Р.Энтман, рассматривая теорию фрейминга, акцентирует свое внимание на таких явлениях, как смещение и выпуклость. Он следует идее о то, что главное во фреймировании - селекция события, его параметров и характеристик, выделения этих атрибутивных элементов и отведение им наиболее «заметного» места в медиа материалах, то есть придание некоторой «выпуклости». Благодаря такому явлению, какие-то события приобретают в глазах потребителя медиа контента большее значение, что позволяет ему запомнить его лучше остальных. Степень выпуклости здесь тоже играет роль, она может регулироваться при помощи, например, частотности повторений или ассоциаций. От нее также может напрямую зависеть то, в какую когнитивную схему попадут данные, где они будут обрабатываться, в окружении каких именно культурных кодов и в каком случае будет воспроизводится человеком.

При этом также помимо выпуклости Энтман уделяет особое внимание «смещениям» («bias»). Он выделяет два вида смещений: контентное и смещение в принятии решений. Entman, R.M. Framing bias: Media in the distribution of power // Journal of Communication. - 2007. - № 57. - p. 166. Первое представляет собой предоставление единственного взгляда на возникшую ситуацию или событие, а второе относится к существующим предубеждениям автора медиатекста. Интересно, что смещение может способствовать возникновению медиафреймов, а также может быть причиной возникновения фрейминг эффекта.

Фрейминг эффект представляет собой следствие искажения контекста или воздействия на когнитивный процесс посредством семантических манипуляций. Исследователями предлагаются два варианта эффекта фрейминга: один происходит в рамках присутствия аналогичных сообщений, которые при этом обладают некоторыми отличиями, могут освещаться в негативном или напротив положительном контексте; второй формируется при помощи использования вспомогательных элементов при освещении ситуации. Именно эти элементы и вторичные характеристики помогают сконструировать точку зрения потребителя медиа контента, контролировать формирование когнитивной схемы, а также ее наполнение необходимыми смысловыми категориями. Вообще само возникновения эффекта от фрейминга предопределяется наличием уже некоего контекста ситуации, на который можно было бы наложить новое или усилить старое восприятие. Это становится одной из ключевых причин постоянного повторения СМИ тех или иных событий таким образом, чтобы контакт потребителя медиа с необходимым контентом был постоянным. Благодаря этому и происходит некоторое осаждение самого контекста в сознании человека, что в итоге становится основанием или фундаментом при получении новых данных.

Есть также своего рода угроза, когда фрейминг эффект может быть искажен в случае, если когнитивные процессы потребителя контента испытывают стороннее давление с обратной позицией, или человек применяет критическое мышление, стараясь изолировать свои решения и выводы от побочных предубеждений и предвзятости. Chong D., Druckman J. N. Framing theory //Annu. Rev. Polit. Sci. - 2007. - Т. 10. - С. 103-126.

Процессы идентификация новостных фреймов отличаются друг от друга, согласно основаниям их поиска или формирования. В настоящее время наиболее распространёнными являются следующие подходы: индуктивный и дедуктивный.

Первый предполагает собой поиск фреймов в самих текстах. Главное в нем - это исключение уже построенных фреймов и фокус внимания на семантическом анализе отдельно существующих друг от друга смысловых категорий в медиа материалах.

При дедуктивном методе идентификации фреймов автор готовит последние еще до начала анализа медиа текстов. Дедуктивный подход предполагает несколько шагов работы: определение фундаментальных элементов выбранного фрейма, формирование пула фрейм-ключей. Затем только начинает осуществляться накопление этих ключей, формирующих категории.

Оба подхода подвергаются постоянной критике со стороны исследователей коммуникаций, так как остаются весьма субъективными. Именно поэтому вокруг процесса идентификации новостных фреймов до сих пор существует неразрешенная научная дискуссия. Entman R. M. Framing: Toward clarification of a fractured paradigm //Journal of communication. - 1993. - Т. 43. - №. 4. - С. 51-58.

Таким образом, фрейминг - сложное комплексное понятие. В академической среде было предложено 7 моделей фрейминга. Наиболее любопытной в рамках данного исследования моделью выступила модель фрейминга новостей. Именно она обусловлена использованием фрейм-инструментов ради воздействия на когнитивные процессы человека, главным из которых в итоге должен выступить сам эффект фрейминга. Данные фрейм-инструменты и выступят объектом исследования в данной работе. Перед автором стоит задача выяснить, могут ли инструменты фрейминга новости выступать впоследствии инструментами мягкой силы целого государства.

Глава 2. Политизация СМИ: медиа как инструмент политической коммуникации в мире глобальной интеграции

2.1 Легитимность в условиях глобализации: международное признание демократичности политических процессов и мягкая сила

В организационной структуре миропорядка каждое государство представляет собой некое ядро политической системы. Изначально каждое такое ядро существовало сепаративно от другого, преимущественно. И каждое ядро представляло собой именно национальное государство, которое в свою очередь обладает высшей юрисдикцией на территории, которая ему принадлежит; претендует на абсолютную монополию принудительной власти и средств насилия; при этом безликую структуру власти; а также признается легитимным со стороны лояльных граждан, проживающих в этом государстве. Оглезнев В.В. Трансформация государственной власти в условиях глобализации: социально-филосовский анализ // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. - 2008. - №2 (3). Со времен Второй мировой войны такой именно тип государственности становится превалирующим и именно современное национальное государство начинает занимать ключевое место в новом мировом порядке.

