Актуальные вызовы трансатлантическим отношениям

В последующие за Первой мировой войной годы наиболее значимой сферой, влиявшей на отношения между США и Европой, являлась экономическая, которая в лишь за 20-ые годы пережила как производственный бум, так и глубочайшую депрессию за всю историю. В условиях как американской, так и европейской упадочной экономики начинается Вторая мировая война, нанесшая катастрофический удар по экономике и инфраструктуре государств Европы, но в то же время, открывшая возможность перед США обеспечить себе прочную позицию мирового гегемона. Так, в то время как европейские страны были на передовой войны и в наибольшей степени пострадали от ее разрушительных последствий, США сумели нарастить не только экономическую мощь, составляя 55% мирового промышленного производства к 1948 году, но и политический потенциал стремясь обеспечить свою роль единоличного гаранта порядка и устойчивости международной системы ввиду значительного укрепления новой угрозы в лице СССР. Снижение экономического и политического влияния Европы при сохранении и еще большем аккумулировании ресурсов Соединенными Штатами, а также необходимость противостоять влиянию СССР стали главными предпосылками формирования трансатлантического режима, который изначально базировался на общности идеологии и совпадении интересов.

Начало «холодной войны» и процесса деления мира на два противоположным по идеологиям и ценностям лагеря совпал с зарождением планов по европейской интеграции, толчок которым дала Декларация министра иностранных дел Франции Роберта Шумана 9 мая 1950 года. В данном документе предлагалась идея создания Европейского объединения угля и стали, которая позволила бы не только наладить производство наиболее важных в промышленном плане ресурсов, но и обеспечить безопасность и мир в Европе.

Идея гармонизации отношений в Европе посредством создания наднационального института была тепло встречена в США, которые сыграли немаловажную роль в разработке данной концепции. Так, следует отметить, что реализация плана Маршалла, имевшего основной целью восстановление экономик европейских стран, предполагала не только достижение указанной задачи, но и носила ряд рекомендаций, способствовавших сближению стран-получателей помощи. Среди них были имплементация принципа свободной торговли, обеспечение условий для формирования таможенного союза, снижение уровня социальной поддержки населения, а также создание межправительственного института - Организации европейского экономического сотрудничества - для распределения материальной помощи, что представляло собой попытку интеграции стран региона на институциональной основе. Таким образом, Соединенные Штаты стремились сформировать режим, основанный на нормах свободного рынка и углубления интеграции, способствующей укреплению Европы.

Начало интеграционных процессов в Европе было выгодно для Штатов, так как они предполагали не только укрепление отношений между былыми врагами, Францией и Германией, то есть способствовали стабилизации международной системы, гарантом которой США стремились быть, но также предполагали экономические и политические бонусы. Кроме того, сильная и единая Европа была необходима для Штатов для успешного противостояние Советскому союзу. Для достижения данной цели использовались как элементы «мягкой силы», направленные на формирование у граждан социалистического блока благоприятного отношения к Западной культуре, так и военные методы, включавшие в себя не только обмен технологиями и вооружениями, и, кроме того, формирование общего военного альянса НАТО. Стоит отметить, что данный институт, безусловно, стал следствием внешней угрозы в лице СССР, однако участие в нем европейских государств объяснялось не только территориальной близостью последних со странами социалистического блока и военному потенциалу, но и идеологической близости союзников по вопросам, не затрагивающим военную сферу и внешнюю политику, в частности, общность культуры и социально-экономического устройства. Таким образом, понятия «европеизм», предусматривавший объединение стран Европы и упрочение их военного и экономического потенциала не противоречило понятию «атлантицизма», включавшего тесное сотрудничество США и Европы, наоборот, европейская интеграция и трансатлантическая кооперация были взаимодополняющими элементамиBurghardt G. The European Union's Transatlantic Relationship // EU Diplomacy Papers. 2006. No. 2. P. 5.. Так, европейские страны гарантировали себе безопасность как от внутренних, так и от внешних факторов, а США с экономической точки зрения, добивались свободы торговли, реализации товаров американского производства, а также достижения привлекательных инвестиционных условий, а в политическом плане обеспечивали себя надежными союзниками, реализующими единую внешнюю политику по сдерживанию агрессии Советского союза. На основе этого взаимовыгодного сотрудничества формировался, однако, основополагающий принцип, согласно которому, США обязывались брать на себя роль лидера внутри режима, регулируя основные экономические и в еще больше мере военные аспекты сотрудничества.

Однако даже и во времена Холодной войны трансатлантические отношения нередко характеризовались обострением напряженности между участниками. Так, одним из главных таких событий стал Суэцкий кризис 1956-1957 гг., который стал последней попыткой традиционных центров силы в лице Великобритании и Франции проводить независимую от США политику в духе колониальных держав. Совместный ответ англо-французских военных сил на национализацию лидером Египта Гамаль Абдель Насером Суэцкого канала не был поддержан американской стороной в лице президента Дуайта Эйзенхауэра, который в это самое время вел предвыборную гонку и справедливо полагал, что избиратели не поддержат военное вмешательство США в ближневосточный конфликтEisenhower D. The White House Years: Waging Peace 1956-1961. Garden City, New York: Doubleday and Company, 1965. P. 40. . Кроме того, Великобритания и Франция не предупредили своих союзников по альянсу НАТО и будущем наступлении на Египет, тем самым лишь усугубив напряжение между Европой и Штатами, а также создав угрозу глобальной безопасности, заставив своими действиями спровоцировать жесткую реакцию Советского союза. Итогом данной кампании стала окончательная утрата старыми центрами силы потенциала односторонних действий вне связки с США, что подтверждало роль последних как регионального гегемона. Кроме того, проявилась не только политическая, но и экономическая зависимость Европы от США, которые добились вывода войск из Египта с помощью финансового давления.

