Языковая картина мира цвета

Размещено на http://www.allbest.ru/

Языковая картина мира цвета

Методы исследования и прикладные аспекты

Научный доклад

к защите диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

А.П.Василевич

Москва 2003

Вводные замечания

«Цветовое пространство», «цветовой континуум», «цветовой спектр» и т.д. - так принято называть то многообразие цветов, которое воспринимается нашей зрительной системой. По некоторым данным человеческий глаз способен различить до 2 млн. оттенков, но в природе их гораздо больше. Тем не менее, на практике физиологические возможности глаза остаются по существу невостребованными. Восприятие человеком цветового пространства устроено так, что непрерывный континуум цвета делится на категории, объединяющие большое число близких цветовых оттенков, и каждой такой категории соответствует одно или несколько слов, цветонаименований, которые, собственно, и являются предметом настоящего исследования.

Группу слов-цветообозначений без преувеличения можно считать беспрецедентно популярной для специалистов самых разных областей знаний - психологов и филологов, психо- и этнолингвистов, этнографов и антропологов, историков и даже физиологов. Число ежегодных публикаций по перечисленным направлениям исчисляется сотнями.

Чем же объясняется неослабевающее внимание к столь небольшой и специфической группе слов, какой являются цветонаименования? Попробуем ответить на этот вопрос.

Начнем с того, что изучение процессов отражения цветовых ощущений в языке (заметим, что этот интерес проявляется еще со времен Аристотеля) - естественное следствие значимости цветового зрения, которое, в свою очередь, рассматривается разными науками о человеке. Но, разумеется, интерес к этой лексической группе со стороны лингвистов вызван и другими, более специфическими причинами.

Как писала Р.М.Фрумкина, интересно описывать те лексические группы, которые представимы как системы. Фрумкина Р.М. Цвет, смысл, сходство. М., Наука,1984, с. 18. При достаточно строгом подходе к определению самого понятия `системно организованное множество объектов' по-настоящему структурированной оказывается лишь незначительная часть лексики - как правило, множества слов и словосочетаний, выделенные по "семантическому" принципу, точнее, по тому куску действительности, который они призваны описывать. Наиболее типичным примером такого множества, наряду с терминами родства, как раз и является система цветообозначений.

Цветообозначения самым активным образом привлекались в качестве материала для решения таких совершенно разных задач, как отработка методов выделения семантических полей (Kelly & Judd 1976; Bidu-Vranиeanu 1976; Фрумкина 1984); этимология и история языка (ср.: Бахилина 1975; Бородина, Гак 1971; Чекалина 1972; Чикобава 1981; Krieg 1979 и др.); проблемы языка и мышления (Шемякин 1960; 1967; Rosch 1975, Bornstein 1985, Saunders 1995), проблемы детской речи (Истомина 1960; Heider 1971; Dongherty 1980) и даже проблема доминантности полушарий мозга (Николаенко 1981). Весьма продуктивно используется материал цветонаименований при анализе художественных средств языка писателя (Соколова 1971; Почхуа 1977; Adamson 1979 и десятки других исследований). Не менее перспективна и другая сфера применения цветонаименований в качестве материала исследования. Мы имеем в виду работы по символике цвета, начатые еще И. Гёте. В отечественной науке в числе первых работ в этой области следует назвать книгу: Шерцль В.П. Названiя цвътовъ и символическое значенiе ихъ. Воронеж, 1884. Конечно, у этого направления и ныне есть свои горячие сторонники (ср.: Журавлев 1981; Тернер 1972), но есть ученые, относящиеся к нему более сдержанно (ср. Степанов 1985). Так или иначе, исследования здесь еще далеко не исчерпаны.

Перечень направлений исследований на материале цветонаименований можно было бы продолжить, включив, например, разнообразные прикладные аспекты (цветовая психодиагностика, начало которой положили работы Люшера; использование цвета в рекламе, переводоведение и т.п.), но мы ограничимся лишь одним дополнением, которое заслуживает отдельного обсуждения, учитывая основные цели настоящего цикла исследований. Речь пойдет о теории лингвистической относительности.

Основоположником этой теории можно считать В. фон Гумбольдта, хотя Ю. С. Степанов небезосновательно отводит эту роль Спинозе. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка. М., 1985, с. 104. В современной науке это направление связывается, прежде всего, с именами Э. Сепира и Б.Уорфа. Для сторонников теории Сепира - Уорфа цветовое пространство является, пожалуй, основным источником аргументов. Этому способствует целый ряд обстоятельств. Во-первых, это область, допускающая «другое измерение» (оттенки цвета можно выразить через длину волны). Во-вторых, в экспериментах на запоминание, восприятие и т. п. стимулы можно предъявлять в невербальной форме, что очень важно для сопоставительных исследований по разным языкам: ведь физическая природа цвета одна и та же для всех культур (чего не скажешь, например, об объектах, производимых человеком). В-третьих, этнолингвисты уже давно зафиксировали существенные межъязыковые различия в лексике цветоназывания, и практически любое исследование какого-нибудь экзотического языка обречено на получение новых интересных фактов.

Следует подчеркнуть, что наличие огромного числа работ в этой области отнюдь не предопределяет исчерпанность этой темы. И дело здесь не только в том, что исследованы еще далеко не все языки. В литературе неоднократно критиковались различные аспекты методики исследований сторонников гипотезы Сепира-Уорфа (ср.: Блэк 1960; Брутян 1962; Серебренников 1983; Фрумкина 1984; Сорокин и др. 1982; Saunders 1995). Здесь нам особенно хотелось бы выделить три аспекта.

Во-первых, мы считали целесообразным взглянуть на проблему лингвистической относительности и членимости действительности с позиций психолингвистики, которая рассматривает язык как феномен психической деятельности человека. Соответственно отношения между словами-цветонаименованиями и их «смыслами» следует исследовать постольку, поскольку они существуют в сознании носителей языка. Лингвистические, семиотические и другие традиционные построения исследователя-языковеда (сколько бы искусными они ни были) замыкаются на индивидуальный речевой опыт и, как нам представляется, весьма неуместны в исследованиях сопоставительного плана.

