Русский язык в политике государства Израиль

Размещено на http://www.allbest.ru/

ПРАВИТЕЛЬСТВО РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего образования

«САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Магистерская программа

“История международных отношений в XX-XXI веках”

Диссертация

на соискание степени магистра

по направлению 41.04.05 «Международные отношения»

Русский язык в политике государства Израиль (1990-2015)

Russian language in the policy of the state of Israel (1990-2015)

МОШКОВА Татьяна Дмитриевна

Научный руководитель

доктор исторических наук, профессор

Р. В. Костюк

Санкт-Петербург, 2016

Оглавление

Введение

Глава 1. Национализм как фундамент израильского общества

1.1 Национализм Э. Геллнера

1.2 Национализм Э. Хобсбаума и Б. Андерсона

1.3 Национализм М. Биллига

Глава 2. Иврит и арабский как государственные языки Израиля

2.1 Этапы развития иврита

2.2 Роль лингвистического фактора во внутренней политике государства

Глава 3. Роль русскоязычной общины Израиля во внутренней и внешней политике государства

3.1 Русское слово в Израиле

3.2 Роль русскоязычной общины Израиля во внутренней политике государства

3.3 Прогнозы перспектив развития лингвистической картины государства Израиль. Сохранение доминирующей роли иврита и его экспансия

3.4 Парадокс арабского, русского и английского языков

Заключение

Список использованных источников и литературы

Введение

Актуальность темы исследования обусловлена следующими факторами. Население государства Израиль в 2015 году составляло восемь миллионов человек . Из них менее двух миллионов являются коренными жителями Израиля - сабрами (цбшэ), а более шести миллионов - репатриантами или потомками репатриантов из более чем тридцати государств: Франции, Канады, Великобритании, Аргентины, Германии, Украины, Бразилии, Австралии, Венгрии, ЮАР, Белоруссии, Мексики, Бельгии, Нидерландов, Италии, Эфиопии, Ирана, Чили, Уругвая, Швеции, Турции, Азербайджана, Испании, Латвии, Австрии, Грузии, Дании, Армении, Эстонии, Казахстана . Ареал расселения людей еврейского происхождения охватывает все части света, кроме Антарктиды. До 1948 года около девяноста тысяч евреев являлись жителями Австралии и Океании, в Африке самыми многочисленными были общины в ЮАР и Эфиопии, еврейская диаспора существовала почти в каждой европейской стране, в Азии большой процент еврейского населения наблюдался в Иране, Иордании, Йемене, Турции, а также в странах Закавказья (Азербайджане, Грузии, Армении) . В 1948 году после провозглашения независимости государства Израиль началась первая волна репатриации людей еврейского происхождения из этих стран . Лингвистический фактор стал основной объединяющей силой репатриантов.

В 1881 году в истории имело место явление до сих пор невиданное - возрождение мертвого языка. Ещё в мае 1917 года, выступая на первой конференции гебраистов в Москве, выдающийся еврейский поэт Хаим Нахман Бялик произнес следующие слова: «В изгнании мы утеряли все: нашу родную землю, Храм, но не утеряли языка нашего. И если вы спросите меня: а религия? литература? - я отвечу: и то и другое основывается на языке; он сохранил их, им они и живы» . Возрождение иврита было событием абсолютно беспрецедентным. Кроме того, подобное мероприятие до этого времени считалось не только неосуществимым, но и бессмысленным. Для доказательства того, что в конце XIX века мысль возродить иврит являлась в крайней степени парадоксальной, следует вспомнить высказывание знаменитого прозаика, раввина и историка того периода доктора Шимона Бернфельда: «По-моему, сделать иврит обычным разговорным языком совершенно невозможно. Такого еще не было ни с одним языком мира. Разбитый стеклянный сосуд невозможно восстановить, и язык, который перестал развиваться естественно и служить живым языком народа, может, подобно другим примерам из истории, стать историческим, литературным или религиозным языком, но отнюдь не языком живым, народным» . На рубеже XIX и XX столетий возможность возрождения иврита казалась нереалистичной даже видным исследователям этого языка, не говоря уже о непрофессионалах. Тем не менее, несмотря на сопротивление на первых порах даже еврейских лидеров того времени, язык, который тогда назывался еще древнееврейским, вновь стал живым языком, языком естественным и призванным служить для повседневного общения представителей целого народа. иврит национализм общество экспансия

Иврит является на сегодняшний день не только официальным языком государства Израиль, но также языком большого количества еврейских общин и диаспор по всему миру. Таким образом, при том, что этот язык является государственным всего в одной стране, он объединяет множество людей из разных точек земли. Подтверждением этому может служить тот факт, что из более чем восьми миллионов говорящих на иврите менее шести миллионов имеют гражданство Израиля, то есть более двух миллионов проживают в более чем тридцати государствах (согласно Отчету Центрального статистического управления Израиля ). Однако, несмотря на явно доминирующий характер иврита, лингвистическая картина современного Израиля достаточно сложна в связи с двумя факторами.

