Примечательно, что «евразийство» Назарбаева не предполагает выделение Евразии в уникальную и неповторимую историко-культурную общность, равно как и придание России роли культурного или идейного центра интеграционных процессов на постсоветском пространстве. Говоря о казахстанской идентичности, Н.А. Назарбаев подчёркивает, что в ней в равной степени проявились Запад и Восток , таким образом, считая евразийскую идентичность продуктом смешения западной и восточной культур и самовосприятий, а не феноменом, имеющим более цельную и самобытную природу.

Проект А.Г.Лукашенко «интеграция интеграций» ,разительно отличается от проектов В.В. Путина и Н.А.Назарбаева, отражая более осторожную позицию Белоруссии, балансирующей между ЕС и Россией (Евразийским проектом). Лидер Белоруссии так же, как и его коллеги по евразийской интеграции, считает экономический аспект главным основанием для сближения государств постсоветского пространства, однако европейский вектор внешней политики сохраняет для него достаточно большую,прежде всего, экономическую,привлекательность .В программной статье А.Г. Лукашенко «Судьбы нашей интеграции» практически нет никаких отсылок к культурным или идеологическим основаниям интеграции; напротив, Президент подчёркивает, что интеграция имеет сугубо экономический смысл, не является самоцелью, но направлена на улучшение качества жизни граждан интегрирующихся государств, укрепление экономических связей между Западом и Востоком. Подход белорусского лидера, как и модель казахстанского президента, не предполагает признание за «Евразией» каких-либо исключительных или уникальных черт; оба проекта, таким образом, сугубо прагматичны.

Как и Н.А.Назарбаев, А.Г.Лукашенко не придаёт проекту евразийской интеграции геополитического значения проекта В.В. Путина, для которого, помимо таких целей, как укрепление связей между государствами на постсоветском пространстве и позиций Евразии как экономического центра, её становление в качестве посредника между ЕС и стремительно развивающимися азиатскими странами , существенное значение имеет собственно политический и геополитический смысл создания ЕАС . Как представляется, в проекте Президента России многое говорит о его символических и статусных функциях, о том, что «интеграция ради интеграции» также важна для Президента России: во-первых, евразийство было «принято на вооружение» Россией во время предвыборной кампании 2011-2012г. ; его важным преимуществом в условиях идейного кризиса и дефицита доверия к ранее предлагавшимся политическим проектам выступало то, что оно во многом было созвучно характерной для постсоветского российского общества ностальгии по СССР а, евразийский проект, в известной степени, предполагал посредством интеграции возращение утраченных сфер влияния России, создание «подушки безопасности» по периметру её границ; во-вторых, в создавшей политической обстановке только через реализацию евразийского проекта Россия может в полной мере реализовать свой потенциал как одного из центров многополярного мира и обеспечить себя гарантиями в том, что при усугублении противоречий с США и странами Европы, она не останется в изоляции.

По мнению некоторых исследователей,как тех, кто поддерживает евразийский проект, так и тех, кто его критикует,в восприятии Россией своей роли в интеграции на постсоветском пространстве прослеживается «имперский элемент» (в том числе, в официальном политическом дискурсе), что, возможно, связано с тем, что Россия не только претендует на то, чтобы возглавить интеграционные процессы на постсоветском пространстве, но и, в отличие от Белоруссии и Казахстана, воспринимает «Евразию» как особую общность, наделённую специфическими, «цивилизационными», чертами и характеристиками.

То есть, говоря об амбициях лидеров трёх государств в предпринятом ими евразийском проекте, несложно заметить, что если В.В. Путин и Н.А.Назарбаев полагают свои государства в равной степени достойными стать «локомотивами» интеграции, то А.Г. Лукашенко, вынужденный маневрировать между ЕС и «евразийскими начинаниями» России и Казахстана, хотя и стремится играть в интеграционных процессах заметную роль, проявляет изрядную осторожность, которая в свете событий 2015-2016гг. ещё более возросла.

Тем не менее, несмотря на вышеуказанные различия, проекты президентов Белоруссии, Казахстана и России объединяют некоторые общие черты: во-первых, они предполагают развитие региона по траектории добровольной институциональной интеграции; во-вторых, в них подчёркивается колоссальное значение экономической стороны интеграции; укрепление позиций «Евразии» как экономически сильного, конкурентоспособного игрока на мировой арене признаётся ими вопросом первейшей важности; в-третьих, ЕАС - самостоятельный проект, обусловленный нуждами региона, а не попытка возродить СССР ; в-четвёртых, евразийский проект должен быть открытым и предполагает тесное сотрудничество с другими интеграционными проектами.

2.2.2 Развитие евразийской идеи в кругах политической и интеллектуальной элиты России и стран постсоветского пространства

По мнению Марлен Ларюэль, резкий рост интереса российской политической элиты и научно-экспертного сообщества к евразийству обусловлен необходимостью «переосмыслить катастрофу» распад Советского Союза, после которого остро встал вопрос об определении дальнейшего пути России его правопреемницы, лишившейся большой доли своего былого политического веса и экономической мощи. Такая интерпретация представляется заслуживающей доверия, в том числе потому, что в остальных союзных республиках, переживавших период «эйфории независимости», это течение не пользовалось (и не пользуется по сей день) большой популярностью, хотя в некоторых из них евразийский проект получил поддержку общественного мнения за счёт предполагаемых им значительных экономических выгод, осознаваемых частью населения прочных историко-культурных связей с Россией или сохранения значительной доли этнически русских граждан . Так, в Армении проект ЕАС был поддержан председателем партии «Национальное единение» А.Гегамяном, в 2012г. посвятившему два сборника своих трудов«Евразийский союз -наше будущее» и «Навстречу будущему»,аргументированной защите российского вектора внешней политики Армении , которая при достаточно широкой общественной поддержке некоторое время спустя стала членом Таможенного союза.

