Информационное противостояние СССР и США в начальный период холодной войны (1946-1949) на материалах газет "Правда", The Washington Post и The New York Times

«…нынешние протесты духовенства против нашей ядерной программы и оружия массового поражения снова доказывают, насколько проницательны были расчеты Москвы в том, что внутренняя разобщенность западных стран не только ожидаема, но и играет на руку политике русских» (Там же).

Политический прогноз появляется и на страницах Washington Post и звучит более пессимистично и ультимативно, чем у New York Times: «На прошлой неделе мы подошли к черте, за которой не видится более даже теоретической возможности заключения мира. Мы находимся на разделительной линии, после которой легче потерпеть неудачу, чем иметь успех, где шансы на новую войну куда выше и реальнее, чем шансы на мир»(WP, March 12, 1946). Озаглавлен текст «Черная неделя». Оценивая шансы успеха мирных переговоров, автор материала эксплуатирует страх перед новой войной, создавая негативный образ оппонента, который якобы не стремится к миру. Автором данного текста является У. Липпман, выпустивший позднее сборник под названием «Холодная война».

Более резкие заявления в New York Times появляются несколько дней спустя, 10 марта. Отметим, что они опубликованы от лица лондонского корреспондента. В этом прослеживается определенная тенденция: наиболее агрессивные тезисы высказываются якобы не от лица американцев. Данный текст выходит под заголовком «Вызов России: поднимите железный занавес! Пусть весь мир узнает Советскую Россию, и положим конец подозрениям». Переход метафоры Черчилля в газетный язык формирует штамп, который на долгие годы становится одним из самых употребляемых в печати.

Журналист сравнивает СССР с нацистской Германией предвоенного периода, используя манипулятивный прием переноса негативного образа: «В 1939 году мы пытались усмирить германскую манию величия, сегодня пытаемся умерить советскую манию преследования. Шансы на успех во втором случае примерно такие же, каковы были в первом» (The New York Times, March 10, 1946). Чтобы подчеркнуть различие между цивилизованным капиталистическим и диким социалистическим строем, автор вводит рассказ о визите советских футболистов в Лондон: «Эти спортсмены, никогда не бывавшие за границей, передвигались по Лондону с поражающей настороженностью, сравнимой разве что с африканской экспедицией охотников за головами. (…) Они даже не прикоснулись к сандвичам, предложенным им в футбольной ассоциации -- конечно, если Максим Горький, как все мы знаем, был отравлен за границей, то что же будет удивительного, если отравят и простых русских футболистов?». Ироническое начало, прослеживаемое в этом фрагменте, свидетельствует о желании изобразить соперника незначительным, слабым, мнительным, а значит, неопасным. Этот фрагмент также можно трактовать как попытку дискредитации советского образа жизни: граждане СССР никогда не бывали за рубежом, не знают, как себя вести в обществе, всего боятся и всех подозревают.

Ироничную оценку Washington Post дает и сторонникам СССР в американском обществе: «Сенатора Пеппера и его коллег можно поздравить с мужественным ответом на речь Черчилля. Кто является президентом США, Трумэн или Черчилль? Почему Черчилль должен указывать нам, какой должна быть наша политика, ведь даже его собственный народ открестился от него на последних выборах. Черчилль -- поджигатель войны, и настало время сенатору Пепперу сказать ему об этом» (The WP, March 8, 1946) Ирония достигается в данном фрагменте за счет диалогической цитации («поджигатель войны»), гиперболизации («мужественный ответ»), а также за счет риторического вопроса.