Во-первых, особое место в лингвистической картине Израиля занимает сегодня арабский язык. Он, как и иврит, имеет статус государственного, однако их реальные статусы отнюдь не равны. Во-вторых, совершенно особую роль играет русский язык. Репатрианты из России с самого начала процесса репатриации отличались от остальных. Так называемая «большая алия» началась в 1990-е годы ХХ века. Число репатриантов было настолько велико, что на сегодняшний день у более 1 миллиона человек, в той или иной мере владеющих русским языком, израильское гражданство . Это позволяет говорить о том, что русскоязычная община Израиля является самой многочисленной. Более того, несмотря на то, что все вновь прибывшие репатрианты начинают изучать иврит, для многих из них русский язык до сих пор является родным. Дети, рожденные в их семьях, начинают говорить по-русски. Большая волна репатриации включала в себя преимущественно людей с высшим образованием и высоким уровнем культуры, что выгодно отличало их от репатриантов из других стран. Это способствовало укреплению единства в рядах русской израильской интеллигенции, превращая ее в сильную, влиятельную социальную группировку. Этим обусловлено желание русских евреев сохранить богатое культурное наследие своей родины в новом государстве и нежелание их отказываться от использования русского языка. Сегодня это привело к следующим результатам: израильские школьники имеют возможность изучать русский язык в качестве второго иностранного (первым обязательным является английский) с седьмого по двенадцатый классы средней школы, базовые знания по русскому языку даются всем детям в возрасте от 2 до 6 лет, посещающих детский сад, также русский язык преподается в системе неформального образования Ассоциации учителей-иммигрантов и в специализированных школах «Мофет», огромная сеть которых существует по всему Израилю. Кроме того, все престижные высшие учебные заведения страны имеют этот предмет в своей программе. На данный момент в Израиле работают порядка двухсот преподавателей русского языка и литературы со специальным образованием. Из них около ста временно заняты также и в школах. Таким образом, русский язык сегодня изучают около двенадцати тысяч детей дошкольного, младшего и среднего школьного возраста. Все это свидетельствует о том, что русскоязычная община Израиля отличается от остального израильского общества и имеет определенный вес в нем.

Целью моей работы является определение национального вопроса в современном Израиле на примере лингвистического фактора и, в частности, определение роли русскоязычной общины во внутренней и внешней политике государства.

Преследуя данную цель, я ставлю перед собой следующие задачи:

1. рассмотреть различные подходы к теории национализма как фундамента израильского общества;

2. проследить историю происхождения, этапы развития и процесс возрождения иврита;

3. определить роль второго государственного языка (арабского) во внутриполитической жизни государства;

4. исследовать мероприятия языковой политики, проводимые государством Израиль с момента его основания до наших дней;

5. определить значение этих мероприятий;

6. проследить процесс становления русскоязычного медийного пространства в Израиле;

7. исследовать влияние русскоязычной общины Израиля на политическую ситуацию внутри страны;

8. определить роль русскоязычной общины Израиля во взаимодействии его с другими государствами;

9. проанализировать перспективы развития лингвистической картины Израиля в будущем.

Изучение динамики языковой ситуации и языковой политики в Израиле является актуальным, поскольку, несмотря на то, что, согласно тексту Декларации Независимости Государства Израиль, оно является не многонациональным, но именно еврейским («признание со стороны ООН права еврейского народа на создание своего государства незыблемо. Это естественное право еврейского народа, как и любого другого народа, быть хозяином своей судьбы в своём суверенном государстве. Поэтому <...> настоящим мы провозглашаем создание Еврейского Государства в Эрец-Исраэль Государства Израиль »), фактически государство является многоязычным.

Основным методом исследования послужил сравнительный анализ. Предметной областью исследования и единицами анализа являются еврейские общины на территории государства Израиль (в зависимости от страны исхода).

Гипотеза: я предполагаю, что евреи-выходцы из стран бывшего СССР единственные не приняли идею «плавильного котла», которую пропагандировали лидеры мирового сионизма (забыть культуру страны исхода и совместными усилиями создать новую, израильскую культуру), и за время, которое прошло с момента основания государства Израиль, превратились в реальную политическую силу.

Критерии сравнения (переменные):

1) численность;

2) количество членов общины (в процентах), изучающих после репатриации в Израиль иврит в ульпанах на территории государства;

3) количество членов общины (репатриантов), чьи дети, родившиеся уже в Израиле, начинают разговаривать на иврите;

4) количество представителей общины в Кнессете (парламенте);

5) вовлеченность представителей общины во внутриполитическую жизнь страны (то есть наличие у той или иной общины собственной политической партии, призванной лоббировать интересы общины).

При работе над темой были использованы многочисленные источники и литература на русском, английском, французском языках, а также на иврите. Среди источников особо следует отметить Закон о возвращении государства Израиль, посвященный проблеме репатриации; Официальное, ежегодное сообщение Центрального Статистического Бюро Израиля для прессы в преддверии празднования годовщины дня независимости государства Израиль, позволяющее сделать выводы о численности населения Израиля, современной языковой картине и этническом составе государства, а также дневник одного из основателей государства Израиль, а впоследствии его первого премьер-министра Давида Бен-Гуриона, отдельные части которого также посвящены проблеме репатриации, что послужило незаменимым материалом при написании второй и третьей глав данной работы. Среди литературы следует отметить работу известного гебраиста и профессора Еврейского университета в Иерусалиме Хаима Рабина «Краткая история иврита» и работу И. Гури «Иврит - язык возрожденный» (обе посвящены этапам развития иврита и оказались наиболее полезными при написании второй главы данной работы (исторической справки об иврите)), а также работы А. Башара «О партнерстве и терпимости», Р. Кохена «Процессы формирования политических организаций русских израильтян и их электоральные шаблоны» и А. Лаиша «Русские в Израиле: неизменность и перемены» и «Русские евреи: кризис самосознания», посвященные проблемам русскоязычной общины Израиля.

Глава 1. Национализм как фундамент израильского общества

Израиль является государством, построенным по принципу национализма, поэтому рассмотрение теоретической базы является необходимым для понимания, в частности, его лингвистической картины. Для анализа были выбраны концепции теоретиков национализма, в чьих работах проводится связь между этим политическим принципом и лингвистическими категориями, а также особое внимание уделяется еврейскому национализму.