Помимо Суэцкого кризиса, важной вехой трансатлантических отношений также стала Вьетнамская война, об американском участии в которой звучало много критики как внутри самих Штатов, так и в большинстве союзных государств. В Европе действия США вызвали незамедлительную негативную реакцию. Так, основные оппозиционные силы в лице Великобритании, Франции и ФРГ отказывались от участия в данной кампании и открыто критиковали политику своего американского партнера в Южной Азии. Полностью понимая и разделяя цель всей Вьетнамской войны - сдерживание коммунизма, европейцы не соглашались со средствами, которыми данная задача достигалась, то есть речь шла именно о разницы представлений относительно правил и методов реализации целей, но не их самих или связанных с ими нормами.

Таким образом, формирования трансатлантического режима стало возможным лишь после Второй мировой войны в условиях значительного ослабления Европы и возвышения Соединенных Штатов, что изначально закладывало принцип неравенства между акторами и наделяло США ролью гегемона внутри режима, главной функцией которого являлось обеспечения эффективного функционирования режима с неравным же распределением выгод от него. Тем не менее, несмотря на перевес силы и влияния в пользу американцев, динамика трансатлантических отношений во многом зависела от возможности следования ими установленных норм - свободы торговли, защиты прав человека, и правил поведения - снижения роли «жесткой» силы.

2.2 Распад СССР и попытка адаптации трансатлантических отношений к новым реалиям международной системы

В условиях существования биполярной системы Соединенные Штаты видели в европейской стабильности и безопасности гарантию своего собственного глобального влияния и защищенности. Именно поэтому, несмотря на малую долю участия стран Европы в обеспечении своей собственной обороноспособности, США активно вкладывались в развитие военной инфраструктуры в регионе, что в итоге, стало принципом сформировавшегося трансатлантического режима, характеризующегося наличием локального гегемона в лице Соединенных Штатов, который, однако, не только берет на себя большую долю ответственности и затрат, но и определяет основные тенденции и направления развития внутри режима.

Несмотря на исчезновение «советской угрозы» после 1991 года, Соединённые Штаты по-прежнему уделяли особое внимание на европейские страны в своих главных доктринах. Так, в американских Стратегиях национальной безопасности, в частности, от 1991 года, выражалась открытая поддержка инициативы европейских стран по «историческому стремлению к большему экономическому и политическому единству». Согласно документу, предполагалось, что тенденция по углублению интеграционных процессов в европейском регионе приведет к формированию «целостной и свободной Европы», так необходимой Штатам для разрешения сложившихся уже на тот момент глобальных проблем и региональных конфликтов, прежде всего, на Ближнем Востоке.

Вопреки прогнозам представителей реалистской школы распад Советского союза не привел к исчезновению НАТО. Наоборот, говоря о НАТО, американский истэблишмент в большинстве своем не поднимал вопроса о его расформировании, а подчеркивал важность сохранения для глобального миропорядка. Так, в Стратегии национальной безопасности США от 1993 года отмечается, что НАТО представляет собой центральный элемент системы безопасности США и, в связи с этим, необходимо не только укреплять его, но и адаптировать к новым вызовам. Таким образом, подчеркивалась роль альянса не только как противовеса СССР, но отдельного института, направленного на поддержание безопасности в трансатлантическом регионе.

Помимо поддержки европейского единства и сохранения НАТО, Соединенные Штаты также тепло восприняли переход европейских стран на качественно новый уровень интеграции, обозначенного в Маастрихтском договоре от 1992 года. Одним из основных положений данного документа являлось формирование общей внешней и оборонной политики, которая должна была способствовать усилению роли Европейского союза на международной арене, существуя, однако, в условиях функционирования НАТО. Рост интереса европейских стран к собственной безопасности после распада СССР четко соотносится с положениями реалистов о том, что в связи с исчезновением общей внешней угрозы США потеряют интерес к региону в военном плане, а сама Европа пожелает представлять собой самостоятельный центр силы, ключевым компонентом которой должна стать развитая военная отрасль. Более того, отдельные представители неолиберальной школы предполагали, что общая внешняя и оборонная политика необходимы ЕС не только для достижения военной автономии от США, но и для подготовки для возможного конфликта с бывшим союзникомPosen B. European Union Security and Defence Policy: Response to Unipolarity? // Security Studies. 2006. Vol. 15. No. 2. P. 158.. Тем не менее, укрепление обороноспособности было позитивно воспринято американской стороной, которой сильная Европа была более выгодна, поскольку позволяла бы разделять груз ответственности за глобальную стабильность и создать более сбалансированную систему распределение ресурсов в рамках североатлантического альянса. Однако Соединенные Штаты устанавливали ряд оговорок к европейской модели политики безопасности, чтобы предотвратить конкурирование новой системы с устоявшимися механизмами НАТО. Так, Мадлен Олбрайт в 1998 году обосновала 3 главных принципа сосуществования НАТО и Европейской политики безопасности и обороны (ESDP), известных также как «3 D's». Во-первых, первоочередной задачей как для США, так и для ЕС было избежание разделения функций НАТО и ESDP, то есть фактически предполагалось, что европейская политика станет элементом общей структуры североатлантического альянса. Во-вторых, дискриминация стран-членов НАТО, не входящих в ЕС, также считалась неприемлемой. Наконец, наиболее значимым принципом являлось предотвращение дупликации, то есть дублирование Европой тех усилий, которые могут быть приложены в рамках НАТО. По мнению американских экспертов, именно этот пункт обосновывал привязку ESDP к альянсу и обеспечивал взаимодополняемость двух систем, а не их конкуренцию. Таким образом, Соединенные Штаты связывали позитивное развитие трансатлантического режима с укреплением Европы не только в экономическом, но и в военном плане, однако усиление влияния европейцев не должно быть противопоставлено общим трансатлантическим институтам, которые по-прежнему остаются главенствующими и по-прежнему в большей мере зависят от действий США, то есть роль гегемона сохраняется за американцами даже ввиду роста влияния ЕС.

