Стратегия Турции в конфликтах в Сирии и Ираке в контексте идеологии пантюркизма

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Введение

Актуальность темы исследования: Турция является одним из ключевых акторов в рамках серии конфликтов на Ближнем Востоке, в частности, конфликтов в Сирии и Ираке. Многосторонний характер данных конфликтов и одновременно с этим высокая степень неопределенности позиций многих участников, включая и Турцию, не позволяют однозначно оценивать вооруженные конфликты на территории Сирии и Ирака. Между тем степень влияния концепции пантюркизма на действия Турции остается неизвестной. Неоднократная резкая смена многих политических направлений турецкой власти под влиянием данного конфликта нуждается в обосновании.

Объектом данной работы является стратегия (если таковая имеется) Турецкой республики в конфликтах в Сирии и Ираке в контексте концепции пантюркизма.

Предметом данного исследования являются общественные процессы в рамках отдельных дискурсов, включая дискурс пантюркизма, которые влияют на формирование государственной военной стратегии в конфликтах в Сирии и Ираке.

Хронологические рамки исследования: изучение и анализ формирования военной стратегии Турции в конфликтах в Сирии и Ираке затрагивает прежде всего период с 2011 по 2017 г. - с начала сирийского конфликта до завершения турецкой операции «Щит Евфрата» и проведения конституционного референдума включительно. Однако, для полного понимания дискурсивных процессов, способных влиять на формирование стратегии Турции в данной работе также рассматривается период с 1980 по 2011 года.

Цель исследовательской работы - определить основные факторы и процессы, затрагивающие идеологию пантюркизма и влияющие на формирование военной стратегии в Турции в конфликтах в Сирии и Ираке.

Задачи исследовательской работы:

- Проанализировать процесс формирования идеологических течений в период Конституции Эврена.

- Определить особенности формирования идеологии современной власти в Турции.

- Выявить факторы, повлиявшие на формирование стратегии Турции в сирийском и иракском конфликтах.

- Выделить ключевые факторы и процессы, которые будут в дальнейшем влиять на формирование военной стратегии Турции в конфликтах в Сирии и Ираке.

Гипотеза исследовательской работы: секьюритизация дискурса пантюркизма в рамках конфликтов в Сирии и Ираке является центральнообразующей при формировании военной стратегии Турции.

Степень изученности вопроса и обзор использованной литературы:

Изучение современной военной стратегии Турции является во многом неизученным направлением ввиду одновременно актуальности данной проблематики и недостаточной информативной базы для проведения исследований посредством тех или иных методов. Тем не менее, представляется что методология теории дискурса позволит в достаточной степени изучить современную стратегию Турции в рассматриваемых конфликтах.

Что показательно, исследования в области пантюркизма или пантюркистского дискурса всегда носили достаточно ситуативный характер и являлись всегда в большей степени реакцией на какие-либо явления, перманентного исследовательского процесса фактически не наблюдалось. В своей основе данные исследования фокусируются вокруг двух важных для Турции событий - формирования Турецкой Республики и распада СССР и образования целого ряда независимых тюркских государств. Данные направления изучены достаточно глубоко, что позволяет не разрабатывать их отдельно и использовать в рамках ретроспективной части диссертационной работы. Однако, исследования в каждом и этих направлений не рассматривают уникальные факторы и методологию, характерные для данной работы. Эти направления следует рассмотреть подробнее.

Во-первых, это общий период с 1908 по 1923 гг., в ходе которого в Турции активнейшим образом развивался дискурс, центральной темой которого была турецкая идентичность. Исследований в данной области больше всего из представленных направлений, они позволяют рассмотреть формирование турецкой идентичности в рамках глобального конфликта, однако в большей степени посвящены изучению общественной мысли - турецким идеологам и их трудам. В данном направлении работали Зареванд, Й. Демираг, Д.Е. Еремеев. Работы этих авторов полезны, однако, временная отдаленность рассматриваемого периода и все связанные с этим факторы не позволяют использовать их в качестве неоспоримых ориентиров при рассмотрении заявленной в диссертационной работе проблемы.

В связи с дискурсом между Турцией и прочими тюркскими государствами следует упомянуть таких авторов, как Дж.М. Ландау, Р.Ф. Мухамметдинов, А.А. Сотниченко. Работы по данному направлению предоставляют уникальную информацию и позиции по развитию пантюркистского дискурса в рамках международного диалога на уровне правительств и неправительственных организаций. Тем не менее, на сегодняшний день факторы, влияющие на «тюркскую» политику Турции, претерпели за тридцать лет значительные изменения, и рассматриваемое положение Турции требует при исследовании учета фактора военного противоборства в рамках глобального конфликта.

Так же, вне рамок, обозначенных выше направлений, следует выделить работы В.А. Москаленко и фундаментальную «Стратегическую глубину» А. Давутоглу.

Таким образом, завяленная проблема и методы ее решения во многом являются уникальными при изучении пантюркистского дискурса в рамках стратегии Турции, так как в данном исследовании будут рассмотрены современные конфликты с участием Турции, имеющие глобальный как для региона, так и для самой Турции, характер, с использованием современных теорий международных отношений и практически не использованной в изучении данной проблемы методологии.

1. Дискурс пантюркизма в Турции в 1980-2011 гг.

В рамках изучения современного состояния пантюркизма как концепции и роли в стратегии турецкой политической власти (в лице Реджепа Эрдогана и Партии справедливости и развития) представляется необходимым определить методологию, в рамках которой данная концепция будет рассмотрена и проанализирована, и обозначить временные границы, в течение которых будут прослежены и проанализированы те или иные явления, повлиявшие на пантюркизм.

При изучении пантюркизма как концепции следует обозначить, что политико-культурные концепции являют собой прежде всего динамические, не статичные системы идей и взглядов. Исходя из этого, наиболее логичным видится выбор дискурс-анализа как руководящего метода при проведении данной исследовательской работы. Цели, задачи и принципы дискурс-анализа, а также более глубокое обоснование необходимости его использования описаны и разобраны в данной главе с целью разъяснения ко всей исследовательской работе.