1.1 Национализм Э. Геллнера

Теория Э. Геллнера строится на взаимосвязи понятий «нация» и «государство». Нацией, в его понимании, является отражение убеждений человека. Правомерно утверждать, что два человека являются представителями одной и той же нации, только если они оба признают принадлежность к ней друг друга . Нельзя рассматривать нацию только с точки зрения общности культуры, поскольку культурные границы часто являются размытыми. Государство, по Геллнеру, это система политических институтов, основной функцией которой является поддержание порядка. Все остальные задачи государства вторичны.

Геллнер определяет национализм как политический принцип, при котором должны совпадать политическая и национальная единицы, а управляющие и управляемые являются представителями одного и того же этноса .

Возникновение национализма стало возможным благодаря процессу индустриализации. В этот момент кардинально изменились общество и культура. Основой культуры периода индустриализма становится образование .

Если в основе структуры разделения труда аграрного общества лежит принцип удалённости специализированных зон друг от друга, то в индустриальном обществе, во-первых, значительно увеличивается количество этих зон, во-вторых, они имеют тенденцию к сближению . Существование индустриального общества основано на идее непрерывного прогресса. В нём появляется новое разделение труда, поскольку в таком обществе увеличивается число профессий. При этом система образования не является специализированной. Большая часть образовательного процесса это типовое обучение, которое предполагает получение всеми одинаковых знаний. Данный конструкт держится на убеждении, что каждый гражданин, получивший такое типовое образование, может выбрать себе любую профессию, получив затем необходимые навыки уже непосредственно в процессе овладения ею .

Говоря о способах воспроизводства культуры в индустриальном обществе, Геллнер отмечает два возможных сценария. Первый - метод самовоспроизводства, или практический метод , предполагает воспитание каждого последующего поколения общиной, которая использует выработанные за много веков принципы, позволяющие вырастить каждое новое поколение максимально похожим на предыдущее. Второй метод - централизованный предполагает дополнение образования в общине образованием в независимом от неё институте . Если в аграрном обществе в основном используется первый метод, то в индустриальном вектор смещается в сторону централизованного способа.

В отличие от аграрного общества, в индустриальном работа заключается не во взаимодействии с вещами, а в обмене информацией с людьми . Процент людей, непосредственно взаимодействующих с природой, становится крайне мал.

Таким образом, индустриальное общество в основе своей имеет новые технологии и перманентный рост, характеризуется мобильной системой разделения труда, а также непрерывным информационным обменом между людьми. Неизбежность зарождения национализма в таком обществе объясняется не укорененностью этого принципа в сознании человека, а конкретным типом устройства, который стал в определённый момент развития общества основным . Другими словами, национализм есть урегулирование отношений между новой индустриальной культурой и государством.

По мнению Геллнера, существует порядка восьмисот действительных национализмов. На каждый такой национализм приходятся несколько потенциальных. Большинство таких потенциальных национальных групп совершают переход в эпоху национализма, не пытаясь активизировать свой потенциал и вследствие этого наблюдают поглощение своей культуры другой. Геллнер не поддерживает гипотезу о том, что таким группам необходим импульс извне для активизации их потенциала, поскольку национализм является не пробуждением скрытой силы, а продуктом новой системы социальной организации . Нации не даются людям от природы, точно так же как государства не являются кульминацией эволюции социальных групп.

Рассматривая их как основной критерий национализма, Геллнер разделяет культуры на культивированные и некультивированные. Последние самовоспроизводятся бессознательно, «садовые» же культуры держатся благодаря наличию в них особого класса специалистов.

В индустриальную эпоху культивированные культуры начинают навязывать свой авторитет, а потому им должна быть обеспечена политическая поддержка. Все высокие культуры должны иметь своё государство. Крайне малый процент диких культур способен трансформироваться в «садовые», а потому основная их масса устраняется господствующими культурами. Культуры из того небольшого количества, которые хотят реализовать свой потенциал, порождают националистические конфликты, начиная борьбу друг с другом .

В эпоху национализма управляемые (народ) находятся под властью представителей чуждой им высокой культуры (чиновников), чьему гнёту они противопоставляют борьбу за национальное освобождение. Национализм, как правило, ведёт эту борьбу, опираясь на псевдонародную культуру и заимствуя из неё свою символику. В случае, когда национализм выигрывает эту войну, он уничтожает чуждую высокую культуру, однако он не производит замену её на народную культуру, а создаёт собственную высокую. Этот принцип национализма Геллнер называет принципом коммуникативных барьеров . Второй важный принцип - сдерживания социальной энтропии.

Смена аграрного общества индустриальным сопровождается переходом от иерархии к систематизированной беспорядочности. Аграрное общество чётко структурированное, в нем есть устоявшаяся система разделения труда. Иначе устроено общество индустриальное, где региональные и родственные группы и территориальные единицы не сдерживаются в определённых рамках. В таком обществе центральной является идея социальной мобильности . Помимо этого, в таком обществе выгодно, когда люди определенной категории становятся управляющими, остальные управляемыми. С целью заставить управляемых принять действующее положение вещей, применяются идеологические и репрессивные меры .

Таким образом, общество эпохи индустриализации, с одной стороны, является мобильным и культурно однородным, с другой стороны, в нём более заметным, по сравнению с аграрным обществом, становится неравенство . Привилегированная часть общества имеет доступ к новому образу жизни и требующемуся для него образованию, тогда как для носителей народной культуры этот доступ затрудняется, а носители «местных» культур либо выбирают для себя путь ассимиляции с господствующей культурой, либо вступают с ней в конфликт .