Однако, несмотря на сохраняющуюся в теоретическом и институциональном плане близость США и Европы после распада СССР, практическая сторона американской внешней политики первой половины 90-ых годов прошла в попытках Штатов частично абстрагироваться от проблем за океаном. Так, все большее внимание в американской внешнеполитической повестке дня уделялось Ближнему Востоку, что в наибольшей степени проявилось во время войны в Персидском заливе 1990-1991 гг. и военной операции в Ираке 1998 года. Проведение данных кампаний в ближневосточном регионе удовлетворяло интересам США и обусловливалось стратегической важностью региона связанной с большими запасами нефти. Однако, стоит отметить, что несмотря на переориентацию направления внешней политики, страны Европы оказывали активную поддержку США в данных ближневосточных конфликта, даже Франция, традиционно являвшаяся наиболее проблемным союзником, направила в Ирак в 1991 году контингент из 10 000 человек.

Тем не менее, ведя кампании на Ближнем Востоке хоть и при тесном сотрудничестве с европейскими партнерами, Америка в то же время занимала выжидающую позицию в начавшейся войне в Югославии, сопровождавшейся большим количеством жертв среди мирного населения, но воспринимавшейся США, согласно стратегии национальной безопасности 1994 года, как не представляющая опасности безопасности Штатов или предполагающая введение американских войск. То есть данный конфликт, несмотря на его масштаб на момент 1994 года, все еще не представлялся для Соединенных Штатов как вызов, который невозможно разрешить без прямого вмешательства.

Однако отношение к войне в Югославии как среди американского истэблишмента, так и среди обычного населения, существенно изменилось после июльских событий 1995 года в Сребренице, во время геноцида в которой погибло свыше 8000 человек. Данное событие оказало большое влияние в США и заставило пересмотреть свою позицию по участию в конфликте, поскольку дальнейшее абстрагирование привело бы к потере влияния Соединенных Штатов в мире, а также нарастанию противоречий с европейскими союзниками, которые не раз обращались за помощью к ШтатамHyland W. Clinton's World: Remaking American Foreign Policy. Westport: Praeger, 1999, P. 143.. Таким образом, именно события в Сребренице сыграли решающую роль в изменении политики администрации Билла Клинтона в отношении войны в Югославии, однако смена курса произошла не из-за угрозы ключевым сферам интересов США или их собственной безопасности, но из-за риска утраты доверия к себе в качестве гаранта международной безопасности и стремлении сохранить союзников, для которых поддержка США в конфликте являлась демонстрацией следования нормам и принципам сформировавшегося режима. Таким образом, отказ от соблюдения нормы режима - защиты прав человека и поддержание демократии, поставили под удар существование самого трансатлантического режима и вынудили американское правительство пересмотреть свое отношение к внутриевропейскому конфликту, а также к своей политике в регионе в целом.

Изменения внешнеполитической доктрины были зафиксированы в Стратегии национальной безопасности США 1996 года. Так, в данном документе уделялось большее внимание поддержанию европейской безопасности и обосновывалась необходимость расширения НАТО на Восток с целью «снижения нестабильности и конфликта в восточной части Европы». Присоединение стран Восточной Европы к военному альянсу ввиду усложнившейся бюрократической структуры Европейского союза и его высокими требованиями на вступление казался американскому истэблишменту единственной возможностью для обеспечения безопасности в Европе и продвижения демократии в регионе. В последующих доктринах администрации Клинтона роли НАТО и сотрудничеству с европейскими союзниками уделялось еще больше внимания, распространявшееся не только на внутрирегиональную, но и глобальную проблематику, включая угрозу терроризма.

Однако важно отметить, что отношения между США и ЕС при администрации Билла Клинтона развивались не только в военном направлении, но и во многих других сферах. Так, в 1995 году была принята «Новая трансатлантическая повестка дня», которая определяла принципы совместной работы ЕС и США над поддержанием демократии, укреплением экономических отношений и свободной торговли, а также определяла основные вызовы для обеих сторон и способы их разрешения. Не менее важным событием в рамках трансатлантических отношений стал Лондонский саммит, по итогам которого было заключено Соглашение о трансатлантическом экономическом партнерстве, допускавшее снижение тарифов по основным товарам, установление зоны свободной торговли услугами, а также специальные инвестиционные преференции для партнеров. Помимо этого, новая повестка также реализовывалась через создание многочисленных диалоговых площадок между представителями США и ЕС в различных сферах. Так, во второй половине 90-ых гг. были созданы Трансатлантические диалоги в сфере бизнеса (TABD), защиты потребителей (TACD), политического сотрудничества (TPN), охраны окружающей среды (TAED), а также взаимодействие высших органов законодательной власти (TALD). Данный период стал одним из наиболее стабильных и продуктивных периодов трансатлантических отношений, поскольку соблюдались не только базовые нормы и принципы режима, но и в полной мере реализовывались основные правила - институциональность, признание Европы в качестве главного союзника и совещательный характер действий, а также практики принятия решений, которые, в первую очередь включали в себя единогласность решений и учет интересов всех игроков.

Таким образом, американо-европейские отношения в 90-ые гг. смогли пережить кризис, тем самым доказав ограниченность взглядов представителей школы неореализма и значимость таких ценностей, как свобода торговли, права человека и демократия, для трансатлантических отношений.

Ситуация вновь стала меняться с приходом администрации республиканца Джорджа Буша младшего, который еще во время своей предвыборной кампании критиковал политику Клинтона за чрезмерный интервенционализм и экономический либерализм, выступая, однако, и против изоляционизмаDietrich J. The George W. Bush Foreign Policy Reader: Presidential Speeches and Commentary, Armonk, N.Y.: M.E. Sharpe, 2005, P. 94.. В целом, кандидат придерживался стандартного для республиканцев видения международных отношений, основанного на национальном интересе, что и диктовало его нежелание использовать военные силы США там, где данный интерес отсутствовал, в частности, в Косово. Соответственно, в сфере трансатлантических отношений США вновь стремились абстрагироваться от европейских проблем и полностью сфокусироваться на собственном развитии и концентрации внутренних ресурсов.