Пантюркизм как политико-культурная концепция, рассматриваемая через заданный дискурс, требует четко определенных временных рамок, так как пантюркизм имеет продолжительную историю и как отдельно взятая концепция, и как центр турецкого националистического дискурса. Ввиду этого наиболее верным представляется проанализировать концепцию пантюркизма в период с 1980 по 2011 гг. Выбор 2011 года определяется достаточно точно - начало в 2011 году гражданской в Сирии как отправная точка для последовавшего вмешательства Турции в конфликты в регионе Машрика. 1980 год, год последнего на сегодняшний день успешного военного переворота в Турецкой республике, видится одной из контрольных отправных точек для концепции пантюркизма по нескольким причинам, которые также будут разобраны в данной главе.

Таким образом, первая глава данной исследовательской работы призвана раскрыть и проанализировать несколько необходимых для исследования в целом проблем. Это, во-первых, методологическая основа для всего дальнейшего анализа в рамках работы и ее обоснование. И, во-вторых, данная глава необходима для постановки ответа на вопросы о том, как и почему пантюркизм, как культурно-политическая концепция, и дискурс вокруг данной концепции, изменялись на протяжении 1980-2011 гг. и пришли к сегодняшнему состоянию, так как именно эволюция дискурса пантюркизма в указанный период определяет его современное положение вообще и в рамках военной стратегии в частности.

1.1 Дискурс-анализ пантюркизма - основы методологии

Заявленный дискурс-анализ используется современными учеными в смежных с социологией научных отраслях для исследования дискурса в том или ином обществе/группе с целью критически охарактеризовать соотношения различных сил в нем и выявить связанные с этим социальные явления. Дискурс прежде всего следует понимать как Текст, который как это следует из воззрений основоположника современной теории дискурса М. Фуко, есть последовательный набор символов, образующих определенное количество предложений, имеющих за собой смысл или ряд смыслов. Данный Текст может иметь как письменное, так и вербальное изложение, создаваться одним или несколькими авторами, обладать идеологической установкой и является ключевым элементом при характеристике властных отношений в обществе. Дискурс-анализ же предполагает непосредственное изучение данного Текста или набора Текстов при их взаимодействии друг с другом. Данный метод представляется наиболее полезным в рамках данной исследовательской работы по ряду причин:

Во-первых, пантюркизм, как концепция, имеет достаточно богатую историю, протяженностью более века; множество авторов, сформировавших базовые понятия и характерную исключительно для пантюркизма терминологию, символику и жесты (то есть оформивших дискурсивное поле); непосредственных толкователей, то есть тех, кто переносил данные Тексты от письменной теории к вербальной практике (и формировали уже дискурсивное сообщество).

Во-вторых, турецкое общество, за счет своего уникального положения на границе условных Востока и Запада, является очень динамичной и неоднородной структурой по целому ряду показателей, таких как этническая демография, экономическое развитие регионов, роль армии в обществе и прочее. Таким образом, для проведения дискурс-анализа пантюркизма одновременно имеется и достаточно широкое дискурсивное поле, и большое число акторов, так или иначе активно участвующих в его формировании, структуризации и изменении.

В рамках заявленного метода дискурс-анализа, ввиду обширности различных подходов последнего, следует определить отдельные его виды, которые видятся наиболее предпочтительными. Среди их множества следует выделить критический дискурс-анализ и концепцию секьюритизации.

Критический дискурс-анализ является одним из видов дискурс-анализа, разработанный Норманом Фейркло, в котором одной из ключевых особенностей формирования дискурса выделяется интертекстуальность, то есть степень заимствований, влияния и зависимости различных дискурсов друг от друга. Единая интертекстуальность для нескольких дискурсов таким образом формирует единый для связей между имеющимися Текстами дискурс. Критический дискурс-анализ, как метод изучения дискурсов и связей между ними, несмотря на критику его позиционирования как объективного метода (так как субъект метода при проведении анализа сам может являться актором какого-либо из дискурсов), представляется при изучении пантюркизма наиболее полезным. Это утверждение следует подкрепить тем, что националистический дискурс в Турции, чьей составной частью является дискурс пантюркизма, образуется путем взаимовлияния всех дискурсов Турции, чьими центрами являются различные националистические концепции, в достаточной степени многообразные в турецком обществе. Таким образом следует рассмотреть не столько сам дискурс пантюркизма, сколько его связи и степень влияния на националистический дискурс в целом и его составные дискурсы.

Концепция же секьюритизации, сформированная Копенгагенской школой международных отношений (в частности, Барри Бузаном и Оле Вейвером), рассматривает при помощи теории дискурсов проблемы безопасности в международном пространстве. Данная концепция рассматривает процессы в обществе, при которых определенные акторы формируют дискурс вокруг того или иного явления с целью представить его имеющейся аудитории как угрозу безопасности и побудить к необходимым действиям. Именно сам процесс трансформации какого-либо дискурса в проекцию угрозы для аудитории дискурса и называется секьюритизацией. Концепция секьюритизации необходима в рамках данного исследования для анализа и изучения стратегии турецкой власти в современных конфликтах в Сирии и Ираке - того, как она формировалась и в какой степени она основывается на возможной секьюритизации пантюркистского дискурса турецкой властью в турецком же обществе.

Таким образом, теория дискурса и предоставляемая ей методология видится наиболее приемлемой и функциональной в данном исследовании. Следуя утверждению о том, что националистический дискурс в Турции представляет собой достаточно сложное и комплексное явление и охватывает целый ряд дискурсов различных турецких националистических концепций, критический дискурс-анализ, как метод, в наибольшей степени подходит для проведения исследования. В свою очередь, если исходить из высокой степени рефлексии в турецком обществе, сопряженной с его неоднородностью (и в политическом, и в социокультурном смысле), а также сильной взаимозависимости турецкой политической власти и различных слоев населения Турции, то теория секьюритизации наиболее полно отвечает продиктованным условиям в границах теории дискурса.