Активно используется метафоризация и эвфемизация при характеристике как советского строя, так и речи Черчилля: речь британского политика «была так же хороша, как богатый рождественский пудинг ушедших дней, без жесткой экономии и нехватки всего» (The WP, March 6, 1946), что касается СССР, то он «болен манией преследования», создавшийся в стране режим напоминает «теплицу», «таблетка умиротворения» -- это не то «лекарство», которое может помочь (см. The NYT, March 10, 1946, тот же текст). Характеризуя черчиллевское выступление, журналист спекулирует на ностальгических чувствах аудитории, создавая у нее позитивный образ спикера за счет помещения его в контекст приятных воспоминаний. Не называя напрямую власть в СССР диктатурой или тиранией, автор тем не менее настаивает на том, что текущий режим нужно менять, оказывая давление во время переговоров по послевоенному устройству мира. Наилучшим средством для этого автор видит психологическое оружие -- одно из средств ведения информационной войны Расторгуев С.П. Философия информационной войны. -- М.: Издательство: Вузовская книга, МПСИ, 2003.. Термин «холодная война» в тексте не используется, но взгляд на психологическое оружие как единственное эффективное средство воздействия на СССР говорит о намерениях западных стран не сотрудничать с Советским Союзом, а подчинять его политику своим интересам. Технологию такого влияния журналист видит в следующем:

«Западные державы вместо встречных территориальных претензий, должны добиваться действия психологического оружия, а именно: а) свободного доступа к иностранной периодике, книгам и фильмам в СССР; б) такого варианта советской цензуры (если без нее никак), которая бы обеспечивала свободную циркуляцию информации о внешнем мире по всей территории СССР; в) свободного доступа аккредитованных журналистов, парламентских комитетов и т.п. на советскую оккупационную территорию; г) отмены ограничений на посещение иностранцами СССР и советскими гражданами зарубежных стран; д) активного сотрудничества с западными государствами в вопросах организации программ обмена для студентов, преподавателей, писателей, рабочих и других специалистов на взаимной основе»(The NYT, там же). Реализация этих требований, очевидно, привела бы к эффективной пропаганде западного образа жизни.

В качестве доказательства общественного одобрения речи Черчилля New York Times приводит материалы из зарубежных изданий: «Де Голль делает ставку на мировой кризис /в тексте приведен комментарий президента Франции по поводу конфликта США и СССР, хоть это и не вынесено в заголовок -- прим.авт./» (The NYT, March 13, 1946), «Испанское радио защищает Черчилля перед Сталиным» (The NYT, March 15, 1946). Анализ данных текстов свидетельствует о попытке передать наиболее резкие суждения через третью сторону конфликта. Например, в первом из приведенных текстов: «Де Голль убежден, что в скором времени Россия обострит этот конфликт…», -- и во втором: «Внешняя и внутренняя советская пропаганда пытается убедить весь мир в том, что другим нациям нечем заняться, кроме как атаковать Россию. Поэтому Черчилль стал для Сталина врагом номер один».

Приводятся и обзоры публикаций советских газет. Как правило, они привлекают внимание громкими заголовками (установка на сенсационность в свете небольшого количества информации об СССР), но по содержанию представляют собой сухой пересказ с цитатами, практически без авторской оценки содержания. Рассмотрим примеры заголовочных комплексов: «“Правда” расценила речь Черчилля как угрозу новой войны/ Московская газета назвала британский план попыткой ликвидировать ООН и управлять миром с позиции силы» (The NYT, March 12, 1946), «Черчилль не запугал Советы, пишут “Известия”» (The WP, March 13, 1946). Сенсационность реализуется за счет использования аффективов с пейоративной окраской (угроза, ликвидировать, позиция силы).

Ставку на сенсационность также иллюстрирует попытка изданий привлечь внимание аудитории к теме за счет привязки любого события к фигуре Черчилля, популярной в то время в США. Так, например, в тексте New York Times под заголовком «Черчилль в молчании» (March 23, 1946) британский политик упоминается лишь в первом абзаце, а материал в целом представляет собой обзор СМИ. Заметка о митинге за укрепление советско-американских отношений выходит под заголовком «Черчилль одолен» (March 19, 1946).

После выхода интервью Сталина газете «Правда» в Washington Post выходит текст под заголовком «Сталинская тирада», в котором интервью советского лидера характеризуется как наглядный пример невозможности сотрудничества с Советами: «Огромная идеологическая пропасть между Россией и западными демократиями никогда не была более очевидной, чем после внеочередного выступления генералиссимуса Сталина, выдавшего тираду против Уинстона Черчилля. В этом пассаже советский диктатор противопоставляет политическую ситуацию в Польше, Югославии, Венгрии, Болгарии и Румынии ситуации в Великобритании» (WP, March 16, 1946). Отдельно хочется отметить использование характеристики «тирада» и ярлыка «диктатор», которые не появляются на страницах The New York Times (в публикациях данной газеты чаще используются слова Prime-Minister\Премьер-министр и statement\заявление). Это говорит о том, что The Washington Post придерживается более резкой позиции, в ней, в отличие от нью-йоркской газеты, не появляется текстов с позитивной или нейтральной оценкой советского режима, несмотря на одинаковую политическую окраску изданий.