Существуют также определённые политические формы, которые характерны современному национальному государству. К ним относятся представительная или либеральная демократия. В рамках последней все решения, которые оказывают какое-либо влияние на внутреннее сообщество, принимаются исключительно той группой, которая была избрана путем голосования, то есть и получения власти со стороны лояльных граждан с учетом веры в легитимность их деятельности, а также согласно всем известным нормам права. При этом, либеральной демократии также характерны следующие критерии: конституционные гаранты контроля деятельности правительства; существование равных, свободных и справедливых выборов с целью мирного и регулярного замещения руководящих лиц; право участия в выборах и ценности каждого голоса, кроме законных исключений; право быть выдвинутым и избранным; право свободной критики существующего политического, экономического и социального строев; доступ к информации; право на создание или участие в независимых союзах и объединениях с целью осуществления изменений в существующих политических, экономических или социальных порядках с условием того, что действия, сопутствующие достижению цели будут мирными и не включающими в себя излишнюю агрессию, дискриминацию и насилие. Хелд Д., Гольдблатт Д., Макгрю Э., Перратон Дж. Глобальные трансформации: Политика, экономика, культура. - ISBN 5-901574-35-4 изд. - М.: Праксис, 2004. - С. 576.

Согласно работам конца XX века таких авторов как Джеффри Де К.Уолкер (1988), Уильям И. Коннолли (1991), Энтони Макгрю 1997, распространение либерально демократии происходило в рамках достаточно лимитированного политического пространства как раз в силу того, что базировалось оно на не так давно зародившемся концепте современного национального государства. Но так или иначе уже с конца XIX и в XX вв. начались процессы демократизации государств, а либеральная демократия при этом стала, пожалуй, доминирующим типом строя, характерного современному национальному государству. Совсем другой вопрос о качестве демократии, соответствует ли в государстве набор необходимых характеристик критериям такого типа демократии или нет, существует ли она формально или номинально отвечает всем заявленным критериям. Интересно, что известный американский социолог и политолог Сэмюэль Хантингтон в своей работе от 1991 года выделил три «волны» демократизации государств мира. В конце 80х и начале 90х годов Советский союз вошел в третью «волну». С тех пор Россия также считается демократической страной.

Сила структур руководства, а также демократическая подотчетность в совокупности с системами представительства несомненно обладают таким свойством, как территориальная ограниченность, то есть действие их распространяется сугубо на территории того или иного национального государства. Именно из-за этого происходит некое разграничение и таких векторов деятельности государства, как внутренняя и внешняя политика. С учетом особенностей либеральной демократии ей все же характерны такого рода разграничения в связи с преследованием национальных интересов на международной арене, предоставлением демократических прав гражданам исключительно своего государства без оглядки на иностранцев, существование своего рода «недемократических» отношений между государствами с учетом присутствия своего рода демократии внутри страны. Таким образом, казалось бы, каждое национальное государство живет вне зависимости от другого. Но такая мысль в современном мире кажется даже абсурдной. Жестких границ больше не существует, железных занавесов тоже, как и раздельных информационных пространств. Вокруг сплошные признаки «глобальной политики» и политической глобализации. Хелд Д., Гольдблатт Д., Макгрю Э., Перратон Дж. Глобальные трансформации: Политика, экономика, культура. - ISBN 5-901574-35-4 изд. - М.: Праксис, 2004. - С. 576.

Процессы глобализации опять же объясняются рядом причин. С глобализацией открываются не только двери для межкультурной коммуникации, обмена знаниями или даже экономическими ресурсами. С глобализацией в некотором роде размываются национальные суверенитеты, при этом происходит это часто вопреки воле и желанию самих государств, а скорее под давлением формирующихся в последние десятилетия наднациональных институтов. Гринин Л.Е. Национальный суверенитет и процессы глобализации // Полис. - 2008. - № 1. - С. 123. В современной академической литературе единого определения такому многогранному понятию, как глобализация, так и не было дано. Можно лишь сказать, что это процесс, благодаря которому или же даже из-за которого до этого отдельно существовавшие субъекты мира становятся зависимыми один от другого и непосредственно связанными друг с другом. В таких условиях общей мировой структуре свойственны "резкое усиление и усложнение взаимных связей в основных областях экономической, политической и общественной жизни, приобретающих планетарные масштабы". Гринин Л.Е. Национальный суверенитет и процессы глобализации // Полис. - 2008. - № 1. - С. 123. В первую очередь, речь тут, конечно же, все же об экономических связях, которые, кстати говоря, приобрели уже сейчас такую плотность, что едва ли могут быть разорваны. Но при этом наглядной характеристикой современного устройства мира служит тот факт, что уже в самом начале XXI века более 70% мировых ресурсов, в данном случае экономических, то есть производства, торговли и потребления принадлежали Западу, население которого не составляет более 15% от всего населения Земли. Кувалдин В.Б. Глобализация,национальное государство и новый миропорядок // Полития. - 2002. - №2. - С. 37-51. Таким образом, определяя глобализацию как процесс взаимосвязей, важно отметить, что процесс этот отличается асимметричностью, но остается совершенно необратимым или по крайней мере чрезвычайно сложным к его исключению. Гринин Л.Е. Национальный суверенитет и процессы глобализации // Полис. - 2008. - № 1. - С. 123.

Итак, глобализация отрицает национальные государства. Последнее, с его существующими внутренними установками, ценностями, культурами, понятиями, сложно интегрируется в мир, где все эти нормы и ценности начинают приобретать унифицированный характер. Информационная революция, появление единого информационного пространства, преображение бизнес-потоков, проходящих через весь мир, бесконечный обмен знаниями и культурой, миграционные потоки, появление поп-культуры, доступной для всего земного шара и другие процессы, способствующие уплотнению каких-либо связей в мире, становятся причиной некоторой дестабилизации государственной монополии. Граждане начинают обладать большим знанием и большей силой для активного и осознанного участия в политических процессах. При этом, даже в таких, казалось бы, удручающих условиях государства адаптируются к новым условиям глобальных процессов и даже используют их в своих интересах. Управляемость становится одной из превалирующих задач, стоящих перед государствами, как властными структурами: происходит формирование нового миропорядка, объединенного унифицированными основами в правовой, экономической, политической, социальной сферах.