Однако радикализация политики Буша младшего произошла после теракта 11 сентября 2001 года, унесшего жизни более 2500 человек. По оценкам Каплана и Кристола, именно после этого события «от реалистических взглядов отца Буш младший трансформировался в неоконсерватора»Kaplan L.,э Kristol W. The War Over Iraq: Saddam's Tyranny and America's Mission, Encounter Books, 2003, P. 68..

Резкое изменение внешнеполитического курса прослеживалось в Стратегии национальной безопасности 2002 года, акцент в которой делался на борьбе с терроризмом, основанной не на сотрудничестве всех стран НАТО, а на возможности единоличного подхода, превентивных действий и «коалиции согласных». Стратегия также уделяла пристальное внимание ближневосточному региону, особенно Ираку, что говорило о возможности начала военной кампании против режима Саддама Хуссейна в этой стране.

Реакция европейских партнеров США на изменение правил игры с коллективного участия на унилатерализм была весьма предсказуемой, поскольку, по выражению Даннройтера и Петерсона, в Европе «предпочитали многосторонний подход одностороннему, прагматизм идеологии, причины следствию, дипломатию военным силам, долгосрочные перспективы краткосрочным, известное неизвестному и осторожность неоправданным рискам»R. Dannreuther, J. Peterson, Security strategy and transatlantic relations, Routledge, 2006, P. 114.. Кроме того, «коалиция согласных» полностью подрывала столь важную для трансатлантического режима практику принятия решений, как коллективное согласие и вновь ставило под угрозу правила о снижении роль военных инструментов.

Однако большинство союзников США по НАТО поддержали военную кампанию в Афганистане, хотя и количество европейских солдат составляло лишь 37% всего контингента. Тем не менее, данная инициатива США рассматривалась как вполне адекватная ответная реакция на террористический акт и была направлена на непосредственных исполнителей, в то время как планировавшаяся кампания в Ираке носила более сомнительный и не вполне объективный характер.

Мировое сообщество давно обращало внимание на агрессивную политику Ирака и его лидера Саддама Хуссейна, однако относилось к нему как, безусловно, нежелательному диктатору, но не первоочередной угрозеSchori P. Painful Partnership: The United States, the European Union, and Global Governance // Global Governance. 2005. Vol. 11. No. 3, P. 75.. По выражению государственного секретаря тех лет Мадлен Олбрайт, Ирак находился «in the box», то есть фактически был в коробке из уже установленных санкций; зон, свободных от полетов; и тщательных проверок ООН. Тем не менее, в марте 2003 года началось военное вторжение коалиционных сил под эгидой США в Ирак. Военное вмешательство коалиции без мандата ООН спровоцировало волну критики как среди европейских союзников США, так и среди глав международных организаций. Так, бывший генеральный секретарь ООН Кофи Аннан в апреле 2004 года в своем интервью для BBC заявил, что последовавшая за вводом войск затяжная война в Ираке в целом носила незаконный характер. Из всех традиционных союзников Штатов в Европе войну в Ираке поддержали лишь Польша и Великобритания, лидер последней из которых, Тони Блэр, был обвинен в прямом потакании американским интересам.

Интервенция в Ирак стала наиболее серьезным кризисом в истории трансатлантических отношений, который вкупе с отказом США от ратификации Киотского протокола, активно поддерживавшегося в Европе, и Римского статута Международного уголовного суда привели к существенному похолоданию отношений между трансатлантическими партнерами.

Незаинтересованность Соединенных Штатов в Европе как единому актору, а желание сотрудничать напрямую с отдельными странами прослеживается в частоте упоминаний трансатлантических отношений в речах Джорджа Буша младшего в первый президентский срок. Так, согласно контент-анализу речей президента за тот период, проведенного Дмитрием Ланко, в 2001 году отношения упоминались 1 раз во время совместной пресс-конференции с Генеральным секретарем НАТО, а в 2002-2003 гг. не было ни одного упоминания. В последующие годы, уже во время своего второго президентского срока, президент часто заявлял о готовности к более тесному сотрудничеству со своими европейскими коллегами по различным вопросам, однако вплоть до 2007 года и начала функционирования Трансатлантического экономического совета Джордж Буш младший не обращался к теме американо-европейских отношений, что отмечалось европейцами и не позволяло преодолеть напряженность между союзниками по альянсу, особенно с Францией и Германией.

Тем не менее, несмотря на похолодание трансатлантических отношений в политической и военной сферах, в годы президентства Джорджа Буша получило особое развитие экономическое сотрудничество между США и ЕС. Так, 2003 год, ставший годом политического кризиса вокруг Ирака, по оценкам Кэмерона стал одним из наиболее благоприятных в сфере торговли между континентами, и общий объем торговли составил 850 млрд. доллCameron F. US Foreign Policy after the Cold War. New York: Routledge, 2005, P. 178.. Кроме того, за период президентства Джорджа Буша младшего, с 2001 по 2008 гг., прямые иностранные инвестиции США в Европу выросли с 684,16 млрд. долл. до 1 626,35 млрд. долл. Данные показатели говорят о сохранении свободы торговли и ее дальнейшем развитии, что компенсировало противоречия относительно правил игры в политической сфере.

Хотя попытки сглаживания ситуации с трансатлантическими партнерами в политической сфере не принесли видимого результата и в ходе второго президентского срока Джорджа Буша младшего, понимание европейцев того, что ЕС и США в целом разделяют общие цели и задачи, сохранилось, что подтвердили результаты выборов во Франции и в Германии в 2007 и 2005 годах соответственно. В этих странах, являвшимися главными критиками унилатерализма американской внешней политики, пришли к власти кандидаты - Николя Саркози и Ангела Меркель, которые выступали не только за сильную Европу, но и за более тесные отношения с США.