Даже в Казахстане, давшем идейное начало современному евразийскому проекту, он нередко встречает активную критику со стороны представителей науки, бизнеса, некоторых политиков; причём в настоящее время проект евразийской интеграции рассматривается в этой стране как преимущественно экономический , в то время как осуществление других аспектов интеграции воспринимается или как ненужное (идейный и культурный аспекты), или как нежелательные, даже опасные (политический аспект). Так, политолог Ж.Куанышалин замечает, что «казахский народ уже имеет трехвековой горький опыт «единства» с Россией, в результате чего едва не растворился в ней как таковой самостоятельный этнос» .

Как полагает автор представленной работы, как в политическом дискурсе, так и в научных монографиях идейная и политическая стороны проекта создания «Евразии» привлекли внимании практически только в России, где они собрали себе наибольшее число сторонников, тогда как в других государствах подход к его обсуждению или изучению отличается прагматизмом, практичностью и утилитарностью.

В настоящий момент в отечественном экспертном сообществе выделяют три магистральных группы сторонников евразийства . Первая«академическое евразийство» , ярчайшими представителями которого считаются Панарин А.С., Гиренок Ф.И., Ерасов Б.И. Для этой группы характерен упор на теоретический аспект евразийства , большое внимание роли России в системе международных отношений, которая должна заключаться в реализации концепции многополярного мира и противодействии притязаниям США на гегемонию . Втораяевразийство, близкое Э.Баграмову (журнал «Евразия, Народы, Религии и культуры») в котором приоритетным выступают вопросы традиций, фольклора и культурных особенностей. Третья«правое евразийство» А.Г.Дугина, чья концепция во многом аппелирует к архетипическим идеям - Империи , Третьего Рима и Моста между Европой и Азии. В частности, он пишет: «Вне Империи русские потеряют свою идентичность и исчезнут как нация» . Решением проблем, с которыми сталкивается наследница СССР в глобализирующемся мире А.Г.Дугин считает создание «евразийского стратегического блока», сердцем которого должна стать Россия, которое должно осуществляться в три этапа: на первомпосредством консолидации постсоветского пространства, затем - через сближение с рядом ближневосточных стран (например, Иран), и наконец через присоединение к образовавшемуся блоку Европы и Японии, без которых «евразийское единство» не будет полным. По мнению А.Г.Дугина, для которого глобализация выступает объективным, необратимым процессом, интеграция это возможность достичь «единства в многообразии в противовес вестернизационной, атлантической (унификаторской) интеграционной схеме».

Хотя по восприятию окружающего мира и места России («осаждённой крепости» во враждебном окружении) в этом мире проекты А.С. Панарина и А.Г.Дугина можно считать родственными, наработки последнего, за основу которых взят геополитический критерий, менее умозрительны и более продуманы, в том числе, с точки зрения возможностей их применения на практике.

Обращаясь к вопросу об обращении к евразийской идеи политической элиты, следует, прежде всего, отметить, что употребление понятий, рассуждение в терминах евразийства, использование логики, принятой сторонниками этого течения, встречается у политиков, как правого, так и левого крыла политического спектра, но не отличается систематичностью. В условиях идеологического вакуума, образовавшегося после крушения СССР, по словам С..Н.Пушкина, к евразийству прибегали политики «от А. Сахарова до Г.Зюганова», так как «евразийская риторика» хорошо объясняет такие вопросы, как положение России в условиях нового миропорядка, необходимость укрепления связей со странами постсоветского пространства, укрепления позиций и повышения статуса России на международной арене.

Как уже отмечалось выше, популярность евразийства в среде российской политической элиты существенно возросла в 2011-2012гг., что совпало с усилением противоречий с США и Западной Европой и разочарованием в возможности установления с ними конструктивного диалога и, как следствием, с приданием всё большего значения интеграции на постсоветском пространстве, которая нуждалась в соответствующем идеологическом «оформлении». Кроме того, по представлению автора данной работы, в условиях необходимости проведения в жизнь интеграционных инициатив евразийство в его духовно-идеологическом измерении, которое получило широкое распространение в среде российских политиков, способствует «приватизации» или «русификации» евразийского экономического проекта, предложенного Казахстаном, вводя в развернувшийся на поссоветском пространстве процесс новые уровниорганизации евразийской идентичности и единой культурной основы. Тем не менее, следует отметить, что некоторые «евразийские черты» можно обнаружить и в российском политическом дискурсе более раннего периода; в частности, это касается «риторики сильной государственной власти» и обоснований притязаний России на роль одного из полюсов наметившегося многополярного мира.

На наш взгляд, таким образом, практически невозможно говорить о евразийцах в отечественной политической элите, но скорее об использовании евразийской парадигмы для удовлетворения тех или иных потребностей государственной политики, или для разъяснения на обретшем немалую популярность у населения языке тех или иных мероприятий, осуществляемых правящей элитой. То есть, с одной стороны, евразийство во многом переживает тот же процесс «утилитаризации», что и другие идейные, или идеологические, течения в конце XXначале XXI, превращаясь из направляющей политики в её инструмент; с другой стороны, реализуется практический потенциал евразийства, изначально создававшегося в тесном соприкосновении с политическими реалиями и живо реагировавшего на текущие нужды государства.