Геллнер уделяет внимание и языку как элементу политической системы. Он уточняет, что высокая культура должна представлять собой не просто набор формальных признаков, включающий, в первую очередь, всеобщие образование и грамотность. Культура должна быть выражена на едином для нации языке; в эпоху национализма человек индустриализируется не просто как индивид, а как представитель конкретной нации.

По мнению Геллнера, лингвистическая проблема лежит в основе национализма . Для социальной мобильности важным является не родной язык человека, а тот язык, на котором человек получает образование, поэтому принадлежность человека к языковой группе приобретает всё большее значение, в то время как религиозная или сословная принадлежность отходят на второй план. Таким образом, ещё одной важной характеристикой национализма является то, что границы государства совпадают с языковыми границами.

Говоря о будущем национализма, Геллнер пытается ответить на вопрос, останется ли эта идеология главной в мире, когда процесс индустриализации подойдет к своему завершению. По его мнению, подобное развитие событий в краткосрочной перспективе невозможно. Высокая культура, в рамках которой человек имеет возможность получить образование, становится основой его личности; так начинается процесс приведения общества в соответствие с требованиями националистического века. Геллнер убежден, что в ближайшее время такое общество будет оставаться стабильным.

Геллнер упоминает сценарий, при котором ни класс управленцев, ни класс управляемых не имеют возможности получить образование и, как следствие, необходимые для жизни навыки, однако такую модель сегодня нельзя назвать актуальной, поскольку она характерна для слаборазвитого традиционного общества. В основном же Геллнер рассматривает три типа национализма, взяв за основу классификации следующие факторы: власть, наличие или отсутствие доступа к получению образования и культуру.

Первый тип носит название «классического габсбургского» . Он предполагает, что власть предержащие имеют ряд привилегий и формируют высокую культуру. Остальное же общество лишено возможности получить образование необходимый атрибут статусных изменений поэтому оно является носителем не высокой, а народной культуры.

Второй, «унификаторский», тип также предполагает наличие власти у одних и отсутствие её у других, однако здесь не делается различий в доступности получения образования . Данный принцип распространяется с целью увеличения числа носителей высокой культуры. Благодаря этому система социальной стратификации становится не такой поляризованной, какой она была при «классической габсбургской» модели.

Третий тип получил название «национализм диаспоры». Носителями высокой культуры в данном случае выступают политически беззащитные, то есть не обладающие властью этнические меньшинства, которые, однако, очень развиты экономически . При этом они сталкиваются с рядом проблем: проблемой возрождения своей культуры, проблемой возвращения на свою историческую родину и, как следствие, проблемой взаимоотношений с теми, кто ранее претендовал на их территорию . В этом смысле в относительной безопасности находятся те народы, которым удалось удержать по крайней мере часть своей древней территории. Кроме того, новый порядок, устанавливаемый эпохой национализма, требует однородности внутри политического объединения, что, в свою очередь, не будет препятствовать идее всеобщей социальной мобильности. Вместе с тем Геллнер уверен, что проблемы, с которыми сталкиваются диаспоры, не сделавшие свой выбор в пользу национализма, гораздо серьезнее вышеперечисленных, поскольку такой путь развития приводит к ассимиляции и губит культуру диаспоры .

На еврейском национализме Геллнер останавливается отдельно. Для него создание государства Израиль является наиболее успешным примером реализации идеи национализма третьего типа. В течение длительного периода рассеяния евреи перестали быть «сбалансированной популяцией» , способной создать новое государство. По мнению Геллнера, основной причиной, почему при этом создание Израиля стало возможным, является реакция на Катастрофу европейского еврейства. Европа начала ХХ века пошла по пути того, что Геллнер называет романтическим национализмом и мягким коммунализмом . Если коммунализм в его классическом понимании предполагает тождество «нации» и «религии» и, по сути, является формой шовинизма в мультиконфессиональном государстве, то его «мягкая» форма, как ее описывает Геллнер, всего лишь романтизирует народную культуру. Этот принцип основывается на том факте, что человеку необходимо реализоваться в рамках народной культуры, которая предполагает близость к земле. Новая Европа должна была представлять собой идеальную картину национализма, то есть совокупность монокультурных обществ, в каждом из которых доминирующая культура находится под защитой политической «крыши». Этнические меньшинства в такой системе координат рассматривались как инородные элементы. Однако если в других случаях представители процветающей культуры трактовали такие меньшинства как сообщества, локализованные в неположенном месте, то евреи, не имея территориальной привязки и поэтому лишенные добродетелей народной культуры, всегда оказывались чуждым элементом . С такой угрозой нельзя бороться просто путем ее перемещения, поскольку носители этой культуры являются одновременно носителями «особых патогенных качеств» хитрости и расчетливости, которые противоречат идеологии романтического национализма и являются угрожающими для общественного здоровья. Такой угрозой для немецкого национализма являлись евреи. С течением времени в немецком обществе идея мягкого коммунализма эволюционировала в идею интолерантности. Нетерпимость населения гитлеровской Германии к евреям получила идеологическое обоснование, которое в сочетании с политикой класса управляющих сделали евреев жертвами организованной кампании по истреблению. Как реакция на это возникают националистические инициативы лидеров еврейского национализма.

1.2 Национализм Э. Хобсбаума и Б. Андерсона

Понятийный подход Хобсбаума отличается от подхода Геллнера. Согласно Хобсбауму, само понятие «нация» существовало не всегда, а тот смысл, который мы вкладываем в него сегодня, появился не ранее XVIII века . Хобсбаум не ставит своей целью дать точное определение нации и установить ее четкие критерии, более того, он считает, что это невозможно (поскольку все попытки вывести эти переменные, предпринимавшиеся до него, потерпели неудачу) и в этом нет необходимости. Нация для него является исторически новым феноменом, все еще находящимся в стадии своего развития, критерии, по которым определяется, является ли индивид представителем нации или нет, часто меняются, поэтому поместить это явление в постоянные рамки не представляется возможным . Хобсбаум отвергает все определения нации, данные до него, и занимает агностическую позицию, выбирая для себя максимально размытое определение: «всякое достаточно крупное человеческое сообщество, члены которого воспринимают себя как нацию» . И изучение этого феномена он предлагает начать с рассмотрения его идеи, которой является национализм, а не с реальности, которая стоит за данным понятием .