Также заранее следует обозначить, что под национальным дискурсом подразумевается дискурс вокруг Текстов, так или иначе рассматривающих «турецкую нацию», а под националистическим дискурсом - дискурс, формирующийся в рамках Текстов правых политических течений.

1.2 «Белая революция» Озала и «Военный кемализм» Эврена

В 1980 г., на фоне нестабильной обстановки в стране, близкой к состоянию гражданской войны между леворадикалами и праворадикалами, обращение главнокомандующего турецкими ВС Кенана Эврена по турецкому телевиденью в день военного переворота 12 сентября 1980 года звучало следующим образом: «Вооруженные силы Турецкой Республики вынуждены взять власть в свои руки с целью обеспечения единения народа и защиты принципов Ататюрка, а также ради восстановления утратившей всю свою силу государственной власти и создания прочной основы для демократии, которая сегодня не в состоянии себя контролировать». Вместе с этим через «Ресми газете» среди граждан республики было распространено так называемое «Обращение к турецкой нации» Эврена, достаточно объемного документа, в котором военные подвергли жесткой критике деятельность правительства за последние несколько лет и указали причины, которые побудили их к захвату власти.

Если проанализировать «Обращение» как часть турецкого политического дискурса, то становится очевидно, что оно в наибольшей степени ссылается на основы кемализма и особенно на речь Кемаля Ататюрка от 1927 г. «Nutuk» («Речь»). Что характерно, в ходе переворота 1960 г. захватившие власть военные транслировали «Nutuk» по радио в полном объеме на всю страну. Следует понимать, что «Nutuk» является одной из основ историографии Турции и, более того, следуя из его цитируемости и значимости, которую ему придавала власть в кемалистской Турции, образует собой центральный текст, формирующий вокруг себя дискурсивное поле кемализма. Так, те или иные референсы или прямые цитаты на нее привлекают наибольшую аудиторию ввиду культа личности Ататюрка в Турции. «Обращение», как и «Nutuk», ссылается на существующую опасность для государства (в «Nutuk» Ататюрк в большей степени описывает события турецкой войны за независимость), делает большой упор на использование слов и терминов, однокоренных к слову «нация» («национальный идеал», «требования нации», «национальная солидарность» и пр.), подвергает критике основных оппонентов действующей власти и их действия в кризисные годы (партии 1980 г. и соперники Ататюрка в ВНСТ во время войны за независимость).

Апелляция к национальному единению в рамках государства, которое необходимо удержать от распада - есть центральная тема дискурса кемализма вообще, так как само современное турецкое государство родилось в подобных условиях. Если «6 стрел» кемализма (республиканизм, национализм, народность, лаицизм, этатизм, революционность) встречаются в том или ином тексте, касающемся Турецкой республики, то его по праву можно считать частью дискурса кемализма. Важно понимать, что идеология Ататюрка с 1920-ых гг. являлась важной частью детского воспитания и образования, в результате чего кемализм так или иначе касался любого жителя Турции, имевшего минимальное образование. Таким образом, можно утверждать, что Эврен осознано сделал свой переворот 1980 г. частью дискурса кемализма посредством очевидно прослеживаемой связи с «Nutuk», стремясь вновь придать публичной огласке и обсуждению его основные постулаты - придание выше обозначенным словам смысла, подобного смысловому наполнению этих слов в период войны за независимость, должно было мобилизовать общество в нужном Эврену и армии направлении.

Все партии, действовавшие до 1981 г., были распущены, а представители наиболее радикальных предстали перед военным трибуналом. Это коснулось националистических воззрений в турецком обществе на самых различных уровнях. Алпарслан Тюркеш, основатель и лидер Партии националистического движения (ПНД) и один из главных идеологов пантюркизма в истории Турецкой Республики, был арестован уже через 2 дня после переворота. Вместе с ним представители хунты задержали более 600 лидеров ПНД и ее боевого крыла «идеалистов» (около 200 тыс. членов и 1 млн сторонников), которые активнейшим образом участвовали в беспорядках последних лет. Тюркешу и его сторонникам предъявили целый ряд обвинений, среди них были: попытка установления личной власти в стране, создание крыла «идеалистов», захват власти в так называемых «освобожденных районах». Слова, которые использовали суды, подотчетные СНБ, в отношение радикальных националистов, представляли собой набор ярких символов и клише, которыми оперировали в том числе и сами представители ПНД. В частности, Тюркеша в рядах ПНД называли не иначе как «Baюbuр» («Вождь»), что только лишний раз подчеркивало неофашистский и шовинистский характер ПНД. Период до 1985 г. Тюркеш и большая часть идеологов ПНД провели в заключении. Представители «идеалистов» (так же называемых «Серыми волками») в свою очередь, в период запрета ПНД развернули активную пропагандистскую работу за пределами Турции, особенно в Германии.

В 1981 г. СНБ и организованное им подотчетное правительство организовали так называемый Второй экономический совет в Измире (снова референс в сторону деятельности Ататюрка, а именно к экономическому совету в 1923 г.). Тургут Озал, советник премьер-министра по экономическим вопросам, и многие из приглашенных специалистов в области экономики высказывались за отмену политики этатизма в виду ее нецелесообразности в рамках существующего кризиса. Референдумом в 1982 г. был принята новая конституция республики, в которой особый упор был сделан на свободу частного предпринимательства. Устройство исполнительной и законодательной властей в своей основе оставались неизменными, однако степень влияния военных на гражданскую власть усилилась. В 1983 г. по новой конституции прошли первые выборы в Великое национальное собрание Турции (ВНСТ), где 211 из 400 мест получили члены созданной Т. Озалом и лояльной СНБ «Партии отечества». Правительство Озала в первую очередь заявило об отмене монополии государства на многие отрасли экономики и старте приватизации государственных экономических организаций. Успех экономических реформ Озала способствовал дальнейшей популяризации новой гражданской власти - на парламентских выборах 1987 г. ПО усилила свои позиции до 292 мест, а воссозданные партии исламистов и националистов не получили необходимого числа голосов для прохода в ВНСТ. Продолжилось преследование левых радикалов со стороны власти Эврена.