Кроме того, теперь, когда шаги одного влияют на результаты другого, выгода одного не обязательно влечет за собой потери другого. А проблема, существующая в одном государстве, не обязательно останется только в нем. Скорее к ее решению будут привлечены и другие, для которых в настоящих условиях ее разрешение будет таким же стратегически важным событием, как и для первого. Так формируется сотрудничество и партнерство среди стран и их правительств.

В итоге границы между внутренней и внешней политикой стираются и открываются возможности к взаимодействию на различных уровнях с формированием совместных векторов развития. Вот почему внутриполитические события приобретают совсем иную ценность на международной арене в рамках глобальных процессов. Всего несколько десятилетий превратили разрозненных граждан отдельных государств в мегаобщество, соединенное хаотичными связями, коммуникациями, ценностями, установками, понятиями, режимами, институтами, капиталами, знаниями, модой, оружием, преступлениями, вопросами окружающей среды или освоением космоса, верованиями и иными сферами человеческой деятельности. Это меняет и фундаментальные категории, к которым мы привыкли и в рамках которых строится мировой уклад и порядок, а также жизнь социума в целом. Кувалдин В.Б. Глобализация, национальное государство и новый миропорядок // Полития. - 2002. - №2. - С. 37-51. Именно это становится залогом изменений политики контроля и регуляции внутренних и внешних процессов. И так рождается глобальная политика.

Итак, из состояния «изолированных цивилизаций» или же существующего мирового сообщества государств, мир стал глобальной взаимосвязанной системой, в которой бесконечный поток обмена и неравенства строит новые модели власти.

В работе политологов Д. Хелда, Д. Гольдблатта, Э. Макгрю и Дж. Перратона авторами предлагается к рассмотрению такое понятие как глобальная политика, которая в свою очередь определяется в качестве термина, «характеризующего протяженность политических отношений в пространстве и времени, а также распространение политической власти и политической активности за пределами современного национального государства». Хелд Д., Гольдблатт Д., Макгрю Э., Перратон Дж. Глобальные трансформации: Политика, экономика, культура. - ISBN 5-901574-35-4 изд. - М.: Праксис, 2004. - С. 576. Так, политические решения, даже внутренние, могут сыграть свою роль на международной арене в целом. Более того, средства массовой коммуникации тут могут стать посредником или причиной преобразования локального статуса политических действий во всеобщий международный, что в свою очередь способствует своего рода «углублению» глобальных политических процессов, и наоборот глобальные события могут оказать моментальное воздействие на локальные решения.

Концепция «глобальной политики» преобразовывает классические представления, которые заложены в традиционные идеи «политического», Там же. о раздельном существовании внутригосударственной политики, включающей в себя территориальную и внутреннюю, и международной.

Несмотря на то, что правительства стран все еще представляют собой влиятельные структурные единицы, в то же время в их число с равной силой теперь входят различные властные организации или наднациональные институты. Глобальная арена теперь многовластная «смешанная система действующих лиц», Хелд Д., Гольдблатт Д., Макгрю Э., Перратон Дж. Глобальные трансформации: Политика, экономика, культура. - ISBN 5-901574-35-4 изд. - М.: Праксис, 2004. - С. 576 тогда как это становится уже в некотором роде противоречием общепринятой системе международных отношений - Вестфальской, Лебедева М.М. Мировая политика и международные отношения на пороге нового тысячелетия. - ISBN 5-93101-058-0 изд. - М.: Издательский центр научных и учебных программ, 2000. - С. 156. с тремя ее столпами в виде государственного суверенитета, принципа правового равенства, а также принципа невмешательства во внутренние дела другого государства. Зонова Т.В. Вестфальская система / Т.В. Зонова // Вестник МГИМО - Университета. - 2008. - No 1. - С. 78- 80. Едва ли этому можно найти неискаженное отражение в современном мире.

Таким образом, многие политические концепты получили свое распространение за рамками государств. То же самое можно сказать и про такой феномен как легитимность. Хотя, казалось бы, именно это понятие сложно было бы употребить применительно к международной арене. Но и оно пережило некую трансформацию в силу происходящих процессов регионализации и интеграции.

Легитимность упоминается еще в XVII веке Джоном Локком. Но, подробное рассмотрения концепта начинается по большей части с работ немецкого социолога Макса Вебера. Это он вводит в академический дискурс понятие, означающее веру в законность власти или, согласно работам российского политолога Михаила Ильина, форму публичной легитимации авторитета наделение власти им и доверием. Завершинский К.Ф. Легитимность: генезис, становление и развитие концепта. - ISSN: 1026-9487 изд. - М.: Полис, 2001. - С. 113-131. Американский социолог и политолог С.Липсет предложил следующее определение понятия легитимности: «способность политической системы создавать и поддерживать у людей убеждение в том, что существующие политические институты являются наилучшими, нежели какие-либо другие, которые могли бы быть установлены и которым следовало бы в результате подчиняться». Lipset S.M. Political Man. The Social Basis of Politic. - Baltimore: 1981. - С. 68. Эффективность такого убеждения во многом зависела от эффективности экономических показателей страны. Так, согласно различным исследователям, легитимность в разных обществах могла строится, основываясь на совершенно разные критерии. Именно поэтому в своих работах Вебером были предложены три типа господства и соответствующие ему типы легитимности власти:

· традиционная легитимность, основанная на святости и вере в порядок общества;

· харизматическая легитимность, основанная на исключительных качествах правителя (реально существующих или мнимых);

· рационально-правовая легитимность демократического общества. Вебер М. Избранные произведения. - М.: Прогресс, 1990. - С. 805.