Во-вторых, практически во всех случаях, проводя сопоставительный анализ лексики цветообозначения, исследователи ограничиваются так называемыми «основными цветонаименованиями» (basic color terms), принципы выделения которых носят порой весьма субъективный характер и не выдерживаются последовательно для всех рассматриваемых языков. Как можно представить себе полную картину отражения в языке действительности (в данном случае - цветового пространства), игнорируя большую часть его лексического состава (например, не учитывая таких русских слов, как алый, бурый, малиновый и т. п., не входящих в состав «основных цветонаименований») ?

В-третьих, утверждая, что исследуются различия в членении Действительности, авторы на самом деле оперируют лексикой, отражающей эту действительность, причем о характере отражения они, в сущности, судят сами в меру своего знания сравниваемых языков. Нам представляется, что в данном контексте единственно приемлемым является подход, при котором исследуются одновременно объекты действительности (у нас это оттенки цвета) и обозначающие их слова, т. е. анализируется денотативное значение цветонаименований. Этот подход убедительно отстаивается в работе Р. М. Фрумкиной (1984), а на практике впервые (хотя и с некоторыми методическими издержками) был применен на материале имен цвета Э. Леннебергом и Дж. Робертсом.

В настоящем исследовании сопоставительный анализ лексики цветообозначения был проведен с привлечением всех сколько-нибудь употребительных цветонаименований сравниваемых языков, а основным инструментом исследования был психолингвистический эксперимент.

«Апробация» предложенного нами подхода осуществлена на достаточно обширном языковом материале: мы рассмотрели лексику цветонаименований 15 разных языков, в том числе и тех, что традиционно считаются «экзотическими» (ср. языки бамана и манинка). В большинстве случаев данные о цветонаименованиях в соответствующих языках получены впервые.

Как видно из прилагаемого списка публикаций, за 15 лет работы в этой области, мы так или иначе затронули множество тем, но в данном обзоре хотелось бы остановиться на четырех основных направлениях, которые будут рассмотрены в соответствующих разделах:

1) языковая картина мира и общая теория возникновения и развития системы цветообозначений;

2) методы проведения и обработки психолингвистического эксперимента;

3) описание современного состояния цветовой лексики в русском языке;

4) прикладные исследования.

И последнее. Список наших работ в данной области включает несколько монографий и более 40 статей. Основной среди них является монография:

Василевич А.П. Исследование лексики в психолингвистическом эксперименте.

На материале цветообозначения в языках разных систем. М., Наука, 1987.

Учитывая, что по ходу доклада мы будем на нее неоднократно ссылаться, для краткости мы в дальнейшем станем обозначать ее как: Василевич 1987.

Раздел 1. Языковая картина мира в области названия цвета: универсалии и национально-культурные особенности

Проведенный нами цикл исследований концентрируется вокруг двух известных теорий - теории Берлина и Кея об универсальном характере эволюции цветонаименований и гипотезы Сепира-Уорфа о лингвистической относительности. Хотя на первый взгляд теории как будто противоречат друг другу, на самом деле они взаимодополнимы, и именно их сочетание позволяет ставить и решать более глубокие задачи соотношения языка и мышления, в частности, связанные с проблемами языковой картины мира.

Теория Берлина-Кея Классическая работа Б.Берлина и П. Кея Berlin B. & Kay P. Basic Color Terms: Their Universality and Evolution. Berkeley, 1969. (условимся для краткости называть ее «теория БК», или просто БК) являет собой, прежде всего, образец (один из первых, если не единственный) систематического описания лексической группы слов.

Номенклатура названий цвета, во всяком случае, в европейских языках, может быть описана с помощью трех компонент: цветовой тон (главная компонента), яркость и насыщенность. Термины `тон', `яркость', `насыщенность' пришли в лингвистическую литературу из психологической, а в психологическую - из цветоведения.

Как известно, в природе нет цвета как такового, есть лишь световые волны. В цветоведении разработана система описания, позволяющая охарактеризовать любое цветоощущение с помощью набора значений этих трех переменных. То, что принято называть цветом в обыденной речи, ближе всего к тому, что в цветоведении называется тоном, но тоже далеко не всегда.

Как бы то ни было, центральное место в БК занимает не психофизиологические понятия, а понятие «основное цветонаименование» (basic color term).Именно выделение ограниченного числа «основных» слов для нескольких десятков языков и их сопоставление позволили сделать ряд нетривиальных выводов.

БК впервые четко формулирует условия, необходимые для включения слова в группу «основных цветонаименований»:

1. слово должно быть непроизводным и не относиться к сложным словам;

2. его значение не должно быть эже значения другого имения цвета, указывающего на какой-либо близкий оттенок.

3. слово должно обладать широкой сочетаемостью.

4. слово должно быть «психологически выделенным», значимым для носителей данного языка. Сформулированы и основания отнесения слова к числу «психологически выделенных»: а) они появляются в начале списка в эксперименте, где информантов просят перечислить известные им цвета; б) они обладают устойчивым денотативным значением, т.е. их денотаты для разных носителей языка и в разных контекстах совпадают; в) они присутствуют во всех идиолектах данного языка.

Критерий 1 исключает из числа "основных" слова типа сине-зеленый, голубоватый, а критерий 3 исключает из рассмотрения слова типа седой, вороной, что ограничивает объем рассматриваемой номенклатуры довольно разумным образом и потому не вызывает возражений.

Критерий 2 нацелен на то, чтобы считать "не основными" ИЦ типа малиновый или англ. crimson на том основании, что они являются оттенками красного (red) и в этом смысле как бы «включены» в `красный' по значению. Впрочем, никаких дополнительных доводов в пользу разумности критерия 2 авторы не приводят, и для нас здесь остается элемент неопределенности. Критерий 4 кажется нам очень важным, и мы сами активно использовали его при отборе своего экспериментального материала. Впрочем, мы следовали лишь первому основанию. Критерии (б) и (в) весьма расплывчаты, и неоднократно подвергались резкой критике (ср. Фумкина 1984).

