Когнитивная лингвистика

В-третьих, когнитивная семантика утверждает, что семантика явления-условия не способна адекватно объяснить некоторые аспекты значения на уровне предложения. Возьмём, например, следующее предложение:

Вы не дали мне провести ни одного дня на море; вы лишили меня этого дня.

В этом случае, информация, содержащаяся в антецеденте предложения, не отвергается в пропозиционной его части. Вместо этого отвергается способ, которым эта информация предоставляется.

В-четвёртых, с помощью теории языковых фреймов лингвист может объяснить более широкий круг семантических явлений, нежели с помощью только необходимых и достаточных условий. Некоторые слова имеют одинаковые определения или интенции и одни и те же экстенции, но используются в слегка различных областях. Так, например, лексемы «земля» и «суша» являются синонимами, хотя они по своей природе контрастируют с различными вещами -- воздухом и морем соответственно.

Как мы уже видели, теория языковых фреймов ни в коем случае не ограничена исследованием лексем -- с её помощью, исследователи могут изучать выражения на более сложных уровнях, включая уровень предложения (или, точнее, высказывания). Понятие языкового фрейма рассматривается как родственное понятию вспомогательного предположения в прагматике.

Философ и лингвист Джон Сёрль стремится объяснить последнее, обращаясь к читателям с просьбой рассмотреть предложение «Кошка на ковре».

Для того чтобы это предложение имело для читателя какой-то смысл, читателю необходимо сделать ряд предположений: существует гравитация, кот параллелен ковру, и они соприкасаются друг с другом. Для того чтобы вложить в предложение какой-либо смысл, говорящий подразумевает, что собеседник обладает каким-либо идеальным или используемым по умолчанию языковым фреймом.

Концепция М. Минского (1980-е гг.). Сталкиваясь с новой ситуацией или существенным образом пересматривая какую-либо проблему, мы ищем в своей памяти структуру, называемую фреймом - хранимую сеть отношений, используемую, при необходимости, для адаптации к действительности в результате изменения деталей.

Фрейм в общем виде понимается как любая система языковых выборов, в частности, в грамматике - выбор грамматических правил, лексических единиц, языковых категорий - все, что имеет статус прототипа сцены. Итак, фрейм - общее родовое обозначение набора понятий типа: «схема», «сценарий», «когнитивная модель». Фрейм - система категорий, структурированных в соответствии с мотивирующим контекстом. Некоторые слова существуют для того, чтобы обеспечить коммуникантам доступ к знанию таких фреймов, а одновременно категоризуют опыт в опоре на систему понятий (ЧИСТКА ЗУБОВ).

С точки зрения культуры -- это единица знаний, организованная вокруг некоторого понятия, но, в отличие от ассоциаций, содержащая данные о существенном, типичном и возможном для этого понятия. Фрейм обладает более или менее конвенциональной природой и поэтому конкретизирует, что в данной культуре характерно и типично, а что - нет. Особенно важно это по отношению к определенным эпизодам социального взаимодействия - поход в кино, поездка на поезде и вообще по отношению к рутинным эпизодам. Фреймы организуют наше понимание мира в целом, а тем самым и обыденное поведение, (скажем, когда мы платим за дорогу или покупаем билет привычным для нас образом). Фрейм при таком подходе - структура данных для представления стереотипной ситуации (типа: нахождение в комнате, ритуал детского дня рождения), соответствующая обычно частотным, но иногда и непродуктивным стереотипам. С каждым фреймом связаны несколько видов информации: об его использовании, о том, что следует ожидать затем, что делать, если ожидания не подтвердятся и т.п. Формально фрейм представим как структура узлов и отношений.

2. ПРОТОТИПЫ. Это -- одна из «психологических» идей Э. Рош [Rosch 1977; Mervis, Rosch 1981], вызвавшая огромный резонанс в лингвистике, целые потоки статей и книг «за» и «против». Суть ее в том, что человек воспринимает любую семантическую категорию как имеющую центр и периферию и, следовательно, имеющую «более прототипических» и «менее прототипических» представителей, связанных между собой отношениями «семейного сходства» (family resemblance).