Несмотря на то, что эти типы применяются политологами по всему миру и сейчас, становится очевидным, что этого мало и в условиях нового миропорядка. Рассмотрение легитимности как концепта должно быть куда шире, нежели это было предложено классиками политической мысли.

Так в начале двадцать первого столетия, когда процесс глобализации уже стал неотъемлемой частью всех сфер человеческой жизни, профессор международных отношений Йен Кларк публикует свою работу, в которой рассматривает взаимодействие сообщества стран или «межгосударственного сообщества» и наднациональных институтов, организаций и других акторов мировой системы, то есть «глобального сообщества». Кларком предполагается, что при вступлении в такое взаимодействие стран и сообществ происходят некие изменения в мировых нормах и порядках, которые в свою очередь становятся предметом международного консенсуса. Таким образом, страны, соблюдающие эти порядки и следующие этим нормам, начинают обладать международной легитимностью. Под последней автор понимает определенный баланс «норм, регулирующих различные направления». Clark I. International legitimacy and world society. - Oxford, N. Y.: Oxford Univ.. Press, 2007. - 233 p. - rec. Ad. Op.: Davis B. // Amer. J. of Intern. Law. ? Wash., 2008. - Vol. 102, n 4. - p. 926-930. Но, нормы эти нестабильны, со временем они склонны к трансформациям, происходящим в силу того, что многие из них были сформированы не на межгосударственной базе, а были внедрены туда искусственным образом, что значительно ограничивает эффект, производимый международной легитимностью на международное сообщество стран. Там же.

О легитимности также рассуждал историк, профессор Лондонской школы экономики Владислав Зубок. Зубок В.М. Источники делегитимизации советского режима // Полис. - 1994. - №2. - С. 88. Он предложил свести теоретическое познание о легитимности к трем измерениям. Эти измерения, наполняющие понятия, раскрывают его со всех сторон, причастных к властным отношениям. Первым измерением у Зубок выдвигается «народная» легитимность. Она схожа с традиционной у Макса Вебера, так как также относится к общественному признанию законности элиты, стоящей у власти, основанному на традициях, общей идее, идеологии, но также еще и электоральными выборами, и высшими законами. Вторым измерением у В.Зубок выступает «легитимность для себя». Это относится непосредственно к власти, так как это измерение определяет понимание правящих о законности их руководства, о нормах и представлениях, которые выступают пояснением или защитой наличия и удержания власти. И последнее измерение, наиболее интересное в рамках данной работы, это международное признание. Стороннее признание режима, системы и руководства от лица других государств или же иных международных институтов, акторов, которые в свою очередь являются фундаментом мирового общественного мнения, становится также одним из ключевых определений комплексного понятия легитимности. И в данном случае сам Зубок называет такого рода международную легитимность «внешней». Скиперских А.В. Легитимация власти в теоретических построениях российского и зарубежного политологического дискурса // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. Экономика. Информатика. - 2007. - №32.

О ней же в своих работах говорит и американский политолог Френсис Фукуяма. В своей книге «Сильное государство» он рассматривает то, каким образом уровень международной легитимности воздействует в мировом сообществе на место, силу и уровень влияния первых на вторых. Как одно государство может лимитировать суверенитет государства с меньшей международной легитимностью. Таким образом, последняя становится гарантом более выигрышного позиционирования государств и правительств на международной платформе. Там же.

Согласно работам Фукуямы европейское сообщество в принципе обладает склонностью большего доверия и наделением большим авторитетом демократической силы и законности решения и мнения именно международного сообщества в целом, а вовсе не отдельно стоящего национального государства. Возможно, такая тенденция исходит из нынешнего порядка существования единого социума в рамках Европейского Союза с его нормами и общепринятыми ценностями. Однако, конкретные межправительственные решения часто становятся воплощением демократических порядков, выражением воли «всех». При этом «всех» сложно как-то обозначить, существует абстрактное международное сообщество, воля которого проявляется в урегулировании общих проблем и ситуаций, способных быть решенными только при союзе нескольких стран, будь то антитеррористическая деятельность, защита и охрана окружающей среды или же миротворческие операции в Косово. Несмотря на то, что мы говорим о недавнем возникновении международной легитимности, примеры ее интерференции во внутреннее устройство вторых государств можно найти еще в середине прошлого столетия, когда Германия была сильно ограничена в своей свободе с помощью международного права, сопутствующих ему законов и правил, составленных со стороны и Европейского Союза и Организации Объединенных Наций. Таким образом, европейское восприятие международной легитимности в некотором роде пересекается с европейским восприятием государственности в целом. Согласно работам Неттла и Хантингтона Фукуяма Ф. Сильное государство: Управление и мировой порядок в XXI веке. - ISBN 5-9713-2135-8 изд. - М: ACT, 2006. - С. 220. государство представляло собой в первую очередь стража интересов общества, а не отдельного индивида. И потому неудивительно, если оно будет выступать против общественной воли с учетом того, что цели в итоге отвечают общим интересам нации в целом. Там же. Таким образом, всеобщее признание порядков внутриполитических наравне с международными не только на уровне одного государства, но на уровне мирового сообщество приобретает особую ценность в современном обществе.