Советская пресса долгое время не реагирует на выступление Черчилля. Вероятно, это связано с тем, что советская элита анализировала отклики общественности на данное событие, для того чтобы сформировать официальную позицию СССР. В пользу этой версии говорит порядок выхода материалов в газете «Правда», посвященных фултонской речи.

10 марта появляется «Международное обозрение», в котором напрямую не упоминается ни Черчилль, ни его выступление, но осуждаются «всевозможного рода инсинуации вокруг государств Восточной Европы, будто бы отделенных непроницаемой “завесой” от всего мира». То, что речь идет именно о черчиллевском заявлении, свидетельствует употребление лексемы «завеса», отсылающей нас к «железному занавесу». Поскольку советские граждане к моменту выхода текста еще не знакомы с содержанием выступления британского политика, этот прием лишь начинает формировать общественное возмущение, но пока безадресное: враг есть, но он не определен.

11 марта «Правда» выходит с передовицей «Черчилль бряцает оружием». В тексте активно используются штампы и ярлыки: «застрельщик антисоветской кампании», «гарцует на своем старом коньке, выступая против Советского Союза», «отравленные ядом и ненавистью к подлинной демократии слова», «воображает себя спасителем Европы от коммунизма», «господство политики силы», аудитории напоминают о прошлых антисоветских выступлениях Черчилля (метод исторических аналогий), придавая образу врага персонифицированный вид. Следует отметить расположение данного текста на передовице, что не характерно для текстов международной тематики в газете «Правда» -- это говорит о его программном характере: несмотря на то, что в данном выпуске есть еще материалы, посвященные фултонской речи, наиболее агрессивный из них оказывается на первой полосе. На четвертой полосе появляется пересказ содержания самого выступления в Фултоне, который в целом выдержан в нейтральном тоне и не содержит авторских комментариев (как и публикации американских газет в подобных случаях). В подбивку к нему появляются две короткие заметки: «Выступление Трумэна на пресс-конференции» и «Заявление бывшего американского посла в СССР Стэндли». Основная мысль обоих текстов: в Америке заранее не знали, о чем будет говорить Черчилль, и уверены, что Россия не стремится к агрессии. В этом проявляется установка считать Черчилля главным виновником ухудшения отношений СССР и Запада и также политика «частичной идеологии».

Ключевым текстом данного периода, наравне с собственно фултонской речью, является «Интервью тов. И.В. Сталина с корреспондентом “Правды” относительно речи г. Черчилля» (14 марта 1946 г.). Во-первых, потому что текст написан самим Сталиным, во-вторых, потому что слова первого человека в государстве можно расценивать как официальный ответ государства, в-третьих, потому что данный текст собирает воедино весь комплекс идеологем, которые функционировали во внешней пропаганде.

Контент-анализ данного текста показал, что наиболее сильной, с точки зрения Сталина, идеологемой является угроза новой войны -- именно этой теме он уделяет наибольшее внимание. Сталин заявляет, что «Черчилль стоит теперь на позиции поджигателя войны», что «Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей». Кроме очевидного навешивания ярлыков («поджигатель войны»), хочется отметить метод исторических параллелей, к которому прибегали и авторы американских газет. Обращение к эпохе фашизма и Гитлеру персонально отражает самые главные страхи послевоенного общества, а также выглядит наиболее эффективным, поскольку память об этих событиях еще свежа. Следует также подчеркнуть, что в советском обществе эта идеологема обладает накопленным негативным смыслом и активно используется в пропаганде и в последующие периодыБыстров Н.П. Газета «Правда» и закрепление идеологемы «фашизм» в массовом сознании (Пропагандистская кампания против И.Броз Тито 1948-1953гг) // Вестник Российского государственного гуманитарного университета, №11. 2008. .