Так, малиновка и воробей попадают, скорее, в число прототипических птиц, тогда как страус и курица -- на периферию «птичьей» категории.

Теория прототипов - подход к проблеме категорий, компромиссный между платоновским и виттгенштейновским. Платоновский взгляд состоит в положении о строгой категоризации языка - лексических единиц, морфем, синтаксических конструкций и правил, регулирующих их употребление в коммуникации. В этой «списочной» (checklist) концепции слово либо обозначает данную вещь, либо нет. Категории дискретны и основаны на группировках свойств, внутренне присущих (ингерентных) представителям соответствующих категорий. Виттгенштейновский взгляд связывают с положением о недискретности, размытости границ, непрерывности и случайности в определении вещей и их именовании. В теории прототипов принимается, что категории языка не всегда, а возможно, и редко, определяются в терминах немногих отличительных особенностей, необходимых и достаточных в качестве критерия именования. Категории в рамках континуума формируются как пересечения некоторого числа «характерных», или «типичных» свойств-признаков, коррелирующих с уместностью именования соответствующих предметов, но эти данные не бывают абсолютными.

Обе крайности - платонистическая и виттгенштейновская - необходимы живым организмам, приспосабливающимся к внешнему миру, в равной степени. Вот почему можно сказать, что мы имеем дело с «ограниченной рациональностью» (bounded rationality).

Слово является именованием вещи не абсолютно, а лишь до некоторой степени. Люди формируют конкретный или абстрактный мысленный образ предметов, принадлежащих некоторой категории. Этот образ называется прототипом, если с его помощью человек воспринимает действительность: член категории, находящийся ближе к этому образу, будет оценен как лучший образец своего класса или более прототипичный экземпляр, чем все остальные. Прототипы -- инструменты, с помощью которых человек справляется с бесконечным числом стимулов, поставляемых действительностью.

Понимание значения связывается с обращением к экземпляру или прототипу, а не с контрольным списком условий, которым должна удовлетворять языковая форма, чтобы считаться удачно или правдиво употребленной. Этот прототип заложен в человеческой мысли от рождения; он не анализируется, а просто «дан» (презентирован или продемонстрирован), им можно манипулировать. Например, семантика прототипов в концепции Ч.Филлмора определяет значение определенной лексемы, считая сначала, что существуют только типичные случаи,- но затем указывает, что и другие объекты могут быть отнесены к той же категории, хотя они и не обладают всем критериям. Это позволяет достаточно гибко трактовать случаи подобные следующим: сколько лет должно быть неженатому лицу мужского пола, чтобы его можно было назвать холостяком? (Младенец и подросток явно не годятся для такого именования.) Может ли монах называться холостяком? Может ли называться вдовой женщина, убившая своего мужа? Или та, которая выходила замуж несколько раз, но первый муж которой (в отличие от последующих) умер? Если носители языка расходятся во мнениях по подобным вопросам, то следует ли считать их носителями разных языков, диалектов и т.п.? Насколько стабильны такие диалекты?

Чтобы ответить на эти вопросы, понятия «холостяк», «вдова», «диалект» должны определяться относительно некоторого «простого мира», в котором люди обычно женятся или выходят замуж, достигнув определенного возраста, причем либо никогда вторично не женятся и не выходят замуж, либо только овдовев. Этот «прототипический мир» значительно проще того, в котором мы живем, но помогает определить все усложнения постепенно, в результате процедуры уточнения, или аппроксимации. Обычная же, «платоническая» семантика «списка значений» (checklist semantics) пыталась бы составить список критериев, «железно» необходимых для того, чтобы правильно именовать объекты.