Таким образом, мягкие инструменты публичной демократии так или иначе способствуют возрастанию роли межправительственных организаций, то есть влияния внешнеполитических факторов на внутренний строй страны. Россия входит в одну из таких международных межправительственных организаций, которая представляет собой наднациональный институт, производящий контроль над соблюдением верховенства прав человека и демократичности строя. Этой организацией является Бюро по демократическим институтам и правам человека (БДИПЧ) в рамках Организации по Безопасности и Сотрудничеству в Европе. Данное бюро проводит анализ законодательства, занимается консультированием государств относительно векторов развития и поддержания демократических институтов, всячески следит за соблюдением прав человека, предлагает образовательные мероприятия для верховных лиц правительств. Но главное, оно осуществляет наблюдение за выборами. Институты и структуры // Официальный сайт ОБСЕ URL: https://www.osce.org/ru/institutions-and-structures#buro-demokraticheskim-institutam-pravam-cheloveka (дата обращения: 21.03.2018). То есть производит прямое вмешательство в решение о признании или непризнании легитимности выборов, которые проходят внутри государства. Так, например, в Президентских Выборах РФ 2018 года в рамках долгосрочного наблюдения будет участвовать 73 человека, из которых 13 человек во главе с послом Яном Петерсоном будут располагаться в Москве и еще 60 человек по всей стране. В день выборов 18 марта в качестве наблюдателей будет выступать 420 человек от ОБСЕ. Presidential Election, 18 March 2018 // OSCE official website. URL: https://www.osce.org/odihr/elections/russia/363766 (дата обращения: 21.03.2018). Несмотря на то, что юридической ценности результаты наблюдения не несут, тем не менее они влияют на официальное восприятие выборов международной общественностью.

Тем не менее, возникает вопрос, почему так необходимо это признание демократичности выборов со стороны мирового сообщества? Ответ на него следующий: ради избегания подрыва легитимности внутри государства. Подтверждение легальности и справедливости выборов со стороны внешних государств укрепляет веру граждан в эту легальность и справедливость события, а значит и укрепляет саму власть и руководство. А, если вспомнить, что ключевой целью государства является удержание власти, присутствие факторов, способных подорвать легитимность его действий для граждан предстает непременной угрозой. Кроме того, международное признание необходимо в качестве подтверждения демократичности строя, в случае причисления себя к странам, в которых царит демократия. Также, отсутствие международного признания события, обладающего стратегическим влиянием на последующее развитие международных отношений, может стать источником возникновения реальных санкций со стороны тех, кто не признает легитимность того или иного действия.

Однако, в данном исследовании наибольшей интерес вызывает все же не международно-правовое признание, а общественное мнение. И в данном случае, одним из ключевых факторов влияния на общественное признание легитимности выборов становятся медиа. СМИ отводится особая роль как информаторов не только общеустановленной формальной позиции, но и ретрансляторов, и тех, кто формирует и конструирует общественное сознание. Поведение и восприятие людей во многом зависит от информационного поля, создаваемого СМИ. Этот факт был установлен такими исследователями медиа как П.Бурдье, Э.Деннис, Д.Меррилл, П.Лазарсфельд, Г.Гаджиев, Э.Дюргейм, Ж.Бодийяр, А.Моль и многими, многими другими. В политической коммуникации влияние СМИ приобретает особую ценность, так как влечет за собой значительное воздействие на социум, его строй.

Именно поэтому очень логично и естественно отсюда вытекает концепция мягкой силы, где медиа превращаются в инструмент политического воздействия. «Официально» к идее о балансе внутренней и внешней политики в условиях глобализующегося мира обратился американский политолог Д.С.Най всего пару десятилетий назад. В дальнейшем к этой концепции возвращалась уже упомянутая в данном исследовании Ольга Русакова, она обозначала мягкую силу, как очень сложную комплексную совокупность смысловых структур, обладающих неким интерпретативной дифференциацией. Русакова О.Ф. Концепт «мягкой» силы (soft power) в современной политической философии // Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. 10, 2010. - С. 174. На самом же деле, некоторые исследователи считают, что понятие это без его концептуализации существовало еще в трактатах Макиавелли, а также в самих Наполеоновских войнах, когда в основах идей захватничества лежал способ насаждения идеологии не только воинственным, но и мирным, больше пропагандистским путем. Такими же, но скорее успешными, примерами могут служить имидж США и их популярная культура с «Американской мечтой», идеологией лучшей жизни, где все возможно и не существует границ, где впоследствии рождается мода на уклад жизни, политический строй и даже некоторые моральные ценности. Другим таким не настолько успешным, но все же существующем проектом мягкой силы может быть социалистический режим, который в свою очередь должен был стать поучительным примером для капиталистов. Образ СССР, как успешного государства с высокими темпами развития экономики, науки, искусства, инфраструктуры и промышленности, где все сферы человеческой жизни были подвержены реформам, способным в итоге создать идеальное государство, должен был агитировать другие страны на борьбу за социалистическую модель государственного строя.

Таким образом, главными механизмами проводимой политики мягкой силы становятся процессы опять же глобализации, где происходит насаждение посредством новых образов в политической, экономической, культурной, а также правовой средах для создания системного общемирового пространства. В этом и состоит суть понятия soft power как такого - создание имиджа государства или его политической структуры, строя, которые стали бы залогом привлекательности имиджа власти. Привлекательность эта должна мотивировать людей, желающих принять на себя ценности и идеологию страны, использующей мягкую силу, внедрять эти идеологические идеи в собственном национальном государстве.

По мнению А.А.Вилкова, в России существует два вектора развития soft power. Первый был сформирован в начале 90х годов прошлого столетия и направлен на формирование образа страны с процветающей демократией, то есть ориентированного на Запад. Второй стал результатом развития политической и экономической сфер в начале XXI века, где процветание страны должно было стать привлекательным для организации международного взаимодействия.