Таким образом, распад Советского союза в 1991 году спровоцировал кризис самосознания внутри трансатлантических отношений и подтолкнул США к частичному пересмотру своей внешнеполитической повестки дня в сторону поддержания своих национальных интересов, а не обеспечения безопасности союзников. Тем не менее, угроза основополагающим нормам и принципам сформировавшихся отношений, проявившаяся во время войны в Югославии, заставила США не только вернуться на европейский континент, но и расширить там свое присутствие для обеспечения стабильности. Очередной кризис вокруг военной интервенции в Ирак также послужил оправданием реализации Соединенными Штатами одностороннего подхода без опоры на мнение союзников, что породило волну критики со стороны главных стран-участниц Европейского союза - Франции и Германии. Тем не менее, развала трансатлантических отношений не произошло, поскольку, несмотря на изменения в правилах игры, нормы и принципы - либерализация торговли, развитие демократии и защита прав человека - были сохранены.

2.3 Восстановление трансатлантических отношений при администрации Барака Обамы

Президентская кампания в США 2008 года между кандидатом от демократической партии Бараком Обамой и его республиканским коллегой Джоном МакКейном отразила в себе противоположные взгляды на дальнейшее развитие сотрудничества с Европой. В то время, как республиканец делал ставку на продолжение односторонней политики Джорджа Буша младшего, демократ, напротив, подчеркивал необходимость равноправного сотрудничества между США и ЕС. Так, во время своего мирового турне в рамках президентской гонки Барак Обама выступил с речью в Берлине, в ходе которой заявил о своем намерении изменить мнение европейцев об американцах и возродить былую степень доверия и сотрудничества. Кроме того, в выступлении также выражалась поддержка кандидата-демократа действиям европейцев по предотвращению глобального потепления, а также высказывались стремления по закрытию тюрьмы Гуантанамо, что, безусловно, вызвало расположение к Бараку Обаме среди европейского руководства и населения, поскольку предполагало видимый переход к «мягкой» силе и совещательного характера принятия решений.

Барак Обама смог завоевать доверие и в Соединенных Штатах, одержав победу над представителем республиканской партии. Перед новоизбранным президентом стояла тяжелая задача по разрешению кризиса как внутри страны, вызванного экономическим спадом и финансовой нестабильностью, так и за ее пределами, связанного с углублением разногласий между Европой и США и ведением тяжелых военных кампаний на Большом Ближнем Востоке.

В рамках своего первого президентского срока Барак Обама стремился к большему сотрудничеству с европейскими союзниками. Так, саммиты ЕС-США, обычно проводимые раз в год, в 2009 и 2010 году собирались дважды. В рамках встреч 2009 года участники в основном фокусировались на теме защиты окружающей среды и в качестве одного из итогов саммита объявили о создании Энергетического совета ЕС-США. Кроме того, в том же году была принята декларация по ядерному нераспространению и разоружению, выражавшая общую позицию Америки и Европы по ядерным программам Ирана и КНДР, а также стремление к сохранению и укреплению существующих многосторонних договоренностей в области нераспространения и разоружения.

В Стратегии национальной безопасности США 2010 года роль Европы в области обеспечения глобальной безопасности и поддержании экономической стабильности была особо отмечена. В документе «отношения с европейскими союзниками признаются краеугольным камнем политики вовлечения США, а также катализатором всего международного развития». Роль НАТО в годы первого президентского срока Барака Обамы также значительно увеличилась и альянс вновь приобрел статус органа, необходимого для координации и согласования всех сил союзников, а не формирования отдельных коалиций. Кроме того, в 2010 году НАТО разработал Новую стратегическую концепцию, согласно которой Европейский союз является «уникальным и необходимым партнёром» США в области безопасности.

Однако уже в 2011 году в борьбе за особое внимание Соединенных Штатов у Европы появился серьезный конкурент в лице стран Азиатско-Тихоокеанского региона, которые стали важными партнерами США еще в конце прошлого века. Так, осенью 2011 года администрация Барака Обамы объявила о «повороте к Азии», который обуславливался не только растущим экономическим влиянием азиатских стран, но и реализацией «большой стратегии» Обамы по укреплению влияния США в мире и гарантии региональной гегемонииБратерский М., Суслов Д. Возвращение США на Тихий океан // Политика США в Азиатско-Тихоокеанском регионе // Под ред. Братерского М.В. Москва: ИНИОН РАН, 2014. С. 10. Тем не менее, данный пересмотр внешнеполитических приоритетов Соединенных Штатов не оказал существенного влияния на отношения с Европой и, по мнению экспертов, интенсификация отношений США с Азией, Ближним Востоком и странами БРИКС объясняется не отходом от Европы, а осознанием того, что европейский регион более не представляет столько серьезных вызовов американскому влиянию и лидерству, как прочие регионы.

До 2011 года сближение Европы и США проходило лишь в теоретической сфере и заключалось в большем внимании партнерам в доктринальных документах или в частом проведении встреч различных уровней. Однако именно в 2011 году в связи с событиями в ряде стран Ближнего Востока началось практическое сближение Европейского союза и Соединенных Штатов. Так, «арабская весна», представлявшая собой серию антиправительственных демонстраций и выступлений, в отдельных случаях приводивших к государственному перевороту, всколыхнула ближневосточный регион и приковала к себе пристальное внимание трансатлантических союзников. Однако если на первом этапе смена власти проходила достаточно спокойно, как в Тунисе или Алжире, то в Ливии дело обстояло гораздо сложнее, и ситуация требовала оперативного вмешательства сил извне. Буквально через месяц после начала демонстраций в Ливии НАТО с разрешения ООН инициировали гуманитарную интервенцию в страну с официальной целью «защиты местного населения и прекращения активных военных действий». Причем, в контексте трансатлантических отношений необходимо отметить, что желание вмешаться в конфликт первыми озвучили не США, а именно Франция и Великобритания, что признавалось не только удивительным обстоятельством, но и подчеркивало важность операции для американо-европейских отношений.

Противоречивым фактором для трансатлантических партнеров стала еще одна ближневосточная страна - Иран, переговоры с которой по денонсированию ядерной программы в формате 5+1 продолжались с 2005 года. Столь затяжной характер переговорного процесса обуславливался не только невозможностью найти молниеносного компромисса с Ираном по ряду вопросов, но и разногласиями между ЕС и США, последние из которых выступали за более жесткие условия соглашения для ближневосточной страны. Тем не менее, к 2015 году Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД) был согласован всеми заинтересованными странами, однако критика этого документа появлялась не только в средствах массовой информации, но и среди представителей американской республиканской партии, которые полагали, что данный формат соглашений «не приведет к достижению изначальной цели переговоров, то есть прекращения иранской ядерной программы».

Второй президентский срок Барака Обамы также был богат на международные события, которые как доказывали сплоченность Европы и США, так и демонстрировали наличие глубинных проблем. Так, одной из основных вех в современной истории взаимоотношений США и ЕС является введение санкций в отношении России. Данные санкции носят как индивидуальный характер в отношении определенных российских чиновников, так и секторальный, затрагивая 90% нефтяного сектора России и ограничивая доступ к западным инновационным технологиям. Санкции, с одной стороны, отразили единство европейских стран с американской политикой, а с другой, привели к ожесточенным дискуссиям внутри союза. Так, ряд стран, традиционно более расположенных к России, такие как Чехия, Словакия и Греция, выступали за отмену санкций, полагая, что они только «усиливают напряженность вместо того, чтобы способствовать разрядке». Однако большая часть европейских стран, включая наиболее значимых игроков в регионе - Великобританию, Германию и Францию, поддержали введение санкций, которые, впервые введенные в марте 2014 года, неоднократно расширялись и продлевались.

Говоря об отношениях между ЕС и США необходимо подчеркнуть не только политическое, но и экономическое сотрудничество между ними. На протяжении многих лет Европейский союз и Соединенные Штаты остаются главными торговыми партнерами друг для друга и развитие отношений в данной сфере в период второго президентского срока Барака Обамы в очередной раз доказали важность и приоритетность экономических связей друг с другом. Так, на 2016 год объем торговли ЕС с США составлял 608 817 млрд евро или 17,6% от общего объема торговли с другими странами, тогда как для США эти показатели составляли 631 100 млрд евро и 18,7% соответственно. Следует также отметить и инвестиционную привлекательность партнеров друг для друга. Так, согласно данным за 2014 год, Европейский союз вложил в Соединенные Штаты 1985,3 млрд евро, что представляло собой почти 70% от всех ПИИ в США. Штаты, в свою очередь, инвестировали в ЕС 1810,8 млрд евро, что составило 40% от общего объема ПИИ в союз.

Однако, начиная с 2013 года, началось активно обсуждаться установление более тесных отношений между США и ЕС - создание зоны свободной торговли в рамках Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (TTIP), концепция которого зародилась еще в 90-ые гг. Основная идея данного проекта заключалась в устранении как тарифных, так и части нетарифных ограничений, включая получение более широкого доступа к открытым рынкам, облегчение инвестиционных процессов, сотрудничество по электронной коммерции, а также совершенствование нормативно-правовой согласованности. Преимуществами партнерства, по оценкам независимых экспертов, должны были быть резкий экономический рост, способствующий приросту ВВП Евросоюза на 120 млрд евро и ВВП США на 90 млрд евро, увеличение количества рабочих мест, а также повышение уровня располагаемого дохода населения обоих участников партнерства. Переговоры по разработке проекта, начавшиеся в 2013 году, затягивались обеими сторонами в связи с наличием многочисленных спорных аспектов, в наибольшей степени затрагиваемых, с одной стороны, стремление ЕС поддержать внутреннюю сельскохозяйственную продукцию и сохранить стандарты качества и экологическою чистоту товаров, с другой, желание США защитить свой банковский и финансовый сектор от вмешательства иностранных партнеров.

Тем не менее, отношения между США и ЕС даже в период президентства Барака Обамы переживало ряд кризисных моментов. Самым серьезным стал скандал, связанный с обнародованием Эдвардом Сноуденом в 2013 году информации о прослушке американскими спецслужбами информационных каналов связи граждан различных государств, включая правительственные учреждения. В частности, спецслужбы США занимались прослушиванием телефонных звонков канцлера Германии Ангелы Меркель, которая потребовала от Штатов немедленного прекращения подобной деятельности и гарантий соблюдения прав граждан. Данный инцидент оказал серьезное влияние на уровень доверия между трансатлантическими партнерами и был частично сглажен при помощи дипломатического подхода и подписания ряда трансатлантических соглашений о защите персональных данных. Таким образом, транспарентность и доверие между партнерами также можно отнести к правилам, характеризующим трансатлантический режим.

Несмотря на существовавшие проблемы, за два президентских срока Барак Обама смог не только повлиять на развитие американо-европейских отношений в институциональном плане, поспособствовав инициации новых диалоговых площадок и амбициозных проектов, включая, прежде всего, ТТИП, но и смог добиться расположения простого населения. Согласно ежегодным опросам, проводимых Pew Research Center, если в 2008 году позитивное восприятие США среди населения Великобритании, Франции и Германии разделяли лишь 53%, 42% и 31% граждан соответственно, то к окончанию президентства Обамы в 2016 году данный показатель составил 61%, 63% и 57% соответственно. Тем не менее, кризис европейской интеграции, который стал особенно активно ощущаться после 2016 года и грядущие выборы в Соединенных Штатах, оба кандидата в которых представляли опасность для стабильного развития трансатлантических отношений, вызывали опасения среди экспертного сообщества и населения относительно возможности будущей трансформации или даже деформации сотрудничества между традиционными партнерами.

