Анализ лексических средств выражения эмоциональных концептов "Лесть" русской лингвокультурологии

К одному и тому же концепту можно апеллировать при помощи языковых единиц различных уровней: лексем, фразеологизмов, свободных словосочетаний, предложений. Наиболее актуальные концепты получают реализацию не только в вербальных, но и в невербальных единицах.

Так, в рамках русскоязычной коммуникации к концепту «глупец» можно апеллировать при помощи лексических единиц глупец, балбес, баран, болван, бревно, дубина, дурак, дуралей, дурачок, дурень, межеумок, оболтус, олух, осел, остолоп, пень, простофиля, телепень, тупица, фалалей, фофан; фразеологизмов дубина стоеросовая, дурак набитый, медный лоб, пустая башка, дубовая (еловая) голова, олух царя небесного, без царя в голове, садовая голова, голова два уха, тупой как сибирский валенок; жестов - постукивание пальцем по лбу и покручивание пальцем у виска.

В процессе коммуникации апелляции к концепту могут носить концентрированный и дисперсивный характер. При концентрированной апелляции концепт реализуется эксплицитно - при помощи конкретной языковой единицы, имеющей с ним внеконтекстуальную номинативную связь. При дисперсивной апелляции он формируется в сознании адресата при помощи совокупности значений языковых единиц, которые не являются средствами его номинации.

В различных коммуникативных контекстах одна и та же единица языка может стать входом в различные концепты. Чем многообразнее потенциал знакового выражения концепта, тем более актуальным является этот концепт, тем выше его ценностная значимость в рамках данного языкового коллектива

8. Изменчивость. В ходе жизни языкового коллектива структура концепта непрерывно меняется, поскольку меняются внешний для человека мир и внутренняя система ценностей. Как и всякое социальное явление, концепт не может быть статичен. «Его можно было бы сравнить с катящимся комом снега, который постепенно обволакивается новыми слоями. Так и содержание концепта постоянно насыщается, а его объем увеличивается за счет новых концептуальных характеристик.

Изменения в структуре концепта могут быть связаны с колебаниями степени его актуальности или трансформацией оценочности. Колебания актуальности увеличивают или уменьшают количество языковых единиц, являющихся средствами апелляции к данному концепту.

9. Трехуровневое лингвистическое воплощение. Предлагаемая модель трехуровневого лингвистического воплощения лингвокультурного концепта основывается на предложенной Ю.Н. Карауловым классификации репрезентаций естественного языка.

Исследователь выделяет «три ипостаси, три образа языка»:

- язык как совокупность текстов, т. е. как результат речевой деятельности носителя;

- язык как системное образование, т. е. упорядоченный и взаимосвязанный, но статический перечень единиц, установленный лингвистами (прежде всего, лексикографами);

- язык как компетенция наивного носителя языка, т. е. язык в потенции, язык, не реализованный в текстах, но готовый к такой реализации.

Язык-способность характеризуется как потенция, а язык-текст и язык-система - как результаты. Для моделирования лингвокультурного концепта отношения между типами репрезентации языка целесообразно сформулировать по-другому.

Лингвокультурный концепт существует в трех уровнях:

1) как системный потенциал, т. е. совокупность средств апелляции к концепту, предлагаемых носителю языка культурой, как накопленное культурой лингвистическое достояние, зафиксированное в лексикографии;

2) как субъектный потенциал, т. е. лингвистическое достояние, хранящееся в сознании индивида. Уровень системного потенциала всегда является вторичным и запаздывающим по отношению к уровню субъектного потенциала;

3) как текстовые реализации, т. е. апелляции к концепту в конкретных коммуникативных целях. Если предыдущие уровни воссоздаются искусственно (первый - при составлении словарей и справочников, второй - путем лингвистического эксперимента), то данный уровень является естественным существованием концепта, отражающим его свойство диалогической направленности. Но этот уровень является и наименее упорядоченным: в каждом конкретном случае текстовой реализации мы имеем дело лишь с незначительной частью концепта, которая оказывается, востребована для воплощения определенной коммуникативной потребности.

В рамках третьего уровня единый концепт, существующий в культурной и индивидуальной памяти, распадается на подконцепты, функционирующие в отдельных жанрах и дискурсах.



Выводы к первой главе

Обобщив взгляды исследователей на понимание концепта, можно сделать вывод, что в рамках лингвокультурного подхода концепт -- это многомерное ментальное образование, включающее в себя ценностный, понятийный и образный элементы. Принципиальное отличие культурного концепта от других, применяющихся в современной науке условных ментальных единиц, состоит в том, что для концепта, при всей его многомерности, характерен примат ценностного отношения к отображаемому объекту. Формирование концепта есть процесс обобщения результатов опытного познания действительности до пределов человеческой памяти и соотношения их с ранее усвоенными ценностными доминантами, выраженными в религии, идеологии, искусстве и т.д. Функционирование концепта - процесс выбора и использования конкретных языковых средств, которые, по мнению отправителя сообщения, способны активизировать этот концепт в сознании адресата. Таким образом, концепт существует в сознании, детерминируется культурой и опредмечивается в языке.

Лингвокогнитивный и лингвокультурный подходы к пониманию концепта не являются взаимоисключающими: концепт как ментальное образование в сознании индивида есть выход на концептосферу социума, т.е., в конечном счете, в культуру, а концепт как единица культуры есть фиксация коллективного опыта, который становится достоянием индивида. Иначе говоря, эти подходы различаются векторами по отношению к индивиду: лингвокогнитивный концепт - это направление от индивидуального сознания к культуре, а лингвокультурный концепт - это направление от культуры к индивидуальному сознанию. Это различие сопоставимо с генеративной и интерпретативной моделями общения, "при этом мы понимаем, что разделение движения вовне и движения вовнутрь является исследовательским приемом, в реальности - движение является целостным многомерным процессом" [9: 117].