Первый существенный результат, полученный в БК - практически полное совпадение состава группы основных терминов цвета во всех современных индоевропейских языках: помимо наименований ахроматических цветов (черный, белый, серый) это еще красный, синий, оранжевый, желтый, зеленый, фиолетовый, розовый и коричневый - всего 11. В некоторых славянских к ним добавляется еще голубой.

Выделив группу «основных» цветонаименований, БК переходит к описанию эволюции их развития. До появления БК изложение истории появления и развития слов-цветообозначений носило чисто описательный характер и выглядело примерно так.

Вначале цвет передается в языке опосредованно, путем указания на цвет соответствующих распространенных предметов или объектов природы: «как молоко», «как снег» (белый), «как сажа» (черный), «как кровь» (красный) и т.д.

Затем появляются абстрактные слова специально для обозначения цвета (белый, черный, красный). Некоторые из них становятся названиями основных категорий, на которые делится цветовое пространство в данной культурно-языковой общности людей (те самые «основные цветонаименования»).

Параллельно с процессом развития основных терминов в языке появляются слова, передающие оттенки цвета. Число этих слов напрямую связано с уровнем цивилизованности общества. Некоторые бесписьменные языки современных туземцев до сих пор содержат не более десятка-двух терминов цвета. Источники появления новых слов могут быть сведены к следующим видам (приводим пример русского языка):

- Использование названий окружающих предметов и объектов природы с характерной окраской (вместо первоначального «как молоко», «как пепел» появляются обычные речевые формы молочный, пепельный, кровавый). Некоторые слова постепенно утрачивают изначальную этимологическую связь и начинают восприниматься как абстрактные (ср. русск. коричневый, малиновый, сиреневый, болотный). Возникает модель «цвета…» (цвета слоновой кости, цвета мха), и ее эмоционально отмеченные разновидности (особенно в литературе - цвета давленой земляники, цвета мокрого асфальта).

- Заимствования. Процесс обогащения языка за счет иноязычных заимствований протекает не хаотично, а «волнами». Так, известно, что французский язык XVII в. «снабдил» многие европейские языки словами культурного слоя, включающими и термины цвета; еще одна «французская экспансия» в русский язык произошла в конце XIX в. в связи с влиянием французской моды; русская лексика цвета испытывала также влияние торговли с Востоком (арабские и тюркские заимствования - масти лошадей и слова типа алый) с одной стороны, и Петровских реформ (внедрение европейского красильного производства) - с другой и т.д.

- Развитие собственного арсенала лексико-морфологических средств (появление двусоставных слов типа фиолетово-красный, небесно-голубой и появление специальных слов для передачи оттенков (темно-красный, бледно-зеленый, интенсивно-розовый).

- Развитие у терминов цвета новой смысловой функции - рекламной. Она появилась в начале ХХ в., а в конце века становится важнейшей. Все чаще возникает потребность не столько назвать точный цветовой оттенок данного предмета, сколько привлечь к нему внимание. Воплощается это двумя способами. С одной стороны бурно развиваются лексические сочетания типа «агрессивный красный», «монастырский белый», «лиловый шик», «сиреневая элегия». С другой стороны, все большее распространение получают сочетания, связанные с собственно цветом лишь чисто ассоциативно («Багамы», «восточный сад», «поляна Куинджи»).

Следует упомянуть еще одну тенденцию в развитии лексики цвета последних лет. Она связана со все более широким внедрением в повседневную практику света (реклама, монитор компьютера, подсветка интерьера и т.п.). Выясняется, что для передачи оттенков света нужны другие слова. Пока язык обходится сочетаниями типа мерцающий синий, матовый голубой, но совершенно очевидно, что именно в этой области в ближайшие годы следует ожидать наибольших изменений в составе соответствующей лексики.

В теории БК все эти разные формы развития лексики игнорируются, и к анализу привлекается только десяток упомянутых выше «основных» цветонаименований. Однако столь резкое сужение объема материала позволило оперировать сопоставимыми данными по колоссальному числу языков и, тем самым, открыть те самые универсальные закономерности, которые и принесли БК такую известность.

Итак, выведенный БК «всеобщий» эволюционный закон выглядит так. Существует семь ступеней (стадий) развития цветовой терминологии, отражающих строгую последовательность появления каждого слова. Более поздняя стадия как бы включает в себя все предыдущие.

На стадии I в языке есть только два basic-цветообозначения, а именно - слова, указывающие на белый и черный цвета (к «белому» отойдут все светлые оттенки, к «черному» - все темные»). Это самая «низшая», первая стадия развития цветовой лексики.

На стадии II к двум цветам добавляется третий - и это всегда слово, обозначающее красный цвет. На стадиях III-V добавляется каждый раз по одному слову из трех - «синий», «зеленый», «желтый». Здесь порядок может варьировать, однако почти всегда в языке появляется слово, означающее, например, одновременно «синий» и «зеленый» и только с течением времени за ним закрепляется одно из этих значений, а для другого находится новое слово. Заметим, что долгий период сосуществования в одном слове двух и даже более значений представляет большую трудность для исследователей древних рукописей. Ведь никто никогда не фиксировал, в какой именно момент в многозначном термине начинался процесс вычленения разных значений. Приведем пример. Известно, что прилагательное glas в кельтских языках в качестве цветообозначения может в равной степени описывать синие, зеленые и серые тона. В оригинальной рукописи средневековой Ирландии «Книга Бурой коровы» в одном из четверостиший Fil sъil nglais… принято переводить `Есть синий глаз…'. Но ведь с равным основанием можно считать, что автор текста «видел» глаз серым или зеленым. Более того, учитывая стадию развития языка к моменту создания текста (рукопись датируется 1100 г.), мы вообще склонны считать, что glas могло еще не обрести значения конкретного цветового тона и оставаться в своем изначальном значении - «сверкать, сиять». Тогда мы получаем перевод «Есть сияющий глаз…», что уже существенно изменяет глубинное понимание всего четверостишия. Седьмым словом (стадия VI) всегда бывает «коричневый», а высшая стадия VII характеризуется появлением сразу четырех - «розовый», «оранжевый», «фиолетовый» и «серый».