Глава 3. «Евразия» как геополитическая, экономическая и культурно-цивилизационная единица и роль России в её формировании.

3.1 «Евразийское пространство» и «евразийская цивилизация» как конкурирующие подходы к евразийской идентичности

Рассматривая вопрос о евразийской идентичности, можно выделить два основных подхода к её пониманию и критериям её построения. Первый, близкий концепции Н.А. Назарбаева, предлагает построение идентичности, прежде всего, на сугубо экономических основаниях, путём последовательного углубления и укрепления экономических связей, диверсификации областей взаимодействия в бизнесе и торговле государств постсоветского пространства; такой подход предполагает формирование представления о едином экономическом пространстве «Евразии» и общих экономических интересов его участников. Впрочем, термин «пространство» не исключает и политических, и культурных, и даже в определённом смысле исторических составляющих идентичности рассматриваемой общности: может осознаваться близость исторических путей его участников, определённые общие этапы развития, схожесть или родство культур, находящихся в процессе взаимопроникновения или взаимообогащения, а страны, входящие в рассматриваемое «пространство» могут разделять некоторые интересы, лежащие в политической плоскости, при этом пользуясь совершенной свободой в действиях, не затрагивающих основных целей создания такого пространства.

В то же время, духовный или идейный аспект идентичности практически исключается, так как требует более сильного «сращивания» сосуществующих культур, признания ими не только общности исторического прошлого, единства интересов, целей и задач в настоящем, но и общности будущего и представлений о нём. Таким образом, подобная модель предполагает большую степень политической и культурной диверсификации и относительную независимость составных частей «пространства» в выборе политического курса, что, однако, может совмещаться с принятием составляющими «пространство» государства основных принципов, развиваемого ими интеграционного проекта, которые будут иметь исключительно политическое значение, не затрагивая уровня идентичности.

То есть выбор модели «евразийского пространства» говорит о том, что будет строиться «ориентированная вовне» идентичность, основанная на противопоставлении общности внешнему миру по принципу «мы-они», или «свои-чужие»; такое противопоставление необязательно свидетельствует о восприятии внешней среды как враждебной, но скорее о том, что всё, связывающее и объединяющее данную общность постигается только при сопоставлении с внешним миром, тогда как внутри самой себя она зачастую не сознаёт себя как единое целое.

Описываемая нами модель во многом схожа с другими экономическими интеграционными региональными блоками, получившими широкое распространение в современном мире. Имея достаточно слабые и нестабильные объединяющие основыобщие интересы и перспективы развития,«евразийское пространство» должно быть сильно институционализированно, а его наиболее сильные и экономически развитые государства - через финансовую помощь и поддержку более слабых стран консолидировать сообщество, взяв на себя роль Франции и Германии в ЕС.

Создание «евразийского пространства»идея, поддерживаемая Н.А.Назарбаевым, А.Г.Лукашенко, политическими элитами Казахстана и Белоруссии и других стран, претендующих на участие в проекте, который привлекает их, прежде всего, перспективами экономического развития и получения поддержки от более развитых государств. В программной статье В.В. Путина 2011г. также предлагается сугубо прагматический проект, предполагающий увеличение конкурентоспособности региона, однако, как мы уже отмечали выше Президент не отказывается совершенно от его идейного или «цивилизационного» содержания.

Таким образом, допустимо говорить о существовании второго подхода к формированию евразийской идентичности, близкого взглядам В.В.Путина, значительной части российской политической и интеллектуальной элиты, особенносреди сторонников евразийства, последовательно развивающих эту теорию-, и основанного на понимании «Евразии» как особого мира, отдельной, непохожей на другие, цивилизации.

Важной отличительной чертой такого подхода является рассмотрение «Евразии» как уже «готовой» для интеграции, приспособленной для неё историко-культурной общности, с уже заложенными предпосылками для складывания единой идентичности, которая имеет духовную или идейную основу, во многом обеспечиваемую общей исторической памятью. Интеграция, таким образом, направлена на цементирование ранее имевшихся политических и экономических связей: нередко сторонники создания ЕАС ссылаются как на одно из оснований для формирования союза на созданные за время существования Российской империи и, особенно, СССР экономические и хозяйственные схемы взаимодействия, которые были разрушены и утрачены после распада советского государства, нанеся тем самым тяжеловосполнимый ущерб бывшим союзным республикам, и накопленный колоссальный опыт сосуществования в качестве единого политического субъекта.

Детерминированность описываемого нами типа идентичности историей, культурой и «евразийской идеей» предопределяет значимую роль национальных правительств в разработке идейного содержания осуществляемого ими интеграционного проекта, придания ему некого идеалистического смысла, наравне с экономической выгодой.

Кроме того, восприятие «Евразии» как цивилизации наделяет новым смыслом политические отношения участников союза с окружающим миром и друг с другом: если создание «евразийского пространства» предполагает классическую региональную политику государств, связанных общими экономическими интересами, то «евразийская цивилизация» - меньшую политическую независимость и уменьшение различий между политическими линиями и курсами правительств стран-участниц, которые на международной арене зачастую будут выступать как носители единой политической воли.

То есть выбор в пользу «евразийской цивилизации» предполагал бы создание «направленной внутрь» идентичности, основанное не на противопоставлении окружающему миру, а на поиске внутри себя объединяющих и сплачивающих элементов, конструировании уникального «мы», для «оживления» которого не обязательно столкновение с другими, отличными от него общностями.