Итак, сегодня в развитии «мягкой силы» СМИ становятся как инструментом, так и ее фактором, способствующим формированию отдельных характеристик. И опять же именно Най сейчас рассматривает СМИ не менее, чем в самой основе концепта «мягкой силы», где медиа и есть сама власть. Особенное влияние мягкой силы можно проследить во время «информационных войн» или в период глобальных конфликтов. Именно такое время сейчас. В рамках сложившейся современной ситуации превалирующей тональностью восприятия России стала негативная. Хотя при этом во многих исследованиях отмечается огромный имиджевый потенциал России, который просто в данный временной период перекрыт негативными стереотипами и «проблемными кластерами».

2.2 Политический дискурс в медиа: формирование образа России в иностранных СМИ

Дискурс представляет собой сложное комплексное понятие, для которого сложно найти единое определение, полностью раскрывающее всю многогранность этого гуманитарного феномена. Согласно Лингвистическому Энциклопедическому Словарю, дискурс определяется как «речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах)». Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь // Гл. ред. В.Н. Ярцева - М.: Сов. Энциклопедия, 1990. - С. 136-137. Отечественный лингвист Н.Д.Арутюнова определяет дискурс как «связный текст в совокупности с экстралинвистическими - прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами». Там же. Исходя из этого, можно утверждать, что дискурс представляет собой некую чистую лингвистическую форму, вербализированную в знаки и речевые конструкции, а также смысловую и контекстуальную составляющую, отражающуюся от определённых культурных, социальных, социативных особенностей. Тем самым, мы подчеркиваем, что лингвистическая форма или вербализированный результат речи не могут существовать совершенно изолированными от ситуации, в которой они представлены. Коммуникация напрямую связана с некоторой социальной активностью. Именно благодаря этому, существует множество дискурсов, соответствующих той или иной сфере человеческой деятельности, к которой они могут относиться: экономика, политика, наука, культура, искусство, медиа и другие. При этом, если учитывать еще и ситуативные условия общения, становится очевидным, что в различных ситуациях акторам коммуникации причисляются различные социальные роли, от которых зависит их положение в коммуникативном акте. Отсюда, согласно социолингвистике, вытекают два типа дискурса, выделяемые доктором филологических наук В.И.Карасиком: персональный (личностно-ориентированный) и институциональный. Первому типу соответствует позиция коммуникатора в качестве личности, обладающей особенностями характера, определённым внутренним миром и прочими соответствующими психосоциальными характеристиками. Во втором типе дискурса коммуникатор выступает в роли репрезентанта некоего социального института и в то же время действует в рамках статусно-ролевых отношений. Политический дискурс относится как раз к институциональному типу дискурса.

В современной академической среде до сих пор сложно найти согласия о данном понятии тоже, даже существует дискуссия об отличных друг от друга теоретико-методологических подходах к анализу политического дискурса. Так, например, профессор Высшей школы журналистики и массовых коммуникаций Ю.В.Клюев в своей работе определяет политический дискурс как «сложное социально детерминированное коммуникативное лингво- и экстралингвистическое явление (событие), неотъемлемая часть которого - актуализированная политическая речь, актуализированное политическое выступление субъекта политического взаимодействия». Клюев Ю.В. Политический дискурс в массовой коммуникации: анализ публичного политического взаимодействия. - ISBN 978-5-4475-6021-8 изд. - М.-Берлин: Директ-Медиа, 2016. - С. 263. Изучением данного понятия также активно занимались М.Л.Макаров, Е.И.Шейгал М.В.Гаврилова, В.З.Демьянков, С.Н.Плотников, О.Ф.Русакова и другие. В рамках данной работы рабочим определением политического дискурса выступило определение Русаковой, которое звучит следующим образом: «политический дискурс - это знаково-символический способ коммуникации, направленный на производство и воспроизводство знании?, образов, смыслов, значении?, ценностей, интерпретации?, которые осуществляют функции репрезентации, позиционирования и иерархизации социальных субъектов в динамическом пространстве политического поля». Русакова О.Ф., Максимов Д.А. Политическая дискурсология: предметное поле, теоретические подходы и структурная модель политического дискурса // Полис. - 2006. - №4. Таким образом, главной целью говорящих в таком дискурсе является влияние в своих интересах на многочисленные целевые группы посредством создания в их «ментальных картах» необходимых оценочных суждений и мнений, влияние на образ мысли, а также на различные представления и ценности. Так, например, российский филолог С.Н.Плотникова вообще делит политический дискурс на дискурс политика и дискурс реагирования, последний в свою очередь определяет любую реакцию на дискурс политика.

Важным фактом выступает то, что политическая среда предполагает активное участие средств массовой информации для усиления собственных ресурсов, то есть она опосредована преимущественно медийным дискурсом в связи с необходимостью обращения к значительно многочисленной аудитории. Таким образом, политический дискурс во многом пересекается с дискурсом СМИ. В данной работе это является ключевым моментом, для нас интересен именно политический медиа дискурс. Ведь с возрастанием роли средств массовых коммуникаций произошел и процесс медиатизации политики, которая стала напрямую зависеть от СМИ. Российский специалист по истории СМИ Иван Засурский определяет этот процесс как тот, при котором политическая жизнь перемещается в символическое пространство СМИ. Медиатизации политики соответствует сопутствующий процесс политизации медиа. Этот процесс в свою очередь обусловлен вынужденным обслуживанием корпоративных интересов в кризисных условиях. При этом именно они в данном случае становятся залогом манипуляции общественного мнения и сознания.

Итак, современные процессы развития общества способствуют формированию единого мирового информационно-коммуникационного пространства. При этом, доступ к этому пространству неравномерен, что влечет за собой некоторую концентрацию силы и влияния в одних кругах, которые становятся главными претендентами на приобретение и удержание последующей власти политической, которой просто необходимо воздействие на общественное мнение. Именно эти процессы происходят в рамках политического дискурса, где все речевые действия, реализуемые в информационном пространстве с помощью политической коммуникации, в итоге приобретают действенный эффект и обличаются в образы и ценностные ориентиры в сознании массовой аудитории.