На втором месте по значимости и силе воздействия стоит идея мирового пролетариата -- расширение социалистического лагеря. Вероятно, столь пристальное внимание Сталина к этой теме связано не только с интересами СССР по расширению своей зоны влияния, но и с необходимостью ответить на обвинения Черчилля в экспансионизме. В пользу этого тезиса говорят следующие слова советского главы: «г-н Черчилль квалифицирует все это, как не имеющие границ “экспансионистские тенденции” Советского Союза…г. Черчилль грубо и беспардонно клевещет здесь как на Москву, так и на поименованные соседние с СССР государства», «Как можно, не сойдя с ума, квалифицировать мирные стремления Советского Союза, как экспансионистские тенденции нашего государства?».

Для подкрепления своих обвинительных тезисов в адрес Черчилля советская печать использует прием обращения к авторитетам: на протяжении нескольких дней публикуются отклики влиятельных лиц, преимущественно сочувствующих коммунистической идеологии, в поддержку Советского Союза. На страницах «Правды» появляются выступления генерального секретаря федерации профсоюзов Луи Сайяна (13 марта 1946 г.), Бернарда Шоу и Джона Пристли (14 марта 1946 г.), анонимного американского военного (15 марта 1946 г.). О выборочности подбора информации свидетельствует и обзор иностранной прессы «Отклики иностранной печати на интервью тов. И.В. Сталина с корреспондентом “Правды” относительно речи г. Черчилля» (15 марта 1946 г.). Среди анализируемых государств преобладают социалистические, либо те, в которых социалистические взгляды очень популярны: Польша, Китай, Швеция, Греция, Болгария. Несмотря на то, что самые читаемые газеты Англии и США дали свою оценку сталинскому выступлению (например, WP), эти СМИ не упоминаются в обзоре. В блоке о США речь идет только о нью-йоркском радио и радио Сан-Франциско, а также о «последних изданиях вечерних газет», поместивших «сообщение об интервью И.В. Сталина под огромными заголовками». Отсутствие цитирования, а также неинформативные сообщения, говорящие лишь о факте публикации, но не об ее содержании, свидетельствуют о попытке манипуляции информацией: сообщение об огромных заголовках должно создать впечатление о большом интересе американской печати к интервью Сталина, но отсутствие в обзоре самого заголовка или цитат из текста дает понять, что характер содержания этих публикаций не пригоден для цитирования в партийной газете.

Таким образом, газета «Правда» создает следующую картину событий, разворачивавшихся после фултонского выступления Черчилля. Бывший британский премьер -- «поджигатель войны», антисоветчик, стремящийся «посеять семена раздора» между союзными государствами. Мировая общественность не одобряет его идей и выступает в поддержку Советского Союза. Отсутствие перепечаток или обзоров американской прессы, критикующей СССР и поддерживающей Черчилля, говорит в пользу тезиса о «частичной идеологии»: советская печать выступает с точечной критикой отдельных личностей, избегая осуждения американской политики. Объяснить это можно заинтересованностью политической элиты СССР в получении кредитов от западных государств. Об этом свидетельствует и публикация, появившаяся в Washington Post, под заголовком «Кредит для России»: «Ни один вопрос не является таким важным и животрепещущим сейчас, как кредит для России» (March 7, 1946).

Между тем, американская пресса довольно резко отзывается о сталинском интервью, называя его «тирадой диктатора» (WP), а предложения Черчилля признает «спасением англо-американского военно-политического сотрудничества» (NYT). Американские газеты говорят о необходимости давления на СССР с помощью психологического оружия с целью изменения существующего там политического режима. Однако появляются и нейтральные публикации, не выражающие агрессивных идей, но в большинстве случаев это просто перепечатки советских материалов.

В этом видится различие между американской и советской печатной пропагандой: советские специалисты настраивают на запрете трансляции противоположной точки зрения, иначе пропаганда будет неэффективнаСкуленко М.И. Журналистика и пропаганда. -- Киев. Издательство при Киевском государственном университете, издательское объединение «Вища школа», 1987. С. 143., американская же печать дает слово противоположной стороне, но лишь для того, чтобы показать ее несостоятельность. Публикации для перепечатки выбираются наиболее резкие и агрессивные, а сочувствующие советской стороне персоны изображаются в комическом, ироническом ключе.