Впрочем, реализации такой модели, как мы показывали выше, опасаются многие представители политических элит предполагаемых членов союза, считая её открытием для России путей для возрождения имперских амбиций и реконструкции утраченных позиций в регионе. Примечательно, что и сам Н.А.Назарбаев, в 1994г. согласившийся на более глубокую, в том числе, политическую интеграцию , в настоящее время подчёркивает необходимость плавного, нефорсированного, ориентированного на экономику интеграционного процесса, а также невозможность и абсурдность любых проектов «по воссозданию СССР» в каком бы то ни было виде.

Как полагает автор данного исследования, следствием столкновения интересов государств региона и расхождения их представлений о ЕАС, смысле и целях евразийской интеграции, сущности идентичности стран «Евразии» станет невозможность применения ни одного из рассмотренных выше «идеальных» подходов к построению идентичности. Возможно два варианта развития событий: во-первых, сближение подходов наиболее влиятельных участников проекта России и Казахстана,и выработка ими единых критериев идентичности для всего союза, что вполне вероятно при наличии у них общих целей и разделяемого ими стремления сделать регион центром экономического развития мирового уровня; во-вторых, создание «неравномерной идентичности»: проведение интеграции по магистральной, экономической, линии при сохранении в политической риторике и отдельных мероприятиях России «евразийского элемента», ориентированного, главным образом, внутрь страны, но по мере её возможностей «прививаемого» другим государствам союза.

В случае, если события будут разыгрываться по первому сценарию, на наш взгляд, удачным было бы использование в качестве основы для идентичности триады «интересы, цели и историческая память», в которой первые два элемента, в действительности объединяющие государства региона, обозначали бы настоящее и будущее союза, тогда как общность исторического, в некоторой степени, культурного пути развитиясимволизировала бы прошлое и сыграла бы роль духовной основы идентичности, помогая в то же время избежать излишней обременительной идеологизации. Как отмечает Э.Исмаилов, интеграционный потенциал на первый взгляд очень несхожих между собой евразийских государств заключается именно в историческом прошлом народов Центральной Евразии, «находившихся вместе почти во всех евразийских империях», в «их длительном сосуществовании и этническом смешении». При реализации второго сценария «евразийская идея» и «евразийская идентичность» рискуют потерять свою реальную политическую силу и превратиться в инструмент национальной пропаганды.

3.2 Предпосылки и основания возникновения феномена устойчивой геополитической и экономической единицы «Евразии»

Как бы мы не подходили к вопросу о формировании евразийской идентичностис позиций ориентированного на экономическое развитие «пространства» или же считая Евразию уникальной цивилизацией с присущими ей культурными и духовными особенностями, мы не можем отрицать существования некой общности государств, близких друг другу в геополитическом и экономическом смысле, региональной единицы, в пределах которой наблюдаются определённые закономерности развития политической и экономической систем.

На наш взгляд, можно выделить три комплекса причин, почему после распада СССР исторические пути входивших в него государств не разошлись совершенно, а эти страны, многие из которых пережили «проевропейский», «прозападный» или «антироссийский» период, или переживают его сейчас, тем не менее, несмотря на постепенную «эррозию» и деактуализацию феномена «постсоветской идентичности», продолжают признавать друг друга членами одной общности и придавать на официальном уровне отношениям внутри региона приоритетное значение : причины исторического характера, причины, связанные с текущими усилиями государств, заинтересованных в интеграции, в сфере экономики и политики и причины, связанные с изменением в системе международных отношений.

К причинам исторического характера можно отнести следующие:

1. сложившиеся в советский период устойчивые экономические связи, предполагавшие достаточно узкую специализацию союзных республик и их отдельных регионов, которые по отдельности не были экономически самодостаточны, но в совокупности должны были составлять единый комплекс советской экономики, а также инфраструктурная приспособленность государств постсоветского пространства к тесному экономическому и технологическому сотрудничеству.

2. большой опыт сосуществования в пределах одного государства «имперского типа», ряд значимых исторических событий, пережитых совместно и сохраняющих немалое значение для самовосприятия и идентичности граждан постсоветских государств (прежде всего, события советского периода: Великая отечественная война, достижения советской науки, первый полёт человека в космос и т.д.) .

3. родство культур, долгое время тесно сосуществовавших в пределах одного государства и русский язык, являющийся родным или вторым языком (зачастую в официальных документах фигурирует как язык «межнационального общения» ) граждан стран постсоветского пространства и способный стать одним из объединяющих факторов.

4. исторически обусловленная близость культур политического управления : на наш взгляд, политический опыт государств постсоветского пространства предопределил схожесть их подходов к государственному управлению, что предохраняет ЕАС от возникновения в нём «управленческого диссонанса».

К причинам, связанным с политикой государств постсоветского пространства мы причисляем:

1. создание Содружества Независимых Государств (далееСНГ) сразу же после распада СССР, которое хотя и было формой облегчить процесс роспуска Союза и нивелировать возможные конфликты и противоречия по его роспуске, но всё же в условиях политической нестабильности на постсоветском пространстве, смене приоритетов новых независимых правительств позволило сохранить старые связи и обеспечило площадку для их развития и решения актуальных вопрос взаимодействия.

2. своевременное осознание политическими элитами Казахстана и России значимости развития внутрирегиональных отношений и укрепления позиций региона, а также осознание последней малоперсперспективности уступок в отношениях с США и странами ЕС, не готовыми к равноправному диалогу с российской стороной.

3. потребность крупных, относительно развитых экономически, государств региона в рынках сбыта и стремление к облегчению условий для развития торговли.

4. создание ряда региональных организаций, имевших своей целью евразийскую интеграцию (Таможенный союз, ЕЭС), создававших институциональное обеспечение интеграционных процессов; на наш взгляд, дальнейшее развитие этого вектора внешней политики России, Казахстана и Белоруссии особенно важно в условиях, когда СНГ как региональный проект практически повсеместно был признан неудавшимся.

Так, отечественный политолог В.И.Пантин в 2009г. отмечал, что деятельность России по консолидации постсоветского пространства не увенчалась успехом, бывшие советские республики, какое-то время по инерции державшиеся друг друга, предпочли сближение с другими ведущими мирополитическими игроками, то есть «страны СНГ расходятся в разные стороны» . А Е.М. Примаков говорил о том, что новые политические силы в получивших независимость после распада СССР республиках не пожелают развития интеграционных процессов, опасаясь подпасть под влияние намного более сильной Москвы, что вызывает ассоциацию с советским прошлым.

К причинам международного характера следует, прежде всего, отнести

1. эскалацию глобализационных процессов и связанннное с ним усиление роли экономического фактора в международных отношениях, ужесточение конкуренции на мировом рынке увеличение веса ТНК на международной арене , что определяет центростремительные тенденции в регионах и распространение интеграционных объединений регионального типа (достижение таких целей, как безопасность границ, относительная свобода действий в экономике и политике, свободное распоряжение своим потенциалом и ресурсами, сохранение влияния на международной арене и упрочение своих позиций, в современных условиях тяжело осуществимо для государства, не пользующего международной поддержкой и не вписавшегося в те или иные региональные интеграционные структуры.)

2. проблемы, с которыми столкнулись постсоветские государства, стремясь изменить политическую идентичность стать членами европейского сообщества или актуализировать как политическую единицу регион Средней Азии: в частности, высокие требования ЕС для приёма новых, заведомо убыточных для организации, членов, неспособность западных бывших советских республик по политическим критериям вписаться в рамки Европейского союза, отсутствие необходимых ресурсов для самостоятельного развития у государств Средней Азии и т.д.

3. геополитическое положение региона, зажатого между Европой и Китаем и граничащего на юге с мусульманской цивилизацией (в частности, с нестабильным Афганистаном), делает необходимой консолидацию усилию по обеспечению совместной безопасности - не только военной, но и экономической, и культурной.

3.3 Основные векторы развития политического, экономического и культурного сотрудничества государств «евразийского региона»

Хотя формирование идентичности является комплексным, многоступенчатым процессом, в котором участвует множество факторов, на наш взгляд, предпринимаемые государствами усилия по развитию сотрудничества и укреплению отношений в различных областях способствует созданию подходящей «почвы» для установления и закрепления определённых моделей идентичности.

Экономический аспект сотрудничества на постсоветском пространстве, как уже отмечалось выше, признаётся приоритетным как политическими лидерами, участвующих в интеграции государств, так и их экспертными сообществами; преимущественно, ради обеспечения именной этой сферы межгосударственных отношений, создания соответствующей правовой основы, были созданы интеграционные объединения и проекты на постсоветском пространствеТаможенный союз (ТС), Евразийское экономическое пространство (ЕЭП), Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭс), ЕАЭС . Эти интеграционные площадки предполагают постепенное включение в них изъявивших желание государств по мере готовности их экономик . Так, Договор о ЕАЭС предусматривает следующую градацию проводимой государствами политики: единая политика предполагает глубокий уровень интеграции (государствачлены ТС осуществляют единую политику практически во всех областях взаимодействия; в частности, используется Единая товарная номенклатура внешнеэкономической деятельности, Единый таможенный тариф, Единые ставки ввозных таможенных пошлин; в рамках ЕАЭС к единой политике относится сфера предоставления промышленных субсидий) , а согласованная, или скоординированная, политика - меньшую степени интеграции (в настоящее время в ЕАЭС преобладает именно согласованная политика; под эту категорию подпадают такие сферы, как макроэкономическая и валютная политика, торговля слугами, регулирование финансовых рынков, налогообложение, правила, регламентирующие конкуренцию и т.д.) . Кроме того, значительная часть вопросов регулируется кодифицированными соглашениями (энергетика, естественные монополии, транспортная политика и т.д.).

Как отмечает, директор Департамента развития интеграции Евразийской экономической комиссии (ЕЭК) В.Спасский, наиболее значимыми и перспективными направлениями сотрудничества в рамках ЕАЭС являются скоординированная промышленная политика, направленная на наращивание технологического потенциала, рост конкурентоспособности государств-членов, сельскохозяйственная политика, направленная на «эффективную реализацию ресурсного потенциала», а также таможенное регулирование. Примечательно, что в условиях ограниченного санкциями импорта в Россию целого ряда товаров, одной из первостепенных задач Союза было признано импортозамещение промышленных товаров. Ещё одним обострившимся в связи с ужесточением противоречий России с США и странами ЕС вопросом выступает отказ от расчетов в долларах и переход к использованию во внутрирегиональных финансовых отношениях национальных валют. Однако, по замечанию И.Г. Суворова, президента Межгосударственного банка, «введение единой валюты пока не планируется…На текущем этапе слишком много сомнений и у экспертов, и у лидеров и идеологов евразийской интеграции относительно целесообразности (её) создания» .

Несмотря на то, что до сих пор в официальных заявлениях политический деятелей государств, участвующих в евразийской интеграции её политический аспект практически не затрагивался, как представляется, в создавшейся политико-экономической международной обстановке, такие вопросы, как обеспечение безопасности, координация некоторых внешнеполитических мероприятий, военное сотрудничество могут обрести большую актуальность. Так, А.Кошель утверждает, что «политический аспект интеграции имеет также немаловажное значение, так как с самого начала интеграция может рассматриваться и как способ обеспечения национальных интересов в политической сфере, и как способ нивелировать либо существенно снизить негативное отношение к интеграции в случае снижения экономических показателей.»

