Формообразование и словоизменение в башкирском языке (функционально-семантический аспект)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Автореферат

докторской диссертации по филологии

Формообразование и словоизменение в башкирском языке (функционально-семантический аспект)

1. Общая характеристика работы

Актуальность исследования. На протяжении многих лет морфология башкирского языка строится на традиционной классификации грамматических категорий: ставится знак равенства между понятиями “словоизменительные категории” и “формообразовательные категории”, не определено точное количество формообразовательных и словоизменительных категорий и их слагаемых. Неразработанность в прошлом и дискуссионный характер обсуждаемых понятий в башкирском языкознании, да и в тюркологии в целом, в настоящем приводят к тому, что одна и та же конкретная грамматическая категория одними языковедами истолковывается как формообразовательная, другими - как словоизменительная. Это явление прочно укоренилось не только в школьных, но и в вузовских учебниках, нормативных, теоретических и исторических грамматиках башкирского языка.

Многочисленные работы, посвящённые общим и частным вопросам морфологии башкирского языка, появившиеся за последние десятилетия, не только доказали необходимость дальнейших исследований по этой теме, но и подготовили для них почву. Формообразовательные и словоизменительные категории башкирского языка в той или иной мере получили освещение в отдельных монографиях, учебниках, кандидатских и докторских исследованиях, статьях Н.К. Дмитриева, Дж.Г. Киекбаева, А.А. Юлдашева, М.В. Зайнуллина, К.Г. Ишбаева, Н.Х. Ишбулатова, М.Х. Ахтямова, Э.Ф. Ишбердина, Р.Ф. Зарипова и др. Вместе с тем эти работы выявили и ряд теоретических и методологических вопросов, без разрешения которых не может быть осуществлено последовательное и полное описание формообразовательной и словоизменительной систем языка.

Многие вопросы морфологии (а значит - формообразования и словоизменения) башкирского языка, несмотря на кажущуюся ясность, требуют всестороннего и систематического анализа. Обращение к данной теме вызвано не столько неизученностью самой проблемы, сколько почти полным отсутствием в области формообразования и словоизменения башкирского языка работ синтезирующего характера.

Объектом исследования являются формообразовательная и словоизменительная системы башкирского языка в сравнении с другими тюркскими языками.

Цель настоящей диссертации - разграничение формообразовательных и словоизменительных категорий, выяснение их лингвистической природы и специфических признаков, определение точного количества (функционально-семантического потенциала) вышеуказанных категорий и их слагаемых (грамматических форм), выявление межкатегориальных связей в системах формообразования и словоизменения.

Для создания целостной картины формообразования и словоизменения башкирского языка мы должны были решить в целом актуальные для тюркского языкознания конкретные задачи следующего характера:

- выяснить природу, функционально-семантические признаки формообразовательных и словоизменительных категорий;

- выработать чёткие критерии разграничения формообразовательных и словоизменительных категорий, а также правила их коррекции;

- классифицировать грамматические категории соответственно как формообразовательные и словоизменительные;

- определить объём класса формообразовательных и словоизменительных категорий;

- уточнить состав и границы грамматических форм, используемых в литературном языке и его диалектах.

Исследование ведётся в синхронном и диахроническом аспектах, с последовательным сравнением фактов башкирского языка с аналогичными единицами родственных тюркских языков, а также сопоставлением с материалом общего языкознания. Постановка вышеуказанных вопросов требует исчерпывающего вовлечения в исследование материала башкирского языка, поэтому сравнительные данные из других языков приводятся лишь в необходимых случаях.

Научная новизна исследования заключается, в первую очередь, в том, что системный функционально-семантический подход к формообразовательным и словоизменительным категориям в башкирском языкознании до сих пор не являлся предметом специального исследования. На обширном материале литературного башкирского языка и его диалектов установлен чрезвычайно богатый функционально-семантический потенциал грамматических форм, используемых в формообразовании и словоизменении. Впервые анализу диссертационного характера подвергнуты такие грамматические категории башкирского языка, как категория субъективной оценки, категория степени качества, категория количественной соотнесённости, категория утверждения-отрицания, категория принадлежности, категория сказуемости, в результате чего выявлен ряд грамматических форм, до сих пор не отмеченных в башкирском языкознании. Определена категориальная сущность форм наклонения, залога, неличных глаголов, установлены соотношения и противоречия между ними. В итоге традиционным лингвистическим категориям даётся несколько иное толкование в свете новых достижений в области функционально-семантических полей модальности, аспектуальности, темпоральности, а неизученным, в свою очередь, отводится соответствующее место в формообразовательной и словоизменительной системах башкирского языка.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В башкирском языке существуют грамматические категории двух видов: формообразовательные и словоизменительные. Посредством формообразующих средств в рамках одной и той же части речи образуется новая морфологическая категория с добавочным оттенком лексического значения. При помощи словоизменительных показателей выражаются синтаксические отношения слов в составе словосочетания и предложения.

2. Под формообразовательными категориями в башкирском языке подразумеваются категории наклонения и времени, залога, неличных форм глагола, субъективной оценки, степени качества, количественной соотнесённости, множественности, утверждения-отрицания.

3. Словоизменительные категории башкирского языка включают в себя категории принадлежности, сказуемости, падежа, лица и числа.

4. Формообразовательные и словоизменительные категории связаны не только межкатегориально, но и имеют определённое отношение к словообразовательной системе башкирского языка, что объясняется полифункциональностью грамматических средств, служащих для передачи формообразовательных и словоизменительных значений.

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что в ней систематизированы и подвергнуты функционально-семантическому анализу формообразовательные и словоизменительные категории, что имеет для башкирского языкознания общетеоретическое значение. Выводы, полученные при анализе систем формообразования и словоизменения литературного башкирского языка, подкрепляются также данными диалектов. Теоретически значимым представляется выяснение внутренних, скрытых от непосредственного наблюдения, связей и отношений между, на первый взгляд, разрозненными элементами той или иной грамматической категории. Материалы и теоретические положения этой работы заслуживают внимания при составлении научно-теоретической грамматики башкирского языка, а также сравнительной и сопоставительной грамматик исследуемого языка.

Практическая значимость исследования нами видится в следующем:

- в корректировке теоретических постулатов, включённых в школьные и вузовские учебники по башкирскому языку;

- в использовании материалов данного исследования в свете новых подходов к преподаванию морфологии башкирского языка в школах, в средних специальных учебных заведениях и вузах;

- в историко-сравнительном изучении тюркских языков и их диалектов.

Методы исследования. В соответствии с целью и задачами диссертации в ходе исследования использованы описательный, сравнительно-исторический, сопоставительный, структурно-семантический методы.

Важность изучения языка с учетом межъязыкового взаимодействия, сложной внутренней взаимосвязи различных структурных уровней и элементов языка, его взаимоотношений с другими видами общественной жизни определяет методологическую основу данного диссертационного сочинения.

Теоретической основой исследования послужили труды В.В. Виноградова, К.А. Левковской, Е.А. Земской, Е.С. Кубряковой, В.В. Лопатина, А.Н. Тихонова, Э.В. Севортяна, Н.А. Баскакова, В.Г. Гузева, Д.М. Насилова, С.Н. Иванова, Л.А. Покровской, М.А. Хабичева, Ф.А. Ганиева, Н.Э. Гаджиахмедова, Н.А. Лыковой, С. Усманова, Дж.Г. Киекбаева, А.А. Юлдашева, М.В. Зайнуллина, К.Г. Ишбаева и др.

Источники исследования. Фактический материал собран автором методом сплошной выборки из произведений художественной литературы, фольклора, периодической печати и устной речи носителей различных диалектов башкирского языка, из опубликованных лингвистических работ по родственным тюркским языкам. Факты других тюркских языков берутся, как правило, из соответствующих грамматических описаний и словарей. В картотеке автора более 15000 грамматических форм из 3000 контекстов.

Апробация работы. Материал диссертации прошёл научную апробацию в выступлениях автора на заседаниях кафедры башкирской и русской филологии и методики преподавания Стерлитамакской государственной педагогической академии им. Зайнаб Биишевой. Результаты диссертационного исследования докладывались на научно-практических конференциях различного уровня: международных (Йошкар-Ола 2008; Кузнецк 2008; Нефтекамск 2008 а, б, в; Уфа 2008 а, б; Стерлитамак 2008), Всероссийских (Стерлитамак 1999, 2005, 2006 а, б, 2007 а, б, в, г, 2008 а, б; Уфа 2009), региональных (Стерлитамак 2004, 2005; Уфа 2005; Бирск 2006), республиканских (Уфа 1998, 2004, 2007, 2008; Стерлитамак 2007), межвузовских (Стерлитамак 2004 а, б, 2007, 2008; Сибай 2006).

Основные положения диссертации нашли отражение в 10 статьях в научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ. Были подготовлены и изданы монографии «Формообразование башкирского языка» (Уфа: Гилем, 2008), «Словоизменение башкирского языка» (Уфа: Гилем, 2008), содержащие системное изложение результатов исследования данной проблемы. Кроме того, отдельные идеи и положения исследования получили освещение в монографиях «Морфонология башкирского языка» (Уфа: Гилем, 2000; в соавторстве), «Башкирский язык. Морфонология» (Уфа: Гилем, 2004); в учебном пособии «Морфемика, словообразование и морфонология башкирского языка» (Уфа: Гилем, 2006; в соавторстве), рекомендованном Министерством образования Республики Башкортостан; в статьях, опубликованных в сборниках научных трудов «Актуальные проблемы социогуманитарного знания» (М., 2004), «Труды Стерлитамакского филиала АН РБ» (Уфа, 2006; 2008 а, б, в), республиканских журналах «Учитель Башкортостана» (2000), «Ядкяр» (2001), в словарных статьях в научном издании «Башкирская энциклопедия» (Уфа, 2008).

Внедрение и апробация основных положений исследования осуществлялись также в процессе преподавания курса «Современный башкирский язык» в Стерлитамакской государственной педагогической академии им. Зайнаб Биишевой с 1996 года по настоящее время.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, библиографии, списка условных сокращений.

2. Основное содержание работы

морфология башкирский лингвистический грамматический

Во Введении обосновывается актуальность избранной проблемы, обозначаются цель и задачи исследования, определяются основные положения, выносимые на защиту, конкретно выделяются наиболее ценные теоретические положения работы, констатируется научная новизна.

В I главе «Теоретические аспекты разграничения формообразования, словоизменения и словообразования в современном языкознании» выясняется лингвистическая природа и специфические признаки вышеуказанных систем, предлагаются критерии разграничения формообразовательных и словоизменительных категорий, устанавливаются межкатегориальные связи в системах формообразования, словообразования и словоизменения.

Проблемам русского формообразования были посвящены отдельные работы И.А. Бодуэна де Куртенэ, А.М. Пешковского, А.А. Шахматова, Л.В. Щербы, В.М. Жирмунского, Л.А. Булаховского, Г.О. Винокура, Ф.Ф. Фортунатова, В.В. Виноградова, Н.М. Шанского, К.А. Левковской, З.А. Потихи, Е.А. Земской, В.В. Лопатина, В.Н. Ярцевой, Е.С. Кубряковой, А.А. Зализняк, Ю.С. Азарха и др., в которых делаются попытки выяснения лингвистической природы и разграничения словообразующих, формообразующих и словоизменительных морфем. В этих исследованиях границы словообразования, формообразования, словоизменения в общем виде определяются следующим образом. Словообразование - образование слов, называемых производными и сложными, обычно на базе однокорневых слов по существующим в языке образцам и моделям с помощью аффиксации, словосложения, конверсии и других формальных средств. Словоизменение - образование для каждого слова (кроме слов неизменяемых частей речи) его парадигмы, то есть всех его словоформ и всех его аналитических форм. Формообразование - образование грамматических форм слова [БЭС “Языкознание”, 2000: 467].

В специальной статье, посвящённой определению границ между словообразованием, формообразованием и словоизменением, Н.А. Лыкова приходит к выводу, что под формообразованием нужно подразумевать категории наклонения и прошедшего времени глагола, деепричастия, причастия, формы степеней сравнения прилагательных и наречий, залога и видов, субъективной оценки существительных и прилагательных. К словоизменительным же относятся только те ряды (парадигмы) форм, признаком которых является «наличие системно чередующихся окончаний» [Лыкова, 1981: 50-51], то есть склоняемые и спрягаемые формы слов, которые образованы присоединением флексий к основам. По справедливому замечанию К.А. Левковской, формообразование при помощи аффиксов соприкасается со словообразованием, но имеет ряд характерных особенностей, сближающих его со словоизменением (склонением и спряжением) и отграничивающих его от словообразования [Левковская, 1952: 162].

Вопросы формообразования остаются актуальными и для тюркологов (Н.А. Баскаков, В.Г. Гузев, М.А. Хабичев, Л.А. Покровская, М.З. Закиев, К.Г. Ишбаев, С. Усманов, Р. Кунгуров и др.). В большинстве тюркских языков формообразовательные категории рассматриваются в качестве словообразовательных или же их относят в разряд словоизменительных. К примеру, в грамматике турецкого языка под авторством А.Н. Кононова описание глагола состоит из двух разделов: формообразование глагола и словообразование глагола, понятие и термин “словоизменение” отсутствуют [Кононов, 1956: 190]. В более поздних научных грамматиках тюркских языков, в частности гагаузского [Покровская, 1964], караимского [Мусаев, 1964], карачаево-балкарского [ГКБЯ, 1976] и т.д., описание именных частей речи и глагола включает в себя два раздела: словообразование и словоизменение. Э.В. Севортян также признаёт только словообразование и словоизменение: «под словообразованием имеется в виду производство новых значений слов, под словоизменением - передача грамматических отношений одного слова к другому» [Севортян, 1972: 136-138].

В концепции Н.А. Баскакова понятие “словоизменение” получило исключительно синтаксическую трактовку и рассматривается как система формальных показателей, реализующих различную роль слова в составе словосочетания или предложения. Он скептически относится к термину “формообразование”, считая его противоречивым, так как “словоизменение также по существу является формообразованием” [Баскаков, 1986: 7]. Согласно мнению В.Г. Гузева, целесообразно различать две разновидности словоизменения: формообразование и формоизменение [Гузев, 1987: 14].

А.Н. Самойлович указывает, что при помощи словоизменительных аффиксов «от неразложимых или разложимых основ-слов образуются различные грамматические формы (спряжения, склонения и пр.), уточняющие их отношение к другим словам в грамматическом предложении» [Самойлович, 1925: 31-32]. Таким образом, по его мнению, в составе предложения словоизменительные аффиксы выражают определённые отношения между словами. М.А. Хабичев констатирует, что в широком понимании формообразование - это аффиксальное формообразование + аналитическое формообразование + словоизменение. При этом он отмечает, что словоизменительные аффиксы не включаются в состав основы, тогда как формообразующие аффиксы, располагаясь, как правило, ближе к корню, являются частью основы [Хабичев, 1977: 5].

По мнению Л.А. Покровской, формообразование в тюркских языках представляет собой самостоятельное морфологическое явление, «занимающее обширную аффиксальную зону» между словообразованием и словоизменением. Основным признаком формообразующих аффиксов она считает их единичность, непротивопоставленность каким-либо другим аффиксам той же морфологической категории. Словоизменение же представляет собой морфологическое изменение слов, образующее их устойчивые парадигмы, то есть включает в себя только многочленные морфологические категории [Покровская, 1964: 15]. Таким образом, формообразующие аффиксы единичны, словоизменительные - члены парадигм.

С. Усманов предлагает рассматривать аффиксы трёх видов: словоизменительные, формообразующие и словообразующие. В перечень формообразующих он включает показатели множественного числа, залога, отрицания, деепричастия, причастия и т.д. [Усманов, 1971: 170]. Сторонниками разделения словообразующих, формообразующих и словоизменительных аффиксов можно считать таких учёных, как Т.М. Гарипов [Гарипов, 1959: 55-56], В.Н. Хангильдин [Хангильдин, 1959: 37], Б.А. Орузбаева [Орузбаева, 1964: 28], Б. Ходжаев [Ходжаев, 1970: 74-75], Р. Кунгуров [Кунгуров, 1982: 23-25] и др.

Исходя из обзора существующих исследований по данной теме, можно утверждать, что мнения большинства русистов и тюркологов сходятся в одном: механическое соединение формообразующих и словоизменительных морфем в одну функциональную группу недопустимо. Относительно башкирского языка можно констатировать, что в башкирском языкознании чёткое разграничение словоизменения и формообразования не получило окончательного решения. В большинстве школьных учебников и вузовских грамматик термины «словоизменение» и «формообразование» употребляются как аналогичные единицы. Приведём краткий обзор существующих грамматик, монографий, учебных пособий, в той или иной мере затрагивающих данную проблему.

В “Грамматике башкирского языка” (М.-Л., 1948; Уфа, 1950) Н.К. Дмитриев выделяет в морфемной структуре слова только словообразовательный и словоизменительный элементы. В состав морфологических категорий им включаются категории падежа, принадлежности, времени, сказуемости, лица и т.д. А.А. Юлдашевым в монографии “Система словообразования и спряжения глагола в башкирском языке” (М., 1958) используется термин “формообразование глагола” как синоним понятия “внутриглагольное словообразование”. Под внутриглагольным словообразованием в данном случае подразумеваются категории залога и вида. В учебном пособии “Лекции о происхождении формообразующих аффиксов имени прилагательного башкирского языка” (Уфа, 1978) В.Ш. Псянчиным в качестве формообразующих рассматриваются показатели степени качества, множественности /числа/. В академической грамматике башкирского языка (М., 1981) отмечается, что словообразование и формообразование осуществляются в принципе одними и теми же способами формального выражения - аффиксацией, сложением и редупликацией. По словам А.А. Юлдашева, кроме имени и глагола, в формообразовании участвуют имена прилагательные и наречия. Местоимения и имена числительные в необходимых случаях пользуются на общих основаниях грамматическими формами, характерными для имени существительного. Между словообразованием и формообразованием применительно к ряду ярко выраженных категорий глагола (формы залога и т.п.) и имён (степени качества прилагательных и наречий, категория субъективной оценки) нет чётких границ [ГСБЛЯ, 1981: 89-95].

На разграничение словообразующих, формообразующих и словоизменительных аффиксов в башкирском языке впервые обратил внимание К.Г. Ишбаев. Будучи автором раздела “Словообразование” учебника для педвузов “Современный башкирский язык” (Уфа, 1986), он уже в 80-е годы прошлого столетия утверждал, что в башкирском языке функционируют три вида (а не два, как это принято!) аффиксов: словообразующие, формообразующие и словоизменительные. По мнению К.Г. Ишбаева, словообразующие аффиксы бывают двух видов: а) аффиксы, преобразующие в процессе словообразования данное слово в другую часть речи; б) аффиксы, образующие слова в пределах той же части речи, к которой относилась производящая основа. К формообразующим отнесены аффиксы: а) субъективной оценки; б) числа /множественности/ (кроме глагола); в) степени качества прилагательных и наречий; г) разрядов числительных; д) разрядов местоимений; е) неличных форм глагола; ж) залога; з) объёма; и) наклонения и времени; к) модальности; л) отрицания глаголов. В понятии словоизменительных аффиксов объединяются показатели падежа, принадлежности, сказуемости, лица и числа глаголов [ХБТ, 1986: 144-145]. Приведённая классификация получила дальнейшее развитие в последующих исследованиях и публикациях автора [Ишбаев, 1994; 1996; 2000; Ишбаев, Абдуллина, 2000; Ишбаев, Абдуллина, Ишкилдина, 2006].

М.Х. Ахтямов окончания (аффиксы) делит на два основных вида: словообразующие и грамматические. Грамматические окончания, в свою очередь, подразделяются на а) словосочетательные (ўЈЎ бљйлљЈсе), или синтаксические; б) формативные (форма яўаусы), или формообразующие. В качестве словосочетательных приводятся аффиксы падежа, принадлежности, числа, лица и сказуемости. Аффиксы наклонения, времени, аспектуальности глаголов, степени сравнения прилагательных и наречий рассматриваются как формообразующие. По мнению автора, показатели числа и принадлежности в башкирском языке выполняют чисто грамматическую функцию, их целесообразно называть словоизменительными. Привлекает внимание своеобразный подход М.Х. Ахтямова к показателям субъективной оценки -ќай (дуџ-ќай `дружок`), -кљш (ўеҐле-кљш `сестричка`, эне-кљш `братишка`), -сыќ (тап-сыќ `пятнышко`), которые он именует “стилистическими окончаниями” [Ишбулатов, Ђхтљмов, 2002: 185-186]. Можно также отметить докторскую диссертацию Ю.В. Псянчина, где выделяются две разновидности словоизменения башкирских имён: а) формоизменение, в состав которого включаются категории принадлежности и падежа и б) формообразование, под которым подразумевается категория множественности [Псянчин, 2000: 21-22].

Итак, учитывая результаты исследований таких видных тюркологов, как Л.А. Покровская, М.А. Хабичев, В.А. Аврорин, К.А. Левковская, С. Усманов, В.Н. Хангильдин, Б.А. Орузбаева, Б. Ходжаев, Т.М. Гарипов, К.Г. Ишбаев, М.Х. Ахтямов и др., и опираясь на собранный фактический материал, мы можем утверждать, что по значению и выражаемым ими функциям аффиксы в башкирском языке, как и в других тюркских языках, делятся на три вида: словообразующие, формообразующие и словоизменительные. Формообразующие аффиксы, занимая промежуточное положение между словообразующими и словоизменительными, отличаются от них своим составом, значением и употреблением.

Деление аффиксов на словообразующие и формообразующие отражает различие в выражаемых ими значениях слова: первые выражают лексическое значение, вторые - грамматическое. Иными словами, словообразование есть образование новых слов, а формообразование - это изменение грамматических форм одного и того же слова. Деление аффиксов на формообразующие и словоизменительные отражает различие в их функциях: первые выражают независимые, синтаксически не обусловленные грамматические значения одного и того же слова, вторые - зависимые, синтаксически обусловленные значения.

Таким образом, признав наличие аффиксов трёх видов, мы, соответственно, утверждаем, что в башкирском языке, как и в других тюркских языках, существуют процессы словообразования, формообразования и словоизменения. Ниже даётся попытка обоснования этого утверждения.

Отличие формообразования от словообразования заключается в следующем: а) при формообразовательном процессе, в отличие от словообразовательного, не образуется новая лексическая единица, появляется лишь добавочное грамматическое значение с некоторым оттенком новизны в лексическом значении; б) формообразующие средства не отрывают новую форму от лексико-семантической сущности данного слова, семантическая связь между этой формой и остальными формами данного слова сохраняется; при словообразовании такое не наблюдается; в) значения формообразующих показателей (в частности, аффиксов) отличаются большей абстрактностью, нежели показателей словообразования; г) как правило, основную информационную нагрузку несёт основа слова (а значит - и словообразующие средства), тогда как грамматическая часть выполняет в основном коммуникативную функцию (функцию связи).

Можно акцентировать внимание и на внешних признаках. Взаиморасположение формальных показателей всех грамматических категорий в языке не свободно, а, как известно, подчиняется строгому порядку. По нашим наблюдениям, в современном башкирском языке у существительных и субстантивов за основой, включающей корень и словообразующий аффикс (если таковой имеется в наличии), следует показатель субъективной оценки, затем - показатели принадлежности, множественности /числа/, падежа, сказуемости. При отсутствии одного из перечисленных аффиксов сохраняется тот же порядок. У качественных прилагательных на первом месте за основой располагается, соответственно, показатель степени, у порядковых числительных - соответствующий показатель количественной соотнесённости, у имён действий - соответствующий показатель неличной формы глагола и т.д., затем повторяется вышеназванный порядок грамматических показателей. Что касается личных форм глагола, то можно проследить следующую особенность: за глагольной основой, включающей корень и словообразующий аффикс (если таковой имеется), следует залоговый показатель, затем - показатели отрицания (если есть), наклонения или времени, на последнем месте - показатель лица.

Обратим внимание: во всех случаях словоизменительные аффиксы следуют за формообразующими, а формообразующие - за словообразующими. Естественно, следует отметить, что такие схемы расположения формообразующих и словоизменительных аффиксов в некоторых случаях нарушаются. В частности, у имён показатели множественности (формообразующая категория) и принадлежности (словоизменительная категория) могут «поменяться местами». Тем не менее на основе морфемного анализа значительного количества слов можно прийти к выводу, что при одновременном употреблении всех трёх видов аффиксов формообразующие аффиксы традиционно находятся в препозиции по отношению к словоизменительным и в постпозиции по отношению к словообразующим аффиксам. По мнению К.Г. Ишбаева, такое ступенчатое расположение зависит от семантических особенностей аффиксов и основано на принципе следования от конкретного к абстрактному, от частного к общему [Ишбаев, 1994: 29; Ишбаев, Абдуллина, 2000: 15]. Как правило, посредством словообразующих аффиксов образуются слова с одним конкретным значением, а с помощью словоизменительных аффиксов - грамматические категории, которые считаются самыми абстрактными. Ещё раз напомним, что такая закономерность (ступенчатое расположение) сохраняется не во всех случаях.

Теперь обратимся к отличиям формообразования от словоизменения. Можно указать на следующее существенное, на наш взгляд, отличие формообразования от словоизменения. Формообразующие аффиксы (впрочем, как и словообразующие) не могут присоединяться к любому корню /основе/. Способность сочетания корневой морфемы /основы/ с формообразующей аффиксальной морфемой зависит от семантических особенностей обоих компонентов [Ишбаев, 2000: 25]. В частности, аффиксы категории субъективной оценки могут присоединяться только к определённой группе существительных (отдельным лексемам родства, названиям географических объектов, анатомическим единицам и т.д.) и прилагательных (обозначающих черты характера, указывающих на внешний облик и т.д). Словоизменительные же аффиксы (принадлежности, падежа, лица и числа), как правило, сочетаются с любой основой. Исключение составляет аффикс сказуемости, употребление которого носит избирательный характер.

При образовании формообразовательных категорий преобладает морфемный способ (аффиксация, сложение основ, редупликация). Словоизменительные категории, кроме морфемного (аффиксального) способа, регулярно образуются и морфемно-синтаксическим и синтаксическим способами.

Формообразующие аффиксы независимы от сочетаний слов и появляются в слове по требованию содержания самого предложения или контекста в соответствии с целями и задачами говорящего. Словоизменительные аффиксы обязаны своим появлением грамматическому сочетанию двух слов.

Таким образом, суммируя вышесказанное и основываясь на фактическом материале башкирского языка, можно утверждать следующее: главное отличие словоизменения от формообразования в том, что словоизменение тесно связано с синтаксисом, оно выражает синтаксические отношения слов в составе словосочетания и предложения, а формообразование - явление морфологическое, отражающее семантические отношения слов между собой.

Аффиксация в башкирском языке считается основным средством образования грамматических форм слова. Формообразующие аффиксы характеризуются полисемантичностью и полифункциональностью. Они, присоединившись к корню /или формообразующей основе/ слова, как правило, в определённой степени меняют его лексическое и грамматическое значения. В результате в рамках той же части речи образуется новая морфологическая категория с добавочным оттенком лексического значения. По этой причине данный вид аффиксов некоторые лингвисты называют аффиксами «функционально-грамматического словообразования» [Баскаков, 1979: 115-117]. Формообразующие аффиксы, как и словообразующие, напрямую не связаны с синтаксическим употреблением слов. Исходя из этих признаков, к формообразующим можно отнести следующие аффиксы морфологических категорий: 1) аффиксы категорий наклонения и времени: ќал-ды, ќал-ћан, ќал-а, ќал-ыр, ќал-асаќ;2)аффиксы неличных форм глаголов: кил-еЈ, кил-еЈсе, кил-еп, кил-гљс, кил-ергљи т.д.; 3) аффиксы категории залога: таб-ыл-, тап-тыр-, таб-ыш-;4) аффиксы, выражающие субъективную оценку: АшkаЎар-ќай, ил-кљй, ќош-соќ и т.д.; 5) аффиксы категории множественности /числа/ (кроме личных форм глагола): бала-лар, етеЎ-Ўљр, дЈртенсе-лљр; 6) аффиксы категории степени качества: аќ-hыл, аћ-ыраќ; 7) аффиксы категории количественной соотнесённости: ун-ар, ун-ау, ун-ынсы, ун-лап; 8) аффиксы категории утверждения-отрицания: уќы- - уќы-ма, яЎ- -яЎ-ма.

Сочетание основ как способ формального выражения наблюдается при сочетании соответствующей аффиксальной формы слова, в частности деепричастия, со служебным словом, семантически взаимосвязанным с предыдущим аффиксом, выделяется и существует как одна сложная морфема аффиксального характера: йњрњ-й инек, йњрњ-р инем, йњрњ-й торћас. Здесь сложные формативы -й ине, -р ине, -й торћасвыступают как показатели соответствующей грамматической категории, где первая морфема выражает прошедшее незаконченное время глагола, вторая - сослагательное /предположительное/ наклонение, третья - деепричастие со значением следствия [ГСБЛЯ, 1981: 93].

Редупликация в области формообразования башкирского языка встречается в двух разновидностях: 1) полная редупликация: а) словарных форм слов, в частности прилагательных типа матур-матур (ќыЎЎар), ќыйыу-ќыйыу (егеттљр); б) аффиксальных форм слова, в частности регулярной формы деепричастия типа килљ-килљ (арыны), йњрњй-йњрњй (талсыќты);2) повторение лишь первого слога с добавлением морфонемы -п- (или -м-) и с перенесением ударения на редупликат типа кЈ`м-кЈк, йљ`п-йљшел.

К словоизменительной системе башкирского языка мы относим следующие категории, выражающие только грамматические значения и выполняющие в основном синтаксические функции: 1) категория принадлежности: дљфтљр-ем`(моя) тетрадь`,дљфтљр-еҐ`(твоя) тетрадь`,дљфтљр-е`(его, её) тетрадь`,дљфтљр-ебеЎ`(наша) тетрадь`,дљфтљр-егеЎ`(ваша) тетрадь`,дљфтљр-е`(их) тетрадь` и т.д.; 2) категория сказуемости: уќыусы`-мын `(я) ученик`, уќыусы`-hыҐ `(ты) ученик`, уќыусы`-быЎ `(мы) ученики`, уќыу-сы`-hыћыЎ `(вы) ученики` и т.д.; 3) категория падежа: китап-тыҐ `книги`, китап-ќа `книге`, китап-тан `из книги`, китап-та `в книге` и т.д.; 4) категория лица и числа (спряжения) у глаголов: бар-а-м`(я) иду`, бар-а-hыҐ `(ты) идёшь`, бар-а-быЎ `(мы) идём`, бар-а-hыћыЎ `(вы) идёте`, бар-а-лар `(они) идут и т.д.`.

Показателями словоизменительных категорий в башкирском языке традиционно выступают аффиксы. Некоторые словоизменительные аффиксы выражают одновременно два или более принципиально различных грамматических значения.

В башкирском языке нередко наблюдается переход формообразующих и словоизменительных аффиксов в разряд словообразующих [Ишбаев, 1994: 43-44]. Отметим следующие широко распространённые случаи использования формообразующих аффиксов в словообразовании: а) формообразующий показатель совместного залога -ш используется и в словообразовательных целях: бел-`знать` - бел-еш`справляться`, ўуќ-`бить, ударять` - ўућ-ыш`драться, воевать` и т.д.; б) аффикс множественности /числа/ -лар/-лљр (с фонетическими вариантами), присоединяясь к топонимическим наименованиям, обозначает коллектив людей, живущих на этой территории (об этом подробнее см. в 6-м параграфе диссертации); в) ныне воспринимаемый как показатель отглагольных прилагательных аффикс -ар/-љр на более раннем этапе развития языка являлся формообразующим аффиксом причастия будущего времени: ос-ар (ќоштар)`перелётные птицы`, эс-љр (ўыу)`питьевая вода` и т.д.; г) некоторые деепричастия с аффиксом -а/-љ в современном башкирском языке употребляются в качестве наречий: ќырќ-а`резко`, ќутар-а`сильно, помногу` и т.д.

Остановимся на примере перехода словоизменительных показателей в разряд словообразующих. Как известно, в древнетюркском языке аффикс -н/-ын/-ен/-он/-њн считается показателем инструментального падежа [Абсалямов, 1981: 206; Ишбаев, 1994: 44]. Во многих современных тюркских языках указанный падеж и ныне является одной из активно употребляющихся падежных форм. В башкирском языке инструментальный падеж отсутствует, его показатель участвует в образовании наречий: йљй-ен`летом`, ќыш-ын`зимой`, тњн-њн`ночью` и т.д. Большое количество других падежных форм (в частности, направительного, исходного, местно-временного падежей) в современном башкирском языке также перешли в наречия: књс-кљ`еле`, яҐы-нан`заново`, баш-та`сначала, вначале` и др.

Во II главе «Функционально-семантическая интерпретация формообразовательной системы башкирского языка» даётся общая характеристика системы формообразования башкирского языка и рассматриваются такие формообразовательные категории, как: а) категория наклонения и времени; б) залога; в) неличных форм глагола; г) субъективной оценки; д) множественности /числа/; е) степени качества; ж) количественной соотнесённости; з) утверждения-отрицания.

Первый параграф посвящён категории наклонения и времени глагола в башкирском языке. В современном башкирском языке существует шесть форм наклонения: изъявительное, повелительное, намерения, условное, предположительное, желательное [Юлдашев, 1958, 1965; Зљйнуллин, 2002].

В системе наклонений глагола только изъявительное наклонение выражает реальное действие, соотнесённое с определённой точкой отсчёта - с моментом речи. Это означает, что ни одно реальное действие не может совершаться вне времени. Исходя из этого, можно утверждать, что формы изъявительного наклонения и времени в какой-то степени представляют единую категорию времени-наклонения.

Грамматическая категория времени - это система противопоставленных рядов форм, выражающих отношение действия к моменту речи (или другой точке отсчёта). Грамматическое время является отражением объективного времени, но имеет и свои особенности.

В последние годы наблюдается тенденция детерминировать употребление временных форм речевой ситуацией, при этом подтверждается их взаимообусловленность: время служит одним из главных средств организации речевых ситуаций, и это обусловливает переплетение типов речевого высказывания (с их характерными временными перспективами). Изучение временных форм глагола с позиций коммуникативной направленности высказывания позволяет сделать выводы относительно закономерностей функционирования временных форм и темпоральной ориентации высказывания в каждом конкретном языке.

В настоящее время в башкирском языке функционируют следующие временные формы: 1) прошедшее определённое; 2) прошедшее неопределённое; 3) прошедшее незаконченное; 4) предпрошедшее определённое; 5) предпрошедшее неопределённое; 6) давнопрошедшее определённое; 7) давнопрошедшее неопределённое; 8) настоящее; 9) будущее определённое; 10) будущее неопределённое [см. также: ХБТ, 1986: 215; Зљйнуллин, 2002: 104]. Эта классификация принимается и нашем исследовании.

Общепризнанным грамматическим значением повелительного наклонения является выражение нереального действия, которое нужно выполнить в будущем. В башкирском языкознании бесспорно императивными формами считаются формы второго лица единственного и множественного чисел, которые безоговорочно включаются в императивную парадигму практически всеми тюркологами [СИГТЯ, 2002; Султанбаева, 1999; Кейекбаев, 2001]. Их целесообразно называть центральными (ядерными), или парадигмообразующими. Все остальные формы по отношению ко второму лицу являются периферийными.

Второе лицо единственного числа во многих тюркских языках представлено нулевой формой, совпадающей с глагольной основой: (ўин) йњрњ `ты ходи, гуляй` - йњрњ- `ходить, гулять`. В то же время, как утверждает Н.Х. Максютова, функционируют и аффиксальные формы императива, которые активно употребляются в диалектах азербайджанского, туркменского, гагаузского, уйгурского, якутского, казахского, киргизского, татарского языков [Максютова, 1976: 56]. А.Т. Кайдаров указывает на образование “почтительной формы” императива в уйгурском языке при помощи аффиксов -Ґ, -иҐ, -уҐ, -сила: башлॠ`начинайте`, килеҐ `приходите`, олтырсила `садитесь` [Кайдаров, 1966: 377]. Об этом же пишет Б. Юнусалиев [Юнусалиев, 1966: 495]. С.Ф. Миржанова также отмечает наличие императива на -Ґ в караидельском, икском, гайнинском говорах северо-западного диалекта башкирского языка [Миржанова, 1979: 171].

В тюркских языках, кроме аффикса -Ґ/-ыҐ/-еҐ, во втором лице единственного числа употребляются и аффиксы -ћын и -ћыл для выражения строгого (категоричного) повеления. Г.Ф. Благова и Х.Д. Данияров отмечают наличие таких форм в историческом памятнике “Бабур-наме” [Благова, Данияров, 1966: 105]. Формы на -ћын/-ген активно употребляются в туркменском литературном языке: алгын `ты (обязательно) бери`, язгын `ты (обязательно) пиши` [ГТЯ, 1970: 300-301]. В карачаево-балкарском языке этой формой выражается пожелание добра и зла [ГКБЯ, 1976: 268]. Указанные категоричные формы характерны и для диалектов башкирского языка.

Формами третьего лица передаётся повеление, просьба и т.п. не непосредственно третьему лицу, а через собеседника. Вокруг форм первого лица повелительного наклонения мнения тюркологов расходятся: одни признают данную форму как императив (Н.А. Баскаков, Н.З. Гаджиева, Э.В. Севортян, Н.Т. Сауранбаев и др.), другие - как оптатив (А.Н. Кононов, Н.К. Дмитриев, Дж.Г. Киекбаев, М.З. Закиев и др.). Н.Т. Сауранбаев, например, мотивирует своё мнение тем, что побуждение к действию в этом наклонении может быть направлено и на самого говорящего в виде самопринуждения [СКЛЯ, 1962: 233]. Мы, в свою очередь, соглашаемся с мнением второй группы учёных и рассматриваем формы первого лица как желательное наклонение. Факты башкирского языка показывают, что повелительное наклонение может передавать множество оттеночных значений: указание, предложение, приказ, поручение, разрешение, обращение, наказ, предупреждение, упрашивание, призыв, угрозу, просьбу, совет, рекомендацию, заклинание и т.д. [Зайнуллин, 2000: 120].

Наклонение намерения выражает стремление совершить то или иное действие, а также предположение о его выполнении. В тюркском языкознании к данному наклонению подход неодинаков: если в казахском языке формы со значением намерения рассматриваются в рамках будущего времени изъявительного наклонения [Сайкиев, 1973: 158-159], то в туркменском [ГТЯ, 1970: 308-309], татарском [Серебренников, 1963: 34-35], башкирском [ХБТ, 1986: 226-227; Зљйнуллин, 2002: 193-198; Тагирова, 2003: 14] и других языках признаются как самостоятельное наклонение.

В башкирском языке наклонение намерения представлено синтетической формой на -маќсы/-мљксе[ГСБЛЯ, 1981; ХБТ, 1986; Зайнуллин, 2000; Тагирова, 2003]. В некоторых тюркских языках (уйгурском, киргизском и др.) наклонение намерения передаётся и аффиксами -ќалы/-ћалы, -ќаны/-гљне [Щербак, 1981: 129-131]. Форма с аффиксом -ћалы/-гљле употребляется в восточном диалекте башкирского языка [Максютова, 1976: 58]. Значение намерения в башкирском языке выражают и многочисленные аналитические конструкции.

Главным в семантической сущности условного наклонения считается выражение действия, которое могло бы стимулировать какое-либо другое действие, событие. Во всех тюркских языках, в которых оно представлено, исследуемое наклонение традиционно имеет показатель -ўа/-ўљ. Заметим, что кроме аффикса -ўа/-ўљ в диалектах башкирского языка часто используется условная форма на -дыниўљ/-дениўљ (с фонетическими вариантами). По мнению Н.Х. Ишбулатова, данная форма указывает на конкретность и последовательность действий [Ишбулатов, 1972: 133]. Диалектологический материал башкирского языка свидетельствует также о том, что в говорах для передачи значения условия употребляется показатель -дыўинљ/-деўинљ (с фонетическими вариантами): Ћораныўинљ, ебеп торма, сатнатып яуап бир (Ж.Кейекбаев)`Если спросит, не робей, отвечай чётко (ясно)`.

Формы условного наклонения в башкирском языке, как и в других тюркских языках, могут употребляться самостоятельно и в сочетании с другими глагольными формами в составе условного периода [Юлдашев, 1958; Кейекбаев, 2001; ГСБЛЯ, 1981; Зљйнуллин, 1987; Бахтигареев, 1999]. В башкирском языке аналитические гипотетические конструкции с вспомогательным глаголом тор-, как и в карачаево-балкарском [ГКБЯ, 1976: 261], татарском [ТГ, 2002: 203], азербайджанском [ГАЯ, 1971: 324] и других тюркских языках, имеет оттенок длительного и многократного условия.

Нужно отметить, что предположительное наклонение не всегда включается в систему форм глагольных наклонений в описательных грамматиках конкретных тюркских языков. Рассматриваемое наклонение традиционно образуется при помощи формантов, общих с изъявительным наклонением.

Основным в семантической сущности форм конъюнктива является гипотетичность выражаемого глагольной основой действия. При этом само предположение пропускается через сознание говорящего или субъекта действия, через его волю, чувства, знания, желания, возможность, стремление и т.п. Каждая из этих граммем дополняет категориальное значение гипотетичности специфическим семантическим оттенком. Характерной особенностью предположительного наклонения является выражение действия как предположительного, желательного, возможного, но реально не существующего.

В тюркологии желательное наклонение привлекает внимание лингвистов неоднородностью грамматических форм его выражения. В своё время Л.Ф. Благова отметила тенденцию к сверхнормальному усложнению оптативных форм в тюркских языках [Благова, 1973: 10]. Парадигматическое значение форм желательного наклонения сводится к пожеланию говорящего совершить определённое действие. В то же время фактический материал башкирского языка позволяет сделать вывод о том, что в конкретно взятом контексте формы желательного наклонения могут выражать различные оттенки: побуждение, решение, опасение, мольбу, раскаяние, заклинание и т.п.

Заметим, что формы 1-го лица желательного наклонения -айым/-љйем, -айык/-љйек, -йык/-йек отдельные языковеды рассматривают как форму единого повелительно-желательного наклонения [Баскаков, 1952: 24; Шукуров, 1974: 18-35; Ищанов, 1963: 3]. Данный факт в какой-то степени, видимо, можно объяснить тесной взаимосвязанностью вышеуказанных наклонений. Тем не менее, на наш взгляд, у каждого из них есть собственное ведущее грамматическое значение.

В башкирском языке встречаются и желательные формы на -ўана/-ўљнљ, которые сохранились в основном в фольклорных образцах. Считается, что аффикс -ўана/-ўљнљ указывает на значение желательности больше по сравнению с остальными морфологическими показателями: љйтўљнљ `скажи-ка`, ќайтўана `вернись-ка`.

Страстное пожелание, мольба передаются формами типа алўамсы `взять бы`, тойўонсо `почувствовал бы` [Зайнуллин, 2000: 123]. Кроме форм 1-го лица, значение желания в современном башкирском языке передаётся разнообразными аналитическими конструкциями.

Второй параграф содержит системный анализ неличных форм глагола, главной особенностью которых является неизменяемость по лицам. Различие между личными и неличными формами глагола сводится к тому, что первым из них свойственны чисто глагольные категории, для вторых же, кроме глагольных свойств, характерны и грамматические категории других частей речи. К примеру, причастия башкирского языка, как и глаголы, имеют формы времени; в то же время они, в зависимости от контекста, принимают показатели падежа, принадлежности, множественности; в предложении, как правило, выполняют функцию определения. Можно констатировать, что категория неличных форм глагола, включающая в себя имена действия, причастия, инфинитивы, деепричастия, уступает категории наклонения (личным формам глагола) в передаче наиболее полного отражения объективной действительности, поскольку не участвует в формировании основных грамматических признаков предложения - предикативности и модальности.

Занимая промежуточное положение между именем и глаголом, имя действия, с одной стороны, имеет формы падежа, принадлежности, множественности; с другой, обозначает действие или состояние, примыкает к глагольной лексике [см. также: Дмитриев, 1948; Юлдашев, 1958; ХБТ, 1986; Зљйнуллин, 2002; Ибрагимов, 2001].

В нынешней стадии развития языка самой распространённой формой считаются имена действия с показателем -ыу/-еЈ. Имена действия на -маќ/-мљк, считавшиеся наиболее употребительной формой в XVII-XVIII веках, обозначают действие, состояние и целевые характеристики действия и состояния, их целенаправленность [Ишбаев, 1973: 20; Ибрагимов, 2001: 2]. Форма на -ма/-мљ первоначально, видимо, закрепилась в языке лишь в значении инфинитива. В процессе длительного исторического развития значение этой формы расширилось, она стала более номинативной и начала употребляться и в функции имени действия. Имена действия, образованные посредством аффикса -ма/-мљ, несмотря на широкую распространённость указанной формы в других тюркских языках (казахском, киргизском, уйгурском, узбекском, каракалпакском, туркменском, азербайджанском, татарском и т.д.), в башкирском языке почти не встречаются. Имена действия с аффиксом -ыш/-еш активно используются в азербайджанском, турецком, туркменском, узбекском, уйгурском языках [Севортян, 1970; Кононов, 1956; 1960; Мелиев, 1964 и др.]; в башкирском языке указанная форма отличается наибольшей субстантивированностью, склоняется, может иметь показатели принадлежности и множественности.

Причастия башкирского языка представляют собой неличную атрибутивную форму глагола, которая обозначает, как и прилагательные, признак предмета, но признак непостоянный, временный, процессуальный, и имеет признаки глагола, обозначающие значение процесса. В отличие от других неспрягаемых форм глагола причастия имеют категорию времени, но выражают его не как спрягаемый глагол в конкретной форме, а «путём характеристики предмета в связи со временем» [Байсурина, 2000: 24].

Временное значение является одним из главных грамматических признаков причастий, так как оно связано с содержанием этих слов: вне времени нет действия и состояния. Если причастия теряют временное значение, то они переходят в другие части речи: существительные (килљсљк `будущее`, ўатыусы `продавец`), прилагательные (осар /ќоштар/ `перелётные птицы`, эсљр /ўыу/ `питьевая вода`), наречия (уйламаџтан `неожиданно`, फ़армаџтан `невзначай`) и т.д. Причастия башкирского языка характеризуются тремя временными формами: прошедшего, настоящего и будущего времени. Прошедшее время представлено формой на -ћан/-гљн, которая считается в языке самой продуктивной. Причастия настоящего времени имеют две формы: а) синтетическую форму на -ыусы/-еЈсе; б) аналитическую форму на -а/-љ + торћан.Причастие будущего временипредставлено тремя формами: а) формой на -ыр/-ер, обозначающей значение неуверенного предположения; б) формой на -асаќ/-љсљк, выражающей модальное значение уверенного предположения; в) формой на -аўы/-љўе с модальным значением долженствования и необходимости. Здесь, на наш взгляд, уместно выделить древнюю форму причастий будущего времени на -ар/-љр, которая в нынешней стадии развития языка воспринимается как прилагательное: янар (тау) `горящая гора (вулкан)`, быуар (йылан) `удав`, осар (балыќ) `летучая рыба` и т.д.

Инфинитив существенно отличается не только от личных форм глагола, но и от таких неличных форм, как имя действия, причастие и деепричастие. Характерной чертой инфинитива является его неизменяемость по лицам, числам, временам и наклонениям; он также не склоняется и не принимает аффиксов принадлежности, множественности.

По своему значению инфинитивные формы в башкирском языке, как и в других тюркских языках, можно подразделить на два вида: 1) формы однозначные, употребляющиеся только в значении инфинитива; так называемые собственно инфинитивы с аффиксами -ырћа, -ыућа, -маћа, -маќќа, -ћалы; 2) формы многозначные, в определённых синтаксических конструкциях обладающие, кроме инфинитивного, и значениями других неличных глаголов (имени действия, деепричастия, причастия); это формы с аффиксами -маќ,-ыу, -ма/-мљ, -ыр. Опираясь на собранный фактический материал, из вышеназванных форм можно отметить высокую активность и продуктивность в языке инфинитива на -ырћа, характерность форм на -маќ, -маћа, -маќќа, -ыућа, -ма/-мљ в основном для разговорной речи и наличие ограниченного количества форм инфинитива с аффиксом -ћалылишь в исторических памятниках.

В существующих грамматических исследованиях тюркских языков деепричастие в основном характеризуется как некая гибридная категория, сочетающая в себе одновременно признаки двух частей речи - глагола и наречия. Некоторые тюркологи считают его особой разновидностью отглагольных форм или же отглагольным наречием [Кононов, 1960: 239; 1956: 474; Исхаков, Пальмбах, 1961: 315], то есть фактически выводят его из системы глагола. Другие сближают деепричастие с личными формами глагола, считая его заместителем этих форм [Самойлович, 1925: 31-32].