«Белая революция» Озала (по аналогии с иранской «белой революцией») проводила политику двойных стандартов в отношении исламистов. С одной стороны, продолжались преследования поборников шариата и противников светской республики (данная инициатива в своей основе принадлежала военным и была продолжением кемалистской линии Эврена). Кемалисты продолжали настаивать на том, что турецкий национализм (такой, какой он представлялся в рамках дискурса кемализма) при республиканской демократической форме правления несовместим с исламизмом, более того, угрожает ему. С другой стороны, повсеместная либерализация способствовала распространению влияния исламистов на самых разных уровнях государства - исламские фонды-вакуфы, привлечение капитала из арабских стран, возрождение тарикатов (именно в 1980-ые гг. становится известным Фетхулла Гюллен). Еще в 1980 г. Турция закрыла свое генеральное консульство в Израиле в знак солидарности с арабской антиизраильской коалицией. В 1986 г. совокупность подрядов Турции в арабских странах превысила 16 млрд долларов. Особое положение для Турции занимали отношения с Ираком и Ираном в рамках совместной борьбы против курдов. В 1984 г. Рабочая партия Курдистана объявила о начале партизанской войны с целью создания национального курдского государства, в ответ на что Эврен ввел войска на территорию Восточной и Юго-восточной Анатолии, где в 1987 г. было объявлено чрезвычайное положение. Как следствие, Турция предложила Ирану и Ираку совместное право на пересечение границ с целью уничтожения курдских баз боевиков, что правительство Саддама Хуссейна, испытывавшее схожие с Турцией проблемы, с энтузиазмом поддержало.

Смысловое значение слова «курд», как представляется, является единственным, в чем дискурсивное поле кемализма и дискурсивное поле пантюркизма пересекаются - и там, и там акторы, в принципе, отрицают такое понятие как «курд» - вместо него оба дискурса активно конструировали понятие «горного турка». Подобное замещение начало активно пропагандироваться среди гражданского населения Турции еще в 1920-ых гг. и было продиктовано целым рядом причин. Во-первых, официальная идеология кемализма, продвигавшаяся Ататюрком еще с провозглашения республики, предусматривала только одну национальность - турок. Во многом это оправдывалось самим характером национально-освободительной войны Ататюрка и стало одним из главных символов победы над антитурецкой коалицией. Во-вторых, Турция оставалась и остается до сих пор государством, далеким от такой характеристики как «мононациональный», что в период войны за независимость создавало прямую угрозу дальнейшего распада Турции уже в пределах Малой Азии. Прежде всего это касалось армян, греков и курдов. Если так называемые «армянский» и «греческий» вопрос нашли свое решение в актах геноцида и принудительной миграции, и дискурсы греко-турецкого и армяно-турецкого конфликтов в большей степени рассматривают события и явления прошлого, то курдская проблема, ввиду многочисленности последних и отсутствия официального «национального очага», схожего с еврейским, или собственного национального государства или автономии, не получила даже радикального решения проблемы.

Следствием этого стало активная туркизация курдского населения республики, чему способствовало создание нового турецкого языка и реформы в области образования. Литература на курдском запрещалась, названия городов и населённых пунктов с исторических курдских названий меняли на новые, турецкого происхождения. Кроме того, сама природа курдских сообществ на территории Турции была отлична от социальных взаимодействий среди турок. Таким образом, с самого образования республики, вне зависимости от лиц, находящихся у власти, дискурс кемализма совместно с дискурсом пантюркизма и дискурс турецкого Курдистана (в работе он условно будет называться дискурс курманджи, по названия курдского диалекта, преобладающего в среде турецких и сирийских курдов) всегда пребывали в состоянии конфликта. В рамках данных дискурсов по мере развития данного конфликта все больше начинали преобладать и противопоставляться в речи слова, получившие дихотомическую природу в рамках доминировавшего в стране дискурса кемализма, и особенно: «национализм» и «исламизм»/ «социализм», «нация» и «племя», «курд» и «горный турок». Создание в рамках данных дискурсов подобных словесных конструкций, закреплявшихся в турецком обществе, не способствовало разрешению конфликта между этническими турками и этническими курдами, что попеременно приводило либо к военной эскалации, либо новой волне ассимиляции со стороны властей.

Несмотря на существование «курдской проблемы», международные контакты Турции с западными странами при Озале получили закономерное общей политике либерализации развитие. США оставались одними из важнейших союзников Турции в рамках противостояния СССР и угрозе коммунизма еще со времен «доктрины Трумэна». Кроме того, США всегда были главным источником военной помощи для республики в рамках модернизации по программам НАТО. Подобная озабоченность США не самым передовым союзником по НАТО всегда оправдывалась стратегическим положением Турции как по отношению к социалистическому блоку в Восточной Европе, так и к ближневосточному региону. Еще в 1980 г. между Турцией и США было подписано соглашение о сотрудничестве в области обороны и экономики, что во многом было продиктовано советским вторжением в Афганистан и Иранской исламской революцией в 1979 г. Главное положение этого соглашения содержалось в праве США на использование турецких военных баз (в частности, авиабаза в Инджирлике) и строительство новых. Объем помощи штатов в военной отрасли Турции за период 1980-ых гг. превысил 4 млрд долларов.

Более сложными оставались отношения Турции с европейскими государствами. С одной стороны, продолжалось активное сотрудничество республики с ФРГ - в 1986 г. Германия предоставила Турции военную помощь в объеме 1,45 млрд марок, в том же году число турок-мигрантов, работавших в ФРГ, превысило 1,5 млн человек. В 1987 г. Турция в первый раз обратилась с просьбой о своем вступлении в ЕС, на что получила отказ в связи с экономическим положением в стране и состоянием демократических свобод. С другой стороны, отношения с Грецией и ориентированным на нее Кипром оставляли желать много лучшего. В 1983 г. была официально провозглашена Турецкая республика северного Кипра, которую закономерно признала только Турция. Греческие представители продолжали осуждать турецкую политику, придав ей во всех смыслах империалистический окрас понятием «неоосманизм», которое в XXI веке станет общеупотребительным в международном турецком дискурсе в отношении турецкой политики. Продолжением турецко-греческих национальных и стратегических трений являлись споры о статусе и милитаризации греческих островов.