Все развитые индоевропейские языки находятся на VII стадии, но в мире можно найти примеры языков, представляющих любую из семи.

Теория БК «слишком красива», чтобы быть безукоризненной. Как всякая серьезная теория, которая находится под самым пристальным вниманием большого числа исследователей, она неоднократно подвергалась резкой критике с самых разных сторон. Психологи пытались с переменным успехом найти перцептивные корреляты выделенным основным цветам. Появилось понятие «фокального цвета» (Э.Рош), который якобы стабильно выделяется среди множества близких оттенков в разных культурах (и, естественно может рассматриваться как денотат соответствующего основного цветонаименования). В свою очередь, многие стали ставить под сомнение данные Рош.

Этнографам в целом импонирует исторический взгляд на цвет как на культурную реалию и идея поступательного развертывания системы цветовых категорий. Однако они упрекают БК в отсутствии конкретно-исторического анализа хозяйственно-трудовой деятельности, которая непосредственно детерминирует структуру цветовых понятий. Почему сложился именно такой порядок следования слов?

Английский этнограф Тернер, например, считает триаду белый-черный-красный не только универсальной, но и, возможно, первичной. Интересный факт. По свидетельству Ф.Н. Шемякина в чукотском языке подавляющее большинство терминов цвета имеет «предметное» происхождение. Исключение составляют названия черного, белого и красного цвета: они являлись абстрактными изначально.

Многие источники убедительно показывают первичность бинарной оппозиции белого и черного. Психологи видят ее истоки в ритмах природного окружения: изначально человеческая жизнь регулировалась двумя факторами - дневным светом и ночной тьмой. Свет ассоциировался с активной деятельностью и солнечным теплом, а мрак ночи - с пассивностью, холодом и таинственностью. Отсюда выводится устойчивый для большинства культур комплекс положительных значений белого, белизны, светлого и отрицательных - черного, черноты, темного.

Достаточно хорошо известно о наличии ассоциации красного цвета с кровью в первобытную эпоху (как и в позднейших культурах, например, в христианской символике). С другой стороны, существует и другой отождествляемый с красным цветом природный элемент - огонь, связанный с теплом и защитой от опасностей. Наконец, существуют и менее распространенные локальные идентификации красного цвета, обусловленные спецификой жизнедеятельности и среды обитания. Так, у островитян островов Тробриан обнаружена ассоциации красного с одной из пород красной рыбы и с местной красной землей, которая в окраске лица символизировала кровь.

Важность трех последующих цветовых категорий (`зеленый', `желтый' и `синий'), быть связана прежде всего с преобладанием этих цветов в окружающем природном мире, в особенности с окраской природных объектов (воды, неба, земли, песка) и растений, являющихся основой питания.

Критика лингвистов сводится, прежде всего, к определению состава группы «основных» цветонаименований. Неоднократно подчеркивалось, что противопоставление «основных» и «прочих» названий цвета в значительной мере условно и лежит в плане историко-культурном, а не лингвистическом. Сомнения вызывают как слова, уже включенные в группу «основных» (не все согласны с «кандидатурами» голубой, розовый, коричневый), так и в еще большей степени - слова, которые не включены, а должны быть включены в состав этой группы, поскольку не отличаются от уже включенных ни с точки зрения употребительности, ни с точки зрения определенности значения.

Как бы то ни было, работ, специально посвященных обсуждению теории БК тему так много, что впору называть очередную статью не привычным «Еще раз к вопросу…», а «Еще много-много раз к вопросу…». В принципе сам факт обилия исследований, критикующих БК, не может вызывать удивления. Было бы странным печатать работы, в которых теория БК подтверждалась бы полностью - в них просто не было бы новизны. Но с какой бы стороны ни критиковалась теория, три достижения авторов теории остаются незыблемыми.

Во-первых, это введенное БК понятие «основное цветонаименование» и, соответственно, критерии выбора, позволяющие достаточно научно подойти к проблеме описания терминов цвета как системы. Другое дело, что сами критерии можно совершенствовать, и, следовательно, менять состав группы «основных» слов.

Во-вторых, наличие особо значимых (фокальных) оттенков цвета и определенная связь между ними и соответствующими «основными» словами. Пусть эта связь оказалась не столь однозначной (многие не смогли в точности воспроизвести результаты БК) и не столь универсальной (для многих редких языков, это оказалось не так), но отправная точка для сопоставления языков была определена.

Наконец, в-третьих, универсальный характер эволюции развития «основных» терминов цвета. Пусть уже определились исключения, выдвинуто много оговорок, но сходство большой группы европейских языков по-прежнему поражает.

Так или иначе, время для окончательного вердикта теории БК еще не пришло. Во всяком мы не берем на себя высокую роль арбитра. Свое исследование мы рассматриваем как еще один вклад - наряду со многими другими - в построение новой, более совершенной теории в будущем. Наш подход можно резюмировать следующим образом.

Принимая «стадиальный» подход БК к развитию лексики цветообозначений, мы не понимаем, почему диахрония обращена только в прошлое. Ведь все языки, в том числе и индоевропейские, продолжают развиваться, и вслед за VII стадией, возможно, придет VIII стадия развития. Чем она будет характеризоваться? Накопление данных и их квалифицированный анализ вполне позволяет делать прогнозы на будущее развитие.

Нам представляется, что дальнейшая эволюция может идти двумя путями.

- К группе «основных слов» будут присоединяться слова, которые находятся «на стыке» между двумя существующими. Именно так на стадии VII в индоевропейских языках появились `оранжевый' (на стыке красного и желтого), `фиолетовый' (красный - синий) и `серый' (черный - белый).

- В категорию «основных» перейдут названия светлых (или темных?) оттенков существующих цветов. Пример такого перехода - светлый оттенок красного, `розовый', ставший основным цветонаименованием во всех языках. Некоторые авторы рассматривают `розовый' как цвет на стыке красного и белого. Но нам кажется более естественным говорить о «стыке», имея в виду соседние цвета спектра. `Белый' в этом контексте - совсем другой случай. Кстати, отмечаемое многими особое положение слова голубой в русском и некоторых других славянских языках проистекает, в сущности, из того же свойства.

Более подробно эта идея рассматривается в разделе 3 настоящего доклада.

Понятие «основное цветонаименование» надо расширить. Более уместно, например, использовать термин «психологически важный» (англ. salient) . Операционально определять его можно по-разному. Мы предложили психолингвистический подход, применяемый, например, в ассоциативных экспериментах: то, что наиболее важно, приходит в голову первым. В наших экспериментах по порождению названий цвета «основные» (в формулировке БК) слова неизменно оказывались в числе наиболее значимых (назывались в первую очередь и значительно чаще других слов). Однако именно здесь выявлялись слова, значимость которых была тоже очевидной (типа русск. малиновый, салатовый, алый, лиловый, бордовый), и отказ рассматривать их в сопоставительных исследованиях снижает ценность результатов.

Работа с материалом, полученным таким образом, позволяет рассматривать и более широкую задачу описания языковой картины цветового мира - категоризацию цветового пространства, отраженную в данном языке. Тем самым мы переходим к обсуждению другой важной теории - гипотезы Сепира-Уорфа.

Хронологически теория лингвистической относительности Сепира-Уорфа возникла еще задолго до теории БК, и список публикаций по этому поводу вообще трудно обозрим, тем более что материал цветонаименований был здесь далеко не единственным.

Центральными проблемами этнопсихолингвистики считаются проблема соотношения языка и мышления или, иначе, влияние различных языков на познавательную деятельность их носителей; проблема различной категоризации действительности и проблема влияния языка на поведение людей. Все это и составляет ядро теории Сепира-Уорфа. В дихотомических противопоставлениях [язык - мыслительная (познавательная) деятельность]; [язык - категоризованная в языке реальная действительность]; [язык - поведение носителя языка] язык мыслится по Сепиру-Уорфу, как некое деятельное начало, как «причина», детерминирующая второй элемент противопоставления.

Культурно-историческую специфику следует искать не только в своеобразии реальной действительности, которой живет конкретный народ; в качестве объектов и условий деятельности фигурируют и артефакты, в которых уже материализованы действия, осуществлявшиеся социально одобренными стандартными способами (операциями).

Когда мы сравниваем два языка, мы можем обнаружить, что в одном из них есть слово, для которого нет соответствующего лексического эквивалента в другом. Например, в европейских языках есть обобщающие слова типа `животное', `птица', `существо'; которых нет в некоторых других языках, однако нет слова, которое обобщало бы, например, фрукты и орехи, а такое слово есть в китайском.

Наконец, языки различаются еще и тем, как в них осуществляется разграничение разных семантических сфер. Как раз цветовое пространство является наиболее популярной областью исследования в связи с этой проблемой, поскольку оно может быть описано объективным образом и не имеет границ, обусловленных природными факторами. Языки различаются по тому, сколькими и какими способами делят они это пространство на категории. В чукотском языке есть очень мало слов, обозначающих цвета, но есть 25 терминов, называющих масти оленей. В некоторых языках отсутствует само слово, соответствующее понятию `цвет', хотя нет языка, в котором отсутствовали бы слова, называющие конкретные оттенки цвета.

Обычно сравнение языков по характеру отображения в их лексике цветового пространства ведется по одной и той же схеме. В качестве «эталона» берется какой-то язык (чаще всего в этой роли выступает английский). Далее привлекается какой-либо другой язык (чаще всего экзотический) и выбирается ограниченный участок цветового спектра, который представляется в виде континуума. Наконец, берутся слова, отображающие выбранный участок спектра в сравниваемых языках и показывается, что они «членят» этот участок по-разному. В качестве слов привлекаются только основные цветонаименования (мы подробно обсуждали их выше).

Типичным примером графического представления результатов исследования по описанной схеме может служить следующая иллюстрация, заимствованная нами из работы Л. Ельмслева:

английский	green	blue	grey	brown
валлийский	gwyrd	glas	llwyd

Приведенная «картинка» в сжатом виде манифестирует известные автору факты: англ. green `зеленый' соответствуют в валлийском или gwyrd, или glas; англ. blue `синий' - glas. В свою очередь, валлийское glass может иметь одно из трех значений - `зеленый', `синий' или `серый'. Отсюда вывод: цветовой спектр в двух сравниваемых языках членится по-разному.

Прокомментируем этот путь исследований. Прежде всего, весьма странным выглядит предположение о линейности цветового спектра: введение континуума противоречит всем известным ныне моделям цветового пространства, или, как его еще называют, цветового тела. Понятие континуума адекватно лишь в одном отношении: оно верно передает представление о непрерывности перехода одного цветового оттенка в другой. Итак, первое существенное соображение, которое мы хотели бы сформулировать, - следующее: цветовое пространство делится на «области» (область синих цветов, область коричневых цветов и т. п.). Условимся в дальнейшем называть такие области «категориями».

Находясь в рамках психолингвистического исследования, мы не считаем себя вправе делать какие-либо заключения о членении цветового пространства на уровне зрительного восприятия. Мы ограничиваемся тем, что признаем саму идею членимости (категоризации) цветового пространства и принимаем гипотезу о существовании отображения указанной категоризации в лексике цветообозначений. Соответственно и исследовать мы будем не столько категории цветового пространства, сколько категории слов-цветонаименований, которые выделяются в разных языках.

Следующим этапом рассуждений, требующим пояснений, является употребление слов типа green. Что, собственно, имеется в виду? Название всего пространства зеленых оттенков (категории «зеленых») или конкретное цветонаименование? Смысл этого вопроса становится ясным, если мы обратимся к результатам некоторых экспериментов, в которых исследовалась связь между реальными цветовыми оттенками и словами-цветообозначениями. Lenneberg E., Roberts J. The language of experience. Internationa J. Amer. Linguistics, 1956, mem. № 13; Фрумкина Р.М. Цвет, смысл, сходство. М.,1984. В них было показано, в частности, что хотя можно представить себе ситуацию, когда, например, словом зеленый будет называться любой оттенок зеленого цвета, тем не менее, само это цветонаименование имеет вполне отчетливое значение для носителей языка - гораздо более узкое, чем все множество зеленых оттенков. Это справедливо, конечно, и по отношению к словам желтый, синий и т. д.

С другой стороны, по мере своего развития язык включал в свой состав слова, которые называли различные оттенки данного участка спектра. Скажем, для русск. - это малиновый, пурпурный, алый, рубиновый и т.д. для красных оттенков, салатовый, изумрудный, оливковый - для зеленых и т.д. Эти слова в настоящее время являются неотъемлемой частью языковой картины «мира цвета», и игнорировать их было бы странным. Таким образом, при сопоставлении лексики цветообозначения разных языков мы привлекли к анализу всю активную лексику каждого из них.

Итак, чтобы получить языковые факты на материале цветонаименований, оставаясь в парадигме гипотезы Сепира-Уорфа, мы предлагаем следующий подход.

1 Лексический материал в сравниваемых языках должен быть сопоставимым.

2 Следует по возможности учесть все лексические средства, используемые в сравниваемых языках для выражения цветоощущений.

3 Для каждого языка выявляется разбиение всего множества цветонаименований на категории (группы); тем самым определяется характер сегментации цветового континуума.

4 Сопоставлению подлежат только полученные в (3) категории.

Каждый из перечисленных пунктов представляет собой самостоятельную задачу, и мы рассматривали их по отдельности.

Отдельную проблему составлял выбор языков для сопоставительного анализа. Мы руководствовались следующими соображениями. С одной стороны, было бы желательно иметь в своем распоряжении языки, существенно различающиеся по своему лексико-грамматическому строю, т. е. языки, представляющие различные языковые семьи. С другой стороны, было бы неплохо иметь и родственные языки (например, славянские): это дало бы возможность проведения типологических обобщений. Наконец, мы ожидали, что интересные результаты могут получиться при сопоставлении таких языков, которые обслуживают кардинально различные культуры (например, европейскую и африканскую). Никаких других принципиальных соображений в пользу выбора конкретного языка (или конкретной языковой семьи) у нас не было. Относительный «произвол» в выборе нами языков для исследования объясняется еще одним важным обстоятельством: мы не имели возможности обследовать все группы информантов, языки которых представлялись интересными. Таким образом, не последнюю роль в выборе соответствующих языков сыграл «его величество случай».

В итоге нам удалось собрать данные по 8 различным индоевропейским языкам: славянским (русский, болгарский, сербскохорватский); германским (английский, немецкий); романским (французский) и иранским (таджикский, дари). Кроме того, в нашем распоряжении оказались данные по финно-угорским (венгерский, эстонский), тюркским (узбекский, киргизский), семито-хамитским (амхарский) языкам, а также по языку бамана (Мали) и японскому языку. Итак, список включает 15 языков. При всей произвольности выбора нам удалось, на наш взгляд, выполнить сформулированные выше требования.

Выбранные нами языки интересны в том отношении, что их носители в максимальной степени отличаются друг от друга в культурном, антропологическом, географическом и историческом плане, и, следовательно, гипотеза Сепира-Уорфа, если она верна, должна была, проявить себя достаточно явно. Заметим, что наряду с чисто методической задачей - проверкой предлагаемого подхода - мы попутно решали и практическую задачу - описание системы цветонаименований в сравниваемых языках, тем более что для некоторых из них это делалось впервые. Поскольку эти описания делались независимо, полученные данные могут быть использованы в качестве готового материала для последующих исследований.

Разумеется, мы не выдвигаем никаких априорных предположений о количестве и составе вычленяемых категорий.

В соответствии со сформулированными принципами мы и строили свою методику выделения категорий цветонаименований.

Конкретная процедура выделения категорий в методическом разделе Доклада. Здесь же мы представим некоторые итоги.

Сопоставление языков по объему словника и числу категорий

Языки	Всего слов в наборе	Число выделенных категорий		Языки	Всего слов в наборе	Число выделенных категорий
Русский	296	56		Эстонский	158	51
Французский	284	54		Японский	118	46
Английский	279	53		Таджикский	77	40
Венгерский	187	53		Амхарский	66	39
Сербскохорватский	128	52		Узбекский	96	34
Болгарский	193	51		Бамана	46	24

Отметим, что более всего категорий выделялось в семи европейских языках. В этих же языках оказалось и более всего самих цветонаименований. Однако не во всех случаях число категорий прямо связано с разнообразием лексики цветообозначения. Так, в узбекском языке число слов больше, чем в таджикском и амхарском, а число категорий меньше, чем в обоих этих языках.

Следующим этапом анализа результатов было сопоставление полученных категорий разных языков. Разработанная нами методика позволяет не только объединять слова в категории, но дает возможность и выразить «смысл» каждой категории усредненным распределением оценок охватываемых ею слов. В результате мы могли оценить близость каждой категории одного языка к каждой из категорий других языков. Степень близости категорий можно оценить конкретным числом.

«Сходными», или «совпадающими» признаются категории, для которых величина связи составляет 66 и более (из 100 возможных). Анализ наших данных показал, что число совпадающих категорий в разных языках очень велико. Более того, ни в одном из языков не оказалось ни одной категории, которой не нашлось бы соответствия сразу в нескольких других языках! Этот неожиданный для нас результат позволил поставить задачу создания универсального перечня категорий цветонаименований.

Итогом соответствующей работы явился список категорий, представленный в: Василевич 1987 (Приложение к главе 4). Список включает 57 категорий. «Смысл» каждой из них можно было бы представить соответствующим усредненным распределением, но такая форма записи была бы для читателя мало информативной. Мы посчитали более удобным представить каждую категорию полным набором слов по каждому из языков. Просмотрев наборы слов тех языков, которые известны читателю, он, безусловно, составит себе представление о «смысле» категории. Надо заметить, что в некоторых случаях состав категорий не выглядит безупречным: соседство тех или иных слов несколько противоречит интуитивным представлениям (в том числе и нашим собственным). Например, было бы очень «красиво», если бы, скажем, в одной категории оказались слова разных языков, обозначающие цвет одного и того же предмета (цвет моркови, цвет изумруда, цвет неба, цвет крови). Такого рода совпадения, конечно, есть, но есть и немало случаев несовпадений. Например, слово хаки, имеющееся во многих языках, появляется в пяти языках в категории 56, а в двух языках - в категории 57; беж встречается в трех категориях: 22 (венгерский и японский языки), 15 (4 языка) и 23 (французский и сербскохорватский) и т.д.

Конечно, можно было бы считать эти примеры игрой случая, однако мы не будем уподобляться исследователю, который топчет бабочку со словами: «Ты мне портишь все представление о виде!» Оставляя наши данные в том виде, в каком они были получены, заметим себе и всем тем, чья интуиция будет «восставать» против каких-либо фактов: мнение одного человека (в особенности в части понимания им значения слова на неродном языке), не подкрепленное коллективным мнением носителей соответствующего языка, чаще всего оказывается ошибочным.

Приведем примеры из списка категорий.

Категория 34

рус. фиолетовый*, сливовый, фиалковый, чернильный, гиацинтовый// темно-фиолетовый, темно-сиреневый, насыщенно-фиолетовый, густо-лиловый

болг. морав // тъмно морав, тъмно-виолетов

серб. льубичаст*, лила // тамно льубичаст

тадж. см. категория 35

узб. см. категория 35

франц. violet*, prune, aubergine, violacй // violet foncй

англ. purple*, violet, amethyst, magenta, eggplant // dark purple, deep violet

венг. lila*, ibolyalila // sхtйt lila, mйly lila

эст. - // tumelilla, tumeviolett

япон. murasaki*, kurai murasaki, aomurasaki // koi-murasaki

амхар. см. категория 35

бамана см. категория 35

Категория 35

рус. сиреневый, аметистовый, гелиотроповый // светло-лиловый, нежно-лиловый, бледно-фиолетовый, ярко-сиреневый

болг. виолетов*, теменужен, люляков, лилав // светло лилав, бледо лилав, пастелно лилав, избеляло лилав, светло виолетов, убито виолетов

серб. -- //светло лила

тадж. бунафша* //бунафшаи паст

узб. бунафша*, гунафша*, нопармон, кукногурли, кук кизил// оч бинафша

франц. lilas, mauve, amethystc, mauve, floral // violet clair, violet tendre, mauve clair

англ. lilac, hyacinth, lavender, mauve // light lilac, soft violet, pale violet, pale purple

венг. -- // vilagos lila, halvany lila, pasztell lila

эст. sirelilla, sinakaspunane // heleviolett, kahvatuviolett, ornviolett, maheviolett, helelilla

япон. rairakkiuro // usumurasaki, sameta murasaki, asaimurasaki

амхар. woyn : tj

бамана encriji

Категория 37

рус. оранжевый*, апельсиновый, рыжий, мандариновый, медный, ржавый, абрикосовый, огненно-рыжий, оранжево-желтый // насыщенно-оранжевый, темно-оранжевый, ярко-оранжевый, ярко-рыжий

болг. меден, бронзов

серб. наранцаст*, оранж, медан, златно жут, жуто црвен

тадж. см.: категория 38

узб. сапсарранг, заргалдок, мисранги

франц. tangerine, roux carrote, clйmentine // orange gai, orange dur, orange vif

англ. orange*, tangerine, carroty, dahlia, honey dew, pumpkin, marigold, amber, chrome orange, Indian orange // bright orange

венг. narancs vхrхs // йrett narancs, vilбgos narancs, mйly narancs

эст. porgandipunane, kollakasroosa --//koi daidaiiro, usiidaidaiiro

япон. -- // koi daidaiiro, usudaidaiiro

амхар. см.: категория 36

бамана woroji

Категория 39

рус. -- // светло-оранжевый

болг. портокалов*, оранжев, тиквен, кайсиев, оранжев // светло оранжев, ярко-оранжев

серб. окер жут

тадж. норанчй*, ол, сабзина, сабзиранг

узб. норанж, сабзиранг

франц. orange*, orange cru

англ. apricot, brass // light orange

венг. narancs*, narancssбrga // halvбny narancs

эст. oranћ *//heleoranћ, maheoranћ, erkoranћ

япон. daidaiiro*, orenjiiro, ki aka iro // akarui daidaiiro

амхар. b rtuqanmma * // dmaq : brtuqanmma, wha : brtuqanmma

бамана sanuble, nйrйble, binjalan

* * *

Все наше здание сопоставительного анализа цветонаименований в разных языках стоит на вполне определенном фундаменте - гипотезе о том, что категоризация множества цветонаименований в данном языке имманентна носителям этого языка. Члены данной языковой общности при восприятии цветового пространства выделяют в нем определенное число «кусочков» - «смыслов», для которых в языке имеется набор лексических средств выражения. В главе 3 (Василевич 1987) достаточно подробно описан методический аппарат, который мы использовали для сопоставительного исследования категорий цветонаименований. Использование этого аппарата позволило экспериментально продемонстрировать неслучайный, устойчивый характер выделяемых категорий цветонаименований.

Представим теперь ситуацию, при которой носители языка поставлены перед необходимостью оперировать цветонаименованиями неродного языка. Если упомянутая категоризация им, действительно, имманентна, она должна каким-то образом проявиться и в этой ситуации; слова другого языка будут организованы в группы в соответствии с той структурной решеткой, которая раз и навсегда «заложена» родным языком. При этом задача будет решена легко, если структуры двух языков очень похожи; если же это не так, то языковой материал (цветонаименования на неродном языке) вступит в противоречие со сложившимися представлениями, и априорный исход этой борьбы неясен.

В описываемых экспериментах как раз и была смоделирована упомянутая ситуация. Исследование проведено на ограниченном языковом материале - на цветонаименованиях, обозначающих красные, розовые, фиолетовые и оранжевые оттенки в английском, русском и амхарском языках.

На первом этапе в трех экспериментах с соответствующими носителями языков была получена категоризация слов трех языков. Итоги этого этапа таковы: русский язык (73 слова) - 15 категорий; английский язык (45 слов) - 13 категорий; ахмарский язык (27 слов) - 11 категорий.

На втором этапе к исследованию были привлечены эфиопы и русские, свободно владеющие английским языком, и им был предложен набор английских слов. Выбор языка исследования казался нам удачным по двум соображениям. Во-первых, это облегчало поиск испытуемых (легче найти русских и эфиопов, знающих английский, чем, например, англичан и эфиопов, знающий русский язык). Во-вторых, из приведенных данных видно, что английский язык занимает идеальное серединное положение по числу слов в наборе и числу выделяемых категорий. В этом смысле русские и эфиопы, работая с английским языком, оказываются как бы в равном положении.

Прежде чем обсуждать полученные результаты, введем для удобства такие обозначения. Группы русских, эфиопов и англичан, работавших со своим родным языком, обозначим соответственно Р, Э и А, а группы русских и эфиопов, работавших с неродным английским языком - соответственно Р/а и Э/а.

Итак, группа русских ии. Р/а получила для эксперимента набор английских слов. Нам известно, как должны быть сгруппированы эти слова, исходя из того «смысла», который им придается носителями английского языка (группой А). Известно нам также, что в сознании русских носителей языка структура организации исследуемого участка цветового пространства несколько иная (во всяком случае в группе Р выделяется 15 категорий вместо 13 категорий группы А). В результате эксперимента в группе Р/a выделено 14 категорий. Попробуем сравнить категории, полученные в группах А и Р/a.

Разработанный нами способ сравнения распределений оценок может быть применен и к сопоставлению усредненных распределений категорий. Анализ наших данных с помощью этого аппарата сравнения показал, что между категориями групп испытуемых А и Р/a существует полное взаимно однозначное соответствие. Исключение составляет лишняя категория в группе Р/a: выделенная у англичан категория {pink, rosy, bright pink, shocking pink} соответствует двум категориям в группе Р/a: {pink, rosy} и {bright pink, shocking pink}. Вообще, как мы говорили, в группе Р выделено 15 категорий -- на две больше, чем у англичан. Сопоставление категорий А и Р показывает, что у русских «лишними» являются категории {розовый} и {малиновый}: для них в английском наборе не нашлось соответствий. Остальные 13 категорий в обоих языках находятся в отношении взаимно однозначного соответствия. Таким образом, группа Р/a из двух свободных «валентностей» сумела с помощью английских слов заполнить только одну (слова pink и rosy трактовались как рус. розовый). Оценим теперь, насколько близки категории групп А и Р/a. С этой целью выпишем для каждой категории группы Р/a ту категорию группы А, которая имеет с ней наибольшую по величине связь (поскольку число категорий не одинаково, по меньшей мере, одна категория в А будет участвовать в этом ряду дважды). Средняя величина (по всем 14 показателям) и будет искомой оценкой. Как показали расчеты, средняя сила связи между категориями групп А и Р/a составила 66, что практически достигает введенного нами порога существенности. Еще выше (78) средняя сила связи между категориями Р и Р/a. Таким образом, можно говорить о том, что категоризация в Р/a не отличается от категоризации в группах А и Р.

Перейдем к результатам группы Э/а. Здесь оказалось выделено 11 категорий - ровно столько, сколько в группе Э. При этом средняя сила связи между категориями групп Э и Э/а (61) почти достигает порога существенности; в остальных случаях (Э/а - А, Э/а - Р/a, Э/а - Р) оно много ниже этого порога. Не связаны и категории групп Э - А; Э - Р.

Полученные данные были подкреплены еще одним экспериментом, где к тем же группам информантов были добавлены студенты из Мали, работавшие со своим родным языком (бамана) и с русским языком (Василевич 1987, с.75-78).

Итак, мы получили, что структура категорий цветонаименований, сложившаяся в сознании носителей языка - явление существующее и устойчивое. Добавим, что у носителей русского и английского языков указанные структуры очень близки; категоризация же, имманентная эфиопам - носителям амхарского языка и малийцам - носителям языка бамана) довольно сильно от них отличается.

Раздел 2. Методический аппарат исследования

Существующие системы цвета опираются по преимуществу на физические характеристики цвета и оказываются мало эффективными в практической колористике. Мы полагаем, что решающим фактором оказываются особенности механизмов восприятия цвета человеком, причем характер восприятия цветового пространства во многом определяется сложившейся в данном обществе языковой и культурной традицией. В силу этого практически все работы нашего цикла исследований носили экспериментальный характер, и проблемы методики всегда оставались для нас центральными. В большинстве случаев мы либо модифицировали методы, предложенные до нас, либо предлагали собственные решения. Некоторые наши работы были специально посвящены разработке того или иного методического подхода или приема. При этом мы старались описывать применяемые процедуры так, чтобы их можно было легко воспроизвести. В настоящем разделе мы остановимся на наиболее важных из них. Дополнительное представление об этой стороне наших исследований можно получить из раздела 4, где приводится ряд конкретных результатов, включая примеры разного рода индексов и коэффициентов.

Любое лексико-семантическое исследование, а тем более сопоставительное, не может быть успешным, если мы не располагаем соответствующим лексическим материалом. Что такое «хороший» материал в нашем случае?

Следует отметить, что в известной нам литературе практически не встречается указаний на то, чтобы авторы уделяли этому вопросу должное внимание. Описание процедуры отбора материала сводится чаще всего к замечаниям типа: «Для исследования были отобраны глаголы...»; «…были рассмотрены названия домашних животных в английском языке» и т. п. Очевидно, что в большинстве случаев авторы полагаются на собственную интуицию, считая себя достаточно компетентными, чтобы решить, сколько именно и каких слов надо изучить.

...