Этапы национализма для Хобсбаума тесно связаны с экономическими изменениями в мире. Первый описываемый им этап становление национальных государств в XIX веке. Во время этого процесса в мировой экономике господствовал принцип свободной торговли. Развитие всего мира было завязано на экономике развитых государств. Одновременно ряд стран, в которых идея свободной торговли не нашла поддержки, переходят к политике протекционизма .

Следующий этап, названный автором этнолингвистическим, заключался в создании колониальных империй. После окончания Первой мировой войны становится невозможным возврат к принципу свободной торговли, повышается уровень вмешательства государства в экономику, вплоть до государственного планирования, а политика защиты национальной экономики, до этого проводившаяся лишь отдельными государствами, становится нормой . И, наконец, к концу XX века экономика снова делает выбор в пользу транснациональности. С этого момента, как считает Хобсбаум, начинается упадок национализма как идеи.

Нация, по Хобсбауму, не даётся людям от природы и не возникает спонтанно, а строится «сверху». Начиная с XIX века в Европе люди наладили постоянный контакт с государством. Первыми шагами можно считать проведение переписи населения, всеобщее начальное образование и военную службу .

Это породило следующие проблемы. Во-первых, техническая. Необходимо было наладить канал коммуникации между населением и представителями власти. Повышение уровня грамотности населения решило эту проблему. Далее перед государством встала задача обеспечения преданности населения . Раньше гарантировать это могла идея божественного происхождения власти. Вплоть до последней трети XIX века диалог между государством и гражданами осуществлялся всегда через посредников, в роли которых чаще всего выступали религиозные деятели; с этого момента граждане напрямую выражают свою волю через институт выборов, а институт церкви, напротив, теряет своё влияние. Этот факт наряду с подъёмом революционных настроений поставил перед правительствами необходимость обращения людей в «гражданскую религию» . Каждый гражданин должен идентифицировать себя со своей страной и правительством. Совокупность таких граждан уже правомерно называть «народом», который имеет общую историческую память, символику и героев. Претворение этой концепции в жизнь должно было, по мнению правящих классов, повысить патриотизм, что было особенно актуально в переходную эпоху рубежа XIX-XX веков. Однако, по мнению Хобсбаума, не везде этот процесс протекал естественно, в большинстве случаев государства лишь осуществляли то, что автор называет «изобретением традиции» .

Традиции, согласно Хобсбауму, бывают подлинные и «изобретённые». К последним относятся такие, которые специально создаются государством в кризисные моменты с целью поднятия духа нации. Хобсбаум делает акцент на несоответствии сути идеи национализма, заключающейся в культурной преемственности, и малом сроке существования национализма как явления.

Как и Геллнер, Хобсбаум ставит в своих работах вопрос о будущем национализма. Однако здесь их мнения расходятся. В отличие от Геллнера, который полагает, что сегодняшнее мобильное и культурно однородное общество в ближайшем будущем не подвергнется никаким изменениям, Хобсбаум прогнозирует, что в краткосрочной перспективе новые национальные государства возникнуть не могут, а при отсутствии такой перспективы национализм как политический принцип ничего из себя не представляет.

Если до завершения Второй мировой войны национализм был главным вектором изменений в обществе, то сегодня, когда процесс строительства национальных экономик в целом завершился, национализм отходит на второй план, уступая свое место новым идеологиям. Самоутверждение отдельных этнических групп третьего мира является сепаратизмом, а не национализмом, поскольку не имеет четкой программы, а, следовательно, и потенциала, а Хобсбаум считает национализм подлинным только при наличии у него программы как главного критерия .

Подъем сепаратизма, который часто ошибочно принимают за проявление национализма, можно объяснить тем, что сложившаяся после Второй мировой войны конфигурация отвечала принципу национального самоопределения. Но национальные движения не имеют ничего общего с идеей национализма, поскольку этот принцип, наоборот, апеллирует к понятиям солидарности и сопричастности, то есть к общему прошлому, языку и культуре.

Хотя ещё во вступлении к своей книге «Нации и национализм после 1780 года» Хобсбаум самоидентифицирует себя как «модерниста» , он тем не менее уделяет внимание донациональной истории, чего не делал Геллнер. Для описания этого периода он вводит термин «протонация» . Это форма общины, с которой люди большую часть истории человечества (до Французской революции) себя отождествляли. Нация является отражением чувства коллективной принадлежности, при том что эта принадлежность - продукт воображения. Другими словами, нация является конструкцией, которая родилась в воображении людей, считающих себя ее частью. Эту концепцию помимо Хобсбаума в своей книге «Воображаемые сообщества» развивал Бенедикт Андерсон.

Андерсон упоминает сценарий, при котором «воображаемое сообщество» может быть рассмотрено как «мнимое», несуществующее . Это происходит в результате навязывания участникам сообщества того факта, что они представляют собой единое целое похожих между собой и радикально отличающихся от других личностей. Однако эта гипотеза о внешнем внушении не объясняет феномен национализма как идеи, ради которой люди способны жертвовать своей жизнью. Андерсон не рассматривает национализм как идеологию, которую можно поставить в один ряд с фашизмом. Для него это «особого рода культурный артефакт» , поэтому связывать его необходимо с религией.

В период упадка общества с монархической формой правления, где религия доминировала и регламентировала основные сферы жизни, стало наблюдаться глобальное изменение мировоззрения человечества в целом. Это стало возможным благодаря комплексу причин: изменениям в экономической системе, научно-техническому прогрессу, развитию новых каналов коммуникации. В изменившихся условиях появилась необходимость новой организации общества, где его участники были бы объединены в одно целое. Тогда и стало возможным «воображение» некой формы организации людей, не знакомых друг с другом, но чувствующих свою принадлежность к одной целостности.

Андерсон согласен с Геллнером в вопросе о взаимосвязи процесса зарождения нации и капитализма. Создание национализма предполагает, в первую очередь, создание системы типового «образования для всех» .

Отдельно Андерсон останавливается на проблеме языка. По его мнению, письменный язык тесно связан с национальным сознанием. Он, развиваясь, подготовил почву для возможности управляющих манипулировать управляемыми. Например, в Советском Союзе проводилась кампания по принудительной кириллизации, сегодня, наоборот, в бывших республиках наблюдается процесс перехода обратно к романской орфографии. Для класса управляющих тот факт, на каком языке пишет большинство населения, является жизненно важным, поскольку на этом же языке издаются одни из главных инструментов формирования национального сознания печатные издания .

Некоторые выводы Андерсона, как последователя конструктивизма, однако, являются ошибочными. Анализируя причины зарождения национализма и, как следствие, наций, он в большей степени объясняет то, каким образом класс управляющих может использовать националистический принцип в своих интересах и превратить его в политическое оружие. Поэтому для Андерсона национализм и нация являются продуктами новейшего времени, появление которых связано исключительно с концом века монархий и власти церкви и началом развития капитализма и печати. Для автора не существует связи между этнокультурными различиями, которые существовали во все времена, и осознанием человека себя как части определенной группы, то есть, несмотря на его определение национализма и нации именно как «культурных» артефактов, по его мнению, культурное своеобразие не имеет значения для национализма. Предлагая далее свою классификацию национализмов (три типа: креольский, языковой и официальный ), он описывает, какие политические и экономические условия были необходимы для появления каждого из этих типов. Однако национализм как идея мог и не оказаться успешным, но, рассматривая проблему этого явления только с точки зрения экономики и политики и игнорируя психологический аспект, Андерсон не объясняет причины эмоциональной легитимности национализма у каждого конкретного представителя нации и на дает ответа на вопрос, что такое национальные чувства, хотя в начале своей книги ставит этот вопрос как основной. В этом смысле Андерсон, в отличие от Хобсбаума и даже от Геллнера, не просто игнорирует донациональную историю и не вводит никаких понятий типа «протонация», но и вообще рассматривает современные нации в отрыве от их сложившихся в течение веков этнических общностей, преемственности поколений, обычаев и системы правил.

Как и Хобсбаум, Андерсон убежден, что национализм избирателен в отношении исторической памяти традиций, однако если Хобсбаум, тоже конструктивист, тем не менее помимо искусственных традиций оставляет право на существование естественным и признает их частью прошлого нации, то Андерсон считает прошлое каждой нации выдуманным. Тем не менее, в отличие от последователей так называемого адаптивного подхода в культурологии, разработанного П. А. Сорокиным, и Геллнер, и Хобсбаум, и Андерсон считают, и здесь они сходятся во мнении, что переход человечества от малых этнических сообществ к нациям продиктован не законами выживания и необходимостью адаптироваться в изменяющихся условиях, а усилиями национального государства и, в частности, политически элит, стоящих во главе его.

Возвращаясь к концепции Хобсбаума, следует упомянуть также его работу «Все ли языки равны? Язык, культура и национальная идентичность». Однозначно отвечая на вопрос о равенстве языков отрицательно, Хобсбаум объясняет их неравное положение следующим: во-первых, более важными являются те языки, которые прошли через процесс «социальной инженерии», превративший их в инструмент общения, во-вторых, такие языки должны занимать в мире сильные позиции . Критерием силы в данном случае является исключительно количество носителей языка. Хобсбаум приводит следующий пример: «введение научного словаря на родном языке обосновано только тогда, когда число студентов очень велико» . Эта гипотеза Хобсбаума может быть подвергнута критике. В истории были примеры, когда политические или культурные общественные движения начинались с деятельности малых по численности групп. В качестве контрпримера служит как раз история воссоздания современного иврита. Когда более ста лет назад немногочисленные активисты взялись за возрождение этого языка, мало кто верил в целесообразность и возможность реализации такой затеи.

По мнению Хобсбаума, сегодняшняя лингвистическая картина мира характеризуется тремя основными моментами: во-первых, важная для зарождения национализма эпоха развития печати закончилась, по словам автора, «мы больше не живем в культуре чтения и письма» ; во-вторых, современная ситуация характеризуется многоязычием; в-третьих, сегодня существует угроза всемирного пиджина, то есть появления упрощенного языка, который станет инструментом общения между разными этническими группами.

Подтверждая тот факт, что язык все еще является главным условием выживания культуры, Хобсбаум тем не менее полагает, что роль символа национальной идентичности он может играть не благодаря своим свойствам как таковым, а только по желанию класса управляющих, проводящих соответствующую лингвистическую политику. Самым важным его выводом является то, что основные современные средства коммуникации СМИ могут стать действенным инструментом в руках малых этнических групп .