Таким образом, в период 1980-1989 гг. турецкий национальный дискурс пережил своего рода перезагрузку. Переворот 1980 г. заставил многие политические движения пересмотреть свои позиции в турецком обществе и перестроиться под «кемализм при военном положении» Эврена. С одной стороны, после беспорядков в конце 1970-ых гг. и переворота радикалы всех возможных направлений (в том числе и пантюркисты) были отстранены от политики и фактически оказались под негласным запретом. С другой, политика Эврена и Озала, несмотря на заявленный курс на либерализацию внутренней политики, как и курс на нормализацию международных контактов, начала совмещать в себе одновременно кемализм (имеющий изначально авторитарную природу) и либерализм, как рыночный, так и, со временем, политический. В результате этого, дискурсы пантюркизма и исламизма уже к концу 1980-ых гг. начали сближаться с дискурсами кемализма Эврена и либерализма Озала соответственно, пытаясь подстроиться под новые доминирующие дискурсы, видоизменяясь и привлекая изначально несвойственные им словесные конструкции и лозунги. Вероятно, подобный вектор развития пантюркистов и исламистов мог ни к чему не привести, если бы понятие «турок» (тур. Tьrk) с началом развала Советского Союза не начало бы стремительно видоизменяться в рамках «официального государственного» национального турецкого дискурса, все большей степени приобретая окрас не столько «турок» как народа или граждан Турции, сколько «тюрок» (тур. Tьrk) вообще.

1.3 Пантюркизм и распад Советского Союза

В 1989 г. срок президентства Эврена подошел к концу, и пост президента республики закономерно перешел к Озалу, правительство возглавил уже бывший до переворота премьер-министром Сулейман Демирель. Приватизация и либерализация в стране все больше приобретали противоречивые черты, характерные для всех реформ подобного рода. Как реакция на это, на выборах в ВНСТ ПО получила лишь второе место, уступив Партии верного пути Демиреля, тем не менее схожей с ПО по программе. Исламистская партия Рефах во главе с Неджметтином Эрбаканом наконец получила допуск в парламент, что вызвало возмущения со стороны военных. Политическая нестабильность в парламенте еще более усугубилась в 1993 г. в связи с внезапной смертью Озала, чьим преемником стал Демирель. Столь внезапный конец жизни Озала в будущем напомнит о себе, но в 1990-ые гг. о причинах смерти президента, как следует из источников того времени, никто в своем большинстве не задумывался. Должность премьер-министра получила лидер Социал-демократической народной партии Тансу Чиллер, которая сформировала коалиционное правительство ПВП-СДНП.

Некоторая дестабилизация во власти во многом была вызвана не столько внутренними проблемами внутри страны, сколько глобальной реструктуризацией мировой политической системы. Перестройка Горбачева и последовавший развал СССР привели к образованию вакуума власти в целом ряде регионов, имевших к Турции самое прямое отношение - прежде всего это касается Кавказа и Центральной Азии. Еще в период как такового развала Советского Союза проявились первые тенденции к возвращению понятия «пантюркизм» в националистический дискурс в Турции.

Следует указать, что дискурс пантюркизма зародился вовсе не в Турции. В общетюркское дискурсивное его впервые вел гражданин Российской империи и крымскотатарский публицист Исмаил Гаспиринский в своей газете «Переводчикъ-Терджиманъ». Представители тюркской интеллигенции России, которые в своем большинстве на тот момент были в большей степени образованные и воспринявшие европейские идеологические концепции, чем османские турки, с большим энтузиазмом развили идеи пантюркизма. Возникновение дискурса «пантюркизма» следует считать закономерным развитием и реакцией на преобладание в Европе схожих крупных националистических дискурсов, к примеру «панславизма» и «пангерманизма». В достаточно короткие сроки дискурсивное поле пантюркизма начало расширяться за счет новых публикаций - с 1902 г. начал издаваться журнал «Тюрк» в Каире, на тему пантюркизма начали выходить научные статьи в Казани и Баку, однако наибольший вклад в дискурс пантюркизма внес татарский публицист Юсуф Акчура. В 1900-1910-ые гг. он успел издаться во многих тюркских журналах России, издавался в египетском «Тюрке» и, наконец, после 1908 г. начал активно издаваться и распространять идеи пантюркизма в Османской империю. Именно работы Акчуры ввиду наибольшей цитируемости и широкого обсуждения, следует тем ключевым Текстом, сформировавшим пантюркистский дискурс, центром которого стала империя Османов. Ключевой причиной проникновения пантюркистского дискурса в империю, помимо миграции пантюркистских идеологов, стали национально-освободительные войны балканских народов, создавшие прямую угрозу существованию власти Османов. Поражения в целом ряде войн и младотурецкая революция 1908 г. позволили лидерам-интерпретаторам пантюркистского дискурса открыто издаваться и публиковаться. Следует сделать вывод о том, что вовлечение в пантюркистский дискурс абсолютного большинства турецкой интеллигенции, включая младотурок у власти, вкупе с идеологическим кризисом в империи и способствовал тому, что пантюркистский дискурс стал центральным и руководящим среди всех прочих дискурсов в османо-турецкой культурной среде. Пантюрскистский дискурс начал формировать реальность турецкого этноса, в котором особое место уделялось христианским народам в составе Османской империи - отныне они определялись в речи как интеллигенции, так и, посредством массовой популяризации среди турок, в широких слоях населения не иначе, как их враги, несмотря на их широкую вовлеченность все в ту же османо-турецкую социокультурную среду.