В целом, сформировавшийся после Второй мировой войны трансатлантический режим базируется на определенных нормах, принципах, правилах и процедурах принятия решений. Так, к нормам, определяющим характер и сущность режима, относится свобода торговли, защита прав человека и демократии, а также поддержка глобализации. Данные тенденции наблюдались на всем протяжении трансатлантических отношений и являются идеологически сближающим компонентом. К принципам, на основе которых формируются представления о будущем развитии режима, относится наличие внутреннего гегемона в лице США, которые изначально превосходили европейские страны в экономическом, политическом и военном плане и способствовали эффективному функционированию режима. Причем, стоит отметить, что в то время, как упадок лидерства США внутри режима, незамедлительно приведет к дестабилизации, рост влияния ЕС при сохранении первенства США лишь упрочит режим и укрепит как экономическое, так и политическое сотрудничество между игроками. Наконец, к правилам поведения относится доверие между партнерами, транспарентность намерений и действий, а также приверженность международным институтам и совещательному процессу, а к процедурам принятия решений следует отнести учет интересов обоих акторов, а также коллективность решений. Таким образом, президентства Билла Клинтона и, в особенности, Барака Обамы, отвечавшие данным требованиям, были намного продуктивнее и стабильнее для трансатлантических отношений, чем президентство Джорджа Буша младшего. Тем не менее, кризис вокруг Ирака и прослушивание высокопоставленных европейских чиновников американскими спецслужбами касались несоблюдения лишь правил и процедур принятия решений, что, согласно Стивену Краснеру, может привести к «изменениям внутри режима, а не изменению режима в целом»Krasner S. Structural Causes and Regime Consequences: Regimes as Intervening Variables // International Organization. 1982. Vol. 36. No. 2. P. 186.. Однако нараставшие кризисы как внутри европейского, так и внутри американского общества угрожали уже основополагающим нормам и принципам трансатлантического режима, что способно привести к трансформации или полному разрушению режима.

трансатлантический отношение интеграция международный

3. Актуальные вызовы трансатлантическим отношениям

3.1 Трансформация Европейского союза и ее влияние на американо-европейские отношения

На протяжении долгих лет, вплоть со времен своего зарождения, Европейский союз развивался стабильно, идя только вперед как в сфере укрепления внутренних институтов и углубления интеграции, так и в сфере включения новых стран и распространения своего влияния в регионе и мире. Несмотря на наличие отдельных упадков в развитии, включая непринятие конституции союза и последствия экономического кризиса 2008-2009 гг., настрой большинства стран-участниц был оптимистичен и настроен на дальнейшую совместную работу.

Ситуация стала кардинально меняться с обострением вызова, представлявшегося усилившемся потоком беженцев с Ближнего Востока. Европа всегда являлась популярным направлением для беженцев с ближневосточного региона и вплоть до 2013 года стабильно принимали в год в среднем по 300 тысяч заявлений о предоставлении убежища. Однако в 2014 с обострением ситуации в Сирии и с формированием ИГИЛ количество их резко увеличилось, и в 2014 году ЕС получил чуть более 600 тысяч заявлений, а уже в 2015 году - более 1,3 миллионаIbid. .

Данный кризис в значительной мере повлиял на уровень сплоченности стран союза, разделив страны-участницы на тех, кто готов принять на себя обязанности по предоставлению убежища беженцам, и тех, кто стремился ограничить поток мигрантов в свою страну, тем самым обеспечивая внутреннюю безопасность. К странам первого типа относились локомотивы Европейского союза в лице Франции и Германии, которые настаивали на внедрении системы квот на распределение беженцев по всем странам союза, к последним же - страны Вышеградской группы (Чехия, Польша, Словакия и Венгрия). Для противодействия миграционному кризису только институты Европейского союза, без учета отдельных страновых проектов, потратил за 2015-2017 гг. 17,7 млрд. евро, не только вкладывая их на устройство беженцев внутри европейских стран, но и направляя официальную помощь в ближневосточные страны, особенно в Сирию. Однако этих денежных средств все равно было недостаточно и для снижения тяжести бремени с ЕС администрация Обамы в 2016 году обязалась предоставить более 61 млн. долларов на развитие программ по расселению беженцев.

Помимо дополнительной финансовой нагрузки и обострения отношений между главами стран-участниц ЕС, миграционный кризис спровоцировал рост евроскептических настроений, распространение которых наблюдалось как среди высших политических кругов, так и среди обычного населения. Наиболее ярким выражением этого настроя стали результаты референдума в Великобритании, на котором решался вопрос о выходе страны из состава ЕС.

Проведенный 23 июня референдум о прекращении членства Великобритании завершился победой сторонников выхода страны из союза с результатами 51,9% против 48,1% при явке избирателей в 71,8%. Одной из главных предпосылок данного события можно назвать рост популярности партии Независимости Соединенного Королевства, получившей 13% голосов на парламентских выборах 2016 года и долгие годы активно лоббировавшая Brexit.

Реакция мировой общественности на результаты референдума появилась незамедлительно и в большинстве случаев выражала полнейший шок на фактическую реализацию события, которое согласно основным прогнозам не должно было произойти с вероятностью 66,5%. Так, канцлер Германии Ангела Меркель сразу после оглашения результатов подтвердила, что у нее не готов четкий план по Brexit и заявила, что хотя она глубоко сожалеет о результатах, Великобритании не удастся сохранить прежние преимущества, будучи вне союза. Схожую позицию занял и французский президент Француа Олланд, добавив, что данное решение будет очень тяжелым для Европы вследствие роста экстремизма и популизма. По другую сторону Атлантического океана мнения разошлись коренным образом. В то время как представители демократической партии Барак Обама и Хиллари Клинтон выражали свою обеспокоенность в связи с выходом Великобритании из Европейского союза, называя это тормозом евроинтеграции, баллотировавшийся на пост президента страны от республиканцев Дональд Трамп поддержал британцев и поздравил их с успешным «возвращением своей страны», подчеркнув, что Brexit отражает общую тенденцию негативного влияния глобализации на развитые страны, что является актуальным для США и подтверждается успешным выступлением мистера Трампа на республиканских праймериз.