При этом проявления прототипичности - «прототипические эффекты» - заключаются в том, что центральные члены категории (более близкие к прототипу, чем остальные) проявляют иные когнитивные характеристики, чем нецентральные: быстрее опознаются, быстрее усваиваются, чаще употребляются, ускоряют решение всяческих задач, связанных с идентификацией, а также используются в логическом вычислении того, что является референтом для имени, - словом, используются при понимании категории в целом.

Прототипы могут меняться с течением времени, в частности, в результате метафорического употребления слов, когда категория приобретает новых представителей. Именно в этом состоят диахронические изменения лексикона, морфологии и синтаксиса.

Лекция 8. Тема: Теория идеализированных когнитивных моделей Джорджа Лакоффа

Содержание темы:

Книга Джорджа Лакоффа «Женщины, огонь и опасные вещи» и ее основная тема - категоризация мира человеком.

Эволюция взглядов на категории.

Джордж Лакофф «Женщины, огонь и опасные вещи». Что категории языка говорят нам о мышлении

Книга известного американского лингвиста является одним из фундаментальных трудов, положивших начало когнитивному направлению в лингвистике. Новая, когнитивно ориентированная теория познания и языка называется автором - экспериенциализмом. (Я буду называть новый подход опытным (experiential) реализмом, или экспериенциализмом. … Опыт в этом понимании включает всё,-- не только восприятие, моторное движение и т. д., но особенно внутреннее генетически приобретенное строение организма и характер его взаимодействия с физическим и социальным окружением).

Автор рассматривает и обобщает результаты исследований в области самых разных наук: философии, логики, психологии, антропологии, биологии, математики, физики, компьютерной науки, исследований в области искусственного интеллекта, физиологии восприятия и, конечно, лингвистики. Предложенный лингвистом подход основан на таких понятиях, как когнитивные, в том числе метафорические и метонимические модели, образные схемы, категории, прототипы и мотивация. Данный подход применен в книге к исследованию трех различных языковых областей -- языковых концептов, значений многозначного слова и грамматических конструкций.

Когнитивная наука старается найти подробные ответы на такие вопросы, как: что такое разум? каким образом мы осмысляем наш опыт? что такое концептуальная система и как она организована? используют ли люди одну и ту же концептуальную систему? И если это да, то, что представляет собой эта система? А если нет, то, что же именно является общим в образе мышления всех человеческих существ? Эта книга -- о традиционных ответах на эти вопросы и о последних исследованиях, которые предлагают иные, новые ответы. Согласно традиционному взгляду, разум абстрактен и дематериализован. Согласно новому взгляду, мышление имеет телесную основу. Традиционный взгляд рассматривает мышление как чисто логическую способность, имеющую дело с суждениями, которые могут быть истинными или ложными. Новый взгляд рассматривает образные аспекты мышления -- метафору, метонимию, использование ментальных образов -- как центральные для разума, а не как периферийную и несущественную добавку.

Согласно традиционному подходу, способность к значимому мышлению и рассуждению является абстрактной и не воплощена с необходимостью в каком-либо живом существе. Имеющие значение понятия и разумность являются трансцендентальными и выходят за пределы физических ограничений какого-либо организма. Значимые понятия и абстрактные рассуждения могут быть воплощены в человеческих существах, машинах или других материальных сущностях -- но как таковые они существуют абстрактно, независимо от какого-либо конкретного воплощения. Согласно новому взгляду, значение это то, что является значимым для мыслящего и функционирующего существа. Природа мыслящего организма и способ его функционирования в окружающей среде находятся в центре внимания науки о мышлении.

Оба подхода рассматривают категоризацию как основной способ организации опыта.

Согласно традиционным взглядам, категории определяются исключительно признаками, которые разделяют их члены. Согласно новым взглядам, наш чувственный опыт и способы использования механизмов воображения являются основополагающими в отношении того, как мы создаем категории для осмысления опытных данных. Традиционный взгляд опирается на классическую теорию, определяющую категории в терминах общих признаков их членов. Новый подход к категориям Элеонора Рош назвала теорией прототипов и категорий базового уровня.

Большинство наших слов и понятий обозначают категории. Некоторые из них являются категориями вещей или существ в физическом мире -- например, стулья и зебры. Другие являются категориями действий и абстрактных явлений -- пение и песни, голосование и правительства, и т. д. Согласно объективистской точке зрения, вещи относятся к одной категории, если они имеют некоторые общие признаки. Эти признаки составляют необходимое и достаточное условие для определения категории.

Все понятийные категории должны быть символами, способными обозначать категории в реальном мире, при этом мир должен быть разделен на категории правильного типа, так, чтобы символы и символические структуры могли относиться к ним. «Категории правильного типа» -- это классические категории, категории, определяемые через признаки, общие всем их членам.

Существует и принципиально иной подход не только к категориям, но к человеческому мышлению в целом:

-- Мышление является воплощенным. Это означает, что структуры, образующие нашу концептуальную систему, имеют своим источником наш чувственный опыт и осмысляются в его терминах;

- ядро нашей концептуальной системы непосредственно основывается на восприятии, движениях тела и опыте физического и социального характера.

-- Мышление является образным {imaginative) - те понятия, которые не основываются непосредственно на опыте, используют метафору, метонимию, ментальные образы. Когда мы производим категоризацию чего-либо способом, который не отражает природу, мы используем общую человеческую способность воображения.

-- Мысль имеет свойства гештальта и таким образом не атомистична: понятия имеют целостную структуру, которая не сводится к простому объединению понятийных «строительных блоков» посредством общих правил.

-- Мысль имеет экологическую структуру. Эффективность когнитивных процессов, например, при изучении и запоминании, зависит от общей структуры концептуальной системы и от того, что эти концепты значат. Мышление, таким образом, есть нечто большее, чем простое оперирование абстрактными символами.

«Я подозреваю, что многие читатели воспримут название этой книги в том смысле, что женщины, огонь и опасные вещи имеют нечто общее -- скажем, что женщины быстро загораются гневом и поэтому опасны. Большинству феминисток, с которыми я общался, это название понравилось именно по этой причине, хотя некоторым оно очень не понравилось -- по той же причине. Но сам вывод -- от объединения к категоризации и нахождению общих свойств -- совершенно обычен. Этот вывод основывается на распространенном представлении, что означает принадлежать к одной категории: вещи объединяются в категорию на основе того, что они имеют общего. Положение, что категории определяются общими свойствами, не только часть нашего повседневного мышления, но и один из важнейших научных принципов, который был с нами на протяжении более двух тысяч лет.

Классический взгляд, что категории базируются на общих свойствах, не является абсолютно неправильным. Мы часто действительно объединяем вещи в категории на этом основании. Но это только малая часть правды. В последние годы стало очевидно, что категоризация -- это гораздо более сложная вещь. Появилась новая теория категоризации, названная теорией прототипов. Было показано, что человеческая категоризация основывается на принципах, простирающихся гораздо дальше тех, которые представлены в классической теории. Одна из наших целей -- показать всю сложность той реальной категоризации, которая осуществляется людьми.

Например, название этой книги было подсказано языком австралийских аборигенов дьирбал, имеющем категорию balan, которая действительно включает женщин, огонь и опасные вещи. Она также включает птиц, которые не являются опасными, равно как таких необычных животных, как утконос, бандикут и ехидна. И это не результат категоризации посредством общих признаков, как мы увидим далее, когда будем обсуждать классификацию языка дьирбал более подробно.

Категоризация -- отнюдь не маловажный предмет. Нет ничего более базового для нашего мышления, восприятия, действий и речи, чем категоризация. Каждый раз, когда мы рассматриваем что-то как род вещей, например дерево, мы осуществляем категоризацию. Когда бы мы ни рассуждали о родах вещей -- стульях, народах, болезнях, эмоциях, о любом роде вообще -- мы прибегаем к помощи категорий. Когда бы мы ни осуществляли любой вид целенаправленных действий, самых обычных, таких, как, например, писать что-либо ручкой, забивать гвоздь молотком или гладить одежду, мы используем категории. Конкретное действие, которое мы выполняем в этом случае, является видом двигательной активности (например, письма, забивания гвоздя молотком, глажки), то есть входит в особую категорию двигательной активности. Они никогда не производятся в точности одним и тем же образом, тем не менее, несмотря на разницу в конкретных движениях, все они представляют действия определенного рода, и мы знаем, как производить такие действия. И всякий раз, когда мы произносим или понимаем какое-либо высказывание любой разумной длины, мы используем десятки, если не сотни категорий: категории звуков речи, слов, сочетаний слов и предложений, равно как и понятийные категории. Не будь у нас способности к категоризации, мы не смогли бы действовать вообще, ни в физическом мире, ни в нашей социальной и интеллектуальной жизни. Понимание того, как мы осуществляем категоризацию, является необходимым для понимания того, как мы мыслим и как мы действуем, и, следовательно, необходимым для понимания того, что делает нас человеческими существами.

В большинстве случаев категоризация происходит автоматически и бессознательно, и если мы осознаем этот процесс вообще, то только в проблематических случаях. Двигаясь в мире, мы автоматически осуществляем категоризацию людей, животных и физических объектов, как естественных, так и созданных человеком. Это иногда приводит к впечатлению, что мы просто классифицируем вещи как они есть, что вещи объединяются в естественные роды и что категории нашего ума естественным образом соответствуют родам вещей, которые есть в мире. Но значительная часть наших категорий являются категориями не предметов, но категориями абстрактных сущностей. Мы производим категоризацию событий, действий, эмоций, пространственных отношений, социальных отношений и абстрактных сущностей в огромном диапазоне, включающем правительства, болезни, сущности научных и повседневных теорий, такие, как электроны, с одной стороны, и простуды, с другой. Для того чтобы объяснить особенности человеческого мышления, необходимо создать теорию, охватывающую все наши категории, как конкретные, так и абстрактные.

Витгенштейн

Фамильные сходства

Общепризнано, что первая серьезная трещина в классической теории была обнаружена Витгенштейном (Wittgenstein 1953, 1: 66-- 71). Классическая категория имеет четкие границы, которые определяются общими признаками. Витгенштейн указал, что такая категория, как игра, не соответствует классической форме, поскольку не существует общих признаков, разделяемых всеми играми. Некоторые игры, вроде детского «каравая», имеют из этих признаков только то, что они служат для развлечения. Здесь нет соревнования -- нет победы или поражения -- хотя в других играх это есть. Некоторые игры связаны с удачей, подобно настольным играм, где бросание игральной кости определяет каждый ход. Другие, как шахматы, предполагают умение. Третьи, как карточная игра кункен, предполагают и то, и другое. Хотя не существует единого набора признаков, который бы разделяли все игры, категория игр объединяется тем, что Витгенштейн назвал фамильным (семейным) сходством.

Члены одной семьи похожи друг на друга в различных отношениях: они могут иметь одинаковые фигуры или одни и те же черты лица, один и тот же цвет волос, цвет глаз, темперамент и тому подобное. Но они не обязательно имеют единый набор признаков, присущий каждому члену семьи. Игры в этом отношении подобны семье. Шахматы и го предполагают соревнование, умение и использование долгосрочной стратегии. Шахматы и покер связаны с соревнованием. Покер и «старая дева» («ведьма») являются карточными играми. Короче говоря, игры, как члены одной семьи, подобны друг другу в чрезвычайно разных отношениях. Это, а не единый, строго определенный набор признаков делает игры единой категорией.

Расширяющиеся границы

Витгенштейн также отметил, что категория игр не имеет фиксированных границ. Категория может быть расширена и в нее могут быть включены новые виды игр, при условии, что они похожи на то, что ранее понималось как игры, в некоторых отношениях. Появление видеоигр в 1970-х годах было как раз таким недавним случаем в истории, когда границы категории игра были значительно расширены. Конечно, всегда возможно наложить искусственные ограничения в некоторых целях; существенно то, что расширения возможны, так же как и искусственные ограничения.