Взаимодействие на массовую аудиторию происходит как раз благодаря массовым коммуникациям, которые представляют собой комплексный многогранный феномен. Массовые коммуникации не только представляют собой сферу потребления информации, они конструируют пространство, в котором формируются ценности, нормы, знания, модели поведения, ориентиры развития и даже полная картина мировосприятия. Смыслопорождение и взаимный обмен ими формируют медиадискурс. Сам по себе медиадискурс заняли совершенно новое и очень значительное место в полидискурсивном пространстве массовых коммуникаций. Активное проникновение медиадискурса почти во все типы общения обусловлено его абсолютной неограниченностью: тематической и жанровой. Также именно медиадискурс представляется одним из самых глобализированных дискурсов, способных отражать интеграционные процессы мира. Главным подходом в изучении медиадискурса является когнитивный подход, так как посредством масс медиа создается определённая публицистическая картина мира посредством. Подробнее изучением медиадискурса занимаются преимущественно филологи: Н.Г.Нестерова, Т.Г.Добросклонская, Т.А.Остапенко, В.В.Прозоров, Г.Я.Солганик.

Существует два подхода к определению этого понятия. Первый раскрывает медиадискурс как отличный от других вид речемыслительной деятельности, обладающей некой спецификой, соответствующей только информационному полю СМИ. Второй подход определяет медиадискурс в качестве любого вида дискурса, отличающегося тем, что он воплощается в сфере массовых коммуникаций, вырабатываемый средствами массовой информации.

Медиадискурс можно рассматривать как комплекс следующих компонентов: цель, предметная область, когнитивная процедура, коммуникативные характеристики, языковые единицы, тексты и контексты. Таким образом, медиадискурс обусловлен описанием/объяснением/оценкой/прогнозированием содержания некоторого «смыслового ядра», находящегося в определённой концептуальной области, которой соответствуют свои средства выражения и речевые акты, формирующие текст со своими смысловыми оттенками. Кожемякин Е.А. Массовая коммуникация и медиадискурс: к методологии исследования // Научные ведомости БелГУ. Сер. Гуманитарные науки. - 2010. - №12. - С. 13-21.

Медиадискурс вообще отличается от других типов дискурсов тем, что он фокусируется не только на создании контента как результата речемыслительной деятельности, но скорее даже на передаче этого результата в виде сложенных оценок, знаний и образов. Медиадискурс здесь обладает неким посредническим свойством, для которого важным является не само событие, но то, как оно транслируется обществу. Так, например, политическое событие может приобрести обыденный характер с учетом того, что до попадания в медиадискурс оно было исключительно институциональным. При этом переходе характера политического события от одного к другому во многом результат будет зависеть от других социокультурных, а также лингвистических и исторических условий, в которых оно произошло. Кожемякин Е.А. Массовая коммуникация и медиадискурс: к методологии исследования // Научные ведомости БелГУ. Сер. Гуманитарные науки. - 2010. - №12. - С. 13-21.

Таким образом, политический дискурс СМИ находится четко на пересечении политического и медиадискурсов, которые так или иначе накладываются друг на друга, будь это, например, онлайн-трансляция пресс-конференции Президента РФ или публикация нового закона в Российской Газете.

Как уже прежде говорилось, дискурс - во многом явление ситуативное. Именно поэтому и для политического дискурса, и уж тем более для медиадискурса необходим учет национально-культурной специфики. Они существуют в условиях социальных изменений, где отражают и репрезентуют специфику человеческой жизнедеятельности, различных социальных сфер и, конечно же, времени. Таким образом, под влиянием СМИ и политических явлений человек находится под постоянным информационным воздействием. Последнее усиливается в случае появления особенно важных политических событий, которые каким-либо образом оказывают влияние на трансформацию общества или изменение его привычного уклада. Тут политический медиадискурс в особенной мере становится инструментом обслуживания политического интереса, транслируя необходимую идеологию. А идеология в свою очередь становится предпосылкой манипулятивности политического медиадискурса. Для иллюстрации такого манипулятивного характера медиадискурса стоит рассмотреть существующий пример пересечения дискурсов медиа и политического. Таким примером служит стереотипизация образа государства в медиа. Стереотипизация здесь представляется знаково-символической формой, используемой медиа. В связи с тем, что направлена она на государственный образ, она становится также и инструментом политического дискурса. Как уже не раз упоминалось выше, дискурс - понятие ситуативное, именно поэтому важно всегда учитывать исторический контекст. В данном случае для иллюстрации медиа стереотипов, существующих также в политическом дискурсе, стоит сначала рассмотреть контекст отношений между странами. В данном исследовании ключевой интерес вызывают политические отношения между Россией и Великобританией. фрейминг легитимность дискурс медиа

Взаимоотношения между странами строились в рамках постоянной флуктуации напряженности и спадов. Россия и Великобритания на протяжении не просто десятков, но столетий обладают совершенным непостоянством в таком своего рода межличностном взаимодействии. На данный момент политический дискурс двух стран охарактеризован особенным накалом отношений. С конца двадцатого века Запад начинает воспринимать Россию в меньшей степени новым самостоятельным государством, в большей - абсолютного продолжателя и последователя Советского строя. В начале нашего столетия в отношения появилось некоторое взаимопонимание и близость взглядов на международные процессы за исключением Иракского вопроса, ситуации в Косово, а также расширении границ влияния НАТО на Востоке и военных действий в Сирии. Эти разногласия накалялись постепенно и уже к 2014 году, казалось бы, достигли совершенно критической точки, если бы не возникающая конфронтация между государствами в настоящее время.