Сама новость о готовящемся выходе Великобритании из Европейского союза имела большой эффект как на самих Британию и Евросоюз, так и на тесно связанные с ними Соединенные Штаты, в частности на внутреннюю политику стран. Так, в Европейском союзе обострился евроскептицизм, голосом которого являются лидер французской оппозиционной партии «Национальный Фронт» Марин Ле Пен, с радостью принявшей результаты английского референдума и сравнившей это событие по значимости с падением Берлинской стены, а также лидер крайне правой Партии Свободы Нидерландов Герт Вилдерс, чьи позиции во многом укрепились в связи с событиями в Великобритании, что позволило его партии занять 20 мест из 150 в палате представителей на мартовских выборах в парламент страны. Популистские настроения всколыхнули и Соединенные Штаты, где, начиная с июля 2016 года резко стали увеличиваться шансы Дональда Трампа занять президентское кресло. Достигнув своего пика в 50,1%, то есть фактически обогнав по популярности своего главного противника - Хиллари Клинтон.

Однако ни миграционный кризис в ЕС, ни выход Великобритании из союза не оказали сильного влияния на общий уровень трансатлантических отношений, тем не менее, оба события сыграли большую роль в формировании внутренней политики в США. Так, с одной стороны, миграционный кризис позволил ЕС и США на высшем уровне восстановить утраченное доверие и утвердить веру в общие идеалы и единство и, кроме того, создавала стимул для совместных операций на Ближнем Востоке с целью искоренения терроризма и прекращения гражданской войны. С другой же, оказал серьезное воздействие на взгляды американцев относительно ислама и мусульман в целом. По данным Pew Research Centre, количество американцев, полагающих, что ислам сильнее, чем прочие религии, провоцирует жестокость среди своих последователей, увеличилось с 39% в 2014 году до 50% в 2015. В свою очередь, Brexit поставил под сомнение необратимость интеграционных процессов в мире и необходимость дальнейшей глобализации, что шло в разрез с существующими внутри трансатлантического режима нормами. Тем не менее, сам по себе выход Великобритании не был столько болезнен для отношений между ЕС и США, но наоборот, по оценкам экспертов, привел бы к сближению партнеров - с Германией в плане экономики и Францией в военной сфере.

Несмотря на относительно малый резонанс миграционного кризиса и Brexit для трансатлантических отношений, они во многом стали катализаторами смены общественного мнения в США и роста популизма в стране, что в итоге привело к избранию на президентских выборах 2016 года внесистемного кандидата Дональда Трампа. Новоизбранный президент никогда не скрывал своего скептицизма ни по отношению к европейским партнерам, ни к глобализму и свободе торговли, которые являются основополагающими нормами трансатлантического режима.

Реакцией на антилиберальную и антиглобалистскую риторику Дональда Трампа стало усиление неопределённости в трансатлантических отношениях, которую Европа пыталась компенсировать путем углубления интеграции между странами ЕС. Так, глава Европейской комиссии Жан-Клод Юнкер выразил беспокойство, что победа Трампа «может поставить по угрозу отношения между Европой и США», а также выступил с заявлением о создании армии ЕС, опасаясь утратить с приходом новой администрации военную поддержку от Америки и НАТО. Кроме того, в июне 2016 года вышла и Глобальная стратегия безопасности ЕС, которая делала акцент на большем вкладе стран Европы в обороноспособность региона, а также предусматривала автономность европейской системы обороны от НАТО, однако при тесном сотрудничестве с ним. Фактор Дональда Трампа как президента США угрожал не только стабильному развитию НАТО, основанного на принципе лидерства США и, соответственно, большей финансовой ответственности локального гегемона, но и ставил под удар безопасность на Ближнем Востоке, выступая за выход Соединенных Штатов из Совместного Всеобъемлющего Плана Действий по иранской ядерной программе (СВПД) и усиление военных действий в регионе, что могло спровоцировать еще больший поток беженцев в страны ЕС. Помимо этого, важно отметить, что США и ЕС по-разному определяют само понятие «безопасность». В то время, как США уделяют большее внимание военному компоненту безопасности страны, включая укрепление границ, модернизацию военного потенциала и улучшение работы разведывательных структур, Европейский союз включает в этот термин как оборонный компонент, предусматривающий развитие вооружений и военной инфраструктуры, так и обеспечение защищенности граждан, что включает в себя как предотвращение террористических актов, так и снижение уровня безработицы и гарантии поддержания благоприятных условий жизни человека. Таким образом, отрицание Дональдом Трампом важности мер по предотвращению изменения климата в понимании европейцев создают непосредственную угрозу безопасности ЕС.

Однако смена курса в американской внутренней и внешней политике не только вызвала стремление к большей сплоченности союза, исходившей от его лидеров, но спровоцировала новый рост евроскептицизма. Так, на парламентских выборах в Нидерландах в марте 2017 года второе место заняла правая популистская Партия Свободы во главе с Гертом Вилдерсом, которая хотя и проиграла выборы демократическим силам, значительно улучшила свои результаты с предыдущими годами и отразила настроения большой части общества. Но самым ярким противостоянием правых сил, выступающих за выход из Европейского союза и кардинальный пересмотр внешней и внутренней политики в пользу концентрации только на нуждах самой страны, и глобалистов-либералов, поощряющих свободу рынка и коллективное решение проблем региона и мира, стали выборы во Франции в мае 2017 года, где главными конкурентами стали лидер правой партии «Национальный фронт» Марин Ле Пен и создателем и лидером социал-либеральной партии «Вперед, Республика!» Эммануэль Макрон. Тем не менее, несмотря на то, что кандидаты получили почти равное количество голосов в первом туре - 24,01% у Макрона и 21,30% у Ле Пен, во втором туре убедительную победу одержал лидер социал-либералов с результатом 66,10% против 33,90% у лидера правых. Столь большой отрыв глобалиста и еврооптимиста Макрона от сторонницы выхода Франции из ЕС Ле Пен вселил надежду на сохранение и стабилизацию ЕС, а также был с энтузиазмом встречен в Европе. Так, после оглашения результатов о победе Макрона представитель Ангелы Меркель заявил, что это «победа для сильной и единой Европы».