Центральные и нецентральные члены

Согласно классической теории, категории едины в следующем отношении: они определяются набором признаков, которые разделяются членами категории. Таким образом, не должно быть членов более центральных, чем другие члены.

Витгенштейн полагал, что существует единая категория, обозначенная словом игра. Согласно Витгенштейну, эта категория и другие категории структурированы фамильными сходствами и хорошими и плохими примерами.

Философ Дж. Л. Остин распространил этот подход на изучение самих слов. В своей знаменитой статье «Значение слова», написанной в 1940 г. и опубликованной в 1961 г., Остин задает вопрос: «Почему мы называем различные роды вещей одним и тем же именем?» Традиционный ответ: потому, что роды называемых вещей подобны, где «подобны» означает «частично тождественны». Этот ответ основывается на классической теории категорий. Если есть общие свойства, эти свойства формируют классическую категорию, и имя прилагается к этой категории. Остин показывает, что это описание не является точным. Он приводит несколько классов случаев. Как мы увидим далее, анализ Остина предвосхитил многое в современной когнитивной семантике -- особенно приложение теории прототипов к изучению значений слов.

Если мы переведем замечания Остина современными терминами, мы увидим связь между наблюдениями Остина и Витгенштейна: значения слова могут быть рассмотрены как образующие категорию, и каждое значение является членом этой категории. Поскольку часто эти значения не имеют каких-либо общих признаков, не существует классической категории значений, для которой слово могло бы быть именем. Однако эти значения могут быть рассмотрены как формирующие категорию вида, описанного Витгенштейном. Есть значения центральные и нецентральные. Значения могут не быть подобны (в смысле наличия общих признаков), однако они связаны друг с другом некоторыми другими отношениями, которые могут быть точно определены. Это такие отношения, которые дают возможность рассматривать данные значения как образующие единую категорию: отношения обеспечивают объяснение, почему одно слово используется для выражения всех этих различных смыслов. Эта идея далеко не нова. Отношения такого рода были традиционным предметом размышлений историков значений и лексикографов.

Некоторые категории не имеют степеней членства, тогда как другие их имеют. Категория сенатор США точно определена. Любой человек является или не является сенатором. С другой стороны, такие категории, как богатые люди или высокие люди, градуированы просто потому, что есть степени богатства и высокого роста. Лотфи Заде (Zadeh 1965) предложил разновидность теории множеств для того, чтобы моделировать градуированные категории. Он назвал ее теория размытых множеств. В случае классического множества любой элемент или входит в данное множество (имеет значение членства 1), или находится вне его (имеет значение членства 0). В размытом множестве, как его определил Заде, допускаются дополнительные значения между 0 и 1. Это соответствует интуиции Заде, что некоторые люди не являются ни определенно высокими, ни определенно низкими, но находятся где-то посередине -- высокие в некоторой степени.

Берлин и Кей

Другим большим вкладом когнитивной антропологии в теорию прототипов стало исследование цвета Брента Берлина и Пола Кея. В своем классическом труде «Базисные наименования цвета» (Berlin, Kay 1969) они подвергли сомнению традиционный взгляд, что разные языки могут делить цветовой спектр произвольными способами. Первая закономерность, которую они обнаружили, было наличие базисных наименований цвета. Для того чтобы наименование цвета было базисным,

-- Оно должно состоять только из одной морфемы, как green 'зеленый', а не из нескольких, как dark green 'темно-зеленый' или grass-colored 'цвета травы'.

-- Цвет, обозначенный таким наименованием, не должен содержаться внутри другого цвета (как, например, scarlet 'алый' содержится внутри red 'красный').

-- Его приложение не должно быть ограничено небольшим количеством объектов. Blond 'белокурый, светлый' прилагается только к волосам, дереву (древесине) и, возможно, небольшому количеству других объектов.