Последовавший геноцид христианских народов (греков и армян) в своей основе имел цель ликвидировать «армянский этнический барьер» между турками и тюркскими народами России. После поражения младотурок и победы кемалистской революции концепция пантюркизма фактически оказалась под запретом, так как шла в противоречие с идеологией кемализма, советско-турецким сближением в 1920-1930 гг. и турецко-американским сотрудничеством в годы «холодной войны». Однако, следует указать, что турецкое влияние в советских тюркских республиках оставалось большим на протяжении продолжительного времени - связано это с тем, что национальные языки тюркских советских республик развивались под сильным влиянием реформы турецкого языка Ататюрка (до 1939 г. все тюркские языки шли по пути латинизации, особенно это касалось Азербайджана и автономных республик в составе РСФСР). Пантюркизм в российском национальном дискурсе рассматривался как сугубо отрицательное явление - его характеристика сопровождалась такими определениями как: «реакционный», «ирредентисткий», «радикальный», «агрессивный», «империалистический». Подобное описание преследовало собой цель максимально дистанцировать советских тюрок от участия в пантюркистском дискурсе, заменяя его советским национальным дискурсом, фокусируя локальные дискурсы советских тюркских народов на собственном народном наследии, в том числе и искусственно сконструированном, в виде народного фольклера и знаковых литературных произведений. Таким образом, тюркские республики, ввиду языковой и культурной близости своих этносов с турецким, большую часть XX века пребывали в состоянии потенциальной сферы влияния непосредственно турецкого национального дискурса вообще и дискурса пантюркизма в частности, который получил бы расширение дискурсивного поля в случае доктринальных изменений как в Турции, так и в Советском Союзе, что и имело место быть в конце 1980-ых - начале 1990-ых гг.

Распад СССР породил собой большое число этно-религиозных конфликтов различной степени тяжести, многие из которых так или иначе затронули тюркские народы бывшего Советского союза. К таковым относились молдавский конфликт в Приднестровье (подавление молдавскими националистами гагаузского сопротивления), Карабахская война (где в Азербайджане при поддержке турецких националистов были сформированы азербайджанские «серые волки»), уже начавший зарождаться чечено-российский конфликт. Подобные противостояния в разной степени и несли в себе как национальный, так и сугубо религиозный контекст. В 1992 г. при МИД Турции было основано Агентство тюркского сотрудничества и развития (ТИКА), которое развернуло масштабную деятельность по расширению дискурсивного поля пантюркизма за счет привлечения к работе тюркских ученых прежде всего филологической направленности со всего постсоветского пространства.

Цель работы ТИКА представляется весьма очевидной - в кратчайшие сроки создать единое тюркоязычное дискурсивное пространство посредством распространения журналов и научных изданий за авторством тюркоязычных публицистов. Началось издание журналов на тюркских языках, реализация проектов по возрождению тюркского культурного наследия и просвещению населения. В 1994 г. Демирель, будучи уже в должности президента Турции, выступил с речью на конференции под эгидой ТИКА, где заявил следующее: «Речь идёт прежде всего о тюркоязычных республиках либо о соседях Турции». А также добавил, что Турция «не стремится ни к пантюркизму, ни к панисламизму... Ни в одном из периодов своей истории великое тюркское сообщество, простирающееся от Адриатики до Китайского моря, не существовало как единое государство. Действительно, в этом регионе проживают люди, имеющие с нами одну и ту же историю, культуру, язык, религию, традиции. У нас с ними одни и те же сказки, колыбельные песни, предания, сказы, речь, вера, душа. Если мы называем их нашими братьями, кто может усомниться в этом?.. Поэтому мы хотим, чтобы Республика Казахстан, например, могла стоять на собственных ногах, сама управлять своими делами, сохранять свою независимость. То же самое относится к Киргизии, Узбекистану, Туркменистану, Таджикистану, Азербайджану, Грузии все они должны стоять на собственных ногах».

Подобное развитие событий привело к дальнейшей популяризации исламистов и религиозных деятелей ввиду расширения поля деятельности турецких миссионеров на Закавказье и Центральную Азию. Фетхулла Гюлен выступил с серией проповедей после падения Берлинской стены в стамбульских мечетях, содержание которых в своей основе заключалось в помощи получения независимости для мусульманских народов распадающегося СССР. В 1990 г. миссионеры Гюлена на автобусах пересекли турецко-грузинскую и в кратчайшие сроки их деятельность охватила все регионы бывшего СССР с мусульманским и тюркским населением. В России было создано множество учебных заведений протурецкой направленности: в Татарии, Башкирии, Дагестане и других субъектах. Всплеск популярности Гюлена вызывал неоднозначную реакцию (по причине своей исламистской направленности) в самой Турции, однако, Гюлен в 1994 г. получил приглашение на прием к премьер-министру Чиллер, которая осталась довольна встречей.

С не меньшим рвением на изменение положения в мире отреагировали радикальные националисты. Еще в конце 1991 г. Тюркеш выступил за трибуной ВНСТ с призывом о поддержке всех новых тюркских республик. ПНД и «серые волки», после длительной паузы в активной деятельности, развернули кампанию по пропаганде единого Турана с новой силой. Особое место в политике ПНД занимал Азербайджан, где Тюркеш бросил все ресурсы на поддержку правых пантюркистский партий, однако не преуспел. Также при активном участии Тюркеша был создан единый денежный фонд для турецких организаций в Европе, чьи ресурсы шли на поддержку пантюркистов в Чечне и Азербайджане. На парламентских выборах 1995 г. ПНД почти преодолела барьер в 10% голосов, что было воспринято националистами как весомая победа, однако уже в 1997 г. Тюркеш скончался, что привело к новому спаду популярности непосредственно ПНД. Однако, пантюркистский подъем продолжался. В 1996 г. чеченские террористы, будучи гражданами Турции, захватили в заложники пассажиров парома «Сочи-Трабзон». Что характерно, по свидетельствам они достаточно хорошо говорили и на турецком, и на русском языках. Их действия приветствовались многими гражданами Турции, а сами террористы были осуждены вне турецкого антитеррористического законодательства и впоследствии некоторые даже были амнистированы.