1.3 Национализм М. Биллига

Майкл Биллиг известен как автор концепции «банального национализма», которая возникла как ответ на концепцию Френсиса Фукуямы, для которого национализм является уже отмирающей категорией в эпоху мирового распространения либерализма . Биллиг в целом согласен с идеей упадка национализма в его традиционном понимании, но уверен, что описываемый им принцип «банального национализма» способен пережить мировую демократическую революцию. В работе «Повседневное напоминание о Родине» он утверждает, что этот принцип будет работать только в таком обществе, где нация «лежит на поверхности современной жизни» . В этом случае язык наций, существующих веками, ежедневно напоминает каждому гражданину о его принадлежности к некой общности. Языковые привычки формируют, таким образом, множество отдельных конкретных миров, в совокупности образующих все человечество.

В отличие от других теоретиков национализма, Биллиг оперирует очень простыми формулировками. В частности, он не согласен с Б. Андерсоном и считает его идею рассмотрения национализма с психологической точки зрения ошибочной. Безусловно, нации не могут существовать без желания их представителей жить вместе, однако представители наций не принимают ежедневно осознанного решения продолжать совместное существование. Нации не обладают функцией самовоспроизводства, для существования нации недостаточно психологии осознанной воли или актов коллективного воображения. По мнению Биллига, нации есть не сложно сконструированный результат усилий политических элит, а само собой разумеющийся результат развития общества, его естественная среда на сегодняшний день .

Более того, Биллиг уверен, что распространение либеральной идеологии не только не уничтожает «банальный национализм», но, наоборот, усиливает его. Одним из необходимых условий победы демократических ценностей является именно наличие национального государства. Мировой порядок, при котором возможна реализация принципа «суверенитета народа», а котором говорит Фукуяма, представляет собой совокупность множества наций и институционализацию на практике понятий «мы» и «они».

В отличие от Андерсона, Биллиг анализирует понятие «национального чувства», которое для него является отражением патриотизма и воспитывается через постоянные напоминания представителям одной нации об их к ней принадлежности. Чтобы образ «реющего патриотического флага» работал, нация должна постоянно репрезентироваться . Так национальная идентичность ежедневно обновляется и в результате нация воспринимается гражданами как данность, отсюда и готовность к самопожертвованию, природу которой не мог объяснить Андерсон.

Биллиг развивает также свою концепцию национального языка как уникального продукта эпохи национализма. Доказывает он это отсылкой к истории Средних веков. Как средневековая политическая карта мира не имела четких границ, так и воображаемая лингвистическая картина мира того времени была хаотична . Законом не регламентировалось, какой из языков является главным в государстве, возможность языкового конфликта была немыслима для того времени. Сегодняшний мир является миром формально установленных языков (те, которые у Хобсбаума поставлены на вершину его иерархии языков). Общество эпохи национальных государств требует правил общей для всех грамматики.

Среди исследователей, в чьих работах рассматривается связь между нациями и языком, следует отметить Майкла Сильверстейна. В статье «Уорфианство и лингвистическое воображение наций» он находит лингвистическое основание у «воображаемых сообществ» Андерсона, проводя параллель между концепцией Андерсона и гипотезой Сепира-Уорфа.

Гипотеза лингвистической относительности заключается в предположении, что язык так или иначе оказывает влияние на процессы познания и мировоззрение его носителей. Гипотеза имеет две версии: слабую, или мягкую, и сильную, или строгую. Первая формулировка говорит лишь о наличии корреляции между языком и онтологией. Строгая версия является позицией лингвистического детерминизма, согласно которой структура языка, его лексика и грамматика целиком определяют и являются причинами мышления человека и его мировосприятия. Уорф пишет, что «формирование мыслеи? - это не независимыи? процесс, строго рациональныи? в старом смысле этого слова, но часть грамматики того или иного языка, которая отличается у различных народов в одних случаях незначительно, в других - весьма существенно» . Таким образом, каждый язык является отдельной картиной мира, причем носитель языка не может выйти за пределы этой картины.

Опираясь на гипотезу Сепира-Уорфа, Сильверстейн пытается раскрыть суть лингвистической сконструированности нации. Он проводит четкую границу между языковой действительностью и политикой. Если Андерсон утверждает, что язык дается каждой нации изначально, а политическая система координат создается усилием воли заинтересованного в этом класса управляющих, то Сильверстейн не признает связи между языком и политикой. Языковое сообщество существует параллельно политическому стандартизированному сообществу, о котором говорил Андерсон. Действующий режим языка подпитывается наличием понятия «мы» . Для Сильверстейна это не более чем ритуально-символический троп, Андерсон же видит за ним очевидную воображаемую реальность.

Глава 2. Иврит и арабский как государственные языки Израиля

Первый государственный язык Израиля иврит (принадлежит к афрозийской макросемье, семитской семье и западносемитской группе), является возрожденным языком. По этой причине определение роли лингвистического фактора в политике государства Израиль необходимо начать с исторической справки.

2.1 Этапы развития иврита

К изучению истории языка можно подойти с разных сторон. В качестве предмета изучения могут выступать отдельно грамматический, словарный или орфографический аспекты, то есть можно выявить изменения, которым подвергался язык за все время своего существования. Кроме того, можно изучить языковые контакты, которые оказали влияние на развитие языка. Наконец, можно проанализировать научную литературу о языке, написанную в разные периоды времени. Иврит никогда не вымирал полностью и всегда являлся связующим звеном между представителями еврейской нации по всему миру. Ключевым моментом в изучении истории иврита является исследование характера взаимоотношений между этим языком и еврейским народом в разные эпохи и, соответственно, те изменения в общественной жизни евреев, которые влекли за собой изменения в языке. Это позволяет ответить на вопрос, каким образом ивриту удалось выжить за долгие годы периода рассеяния и с какой целью он был возрожден после создания государства Израиль.