Что касается приемов, используемых прессой обоих государств, то они в целом совпадают. Среди выявленных методов преобладают следующие:

а) Метод исторических аналогий и, неразрывно связанный с ним в данной ситуации, метод эксплуатации страха перемен.

Связь данных методов и их активное использование обусловлено общим недалеким прошлым западных стран и СССР, а именно победой над фашистской Германией. Страх перед возрождением фашизма и новой кровопролитной войной делает эти методы эффективными в создании образа потенциального врага, поскольку идеологема «фашист» обладает крайне негативным смыслом.

б) Метод навешивания ярлыков и использование штампов.

Этот метод также связан с недалеким прошлым государств, поскольку ярлыки, используемые на начальном этапе холодной войны, в большей части пришли из пропаганды предыдущего, военного периода: «поджигатель войны», «фашист», «варвар». Однако начинают формироваться и новые, свойственные в дальнейшем всему периоду холодной войны, речевые клише: «железный занавес», «реакционер», «диктатор», «тиран». Многие из них уже использовались в другие исторические периоды, однако отходили на второй план в военное время, но стали актуальны в новом противостоянии.

в) Метод политического прогноза.

Исследователи политических технологий обычно объединяют этот метод с рассмотренным ранее методом эксплуатации страха, но, на наш взгляд, в данной ситуации будет уместным разделить их, поскольку политический прогноз в американской журналистике использует и позитивный опыт прошлого при прогнозировании будущего, а не только основывается на запугивании. Именно так ситуация обстоит с прогнозированием развития англо-американских отношений.

г) Метод использования групп влияния (обращение к авторитетам).

Активное использование именно этого метода обеими сторонами обусловлено не только тематической спецификой и пропагандистскими задачами, но и ролью журналистики как транслятора мнений. Манипулятивность проявляется в подборе экспертных оценок по идеологическому признаку.

Благодаря активному использованию обеими сторонами именно последнего метода, на первый план в информационном поле выдвигается фигура У. Черчилля. Его появление на страницах печати решает разные задачи. В советской прессе эта фигура становится олицетворением зла и решает задачу поиска внешнего врага, в американской -- помогает реализовывать установку на сенсационность, поскольку является очень популярной в американском обществе и находится в связи с малоизученной темой (СССР), а также выступает в качестве транслятора пока еще спорных идей. На примере Черчилля американские власти получили возможность изучить общественное мнение по вопросу конфронтации с СССР Злобин Н. Америка и Россия на пороге XXI века: новая холодная война? // Континент, 2000. №105. URL http://magazines.russ.ru/continent/2000/105/zlobin.html. .

2.2 Берлинский кризис в отражении газет «Правда», The New York Times и The Washington Post

В отличие от фултонской речи, берлинский кризис явление не однодневное, и освещалось в СМИ обоих государств на протяжении двух лет: с 1947 по 1949 гг. Конечно, и по окончании этого периода Германия являлась одной из центральных тем в американской и советской прессе, однако после 1949 г. данный вопрос не рассматривался нами, поскольку формально Берлинский кризис можно было считать исчерпанным -- он привел к созданию двух государств на территории Германии.

Нами рассматривался период с декабря 1947 г., когда США приняли решение о прекращении репарационных поставок в СССР Лавренов С. Я, Попов И. М. Советский Союз в локальных войнах и конфликтах. -- М.: ACT; Астрель, 2003. С. 112.. В это же время в Лондоне происходила очередная, крайне неудачная, встреча Совета министров иностранных дел СССР, Англии, Франции и США (СМИД). Стороны не смогли договориться ни о содержании мирного договора с Германией, ни о создании единого германского правительства.

Ежедневно на протяжении всего декабря «Правда» давала подробный отчет о деятельности СМИД. В газете регулярно появлялись материалы, посвященные этой теме, в самых разных жанрах, включая как отчеты с заседаний, так и заметки, репортажи, международные обозрения. Остановимся на некоторых из них, чтобы понять характер этой информации.