Проблема независимой Чечни в 1990-ые гг. была одной из ключевых в отношениях между Турцией и Россией. В указанный период Турция фактически являлась одной из главных баз для террористов Ичкерии - минуя территорию Грузии, именно в Восточной Анатолии боевики лечились от ран, получали новое вооружение и медикаменты. Здесь же активно велось производство пропагандистской литературы и символики независимой Чечни. Многие народы Кавказа, фактически даже не принадлежащие к тюркской языковой семье, в масс-медиа и среди населения Турции фактически приравнивались к туркам или считались родственными им и имеющими с ними глубокую степень близости и родства. Россия же, в свою очередь, закрывала глаза на неправомерную деятельность Турецкой республики ввиду возросшего с распада СССР экономического партнерства стран в самых разных сферах. Таким образом следует сделать вывод о том, что через дискурс пантюркизма на весь националистический дискурс Турции за счет интерпретации пантюркистских идеологов мусульманские народы Северного Кавказа все больше приравнивались к тюркским народам. Вероятнее всего это напрямую связано с турецкими религиозными пропагандистами, проповеди которых охватывали все большие и большие народы уже вне зависимости от принадлежности к тюркской языковой семье. Несмотря на свою первоначальную ориентацию исключительно на тюркское население, проповеди оказали очень сильный эффект на мусульман бывшего СССР в целом, так как Коран и Сунна представляют собой примеры наиболее универсальных текстов (как и любые другие центральные для прочих религий тексты) как центров какого-либо дискурсивного поля, которое очень чувствительно к каким-либо изменениям, внутренним или внешним.

Параллельно с деятельностью пантюркистов и исламистов по расширению влияния проводилась работа по своего рода институционализации единого тюркского дискурса на межгосударственном уровне. С 1992 г. на ежегодной основе стал созываться Саммит государств тюркских языков, в том же году образована Объединенная администрация тюркских искусств и языков в Алма-Ате. Именно с 1990-ых гг., вслед за расширением в большей степени внутренних дискурсов Турции на постсоветское пространство, начало выстраиваться восточное направление политики турецкой власти. Постсоветские тюркские республики, в свою очередь, исключительно приветствовали турецкие инициативы, так как видели в них ближайшую и наиболее возможную к осуществлению из имеющихся альтернатив дальнейшему сотрудничеству уже с Россией.

Таким образом, дискурс пантюркизма, после короткого доминирования в турецком обществе в предвоенные годы середины XX века, вновь получил распространение на всех уровнях турецкого общества. Следует сделать вывод о том, что подобное резкое изменение стало возможным по причине острой необходимости в новых тюркских республиках какой-либо альтернативы советскому дискурсу, которая бы позволила сконструировать новую идентичность в рамках постсоветской реальности. Именно дискурс пантюркизма турецкого происхождения (параллельно с дискурсом исламизма) стал этой альтернативой. Единовременно с этим Турция перестала быть южным бастионом НАТО против социалистического блока, и на этом же направлении, к которому Турция всегда по причине культурной, языковой и религиозной близости, образовался вакуум власти. Возвращение дискурса пантюркизма на доминирующее положение в едином турецком националистическом дискурсе, ввиду вышеуказанных выводов, является закономерным следствием потенциала дискурсивного поля пантюркизма к расширению. Однако, глобальные геополитические изменения стали причиной не только возрождения пантюркизма, но и дальнейшей активизации исламистов.

1.4 «Реконструкция» турецкого исламизма на рубеже XX-XXI веков.

На парламентских выборах относительное большинство мест в ВНСТ (158 из 550) получила исламисткая партия Рефах («Благополучие»), что свидетельствовало о дальнейшем общественном расколе страны на фоне продолжавшейся приватизации - в 1994 г. доля семей, живущих за чертой бедности составляла уже 48%. Исламисты, в свою очередь, сыграли сразу на множестве направлений для получения народной поддержки. Лидер Рефах Эрбакан призывал к дальнейшей либерализации внутренней политики страны в том числе и в отношении исламистских движений, так как дальнейший их запрет шел в разрез с дальнейшим сближением с Европейским Союзом. Одновременно с этим он ставил на электорат из бедных слоев населения, в большей степени связывающий себя с исламом и его проявлениями, чем с этнической или гражданской принадлежностью.

Правительственная коалиция Йылмаз-Чиллер после выборов, в целях закрепить позиции светских властей, заключила соглашение с Израилем о военном сотрудничестве. Однако разногласия между ПО и ПВП привели к распаду коалиции и Чиллер была вынуждена пойти на переговоры с Эрбаканом в 1996 г. Уже при последнем у Турции закономерно улучшились отношения с арабскими странами и Ираном, однако Эрбакан начал продавливать во внутренней политике исламистские законы, характерные для его исламистской организации Милли Герюш, действовавшей в Турции и среди турецкой диаспоры в других странах. В начале 1997 г. СНБ и светская военная элита обеспокоились деятельностью Рефах и Эрбакана и издали рекомендации правительству и ВНСТ по запрету партии Рефах ввиду ее угрозы светским основам Турецкой республики и «кемализма». Эти меры военного руководства вошли в турецкую историографию как «меры 28 февраля», по результатам которых правительство Эрбакана ушло в отставку. Политическая элита исламистов вновь, как и после переворота 1980 г., переместилась в своей основе в Германию.

При новой светской коалиции Йылмаза-Эджевита в 1998 г. Рефах была запрещена и распущена, однако ее же лидерами, при покровительстве Эрбакана, была создана партия Фазилет. Фактически, это указывало на неспособность военной и светской элиты противостоять нарастающему влиянию исламистов на политику государства. На рубеже нового тысячелетия «Шесть стрел» кемализма (республиканизм, национализм, народность, лаицизм, этатизм, революционность) все больше начали вступать в противоречие друг с другом - исламисты в своей программе делали большой упор на народность и революционность своих идей (то есть стремление к Западу, что отражалось в требованиях по дальнейшей либерализации внутренней политики), в то же время светские и националистические партии не могли апеллировать к этатизму, а принцип республиканизма исламисты не отрицали, более того, активно использовали республиканскую структуру турецкого государства для расширения своего влияния.