Учитывая эскалацию конфликтного потенциала Ближнего Востока, обострения конфликтов на постсоветском пространстве, наиболее востребованным вектором сотрудничества могло бы стать именно урегулирование конфликтов, обеспечение стабильности, недопущение террористических актов, создания радикальных организаций на территории государств постсоветского пространства. В качестве площадки для координации политических действий могут выступить Шанхайская организация сотрудничества (прежде всего, борьба с терроризмом, экстремизмом, наркотрафиком и т.д.) и Организация договора о коллективной безопасности (ОДКБ) - в том случае, если удастся разрешить проблемы, в настоящее время связанные с функционированием этой организации, которую нередко критикуют за проявление нерешительности, нежелание её участников брать на себя ответственность за вмешательство в конфликты на постсоветском пространстве (к примеру, во время революции 2010 г. в Киргизии). Однако, как отмечает С.Саркисян, сдержанность политики данной организации, стремящейся поддерживать мир, в то же время не вмешиваясь в национальные конфликты, так или иначе содействуя той или иной политической партии, способствует тому, что деятельность ОДКБ не имеет отрицательных коннотаций (как, например, деятельность НАТО), а сама организация рассматривается как вполне беспристрастный арбитр , что открывает большие перспективы для её развития в будущем и становления в качестве более значимого фактора военно-политической интеграции.

На наш взгляд военно-политическая интеграция в большей степени, чем экономический вектор сотрудничества способны создать надлежащую основу для формирования идентичности, так как создаёт впечатление о некой общей, «разделяемой государствами «Евразии» земле», которую эти государства «сообща защищают». По такому же принципу выступление с общих позиций на международной арене по тем или иным вопросам создаёт необходимую для выстраивания «каркаса» идентичности дихотомию «мы-они». Кроме того, восприятие государствами-участниками евразийского проекта и их народами друг друга как союзников, разделяющих одни политические цели и противостоящих одним и тем же угрозам создаёт основания для идейной близости рассматриваемых государств, формулирования на базе совместного политического опыта критериев евразийской идеи и идентичности.

Еще одним аспектом евразийской интеграции выступает культурный и гуманитарный векторы; сотрудничество в этих сферах так же, по мнению автора данного исследования, имеет большой созидательный потенциал, открывает возможности для укрепления основ идентичности, распространения «евразийской идеи» в её культурном измерении, апробации идейных наработок, которые могли бы стать содержанием современного евразийства.

Вопросы гуманитарного и культурного характера, а также политика в сфере образования, главным образом, находятся в ведении СНГ (в рамках соответствующих внутриорганизационных советов: Совета по культурному сотрудничеству, Межгосударственного фонда гуманитарного сотрудничества, Совета по делам молодёжи, Совет по сотрудничеству в области образования, ). Деятельность организации связана с правовым обеспечением гуманитарного сотрудничества , планированием и организацией форумов, фестивалей, конференций и других культурных проектов и мероприятий (к примеру, проведение Года образования в странах СНГ в 2016г., создание Евразийской киноакадемии или учреждение СНГ межгосударственных премий СНГ «Звёзды Содружества» и «Содружество дебютов») . Примечательно, что под эгидой СНГ развивается не только культурное и гуманитарное сотрудничество между государствами, но также сотрудничество по траектории «регион-государство» и межрегиональные связи (особенно, в приграничных областях). Так, в 2013г. было подписано Соглашение об утверждении Программы торгово-экономического, научно-технического, культурного и гуманитарного сотрудничества между акиматом города Астаны Республики Казахстан и правительством Санкт-Петербурга Российской Федерации. Всего за время существования СНГ по данным на 2015г. было подписано 3897аналогичных договоров и соглашений.

Однако, несмотря на то, что развитие культурного вектора сотрудничества проходит достаточно динамично, отметим, что СНГ до сих пор не удалось создать благоприятный и привлекательный образ организации, занятой вопросами культуры, науки, спорта и т.д., чья деятельность направлена укрепление связей и взаимопонимания между постсоветскими республиками, а мероприятия, проводимые под эгидой этой организации получают недостаточное освещение и пользуются, куда меньшей популярность, чем проводимые на общеевропейском уровне. Нельзя не отметить, что, хотя культурная дипломатия и обладает большим потенциалом с точки зрения конструирования евразийской идентичности, её возможности значительно снижаются из-за отсутствия какой-либо согласованной «общеевразийской» стратегии, основанной на определённом наборе ценностей и принципов, что во многом объясняется консенсусом большинства государствучастников или потенциальных участников евразийской интеграции о её неидеологизированности.

Итак, при преобладании экономического и технологического векторов сотрудничества на сегодняшний день существенно недоиспользуется конструктивный потенциал военно-политического и культурного взаимодействия государств; его раскрытию препятствуют как отсутствие принципиального согласия всех участников интеграции на её углубление в военной и политической сфере, на придание ей определённой идейной окраски, так и отсутствие реальных инициатив со стороны Россиипроработанных программ по вышеописанным областям сотрудничества.