Присоединение Крыма стало отправной точкой в полном разладе наработанного положительного обращения. Соединенное Королевство присоединилось к официально позиции многих западных стран о внеправовой деятельности России и осуществлении не присоединения, а силового инкорпорирования или аннексии полуострова. Аннексия полуострова Крым (прим. автора) Великобритания также выступила в роли одного из ведущих инициаторов продолжительной санкционной политики Европейского Союза против Российской Федерации. Ею же были разорваны партнерские отношения в рамках двустороннего военного сотрудничества, отозвано лицензирование экспорта военной продукции и отказ в участии совместных учений военно-морского флота. Даже в рамках такого, казалось бы, напряга в отношения, тем не менее позиция Великобритании оставалась вполне выдержанной. Настоящее противостояние началось сразу после крушения Боинга 777 Малазийских авиалиний, на борту которого присутствовали граждане Великобритании. После этого британской компанией, занимающейся исследованием рынков и общественного мнения, было проведено исследование, включающее в себя опрос населения, отражавший отношение британских граждан к России. Выяснилось, что вину за крушение возлагали на Москву, кроме того, политика введенных санкций придерживалась 65% опрошенных, а 31% респондентов вообще ответили, что поддерживают разрыв дипломатических отношений. Gromyko Al.A., Ananieva E.V. The Current State of Russia-United Kingdom Relations // RIAC. - Moscow: Spetskniga, 2014. - р. 28. Кроме того, в это же время в медиа присутствовал следующий месседж: Россия выступает в качестве угрозы, которая по некоторым критериям может опережать даже ИГИЛ. ИГИЛ - запрещенная в РФ террористическая организация (прим. автора)

Таким образом, буквально каждый год отмечался каким-нибудь новым конфронтационным событием: 2016 - внедрение в выборы США, 2017 - хакерские атаки и влияние на Брекзит, 2018 - отравление в Солсбери. Результатом стало то, что в настоящее время отношения между странами находятся действительно в критической позиции.

Медиадискурс, как отражение социальной реальности, вполне передает все охлаждение, возникшее между Западом и Россией. Уже давно в нем присутствует понятие холодной войны между странами и даже не так давно в Гардиан была The Guardian была выпущена статья “Information is a potent weapon in the new cold war”, перевод англ. «Информация - мощное оружие в новой холодной войне» в которой Дмитрием Трениным, автором статьи, было выдвинуто заявление о том, как информационная война вместе с геоэкономическими рычагами обрели значимость, равную военным действиям. Именно по причине возросшей конфронтации в западных медиа начались процессы реактивации имиджевых стереотипов о Российской Федерации. Все те образы, которые соответствовали стране в более ранний период, вернулись с новой силой: патриархальный уклад жизни населения, консервативные порядки, отсутствие свободы мысли и либеральных идей, имперские и захватнические идеи, милитаристская претенциозность.

Стереотипизация в целом выступает в качестве одного из фрейм инструментов, но само понятие стереотипа изначально было предложено У.Липпманом, который определял его как «упорядоченную непротиворечивую картину мира». Исследователь также отмечал такую важную способность стереотипа, как экономия когнитивных и временных ресурсов человека при получении новой информации, а также при рассмотрении непростых социокультурных явлений. Иванова С. В., Салимова Р. М. Стереотипизация и демонизация образа России на страницах британских газет // Вестник Башкирского университета. - 2015. - Т. 20. - №. 3)

В 2015 году исследователями С.В. Ивановой и Р.М. Салимовой была проведена работа по анализу медиадискурса в СМИ Великобритании. По его итогам стало известно, насколько активно в настоящее время с возникшей геополитической ситуацией используются фрейм-инструменты при упоминании России в текстах британских СМИ. Это влияет на формирования определенных «ментальных образов», связанных с Россией. Этим образам сопутствуют характерные контексты, смысловые категории и концептуальные территории, формирующиеся вокруг семантических узлов. Исследователями были выделены такие категории, они включили в себя «ГОСУДАРСТВО (политическое устройство), ПРЕЗИДЕНТ (высшее управляющее должностное «лицо» государства), НАРОД (характеристика и особенность менталитета), СТРАНА (география, территория, история, экономика, культура, социальные особенности и другое)». Иванова С. В., Салимова Р. М. Стереотипизация и демонизация образа России на страницах британских газет // Вестник Башкирского университета. - 2015. - Т. 20. - №. 3.

Начинают авторы со стереотипов о стране и государстве в целом. Им соответствуют следующие смысловые идеи:

· В России нет демократии;

· Коррупция распространяется буквально на все сферы деятельности;

· Россия - особенно агрессивный участник международных отношений;

· Одержимость идеей возвращения былого могущества и расширения границ влияния;

· Нарушение международно-правовых норм и нелегитимная интерференция во внутренние дела других стран.

Следующий стереотип относится к действующему президенту, обладающему значительным паблицитным капиталом и сильным личным брендом. Лидеру государства присуща жесткость и авторитарность, которые при этом сопровождаются авторитетом. Освещению Владимира Путина часто сопутствует негативный контекст. Пример: англ. «thuggish personality», пер. «разбойная личность» // Иванова С. В., Салимова Р. М. Стереотипизация и демонизация образа России на страницах британских газет // Вестник Башкирского университета. - 2015. - Т. 20. - №. 3. Интересно, что западными представителями политической сферы был даже предложены термин Putinism или putinization, что обозначает «лидера, подчиняющего государство своей воле». Иванова С. В., Салимова Р. М. Стереотипизация и демонизация образа России на страницах британских газет // Вестник Башкирского университета. - 2015. - Т. 20. - №. 3. Стереотипные смысловые категории, которые соответствуют лидеру, следующие: