Перейдем теперь к рассмотрению примеров использования стандарта. Для иллюстрации мы выбрали 20 выборок из текстов различных авторов и жанров.

Говоря о "богатстве" цветового языка писателя, мы, естественно, должны оценить степень насыщенности его текста цветонаименованиями. Самая простая мера - число случаев появления термина цвета на 10 тыс. слов текста. В результате подсчетов мы получили, что наиболее насыщенными являются поэтические тексты (Белый - 196 цветонаименований, Гумилев - 122, Прокофьев - 107, Блок - 89, Окуджава - 85). Из прозаиков резко выделяется Бунин - 87 случаев на 10 тыс. слов текста, далее идут Олеша - 66, Паустовский - 65, Белый - 47 и т.д. до Катаева - 13 и Шукшина - 10.

Итак, сопоставляя разных писателей, мы имеем возможность оценить, кто из них чаще прибегает к использованию цветонаименований (в пределах выбранной группы авторов), но никак не можем делать заключений того типа, которое содержит процитированное выше высказывание Ю.Олеши относительно Бунина. Нужна точка отсчета. В данном случае - оценка степени насыщенности текста в среднем по всей выборке. Приняв ее за. стандарт, сравним с ней показатели наших писателей, для чего вычислим простое отношение П : С, где П - насыщенность текста данного писателя, а С стандарт, насыщенность текста по данным всей выборки (у нас С = 45,7 слова на 10 тыс. слов текста.). Полученная величина (назовем ее ИН, индекс насыщенности) для каждого автора представлена в помещаемой ниже таблице.

Итак, если считать верным мнение Олеши о "чрезмерности" употребления цветонаименований у Бунина, то грань допустимого превышения стандарта для прозы в этом смысле лежит где-то в районе двукратного размера среднего (индекс Бунина - 1,9). Интересно, что сам Олеша имеет индекс порядка - 1,5, а вообще к числу прозаиков, чей индекс превышает 1,0, относятся, еще Паустовский и Белый; сюда же можно добавить Горького ("Сказки об Италии"), не включенного нами в рассматриваемый здесь список; его индекс - 1,54. Зато все поэтические тексты существенно превосходят стандарт, в том числе стихи Белого - более чем в 4 раза.

Говоря о разной степени насыщенности текста цветонаименованиями, мы избегали слов "богатство"/"бедность" цветового языка. Конечно, у "живописного" (позволим себе такой термин) писателя текст должен быть достаточно насыщен цветонаименованиями. Однако, следуя установившейся традиции, мы склонны связывать богатство языка автора еще и с оценкой употребительности в его тексте редких слов. В нашем случае мы предлагаем считать писателя "живописным", если наряду с высоким индексом насыщенности он характеризуется еще и тем, что употребляет относительно редкие ("нестандартные") средства выражения цвета. Для того чтобы численно оценить этот последний показатель, мы предлагаем два дополнительных параметра: индекс лексической оригинальности (ИЛО) и индекс морфологической оригинальности (ИМО).

Для вычисления ИЛО воспользуемся делением всех простых цветонаименований на "частые" и "редкие" (напомним, что вне этих групп остается некоторое количество "средних по частоте"). Естественно, что "оригинальный" автор должен использовать как можно больше редких слов и как можно меньше частых. В таком случае достаточно вычислить отношение числа редких к числу частых слов, и полученное число принять за показатель оригинальности. Как и в случае с индексом насыщенности, мы вычислили средний показатель по всей выборке (стандарт лексической оригинальности). Он оказался равным 0,038. Сопоставляя теперь показатель оригинальности каждого автора со стандартом, мы и получим индивидуальные ИЛО (см. таблицу).

Аналогичным образом осуществляется процедура вычисления индекса морфологической оригинальности ИМО (он основан на доле морфологически сложных слов и словосочетаний в общем множестве цветонаименований; стандарт здесь составляет 10,7 %). ИМО писателей представлены в таблице.

Получив три вида оценок, мы можем перейти к интегральному индексу (назовем его "индексом живописности" - ИЖ). Интуитивно ясно, что наиболее важным для ИЖ является индекс насыщенности (ИН), а индексы лексической и морфологической оригинальности примерно одно и то же свойство писателя (и в большинстве случаев коррелированы). Учитывая это, мы предложили следующую формулу для определения индекса живописности: ИЖ = ИН І v ИЛО * ИМО. Результаты подсчетов представлены в последней графе таблицы.

Отметим резко выделяющихся Белого (стихи) и Бунина (проза). Неожиданно скромное место занял А.Блок.

Напомним, что мы рассматриваем стандарт литературного языка в целом. Возможно, имеет смысл определять еще и «частные стандарты»: например, отдельный стандарт для поэзии или стандарт для литературы определенной эпохи. Но так или иначе нам представляется, что сама идея стандарта должна неизменно сопутствовать исследованиям языка писателей. Заметим попутно, что использование стандарта крайне уместно и при решении другой задачи - выявлении предпочтений в употреблении данным автором конкретных цветонаименований.

Новый подход к установлению двуязычных лексических эквивалентов на примере имен цвета Подробное изложение проблемы см. в: Василевич1987 (Экскурс 1. Цветообозначения как проблема терминологии и перевода), а также в ряде статей: Цветонаименования и проблема перевода текста. В кн.: Текст и перевод. М., Наука, 1988; К проблеме верификации данных двуязычного словаря. В кн.: Перевод и интерпретация текста. М., Наука, 1988; К исследованию субъективизма составителей двуязычных словарей. Болгарская русистика. София, 1989, № 5 и др.

В последние годы увеличилось число научно-технических отраслей, в которых использование слов-цветообозначений носит узкоспециальный характер и специалистам приходится сталкиваться с трудностями терминологического характера. Эти трудности становятся еще более очевидными, если им приходится воспринимать иноязычный текст. Возникает новая трудность - трудность перевода.

За редким исключением перевод цветонаименований не требует рассмотрения контекста и сводится к рутинному поиску соответствующих лексических эквивалентов в двуязычном словаре. Может быть, именно поэтому мы не встречали в специальной литературе каких-либо указаний на существование трудностей перевода этой лексической группы. Такое благодушие объясняется, на наш взгляд, одной простой причиной: до сих пор не было способа оценки существующих словарных «эквивалентов», равно как и оценки последствий тех ошибок, которые вкрадываются в практический перевод при неверном подборе «эквивалентов».

Ранее мы уже отмечали, что даже составители толковых словарей родного языка в некоторых случаях весьма неточно представляют смысл цветонаименований. А ведь автор двуязычного словаря находится в более трудном положении, когда гарантировать полную адекватность предлагаемых словарных вариантов просто невозможно. Добавим к этому еще одно соображение. Объем словника двуязычных словарей (даже так называемых больших) 80-100 тыс. слов, т. е. сопоставим с объемом самого большого толкового словаря русского языка. При этом если толковый словарь включает порядка 100-120 цветонаименований, то в двуязычных словарях их число существенно меньше. Для сравнения напомним, что в нашем Каталоге названий цвета в русском языке более 2 тыс. терминов; никак не меньшее число разных слов можно встретить и в английских текстах. Отсюда следует, что во многих случаях переводчик лишен какой-либо словарной информации.

Покажем теперь, как можно решить проблему поиска двуязычных лексических эквивалентов в рамках нашего общего исследовательского подхода. Постулируем вначале свое представление об эквивалентности лексических единиц в двух языках: слово А в языке перевода является точным лексическим эквивалентом цветонаименования В в языке оригинала в том случае, если А вызывает у носителей языка перевода такое же представление (цветоощущение), что и цветонаименование В у носителей языка оригинала.

Упрощенно говоря, наш постулат предполагает, что удачный эквивалент сохраняет в переводе денотативное значение. Но в нашем случае денотативное значение цветонаименования (как его представляют себе носители языка) - это не что иное, как распределение суждений испытуемых, работавших с цветообразцами. Проведя эксперимент с носителями языка оригинала, мы получим соответствующее распределение для слова В, а в эксперименте с носителями языка перевода - для слова А. В основной части работы мы уже не раз применяли методику сопоставления распределений оценок для слов в разных языках и, в частности, ввели несложный статистический аппарат, позволяющий численно оценивать степень близости распределении. Используя этот аппарат для поиска «синонимов» в пределах данного языка, мы, в частности, формировали категории близких по смыслу терминов. Теперь естественно попытаться таким же путем найти «синонимы» данному слову среди слов другого языка.

Пусть нам требуется найти точные английские эквиваленты для русских слов голубой и ядовито-зеленый, и наоборот, точные русские эквиваленты для англ. purple и hot pink. Представительной группе носителей русского языка предлагается набор цветообразцов (в данном случае они играют роль денотатов) и множество русских цветонаименований. Образцов должно быть "достаточно" (у нас их было 63; не будем сейчас обсуждать вопрос, много это или мало), а слова должны быть "все" - т.е. следует привлечь всю активную лексику цветоназывания. У нас набор русских терминов цвета включал около 300 слов, в том числе, конечно, и слова голубой и ядовито-зеленый, и искомые эквиваленты английских слов purple и hot pink.

Задача информантов состояла в том, чтобы для каждого слова набора указывать те образцы цвета, к которым данное слово "приложимо". В результате опроса группы русских информантов слово может быть охарактеризовано распределением оценок, отражающих коллективное мнение носителей русского языка относительно денотативного значения этого слова.

Аналогичный эксперимент проводится затем в группе носителей английского языка с тем же набором цветообразцов и набором слов, составляющих активную лексику цветообозначений английского языка (у нас этот набор включал более 250 слов).

Теперь, чтобы найти наилучший эквивалент для слова голубой, надо взять его распределение оценок в русской группе и последовательно сравнить его с распределениями оценок слов в английском эксперименте. Процедура подобного сопоставления относительно проста См. Василевич 1987, с.55-60. и позволяет оценивать близость распределений числом (полное совпадение соответствует числу 100, полное расхождение - 0). Оказалось, что полных совпадений нет совсем, а почти полных - очень мало (величиной близости 90 и более характеризуются единичные пары: carmine - ярко-красный; scarlet - кровавый, chocolate - шоколадный; red - красный, белоснежный - bright white и т.д. Как писал признанный авторитет переводоведения Ю. Найда, «такой вещи, как идентичные эквиваленты, просто не существует; при переводе необходимо искать наиболее близкие эквиваленты». Представляется, что как раз в этом - в поиске наиболее близких (из числа возможных) вариантов - и состоит основная цель предложенного нами метода.

Для рассматриваемых нами примеров пары эквивалентов выглядят так: голубой - sky blue (сила связи 83), ядовито-зеленый - virulant green (80); purple - фиолетовый (90), hot pink - интенcивно-розовый (81).

Последовательно применив описанную процедуру ко всем именам цвета английского языка, мы получаем, в сущности, англо-русский словарь цветонаименований, который будет заведомо полнее и, как представляется, точнее, чем соответствующая часть существующих англо-русских словарей. Аналогично можно составить русско-английский словарь и вообще любые двуязычные словари при условии, что мы располагаем результатами соответствующих экспериментов.

Именно на этом принципе основан наш словарь «Русско-англо-немецко-французские термины цветообозначения». Серия «Тетради новых терминов», № 98, ВЦП, М., 1986. Существенной особенностью словаря является то, что для каждого слова оригинала в нем приводится несколько вариантов перевода - в порядке убывающей «близости». Имея возможность выбора, переводчик может принять во внимание два соображения, иногда взаимоисключающие: при необходимости наиболее точного перевода (требование адекватности, особенно уместное при научно-техническом переводе) следует, естественно, выбирать самый первый из приводимых вариантов; при необходимости же сохранить в тексте какие-то функционально-стилистические особенности оригинала (чаще всего это бывает при художественном переводе) выбор может быть иным.

Приведем фрагменты словаря.

Русско-иноязычные эквиваленты (словник включает ок. 450 единиц).

Болотный:

aнгл. avocado, khaki, Russian green, olive drab

нем. schmutzigpistaziegrьn, Russischgrьn

франц. kaki, vert sale, olive, pois cassй

Водянисто- (голубой, синий):

aнгл. egg-shell blue, pastel blue

нем. wasserblau, dunblau

франц. Bleu pвle, bleu tendre, bleu mouillй

Румяный:

aнгл. blush rose, soft red, ruddy

нем. wangenrot, puterrot

франц. rouge, cramoisi, vermeil

Англо-русские эквиваленты (более 900 единиц)

Blue: синий, насыщенно-синий, васильковый

Gay (pink, green…): интенсивно-, ядовито- (розовый, зеленый…)

Manila: цвета оберточной бумаги, производимой на Филиппинах; светло-коричневаый

Французско-русские эквиваленты (400 единиц)

Caramel: (цвет жженого сахара) светлый терракот, оранжево-красный

Clair (jaune clair, vert clair …): бледно-, нежно-, светло- (желтый, зеленый…)

Gris Louis XVI : (модного серого цвета времен Людовика XVI); серый, пепельно-серый

И т.д.

Какие выводы можно было бы сделать из сопоставления наших результатов с данными традиционных двуязычных словарей? Прежде всего, наши данные значительно полнее: переводчику было бы затруднительно подобрать эквиваленты для слов жандарм, autumn, opera pink и еще для нескольких сотен (!) слов, которых нет в двуязычных словарях. С другой стороны, в ряде случаев обнаруживаются различия (иногда существенные) между нашими вариантами перевода и варинтами, предлагаемыми существующими словарями. Мы взяли на себя «смелость» оценить, какой вариант «правильнее». С этой целью было проведено следующее исследование.

Мы отобрали пять английских цветонаименований, для которых наблюдается явное разногласие между словарными вариантами и нашими данными: purple, lilac, rosy, pink и ruby. С этими словами было составлено несколько простых словосочетаний - так, чтобы каждое слово встретилось в них по 3 - 4 раза (ср. purple flowers, a purple umbrella, pink nails). Исследование включало три этапа.

На этапе 1 группе переводчиков (9 человек) было предложено перевести английские словосочетания на русский язык без словаря. На этапе 2 тем же переводчикам предлагалось скорректировать, свои переводы с учетом данных англо-русского словаря. В качестве таких «данных» им были предложены варианты лексических эквивалентов, охватывающие как реальные варианты двуязычного словаря (под ред. Гальперина), так и варианты нашего словаря (например, для слова purple предлагался набор из 5 эквивалентов, в том числе `пурпурный' и `багровый', невозможные по нашим данным, и `темно-лиловый', не представленный в словаре Гальперина).

Помимо исправлений в собственном переводе (которые, кстати, делались обычно крайне неохотно), переводчики должны были указать, какие из представленных вариантов, с их точки зрения, являются более приемлемыми (разрешалось указывать несколько подходящих вариантов). Наконец, на этапе 3 испытуемые вновь возвращались к оценке своих переводов и тех вариантов, которые предъявлялись на этапе 2, с учетом информации английского толкового словаря (были предъявлены толкования пяти наших цветонаименований, выписанные из словаря Вебстера (например, PURPLE: a colour of a hue between the psychologically primary blue and red; one of the colours commonly called magenta, violet, lilac, mauve).

Итак, на первом этапе переводчики выбирали лексические эквиваленты, опираясь лишь на свой собственный переводческий опыт; на втором этапе они могли выбрать соответствующий вариант из числа всех возможных, а на третьем этапе они могли уточнить свой выбор с учетом дополнительной информации, которая могла противоречить и их опыту, и данным русского двуязычного словаря.

Перейдем к анализу полученных результатов. Поскольку на первом этапе испытуемые были свободны в выборе переводного эквивалента, они иногда давали такой вариант, который отсутствовал и в словаре Гальперина, и в нашем словаре; такие варианты мы не учитывали (большинство их, кстати, были ошибочными). В некоторых случаях испытуемые вообще отказывались от перевода. Полученные результаты удобно представить в следующем виде (не учтены ответы для тех случаев, когда выбираемый вариант встречается одновременно и в словаре Гальперина, и в нашем словаре - например, `фиолетовый' для purple):

Нам осталось лишь прокомментировать приведенные данные. Чем, собственно, отличается этап 3 от этапа 1? На этапе 1 переводчики не имели никакой дополнительной информации; на этапе 3 в их распоряжении была максимально возможная словарная информация. В таком случае правомерно ожидать, что именно в ситуации этапа 3 выбор вариантов будет наиболее осмысленным и адекватным.

Из приведенной таблицы с очевидностью следует, что в условиях, наиболее благоприятствующих адекватному выбору (этап 3), доля выбора наших эквивалентов резко возрастает (а доля словарных вариантов соответственно падает). Это говорит о том, что наши эквиваленты лучше отвечают требованиям адекватности перевода.

Таким образом, четырехъязычный словарь терминов цвета, построенный на основе опроса носителей языков по разработанной нами методике, не только значительно полнее существующих сейчас толковых и двуязычных словарей, но и содержит более точную информацию. В этой связи не могут не настораживать данные, полученные нами на этапе 1: в отсутствие дополнительной информации переводчики практически полностью следуют данным двуязычного словаря. Как следует из опросов, в практическом переводе цветонаименованиям крайне редко уделяется специальное внимание - и мы получаем высокую вероятность появления ошибок в переводе.

Понятия «теплый цвет», «холодный цвет» в сознании наивного носителя языка Исследование подробно описано в статье Василевич А.П., Жученкова С.Н. Какие цвета теплые? Спросим у человека. КомпьюАрт, 1998, № 10.

Для нас привычной является ситуация, когда мы слышим или сами произносим оценочные суждения типа “это совсем недалеко”, “это слово очень редкое” и т.п. Можно подумать, что человек представляет собой некий универсальный измерительный прибор, способный с определенной точностью оценивать массу различных характеристик. При этом чаще всего ему не нужны ни линейка, ни арифмометр, ни термометр. Он обращается к своей интуиции, как бы “считывая” необходимую информацию. Об адекватности подобных умозрительных оценок говорит тот факт, что слушатель, как правило, принимает их на веру, и редко об этом жалеет. Не будем сейчас вдаваться в проблему того, каким образом соответствующая информация попадает в память. Констатируем лишь сам факт того, что она есть.

Рассмотрим эту проблему применительно к понятию “теплый цвет”. Разделяя цветовые оттенки на «теплые» и «холодные», мы получаем возможность придавать собственно цвету дополнительные важные значения, которые относятся не столько к физической характеристике цветового оттенка, сколько к его психологическому корреляту. Зачастую объекты сравниваются не по конкретной окраске, а именно по их отнесенности к «теплым» и «холодным».

Когда специалисты рекомендуют на очередной сезон использовать теплую или холодную цветовую гамму, перед дизайнером, производителем и потребителями встает проблема определить, какие же цвета относятся к группе теплых и чем они отличаются от группы холодных цветов. Разногласия на этот счет характерны не только на бытовом уровне, но даже в среде специалистов. Но если в последнем случае столкновения мнений уместны, то для обыкновенных пользователей всегда желательнее определенность. Однако никто пока не рассматривал это понятие с точки зрения наивного потребителя. Восполнение этого пробела и было целью описываемого исследования.

Так или иначе, не подлежит сомнению, что человек имеет вполне определенное представление о том, какие цвета, например, заведомо являются теплыми, хотя он никогда не учил этого специально (как, скажем, таблицу умножения). Но существует ли в данном случае истина?

Нам приходится пользоваться огромным числом слов, именующих цветовые оттенки: оливковый, лимонный, сиреневый, лиловый и т.п. Очень часто о цветах говорят в сравнительном плане: оливковый - теплее зеленого, но холоднее лимонного, лиловый - теплее фиолетового, но холоднее красного или малинового. Совсем запутывается ситуация, когда оттенки одного и того же цвета характеризуются по-разному: желтый может быть сочтен и назван теплым (золотисто-желтый) и холодным (лимонно-желтый).

Отдельную большую проблему представляют ахроматические цвета. Некоторые вообще считают, что применительно к белому, черному или серому можно говорить лишь о различиях в степени светлоты, хотя на интуитивном уровне, например, очевидно, что серебристый - холодный цвет, а белый значительно теплее, чем ослепительно-белый.

Как бы то ни было, подобные рассуждения носят чисто умозрительный характер; в известной нам литературе более доскональной, научно обоснованной информации нет вообще.

Цель нашего исследования состояла как раз в том, чтобы попытаться в явном виде «материализовать» представление человека о “теплоте” для наиболее важных оттенков цвета.

Материалом исследования послужили слова - обозначения цвета. Предъявлять непосредственно образцы цвета нам казалось неразумным, поскольку мы хотели бы получить информацию по возможности в максимально обобщенном виде - именно таким свойством обладает, например, слово красный по сравнению с каким-то оттенком красного цвета, воплощенным в конкретном колерном образце.

Исследование было проведено в два этапа.

В эксперименте 1 58 испытуемых выполняли довольно простое задание:

«Постарайтесь вспомнить, как можно больше названий цвета и пометьте, к какой из трех групп они принадлежат:

Слова (или словосочетания) могут быть любыми, лишь бы они выражали какой-то определенный оттенок цвета».

Испытуемые в целом не отличались высокой продуктивностью: в среднем каждый написал примерно по 8 слов. Даже такие слова, как желтый, синий, красный и т.д. вспомнили далеко не все. Тем не менее, относительно большое число привлеченных информантов обеспечило получение достаточно представительного словника, что, собственно, и составляло цель этого этапа.

Основным критерием отбора слов для дальнейшего исследования была их употребительность в языке. Другими словами, нас в первую очередь интересовали слова, которые по самым разным показателям составляют своеобразное ядро русской цветовой лексики. Из этого списка в анкетах испытуемых оказалось 55 слов. Однако, кроме простых слов, мы сочли целесообразным включить в набор и несколько словосочетаний, которые также весьма часто встречаются в речи.

В эксперименте 2 отобранные слова были написаны на карточках и даны новой группе информантов со следующим заданием:

«Оцените каждое слово из пачки по шкале «теплый цвет - холодный цвет». Соответственно своим ощущениям припишите словам следующие оценки:

Если слово ассоциируется у Вас с “безусловно теплый цвет”, припишите ему [ +2 ]. Если оно обозначает цвет “скорее теплый, чем холодный” - [ +1 ]. Если слово обозначает “безусловно холодный” цвет, дайте ему оценку [ -2 ]. Если цвет “скорее холодный, чем теплый” припишите ему оценку [ -1 ]. Наконец, промежуточным оттенкам цвета (“ни теплый, ни холодный”) поставьте [ 0 ].

Пожалуйста, постарайтесь дать свою оценку каждому слову набора».

Участвовали 20 студентов Текстильной академии, которым в профессиональной деятельности часто приходится оперировать понятием «теплый / холодный» цвет.

Главное, что было подтверждено в эксперименте - это наличие достаточно большого согласия в оценках. Носители русского языка действительно обладают вполне определенной информацией относительно столь расплывчатой характеристики, как «теплота» цвета.

По итогам опроса для каждого слова была вычислена средняя величина оценки, т.е. определено место слова на шкале “теплый-холодный”. Полученная шкала цветовых оттенков, упорядоченных от теплых к холодным представлена в приводимом ниже списке.

Оттенки цвета на шкале “теплый - холодный”:

Топонимы в составе цветонаименований

Большую часть слов, используемых для обозначения цвета, составляют обычно прилагательные, образованные от названий предметов, имеющих характерную окраску (изумрудный, кирпичный, небесно-голубой). Значение подобных цветонаименований легко выводится из того представления, которое имеется у носителя языка относительно цвета соответствующего предмета (ср.: «такого цвета, как изумруд», «как кирпич», «как небо») и потому далеко не всегда фиксируется в толковых словарях.

В некоторых случаях средний носитель языка вряд ли отдает себе отчет в точной этимологии, тем более, что современное значение цветонаименования может далеко отойти от первоначального характерного цвета предмета (ср. рус. болотный, малиновый или палевый - от франц. paille `солома'). С другой стороны, есть слова, «вторичный» характер которых сомнений не вызывает, а мо-тивированность не всегда ясна даже специалисту. Именно к этой группе цветонаименований относятся слова типа рус. бордо, сольферино, берлинская лазурь, прусская синь', англ. Cleopatra Перевод большинства приводимых нами иноязычных примеров можно найти в словаре: Василевич А.П. Русско-англо-немецко-французские термины цветообозначения. «Тетради новых терминов», № 98. М., ВЦП, 1986., Oxford blue; франц. Sahara; нем. Tizianrot и т. д.

Каждый пример этого рода имеет свою этимологическую «историю» и, соответственно, специфический способ толкования (бордо: цвета вина, привозимого из Бордо; сольферино: цвета красителя, добываемого в местечке Сольферино, в Италии; Oxford blue: цвета спортивной одежды студентов Оксфордского университета и т. д.). Вместе с тем у приведенных примеров есть одна общая черта: в качестве основания для цветообозначения выступает всякий раз имя собственное. Настоящий раздел посвящен этому своеобразному случаю ономастической стратиграфии.

Источником хроматонимов для исследования послужили разнообразные тексты и результаты психолингвистического опроса носителей разных языков.

Проанализировав данные 15 языков, мы убедились, что более 95 % примеров приходится на английский, французский, немецкий и русский языки. Чем можно объяснить столь существенное различие языков по степени насыщенности хроматонимами? Из литературы известно, что активное появление в языках цветообозначений, включающих собственные имена, наблюдается к начале XX в. Эта «мода» коснулась, прежде всего, западно-европейских языков (французского, английского); другие языки обретали хроматонимы в основном путем прямых заимствований (ср. рус. бордо или прусская синь). Позднее интерес к этим словам упал, и их употребительность стала заметно снижаться. В настоящее время в русском языке наблюдается как бы «второе рождение» хроматонимов, которое связано с бурным развитием рекламного бизнеса.

Употребительности хроматонимов в настоящее время способствуют два обстоятельства. Во-первых, они являются броскими, необычными словами и потому отвечают основной цели рекламы - привлекать внимание, а во-вторых, современный уровень полиграфии позволяет подобрать практически каждому новому термину соответствующий цветовой образец (например, в каталоге), так что потребитель воспринимает значение предложенного хроматонима вполне конкретно, и слово легко входит в лексический обиход. Вот несколько примеров современного словоупотребления из числа слов, зафиксированных в описанном в разделе 3 Каталоге названий цвета: петербургский рассвет, Аэрофлот, воспоминания об Окуджаве, поляна Куинджи, Марлен Дитрих, нефрит Клеопатры.

Среди хроматонимов особенно много цветообозначений, включающих топонимы, и цветообозначений с антропонимами. К небольшим по численности группам хроматонимов, которые мы оставляем без внимания, относятся, например, цветонанменования, образованные по названиям космических объектов (ср. русск. космический синий, Марс, утренняя Аврора или франц. Saturne, Pluton, Mars, Jupiter). Рассмотрим первую из них. Более подробно материал изложен в: Василевич 1987, с.117-123.

На долю слов, содержащих топонимы, приходится около 90 % всех наших примеров. Если сейчас появление терминов по большей части не мотивировано, то еще в конце 80-х годов не менее половины случаев таких слов являлись названиями красителей. Появление оттопонимических названий красителей было чаще всего связано с местом производства или добыч красителя и лишь изредка - с местом его вывоза (ср. рус. фернамбук: Фернамбук - порт в Бразилии, откуда в Россию ввозился соответствующий краситель). Степень конкретизации места производства, отраженном в топониме, была разной.

1. Названия государств. Самый продуктивный способ. Приведем перечень стран, упоминаемых в названиях красителей.

Европа. Англия (англ. English vermilion; франц. vert anglais; нем. Englischrot; русск. шотландский красный); Венгрия (франц. vert de Hongrie); Германия (англ. Prussian blue; франц. bleu de Prusse; нем. Preussischblau; рус. прусская синь; болг. пруско син), Италия (англ. Italian blue); Кипр (нем. cypressengrьn); Франция (русск. французский беж, англ. French red).

Азия. Индия (англ. Indian blue, Indian yellow; франц. rose indien; нем. Indischgelb) Мы оставляем без внимания слово индиго, которое, этимологически, конечно, также связано с названием Индии и входит практически во все известные нам языки; ныне эта связь вряд ли осознается.; Китай (франц. bleu de Chine; русск. китайская тушь); Малайя (нем. malaiengelb); Таиланд (франц. rose de Siam).

Америка. Бразилия (франц. Brйsil).

Африка. Гвинея (англ. Guinea); Конго (англ. Congo red); Судан (англ. Sudan yellow).

Характерно, что названия некоторых красителей повторяются в двух и более языках (так, «прусская синь» зафиксирована в пяти языках; «английский красный», или «английский вермильон» - в четырех; «кипрский зеленый» - в двух).

2. Названия областей и провинций. Малопродуктивный способ. Все найденные названия относятся к странам Европы - Англии, Германии, Испании, Франции и др. (англ. Caledonian brown, Castilian red, Flemish blue; франц. vert bascine, bleu andalou).

3. Названия городов и населенных пунктов. Относительно продуктивный способ. За исключением бразильского Фернамбук все города, давшие название красителям, европейские: Берлин, Венеция, Верона, Неаполь, Париж, Сольферино и др. Здесь также выделяется несколько названий, встречающихся в двух и более языках: «берлинская лазурь» - в пяти; пармский фиолетовый - в трех; сольферино - в двух.

Перейдем к обсуждению тех слов с топонимами, которые не являются красителями

1. Названия цвета по характерной окраске тканей и ковров. Большинство примеров этой группы приходится на страны азиатского континента - Индию (франц. Madras, Cachemire), Иран (англ. Persian red, Persian blue; русск. персидкий синий) и в особенности Турцию (англ. Turkey blue, Adrinople red; болг. турско cин). Однако есть и слова, связанные с ткаческими центрами Европы (англ. Manchester red, Lincoln green и др.). Слова этой группы постепенно выходят из употребления - по мере того, как исчезают соответствующие традиционные изделия.

2. Название цвета по характерной окраске различных изделий. Пожалуй, наиболее популярным после тканей изделием, которое представлено в цветонаименованиях соответствующим топонимом, является посуда (в особенности, фарфоровая). Так, англ. delft blue (или Dutchware blue), франц. bleu delft, русск. Дельфт означают характерный цвет дельфтского (голландского) фарфора; англ. sevres blue, wedgwood green, Saxon blue (или Dresden blue); русск. веджвуд, майссенский синий.

Среди других изделий можно выделить вино. Кроме известного бордо, упомянем менее известные: англ. Capri blue (по цвету белого вина с Капри), франц. chartreuse (по цвету ликера марки «шартрез»), armagnac (по цвету коньяка). В четырех европейских языках имеется хроматоним «шампанское» (например, англ. champagne yellow или просто champagne). Несколько слов этой группы стало употребляться и в современном русском языке.

Что касается остальных изделий, то они представлены единичными примерами: цвет оберточной бумаги, импортируемой многими странами (англ. Manila, или Manila brown); цвет гаванской сигары (англ. Havana); специфический красноватый цвет кожи, выделываемой в Марокко (англ. Morocco red). Сюда же можно отнести англ. Arab или Arab brown, указывающие на характерный гнедой цвет арабских скакунов и русск. цв. китайских чернил.

Несколько особняком стоят английские хроматонимы типа Oxford blue, Cambridge blue, Princeton orange, Harvard crimson. В этих цветонаименованиях реализована более сложная цепочка: топоним или антропоним > название университета > цвет, характерный для традиционной одежды представителей университета (мантии, спортивной формы и т. п.).

3. Название цвета по характерным для данного региона природным объектам. Среди географических объектов, названия которых попали в состав цветонаименований, можно упомянуть пустыни (англ. Gobi; Algerian; нем. Sahara; русск. закат в песках Сахары), реки (англ. Nile blue, Neva green; франц. vert nil; серб. Волга плвв, русск. нильский закат, Ангара), небо и море (англ. Adriatique; франц. mers du Sud, Atlantique; нем. Sudseeblau; русск. северное небо, Адриатика, Карибик), горы (русск. утренний Эльбрус) и т.д.

4. Названия цвета по изделиям, дошедшим до нас с древних времен. Необычный цвет домов, тканей, ремесленных изделий, найденных при раскопках древних цивилизаций в Помпеях, Риме, Египте, Сиракузах и в Латинской Америке, довольно часто переносится в современный язык в виде соответствующего отто-понимического цветонаименования (ср. англ. Egyptian green, Roman purple. Pompeian yellow, Etruscan red, Corinthian pink; франц. rouge aztиque, Siracuse; русск. золото инков). Конечно, обычно это делается в чисто рекламных целях, причем эффект рекламы в этом случае усиливается благодаря тому обстоятельству, что во многих случаях науке не удалось раскрыть секрета древних красителей.

В заключение приведем сводные данные и покажем, какие регионы особенно широко в них представлены. При этом целесообразно в качестве самостоятельного региона выделить страны Средиземноморья (юг Европы, север Африки и Переднюю Азию); остальные регионы совпадают с традиционными частями света.

Как видно из приводимой таблицы, больше всего хроматонимов обязаны своим происхождением топонимам Средиземноморья - исторической колыбели современной цивилизации. Второй по значимости является Европа, причем здесь особенно выделяется доля хроматонимов, образованных по названию объектов природы и места производства различных промышленных изделий.

Топонимы в цветонаименованиях (сводные данные)

Проблема использования названий цвета в рекламе

Сейчас при относительном изобилии товаров на нашем рынке появилась и характерная для рынка необходимость в рекламе; немалая роль в ней отводится цвету. Известно, что цвет составляет важнейшую часть всей зрительной информации. Например, именно цвет одежды встретившегося вам человека, цвет его лица, волос и т.д. запоминается прежде всего. Ср. высказывание: “Я не помню, во что она была одета, но она была в красном, и этот красный жег мне душу и не давал уснуть по ночам”.

При этом зачастую и сам цвет становится своеобразным товаром, который трудно продать без упаковки. А "упаковка" цвета это ни что иное, как его название. Отношения дизайнера с потребителем или продавца с покупателем во многом напоминают отношения Пигмалиона и Галатеи. Рекламируя (предлагая) цвет автомашины, костюма или косметики, они «лепят образ», причем вместе с вещами клиент «примеряет на себя» и все, что этим вещам сопутствует, включая и название их цвета. И поэтому “Пигмалион” не может позволить себе игнорировать цветовую лексику. Удачно выбранное слово может оказаться более действенным, чем сам цвет товара или его качество. А в этом и состоит основное назначение рекламы.

На Западе уже давно избегают давать цвету дорогой помады или машины "непрестижные" обычные названия типа красный или молочно-белый. По возможности используются броские, эмоционально насыщенные слова типа монастырский шик (имеется в виду аскетичный белый цвет), Аврора (ярко-красный), девичьи грезы (мягкий бледно-розовый). Такие слова обладают определенным шармом, выполняя своеобразную дополнительную рекламную функцию. Это и есть "упаковка" цвета.

О чем может думать предполагаемая покупательница? О желании выглядеть молодо - отсюда помада YOUNG PINK `юный розовый'. SNOW KISSED CORAL - букв. `коралл, отмеченный снежным поцелуем' вызывает ассоциацию чистоты, белизны кораллов, холода снега и, конечно подталкивает к покупке данной зубной пасты. PINK WHISPER `розовый шепот', APPRICOT DAZZLE `абрикосовая ослепительность', MERRY СНЕRRУ `веселая вишня' не могут не способствовать желанию пользоваться именно этими помадами при создании своего имиджа. Недаром торговый знак называют “тайным увещевателем”.

Подавляющее большинство товаров пришло к нам с западного рынка. Вместе с ними, естественно, поступают и их торговые знаки. К сожалению, многие специалисты не утруждают себя размышлениями над точной передачей смысла иностранных слов. Конечно, приведенные выше заимствования типа наив роуз (имеется в виду naive rose `наивный розовый'), к счастью, не столь уж часты. Однако даже если и делается перевод, полностью игнорируется тот факт, что ассоциации англоязычных людей, в общем-то совершенно отличаются от ассоциаций российского потребителя (розовая барби, коррида, Голливуд вряд ли в оригинале воспринимаются американцами так же, как в переводе - носителями русского языка). Все еще живет традиционное преклонение русских перед «заграницей».

Как показывает практика, словесное означивание цветовых оттенков в сугубо рекламных целях становится все более частой задачей. Такие слова не называют собственно конкретный цвет, а лишь привлекают внимание. Точный смысл таких слов (т.е. представление о конкретном оттенке) можно получить только благодаря тому, что сам товар помещен рядом (чаще всего в виде качественного полиграфического изображения). Если в начале активное проникнове-ние подобных слов в русский язык происходило под влиянием лексических моделей английского языка, то сейчас этот процесс стал «независимым».

Следует сказать, что истоком этого своеобразного способа означивания смыслов в русском языке было положено на рубеже XIX-XX вв. (ср. известные примеры “цвет бедра испуганной нимфы” или “цвет лягушки в обмороке”). И все же привиться такой “термин” может только в том случае, если он имеет с называемым цветом определенную ассоциативную связь. Исследования психолингвистов показали, что ассоциативное поле слова самым тесным образом связана с культурно-исторической традицией данного народа.

Наличие устойчивых ассоциаций можно очень умело использовать в рекламе товара, а игнорирование ассоциативных законов, напротив, делает название малоэффективным. Первый тезис достаточно очевиден, а справедливость второго подтверждает результатами наших экспериментов. По работе Василевич А.П. и др. Не все слова хороши. Цвет и его рекламное название. КомпьюАрт 1999, № 11. Статья стала лауреатом конкурса научно-популярных статей (РФФИ, 1998 г.)

Еще одной областью приложения слов-имен цвета является их использование в торговых знаках.

Анализируя эту область, мы просмотрели около 50 тыс. названий фирм, акционерных обществ, магазинов, ресторанов и т.д. с одной стороны, и разнообразных товаров (косметика, продукты, стройтовары, бытовая техника и т.д.) - с другой. Удачный торговый знак фирмы повышает ее имидж и побуждает покупателя воспользоваться именно ее услугами. Далее возникает другая задача: побудить потребителя купить соответствующий товар. Благоприятному образу товара также служит торговый знак, причем и здесь определенная роль отводится названию цвета. Следует подчеркнуть, что включение в торговый знак цветонаименования может быть совсем не связано с называнием цвета товара. «Белый аист», не имеет никакого отношения к цвету коньяка, а «Золотой горошек» не означает, что в банке горошек золотого цвета.

Всего в выборке оказалось 320 названий с использованием цветонаименований (в том числе 27 разных слов). Распределение слов по частоте представлено в приводимой ниже таблице. Удобнее рассмотреть отдельно названия чисто русские и заимствованные (первых было 241, вторых - 79).

Очевидно, что ведущим цветом российской рекламы является золотой (встречается почти в каждом третьем названии фирмы или товара). Правда, далеко не всегда можно установить, что именно имеет в виду производитель, употребляя слово золотой: цвет или материал (сделанный из золота). В любом случае, связывая данную фирму или товар с золотом, авторы рекламы справедливо полагают, что ассоциативная связь «золото=доверие, богатство, высшее качество» как бы переносится на рекламируемое и тем самым повышает его престижность в глазах потребителя. Кстати, аналогичный прием распространен и на Западе, где слова Gold, Golden также наиболее частотны.

Интересно, что слово серебряный, который в какой-то степени тоже связывается в сознании с богатством и солидностью, используется в рекламе относительно редко (всего 4,0 % всех случаев).

На втором месте оказалось слово красный (14,9 % всех слов, причем в чисто русских названиях - 15,3 %, а в заимствованиях - 13,9 % ), и это уже идет вразрез с европейской реальностью. Здесь следует сказать несколько слов о значении красного цвета для общественного сознания россиян. Как известно, красный некогда в русском языке имело смысл «красивый» (ср. Красная площадь, красна девица). Особое положение красного цвета подчеркивается, например, фактом существования слова кумач - ткань красного цвета (ни в одном языке подобного понятия нет).

В СССР на протяжении 70 лет этот цвет - цвет крови павших борцов, цвет революции - приобрел совсем другое звучание. Стали популярны названия-лозунги, «героически» освещающие эпоху (Красный пролетарий, Красный ткач, Красный котельщик). Идеология как бы наложилась на традиционную любовь к красному цвету. Естественно эта семантика сейчас существенно пересмотрена, и многие предприятия предпочитают менять свои названия. Однако известны и примеры обратного. Предприятия оставляют себе старое имя, оставаясь как бы в тени своего собственного былого могущества, солидности и основательности. В этом можно усмотреть определенную преемственность. Более того, даже вновь создаваемые фирмы пытаются эксплуатировать эту же символику

При этом, учитывая популярную сейчас тенденцию потребителя считать образцом все зарубежное, фирмы прибегают к таким построениям, как «Krasny Kub» (в русском варианте - «Красный куб») - фирма-поставщик посуды «Тефаль»; «Red Line» (она же «Красная линия») - агентство по продаже торгового оборудования для магазинов; «Red Stars» (русского эквивалента нет вовсе) - агентство фотомоделей и т.д. Здесь используется одновременно английская орфография и исконно русская любовь к красному цвету.

Следует сказать, что само использование красного цвета как средства сохранения здания положительного имиджа для российского потребителя все ещ актуально, о чем говорит, в частности, и все возрастающее число названий фирм (торговый дом «Красная роза», турфирма «Красная Поляна», стекольный завод «Красное эхо») и товаров (пиво «Красный Восток», конфеты «Красный цветок», комплект мебели «Красная опера», духи и ряд др. товаров «Красная Москва»).

Следующим по значимости для рекламы выступает слово белый (13,7 %) черный и зеленый (7,6 % каждый). Относительно высокое место черного, возможно, объясняется его высокой частотой в любом языке. Зеленый на Западе получил новое рекламное значение, благодаря широко распространенному движению Гринпис, т.е. устойчивой ассоциативной связи между зеленым цветом и экологией. Экологически чистые продукты все чаще получают словесно означенную символику зеленого - ср. фирмы «Зеленый великан», «Зеленая мама», «Зеленая линия»; пиктограмма «Зеленая точка» (Der GRUNE PUNKT) в Германии означает, что данная упаковка товара обладает возможностью утилизации и вторичной переработки; особой марки «Зеленый хлопок» удостаиваются экологически чистые ткани и т.д. Характерно, что среди немногочисленных примеров использования слова «зеленый» часть является прямым переводом («Зеленый великан» - филиал западной фирмы; «Зеленая Дверь» - отделение швейцарского детского центра и т.д.

Что касается остальных слов, то можно отметить еще группу синий, серебряный и розовый (доля каждого - примерно по 3,8 %). Фактически приведенными выше 8 словами и ограничивается все разнообразие цветонаименований в торговых знаках. Доля остальных 18 встретившихся нам слов пренебрежимо мала.

Заключение

1. Соотнесенность цветонаименований с действительностью будет исследоваться не путем интроспекции, а в психолингвистическом эксперименте с группами носителей соответствующих языков.

2. К исследованию будут привлекаться все слова активной лексики цветообозначения каждого языка. Тем самым снимается проблема выбора «основных», «главных» цветонаименований.

3. Находясь в рамках психолингвистического исследования, мы не считаем себя вправе делать какие-либо заключения о том, как членится цветовое пространство на уровне зрительного восприятня (это задача чисто психологическая, а может быть даже и психофизиологическая). Мы ограничиваемся тем, что признаем саму идею членимости (категоризации) цветового пространства, и принимаем гипотезу о существовании отображения указанной категоризации на лексику цветообозначений. Исследовать же мы будем не столько категории пространства, сколько категории цветонаименований, которые выделяются в разных языках.

4. Мы не выдвигаем никаких априорных предположений о количестве и составе вычленяемых категорий.

Размещено на Allbest.ru