3.4 Практические мероприятия по созданию «новой евразийской идентичности»

В современной Евразии конструирование евразийской идентичности осложняется множеством факторов. Во-первых, процесс формирования идентичности должен протекать в различных государствах, несхожих между собой обществах со всеми присущими им особенностями. Во-вторых, как мы отмечали выше, между политическими лидерами рассматриваемых государств нет договорённости о целесообразности введения в интеграцию ценностного или идейного элемента. В-третьих, перед Россией стоит задача преодолеть фобию бывших советских республик перед возвращением во времена СССР , когда Москва играла роль авторитарного центра. В-четвёртых, даже в пределах самой России, в условиях кризиса идей и доверия к предлагаемым государством ценностям, потребуется приложить большие усилия для создания неложной идентичности.

Тем не менее, нельзя не заметить, что наравне с вышеупомянутыми факторами существуют обстоятельства, располагающие к тому, чтобы политика конструирования идентичности оказалась успешной. К примеру, современная внешнеполитическая обстановка побуждает россиян сочувственно относиться к «повороту на Восток» российской внешней политики, в большей степени осознавая «враждебность, чуждость» Запада и близость государств постсоветского пространства, с которыми Россию объединяет долгий исторический путь (архетип «осаждённой крепости»). Так, согласно социологическим опросам 74% россиян признают Россию особой евразийской цивилизацией, которая призвана играть роль «моста между Европой и Азией».

По предложенной нами классификации возможных для постсоветского пространства подходов к построению идентичности Россия в настоящее время предпринимает шаги к конструированию и «евразийского пространства», и «евразийской цивилизации», причём первому из этих направлений уделяется, как наиболее приемлемому для всех участников интеграции, больше внимания.

Проводимая Россией политика по созданию «прагматической идентичности евразийского пространства», строится на дихотомии «мы-они» и ориентирована на сравнительные отличия и преимущества формируемого сообщества при сопоставлении с другими. Активное участие России в процессах интеграции, её инициативность, внешнеполитическая деятельность по популяризации евразийского экономического проекта и привлечению в него новых участников позволяют говорить о том, что российская политика, проводимая по траектории построения «идентичности евразийского пространства» вполне состоялась и может считаться достаточно координированной: Россия последовательно проводит линию по углублению интеграции и обоснованию своего выбора перспективами региона и концепцией многополярности системы международных отношений. Претендуя в регионе на роль одного из локомотивов интеграции, Россия как страна, наделённая большим экономическим и энергетическим потенциалом, наравне с Казахстаном, не встречает противодействия со стороны других участников интеграционных объединений постсоветского пространства до тех пор, пока её лидерство носит преимущественно экономический и технологический характер, хотя нельзя пренебрегать фактором соперничества двух наиболее влиятельных стран за право единолично возглавить интеграцию, или, по крайней мере, обрести наибольший авторитет.

На сегодняшний день можно с уверенностью говорить о том, «евразийское пространство» и «евразийская интеграция» стали органичной частью сознания политических элит и граждан государств постсоветского пространства. Кроме того, нельзя не обратить внимания на то, что в новостном дискурсе на фоне экономического и политического кризиса ЕС, событий на Ближнем Востоке, кризиса на Украине планомерная, изображаемая неизменно продуктивной работа в сфере евразийской интеграции выглядит как бесспорный успех российской политики, делая её наиболее привлекательной сферой приложения усилий отечественной дипломатии.

Развитие экономического и технологического сотрудничества в Евразии в высшей степени отвечает интересам современной России, стремящейся к возможно большей независимости от стран Запада, извлечению выгод из экономической связки Европы и Азии, реализации потенциала Сибири. Как отмечается в докладе «К Великому океану-3. Создание Центральной Евразии. Транзитный потенциал России, «Экономический пояс Шелкового пути» и приоритеты совместного развития евразийских государств», подготовленном под эгидой Валдайского клуба, развитие евразийского вектора политики гармонично вписывается в другие приоритетные для России направлениянормализация и укрепление отношений с Европой как с близким цивилизационно и с экономически важным партнёром и развитие отношений с Тихоокеанской Азией . Таким образом, Россия вполне может рассчитывать на становление в качестве «евразийской державы» в случае, если она сумеет в условиях замедления темпов экономического роста не допустить угасания сотрудничества в регионе (даже путём его искусственного стимулирования) и переориентации потенциальных участников Союза в сторону ЕС или Китая.

Важной отличительной чертой идентичности «евразийского пространства» выступает её «механический характер»она развивается в тесной связке с интеграционными процессами и напрямую зависит от их успешности, а потому зачастую не требует тех же целенаправленных усилий государств, которые необходимы в случае конструирования идентичности по «цивилизационной модели». То есть при условии дальнейшего стабильного развития интеграционных процессов в Евразии на её территории, на наш взгляд, со временем сформируется «практическая идентичность», основанная на обширных связях евразийских государств друг с другом и восприятия ими себя как единой экономической общности.

Процесс формирования «евразийской цивилизационной идентичности» протекает совершенно иначе: как мы уже отмечали выше, понимание идентичностных основ как идейных (или цивилизационных) предполагает поиск объединяющего начала внутри сообществапоиск особенного, уникального «мы», для которого сравнение с внешним миром не столь важно как для «прагматической идентичности пространства»; однако, Россия, стремясь создать некую цивилизационную основу, которая могла бы объединить страны постсоветского пространства, или, по крайней мере, российское общество, придав политике государства недостающее идейное содержание, зачастую оперирует теми же инструментами, что и при выстраивании «прагматической идентичности пространства». В частности, государство прибегает к помощи СМИ (особенно, к государственным телеканалам), для того, чтобы подчеркнуть преимущества русской культуры и общества в сравнении с западной культурой, которая изображается переживающей глубокий кризис.