Вслед за В.И. Карасиком отметим, что культурный концепт в языковом сознании - это многомерная сеть значений, которые выражаются лексическими, фразеологическими, паремиологическими единицами, прецедентными текстами, этикетными формулами, а также речеповеденческими тактиками, отражающими повторяющиеся фрагменты социальной жизни [9: 142]. В связи с этим возникает необходимость дополнить собственно лингвистическое исследование культурных концептов данными других наук - истории, культурологии, этнографии, психологии, этики, социологии.

Обобщив взгляды исследователей на понимание концепта, можно сделать вывод, что в рамках лингвокультурного подхода концепт - это многомерное ментальное образование, включающее в себя ценностный, понятийный и образный элементы. Принципиальное отличие культурного концепта от других, применяющихся в современной науке условных ментальных единиц, состоит в том, что для концепта, при всей его многомерности, характерен примат ценностного отношения к отображаемому объекту.

Формирование концепта есть процесс обобщения результатов опытного познания действительности до пределов человеческой памяти и соотношения их с ранее усвоенными ценностными доминантами, выраженными в религии, идеологии, искусстве и т.д. Функционирование концепта - процесс выбора и использования конкретных языковых средств, которые, по мнению отправителя сообщения, способны активизировать этот концепт в сознании адресата. Таким образом, концепт существует в сознании, детерминируется культурой и опредмечивается в языке.



Глава 2. Анализ средств объективации концепта "лесть" в русской лингвокультурологии

2.1 Лексические выражения эмоционального концепта "лесть"

С момента своего рождения человек познает окружающий мир, учится узнавать предметы, соотносить их друг с другом, делать обобщения, учится обрабатывать и запоминать значительное количество информации, выражать результаты своей познавательной деятельности с помощью языка. В результате у человека формируются общие понятия, которые затем объединяются в систему знаний о мире.

Несмотря на многообразие понимания природы и цели высказываний лести разными исследователями, данный феномен трактуется большинством авторов как речевые акты, связанные с проявлением в речи эмоций коммуникантов через оценку. В ходе восприятия действительности адресанты данных высказываний испытывают эмоции, на основе которых они оценивают объекты высказываний как псевдоположительные (лесть) и вербализуют свои оценки при помощи эмотивных языковых единиц.

По мнению В. Г. Гака, в структуре любого речевого акта выделяются шесть компонентов:

1) говорящий;

2) адресат речи;

3) исходный материал высказывания (пресуппозиции);

4) цель сообщения;

5) развитие, внутренняя организация речевого акта; 6) контекст и ситуация общения [2: 167].

Лесть могут быть адресованы только слушающему. Речевые акты лести представляют собой двусоставное речевое действие вида: реплика-стимул и реплика-реакция. Что касается основных интенций адресанта лести, то адресант лести намеревается заставить адресата выполнить действие, в котором заинтересован только адресант.

Лингвистические средства выражения лести сходны с лингвистическими средствами выражения похвалы [5], основными дифференциальными признаками лести являются:

1) неискренность намерений говорящего;

2) многословность, гиперболизированный характер похвалы: Была она говорлива, умела польстить [14].

Лесть, комплименты, все виды сознательной лжи и обмана, словесного притворства и лицемерия; упреки, угрозы, поучения; признания, жалобы, приносящие облегчение говорящему только в случае получения эмоциональной реакции адресата, Н.Д. Арутюнова относит к «коммуникативно-немаркированным» высказываниям.

Основное отличие лести от комплимента для носителей русского языка заключается именно в интенциях адресантов данных высказываний. По мнению В. В. Леонтьева, лесть -- это речевое хвалебное неискреннее многословное действие, выполняемое субъектом, преследующим определённые корыстные цели, в связи с чем его речевое и невербальное поведение отличаются раболепством, заискиванием перед адресатом, стремлением ублажить и удовлетворить его тщеславие [4].

Е. С. Петелина, трактует высказывания лести как высказывания псевдоположительной оценки, как феномен, отрицательно оцениваемый обществом, нарушающий нормальный процесс коммуникативного общения и реализующий попытку адресанта убедить адресата-объекта лести в истинности информации, искаженной в личных целях самого адресанта [5]. Высказывания лести всегда служат инструментом прагматических корыстных целей их адресанта, направленных на собеседника [3].

В. В. Леонтьев рассматривает лесть как эмоциональный концепт. Он определяет содержательный минимум концепта «лесть» как неискреннее угождающее выражение похвалы [4]. В. В. Леонтьев описывает контекст и ситуацию общения речевого акта лести следующим образом: адресант А статусно зависит от адресата Б. Адресант А заинтересован или нуждается в чём-то, что он может получить только благодаря адресату Б -- объекту лести.

При этом он уверен в том, что адресат Б сможет выполнить искомое действие. Его уверенность может подкрепляться хорошими отношениями с адресатом Б -- объектом лести. Адресант А также уверен в том, что при его правильном поведении адресат Б воспримет его неискренние слова как положительную оценку своих действий, намерений, умственных способностей, поведения и т. д. [19]. Основным фактором материальной или моральной зависимости выступают ролевые отношения коммуникантов [22]. «Лесть действует на дураков так, что для того, чтобы быть такими, какими их описывает льстец, они готовы все сделать, на умных людей действует, приводя их в счастливое расположение» (Л. Н. Толстой).

Язык, таким образом, воспринимается уже не просто как орудие коммуникации и познания, но и как феномен, представляющий ментально-культурный код нации, интерпретирующий окружающий мир, создающий особую реальность, в которой живет человек. Эта созданная языком реальность оказывает значительное влияние на то, каким образом человек воспринимает мир, окружающий его.