-- Оно должно быть обычным и общеизвестным, как yellow 'желтый' в отличие or saffron 'шафрановый'.

После того как было проведено разграничение между базисными и небазисными наименованиями цвета, были установлены следующие закономерности.

-- Базисные наименования цвета называют базовые категории цвета, центральные члены которых универсально одни и те же. Например, всегда имеется психологически реальная категория КРАСНЫЙ, с центральным красным цветом как лучшим, или «чистейшим», примером.

-- Категории цвета, к которым могут быть приложены базовые наименования цвета, являются эквивалентами английских категорий цвета, именуемых словами black 'черный', white'белый', red 'красный', yellow 'желтый', green 'зеленый', blue 'синий', brown 'коричневый', purple 'фиолетовый', pink 'розовый', orange 'оранжевый' и gray 'серый'.

-- Хотя люди способны дифференцировать все эти цветовые категории концептуально, не все языки производят все эти дифференциации. Многие языки имеют меньшее количество базовых категорий. Эти категории включают объединения базовых категорий, например, СИНИЙ + ЗЕЛЕНЫЙ, КРАСНЫЙ + ОРАНЖЕВЫЙ + ЖЕЛТЫЙ, и т. д. В тех случаях, когда в языке имеется меньше одиннадцати базовых наименований цвета, одно (или более) базовое наименование называет такое объединение.

-- Языки образуют иерархию, основанную на количестве в них базовых наименований цвета и цветовых категорий, к которым прилагаются эти наименования.

Некоторые языки, подобно английскому, используют все одиннадцать наименований, тогда как некоторые другие языки используют всего два. Если язык имеет только два базовых наименования, то это черный и белый, которые более правильно было бы называть холодный (покрывающий черный, синий, зеленый и серый цвет) и теплый (покрывающий белый, желтый, оранжевый и красный). Если язык имеет три базовых наименования цвета, то это черный, белый и красный. Если в языке четыре базовых наименования цвета, то четвертый один из следующих: желтый, синий или зеленый. Таким образом, в языках с четырьмя базовыми наименованиями цвета есть следующие возможности: черный, белый, красный, желтый; черный, белый, красный, синий и черный, белый, красный, зеленый. И так далее, вниз по следующей иерархии:

черный, белый

красный

желтый, синий, зеленый

коричневый

фиолетовый, розовый, оранжевый, серый

Найти все эти закономерности Берлину и Кею позволило открытие центральных цветов. Если просто просить говорящих в разных частях мира выбрать участки спектра, к которым относятся их базовые наименования цвета, никакой закономерности увидеть не удастся. Границы между цветовыми областями варьируются от языка к языку. Закономерности обнаруживаются только тогда, когда говорящих просят указать лучший образец для базового наименования цвета на стандартной таблице, состоящей из 320 различных цветовых образцов. В этом случае во всех языках говорящие выбирают практически одни и те же лучшие примеры для базовых наименований цвета. Например, в языках, где имеется базовое наименование для цветов в синем диапазоне, для всех говорящих, независимо от того, на каком языке они говорят, лучшим примером всегда является один и тот же центральный синий. Предположим, в языке есть базовое наименование цвета, которое покрывает область синего и зеленого; назовем этот цвет силеный. Наилучшим примером «силеного» будет не бирюзовый, находящийся в середине сине-зеленого участка спектра, а либо центральный синий, либо центральный зеленый. Таким образом, центральные цвета позволяют производить межъязыковое сравнение наименований цвета.

Существование центральных цветов показывает, что члены цветовых категорий не равноправны. Некоторые члены категории КРАСНЫЙ являются лучшими примерами этой категории, чем другие. Наилучшим примером является центральный красный. Однако общего правила, предсказывающего границы между центральными членами, не существует. Как представляется, эти правила варьируются, достаточно произвольно, от языка к языку.

Размещено на Allbest.ru