В древности в течение тринадцати веков (а именно в период между завоеванием израильтянами Ханаана («Ханаан -- древнее название территории Палестины, Сирии и Финикии в Передней Азии» ) и восстанием Бар-Кохбы («Симон Бар-Кохба возглавил последнее восстание евреев против римлян -- кровопролитный мятеж, который привел к окончательному уничтожению древнеиудейской цивилизации» ) евреи говорили только на иврите . После потери евреями своего государства иврит перестал быть живым разговорным языком на шестнадцать веков. Начался так называемый период рассеяния, когда, лишившись своей земли, евреи обосновались во многих странах по всему миру. И, вплоть до двадцатого столетия, евреи разговаривали либо на языке того государства, где они проживали, либо на языках искусственно созданных (самым известным примером здесь является идиш - язык, принадлежащий к германской группе, на котором к началу двадцатого века говорило более 11 миллионов евреев по всему миру, но главным образом ашкеназов (восточноевропейский этнос )).

Официальные хронологические рамки периода рассеяния - с 70 года н. э. по 1948 год . Существует точка зрения, что в это время иврит, остановив свое развитие, превратился в язык исключительно религиозный . Однако это не совсем так. Прежде всего, важен тот факт, что все это время евреи, разговаривая на разных языках, тем не менее не переставали читать и писать на иврите. Ивритский алфавит и ивритская письменность не были забыты, за этот период на этом языке было написано несколько десятков тысяч литературных произведений, в основном религиозного и естественнонаучного толка, но также и художественных (прозы, поэзии и драматургии) . Довольно редко, но тем не менее использовался иврит и как инструмент устного общения в тех случаях, когда у евреев из разных стран не было другого общего языка. Особенно показателен в этом смысле пример встреч ашкеназов с сефардами (две субэтнические группы, традиционно противопоставлявшиеся друг другу) . Иногда евреи говорили на иврите на рынках, чтобы их не понимали покупатели других национальностей. В отдельных странах, где евреи в большей степени сохранили свою национальную культуру, на иврите писались частные письма и официальные документы. Наиболее ярким примером является написание на иврите долговых ведомостей в Англии эпохи Средних веков (XII-XIII века) .

Также на иврите говорили по субботам религиозные иудеи. Но случаи использования иврита в качестве средства устного общения были единичны. Никогда не предпринималось попыток сделать иврит общим для всех разговорным обиходным языком. Он, безусловно, являлся, в первую очередь, языком литературным. Однако, несмотря на это, правомерно сделать вывод о том, что на протяжении всего периода рассеяния иврит не забывался, являясь, во-первых, языком, на котором писались литературные памятники, представляющие ценность для всего мирового еврейства, во-вторых, языком, способным помочь людям одной национальности, но из разных государств, понять друг друга. Иврит всегда был тем, что связывало людей еврейского происхождения на разных континентах.

Не является истинным утверждение о том, что развивается только тот язык, который является разговорным. Применительно к ивриту можно сказать, что период рассеяния обогатил его десятками тысяч слов, обозначающих те понятия, которые постоянно появлялись в течение всего этого периода. Большое количество слов, которые появились в период рассеяния, до сих пор нельзя найти ни в одном словаре, поскольку они разбросаны по различным книгам и рукописям.

Новые слова появлялись в иврите постоянно на протяжении всего времени существования языка. Однако многослойность словарного состава иврита сегодня не осознается, поскольку в нашей речи слова, возникшие три тысячи лет назад, стоят рядом с неологизмами. Более того, практически никогда невозможно сказать, является слово новым или древним, опираясь лишь на его форму. Дать ответ на вопрос, как слово попало в людской лексикон, можно лишь изучив литературу, созданную в разные эпохи. Есть несколько разных словарей, регистрирующих момент появления того или иного слова. Особенно можно отметить Большой словарь, автором которого является Э. Бен-Иехуда, а также словари под редакцией И. Гура, И. Кнаани и А. Эвен-Шошана.

Эль-Амарнские письма, которые были написаны на ассиро-вавилонском языке еще до завоевания Ханаана израильтянами, содержат ряд слов на местном семитском языке . Из этих писем мы узнаем, что еще в XIV в. до н. э. широко употреблялись в ханаанской речи распространенные сегодня слова, например: «корабль», «лето», «прах», «милый», «городская стена», «клетка для птиц», «кирпич», «недостаток», «ворота», «поле», «агент», «лошадь», «налог» и еще около пятнадцати слов . Это первые ивритские слова, зафиксированные в историческом документе.

Библия содержит в себе порядка восьми тысяч слов (четверть из них употребляется лишь единожды), однако не следует полагать, что на период библейских времен это были все ивритские слова, поскольку Библия освещает только строго определенные темы . Таким образом, словарный состав языка на тот момент был не менее тридцати тысяч слов.

Словарный состав религиозной литературы (несмотря на то, что его объем достаточно мал) имеет большое значение для того иврита, на котором говорят сегодня. Далеко не каждое слово в языке является часто употребляемым. Более того, научно исследовано и доказано, что в любом языке существует всего около тысячи слов, которые отражают суть и содержание обычного текста . Иврит в этом плане не является исключением. Из тех слов, которые употребляются в иврите в наши дни наиболее часто, восемьсот пришли именно из библейской литературы. Это те слова, с которыми в первую очередь знакомятся люди, начинающие изучать иврит, поскольку список из тысячи так называемых «базовых» слов, которые с самого начала заучивают ученики ульпанов, включает как раз восемьсот библейских. Все это говорит о том, что несмотря на наличие в современном разговорном иврите более шестидесяти тысяч слов, именно лексика Библии имеет для языка определяющее значение.