Понимание представляет собой «особый, протяженный во времени и регулируемый особыми правилами и стандартами процесс», исходным моментом которого является восприятие «феноменов различной природы, правила которой могут быть как вполне осознанными, имплицитными, так и бессознательными, имплицитными, инкорпорированными в систему органов чувственной рецепции» [14]; выяснение или усвоение смысла того, что понимается.

В работе В. В. Леонтьева дифференцируются два вида лести:

а) лесть как инструмент достижения корыстной материальной выгоды для адресанта;

б) лесть-извинение за прошлые проступки адресанта (достижение корыстной нематериальной выгоды) [13].

Основными интенциями адресанта лести, испытывающего статусно-ролевую зависимость от адресата, являются:

1) неискреннее намерение доставить адресату (единственному объекту лести) удовольствие, улучшить его эмоциональное состояние,

2) намерение побудить адресата распознать первичное намерение как искреннее,

3) намерение не допустить распознавания адресатом первичного намерения как неискреннего,

4) намерение «втереться в доверие» («вкрасться в милость») к адресату,

5) намерение извлечь искомую материальную и нематериальную корыстную выгоду [11]

К общим синтаксическим средствам выражения комплимента и лести относятся усиленный и синонимический повторы, параллельные конструкции, сравнительный оборот, риторические вопросы разделительного плана, отрицательно - вопросительные предложения. Например: «… всего более льстил правителю, в тайных с ним беседах пышными выражениями восточными, говоря ему: "ты единою рукою держишь землю Русскую, а другую возложи с любовию на моего шаха и навеки утверди братство между"» (Н. М. Карамзин).

Негативная характеристика лести усиливается за счет дополнительных отрицательных номинаций говорящего человека в синтагматическом окружении, которые уточняют корыстные цели: «Впоследствии, отмечу, кстати, льстец и карьерист Комовский, делавший карьеру при Меншикове и очень хорошо знавший, как относился Нахимов к князю и его клевретам, не мог скрыть своей радости по поводу гибели Нахимова (Е. В. Тарле).

Принципиальную неперформативность высказываний лести можно также объяснить тем, что в случае явной лести адресант нарушает постулат согласия (agreement maxim) и постулат симпатии (sympathy maxim) принципа вежливости (Leech, 1983: 132). Не вызывает сомнения нарушение упомянутых постулатов и в случае завуалированной лести. Однако в последнем случае успешность высказывания зависит от того, сумеет или нет адресат декодировать истинные намерения адресанта.

Напомним, что английская ЯЛ выделяет в концепте "лесть" следующие основные признаки: лесть - это речевое хвалебное неискреннее многословное действие, выполняемое субъектом, преследующим определенные корыстные цели, в связи, с чем его речевое и невербальное поведение отличаются раболепством, заискиванием перед адресатом, стремлением ублажить и удовлетворить его тщеславие.

Очевидно, что высказывание лести как речевой коррелят данного концепта нельзя отнести к категории положительной оценки.

В нашем исследовании, вслед за Е.С. Петелиной, мы трактуем высказывания лести как высказывания псевдоположительной оценки, как феномен, отрицательно оцениваемый обществом, нарушающий нормальный процесс коммуникативного общения и реализующий попытку адресанта убедить адресата-объекта лести в истинности информации, искаженной в личных целях самого адресанта (Петелина, 1988: 43, 97). В отличие от высказываний похвалы высказывания лести всегда служат инструментом прагматических корыстных целей их адресанта, направленных на собеседника (Зверева, 1995: 53).

Столь сложное и опасное для самого льстеца действие (в смысле возможного успешного декодирования адресатом) требует от него ступенчатого подхода к достижению желаемого перлокутивного эффекта: сначала создать у адресата хорошее настроение, доставив ему определенное удовольствие от услышанных высказываний в свой адрес, "втереться к нему" в доверие, а затем извлечь искомую корыстную выгоду (материальную и нематериальную).

К числу интенций английской ЯЛ - адресанта лести в нашей работе относятся:

а) намерение доставить адресату удовольствие, улучшить его эмоциональное состояние,

б) намерение побудить адресата распознать намерение А как искреннее,

в) намерение не допустить распознавания адресатом намерения А как неискреннего,

г) намерение "втереться к нему в доверие" ("вкрасться в милость"),

д) намерение извлечь искомую корыстную выгоду (как материальную, так и нематериальную). В связи с четвертой интенцией отметим, что термин вкрасться в милость (to ingratiate) часто рассматривается, как синонимичный термину льстить. Отмечается, что лесть всегда направлена на достижение говорящим определенной, часто незаслуженной выгоды (Jones, 1964. - Цит. по: Петелина, 1988: 42).

Мы считаем, что все названные интенции равнозначны и реализуются в речи комплексно. Поэтому невозможно, в отличие от интенций адресантов похвалы, определить, какая из интенций льстеца является основной в том или ином контексте.

Для того, чтобы показать динамику действий адресантов лести, мы условно обозначаем названные интенции как инициальные (интенции А - В), медиальные (интенция Г), финальные (интенция Д) интенции английской ЯЛ - адресанта лести.

В качестве подтверждения положения о комплексности и равнозначности интенций льстеца проанализируем пример из романа Ч. Диккенса "Жизнь и приключения Мартина Чеззлвита": Миссис Тоджерс, хозяйка постоялого двора, узнает о решении одного из жильцов выехать из номера, поскольку он не может терпеть присутствие в доме некоего Джинкинса. Стремясь не допустить этого, миссис Тоджерс обращается к молодому человеку с многословными льстивыми речениями:

"Dear, dear!" cried Mrs. Todgers, "what would I have given to have prevented this? To lose you, sir, would be like losing the house s right-hand. So popular as you are among the gentlemen; so generally looked up to; and so much liked! I do hope you ll think better of it; if on nobody else s account, on mine."

"There you make a great mistake, sir," returned Mrs. Todgers, in the same strain. "As many of the gentlemen and I have often said, you are too sensitive. That s where it was. You are of too susceptible nature; it s in your spirit." (DMC).

Корыстный смысл реплик миссис Тоджерс очевиден. Она стремится к сохранению своего дохода (финальная интенция). Уговаривая молодого человека не покидать ее пансионат, миссис Тоджерс стремится доставить ему удовольствие, улучшить его ЭС (инициальная интенция). Лексемы, применяемые адресантом (popular, so generally looked up to; so much liked) могут эксплицировать эмоции восхищения, гордости за адресата, затрудняя декодирование истинных намерений льстеца. Предметом изысканных восхвалений адресант избирает мнимую популярность и значительность адресата и его характер, что является ложной семантической пресуппозицией высказывания. При этом льстец метафорично сравнивает отъезд адресата с потерей правой руки. Затем адресант начинает гиперболизировать личные качества адресата, с целью "втереться к нему в доверие" (медиальная интенция).

Существуют различные подхода к классификации концептов: по степени конкретности-абстракции, рациональности-эмоциональности.

Рассматриваемые концепты “Похвала”, “Лесть”, “Комплимент” относятся к эмоцио-нальным и абстрактным. В их структуре выделяются: понятийная часть, эмоциональный элемент, разного рода оценки, ассоциации, образы, харак-терные для конкретной культуры. [6]

Феномены похвалы, лести и комплимента тематически близки и ино-гда взаимозаменяемы. Подобное положение дел приводит к тому, что в ряде случаев их номинанты относятся составителями словарей к одному синонимическому ряду. Так, составители синонимического словаря CassePs Modem Guide to Synonyms and Related Words отнесли к одному синонимическому ря-ду лексемы to flatter и to compliment, а составители словаря W ebster's New World Dictionary считают синонимами отглагольные существительные compliment и flattery.

Дифференциация основных признаков эмоциональных концептов “Похвала”, “Лесть”, “Комплимент”, специфика мотивов и интенций адресатов, одноименных эмотивных высказываний проявляется в сходствах и различиях лексических и синтаксических средств репрезентации эмоциональных концептов “Похвала”, “Лесть” в английском языке. К установленным сходствам как на лексическом, так и на синтаксическом уровнях относятся применение адресантами всех трех или только двух эмотивных высказываний (речевой акт похвалы и лести, речевой акт похвалы и комплимента, речевой акт лести и комплимента) одних и тех же лексических и синтаксических единиц. Ряд лексических и синтаксических средств, зафиксированных только в высказываниях либо похвалы, либо лести, либо комплимента, относятся к категории вербальных маркеров конкретного концепта.

К отличительным особенностям лексических средств выражения эмоционального концепта “Лесть” относятся метафорический характер, много-образие и незначительная частотность. Во многом совпадает синтаксис высказываний похвалы и лести. Такие необычные, не часто применяемые синтаксические средства выражения как рамочный повтор, риторические вопросы разделительного плана и отрицательно-вопросительные предложения от- носятся в английском языке к средствам выражения эмоциональных концептов “Лести” и “Похвалы” и не зафиксированы в высказываниях комплимента. Адресанты комплиментов применяют небольшое количество лексем и синтаксических структур, которые являются более стандартными по сравнению с лексическими и синтаксическими средствами выражения эмоциональных концептов “Похвала” и “Лесть”.

Таким образом, анализ эмоциональных концептов “Похвала”, “Лесть” и “Комплимент” позволил выявить как их сходства, так и произвести их дифференциацию по следующим признакам: лексические и синтаксические средства, интенции адресантов. Так, в отличии от похвалы, действия, декодирующие концепт “Лесть”, всегда связаны только с адресатом, отличитель-ными признаками которых являются неискренность, корыстность, много-словность, удовлетворение тщеславия объекта лести. Функция комплимента состоит в создании и поддержании солидарности коммуникантов, в стремле-нии польстить или поощрить адресатов, продиктованное соображениями вежливости, или желанием поддержать согласие в отношениях с ним.

В от-личие от похвалы, комплимент не может касаться третьих лиц, отсутствую-щих в момент высказывания. В значениях номинантов эмоционального кон-цепта “Похвала” можно выделить такие, категориальные признаки, как: дей-ствие, положительная оценка, социальный статус, ритуальность.

Вместе с тем применение одинаковых лексических и синтаксических единиц для выражения эмоциональных концептов “Похвала”, “Лесть”, “Ком-плимент” не позволяет считать единицы вербально-семантического уровня надежным способом дифференциации данных концептов. Только детальный анализ контекстов высказываний похвалы, лести и комплимента, а также мо-тивов, пресуппозиций и интенций их адресантов позволит определить тип соответствующего эмоционального концепта.

Современное языкознание характеризует рост интереса к концептуализации внутреннего мира человека. Внутренний мир человека является сложным и интересным объектом исследования, описание которого отражает опыт самопознания многих поколений на протяжении огромного временного промежутка. Внутренний мир человека в языке представлен двумя типами: ментальным и эмоциональным. Эмоции, интересовавшие прежде, главным образом, психологов и физиологов, со второй половины 20 века становятся объектом лингвистического исследования.

Под эмоциональным концептом, вслед за Н.А. Красавским, в настоящей статье понимается этнически, культурно обусловленное, сложное структурно-смысловое, ментальное, как правило, лексически и / или фразеологически вербализованное образование, базирующееся на понятийной основе, включающее в себя помимо понятия образ, оценку и функционально замещающее человеку в процессе рефлексии и коммуникации предметы (в широком смысле) мира, вызывающие пристрастное отношение к ним человека.

Исследование эмоциональных концептов на историческом материале сопряжено с рядом трудностей, вызываемых как абстрактным характером этих ментальных сущностей, так и неразработанностью методов изучения подобных объектов применительно к диахроническому аспекту. Часть современных методов исследования концептов в силу различных причин оказывается неприменимой при выходе из синхронической плоскости в область диахронии (к таким относится, прежде всего, психолингвистический анализ).

К основным методам, которые могут быть успешно использованы для исследования эмоциональных концептов на историческом материале, при условии обязательного учета особенностей объекта исследования, исторического контекста и ряда других факторов, следует отнести следующие:

1) Дефиниционный анализ лексем, который применительно к диахроническому аспекту может осуществляться лишь в ограниченном объеме. Словарям средневерхненемецкого языка по сравнению с современными толковыми словарями свойственна гораздо меньшая степень информативности, что объясняется, в первую очередь, иными целями и задачами, которые они преследуют - не подробное лексикографическое толкование лексем, а, прежде всего, перевод единиц средневерхненемецкого языка на современный немецкий язык.

2) Этимологический анализ, помогающий проследить раннюю историю концепта, установить время появления номинирующих его лексем в языке, область их распространения в тот или иной период, развитие их семантики, дальнейшую эволюцию номинируемого концепта вплоть до настоящего времени.

3) Контекстуальный анализ, приобретающий при исследованиях в области диахронии особое значение, так как он позволяет заменить или, по крайней мере, частично восполнить недоступные методы, такие как паремиологический анализ и психолингвистический эксперимент.

Осуществление исследования должно сопровождаться обязательным учетом особенностей рассматриваемого периода, исторической обстановки, развития культуры народа на данном этапе и рядом других экстралингвистических факторов, пренебрежение которыми негативно сказывается на получении адекватных и достоверных результатов исследования.

Исследование структуры эмоциональных концептов на историческом материале представляется целесообразным проводить с учетом сложности, многомерности данного смыслового образования, в основе которого лежит понятийный компонент, представляющий собой базовую часть концепта.

Понятийная часть концепта отражена в лексических значениях репрезентирующих его слов, то есть в парадигматике. Ассоциации, образы, оценки, представления средневекового человека о соответствующем эмоциональном концепте фиксируются в образной и оценочной составляющих концепта, которые окружают базовый, понятийный компонент. Образная составляющая концепта включает когнитивные метафоры, поддерживающие абстрактные сущности в языковом сознании нации. Оценочный компонент определяется местом концепта в соответствующей лингвокультуре и включает оценку данного концепта в языковом сознании, а также совокупность ассоциаций, сопровождающих его.

Таким образом, эмоциональный концепт «горе» в средневерхненемецком языке представляется как сложное, многокомпонентное образование, структуру которого составляют понятийная, образная и оценочная стороны. Понятийная сторона концепта может быть представлена в виде полевой структуры с ядром, околоядерным окружением и периферией. Пополнение группы лексических средств вербализации концепта происходит за счет включения большого количества производных слов.

Исследование образной и оценочной составляющих эмоционального концепта leit позволяет выявить отрицательные коннотации, связанные с данным концептом в средневековом языковом сознании (сухое растение, тяжелая ноша, преследователь, старость, горькая пища и т.д.). Совокупность ассоциаций, сопровождающих данный концепт, отражает также теоцентрическое восприятие мира средневекового человека со свойственной ему мифолого-религиозной картиной мира, что находит выражение в семантике ряда слов.

2.2 Эмоциональные концепты "Лесть", в структуре языковой личности

Сегодня существует множество классификаций языковых личностей на основе особенностей их коммуникативного поведения, сходства дискурсивной деятельности.

В зависимости от уровня коммуникативной компетенции изучается элитарная/маргинальная языковая личность [9 с. 3]; по характеру взаимодействия с партнером по коммуникации выделяют конфликтный, центрированный, кооперативный тип языковой личности [10]; в зависимости от особенностей вербального поведения исследуются такие ипостаси бытия человека в языке, как человек агрессивный, человек ироничный, человек неискренний, человек лгущий [12]. Хорошо известно, что наименования человека лгущего многочисленны, разнообразны и отсылают к практике основных видов неистины [1].

Все многообразие номинаций, обозначающих человека лгущего, сводятся к основным «лексико-фразеосемантическим подразрядам, характеризующим лживого человека:

1) лгун, обманщик;

2) хвастун;

3) лицемер;

4) льстец» [6] и связанным с различными целями говорящего: похвастаться, подольститься, пофантазировать и т. д.

Для целей настоящего исследования представляет интерес типизация личностей на основе особенностей их коммуникативного поведения, в связи с чем, коммуникативный типаж понимается как типичный представитель группы коммуникативных личностей, абстрагируемых от уникально-индивидуальной комбинации социальных и этнических признаков, но объединенных общими признаками коммуникативного поведения. Вслед за В. И. Карасиком мы рассматриваем коммуникативный типаж как разновидность концепта, как абстрактное ментальное образование, содержанием которого являются обобщенные представления о типичных характеристиках той или иной коммуникативной личности [3]. Его анализ проводится в аспекте описания понятийной, образной и ценностной сторон соответствующего концепта и средств его объективации. Заметим, что лесть привлекала и продолжает привлекать внимание исследователей.

Изучению подвергались средства выражения похвалы и лести [7], речевой акт лести в сопоставлении с похвалой и комплиментом на материале английского языка [5], семантическая эволюция глагола льстить [2], мотивация этической оценки в обозначениях льстеца в романских языках [6] и т. д.

По нашим данным, коммуникативный типаж «льстец» еще не становился предметом специального изучения. Лесть наряду с хвастовством, конвенциональными этикетными формулами относится исследователями к разряду ложного/частично ложного поведения [14]. На связь лести с обманным поведением указывает прежде всего этимология, отсылающая к древне - германскому list - хитрость, уловка [13], древнерусскому льстивый - хитрый, обманывающий [4].

В русском языке в обозначениях льстеца - льстец, низкопоклонник, подлиза, прихвостень, угодник, юла, лакей, подхалим, лизоблюд и др., его коммуникативной деятельности - льстить, лебезить, ползать, пресмыкаться, низкопоклонничать, угодничать, унижаться, юлить, ходить на задних лапках, лакейничать, раболепствовать, подхалимничать пред кем-либо, поддакивать, подделываться, подлаживаться, подлезать, подласкиваться, подлебезиться, петь дифирамбы, подольщаться, подлизываться, подмазываться, выслуживаться, подъезжать, подыгрываться, заискивать, заигрывать, ласкаться, ублажать, улащивать, умасливать, заглядывать кому-либо в глаза, лить сироп, рассыпаться мелким бесом, извиваться ужом и другие фиксируются признаки услужливости, унижения, лицемерия. Для характеристики льстивого человека используется метафорическая модель «верх - низ», где к идее низа отсылают такие единицы, как низкопоклонник, низкопоклонничать, ползать, пресмыкаться, унижаться, извиваться ужом. Угодническое поведение ассоциируется с представлением обволакивания адресата масляными, сладкими речами.

Мотивирующей основой негативной этической оценки служит семантический компонент «лизать» (подлиза, лизоблюд, подлизываться, груб., разг. жополиз, «лизнуть до самых гланд» В. Шендерович), «слуга» (раболепствовать, лакейничать, выслуживаться). Ассоциации с пресмыкающимися, а также представление «облизывания», вызываемые лестью, лицемерием, являются универсальными: (ср. англ. `have one's tongue in one's cheek'), «льстец походит на ту змею, которая долго лижет свою жертву, прежде чем проглотить ее» (П. Буаст). Русскоязычное сознание предлагает, таким образом, номинации человека угодливого, унижающегося, практикующего поведение, сходное с поведением слуги, раба. Согласно словарю социальной психологии, «лесть - способ достижения своей цели, при котором человек преувеличивает, вплоть до гиперболизации, достоинства, качества личности, возможности и успехи значимого другого» [8].

Учитывая эту дефиницию и данные толковых словарей (угодливое восхваление, лицемерное восхищение кем-чем-нибудь, внушаемое корыстными побуждениями), становится возможным выделение трех основных признаков коммуникативного поведения льстеца:

1) апелляция к чувствам адресата;

2) преувеличение достоинств адресата;

3) корыстные цели.

Чаще всего льстец апеллирует к слабостям другого - самолюбию, тщеславию, страстям, честолюбию: вы нарочно окружаете себя людьми, которые умеют только льстить вашим слабостям (А. П. Чехов); Лесть - это фальшивая монета, которая имеет хождение только вследствие нашего тщеславия (Ларошфуко), обращение к которым позволяет, как минимум установить доверительные отношения, добиться расположения, стимулирует ответную искренность.

Другими словами, лесть может рассматриваться не только как «эмоциональное поглаживание» [12], но и эффективное средство манипулирования, психологического давления, призванного добиться откровенности адресата в межличностном общении. «Отрицательно маркированные лексемы в синтагматическом окружении характеризуют его как человека низких моральных принципов - бесстыдно, беззастенчиво, немилосердно льстить, предатель, льстец, наглец; о чем свидетельствуют также примеры, фиксирующие неразборчивость льстеца в выборе методов достижения цели: Метил в Кремль, создавал оппозицию, обольщал больного властителя, льстил дочери, распускал у ней за спиной чернящие слухи, тайно вступал в отношения с командующими округов» (А. Проханов). Подчеркнем, что в проанализированном материале чаще встречаются сочетания льстить и угодничать; льстить и обманывать; льстить и лгать, притворяться; льстить и кривить душой; мастера польстить, прилгнуть и прихвастнуть, что отсылает в итоге к обманному поведению и недостоверности информации.

Релевантным для нашего исследования мы считаем тезис, что «важным показателем лести является неискренность положительной оценки» [11], подтверждения чему мы находим в примерах сочетаемости и контекстах рефлексии: Чем гордился властелин полумира император Нерон? Своим актерским даром, и упивался фальшивыми дифирамбами льстецов (М. Веллер). Я не хочу защищать моральных качеств Лузина; возможно, он трус, льстец, даже грубый льстец, неискренен и пр. (Капица).

В эмотиологии принято следующее разделение языковых единиц, объективирующих эмоции посредством их:

а) обозначения или называния;

б) различных видов дескрипции;

в) выражения в речи.

Причем единицы первых двух групп рассматриваются как нейтральные, содержащие в качестве вершинных сем «логико-предметные» дескриптивные семантические компоненты, а языковые средства, принадлежащие третьей группе - как эмотивные, поскольку они предназначены для типизированного выражения эмоций.

Языковые номинанты эмоций используются в речи при их осознанном выражении или описании, т.е. при «словесных показаниях говорящего о своем внутреннем мире», варьируясь при этом в четырех лексико-грамматических классах: существительных, глаголах, прилагательных и наречиях. Помимо номинативных единиц, к средствам дескрипции эмоции относят описания их внешнего проявления.

В эмотиологии под выражением эмоций понимается их непосредственное речевое проявление, производимое при помощи специфических единиц - эмотивов, семантика которых «индуцируют эмоциональное отношение» к обозначаемому объекту действительности.

С целью снятия определенной неоднозначности и двусмысленности в толковании терминов «номинативный», «дескриптивный», «эмотивный», применяемых к сфере языковой объективации эмоции, мы считаем целесообразным привести здесь свои некоторые уточняющие соображения.

Позиция от слова охватывает лексику отвлеченного значения, например, жидкость, вещь, тело. Описание ее погружает уже в помысленные сущности, далекие от конкретной «вещности».

Позиция от идеи важна при классификации абстрактной лексики. Сюда относятся термины, типа закон, но больше всего слов с суффиксом ость, ср. последовательное накопление имен знак - значение - знаковость - значимость - значительность, из которых первое слово конкретно, второе отвлеченно, а три последних относятся к числу абстрактных.

В свою очередь эмотивные лексемы могут утрачивать функцию выражения эмоции и переходить в разряд дескриптивных единиц, сообщающих о переживании этой эмоции.         

Выделение семантической группы «настроение» обусловлено психологизмом, присущим тургеневскому пейзажу. Можно выделить такие ключевые единицы, как «пейзаж-настроение» и «пейзаж-переживание». В описаниях природы Тургенева чувствуется неразрывная связь духовного и материального мира человека с природой, их взаимопроникновение, благодаря чему достигается ощущение цельности, слияния. Они полны душевности, пережиты, прочувствованы, благодаря чему легко находят отклик в сердцах русских людей.

Определяющим фактором в таких ситуациях является контекст как формально и содержательно фиксированное лингвистическое окружение средств объективации эмоций. Так, замечено, что описания эмоций обычно содержатся в предложениях, описывающих переживания третьего лица, либо первого лица во времени, отличном от настоящего, хотя при выражении непосредственной реакции на то или иное событие дискриптивные высказывания приобретают перформативное значение.

Соответственно, мы предлагаем различать два типа контекстов: прямомодальный контекст (ПМК) и косвенно-модальный контекст (КМК), где эти субъекты представляют собой два разных лица.

Для ПМК характерно совпадение субъекта речи и субъекта оценки, а также темпоральная локализация в настоящем времени, создающее необходимые и достаточные условия для актуализации эмотивного значения.

В КМК, локализованном преимущественно в ненастоящем времени, субъект речи и субъект оценки могут не совпадать, в силу чего такой контекст является чисто описательными.

Языковая картина мира формирует тип отношения человека к миру (природе, животным, самому себе как элементу мира). Она задает нормы поведения человека в мире, определяет его отношение к миру. Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации («концептуализации») мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка.

Таким образом, роль языка состоит не только в передаче сообщения, но в первую очередь во внутренней организации того, что подлежит сообщению. Возникает как бы «пространство значений» (в терминологии А. Н. Леонтьева), т. е. закрепленные в языке знания о мире, куда непременно вплетается национально-культурный опыт конкретной языковой общности. Формируется мир говорящих на данном языке, т. е. языковая картина мира как совокупность знаний о мире, запечатленных в лексике, грамматике, фразеологии.

Термин «языковая картина мира» - это не более чем метафора, ибо в реальности специфические особенности национального языка, в которых зафиксирован уникальный общественно-исторический опыт определенной национальной общности людей, создают для носителей этого языка не какую-то иную, неповторимую картину мира, отличную от объективно-существующей, а лишь специфическую окраску этого мира, обусловленную национальной значимостью предметов, явлений, процессов, избирательным отношением к ним, которое порождается спецификой деятельности, образа жизни и национальной культуры данного народа  [Маслова 2004: 52].

По В. Гумбольдту, картина мира, которую можно назвать знанием о мире, лежит в основе индивидуального и общественного сознания. Язык же выполняет требования познавательного процесса.

Концептуальные картины мира у разных людей могут быть различными, например, у представителей разных эпох, разных социальных, возрастных групп и т. д. люди, говорящие на разных языках, могут иметь при определенных условиях близкие концептуальные картины мира, а люди, говорящие на одном языке, - разные. Следовательно, в концептуальной картине мира взаимодействует общечеловеческое, национальное и личностное.

Картина мира не есть простой набор «фотографий» предметов, процессов, свойств и т. д., ибо включает в себя не только отраженные объекты, но и позицию отражающего субъекта, его отношение к этим объектам, причем позиция субъекта - такая же реальность, как и сами объекты.

Более того, поскольку отражение мира человеком не пассивное, а деятельностное, отношение к объектам не только порождается этими объектами, но и способно изменить их (через деятельность), отсюда следует естественность того, что система социально-типичных позиций, отношений и оценок находит знаковое отображение в системе национального языка и принимает участие в конструировании языковой картины мира. Таким образом, языковая картина мира в целом и главном совпадает с логическим отражением мира в сознании людей.

Поскольку способность к выражению / описанию эмоций проявляют у номинативных и у эмотивных единиц в зависимости от типа контекста, мы считаем целесообразным использовать рассмотренную выше типологию языковых средств объективации эмоций следующим образом.

К номинативным единицам мы относим все лексемы, называющие ЭК, имея в виду их эмотивный потенциал.

В качестве эмотивных единиц мы рассматриваем лексические и фразеологические средства, выражающие эмоцию в речи, учитывая способность некоторых из них осуществлять эту функцию исключительно в ПМК. А собственно дескриптивными, на наш взгляд, следует считать языковые средства, описывающие внешнее проявление эмоции.

Следовательно, представляется возможным выделить три основные семантические группы, отражающие концепт «тоска»: томление, ожидание, сильное желание чего-то; эмоциональное напряжение, связанное с интенсивностью такого желания. Вторая группа актуализирует значения отрицательных эмоций - грусти, печали из-за недостижимости желаемого; а также значение тяжести и душевной боли. Третья группа акцентирует внимание на таких компонентах значения тоски, как уныние и скука.

Дело в том, что единицы, вербализующие эмоции, не всегда проявляют функции номинации, дескрипции и выражения в чистом виде. Исключение составляют лишь лексемы и фразеологизмы, описывающие внешнее проявление эмоций. Номинативные же средства, как отмечалось выше, по своей сути является единицами дескриптивного плана, хотя в определенных условиях они приобретают способность выражать обозначаемые эмоции.

В свою очередь эмотивные лексемы могут утрачивать функцию выражения эмоции и переходить в разряд дескриптивных единиц, сообщающих о переживании этой эмоции.

Определяющим фактором в таких ситуациях является контекст как формально и содержательно фиксированное лингвистическое окружение средств объективации эмоций. Так, замечено, что описания эмоций обычно содержатся в предложениях, описывающих переживания третьего лица, либо первого лица во времени, отличном от настоящего, хотя при выражении непосредственной реакции на то или иное событие дискриптивные высказывания приобретают перформативное значение.

Соответственно, мы предлагаем различать два типа контекстов: прямомодальный контекст (ПМК) и косвенно-модальный контекст (КМК), где эти субъекты представляют собой два разных лица.

Для ПМК характерно совпадение субъекта речи и субъекта оценки, а также темпоральная локализация в настоящем времени, создающее необходимые и достаточные условия для актуализации эмотивного значения.

В КМК, локализованном преимущественно в ненастоящем времени, субъект речи и субъект оценки могут не совпадать, в силу чего такой контекст является чисто описательными.

Языковая картина мира формирует тип отношения человека к миру (природе, животным, самому себе как элементу мира). Она задает нормы поведения человека в мире, определяет его отношение к миру. Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации («концептуализации») мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка.

Таким образом, роль языка состоит не только в передаче сообщения, но в первую очередь во внутренней организации того, что подлежит сообщению. Возникает как бы «пространство значений» (в терминологии А.Н.Леонтьева), т.е. закрепленные в языке знания о мире, куда непременно вплетается национально-культурный опыт конкретной языковой общности. Формируется мир говорящих на данном языке, т.е. языковая картина мира как совокупность знаний о мире, запечатленных в лексике, грамматике, фразеологии.

Термин «языковая картина мира» - это не более чем метафора, ибо в реальности специфические особенности национального языка, в которых зафиксирован уникальный общественно-исторический опыт определенной национальной общности людей, создают для носителей этого языка не какую-то иную, неповторимую картину мира, отличную от объективно-существующей, а лишь специфическую окраску этого мира, обусловленную национальной значимостью предметов, явлений, процессов, избирательным отношением к ним, которое порождается спецификой деятельности, образа жизни и национальной культуры данного народа [2]. 

Картина мира не есть простой набор «фотографий» предметов, процессов, свойств и т.д., ибо включает в себя не только отраженные объекты, но и позицию отражающего субъекта, его отношение к этим объектам, причем позиция субъекта - такая, же реальность, как и сами объекты.

Более того, поскольку отражение мира человеком не пассивное,
а деятельностное, отношение к объектам не только порождается этими объектами, но и способно изменить их (через деятельность), отсюда следует естественность того, что система социально-типичных позиций, отношений и оценок находит знаковое отображение в системе национального языка и принимает участие в конструировании языковой картины мира. Таким образом, языковая картина мира в целом и главном совпадает с логическим отражением мира в сознании людей. 

Эффективность коммуникативного поведения льстеца зависит от легковерности адресата, его интеллектуальных способностей и умения дифференцировать искреннюю похвалу и неискреннюю лесть. Соответственно поведенческая реакция адресата различается

М.Ю. Федосюк прав, говоря, что адресант не заинтересован в ее адекватной квалификации адресатами, однако было бы неправильно полагать, что лесть - коммуникативная неудача адресанта (коммуникативная неудача возникает в случае грубой лести, распознанной как таковая тем, кому лесть адресована), чаще всего она воспринимается благосклонно, даже если то, что это лесть, воспринимается. Следовательно, она оказывается эффективной, цель достигается. Очевидно, что благосклонно скорее будет воспринята не грубая, а тонкая лесть, поэтому она тщательно адресантом продумывается, планируется, а, следовательно, во всяком случае, с точки зрения адресанта это именно жанр, причем риторический. С точки зрения адресата можно говорить о речевом жанре лести (если она распознана) и риторическом, если она заранее спланирована так, что даже будучи распознанной адресатом, принимается им благосклонно (Я понимаю, что Вы мне просто льстите, но, каюсь, Ваши слова приятны).

Все человеческое общение осуществляется в речевых жанрах, их изучение необходимо. Сомнение может возникнуть только по отношению к обучению речевым жанрам. Очевидно, обучать можно только тем из них, которые одновременно являются или хотя бы могут быть и риторическими.

Нельзя обучать ссоре, она возникает спонтанно (случаи намеренно организованной ссоры возможны, но являются исключением), нельзя ее заранее планировать (но можно и нужно обучать риторическим умениям предотвращения ссоры, выхода из нее, см., например, соответствующий риторический прием в книге Н.И. Формановской «Коммуникативно-прагматические аспекты единиц общения» [29]), нет нужды обучать похвальбе, придиркам, но нужно обучать риторическим умениям добиваться желаемого (сообщать об успехах, обращать внимание собеседника на что-то нежелательное в его поступках и т. д.) так, чтобы это не выглядело похвальбой или придиркой. Обучать надо, видимо, все-таки риторическим жанрам, а изучать как риторические, так и речевые.

В своей совокупности эмоции - это непрерывныи? динамический процесс, где каждый квант существует ограниченное время, после чего сменяется следующим, вероятно, другой модальности или знака. Можно постулировать существование психического механизма концептуализации эмоций, который селектирует из эмоционального континуума конкретный фрагмент и маркирует его единицей личностного семиотического пространства. Маркированныи? фрагмент выступает в дальнейшем как эмоциональныи? концепт.

В первом случае эмоция - не непосредственное чувство, а лишь логическая мысль о нём. Лексика, называющая эмоции, носит ассоциативно-эмотивныи? характер, т.к. она, не выражая эмоции, ассоциативно отсылает сознание говорящего к сфере эмоций. Во втором случае речь идёт о непосредственной манифестации эмоций в речи, сопровождающейся внутренним и внешним переживанием. Лексика, выражающая эмоции, носит эмотивныи? характер. На основании выше сказанного приходим к выводу, что эмотивность - это характеристика языковых средств, употребляемых для кодифицированного выражения эмоций в речевом общении и способных произвести эмоциональныи? эффект на реципиента.

...