На наш взгляд, использование СМИ, инструментов публичной дипломатии для того, чтобы «сыграть» на неблагоприятных социальных или культурных явлениях, которые в той или иной степени характеризуют западные общества, достаточно неэффективно или чтобы сконструировать «образ врага», призванный сплотить население: подобные методы могут способствовать возникновению и культивированию чувства неприятия других культур, однако не создают реальной сплачивающей основы общества, в то же время, способствуя распространению предубеждений и отрицательных стереотипов.

Ещё одним важным недостатком в политике России по выстраиванию идентичности выступает отсутствие чёткой продуманной стратегии: большинство мероприятий, которые проводятся или поощряются государством, в том числе с этой целью, как правило, не связаны между собой, а их проведение носит довольно хаотический характер. К примеру, в современной России функционирует большое число организаций, которые провозглашают евразийство своей титульной идеей или офыициальной идеологией и при достаточном внимании к их деятельности могли бы способствовать формированию евразийской идентичность и осознанному стремлению граждан к включению себя в эту идентичность. Однако, ввиду того, что со стороны государства до сих пор не было высказано чёткой позиции о сущности «евразийской идеи» и при отсутствии целенаправленной политики по координации таких движений (за исключением небольшого числа организаций открыто поддерживаемых правительством: молодёжное движение «Наши», Евразийская молодёжная ассамблея), нередко под лозунгами «евразийства», национальной идеи и интересов, провозглашённой В.В.Путиным идеологии патриотизма , действуют радикальные организации, во многом компрометирующие «евразийскую идею».

Тем не менее, проведение «евразийской идеи» и создание идентичности посредством учреждения или поощрения различных движений, партий, форумов представляется методом, вполне отвечающим потребностям российского общества: в таком случае идентичность не будет напрямую насаждаться государством, а сама «евразийская идея» сохранит подвижность и динамичность и будет вызывать больше доверия. Как успешный пример реализации политики идентичности в этом направлении особого внимания заслуживают молодёжные организации и форумы, проводимые по инициативе России (к примеру, Фестиваль молодёжи и студентов стран пояса добрососедства («евразийской молодёжи») «Евразияэто мы!») , или организуемые совместно несколькими евразийскими государствами (к примеру, Молодёжный экономический форум Евразий-Казахстан) .

Развивая этот вектор политики идентичности, на наш взгляд, с большим вниманием стоит отнестись к выбору ценностей и «исторического багажа», с которыми связана евразийская идея. Во-первых, очень важно не допустить идеологизации евразийства и введения в него в качестве одной из частей элементов культа личности В.В.Путина, так как это неизбежно придаст ему нежелательный политический оттенок, сделает евразийство неприемлемым для части российского общества. Во-вторых, проводимая Россией историческая политика, стараясь создать «исторический каркас» для выстраивания идентичности обычно аппелирует к событиям постсоветской эпохи, наследию СССР, справедливо полагая их наиболее знакомыми и близкими современному россиянину, однако на официальном уровне реабилитируя советское наследие, Россия рискует усилить страхи и недоверие других государств постсоветского пространства, о которых говорилось выше. Кроме того, выбор советского периода в качестве образца, а иногда примера для подражания, по сути, является выбором в пользу искусственно созданной культуры и, большей частью. - в пользу уходящих поколений, живших в СССР в его докризисный период.

Обращаясь к вопросу о наднациональном измерении евразийской идентичности, следует ещё раз подчеркнуть, что фактически единственным инициатором её формирования является Россия, тогда как другие государства Евразии придерживаются мнения о необходимости ограничить интеграцию экономическим и технологическим аспектами при активном гуманитарном и культурном сотрудничестве. Таким образом, перед Россией стоит задача проведения своего видения евразийской интеграции, сопряжённой с созданием «цивилизационного типа» идентичности. Важным инструментом внешнеполитической деятельности по продвижению благоприятного образа России, предлагаемых ею идей и концепций выступает Россотрудничество (Федеральное агентство по делам Содружества Независимых Государств, соотечественников, проживающих за рубежом, и по международному гуманитарному сотрудничеству).

Под эгидой Россотрудничества регулярно проводятся мероприятия по распространению русского языка (регламентируются Концепцией государственной поддержки и продвижения русского языка за рубежом от 3 ноября 2015г. и концепцией «Русская школа за рубежом» от 4 ноября 2015г.) и культуры (регламентируются Основными направлениями политики Российской Федерации в сфере международного культурно-гуманитарного сотрудничества от 18 декабря 2010г.) . Однако, по мнению автора данного исследования, деятельность федерального агентства не всегда получает должную поддержку и имеет необходимый для достижения поставленных перед ним целей масштаб. Одним из важных аспектов деятельности Россутрудничества, на который, как представляется, необходимо обратить особое внимание, диаспоральная политика, или работа с русским населением бывших советских республик, хотя, даже при условии, если Россия сможет успешно отстаивать его права, потенциал русских диаспор как возможных проводников российского влияния остаётся под вопросом. Очевидно, что реализация этой возможности сопряжена с позитивными изменениями не только в образе России в Евразии, но и её граждан, и культуры, носителями которой они являются.

Политика идентичности, как в пределах России, так и на постсоветском пространстве требует чёткой формулировки сущности предлагаемых российской стороной идеалов и ценностей, более внимательного отношения к «историческому фундаменту» конструируемой идентичности, причём необходимо избрать в качестве приоритетного направления политики корректировку образа России за рубежом, прежде всего, на постсоветском пространстве, распространению её культуры и укреплению связей и защите русских диаспор в бывших советских республиках.