Особое место дискурса исламизма в различных обществах Евразии и Африки определяется тем, насколько универсальным для мусульман по своей природе был и остается образующий дискурсивное поле центральный Текст Ислама - Коран. Эта универсальность определяется, во-первых, легкой доступностью Текста и, соответственно, низким порогом вхождения для участия в дискурсе (большинство мусульман получают все базовые знания об Исламе через Коран раньше школьного образования, более того, в особо бедных регионах оставаясь без него), и, во-вторых, изначально заложенным в Коран стремлением к универсализации, которая порождает единственную (по изначальному замыслу) идентичность для всей аудитории дискурса. Дискурс исламизма же переносит эту универсальность в контекст политики, тем самым охватывая в мусульманских странах максимально широкую аудиторию, так как абсолютно каждый мусульманин становится участником данного дискурса из-за апелляции исламистов к словесным конструкциям верующих, которые употребляются последними ежедневно и являются частью личной жизни.

Частью дискурса турецкого исламизма во второй половине 1990-ых гг. были несколько важных факторов, которые необходимо рассмотреть. Во-первых, это продолжавшее расти социальное расслоение, в результате которого население бедных регионов страны и прежде всего восточной ее части, посредством доминирования там исламистского дискурса (так как у уммы ничего, кроме религиозных текстов и самих себя, не оставалось), обеспечивало исламистов стабильно растущим электоратом. Во-вторых, следует понимать, что турецкий исламистский дискурс формировался в достаточно сложных условиях постоянного давления и угрозы в отношение его активаторов. Исламистская деятельность под теми или иными названиями запрещалась в стране, что заставляло исламистов идти на постоянные уступки относительно своих позиций. Это привело к тому, что к концу 1990-ых гг. значительная часть того, что и как говорили исламисты в рамках проповедей, политических дебатов или интервью сложно было назвать относящимся к традиционному исламистскому дискурсу. Эрбакан и его сопартийцы активно ссылались на новый либеральный курс страны, не шли на конфликт и кемалистами и пользовались доминирующей позицией пантюркистского дискурса среди населения в своих интересах. Фактически, исламистский дискурс в Турции, находясь в фактическом конфликте с прочими националистическими дискурсами в стране, был вынужден стать в глубокой мере интертекстуальным, чтобы свести все возможные издержки от данных конфликтов к минимуму. Из этого следует, что дискурсивное поле исламизма в Турции в конце 1990-ых гг. стремительно расширялось за счет роста своей целевой аудитории (в лице обнищавшего населения) и потенциальной аудитории (за счет своей интертекстуальности в отношение прочих дискурсов в более доминирующем положении).

Таким образом, в Турции сформировался сложный по своей природе национальный дискурс, составные дискурсы которого имели высокую степень интертекстуальности, так как их активаторы должны были достаточно оперативно реагировать на любые изменения в обществе. Националисты и исламисты, ранее представленные единственными партиями под управлением Тюркеша и Эрбакана соответственно, к концу 1990-ых гг. были представлены целым рядом различных партий и организаций, от умеренных до радикалов. «Национализм» же, при Кемале четко противопоставлявшийся «тюркизму», на исходе XX века все больше терял изначально заложенный смысл и все больше зависел от того, в рамках какого из турецких национальных дискурсов он упоминался. Фактически, все «шесть стрел» и характеризующие их определения, провозглашенные Ататюрком основами Турецкой республики, под влиянием внешних и внутренних обстоятельств поменяли изначально заложенную в них смысловую нагрузку, что в купе с либерализацией и породило всплеск политической жизни в Турции в 1990-ые гг.

На парламентских выборах в ВНСТ 1999 г. выше обозначенная партия Фазилет стала лишь третьей по числу голосов, уступив даже националистам из ПНД. Это фактическое поражение (в сравнении с предыдущими выборами) было связано, вероятнее всего в как таковой неоднородности исламистских рядов - одни оставались идейными представителями, другие в первую очередь отстаивали позиции своих тарикатов и общин. В 2001 г. Фазилет, как и Рефах до нее, была по решению Конституционного суда распущена, в результате породив партию Саадет («традиционалистов» Эрбакана и его сторонника Кутана) и Партию справедливости и развития («обновители» во главе с критиком Эрбакана, Реджепом Эрдоганом). Условное большинство в ВНСТ на выборах 1999 г. состояло из либералов из Демократической левой партии и Партии отечества и националистов из ПНД, которые всячески пытались разрешить экономический кризис в стране, связанный с завершением приватизации. Представители ПНД и ПО во многом расходились по своим взглядам, первые шли на конфликты с Европейским Союзом и желали дальнейшей эскалации турецко-курдского конфликта, вторые же всячески искали финансовую помощь вне страны для стабилизации турецкой экономики. Параллельно с этим в 2000 г. суд Анкары осудил Гюлена и его тарикат (активно действующий на евразийском пространстве), что еще более осложнило отношения между исламистами разного толка. Разногласия как между фракциями и партиями, так и сугубо внутри политических организаций, а также критическое состояние здоровья премьер-министра Бюлента Эджевита, заставили ВНСТ пойти по пути досрочных выборов в парламент в 2002 г. Закономерным итогом вышеописанных политического и экономического кризисов стало то, что Партия справедливости и развития Эрдогана получила больше трети голосов и возможность сформировать однопартийный правительственный кабинет, а единственной оппозиционной партией, прошедшей в ВНСТ, стала основанная еще Ататюрком Народно-республиканская партия, ставшая местом, куда уходили все политики-центристы, разочаровавшиеся в своих партиях.