Сессия началась 25 ноября, однако обвинительные речи в адрес западных союзников в советской печати стали появляться в начале декабря, когда представители США, Великобритании и Франции отказались поддержать предложение советской делегации отказаться от идеи создания германских правительств в отдельных оккупационных зонах.

В номере от 2 декабря 1947 г. в отчете «На Лондонской сессии Совета министров иностранных дел» на целой полосе раскрывается суть противоречий между участниками совещания. Данная публикация выбрана еще и потому, что в ней описывается заседание под председательством министра иностранных дел СССР В. Молотова.

«Советская делегация считает, что нашей задачей является установление демократического мира в Европе. Это означает, между прочим, что мы должны добиться превращения старой агрессивной Германии в новую демократическую миролюбивую Германию. /…/ Если же мы не верим в то, что Германию можно сделать миролюбивым демократическим государством, тогда, конечно, иное дело; тогда будет понятна политика рассматривать Германию не как будущее самостоятельное независимое государство, а как государство, обреченное на постоянную зависимость от других стран. С этой антидемократической политикой Советский Союз не может согласиться».

Речь в данном отрывке идет о включении в будущую конституцию Германии пункта, согласно которому, в случае нарушения мирного договора, по ходатайству одного из государств-победителей, Германии придется вносить поправки в главный закон страны. Против этой инициативы выступает Советский Союз.

Далее в том же материале «Правда» раскрываются истинные, по мнению советской делегации, цели этой инициативы:

«Таким образом было разоблачено подлинное существо американского предложения, предусматривающего создание удобного повода для произвольного вмешательства во внутренние дела будущей демократической Германии и для ревизии ее конституции по желанию той или иной державы, ныне контролирующей Германию».

На примере этого текста видна произошедшая за полтора года эволюция образа врага: теперь уже не Великобритания в лице какого-либо политика является главным соперником Советского Союза, а Соединенные Штаты Америки. Европейские государства превращаются из активных врагов в пассивных жертв, которые вынуждены действовать против СССР под давлением США. Этот тезис подтверждается и последующими публикациями, рассмотренными ниже. На первый план выходит прием демонизации врага: «разоблачено подлинное существо», «произвольное вмешательство».

Жанр отчета оставляет мало свободы для выражения личного мнения журналиста, все заявления нужно считать исходящими от советской делегации -- газета выступает в качестве их транслятора. Однако материал, опубликованный в том же номере на той же полосе сразу под отчетом, позволяет нам воссоздать полную информационную картину события. Первый абзац текста под заголовком «Первая неделя в Лондоне» дает понять читателю, что перед ним репортаж о Лондоне периода сессии СМИД: автор описывает лондонцев, которые ежедневно приходят к особняку Ланкастер-хаус, чтобы узнать свежие новости о заседании. Однако уже во втором абзаце журналист переходит к оценке первых принятых решений:

«Если говорить об итогах первой недели работы сессии, то они сводятся в основном к тому, что перед международным общественным мнением предстали в рельефной форме два плана организации послевоенного мира -- план демократического мира и план мира империалистического». Перед нами снова попытка воздействия с помощью политического прогноза, подкрепленная семантическим манипулированием: советский план -- демократический, западный -- империалистический. Используя слова с контрастной ценностной окраской, автор внушает априори негативное отношение к любым дальнейшим американским предложениям.

Далее в том же тексте: «Применительно к Германии империалистический мир означает ее расчленение и превращение ее западных зон в военную базу англо-американского империализма в центре Европы. /…/ Все точки над “и” были поставлены, когда представители США, Великобритании и Франции отказались поддержать предложение советской делегации, отвергающее проекты создания отдельных “правительств” для тех или иных зон Германии. Тем самым было наглядно подтверждено, что кое-кто прибыл на Лондонскую конференцию с готовым планом расчленения Германии. Знаменательное саморазоблачение!»

В данном отрывке видна попытка давления на аудиторию с помощью самоочевидных заявлений, лишенных аргументации. Поскольку текст не содержит ни прямой речи, ни косвенного пересказа мнения противоположной стороны, выходит, что журналистское мнение выдается за неопровержимый факт. Апелляция к эмоциональному (восклицательное последнее предложение с экспрессивным лексическим составом) также способствует формированию у аудитории нужного журналисту негативного отношения к западным странам.

При освещении событий в Германии периода Лондонской конференции также активно используется выделенная нами идеологема «фашизм» применительно к промышленникам и бизнесменам, действующим на территории западных оккупационных зон.

Например, в материале от 3 декабря «Фашизм в “Бизонии”» мы видим эту идеологему уже в заголовке. В самом тексте встречаем следующие тезисы: американский генерал Клей объявил о начале «широко задуманного антикоммунистического похода», носящего «пропагандистский характер», методы борьбы Клея мало чем отличаются от «фашистских методов, применявшихся в гитлеровской Германии», «фашистско-полицейские службы в “Бизонии” уже вышли из организационного периода. Они пущены в дело и занимают свое место в клейевском антикоммунистическом походе». В данном материале с фашизмом ассоциируются полицейские службы западной оккупационной зоны Германии, что настраивает читателя против оккупантов этих зон в лице, в первую очередь, США. Использование речевого клише «антикоммунистический поход», использовавшегося Сталиным для описания намерений Черчилля в 1946 г. создает логическую связь между предложениями британского политика и текущими действиями оккупационных властей, расширяя и закрепляя в сознании аудитории образ внешнего врага.

В материале «Дельцы в “Бизонии” и уроки прошлого» от 20 декабря 1947 г. идеологема «фашизм» переносится на экономическую почву. В тексте идет речь о немецких промышленниках, финансировавших гитлеровскую партию в довоенное и военное время и теперь освобождаемых от судебного преследования оккупационными войсками. Говоря об этих людях, журналист использует такие обороты как «осмелевшие фашисты», «матерый фашист», подчеркивая неизменность взглядов этих лиц. Подводя итог истории, автор вновь возвращается к проблеме американского империализма, на службе которого теперь стоят промышленники-фашисты:

«Долларовая задолженность всё больше опутывает Западную Германию, колонизируемую американским капиталом. Американский империализм проводит политику шантажа и наживы. /…/ Современные мюнхенцы сознательно надевают на себя ярмо вассалов американского империализма».

Этой же теме посвящена статья «Американская программа закабаления Европы» от 29 декабря 1947 г. Здесь главным оружием американской экспансии называется план Маршалла, получивший крайне негативную оценку со стороны СССР. «Правда» пишет, что «Европа должна превратиться в колонию, производящую товары из привозного сырья, поставляющая в свою очередь сырье и полуфабрикаты, выплачивающую проценты на капиталовложения». Тема колонизации Европы, как мы видим, становится одной из основных в период Берлинского кризиса. План Маршалла будет занимать одно из центральных мест в освещении международной тематики в следующем, 1948 г.

Последний в 1947 г. номер «Правды» от 31 декабря выходит с большой итоговой статьей, посвященной Лондонскому совещанию, -- «Об итогах Лондонского совещания Министров иностранных дел/ Заявление В.М. Молотова представителям советской печати». Уже из названия текста ясно, что это официальная позиция СССР, что именно такого мнения должны придерживаться советские газеты. Основной посыл, содержащийся в этом материале: СССР сделал всё возможное для мирного урегулирования отношений с послевоенной Германией, однако практически все предложения советской делегации были отвергнуты союзниками; в провале конференции Советский Союз не виноват. Об этом свидетельствуют следующие слова: «Только Советский Союз последовательно отстаивает позицию восстановления единства Германии. Что же касается других трех держав, то их позиции в этом вопросе означают политику не единства, а распада Германии, политику отделения западных зон от остальной Германии, что уже привело к фактическому расколу Германии». Далее в заявлении говорится о последствиях такой политики и антикоммунистической угрозе: «Эту политику могут использовать в своих интересах также те немецкие реакционеры, включая и старых милитаристов, которые хотели бы идею единства Германии прибрать к своим рукам, дабы использовать ее в своих антидемократических и империалистических целях». Перед нами снова политический прогноз, навешивание ярлыков «реакционер», «милитарист», а также семантическое манипулирование «антидемократический, империалистический».

В провале конференции советское руководство винит ультимативную позицию США, которая неприемлема с точки зрения СССР: «Эта политика диктата не могла не встретить отпора со стороны Советского Союза. Эта политика диктата со стороны США и привела к провалу Лондонского совещания».

В это же время американская пресса дает противоречивую оценку переговорам СМИД. В New York Times появляется публикация под провокационным заголовком «Спарринг Молотова в Большой Четверке/ “Лондон Обсервес” заявляет, что он пытается выиграть время и остановить раскол Германии» (The NYT, December 1, 1947), где анализируются первые результаты встречи министров. Автор дает положительную оценку деятельности советского представителя, хотя и ссылается при этом на третью сторону, как это уже было во времена фултонской речи: «…если рассматривать эту конференцию по правилам борьбы -- которой она и является -- то советский министр иностранных дел выиграл несколько первых раундов». Очередное метафорическое изображение показывает конфликтный характер отношений между СССР и США. В том же выпуске появляется заметка «Немецкие коммунисты атакуют Запад» (The NYT, December 1, 1947), убеждающая читателей в том, что советские призывы к единству Германии -- только пропагандистский миф: «Немецкие коммунисты запустили сегодня пропагандистскую кампанию, призванную убедить германцев, что Молотов -- единственный защитник германского единства на лондонской конференции министров иностранных дел».

Далее происходит закрепление тезиса о нежелании Советского Союза объединить Германию. Как и в любом политическом мифе, в этом создается герой и антигерой. Как уже очевидно из текущего анализа, антигероем становится В. Молотов, героем же -- госсекретарь США Дж. Маршалл. Американская пресса разрабатывает эти образы на материалах конференции: 6 декабря обе рассматриваемые нами газеты выходят с материалами, раскрывающими конфликт между Молотовым и Маршаллом: «Маршалл спрашивает об условиях русских по Германии» (The WP), «Маршалл спросил Молотова о конкретных целях в Германии» (The NYT). Подчеркивая беспредметность советской позиции по берлинскому вопросу, Washington Post приводит такую параллель: «Госсекретарь США Джордж С. Маршалл призвал советского министра иностранных дел В.М. Молотова назвать цену русских за единство Германии. Молотов ответил новой атакой на политику западных держав в Германии». New York Times уделяет больше внимание собственно Маршаллу, создавая его речевой портрет: «Он никогда не был более прямолинеен и в его словах появилась новая, непривычная нота сарказма. Он попытался вернуть Молотова к суровой реальности». Используя лексему «непривычная», автор подчеркивает, что действовать жесткими мерами США вынуждает несговорчивость СССР. Далее раскрывается суть американского плана мирного существования Германии: «Секретарь подчеркнул необходимость экономического единства Германии, прежде чем на ее территории появится какое-либо правительство, и также заявил, что Соединенные Штаты хотят “реального правительства, а не его видимости”». Эти заявления по смыслу полностью соответствуют тому, что «Правда» пишет о советских намерениях в Германии. Примечательно, что в скором времени западные государства начинают сепаратную денежную реформу в своих оккупационных зонах.

Выборочный подбор и специфическая подача информации также подтверждают попытку манипулировать общественным сознанием: New York Times публикует «Текст советский предложений по Германии», однако в лиде оговаривается, что первые два пункта -- это официальный перевод, а третий -- неофициальный. Именно в третьем пункте говорится о советских планах централизованного управления Германием -- главном предмете споров между западными странами и СССР. Его передача в вольном переводе не дает никакой гарантии на объективную передачу информации.

В феврале 1948 г. «Правда» вновь критикует американские и английские оккупационные власти Германии, теперь за планы проведения денежной реформы в западных зонах.

«…сепаратная денежная реформа в одной или нескольких зонах фактически означала бы превращение зональных демаркационных линий в государственные границы, т.е., иными словами, означала бы опасное углубление начатого англо-американцами раскола Германии. По мнению газеты христианских демократов “Нейе цейт”, проведение сепаратной денежной реформы равнозначно образованию на немецкой территории двух государств», -- пишет «Правда» в номере от 10 февраля 1948 г. в материале «Денежная реформа и единство Германии». Здесь мы видим использование одного из распространенных приемов газеты, когда мнение советского правительства подкрепляется публикациями из иностранной прессы.