самих слов; отказ от литературы, утрата морального отношения к слову, пропаганда порнографии и насилия;

7) возникновение собраний и ассоциаций, не исключающих свободу для националистических и даже фашистских объединений;

8) легализация криминальных структур, повлекшая катастрофу в промышленности и коммунальном хозяйстве (кроме Москвы);

9) регистрация вместо прописки, но одновременно полицейский режим в Москве;

10) невозможность заработать профессиональной деятельностью, обнищание ученых, учителей, врачей, инженеров. Цифры иногда шокируют: в России в сельских школах не учится от 1/3 до 4/5 детей школьного возраста; по данным Минобороны страны, сегодня 25 % призывников из сельской местности не имеют начального образования. По некоторым источникам примерно у 20 % российских первоклассников диагностируется та или иная форма умственной отсталости;

11) люмпенизация общества одновременно с ростом числа сверхбогачей, продвижение вверх ловких людей, чаще всего не обремененных морально или чувством ответственности и не отказывающихся от старых принципов угодничества, персонального служения;

12) полная безнадежность решения жилищной проблемы, демографический кризис, угрожающий вымиранием. Среди новорожденных доля полностью здоровых составляет в последнее время лишь около 40 %. Россия, по данным ВОЗ за 2002 г., по уровню национальной системы здравоохранения стоит на 130-м месте в мире, лишь ненамного опережая Судан;

13) золотой занавес, воздвигнутый Западом вместо железного; усиление визового режима, потеря статуса стран с высоким уровнем человеческого потенциала и переход в «третий» или «четвертый» миры. Для России, давно привыкшей представлять себя главным оппонентом США, горько сознавать, что с учетом покупательной способности валют ее ВВП составляет лишь 10 % американского, 50 % индийского и даже несколько меньше половины бразильского. По имеющимся оценкам, на протяжении 25 лет России потребуется вложить примерно 25 трлн долл., чтобы обновить свои промышленные основные фонды, возраст которых в среднем втрое выше, чем в развитых странах. Вышеизложенное во многом явилось последствием досоветского и советского обществ и, наверное, еще долго будет оказывать гнетущее влияние на состояние людей.

4. Внешнеполитические и межцивилизационные причины. История человечества изначально конфликтна. Когда-то дело ограничивалось столкновениями племен. Потом появились государства, и столкновения народов обрели форму войн между ними. Наконец, образовались империи--главное средство, выработанное историей для объединения племен и народов огромных пространств. В основе большинства конфликтов долгое время лежали конкретаые территориальные споры. Государства были одержимы землей и тем, что на ней находится. Поэтому улучшение своего положения через захват и аннексию чужой территории, гонка вооружений считались и считаются важнейшими факторами явления. Если проследить все конфликты и войны в XX в., то можно убедиться в правильности такой посылки.

И сегодня ведущие страны постоянно подпитывают остальных формулой реалистической школы: «Хочешь мира - готовься к войне». На долю США приходится почти половина мирового экспорта оружия на сумму 66,5 млрд долл., Франции - почти 10 млрд долл., Великобритании - 9 млрд долл. Доля в мировом экспорте оружия этих трех стран составляет 80 %. В этих условиях фарисейски звучат обвинения Запада в отношении Беларуси, которая стремится улучшить свое финансовое положение продажей оружия за границу. История международных отношений свидетельствует о том, что США оказывали военную помощь Ираку, боясь распространения идей исламской революции в Иране. Те же США создали движение «Талибан» в Афганистане в условиях борьбы последнего против СССР. В отношении же нашей страны действует принцип римского права: «Что положено Юпитеру, не положено быку». Республика не производит танков, автоматов, ракет или бомб. ВПК республики занимается изготовлением комплектующих узлов для некоторых видов боевой техники, производит оптические приборы, математические программы, уникальные системы управления войсками, интегральные схемы, в том числе для космических программ разных стран, проводит ремонтные работы боевой техники. В конце концов она имеет полное право, как суверенное государство, сама решать: кому продавать и как.

При возникновении проблем между субъектами не исключаются и интересы зарубежного мира, в первую очередь тех стран, которые сегодня определяют мировую политику и экономику. Разговоры об «интеграции» и «совместимости культур» используются для вмешательства во внутренние дела той или другой страны. Достаточно упомянуть США. Американцы явно желают избежать судьбы СССР. Они понимают, что их государство в современных условиях может не сохраниться, не устоять в XXI в. перед силами ЕС, Японии и Китая. Поэтому ученые Вашингтонского института национальных стратегических исследований еще в «стратегической экспертизе» за 1995 г. выделили 2 принципа участия США в решении конфликтов:

1) принцип селективного вовлечения. США должны вмешиваться лишь тогда, когда этого требуют национальные интересы. Важность контактов с другими странами определяется следующими критериями: доступ к ключевым ресурсам (Персидский залив); исторические интересы (Корейский полуостров и арабо-израильский конфликт); собственный «тыл» (Латинская Америка).